355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фридрих Незнанский » Частное расследование » Текст книги (страница 17)
Частное расследование
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 11:40

Текст книги "Частное расследование"


Автор книги: Фридрих Незнанский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Что? Никак не вспомнишь стишок? – ухмыльнулся Дед Мороз. – Не горюй, я напомню:

 
С лесенки ответил Вова:
«Мама шлюха? Что ж такого!
Вот у Колиного дяди —
Две жены. И обе – бляди…»
 

– Вспомнил теперь? – Дед Мороз добавил усиления транзистора…

– Вспомнил! – Иванников даже вздрогнул от пронзительного, чувства, которым сопровождается внезапное озарение: – Это же вы мне, вы… Вы – тот самый Дед Мороз, который мне паровоз подарил, когда мне было пять лет! Помните? В Никольском, в центральной усадьбе, ну, в сельсовете? Вы посадили меня к себе на колени у елки и подарили паровоз!

– Правильно, правильно, – закивал Дед Мороз. – Я ведь тебя, Толик, тогда, наверно, еще и по голове погладил?

– Точно! – Иванников аж просиял. – Вы даже помните, что меня Толиком зовут!

– Конечно помню, Толик…

Алина Суханова и Карнаухов смотрели на старых знакомых, пожалуй, восторженно: это же надо, сколько лет прошло и – на тебе – встретились снова, узнали друг друга!

– Я рад, что ты меня узнал, не забыл, вспомнил, – сказал Дед Мороз. – И обещаю тебе: ты и еще раз вспомнишь меня – еще и еще… Все вы меня еще вспомните. – Дед Мороз улыбнулся Сухановой и Карнаухову: – Новый год не за горами, так что скоро попляшете… Всласть, до упаду. А сейчас вот лучше вы мне кое-что, со своей стороны, напомните быстренько, вот кто вперед? Запамятовал я что-то, детки: кто у вас главный-то, ну, по изуверствам-то? Женщин да детей убивать? Психотроном-то? Кто главный? Ну-ка! Кто из вас, посмотрю, быстрей скажет? Раз… два… три!

– Невельский!

– Кассарин!

– Сомов!!

– Ох-хо-хох! – остановил их жестом Дед Мороз. – Не все так сразу. Дружно – это правильно, это молодцы. Но давайте-ка учиться уважать друг друга, не перебивать, а говорить спокойно и ясно, по очереди. Начнем; как всегда, с дам. Ну, девочка? Что скажешь Дедушке Морозу?

Алина Альбертовна Суханова сделала полшага вперед и звонким пионерским голосом отрапортовала:

– Начальником группы обеспечения операции «Полоса отчуждения» и непосредственным ее руководителем является майор МБ Невельский Альберт Петрович!

– Молодец-молодец, – похвалил Дед Мороз, – но не

надо так громко: я ведь не глухой, а кругом в домах люди спят. Невельский… Это небось тот, который в квартире старого осла Грамова поселился нонче?

– Да, именно! – кивнула Алина. – Между прочим, это мой папа!»

– Очень хорошо! – одобрил Дед Мороз. – Но ты, наверное, и сама тоже многое умеешь, у папы-то научилась?

– Конечно, Дедушка Мороз! Я за аппаратурой фиксации слежу, да еще «Витамину С» левой рукой усиление добавляю!

– Умница! Молодец. Что ж, теперь давай мальчиков послушаем. А ты погоди маленько, отдохни. Ну? – Дед Мороз повернулся к прапорщику Карнаухову: – А мы что скажем Дедушке Морозу?

– Я считаю, Дедушка Мороз, что главным-то является у нас полковник Кассарин – младший, Василий Васильевич!

– А почему ты так решил?

– Да потому что он начальник нашего Особого Научно-Производственного Отдела, он уже давно психотронным оружием занимается, еще с отдела «Т» при ЦКК, он все это затеял и организовал!

– Что ж? Тоже по-своему хороший ответ, правильный. А вот интересно-то: как бы Дедушке Морозу этого Кассари-на отыскать для вручения подарков? Но не на службе, конечно, а так вот, как Толика я нашел, – .на улице, в свободной обстановке, непринужденно?

– Ничего проще нет: он же в Сандунах каждую пятницу со своими парится – в первом разряде, не в высшем, а именно в первом, специальный есть – первый. По пятницам – с десяти до двенадцати. Из главного здания-то, с Лубянки, уходит он и пошел – до двенадцати…

– Ясненько… Только как его мне отличить-то от прочих? Чтобы подарок-то мой не достался другому кому? Впрочем, думаю, банщики-то его хорошо знают, укажут?

– А то! Нечто банщики-то в Сандунах не наши!

– Ну, понятно… Так. Теперь ты тоже отступи на полшага, а Толик вот скажет. Ты, Толик, я слышал, Сомова назвал?

– Конечно! Он главный же. Ему и отдел наш подчинен.

– Вообще? Или впрямую, непосредственно?

– Непосредственно!

А, ясно… Так он, Владимир Александрович, батюшка, задумал, видно, что-либо масштабное. Как ж иначе-то… Хорошо. Будет и ему подарочек. Не сомневайтесь. Ну хорошо, друзья, а что мы мерзнем здесь, стоим?

Мы не стоим, а ждем.

Команды ждем.

– От папы.

– От Невельского.

– О, это интересно! Я с вами тоже подожду, пожалуй.

В тот же момент в нагрудном кармане Иванникова еле слышно запищал зуммер радиофакса.

– А что же это значит такое? – спросил Дед Мороз, ознакомившись вместе с прочими с криптограммой: «Приказываю действовать оперативно, грамотно, привлекая смекалку и гибкую тактику…» Да разве же вы не обязаны действовать именно так? Зачем же это «приказывать»? Нелепость какая-то.

– Это не нелепость, – пояснил Иванников. Это иносказание. Майор Невельский приказал не чикаться, а как получится, так и пускай.

– Убить их всех, что ли?

– Ну. Видите: «…недопущение утечки информации в любом виде, количестве». Слепому ясно.

– А что ж он прямо не напишет вам: «убить»?

– Да кто ж такое прямо-то напишет?

– Да-да-да… закивал Дед Мороз понимающе и, прищелкнув языком, вздохнул: Ох, тяжелое вам задание ваш начальник-то дал. Нелегко его вам будет выполнить, думаю. Так мне кажется.

– Есть идея! – осененно воскликнул прапорщик Карнаухов.

– Ну-у-у?! удивленно обрадовался Дед Мороз.

Они сегодня же были в ресторане «Бармалей», а там официантом наш, тоже прапор, как я, земляк мой, вместе в армии в одном батальоне служили с ним. Так вот Он мне сказал, кстати, ну после того, как они покинули ресторан, что…

И Карнаухов перешел на шепот чтобы услышать его могли только капитан Иванников с лейтенантом Сухановой да еще только Дед Мороз: во избежание утечки информации.

14

В морге Турецкий Ефимыча, естественно, не застал на его рабочем месте: тот, как всегда, «отошел на пять минут позвонить», хотя на его рабочем столе стояло два телефона: местный и городской, и оба были исправны.

Турецкий знал, по крайней мере, три места, где можно было найти Ефимыча со стопроцентной вероятностью – столовая напротив морга, через дорогу, раз; ход на чердак над моргом, на лестнице, усыпанной окурками в три слоя, и во дворе – это два; в подвале у слесарей соседней ПМК – три.

Турецкий мог бы сам найти Ефимыча, но, поразмыслив, решил его взять врасплох, использовав принцип внезапности на всю катушку.

Он подозвал Игорька, молодого санитара, подручного Ефимыча, тянувшего, кстати, за Ефимыча добрые три четверти воза служебных обязанностей, и, сунув ему четвертной, поставил задачу…

Игорек нашел Ефимыча в подвале у слесарей в тот самый момент, когда жизненный опыт Ефимыча, его природный ум и, разумеется, «верхнее образование» были нужны слесарям как воздух. Дело состояло в том, что новенький слесарь, только что устроившийся в ПМК, принес в подвал в качестве платы за «прописку» двухлитровую бутыль с заманчивой жидкостью, обладавшей фиолетовым цветом, ненавязчивым запахом и странным названием «Циклопен-танпергидрофенантренгликоль».

Неведомая жидкость, налитая для пробы в небольшом количестве на верстак, прекрасно горела ярким зеленым пламенем с темно-голубыми искрениями, что, безусловно, свидетельствовало о ее пригодности в смысле крепости, а также в очевидной необходимости ее разведения с целью понижения ее «октанового числа» до полезного для человеческого пищевода значения.

Так как название было незнакомо слесарям, то, с целью обезопасить здоровье от нежелательного эффекта, они развели жидкость не простой водой, а молоком, которое, как известно, сильно помогает при отравлении. Смешение, так сказать, яда и противоядия привело к совершенно не планируемому заранее эффекту: молоко тут же свернулось, заполнив всю емкость ярко-оранжевым густым студнем вперемешку с бордовыми хлопьями удивительной, никем раньше не виданной формы: как бы поводьями.

Вот тут-то слесарям и понадобился Ефимыч, чтобы ответить: не было ль у него под ножом трупов с такой вот мерзостью в желудке, и, во-вторых, чтобы совместно решить, как поступить с этой смесью: выпить, считая ее жидкостью, или, положим, съесть ложками-вилками, считая ее твердым телом.

Тут-то Ефимыча и сорвал Игорек:

– Давай быстрей, работу привезли!

– Что за спешка? – Ефимыч недовольно отмахнулся. – У нас работа не волк, в лес не убежит… А здесь вон, смотри, – дело серьезное.

– Пойдем, пойдем! У нас вообще отпад. Увидишь – ахнешь!

– Что такое? – Ефимыч встал в тревоге.

– Смотри!

Игорек поднял простыню, открывая Ефимычу тело, лежащее на оцинкованном столе.

– Саша! Турецкий! – ахнул Ефимыч. – Боже! – нагнувшись, он прикоснулся к Турецкому рукой: – Еще теплый. – Он попытался разогнуться, но не смог: «мертвец» крепко держал его в своих объятиях.

– Ну-ка. Давай-ка! А то сейчас сам станешь холодненьким. Кто вербанул тебя из «смежников», с-с-сука?!

– Фу, напугал! – Ефимыч аж позеленел: – Да как же тебе, Сашка, не стыдно-то! Грех, ей-богу! Грех! Я ведь и впрямь испугался! Расстроился! Креста на тебе нет так из-мываться-то. Над стариком.

– Кто-о?! Не увиливай, кто?!!

– Да я и понятия не имею: какого тебе лешего надо?

– Кто вербовал тебя? Кто?! – не выдержав, Турецкий схватил Ефимыча за воротник и крепко встряхнул: – Кто?!!

– Да не знаю я – «кто»! – голова больного и пьяненького старика бессильно тряслась. – Меня в жизни раз шесть вербовали – и все разные: лейтенант Тимофеев, на фронте еще, особист, потом этот, Егоров, в пятьдесят пятом, в Перми, на Мотовилихе. Отпусти ты, не мучь меня! Скажи толком, отвечу! Тьфу! Вот дурак молодой!

Турецкий отпустил Ефимыча. Тот сел на ирепарационный стол напротив, едва переводя дыхание, – Ну? – спросил он, отдышавшись.

– В ночь на седьмое октября, – начал спокойно Турецкий.

– А, вспомнил: мальчика, подушкой. Отвечаю: майор Невельский Альберт Петрович, он назвался, когда вербовал. Уж настоящее имя или нет, не знаю. Ну а конкретно, седьмого, стал давить Иванников, по-моему, капитан. От имени Невельского, не от своего. Еще до выезда бригады проинструктировали. Что еще тебе? Я больше ничего не знаю.

– А что же ты меня не предупредил?

– А ты немного сам подумай. Откуда мне знать ваши игры? Мне говорят, я делаю. Послушен. Ну, а надеги – никакой. Чего ты от меня хочешь? Мне, может, год-то жить осталось. Печень, почки. Сердце – тряпка. О легкие испачкаешься: в никотине. А ты ишь чего задумал: испугать! Как не стыдно! Приди всегда, спроси: да разве ж не отвечу? Вот слесаря ко мне пришли: иди, Ефимыч, разберемся. И я иду. Всегда. А ты? Эх, ты!

Через час Турецкий встретился с Сергеем возле Уголка Дурова. Там, рядом, в скверике, отгрохали четыре детские горки среди выставки скульптур и сооружений из льда и снега: детский смех и визг заглушали даже звуки транспорта.

– Я буду краток, Александр Борисович, – сказал Сергей. – Сначала «археологи» и интерес вокруг могилы С. А. Грамовой. Тут пусто. Тишина. Никто не проявлялся. Ни Грамов, ни жена нимало никого не чешут. Администрация на кладбище могилы привела в порядок, пустые закопали, разумеется, – да вот и все. Волны никто не поднимал. И никакой огласки: словно так и надо.

– Ну это естественно: кому ж нужна огласка!

– Так. Далее. Здесь можно списком: Чудных, Невельский, Суханова, Иванников… Таких людей в Москве не существует.

– Что? Не понял. Ты ж сам раскопал, что майор Невельский въехал в квартиру Грамова и там прописан?

– Был. Но больше нет. Выбыл. Квартира на балансе Мосгорсо. Свободна. И пуста, как говорят соседи.

– Причина? Почему он выбыл? Куда он выбыл, выписался?

– Причина – смерть. Погиб. Так по бумагам.

– Суханова, соседка, из пятьдесят первой квартиры?

– Находится на излечении – официальная версия.

– Где?

– В Новосибирске-43, в закрытом госпитале Третьего управления Минздрава. Но это сведения лишь агентурные, свой источник есть у меня. А официально – выписалась из квартиры в «связи с переводом на гособеспечение по инвалидности.

– А что с ней?

– Выяснить не удалось.

– Иванников?

– Без вести пропал. Его родителям под Омск так отписали. Я с ними говорил по телефону, дескать, я из Библиотеки Ленина, а Анатолий Захарович много книг взял, пользуясь служебным положением, да и не сдал. Они сказали: все вопросы – на Лубянку. Его не признают ни мертвым, ни живым. И за кордоном вроде он пока не объявлялся.

– Когда пропал?

– В конце октября – начале ноября.

– Так, а Чудных?

– Он тоже отовсюду вычеркнут.

– Погиб?

– Нет, жив-здоров.

– А где живет?

– На площади Дзержинского. Во внутренней тюрьме Лубянки.

– Здорово!

– Как есть, так есть. Остался только генерал Шабашин.

– А он-то как?

– С ним все нормально, вы не беспокойтесь. Но, сами понимаете, начальник Центрального координационного совета Министерства безопасности, первый зам Сомова. Домашний адрес, телефон… Надеюсь, это ясно?

– Это – да. Понятно.

– Что дальше, Александр Борисович?

– А дальше, к сожалению, – стоп. Что ж, будем думать.

– Думайте.

Да. Все концы внезапно обрывались.

Оставалось только два варианта: выйти на старого знакомого, друга можно сказать, полковника Пономарева Валерия Сергеевича, сейчас уже, наверно, генерал-майора, и через него попытаться выяснить судьбу раскиданных какой-то дьявольской волной «смежников», имевших касательство…

Второй вариант: попробовать разработать Навроде. Но как? Что его спросить? Непонятно!

Нет-нет! Сначала Пономарев. Пономарева можно попросить помочь. Он поймет и поможет. Если сможет. В отличие от Навроде он знает, что нужно спросить Пономарева: перечислить фамилии и сказать: «Валерий Сергеевич, что случилось с этими людьми на самом деле? Мне лично это очень важно знать».

– Саша!

– Костя?!

Далекий голос Меркулова в телефонной трубке был слаб, еле различим.

– Ты разгадал мою загадку-то?

– Да, разгадал.

– А ну, скажи отгадку, проверю: верно ли?

– Алкаш другим добра не пожелает.

– Да. Верно. Я это и имел в виду. Пить надо меньше. Надо меньше пить. Как у тебя настроение? Холодно в Москве?

– Нет, грязь, слякотно.

– Знаешь, чего я тебе посоветую:*ты ведь еще в отпуске?

– В отпуске.

– Брось все к чертовой матери и уезжай ты из Москвы. Знаешь, как у Бродского:

 
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в провинции, у моря…
 

Это был шифр. На языке, понятном только им двоим, эта цитата означала: «Дело крайне худо, надо немедленно уйти в тень. Опасность очевидная и неминуемая».

– Да я ж недавно у моря был, Костя. Там тоже не сладко.

– Ну, смотри. А то, может, сюда? Прилетай в Ташкент, я тебя выловлю здесь. В горы сгоняем.

– Это неплохо бы. Только вот с ерундой одной здесь разщу, переглажу, перекрашу, а тут глядишь: жизнь-то и кончилась.

Это было уже прямое и не допускающее разночтений предупреждение.

– Я смерти не боюсь.

– Бывают вещи хуже смерти: рутина, отупение. Давай в Ташкент, пошли все к черту…

– Я постараюсь.

– Жду!

И Меркулов повесил трубку.

Как это так у него получается, подумал Турецкий, что он там, в Узбекистане, лучше разбирается в моих делах, чем я сам?

И сам же ответил себе: много думает.

15

Иванников – Невельскому

РАПОРТ
(передан по линии закрытой радиофаксимильной связи)

В соответствии с Вашим приказом от 11.10.92; 02.12, докладываю Вам дальнейший план наших действий.

Стратегическая задача, стоящая перед нами, состоит в разделении объектов, а именно М.А. и А.А.Грамовых с А. Б. Турецким, возможно, посредством прямой санации последнего во избежание утечки информации, а также с целью гарантированного прекращения дела о самоубийстве О. А. и Н. Ю. Грамовых.

В этом плане мы будем исходить из обстоятельств, представляемых нам действительностью. Как я уже докладывал Вам вчера, нашими объектами был посещен ресторан «Бармалей». При этом посещении, как сообщил нам обслуживавший их официант, наш штатный сотрудник прапорщик Кахно Ю. В., А. А. Грамовой и собакой А. Б. Турецкого по кличке Рагдай было употреблено в пищу большое количество пирожных (более 10 штук), закупаемых администрацией «Бармалея» у кооператива «Абзац». По информации, предоставленной нам официантом прапорщиком Ках-но Ю. В., употребление этих кооперативных пирожных детьми неизменно вызывает у последних на следующий день тяжелое, но кратковременное заболевание. Таким образом, основываясь на информации, полученной от официанта, госпитализация А. А. Грамовой через несколько часов – дело неизбежное.

Очевидно, что А. Б. Турецкий будет сопровождать свою пассию с внезапно заболевшим ребенком в больницу.

Зная заранее об этом неминуемом событии, мы предпримем ряд мер с целью организации доставки девочки в нужную нам клинику и, далее, для подготовки там распределенной засады с целью санации А. Б. Турецкого, что чрезвычайно удобно произвести именно на территории лечебного учреждения, действуя, например, по классической, отработанной с пятидесятых годов схеме:

а) индуцирование сильного волнения объекта, легкий обморок;

б) оказание объекту неотложной медицинской помощи;

в) потеря объектом сознания;

г) интенсивная терапия, реанимация объекта;

д) смерть объекта от сердечной недостаточности.

(Обращаю Ваше внимание, что работа по данной схеме

возможна как с использованием психотрона, так и без него, обычными химическими и психохимическими средствами.)

Далее, избавившись от А. Б. Турецкого вышеуказанным способом, мы имеем все шансы сегодня же вечером довести ослабленные пережитым объекты до логического конца, используя исключительно «Витамин С».

Я крепко надеюсь, Альберт Петрович, что сегодня к 24.00 мы успешно закончим третий этап доверенной нам операции.

11 октября 1992

СРОЧНО!

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ГРИФ «СЕРИЯ К»

11 ОКТЯБРЯ 1 9 90–05.15– ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК ДЕЙСТВИЯ ПО ПЛАНУ ОДОБРЯЮ ЗПТ САНКЦИОНИРУЮ ПРИВЛЕЧЕНИЕ НУЖНЫХ МЕДСЛУЖАЩИХ БОЛЬНИЦЫ НУЖНОМ КОЛИЧЕСТВЕ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ


Уже на следующий день, 12 октября, сев писать очередной рапорт, Иванников впервые за весь период своей | службы в МБ вдруг испытал чувство буйного, панического | страха.

Чего на него вдруг нашло, он и сам не мог себе объяснить. Вдруг стало страшно– и все тут! Пожалуй, это-то и было самым неприятным – безадресность, беспредметность охватившей его вдруг боязни.

«Разложить по полочкам, разобраться, – решил Анатолий Захарович, берясь за перо. – Всем сестрам раздать по серьгам. И станет не так страшно… Наверно».

«В связи с Вашим устным распоряжением докладываю Вам письменно и максимально подробно о происшедших вчера, 11 октября, инцидентах, в частности на территории Первой Градской больницы.

Вначале действия развивались точно в соответствии с разработанным и согласованным с Вами планом: в 09.17 объекты прибыли в инфекционное отделение Первой Градской на машине «скорой помощи».

К этому времени нами уже были организованы и распределены привлеченные силы в составе пяти человек (санитар мл. сержант С. А. Агафонов, мед. брат сержант О. Е. Венедиктов, грузчик пищеблока прапорщик И. А. Геворкян, врач-педиатр мл. лейтенант М. Р. Птушкин и хирург-ортопед лейтенант Л. И. Румянцев).

Однако немедленное приведение плана в исполнение было затруднено сложной обстановкой как в приемном покое, так и у блока интенсивной терапии в силу массовости поступления больных.

С 11.53 до 12.11 А. Б. Турецкий имел беседу с дежурным врачом блока интенсивной терапии (И.А.Сокольским, не являющимся нашим сотрудником), после чего совершенно неожиданно и необоснованно с точки зрения обстоятельств, имевших место, А. Б. Турецкий покинул территорию лечебного учреждения.

Применить к А. Б. Турецкому стандартную планируемую методику при выходе его с территории больницы не удалось из-за халатности мл. сержанта С. А. Агафонова и сержанта О. Е. Бенедиктова, которые, вопреки доведенной до их сведения инструкции, увлеклись (с их слов) поимкой двух больных, распивавших на территории больницы алкогольный напиток («разведенку», – со слов мл. сержанта С. А. Агафонова), и, мало того что упустили А. Б. Турецкого, так еще и были «сильно-насильно напоены» (со слов сержанта О. Е. Бенедиктова) вышеуказанным напитком и вышеуказанными, но нами так и не установленными больными, которые, «сильно-насильно» напоив сержантов, скрылись вслед за тем совершенно бесследно, убыв «в сторону гинекологических корпусов» (со слов мл. сержанта С. А. Агафонова).

Определить дальнейшее местонахождение А. Б. Турецкого мы смогли только через тридцать минут, а именно в 12.43, после того как он воспользовался своим автомобилем, на который нами предусмотрительно, еще ночью, был установлен радиомаячок. А. Б. Турецкий начал быстро передвигаться по направлению к Истряковскому кладбищу.

Группа, высланная за А. Б. Турецким в составе прапорщика В. Я. Карнаухова с приданными и подчиняющимися ему в рамках данной операции прапорщиком И. А. Геворкяном и мл. лейтенантом М. Р. Птушкиным, прибыла с заметным опозданием на Истряковское кладбище, обнаружила возле его входа пустой автомобиль А. Б. Турецкого и, резонно предположив, что сам А. Б. Турецкий находится еще на кладбище, решила организовать его поиск.

Он был начат группой от места коллективного захоронения Грамовых – наиболее вероятного местонахождения

А. Б. Турецкого на Истряковском кладбище, в силу проявляемого им в последние сутки повышенного интереса к покойным.

Однако возле могил Грамовых искомого А. Б. Турецкого не оказалось. Увидев работавших неподалеку четырех могильщиков, прапорщик В. Я. Карнаухов предпринял попытку выяснить у них, «куда подевался мужчина лет тридцати трех с рыжей собакой породы колли, только что бывший тут». Эта попытка, довольно естественная с точки зрения логики поиска, обернулась внезапно роковой

: ошибкой руководителя группы прапорщика В. Я. Карнаухова. А именно, так как внешность В. Я. Карнаухова весьма близка к русской народной, могильщики заподозрили в на-V ших сотрудниках своих конкурентов, ищущих клиента, только что тут побывавшего, с целью предложить ему свои Шуслугп по обустройству свежих могил (установление ограды, памятника и т. д.). Остро воспринимая вмешательство незнакомой компании в сферу их интересов, могильщики, окружив группу наших сотрудников, предложили им «побывать в Тбилиси», со слов прапорщика И.А.Геворкяна, что означало, как выяснилось из дальнейшего, «зарубить вас, засранцев, лопатами».

Только недюжинная изворотливость прапорщика В.Я.Карнаухова в совокупности со знанием фольклора и основных обычаев позволили избежать всей группе серьезного осложнения ситуации, чреватой получением и нанесением тяжелых травм. Однако эта дипломатическая развязка конфликтной обстановки привела к необходимости – в качестве мирного жеста – чисто символического употребления напитка, известного у народа под названием «Сахра». Употребление этого напитка привело буквально за десять минут (к 15.24 – со слов врача-педиатра мл. лейтенанта М. Р. Птушкина) к настолько сильному изменению мировосприятия и мироощущения оперативной группой, что продолжать разговор о чем бы то ни было, кроме как «о жизни», не представлялось возможным вплоть до неопределенного точно времени, т. е. до 05.00–07.00 (приблизительно, со слов врача-педиатра мл. лейтенанта М. Р. Птушкина) уже сегодняшнего дня, 12 октября.

А. Б. Турецкий же, как выяснилось впоследствии, покинул кладбище минут за десять до приезда группы В. Я. Карнаухова и, видимо, с помощью такси, так как в 15.15 он уже был в приемном покое Первой Градской больницы. (Подчеркну, что. свой автомобиль, снабженный нашим радиомаяком, он оставил у кладбищенских ворот.) При этом его внешний вид и манера поведения не оставляли ни малейшего сомнения в том, что и ему удалось отведать так называемой «Сахры» на Истряковском кладбище.

В силу всего вышеизложенного дальнейшее поведение А. Б. Турецкого в Первой Градской, а точнее, не поведение, а концерт, продолжавшийся, надо сказать, всего шесть-семь минут, нельзя квалифицировать иначе, как светопреставление.

Судя по его словам, он явился сюда лишь затем, чтобы оставить собаку на попечение М. А. Грамовой.

Необходимо подчеркнуть, что А. Б. Турецкий был столь сильно пьян, что, будучи уколотым на выходе из Первой Градской зонтом с насадкой (исполнил хирург-ортопед лейтенант Л. И. Румянцев), А. Б. Турецкий, вместо того чтобы упасть в обморок от острой коронарной недостаточности, только глухо охнул, почувствовав укол. После этого одиночного охания он долго и нагло смотрел по сторонам, мало что соображая и только раскачиваясь. Затем он расхохотался прямо в лицо врачу (хирургу-ортопеду лейтенанту Л. И. Румянцеву), грубо вырвал у него из рук спецзонт, осмотрел наконечник и, саркастически свистнув, уколол им самого Л. И. Румянцева, причем как бы с сожалением вздохнув и назвав «обидчиком». (Даже оставшегося в ампуле после первого укола препарата хватило, чтобы Л. И. Румянцев немедленно потерял сознание со всеми признаками острой сердечной недостаточности – холодный пот, синие губы, ногти, аномальное заострение носа; спасти его удалось не без труда, благо что все случилось практически на территории больницы.)

Покинув Первую Градскую, А. Б. Турецкий, как нами было выяснено уже сегодня, улетел рейсом 17.05 в г. Киев, где находился до сегодняшнего утра, вернувшись назад в Москву первым же утренним рейсом.

Нами достоверно установлено, что большую часть ночи с 11 на 12 октября А. Б. Турецкий провел в аэропорту Борисполь, расхаживая по залу ожидания, будучи притом совершенно трезвым (как показали опознавшие его по переданной нами в Киев по факсу фотографии наши украинские коллеги).

Где конкретно находился в Киеве А. Б. Турецкий вчера вечером, что посещал, с кем имел встречи, нам в настоящее время неизвестно.

Я хочу обратить Ваше внимание на целый ряд странных обстоятельств, если не сказать неудач, которые могут подвести нас по крайней мере к двум принципиальным выводам:

1. Так называемые «побочные», «паразитные» эффекты влияния «Витамина С» проявили себя необычайно сильно в работе на третьем этапе. Сильно настолько, что явно смешали нам карты.

2. Некоторая «монотонность», повторяемость наших вчерашних неудач наводит меня на мысль о возможной утечке информации. Понимаю, конечно, что утечка просто невероятна, но и вчерашнюю цепь неудач едва ли иначе, кроме как невероятной, не назовешь.

В связи с этим я предложил бы взять некоторый таймаут, ну на неделю хотя бы, на десять дней максимум!

Мы, к сожалению, где-то упустили инициативу, напор, удачу, если хотите. Считаю необходимым притормозить и разобраться».

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ГРИФ «СЕРИЯ К»

12 ОКТЯБРЯ 1992– 18.3 0– ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК СОГЛАСЕН С ВАШИМИ СООБРАЖЕНИЯМИ ТЧК СТАВЛЮ В ИЗВЕСТНОСТЬ ЗПТ ЧТО ТРЕТИЙ ЭТАП РАЗРАБОТКИ НАЧИНАЕТСЯ ПРИКАЗОМ СВЫШЕ С ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ И ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАВЕРШЕН НЕ ПОЗЖЕ ПЯТОГО НОЯБРЯ ПО НЕЗАВИСЯЩИМ ОТ НАС СООБРАЖЕНИЯМ ТЧК ДОКЛАДЫВАЙТЕ СРОЧНО ВСЕ ЗПТ ЧТО МОЖЕТ ЗАДЕРЖАТЬ ЗПТ ВЫЗЫВАЕТ СОМНЕНИЯ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ


Миновали пять дней, почти неделя, а страх, засевший в душе Иванникова, не уходил. Напротив, он будто обжился там, в душе, обосновался, обустроился всерьез и надолго. Страх не давал ему даже спать; сон стал коротким и каким-то зыбким, поверхностным.

Сев слагать очередной опус-отчет, Анатолий Захарович вдруг почувствовал, что он не в состоянии писать обычной шариковой ручкой, которой пользовался последние месяцы.

Подумав, Иванников взял другую ручку, старую, перьевую, с надписью «Союз» на колпачке. Этой ручкой много лет назад он писал сочинения на выпускных экзаменах в школе и вступительных в МГУ. Она была удачлива, и он всегда носил ее с собой. Иванников чувствовал, что только этой ручкой он еще может работать.

«Сегодня, 17 октября, состоялось бракосочетание М. А. Грамовой и А. Б. Турецкого. Свадьба состоялась точно в срок, предсказанный нами посредством «явления», к М. А. Грамовой покойных отца и сестры с племянником.

Происшедшее событие содержит в себе три, по крайней мере, чрезвычайно странных аспекта.

Первым удивительнейшим моментом является тот факт, что и второе наше заведомо абсурдное «предсказание», сделанное с целью дезинформирования А. Б. Турецкого, сбылось, причем сбылось точно в срок. При этом следует подчеркнуть, что если реализацию первого «предсказания», состоящего всего лишь в посещении ресторана после похорон, можно еще как-то объяснить, то исполнение второго «предсказания» – бракосочетания я объяснить с материалистических позиций не берусь.

Иными словами – свершившиеся события произошли безо всякого участия психогенерации, однако в полном соответствии с заведомо абсурдным предсказанием, сделанным и индуцированным нами.

Это соображение приобретает еще более невероятную окраску, если посмотреть на происшедшее с точки зрения А. Б. Турецкого, не последнюю роль сыгравшего в событиях последних дней. Действительно, ведь это он пригласил 10 октября М. А. Грамову в ресторан. Пригласил совершенно самостоятельно, спонтанно, безо всяких поползновений с ее стороны. При этом, подчеркну, сам А. Б. Турецкий до этого момента вообще не облучался нами. И тем не менее он действовал наподобие объекта, зомбированного именно по предсказанной нами схеме действий.

Второе. Свадьба состоялась через неделю, как и было нами «предсказано». Однако в этом событии имеется существенная техническая неувязка– расписаться/ жениться, выйти замуж за одну неделю совершенно немыслимо в рамках действующих правил и инструкций. Не говоря уже о том, что так называемый Грибоедовский дворец бракосочетаний расписан, как правило, не менее чем на три-четыре месяца вперед. Более того, в Грибоедовском ДБС они расписаться не могли, т. к. М. А. Грамова уже состояла в браке. Так что же? Имело место давление? Взятка? Нет. Нами достоверно установлено (посредством консультации с нашим сотрудником, зам. зав. Грибоедовского ДБС, капитаном Маликовой Н. И.), что предварительная запись и оформление брака М. А. Грамовой и А. Б. Турецкого были абсолютно нормальными, законными, обычными. Более того, по утверждению Н. И. Маликовой, заявление на регистрацию брака было подано М.А. Грамовой и А. Б. Турецким еще в мае месяце. Однако проверка документации, проведенная мною, показала, что это совсем не так: заявление на самом деле зарегистрировано от 12 октября сего года, что вполне соответствует действительности.

Таким образом, в случае с Н. И. Маликовой мы имеем дело с устойчивым внушением, гипнозом, произведенным, очевидно, либо М.А. Грамовой – что более вероятно, либо А. Б. Турецким – менее вероятно.

И, наконец, третье. Свадьба состоялась через два с половиной – три месяца после трагической гибели отца, самоубийства матери, мало того, через неделю после похорон родной сестры с родным племянником! Нужно иметь чрезвычайно весомые причины, чтобы так спешить! Однако во время бракосочетания никаких объяснений предъявлено не было, даже для отвода глаз, что называется. Не было и никаких пересудов, сплетен среди приглашенных. Все, абсолютно все, вели себя так, будто никто ничего не знает или как будто ничего особенного неделю назад не случилось. Мой разум отказывается объяснить мне эти бесхитростные, казалось бы, обстоятельства.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю