Текст книги "Частное расследование"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Туманно, если честно.

– Могу вам рассказать, за что ему присвоили доктора по биологии Ъопопз саиза, избрали почетным доктором Оксфорда, Кембриджа, Гарварда, Массачусетского технологического, ввели в состав Английского Королевского общества.

– Я это не пойму, наверно.

– Нет, вы, увы, поймете. Все это можно изложить за две минуты – даже в средней школе.

– Ну-ну. Уже заинтриговали.

– И слава Богу. Вот. Вам даже, поди, известно, неспециалисту, что все живые существа – все – электрически активны. Биотоки – слышали небось?

– Конечно, слышал.

– Продолжаем. Что это значит – биотоки? А это значит, что, например, если на лоб, на ножку или на лист – растения, положим, приклеить электродатчики, то на них появится, конечно, напряжение. Такое слабенькое, но вполне заметное.

– Как электрокардиограмма, как альфа-ритм у мозга…

– Да-да-да. Вот Грамов прикрепил пару датчиков на листья помидора. И записал кривульку. Кривулька получилась. Ну такая вот какая-то… – Вощагин взял свой карандаш, нарисовал на перекидном календаре перед собой какую-то кривую, показал ее Турецкому, – Такая, предположим…

– Ну, такая… – Турецкий согласился.

– А дальше? Грамов взял полил сей помидор хорошей родниковой водой, добавил натуральных удобрений, выставил его на свет… Как хорошо тут стало помидору! Вы согласны?

– Согласен.

– Ну, хорошо. Кривулька наша тоже изменилась.

– Ну, допустим.

– Ее Алеша Грамов тоже записал. Назвал «хорошая» кривая.

– Так-так…

– Потом он взял напильничек и стал пилить тихонько ствол у помидора…

– Садист!

– А, вы уже почувствовали! Да, все живое… Кривулька изменилась. Грамов получил кривульку «помидору плохо» и сразу перестал растение мучить. Ну-с, дальше… Вы видели, как на вокзалах, в аэропортах фикусы растут? В таких больших деревянных кадках?

– Конечно, видел. Тысячу раз.

– И Грамов тоже видел. Он взял такую кадку, пересадил в нее свой помидор. А кадку он поставил на колеса… Точнее, на специальную тележку, которая могла кататься, крутиться как хочешь… Тоже просто?

– Пока что да.

– Ну, ладно. А тележку он снабдил электродвигателем. Включай – и покатилась… Вот. А кто включал мотор? Ну, угадайте-ка?

– Понятия не имею! Грамов? Лаборант его?

– Вот-вот, вы так же, как и все. Как, в частности, и я, грешный. Нет. Мотором этим управлял сам помидор. Два техника спаяли маленький приборчик. Анализировать кривульки помидорные. Как помидору плохо – поехали отсюда. А если хорошо – стоим на месте. Поставил Грамов эту кадку в физкультурном зале нашем. Ползала залито ярчайшим светом, вторая половина – в темноте. Ну, помидор и стал кататься– туда-сюда! Погреется немного– снова в тень. Хотя, они, конечно, греться любят, помидоры. Но не всегда, как обнаружилось.

– Забавно!

– Это лишь начало. Потом, через десять дней, положим, тот грамовский томат сам начал поливать себя. Захочет пить – поехал к крану. И наливает сколько хочет, сколько нужно. Себе под корни.

– А как же он это делал?

– Да это дело техники, пустое. Ввели в программу – каждый час по воду в обязательном порядке подъезжает. И начинаем воду тихо лить, по капле. Если помидор наш «недоволен», то тут же прекращаем. Все регистрировалось, конечно. Ну, день, другой, потом уж знаем – его поить необходимо лучше дважды в сутки. Понятно? Просто?

– Да, как будто.

– Ну, дальше «со всеми остановками», как говорят. Температура, влажность воздуха, подкормка минеральная, какие удобрения, спектр освещенности и так далее. Он сам себе все это выбирал, сам помидор. А Грамов лишь записывал, что хочет помидор и сколько, если волю ему дать.

– Ну, и что же?

– А дальше Грамов высадил в теплице помидоры и стал выращивать их не по инструкциям Академии имени Тимирязева, не по Мичурину иль там Лысенко, а исходя из собственных желаний и стремлений помидоров. Пойдемте, покажу вам результат.

В оранжерее, куда Вощагин привел Турецкого, было душно и влажно, как в тропическом лесу.

– Снимите пиджак, повесьте его, да хоть на стремянку

Турецкий огляделся.

Помидоров кругом не было и в помине. Посередине огромной оранжереи, напоминавшей своими размерами скорее хрустальный дворец, росло только дерево, огромное, похожее на баобаб, с толстенным зеленым стволом в три обхвата. Крона дерева там, на высоте третьего или четвертого этажа, раскидывалась на десятки метров – высоко, под стеклянным потолком, почти полностью заслоняя его, поглощая весь свет. От этого дерева в оранжерее было довольно сумрачно.

Турецкий осмотрелся еще раз…

– Ну, где ж ваш помидор?

– Да мы под ним стоим.

Вот тут-то наконец до Турецкого дошло.

– Ого! – он постоял, ошеломленный. – А сами помидоры?

– А разве вы не видите? Вон, вон и вон. Зеленые одни. Чуть поспевают, мы сейчас же их снимаем. Ведь упадет сам, может и убить.

– Вот это да'– не выдержал Турецкий. – Они с арбуз, не меньше.

– Да. А присвоили ему степень, все тут же начали шептаться: протекционизм, связи. Да это все известно было всем! Да на поверхности лежит! Мичурин тоже выводил сорта, мы тоже, там же… А вы видали помидор в два пуда? То-то же! Тогда молчи. «Это все известно!» – передразнил Вощагин. Подумать надо было. Чуть. Действительно, все на поверхности лежало. Но ты попробуй заметь. Нагнись. И подними, раз просто. Нет, поднял только Грамов. Он даже не хотел публиковать, ведь просто до смешного. Писать в академический журнал такое, ясное ребенку.

– Да, это что-то!

– Да. МБ, я думаю, не забрало сей помидорный баобаб к себе лишь потому, что выкопать и перенести уже невозможно. Мы выяснили: корни в глубину – на сорок метров, а вдоль поверхности – на сто, сто двадцать.,

– Чувствуется. А что, скажите, Илья Андреевич, неужто правда, что скелет орангутанга изъяли представители спецслужб? Ведь это, согласитесь же, смешно! Ей-ей не верится! Хотя я тоже, не без греха, «люблю» их очень.

– Конечно, я не знаю точно – кто, но факт есть факт. Скелет уперли, что называется.

– Когда?

– Да сразу же. Тогда же, когда и генератор. И половину библиотечных фондов. Микрофиши. Стерилизатор импортный, французский. В конце июня.

– А поточней не вспомните? Меня скелет особенно интересует.

– Нет, точно не могу. Одно скажу – пожар произошел двадцать девятого, и до пожара было все на месте. А вот тридцатого уже почти ничего и не было. Потом они еще ходили, добирали, но уже по мелочи – раз этак шесть, а то и больше. Вот я на вас сегодня и подумал, грешен. Так что точно не скажу. Но наш скелет, его студенты звали «Гриша», пропал тогда еще, в первый призыв, так сказать. Двадцать девятого – тридцатого. Мне это в голову запало, уж вы простите, своей нелепостью: зачем скелет им обезьяний? Поверьте, гибель Грамова, я не могу уснуть, и так за ночью ночь, хожу, хожу в июле… А в голове стучит: зачем скелет им обезьяний? Я чуть не сдвинулся тогда на этой мысли. И дал себе зарок: не умру, покуда не узнаю. У всех теперь спрашиваю. У вас, вероятно, есть в Комитете связи? Узнайте, пожалуйста, и позвоните мне, если узнаете: зачем им понадобился скелет орангутанга. Господи! Такая чушь, такой идиотизм! Вот я, положим, приду в прокуратуру и упру у вас, допустим, свод уложений, связанный с земельными кадастрами Ростовской области! Такая глупость. Чушь!

– Ой, осторожней! – крикнул Турецкий, едва успев отскочить в сторону и увлечь за собою Вощагина.

Мимо них с бешеной скоростью пролетела огромная массивная кадка с кактусом.

Кадка ударила стремянку, на которой висел пиджак Турецкого, опрокинула ее и понеслась в противоположный угол оранжереи.

– Развивают… – саркастически заметил Вощагин, поднимая с пола пиджак Турецкого и отряхивая его. – Фаина наша очень к кактусам неравнодушна. Ох, – он наклонился, подбирая красную книжечку, вылетевшую из кармана пиджака Турецкого. – У вас из кармана выпало.

На обложке этой маленькой красненькой книжечки был выдавлен золотом орел и золотыми же крупными буквами было написано: Министерство безопасности Российской Федерации…

– Ваша? – Вощагин меланхолически приоткрыл книжку: – Да, ваша. Возьмите вот. Пожалуйста. Товарищ майор…

Это было удостоверение из «запасного» комплекта документов Турецкого, то самое удостоверение, которое он предъявлял тогда еще, в Краснодарском крае, улетая с Мариной и Настенькой от моря в горы – инкогнито…

– Это не так! – Турецкий даже покраснел от стыда, забирая удостоверение и пряча в карман. – Это неправда. Поверьте! Это как раз липа. Необходимая для работы! Вы верите?

Вощагин вздохнул.

– А почему бы и не поверить, – сказал он серьезно и грустно. – Что только не бывает в этом мире, все бывает. Давайте-ка вернемся в кабинет.

– Если вы еще не устали…

– Признаться, устал слегка.

Вощагин действительно выглядел не ахти, но Турецкий все же решил попробовать сыграть ва-банк по горячим следам. Придя к Вощагину в другой раз, Турецкий рисковал бы попасть на совершенно иное настроение. Терять ему было, в сущности, нечего.

– Я вас еще чуть-чуть побеспокою.

– Беспокойте.

– Я, собственно, вот что хотел узнать. О разработках Грамова в плане психотронного оружия. Насколько это все реально и, если можно, тактико-технические характеристики того, что он успел создать.

– Вы понимаете, о чем вы меня спрашиваете?

– Я понимаю. Потому и спрашиваю.

– Нет, видно, все же не понимаете.

– Потому и спрашиваю, – с упорством попугая повторил Турецкий.

– Что вам ответить кроме «государственная тайна»? Кто чем-то подобным занимается или занимался в прошлом, дают подписку о неразглашении, вы разве не слыхали ничего об этом?

– Да нет, слыхал, конечно.

– Так что ж тогда?

– Тогда? Тогда. – Турецкий встал. – Тогда спасибо и на этом. Серьезно: был очень рад и познакомиться, и поговорить.

Взаимно.

– Чтобы вы не волновались, скажу вам сразу, как начальнику первого отдела: я здесь еще побуду, поброжу. Не против?

– Я не против, если вы маршрут и цель сообщите.

– Ну, я б хотел в подвал спуститься, где мой тесть погиб. Хотел поговорить еще раз с его механиком, который с ним работал. И на глазах которого Грамов погиб. У меня к нему вопросы.

– К кому к «нему»? Вы говорите о Ерохине, я полагаю?

– Да, наверно. – Турецкий мельком глянул в записную книжку. – Ерохин, точно. Вячеслав Анатольевич…

– Вы с ним не сможете поговорить, его у нас уже нет.

– Уволился?

– Трагически погиб.

– Вот как? При каких обстоятельствах?

– Поехал в середине декабря на Истринское водохранилище порыбачить…

– И там ушел под лед?

– Нет. Ночью, по дороге на рыбалку, остановился автомобиль заправить. И задумал покурить…

– Взорвался?

– Не то слово. Как говорят, слава Богу, что ночью, кроме него, никто другой не заправлялся…

– Сотрудники бензоколонки уцелели, верно?

– Да, они спаслись. Но совершенно, знаете, случайно. Один, говорят, пошел до ветру, не знаю уж зачем и почему, но – в перелесок, рядом. А второй, его напарник, испугавшись, что первый заснет прямо на снегу, пошел за ним. И тут случилось. Оба уцелели.

– Необходимые свидетели, – процедил Турецкий сквозь зубы.

– Что-с?

– Я говорю, свидетели остались.

– Слава Богу! Ведь от Ерохина-то самого остался только прах. Пыль. Порошок.

– Знакомая картина.

– Ужас.

– А Грамов, говорят, его ценил?

– Ценил безумно! Что вы! Золотые руки! Со слов мог сделать что угодно! Никаких чертежей не надо. Но пил, признаться, безбожно, земля ему пусть будет пухом.

– А ГБ его не пробовали к себе сманить?

– Нет, даже не пытались, насколько мне известно. Во-первых, пьяница, как я уже сказал, а во-вторых, чрезвычайно невоздержан на язык, болтун.

– Ну? А разве Грамов сам, при жизни, не причислял все это к недостаткам?

– Не причислял. Про выпивку – имел довольно жесткий, но мягкий вместе с тем подход: ты пей, да дело разумей! Ерохин этому принципу вполне соответствовал: пил, лишь когда работы не было. Замечу, кстати, всю работу делал быстро и очень качественно. Работа есть – он р-р-раз! – и нет работы. Ах, нет работы? Можно по чуть-чуть. А что касается болтливости, так Грамов сам, прости меня Господи, изрядный балабол был, зубоскал. Они с Ерохиным на пару могли кого угодно замотать. Такие язвы были оба. Желчны, циничны, хамоваты, а впрочем, не без шарма, знаете, бывает даже, это успокаивает.

– Согласен, да, бывает. За все спасибо, пойду я вон.

– Ну что ж. Идете вон? Идите вон.

Турецкий обернулся в удивлении.

– Типичная острота в духе Грамова – Ерохина. Я просто вам изобразил.

– Спасибо. Вы мне очень помогли. Действительно. Я крайне вам признателен.

– Служу Российской Федерации, – устало выдохнул Во-щагин. – Служу, служу, пока не сдохну.

Турецкий заскочил на службу и сразу вытянул Сергея в коридор.

– Вы прямо на ловца, что называется, и зверь бежит, как говорится…

– Зверь – это ты, опять, в который раз… – перебил его Турецкий. – Значит, так, истребуй из нашего архива дело о катастрофе в «Химбиофизикс» от двадцать девятого июня сего года… В этом деле меня интересует лишь одна деталь. А именно – останки Грамова. Понял? Больше ничего. Заключение судмедэкспертизы. Почти наверняка там будет: «обгоревшие костные останки» – и только. Я почти уверен.

– Я тоже, знаете. Такой пожар. Едва ль волосяной покров на Грамове остался.

– Волосяной покров, конечно. А остальное – ты не прав: ведь человек состоит из воды на девяносто два процента. И даже если танк сгорает, с боеприпасами – те рвутся внутри башни и полная заправка была у танка, то и тогда останки обгоревших мягких тканей остаются. Понял? Ты сам подумай, сколько надо жечь на сковородке килограмм говядины, чтоб превратился в порошок?

– Я понял. – Сергей сразу посерьезнел.

– Так вот. Берешь в архиве дело и читаешь одну строчку. И если там написано «останки обгоревшей костной ткани», то дело в шляпе или почти.

– Что дальше, если только костной?

– Тогда ты организуешь быстро нелегально эксгумацию. Естественно, останков Грамова А. Н.

– Побойтесь Бога, Александр Борисович!

– Я Бога не боюсь, а уважаю. Да ты не трусь, тебе-то самому работать не придется. Позвонишь в МУР, вот телефончик, там Слава Грязнов работает, мой друг. Он специалист по этим, ну по «археологам», которые могилы разрывают, – медали, ордена, коронки золотые. Скажешь, от меня. И он тебя сведет с кем-нибудь из своих, внедренных к «археологам»… Ты им задание подкинь – останки Грамова за десять тысяч, понял? Останки сунешь в НИИ судебной медицины на экспертизу, нашли вот, дескать, на задворках одного кафе. Нашли сейчас же после выходных… В понедельник, например, пришли, увидели. Коза? Корова? Женщина? Мужчина? И сколько лет владельцу было, когда умер? Что сие означает? Чьи останки? Все. И им ни звука больше. Посмотрим, что они решат.

– Александр Борисович, на что вы меня толкаете?! Ведь это ж криминал! Сугубый криминал!!

– А ты-то кто: ведь ты криминалист!

– Но это ж все противозаконно!

– Знаю! – Турецкий даже отшатнулся чуть. – Знаю! Но все равно прошу. Мы следствие возобновим! В свое время. – Когда закончим наше частное расследование. Да-да, есть и такая тактика. И все мы сделаем потом законно. Без формальностей! А сейчас, согласен, не очень. Но надо быстро, понимаешь? А то проедем мимо денег – и привет!

– Да, вот как раз насчет тех самых денег. – Сергей достал из папки два конверта. – Они, конечно, «родственники», как вы и подозревали. Печатались в Перми, на фабрике Гознака, купюры подлинные. Сошли со станка двадцатого августа, с разницей во времени не больше двадцати минут. И если разложить их, ну, в последовательности, то между самыми «дальними» купюрами дистанция не больше двух с половиной миллионов… И далее. В августе и в сентябре наличность шла очень крупными кусками из Центробанка – проплачивали госзаказ аграриям, потом конец третьего квартала – и так далее… Все платежи шли минимум по десять миллионов в руки, что называется… Таким образом, вероятность, что они попали к вам от одного хозяина, порядка девяносто – девяносто пяти процентов. То есть почти наверняка, как мне сказали в экспертном отделе Центробанка.

– Это хорошо. Тогда вот что: один конверт, любой, – возьми себе, другой отдашь ребятам в Центробанке. Ваш гонорар.

– Вы с ума сошли, Александр Борисович! Нет, точно вы с ума сошли, все больше убеждаюсь!

– Не бойся, не ворованные.

– Я и ворованных-то денег не боюсь, чего бояться их, бумажек. Я о сумме говорю: ведь это почти десять моих окладов, обалдели?

– Привыкни жить, Сережа, не скупясь! Меркулов мне сказал, что это очень важно!

– Меркулов вам сказал?

– Клянусь костями Грамова А. Н.!

– Да ладно, ладно! Будут вам и кости!

9

Совершенно секретно

Экз. № 1

Начальнику отдела «Т» МБ РФ

подполковнику госбезопасности

В. В. Кассарину (младшему)

от начальника

группы обеспечения операции

«Полоса отчуждения»

майора госбезопасности Невельского А. П.

РАПОРТ

Настоящим докладываю Вам, что в рамках выполнения вверенной мне операции «Полоса отчуждения» психотрон «Витамин С» был вчера приведен в рабочее состояние, пригодное для проведения экспериментальных работ на натуре.

В соответствии с вашим планом совместить натурно-экспериментальные работы по психотрону с выполнением санационных мер относительно семьи А. Н. Грамова, мною были предприняты следующие меры воздействия:

1. Был выбран первый объект, подлежащий санации, – вдова Грамова А. Н. – Софья Андреевна Грамова, проживавшая ранее совместно с мужем. С. А. Грамова была выбрана нами в качестве первого объекта в силу того, что в данный момент, являясь вдовой, она живет одна и, следовательно, опыты именно с ней будут наиболее чисты и освобождены от побочных влияний других людей.

2. В целях удобства размещения как регистрирующей аппаратуры, так и самого психотрона, нами была освобождена соседняя с квартирой Грамовых– квартира № 51, из которой в срочном порядке были выселены жильцы. (Им была предоставлена новая жилплощадь в доме с улучшенной планировкой.) В освободившуюся квартиру был прописан и въехал в настоящий момент лейтенант Алина Альбертовна Суханова – моя дочь, сотрудник экспертного отдела А-44 ЦКК МБ РФ.

3. С целью обеспечения надежного контроля за поведением объекта нами были скрытно установлены в квартире Грамовых четыре микротелекамеры и восемь портативных микрофонов с АРУС, оснащенные также и НЧ излучателями. Все устройства были вмонтированы в стены квартиры Грамовых всего за три часа, во время отсутствия Грамовой С. А. на похоронах своего мужа. Следует отметить оперативность и четкость работы приданной нам группы электронщиков и схемотехников, в первую очередь руководителя группы – прапорщика В. Я. Карнаухова.

4. В порядке мер, призванных интенсифицировать проведение порученной мне операции, мною были привлечены к непосредственному участию в ней новые сотрудники нашего отдела– Иванников А. 3. и Чудных Б. В. (Иванников А. 3. выполняет обязанности оператора психотрона, а Чудных Б. В. – функции наблюдателя. На Б. В. Чудных возложена также обязанность регистрации реакций и поведения объекта – С. А. Грамовой (аудио– и видеозапись), а также последующее обобщение наблюдаемых результатов и их своевременное документирование.)

А. П. Невельский

4 июля 1992 года

ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА

№ – 3211 ОП / 05–07 – 92

о присвоении внеочередных званий

…Присвоить звание капитана МБ инженер-лейтенанту Иванникову Анатолию Захаровичу 1955 г. рождения, старшему научному сотруднику, доктору технических наук.

…Присвоить звание старшего лейтенанта МБ инженер-лейтенанту Чудных Борису Валерьевичу, 1965 г. рождения, научному сотруднику, кандидату биологических наук.

Основание: Представление Начальника отдела «Т» при МБ РФ подполковника В. В. Кассарйна (младшего) с визой Первого заместителя Председателя ЦКК МБ РФ, начальника ЦКС МБ РФ генерал-лейтенанта Л. А. Шабашина.

Председатель ЦКК МБ РФ

генерал армии В. А. Сомов

5 июля 1992

Поздно вечером 6 июля Иванников позвонил Невельскому по закрытой линии служебной связи.

– Альберт Петрович, поздравляю вас, сегодня у нас все получилось с Грамовой. Надежно и убедительно! – голос Иванникова радостно звенел.

– Вы уверены?! – не сдержавшись, Невельский выдал в первой фразе охватившую его радость, но затем, спохватившись, решил перевести разговор в строгое официальное русло. – С чего это вы взяли, что это безусловный успех?

– Реакция, Альберт Петрович, реакция!

– Ну, дорогой мой, мы уже не первый день умеем с помощью психотрона вызывать естественные и вместе с тем банальные проявления тоски, безысходности…

– Сожаления об ушедшем муже и безвозвратно миновавших днях молодости, – подхватил Иванников мысль Невельского.

– Ну, конечно, – согласился Невельский. – Все эти ваши так называемые «реакции» в общем-то естественны. Непрошеные слезы на глазах, внезапный плач могут иметь место в данной ситуации и без психотрона. Так что я не разделяю вашего бурного оптимизма, если вы по-прежнему не можете доказать, что эти «реакции» воистину «психотронные».

– В том-то и дело, Альберт Петрович, что смогу! Теперь-то смогу! Сегодня мы применили специальную методику, позволяющую надежно отселектировать воздействие именно психотрона от естественного фона депремирован-ности объекта после недавней утраты мужа.

– Вы не могли б поконкретней? Что-то слишком заумно.

– Конкретнее, по разработанному лично мною плану, мы попытались внушить С. А. Грамовой образ ее умершего мужа, являющегося ей в качестве призрака.

– Призрака?! – удивился Невельский.

– Ну да! Призрака Грамова, зовущего жену последовать за ним в загробный мир! – довольный произведенным эффектом, Иванников едва не рассмеялся. – Ну вот. К нашей радости, психика Софьи Андреевны практически сразу была захвачена и вовлечена в предлагаемую цепь образов и ощущений! Она активно включилась в «общение» с «духом» покойного мужа, и все это было зафиксировано Чудных на видео– и аудио-, с параллельной регистрацией всех физических параметров излучения психотрона «Витамин С». Я копии всех записей с сопутствующим пилот-сигналом физических параметров пришлю вам завтра поутру, Альберт Петрович!

– Пришлите обязательно. – Невельский размышлял, пытаясь осознать случившееся. Похоже, это был действительно успех, серьезный прорыв вперед.

– Альберт Петрович, – продолжал вещать Иванников, едва не заикаясь от восторга. – Разговоры с призраком не являются нормальным человеческим поведением в данной ситуации. Такое поведение может квалифицироваться только как убедительное доказательство действительного влияния психотрона. И еще одно. Когда вы пленочку получите, обратите внимание на тот факт, что когда мы уменьшали усиление «Витамина С», то галлюцинации снижались, а если меньше 10 ватт на'стерадиан, то и вовсе пропадали!

– Так-так, – заинтересовался Невельский, поняв мысль. – А если наоборот – увеличить плотность психотронного потока?

– О! – Иванников даже причмокнул от удовольствия. – Если увеличить, она начинает просто бредить наяву. Невооруженным глазом видно, что видение, которое ей мерещится, чрезвычайно яркое, правдоподобное, убедительное.

Но выше 12 ватт на стерадиан мы плотность психотронного потока пока не поднимали. Скажу честно, Альберт Петрович, мы сами испугались – вдруг старушка сойдет с ума?

– Я вот что попрошу вас, Анатолий Захарович, – прервал Невельский излияния Иванникова. – Момент серьезный. Поэтому вы отныне и впредь фиксируйте все не только на видио-, но и документально. Во-первых, ведите дневник или лабораторный журнал; во-вторых, присылайте мне официальные рапорты. Я благодарен вам за этот оперативный звонок, звоните и далее по любому поводу, но помните, что телефонный разговор не избавляет нас с вами от необходимости письменного отчета.

– Это понятно, Альберт Петрович… – Иванников несколько замялся. – Я вот еще что хочу сказать. Привлечь ваше внимание к тому обстоятельству, что в доведенную до сведения всего личного состава выписку из приказа Сомова о внеочередном присвоении званий вкралась досадная ошибка…

– То есть?

– Да вместо звания майора, оговоренного изначально, в выписке было указано звание капитана. Я прошу вас, Альберт Петрович, выяснить этот вопрос с целью приведения выписки из приказа в соответствие с самим приказом. Мысль о том, что ошибка вкралась и в сам приказ, я боюсь даже допускать.

– Хорошо, разберемся, – уклончиво ответил Невельский и, не прощаясь, положил трубку.

Иванников – Невельскому [6]6
  Здесь и далее официальная шапка рутинных документов опускается. Автор считает достаточным указание источника документа, адресата, типа документа и даты его производства.


[Закрыть]

РАПОРТ

Настоящим докладываю Вам о дальнейшем развитии обработки С. А. Грамовой. За истекшие четыре дня (с 6 по 10 июля) нами были опробованы семь режимов воздействия в различных диапазонах как по частоте, так и по интенсивности излучения. Проведенные работы показали, с одной стороны, надежность работы психотрона «Витамин С», (подробный отчет в совокупности с видео– и аудиоматериалами прилагается), с другой стороны, за истекший период нами были зарегистрированы побочные психические проявления у С. А. Грамовой, которые явно не индуцировались нами.

В первую очередь, речь идет о возникновении у С. А. Грамовой навязчивой идеи уничтожить архив, оставшийся от мужа. Подчеркну, что никаких идей относительно архива мужа нами на сознание С. А. Грамовой не проецировалось.

Указанный эффект, замечу, имеет принципиальный характер. Регулярная эксплуатация «Витамина С»– несравненно и безусловно более совершенного и мощного устройства, чем психотронные генераторы, созданные в отделе «Т» бывшего ПГУ КГБ в прошедшие годы независимо от разработок А. Н. Грамова, – выявила все же проявление аналогичных побочных явлений, имевших место и в старых версиях психотронов. Однако «Витамин С» производит куда более слабые побочные эффекты, и, что очень важно, они тематически очевидно связаны с основным индуцируемым психотроном образным рядом.

С этим эффектом следует разобраться.

Предвижу Ваше возражение, состоящее, возможно, в том, что проблема уничтожения архива мужа естественна (принимая во внимание негативное отношение покойного Грамова к КГБ, известное, конечно, и его вдове). Однако сегодняшнее поведение С. А. Грамовой убедило как меня, так и всю группу, работающую со мной, что под словом «архив» С. А. Грамова подразумевает библиотеку своего мужа. Эта библиотека была мною и Б. В. Чудных подробно осмотрена еще при установке устройств наблюдения (во время похорон А. Н. Грамова). Как Вы помните, этот «архив» содержит довольно убогий комплект копий открытых научных публикаций и широкий спектр художественных произведений, причем весьма тенденциозно подобранных. В силу этого сама идея «уничтожить архив, чтоб не достался КГБ», кажется мне весьма идиотской.

Вместе с тем появление подобной «заботы» об архиве может быть интерпретировано и как возникновение некоторых подозрений С. А. Грамовой в отношении нашей деятельности, странного «шевеления», так сказать, за соседней стеной.

В ближайшие дни (не оставляя в стороне разработки основной темы – приглашению, так сказать, к суициду), наша группа попытается выяснить по возможности досконально, чем спровоцирована в первую очередь «архивная болезнь» С. А. Грамовой – возникшими у нее подозрениями, небеспочвенными, как мы знаем, или побочным влиянием психотронного воздействия – некоторой своеобразной паразитной наводкой, индукцией.

В заключение считаю необходимым отметить с благодарностью помощь, оказанную мне хозяйкой квартиры Сухановой Алиной Альбертовной при работе по объекту. Именно ей принадлежала идея индуцировать на С. А. Грамову мысли о том, что они с мужем не успели как следует попрощаться перед внезапной– смертью последнего. Эта мысль, высказанная, с точки зрения С. А. Грамовой, ее покойным мужем, привела ее в сильное нервное расстройство.

Боясь показаться излишне настойчивым, все же решаюсь напомнить Вам, Альберт Петрович, о своей просьбе относительно Выписки из Приказа Председателя ЦКК МБ Генерала Армии В. А. Сомова – это, наверно, в Центральном Отделе Кадров, в ЦОКе, подчиненные Свистунова напутали.

10 июля 1992

Иванников сидел за своим служебным столом, меланхолично покусывая авторучку. Он чувствовал себя чеховским Ванькой Жуковым, сочиняющим письмо «на деревню дедушке». Иванников пропустил уже пять дней, и теперь ему было необходимо написать Невельскому как минимум два рапорта. Первый рапорт датировать, например, пятнадцатым июля, а второй…

«Нет-нет! – подумал Иванников. – Давай я сначала его напишу…»

Иванников тяжело вздохнул и стал выдавать строку за строкой. «Настоящим докладываю Вам о дальнейших работах по С. А. Грамовой, проведенных нами с десятого по пятнадцатое июля.

Главной целью проводимых нами опытов (помимо внушения мысли о необходимости самоубийства, разумеется) было выяснение корреляции побочных идей с психотронным излучением. А именно, мы попытались получить ответ на вопрос, связан ли «архивный бред» С. А. Грамовой с воздействием «Витамина С», или он навеян чувством опасности, подозрительностью С. А. Грамовой в отношении нашей деятельности, по соседству.

Первым и основным методом, лежащим, как говорят, «на поверхности», однако обнаруженным и предложенным хозяйкой квартиры Алиной Альбертовной Сухановой, было предельно большое усиление излучения, подаваемого в квартиру С. А. Грамовой. Если ее странное «архивное поведение» связано с психотронным излучением, то с увеличением самого воздействия увеличится вместе с ним и результат побочного влияния.

В то же время если «архивный бред» вызван некоторыми подозрениями, возникшими у С. А. Грамовой в отношении нас независимо от облучения, то ясно, интенсивность «архивного бреда» не должна коррелировать с увеличением энергии психотронного облучения.

Этот опыт, повторенный нами шесть раз, дал отчетливый, но в нашем случае негативный результат: «архивный бред» усиливался с увеличением энергетики. Так, например, вчера, находясь в потоке порядка 120–125 вт/стерадиан, С. А. Грамова даже позвонила своей старшей дочери, Ольге Алексеевне Грамовой, и настоятельно завещала ей «уничтожить отцовский архив, если она сама не успеет» (видео– и аудиозаписи, в том числе и указанного телефонного разговора, прилагаются).

Считаю необходимым сообщить также, что высокоэнергетические потоки вызывают бурную реакцию у испытуемых, производящую довольно тягостное впечатление на экспериментатора, что, конечно, не облегчает работу. Так, например, вчера, после прохождения нами порога в 200 210 вт/стерадиан, С. А. Грамова начала убиваться и горевать столь сильно, что Б. В. Чудных не смог продолжать наблюдение без слез и стал высказываться относительно «изуверств, участие в которых не принесет никому счастья», а также допустил выражение, что если мы решим еще и еще увеличить силу потока, то он, Б. В. Чудных, окажет этому активное противодействие».

«Э-э, – подумал Иванников, отрываясь от писанины. – Да я ведь Чудных-то «закладываю»! – Иванников пару минут в нерешительности созерцал портрет Дзержинского, висевший справа, у двери. – Нет! – решил наконец Иванников. – Я не «закладываю», я чистую правду пишу! Однако… Однако здесь надо эту правду немного смягчить».