Текст книги "Звонок другу"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

К зданию подходил высокий худой мужчина. Его покачивало. Отыскивая кого-то глазами, он подходил все ближе. Стеклянные двери были еще закрыты. Секьюрити находились там, внутри, не обращая внимания на публику.

– Вы куда, собственно? – попытался остановить пьяного один из участников концессии.

Мужчина резко выдернул руку.

– Я, с-свенно, сюда! Я здесь, с-ственно, работаю, так сказать. А где Скотников?

Публика слегка раздвинулась. Взоры обратились на Анатолия. Тот слегка побледнел.

– Ты что это? Ты почему в таком виде? Нажрался, что ли? – зашипел он.

– Да! А что мне еще делать?

– Работать, работать надо, а не водку жрать!

– Эту твою работу гребаную только с пьяных глаз выполнять можно! Таким же придуркам, как я, туфту втюхивать! Я уже убедился! Ты обещал мне, что деньги перезаймешь, обещал? Так перезайми! У меня на хвосте бандюган сидит, понимаешь? Я больше ни о чем думать не могу!

Нережко вцепился в Анатолия.

– Охрана! Уберите его! Он пьяный! – заорала Гуся, барабаня в стеклянную дверь.

Но охрана даже не обернулась.

– Давайте, убирайте меня! Я отсюда прямо в милицию! – орал Нережко.

– Нужно звонить Третьяковой, – произнес кто-то, щелкая кнопками сотового.

– Сволочь! Ты во что меня втянул? Отдай деньги!

Субтильный Скотников висел в руках Нережко, словно тряпичная кукла.

– Господа! Помогите же! Он же убьет мужа! – верещала Гуся.

Но господа не спешили на помощь. Напротив, все они как-то разом разошлись, отвернулись от неприятной сцены.

Но вот один из охранников вынул «трубу», выслушал указания, устремив, наконец, свой рыбий взор на бушевавшие за окном страсти. Через секунду двери распахнулись. Охранник неторопливо направился к Нережко, легко ткнул его в бок, от чего Виктор тут же выпустил Скотникова и завертелся волчком.

– Проходите, господа, проходите, – улыбаясь одними губами, приказал публике секьюрити.

Двери распахнулись, народ ринулся внутрь. Следующим ударом Нережко был сброшен со ступеней. Охранник избивал его со вкусом, приговаривая:

– Я те покажу милицию!.. Я те покажу деньги!.. Я те покажу, как таким козлам живется!..

Глава 20
ПРАЗДНИК, ПРАЗДНИК!

Анна опаздывала. Скотниковы просили ее приехать к шести. Но после сбора и взноса оставшейся суммы, после работы, нужно было еще заехать к маме, выслушать про давление, анализы, про соседку, уже прооперированную непревзойденным Болиславом Ивановичем.

– И ты представляешь, она уже на третьи сутки встала! Это просто чудо какое-то!

Анна улыбалась, гладила маму по руке, думая о своем.

Голова все еще была чужой. Мысли разбегались тараканами. Никак не удавалось сосредоточиться. Еще бы! За спиной вчерашний безумный день и бессонная ночь. Но следует признать, что ночной разговор с Толей заставил ее поверить в благородство идеи. Действительно, можно изменить жизнь близкого тебе человека, помочь ему выбраться из скучной, беспросветной, полунищей жизни! Как это сделать, она пока не очень представляла, но вера – это главное. Это залог успеха.

Наконец, Валентина Ивановна чмокнула дочь, и Аня уехала.

Подходя к знакомому подъезду, увидела, как двое охранников запихивают в машину чье-то тело. Голова была запрокинута, и лицо мужчины показалась Ане знакомым. Кто же это? Вспомнить никак не удавалось. Аня направилась к дверям.

Скотниковы ждали ее в вестибюле.

– Привет, я не очень опоздала?

– Нет, ничего, – в тридцать два зуба улыбнулась Гуся.

Скотников смотрел сквозь стеклянную дверь. Туда, на улицу.

– А что там случилось? – спросила Анна. – Кого сейчас увезли? Я иду, вижу: в машину мужчину без сознания втаскивают. Лицо какое-то знакомое… Господи, он на Витьку Нережко похож!

– Что ты, какой же это Нережко! – замахала руками Гуся. – Это случайный прохожий попал под машину. Наши надежные партнеры повезли его в больницу.

«Надежные партнеры»! Ни слова в простоте! Нет, они все же слегка чокнутые все. А я?

Ответить себе Лаврова не успела. К ним подошла девушка в черном брючном костюме-униформе, заговорила со Скотниковыми о предстоящем ежегодном бале.

Анна тем временем огляделась. Нынешняя обстановка разительно отличалась от вчерашней. Небольшой оркестр исполнял джазовую композицию. Тихая, умиротворяющая музыка. Возле стены несколько составленных рядом столов, накрытых белыми скатертями. Там наблюдалось некое скопление народа.

– А вы чай не пили еще? – обернулась к ней девушка.

– Нет, а что, можно?

– Нужно! – улыбнулась та. – Вы же с работы, госпожа Лаврова? Устали наверняка. Непременно выпейте чашку чая или кофе. Мы работаем допоздна, нужно подкрепиться. Там и бутерброды, и пирожные. Это все за счет фирмы!

Лавровой была подарена еще одна улыбка. А что? Действительно, за весь день маковой росинки не было…

Аня подошла к столу. Ей тут же уступили место. Кто-то налил ей кофе, кто-то передал блюдо с бутербродами. Ее узнавали, здоровались, поздравляли с принятием верного решения. После чашки крепкого кофе настроение заметно улучшилось, словно она выпила бокал шампанского.

Просто я весь день ничего не ела, да и нервы ни к черту. То плакать хочется, то смеяться…

К ней спешили Скотниковы.

– Пойдем, Анюта, скоро начало, – подхватил ее под руку Анатолий. – Кстати, в среду – бал! Готовь вечернее платье!

– Я же улетаю в Прагу, ты забыл?

– О, как жаль! Ну ладно, праздники еще будут! Летом непременно будет что-нибудь выездное… Куда-нибудь… на Средиземное море.

Аня недоверчиво хмыкнула.

– Смейся, смейся! Сама убедишься!

Семинар госпожи Третьяковой проходил в небольшом уютном зале.

Знакомый компьютерный голос поздоровался с залом, зал поднялся, скандируя свое «хей, хей, хей…».

Скотниковы выкладывались по полной программе. Аня едва шевелила губами. Заставить себя выкрикивать этот идиотский клич было выше ее сил.

На сцену стремительно вышла невысокого роста худенькая женщина лет двадцати шести. Она сияла оживленным лицом, лучилась огромными зелеными глазищами, кому-то весело подмигнула, кого-то приветствовала взмахом руки.

– Вот она, Ольга Третьякова, – благоговейно выдохнул Скотников.

– Как я рада видеть вас! – чуть хрипловатым, очень сексуальным голосом проговорила Ольга. – Как я соскучилась! Ну-с, с чего начнем?

– С подъема флага! – откликнулся зал.

Вдоль металлического шеста, стоявшего в глубине сцены, поползло вверх белое полотнище. На нем был изображен аист, держащий в зубах тощую лягушку. Другая, толстая особь сидела рядом, с удовольствием поглядывая на гибель подружки.

– Флаг поднят! Наш девиз?

– Мы ни-ког-да не сду-ва-ем-ся! – скандировал зал.

– Правильно! Садитесь!

Взрослые дяди и тети послушно сели.

– Ты поняла? Толстую, надутую лягушку аисту не съесть, а тощую – запросто. Поэтому и девиз такой: не сдуваться! – указывая глазами на флаг, принялся объяснять Скотников.

Аня покосилась на друга. Он был абсолютно серьезен. Точно, чокнутый!

– Учитывая, что мы не виделись две недели, сегодняшний семинар будет посвящен исключительно приятным вещам! Долой учебу, да здравствуют праздники! – провозгласила Третьякова.

Зал оживленно загудел.

– Итак, мы две недели не поздравляли своих партнеров с днем рождения! Это недопустимая оплошность! Но мы немедленно исправим ее! Господа Мельников, Каюмова, Нестерчук… – Оглашение списка заняло минуты две. – Именинники – на сцену!

Там уже стояли брючные девушки-статистки, каждая держала нарядный букет.

Где-то на тысячу рублей каждый, прикинула Аня. Из зала навстречу букетам неслись именинники.

– Видишь, – толкнул Анну Скотников. – У нас всегда так. Каждого поздравляют! Сейчас подарки будут разыгрывать.

И они разыгрывали подарки. Огромные плюшевые звери – обезьяны, мишки, бегемоты – обретали своих хозяев. Каждому Ольга сказала что-то особенное, личное. Анна видела, как расцветали улыбками лица, каким обожающим взглядом провожали ее награжденные.

Она излучала какую-то особую ауру. От одного ее присутствия зал наполнялся радостной, даже эйфорической энергией.

Да ведь и я хочу смотреть на нее не отрываясь, поймала себя Аня на несвойственных ощущениях. Поскольку вообще-то была человеком ироничным, и в прошлой жизни всегда следовала заповеди «не сотвори себе кумира». Но что-то менялось в ней самой, Ане Лавровой… Она чувствовала это на уровне подкорки, но не могла сформулировать, что же именно с ней происходит.

– А сейчас на сцену приглашаются…

В перечне фамилий она услышала и свою. Скотни-ковы, которых тоже пригласили, подхватили Анну под руки. Так они и вышли втроем, как какая-нибудь шведская семья.

Третьякова расспрашивала новых членов «Триады», как они попали в бизнес. Несмотря на то что пополнение рядов произошло буквально накануне, она легко ориентировалась среди незнакомых еще людей, ни разу не сбившись и не перепутав фамилий.

– Вот вы, госпожа Лаврова, вы знали о предстоящем взносе в три тысячи долларов?

– Нет.

– А как давно вы знакомы с господином Скотни-ковым?

– Со школьных времен.

– И он не сказал вам ни слова?

– Нет. Просто взял за руку и привел сюда.

– И вы пошли?

Аня пожала плечами.

– Мы с Толей очень давно дружим. Я ему верю.

– А если бы вас позвал кто-то малознакомый?

– Разумеется, я не согласилась бы идти вслепую.

– Вот, господа! Записывайте! Просто взял за руку и привел! Именно так и нужно поступать с друзьями! А скажите, госпожа Лаврова, пригласители ночевали с вами?

– Да… – совершенно растерялась Анна. Это-то откуда известно?

– Браво! Скотниковы выполнили все инструкции: никакой лишней информации, «вести» друга до конца, до внесения всей суммы! Ночевать с ним!

– Зачем? – спросил кто-то из новеньких.

– Как зачем? Госпожа Лаврова, скажем, вернувшись домой, засомневалась бы в правильности выбранного пути и бросилась звонить знакомым. А те стали бы ее отговаривать. Людям трудно перенести чужое счастье, трудно поверить, что кто-то другой, а не он сам нашел выгодный бизнес. Наслушавшись «вредных советов», госпожа Лаврова отказалась бы от принятого уже верного решения. И мы бы ее потеряли! А так она с нами! Ура!!

Зал разразился рукоплесканиями.

Все же это паскудство. Я думала, им до дому не добраться, а они специально?..

Аня взглянула на Анатолия. Тот ответил ей взглядом влюбленного юноши. Дурдом…

– Браво господам Скотниковым! – продолжила Третьякова. – Госпожа Лаврова, вы понимаете, какой шанс подарили вам друзья? – Ольга так легко говорила, так дружелюбно смотрела на Лаврову, что у той опять, что называется, отъехала крыша.

– Честно говоря, пока не очень, – ответило обезглавленное тело.

Неодобрительный шум потек в зале.

– Тише, господа! – Третьякова успокоила паству взмахом руки. – Всему свой черед! Я уверена, что через неделю, когда госпожа Лаврова получит свой первый конверт, она все поймет!

В зале зазвучала музыка.

– Ну, хватит о делах! А сейчас конкурс! Приглашенные должны хвалить своих пригласителей. Победитель получит приз. Повторяться нельзя! Ну, вперед!

– Умный,

– Предприимчивый,

– Надежный,

– Впередсмотрящий,

– Быстроходящий…

Зал хохотал, аплодировал, конкурсанты упражнялись в остроумии. Звучала музыка.

Атмосфера всеобщего веселья захватила и Анну, напомнив школьные капустники. В финале оказались двое – она и некий толстяк. Следующий конкурс был танцевальным. Анна всегда танцевала прекрасно. Это был ее конкурс! Под непрерывно меняющуюся мелодию она исполняла то цыганочку, то фламенко, то нечто современное. Зал рукоплескал ей, слышались восторженные крики «браво». От столь активной поддержки зрителей настроение все улучшалось. Третьякова явно любовалась ею, и Анна чувствовала, что хочет нравиться этой женщине. Толстяк был скован и явно комплексовал на фоне столь пластичной соперницы. Тем не менее приз достался именно ему. Ольга подмигнула Лавровой и вручила ее конкуренту фотоаппарат.

– Видишь, какая она умная! – указывая глазами на Третьякову, шепнул Скотников, когда Аня вернулась на место. – Ясно, что ты танцуешь лучше, а толстяк зажат. Но она награждает именно его, чтобы он раскрепостился, почувствовал себя успешным. Это очень мудро! Видишь, как у нас здорово! Не только работа, не только обучение, но и отдых, развлечения. Очень скоро ты не сможешь без этого жить, вот увидишь!

Она вернулась домой около одиннадцати вечера. И тут же зазвонил телефон.

– Алло? Толя?

Они договорились, что Анна непременно позвонит, чтобы он не беспокоился. Но из трубки послышался несчастный голос Зойки Филипповой:

– Нет, не Толя. У тебя что, поклонник новый завелся?

– Нет, это друг школьный.

– А-а– а… А то у тебя такой голос, будто ты влюбилась, – печально изрекла Зойка.

– Ну, может быть… отчасти.

– Кто он?

– Это она.

– Чт-о-о?!

Анна рассмеялась.

– Шучу. А ты что грустная?

– А-а-а, – Зойка тут же разрыдалась, словно ждала этого вопроса. – Сижу одна дома, девать себя некуда. Никому я не нужна…

– Ну, Зойка, ну перестань! Это временные неприятности! Все наладится…

– Ничего не наладится! Директриса уже обзвонила весь город, все школы приличные, представляешь? Куда ни приду, только услышат мою фамилию, сразу от ворот поворот.

Она замолчала, всхлипывая. Аня не знала, чем ее утешить.

– Слушай, можно я к тебе ночевать приеду?

– Конечно приезжай!

– Ага! Я мигом. Сейчас машину схвачу и приеду.

– Давай. Я тогда без тебя ужинать не сажусь.

Зойка тут же бросила трубку, словно боялась, что

Аня передумает.

Она действительно прилетела ровно через пятнадцать минут. Едва Аня успела отбить два куска свинины, помыть овощи для салата, как раздался звонок в дверь, и большая, нелепая, несчастная приятельница возникла на пороге. Одновременно зазвонил телефон.

– Проходи скорее, – улыбнулась ей Аня, снимая трубку.

Звонил Скотников – узнать, как она добралась до дома.

– Спасибо, нормально добралась. Маршрутку только долго ждала.

– Лавруша, мне звонил господин Голушко. Его сегодня не было.

– Это я заметила.

– Да, он не смог прийти, но интересовался, как прошел семинар и все такое. Про тебя спрашивал.

– А что он про меня спрашивал? – игриво поинтересовалась Лаврова, глазами указывая Зойке, чтобы та продвигалась на кухню.

– Спрашивал, как прошло твое представление на структуре. Я рассказал, что ты была обворожительна, покорила всех, включая Третьякову.

– Это правда?

– Да! И мы договорились, что после семинаров он будет подвозить тебя до дома. Он где-то в ваших краях живет. Ему почти по пути.

– Ну, конечно, так уж и по пути, – смеялась Анна.

– И не спорь! А то я каждый раз буду волноваться, как ты добралась. А ты теперь мое богатство – в прямом смысле слова. От того, сколько ты в клюве принесешь, и моя доля зависит.

И эта циничная шутка, которая каких-нибудь пару дней тому назад вызвала бы в ней негодование и отвращение, почему-то показалась Ане вполне приемлемой.

Зойка тем временем принялась делать салат.

– Ага, молодец, – похвалила ее Аня. – А я мясо буду жарить.

Она поставила на плиту сковородку, дожидаясь, когда та раскалится.

– С кем это ты говорила? – ревниво спросила Зойка.

– Да это Толя Скотников. Одноклассник.

– Что-то я про него от тебя не слышала.

– А мы давно не виделись. Года три.

– Ничего себе. И что же он звонит чуть ли не ночью?

– Зойка, он мой друг. С детства, поняла? И имеет право звонить, когда хочет. Тем более что мы теперь работаем вместе… – Эти слова вырвались у нее нечаянно. Но когда вырвались, она подумала о Зойке. Ведь и Скотников тоже говорил ей о Филипповой: это твой кандидат…

Едва Аня кинула на сковороду сочные куски, и они зашипели, источая аромат мяса и специй, как позвонила сама Ольга Третьякова.

– Госпожа Лаврова? Как вам понравился семинар?

– Было интересно.

– Сегодня мы больше отдыхали, чем работали. На следующей встрече будем учиться зарабатывать деньги. Я уверена, вы будете очень успешным членом «Триады».

– Почему?

– Вы умны и у вас есть харизма. Я прочу вам большое будущее. И очень рада, что вы влились в наши ряды.

– Спасибо, – откликнулась Анна. И поймала себя на том, что ей очень приятно слышать похвалу этой женщины.

– А это кто? – осведомилась Зойка, доставая из сумки бутылку сухого вина. – Где штопор?

– Там, в верхнем ящике. Вообще-то уже поздновато для выпивки…

– А для звонков не поздновато? Кто звонил-то?

– Ну… Это моя начальница новая.

– Ты что, работу бросила? – вылупилась Зойка.

– Нет, просто нашла еще одну. Совмещаю.

– Понятно… У кого-то ни одной, а у тебя сразу две…

Она насупилась, терзая штопором ни в чем не повинную пробку.

– Зойка, нужно не так! Открывается очень просто. Ладно, я сама. Ставь лучше тарелки.

Едва Аня открыла бутылку, позвонил Голушко.

– Госпожа Лаврова? Я не очень поздно?

– Нет, я как раз ужинать собираюсь.

– Знаете, мы после семинаров обычно созваниваемся, обмениваемся впечатлениями. Мне сегодня звонили многие, и разговоры только о вас! О вашем остроумии, быстрой реакции, о вашем зажигательном танце. Я не смог удержаться, чтобы не поздравить вас со столь ошеломляющим успехом!

– Но приз достался не мне! – рассмеялась Аня.

– Это чепуха! Все ваши призы еще впереди, уверяю вас! Надеюсь, вы позволите мне доставлять вас до дома после наших вечерних занятий?

– Ну… Если вас это не затруднит…

– Почту за честь. Спокойной ночи, милая госпожа Лаврова!

Зойка сидела напротив нее, глядя на оживленное лицо приятельницы, слыша сочный мужской баритон из трубки, который оглашал всю кухню, и слезы капали из ее глаз прямо в тарелку.

– Зойка, ну что ты?!

– Я тоже хочу… – только и смогла вымолвить приятельница.

– Если хочешь, значит, будешь!

– Правда?! – Она тут же полезла за платком, сняла очки, вытерла слезы, высморкалась. – Нет, ты это честно?

– Давай-ка ужинать! И поговорим…

Собственно, Ане не пришлось лгать. Зойка не задавала вопросов. Она довольствовалась тем, что рассказывала Лаврова. А та, упоенная праздничным вечером и собственным успехом, говорила именно об этом – о работе, которая является праздником. О людях, с которыми она там познакомилась и которые так доброжелательны друг к другу, о том, что там все заботятся друг о друге.

– В общем, Зойка, это такая фирма… По западному образцу, в лучшем смысле этого слова. Корпорация. Большая семья. Там таких мегер, как твоя директриса, нет в принципе. Таких там изгоняют, как бесов!

– Что мне сделать, чтобы меня туда взяли? – прошептала потрясенная Филиппова.

Аня на минуту задумалась. Сказать ей про взнос? Деньги у Зойки есть, занимать ей не придется… Тогда лучше не говорить.

– Просто верить мне и все! – ответила Лаврова.

Когда они, наконец, улеглись спать, Аня – в своей комнате, Зойка – за стенкой, Лаврова вдруг четко и ясно осознала, что Зойка не сможет участвовать в этом: слишком она бесхитростна, прямодушна и непосредственна.

Впрочем, откуда я знаю? – тут же принялась уговаривать себя Анна. Вон как оживилась она, слушая меня, получив надежду на перемену в своей жизни. А что, лучше сидеть одной дома и сходить с ума от одиночества? Ей все равно не найти работу педагога. Мегера-директриса уже постаралась на этот счет. И что же ей делать? Идти в дворники?

И кто знает про себя, на что он в действительности способен, а на что нет?

Глава 21
МИМИКРИЯ

Виктор очнулся в углу двора, когда на город спустилась ночь. Попытался подняться, глухо застонал. Тело болело каждой клеточкой. Голова трещала. Он ощупал лицо. Ссадин не было. Ну да, по лицу они не били. Зато почки отбили напрочь. Профессионалы… Сволочи!

Он поднялся, цепляясь за стену. Нужно добираться до дому, а то сдохнешь здесь к чертовой матери! Он еще постоял, прижавшись к стене, собираясь с силами. Шатаясь и спотыкаясь, вышел на слабо освещенный проспект, поймал машину. Усаживаясь, невольно застонал от боли.

– Ты че, мужик? Вроде как побитый? – покосился на него водитель, мужчина лет сорока, со странным, слегка перекошенным лицом.

Виктор криво улыбнулся, промолчал. Разговаривать не хотелось.

– Отметелили тебя, что ли? – не отставал водитель.

– Ну, отметелили. Тебе-то что?

– Ничего. Кто это тебя? Расскажи, легче будет.

– Не твое дело. Ты везешь и вези.

Мужчина замолчал. Так молча они доехали до дома. Виктор рассчитался.

Водитель еще раз взглянул на Виктора и проговорил:

– Ты вот что, мужик. Не знаю, что за беда у тебя. Вижу, хреново тебе. Глаза мне твои не нравятся. Я такие глаза у ребят умирающих видел. В Чечне. А ты – живой! Я вот с войны вернулся, вся левая сторона парализована была. А теперь машиной управляю. Рожа кривая маленько осталась, но это ничего. Баба моя меня не бросила. А ты с руками и ногами. Жена есть?

Виктор кивнул.

– Это хорошо. Значит, не один. Ты поделись с же-ной-то. Бабы – они мудрые. По мелочам шумят, а когда что серьезное, они нам как матери. Иди, все у тебя нормально будет!

– Спасибо тебе, брат. – Виктор пожал протянутую руку и вышел.

Едва он шагнул в прихожую, из комнаты вышла Галя. На ночную сорочку был наброшен пуховый платок.

Виктор молча прошел в туалет, закрылся там. Галя услышала стон, всхлипывания.

– Витя, ты что? Что случилось? Открой, слышишь?

– Все почки отбили, гады, – услышала Галя.

– Витя, открой немедленно! Слышишь?

Она забарабанила в дверь. Наконец он вышел, прошел на кухню, странно растопырив ноги.

Галя метнулась следом.

– Тебя избили? Кто? Милиция? Допился?

– Не кричи, детей разбудишь.

– Твоей Надежды дома нет. Она в общагу свою уехала.

– Опять поругались?

– Я с ней не ругалась…

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно. Ты лучше скажи, где ты шлялся? Кто тебя избил? Витя!! Ну говори же!

Она подошла к нему, опустилась на колени, заглянула в лицо.

– Витенька, ну что с тобой? Что с тобой происходит? Что происходит все эти дни? Да что же ты молчишь, господи! – в отчаянии прошептала женщина.

И Виктор, глотая слезы, проговорил:

– Я, Галя, виноват перед тобой. И перед детьми. Я хотел как лучше. Хотел, чтобы у Нади была квартира. Чтобы ты жила спокойно.

– Ты… Ты украл что-нибудь? – одними губами спросила женщина и схватила себя за горло.

– Нет, что ты!.. То есть – да. Я, Галя, у нас с тобой украл. Меня в лохотрон втянули. Я занял три тысячи долларов. У Лелика, из гаража, – монотонно проговорил Нережко и умолк.

На несколько секунд повисла тишина. Ее разорвал отчаянный, истошный крик:

– Сволочь! Подонок! Как же ты мог?! Да за что мне такое?! Да пропади ты пропадом, ирод!!

Это деревенское «ирод» поразило Виктора больше всего.

– Девочка моя, ну успокойся, прошу тебя, – потянулся к ней Нережко. – Мы как-нибудь…

– Уйди!! Не прикасайся ко мне! – завизжала жена, шарахаясь от него как от прокаженного. – Три! Тысячи! Долларов! У бандита! Пропади ты пропадом! Ах, «мы как-нибудь», говоришь? Черта с два! Сам свое дерьмо расхлебывай. Я от тебя ухожу! Все!!

На пороге кухни появился Павлик.

– Павлик! Золотце мое! – Галя бросилась к нему. – Собирайся. Мы сейчас же уезжаем!

– Почему? – испугался мальчик.

– Потому! Потому что сюда бандиты могут в любой момент нагрянуть!

Виктор остался один. Он слышал, как выдвигаются ящики шкафа, как Галя мечется по комнате. Потом она выскочила в прихожую и вызвала по телефону такси.

Нережко тоже вышел в прихожую и молча смотрел, как Галя вытаскивает чемодан, сумки.

– За посудой я потом заеду. Сервизы и наборы столовые – это мое, учти! И книги приеду заберу, – лихорадочно проговорила она.

– Я помогу тебе вещи спустить, – мертвыми губами произнес Виктор.

– Не надо! Обойдусь.

Он все же донес вещи до машины.

Уже усаживаясь в нее, Галя произнесла:

– Это все твоя дочь! Если бы ее не было, мы жили бы и жили! Это она нас развела! Из-за нее ты впутался!..

Она не договорила, хлопнула дверцей. Машина уехала.

Виктор вернулся в квартиру. Снял брючный ремень, смастерил петлю, подставил табуретку, приладил другой конец к люстре. Надел петлю на шею, посмотрел в окно. Было уже светло. Настенные часы показывали семь утра. Виктор вспомнил водителя, что подвозил его до дома.

– А ты, мужик, ошибся, – усмехнулся Виктор и выбил табуретку из-под ног.

Сосед Нережко, пенсионер Яков Михайлович, вышел на лестничную площадку со своей овчаркой Линдой. Вызвали лифт. Собака послушно сидела у ног хозяина. Вдруг из соседней квартиры раздался грохот, звон разбитого стекла, сдавленный хрип…

Собака вскочила, залаяла, бросилась к двери, ткнулась в нее носом. Дверь приоткрылась, она была не заперта.

Яков Михайлович крикнул:

– Витя, Галя, что там у вас?

Из квартиры доносился все тот же жуткий хрип. Яков Михайлович, детский врач, свято следовавший данной когда-то клятве Гиппократа, осторожно вошел в квартиру, пустив вперед собаку.

Она тут же кинулась на кухню.

Нережко лежал на полу под обломками люстры, барахтаясь и пытаясь стащить с шеи ремень.

Рядом лаяла Линда. Яков Михайлович охнул, бросился искать кухонный нож, открывая все ящики подряд.

– Витя, Витя, ты только потерпи! Я сейчас!

Наконец нож был найден, ремень перерезан. Виктор

сел, судорожно хватая ртом воздух.

– Господи, что же ты наделал? Зачем ты это? Ты молчи, молчи! Сейчас я тебе чаю… Где Галя? Ты молчи, молчи, не отвечай…

Через час Виктор окончательно пришел в себя. Добрейший Яков Михайлович находился рядом с ним. Он убрал на кухне осколки и обломки, уложил Виктора в постель, отпоил его чаем с медом и валерианой. Узнав, что Витю бросила жена, утешал, как мог, ласковым голосом рассказывая какие-то жизненные истории. Линда лизала Виктору руку. Сосед дождался того момента, когда щелкнул дверной замок.

Вернулась Надя.

– Я за вещами! – крикнула она из прихожей.

Яков Михайлович вышел в прихожую, увел Надежду на кухню и долго говорил с ней о чем-то.

– Ну-с, пришла твоя милая дочка, Витенька. Так что я тебе пока не нужен. А буду нужен, звони, не стесняйся! – заглянув наконец в комнату, сказал он.

Надя села возле отца, на край постели.

– Как ты себя чувствуешь, папочка?

У нее никогда не было такого голоса. Ласкового, испуганного и заботливого.

– Ничего, дочка, – улыбнулся Виктор.

– Папочка, ты из-за нее не переживай! Она все равно тебя не любила, правда! Я же видела. Просто она со своим Павликом никому больше не нужна. Кто еще такой добрый, как ты? Она меня вчера из дома выгнала, правда! – На глазах Нади заблестели слезы. – Я ведь за вещами пришла. Решила в общагу переехать. Но теперь, конечно, останусь! Мы с тобой замечательно заживем. Вот увидишь! Я готовить умею. Я все, все умею! Ты есть хочешь? Ты не вставай, я тебе сюда принесу, в постель, хочешь?

Нережко задумчиво смотрел на дочь.

– Или хочешь побыть один? – смешалась под этим взглядом Надя.

Он кивнул.

– Яна кухне буду. Если захочешь чего-нибудь, зови меня. Ладно? – Она вышла.

Виктор перевел взгляд на распахнутое окно. Высокий тополь шумел листвой под порывами ветра. Виктор вспомнил, что сажал этот тополь, когда был маленьким. Вернее, сажал отец, но Витя помогал. Так что это и его тополь. И теперь он протягивал ветви прямо в окно, словно стараясь дотронутся до Виктора, уговорить его остаться жить.

Но уговаривать Нережко было не нужно. Мгновения, которые он пережил со стянутым петлей горлом, изменили его навсегда, он это чувствовал. Господи, какое это счастье – дышать, смотреть на небо и деревья! Никому он не отдаст свою жизнь, дудки! Ни бабам, ни бандитам, ни этой своре в «Триаде». Он им всем еще покажет, кто такой Виктор Нережко! И Скотниковым, и холуям из пирамиды. И Гале!

Ну и все! Хватит о прошлом. Долг Лелику – вот что сейчас главное. Просто нужно все хорошо продумать! Как говорила его бабушка, простая деревенская старуха: «Больно ты прост, малец! Таким не проживешь!

Хитрым нужно быть. Хитрым и хватким! И всегда помнить свою выгоду!»

Он ее тогда не слушал: как же – пионерское детство, другие идеалы. А права была именно она, старуха! Вся нынешняя жизнь тому подтверждение. Что ж, он не дурнее других. Сможет перестроиться. Вон, хамелеон по сто раз на дню окраску меняет. Даже слово есть такое научное – мимикрия. Значит, будем мимикрировать. Надо все, все продумать…

Вечером Виктор позвал дочь.

– Садись, Надя, – начал он.

Девушка села, поглядывая на отца. За день он переменился до неузнаваемости. Теперь она не смогла бы накричать на него, как раньше. Да и никто, наверное, не смог бы. Взгляд у него стал холодным и жестким. Даже властным.

– Вот что, дочь, ты сегодня же звонишь матери, требуешь у нее, чтобы она собрала три тысячи баксов. Пусть занимает, где хочет, но к концу недели достанет и вышлет!

– Зачем? – вытаращилась Надя.

– Тебе на квартиру.

– Папа, я с тобой хочу…

– Ты и будешь со мной. Но не всю же жизнь, верно? Замуж выйдешь, дети, все такое. И две квартиры всегда лучше, чем одна. Пока она тебе не нужна, мы ее сдавать будем. К примеру.

– А как это? За три тысячи квартиру? Я не понимаю…

^:– Тебе пока понимать ничего не нужно. Просто поверь мне, – спокойно и уверенно произнес он и продолжил: – Мы с тобой, Надя, вступаем в совместный бизнес. – Он помолчал, потом снова заговорил: – Скажи, в вашей общаге сколько народу проживает?

– Человек сто – сто пятьдесят. Но половина разъехалась. Лето же.

– А скажи, если предложить твоим подружкам квартиру в Москве за три тыщи баксов, желающие найдутся?

– Ты че? Конечно! Все же иногородние. А на свою хату в Москве каждой девчонке родители три тыщи соберут. Только где же такие квартиры продаются? Папа, у тебя голова не болит? – спросила вдруг дочь, присматриваясь к отцу.

– Ничего у меня не болит.

Он так глянул на нее, что Надежда затихла.

– Будешь меня слушаться беспрекословно, у тебя квартира через пару месяцев будет. И у подружек твоих. Это вроде кооператива. Взнос вносишь, потом он накапливается.

– Через банк? Прокручивается, что ли?

– Вроде того. Мы свои деньги вернем. И еще кучу заработаем. Это я тебе обещаю. И второе. Мы с этой квартиры должны съехать. И как можно быстрее.

– Куда?

– Да к тебе в общежитие. Заплатим коменданту, он нас поселит. Там же сейчас половина мест свободных, сама говоришь.

– Ну да… А зачем?

– Так надо! Матери скажи, чтобы деньги перевела этой почтой новой… Маниграммой, что ли… Не помню, как называется.

– Да, вроде того. Папа, а если она откажется?

– А ты ее заставь, поняла? Пригрози чем-нибудь! И убеди, что это абсолютный верняк! Вообще-то, можно и похищение твое организовать… – задумчиво проговорил он.

– Зачем? Этого не надо! Я ее уговорю. Я знаю как!! – встрепенулась она. – Я скажу, что на институт. Что меня в академию художеств берут. Но нужна взятка.

– Хорошо, молодец! А сюда – ни ногой! Здесь бандиты могут появиться, поняла? Тогда и вправду похитят. Шучу. Если и похитят, то не нас! – Он улыбнулся вдруг бескровными губами. И увидев ужас в глазах дочери, добавил: – Не бойся, Надя. У нас все будет хорошо. Все плохое уже случилось.