Текст книги "Карта костей (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13

Саймон хлопнул ладонями о столешницу:

– Освобождение Нью-Хобарта в любое время весьма масштабное предприятие, тем более сейчас, когда Сопротивление в раздрае. Ты говоришь об открытом бое, атаке на хорошо охраняемый город.

Я рассказала о своих видениях о том, что всех горожан вскорости поместят в резервуары. Тысячи людей – это даже хуже, чем коварная экспансия, происходящая сейчас в убежищах. Я представляла Эльзу, детей и тысячи омег в стенах города. Гомон рыночной площади, сменяющийся стерильным гулом баков. Но Саймон обратился к Дудочнику, а не ко мне:

– Все эти безумные прожекты и сумасбродные затеи... Корабли, посланные на запад. Тысячи жизней и твоя судьба, брошенные в обмен на одну провидицу. Даже проклятая баллада, которую поют барды. Теперь новая идея. Ты бы принес больше пользы, если бы согласился работать со мной, а не строил бредовые планы.

– Один из этих «бредовых планов» привел к смерти Исповедницы и уничтожению ее машины, – ответил Дудочник. – Это принесло больше стратегической пользы, чем все остальные достижения Сопротивления за много лет.

– Людей, которые приходят ко мне, стратегия не заботит. Они просто пытаются выжить, – парировал Саймон. – Они напуганы и голодны.

– Им есть чего бояться, – вмешалась Салли. – Синедрион желает их всех поместить в баки. Если посвятить все время и силы выживанию, это не остановит Синедрион и не спасет нас от баков. Вы должны сейчас бороться как никогда. Бросьте все силы на поиск кораблей и освобождение Нью-Хобарта.

– Ты достаточно долго руководил Ассамблеей и знаешь, какие у меня обязанности и какова ответственность, – будто не слыша ее, произнес Саймон. – Нужно направить все ресурсы на восстановление сети безопасных домов и укрытий для беженцев.

Дудочник пристально посмотрел ему в глаза:

– Я заплатил высокую цену за жизнь Касс, потому что она для нас очень важна. Если ты оставишь ее советы без внимания, жертва окажется бессмысленной.

Я прищурилась: Дудочник, как и Саймон, измерял ценность жизни с точки зрения затрат и пользы. Все сводил к какому-то расчету.

– Это была твоя жертва, – выплюнул Самон. – Не моя. И я не собираюсь разбрасываться жизнями по прихоти твоей провидицы только для того, чтобы на тебя не давила вина за ее спасение.

– Тогда цена, которую мы заплатили на Острове, была уплачена понапрасну, – сказал Дудочник.

Саймон закричал, подобно Ксандеру:

– Не говори мне о цене! Я там был, я видел, как гибли люди! Но ты вообще об этой цене? Или о той, которую заплатил сам – лишился руководящей роли?

– Речь не обо мне. Вовсе нет, – отозвался Дудочник.

– Точно?

Время близилось к утренней заре, а мы не спали с предыдущего рассвета. Салли не жаловалась, но я видела, как дрожат ее сложенные на коленях руки. Рядом с ней, положив голову на стол, спал Ксандер.

– Вам всем нужно отдохнуть, – успокаиваясь, выдохнул Саймон. – Поговорим позже. – Единственная надежда, которую он нам дал, перед тем как встал и пошел к выходу.

Когда Саймон повел нас через карьер к нашему жилищу, солдаты Сопротивления уже проснулись, полсотни или около того собрались вокруг костров. Их разговоры смолкли, и они повернулись, провожая нас взглядами. Идущую впереди Салли встречали улыбками, двое пожилых мужчин и женщина отсалютовали, но увидев нас, все посерьезнели и с опаской смотрели, как мы с Зои за руки ведем Ксандера. Я оглянулась проследить, как они отреагируют на Дудочника. Несколько человек ему кивнули. Высокая рыжая женщина злобно уставилась на него единственным глазом, а мужчина, опирающийся на костыль, плюнул на землю и пробормотал что-то своему спутнику.

Саймон завел нас в палатку, спешно очищенную от вещей предыдущих жильцов. Перед тем как уйти, он снова потянулся к Дудочнику, сжав его ладонь тремя своими:

– Я рад твоему возвращению. Вопреки всему.

Когда Саймон опустил голову, чтобы выйти из палатки, я окликнула его и, в очередной раз вглядываясь в пожелтевшую кожу вокруг глаз и поникшую фигуру, спросила:

– Что с тобой случилось после падения Острова?

Ответом мне послужил тяжелый вздох:

– Я взвалил на себя обязанности Дудочника. Вот что случилось.

Ω

Мы проснулись еще до полудня, проспав всего несколько часов, но Салли и Ксандера оставили отдыхать подольше. Вернувшись в палатку Саймона с Дудочником, Зои и несколькими советниками Ассамблеи, я начала постигать, в чем смысл повседневной деятельности по восстановлению Сопротивления. В карьере периодически раздавался пересвист, объявлявший о прибытии разведчиков. Посланники сообщали Саймону об облавах, численности патрулей и все еще не имеющих крова беженцах с Острова.

Разведчик с востока доложил о расширении четырнадцатого убежища и о плакатах в регионе, сообщающих об очередном повышении подати. Другой разведчик, промышлявший в окрестностях Уиндхема, поведал о напряженных отношениях в Синедрионе и усилении борьбы за власть между Воительницей, Реформатором и Инспектором после смерти Судьи. Мы сообщили о нашей встрече с Инспектором – новости, которые принесли Саймону, похоже, согласовывались с тем, что мы уже знали.

Инспектор до сих пор пользовался большим авторитетом в армейской среде, но в залах Синедриона, где правила Воительница с Заком в роли первого советника, его все активнее задвигали на второй план. Однако с усилением сегрегации все труднее было получить хоть какие-то данные из Синедриона, кроме слухов, полученных из обрывков трактирных разговоров, доходивших до поселений омег. Во время долгого послеполуденного обсуждения планов, когда произносили имя Реформатора, все взгляды присутствующих обращались на меня. Зак был проблемой, решением которой служило мое тело. Весь день Дудочник и Зои старались занимать место между мной и остальными, и Дудочник не убирал руку далеко от увешанного кинжалами пояса.

Но услышав новости из Синедриона, я поняла, что существуют угрозы, от которых близнецы защитить меня не в силах. Я знала, насколько жестоким может быть соперничество в Синедрионе. Судья прожил намного дольше, чем большинство советников. Если Зак обзавелся могущественными врагами в Уиндхеме, смерть ко мне придет скорее от ножа убийцы моего близнеца, чем от нападения в карьере. Моя смерть вообще может не иметь ничего общего со мной лично.

Этого и следующего дня в переполненной палатке Саймона оказалось достаточно, чтобы я начала понимать причины его измученного состояния. Каждое новое донесение разведчиков требовало решений и действий: направить врача на восток, где в лагере для эвакуированных свирепствовала дизентерия, и отрядить вместе с ним пятерых охранников, чтобы помочь переместить лагерь дальше вглубь континента, к более чистому источнику воды. Одну из советников Саймона, Виолетту, отправили на север, где в одном дне езды следовало допросить захваченного близ Нью-Хобарта солдата Синедриона.

– Его будут пытать? – спросила я у Саймона.

Салли закатила глаза:

– Не время для брезгливости. Думаешь, Синедрион стесняется применять пытки, когда считает нужным?

– Наша цель – стать такими же, как они? – парировала я.

Никто не ответил.

И посланники и отчеты продолжали прибывать все с тем же: новости от семей или даже целых поселений, которые боролись за выживание на фоне наступления холодов, повышенной за последний год подати и скудости земель, дающих совсем бедный урожай. Все больше и больше людей обращались в убежища, не зная, а возможно, просто не веря в то, что их там ждет. Дома других сожгли, причем не солдаты, а простые альфы в ответ на известие, что Судья погиб предположительно от руки своего близнеца.

Саймон сидел во главе стола, с обеих сторон окруженный советниками. Он отдавал приказы решительно, спокойно, но чем дольше я приглядывалась, тем больше он казался человеком, который пытается носить воду решетом. И тем сильнее ощущалось, что мы погрязли в бесконечном потоке мелких неурядиц, не имея возможности заняться стратегическим планированием. Попутно Саймон задавал нам вопросы. Его советники внимательно слушали Салли и даже терпели замечания Дудочника, но когда мы поднимали вопрос о кораблях или Нью-Хобарте, они устранялись, возвращаясь к насущным дневным заботам: донесению о налете на поселение, прибытию нового разведчика. Даже Дудочник теперь не так настойчиво заводил речь о кораблях. Когда он надавил на Саймона, требуя отправить экспедицию на север, в его голосе не слышалось обычного нажима. Я думала о темных водах, которые пересекла, добираясь до Острова, и попыталась представить волны, поднятые зимними штормами, не говоря уже об опасности северных льдов. Я смотрела на напряженные плечи Дудочника, его чуть склоненную голову, и понимала, что его мысли заняты тем же.

Каждую ночь, возвратившись в нашу палатку, я изучала документ о Ковчеге. К этому времени я выучила наизусть каждое слово, и необходимость в самой бумаге отпала, но я сжимала страницу и снова и снова пробегала глазами по строчкам, словно этот ветхий пергамент был картой, которая поможет направить мои видения к Ковчегу или Далекому краю. Но все, что ко мне приходило – лишь мой страх и жидкость резервуара, захлестывающая Нью-Хобарт. У меня не получалось соединить кусочки головоломки: Далекий край, Ковчег, Нью-Хобарт.

– Может, все просто и Ковчег там – под Нью-Хобартом? – предположила Салли. – И Синедрион именно поэтому изолировал город – чтобы заполучить Ковчег?

Я покачала головой:

– Нет. Я жила в Нью-Хобарте несколько недель. Будь там Ковчег, я бы его почувствовала. Я обычно хорошо ощущаю местность. – Я чувствовала зал с резервуарами под Уиндхемом, пещеры и туннели в горе. Чувствовала Остров. – В Нью-Хобарте Ковчега нет.

Закрывая глаза, я снова видела жидкость, заливающую беззащитно открытый рот Эльзы, густую и тягучую, обволакивающую безвольный язык. Видения приходили снова и снова, и зубы ныли от того, что я постоянно их стискивала. Я потела, несмотря на схваченную морозом землю под палаткой. Я была так напряжена, что, казалось, любые звуки, издаваемые моим собственным телом, слишком громкие: прохождение воздуха по ноздрям при вдохах и выдохах и шуршание кожи, когда я прижимала ладони к глазам, чтобы их потереть.

– Он не закончен, – сказал Ксандер, протягивая руку к документу. – Лабиринт костей.

– О чем ты говоришь? – вскинулась я. – Скажи, что ты имеешь в виду!

В моих словах прозвучали истерические нотки.

Салли встала между нами.

– Не говори так с ним!

Я знала, что она права, и смотрела на него, а он открывал и закрывал рот, словно рыба. Я ведь лучше всех знала, что он не специально старается говорить запутанно. Видения разбросали кубики слов в его голове, и теперь он безуспешно пытается вновь сложить их в правильном порядке.

– Прости. – Я потянулась, пытаясь прикоснуться к его руке, но Салли оттеснила меня, повернувшись спиной, чтобы успокоить Ксандера.

Всю ночь я слышала его бормотание и стоны, искромсанные слова словно выплевывались изо рта подобно выбитым зубам.

Это была моя вина. Мое будущее.

Ω

На третью ночь вскоре после полуночи Саймон рывком открыл полог нашей палатки:

– Вам нужно идти. Сейчас же.

Он ждал, пока мы вставали и одевались, и от его раскачивающегося фонаря по стенам палатки бегали наши скачущие тени. Ксандер бормотал, находясь между сном и явью, поэтому мы оставили его отдыхать.

На улице охранник Саймона придерживал серую лошадь. Ее бока потемнели от пота, горячее дыхание клубами пара вырывалось из ноздрей. Когда Саймон зашел в палатку первым, женщина внутри поспешно вскочила, но он жестом ее остановил, призывая снова сесть. Ее лицо покрывали капли грязи от быстрой скачки в дождливой ночи. Возрастом она была ближе к Саймону, чем к Дудочнику. Стянутые в тугой хвост темные волосы, жилистая сильная фигура, закаленная жизненными тяготами. Левое запястье заканчивалось культей, закругленной, как буханка хлеба.

– Расскажи им, Виолетта, – сказал Саймон.

Та изогнула бровь и поочередно смерила взглядом меня, Дудочника и Зои.

– Я уже говорил. – Саймон отодвинул стул и встал. – Им можно доверять.

Когда он отошел к выходу, Виолетта заговорила:

– Я была на севере, узнавала, что можно выудить из солдата, захваченного группой Ноя. Солдат направлялся из южного гарнизона в Нью-Хобарт, доставлял сообщение, не имеющее для нас практического интереса: заявки на ротацию войск и отправление грузов. Но мы смогли выяснить у него кое-что о самом Нью-Хобарте.

– Как? – перебила я. – Пытками?

Саймон глянул на меня:

– Не учи нас выполнять нашу работу.

Виолетта как будто не услышала перепалки:

– По его словам, они что-то искали. В Нью-Хобарте. Какие-то документы.

– Больше ничего?

– Ничего. По его словам, лишь старшие офицеры посвящены в детали. Но все получили приказ искать что-то старинное – о любых документах следовало докладывать незамедлительно. Его подразделение дважды отправляли на поиски после подсказок. Не нашлось ничего, кроме нелегальной школы для омег, но, как правило, Синедрион на такие вещи смотрит сквозь пальцы. Солдатам велели обыскать это место, забрать все документы и доставить в штаб-квартиру. – Виолетта пожала плечами. – Он даже думал тогда, что это смешно – тщательно просматривать и сортировать все детские тетрадки с нацарапанными каракулями буквами. – Ее лицо застыло. – Но к концу допроса ему уже было не до смеха.

Все взоры обратились ко мне, когда я встала.

– Приведи Ксандера, – обратилась я к Салли.

Виолетта закатила глаза:

– Разве мало нам одной провидицы? Зачем тащить сюда еще и выжившего из ума?

Я собралась ответить, но Саймон меня перебил, обратившись к Виолетте:

– На сегодня ты свободна. Отдыхай, завтра поговорим.

Уходя, она бросила гневный взгляд через плечо на Дудочника.

Салли тоже поднялась:

– Приведу Ксандера.

Я повернулась к Дудочнику:

– Ксандер пытался нам что-то сообщить. Он же говорил, что в Нью-Хобарте искали не меня. «Не тебя они ищут», – твердил он. Я думала, он имел в виду, что Исповедница искала не меня, а Кипа. Но он говорил не об этом.

«Ничего не кончено», – говорил он. Я пыталась собрать воедино Эльзу, документы из Ковчега и Нью-Хобарт, но все они оставались лишь кусочками. А Ксандер знал, как их соединить.

Салли привела Ксандера, который кутался в одеяло. Зои устроила его на скамье, я опустилась рядом с ним на колени.

– Что такое лабиринт костей? – Я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно.

Он молчал, по обыкновению изучая мутным взглядом потолок.

– Скажи мне, – настаивала я.

– Я тебе уже сказал.

– Сказал, но мы не поняли. Скажи еще раз.

– Раньше оно чувствовалось иначе, – прошептал он. – Тихое пространство. Под землей.

Мне хотелось ему подсказать, но я заставила себя ждать. Он еще раз оглядел потолок. Рука Салли на его плече напряглась.

– А потом стало шумно, – пробормотал он. – Люди грохотали костями.

– Это Ковчег? – спросила я.

– Это просто яма, – пробубнил Ксандер. – Место, где люди потеряли свои кости. Лабиринт костей.

– А сейчас ты чувствуешь там какие-нибудь звуки? Люди там еще есть?

Он кивнул:

– Шум в темноте.

– Синедрион их нашел? Ты знаешь, где это?

Он покачал головой.

– Они нашли, но по-прежнему ищут куски. Куски бумаги. Текст костей из До.

– В Нью-Хобарте? – уточнила я. Вспомнилось, как Зои говорила мне про доклад о бумагах, всплывших в Нью-Хобарте несколько лет назад, но Синедрион тогда раскрыл ячейку Сопротивления прежде, чем они нашли что-то еще. – Они ищут бумаги из Ковчега, вроде той, что переписала Салли?

Ксандер кивнул:

– Они им нужны. Ничего не кончено.

Глава 14

Больше ничего вытащить из Ксандера не удалось, но и этого оказалось достаточно. Когда он вернулся к обычному бессвязному бормотанию, я повернулась к Саймону:

– Если тебя не убедили освободить Нью-Хобарт тысячи людей, запертых в баки, то, может, хоть это убедит?

– Наводка про документы из Ковчега в Нью-Хобарте поступила много лет назад, – ответил он, – но ни к чему не привела. Синедрион добрался нее первым, уничтожив нашу конспиративную ячейку.

– Они наверняка посчитали находку очень важной. Такой важной, что засуетились и пошли на убийства. И до сих пор ищут – значит, нашли не все. Думаю, Эльза об этом что-то знает. – Снова вспомнилось ее лицо, когда я на кухне спросила ее о Сопротивлении. Она говорила, что ее муж умер, но никогда не уточняла, что именно с ним случилось. Его история была словно вдох без выдоха. – Ее мужа убили, и она намекала, что причиной послужило то, что он задавал слишком много вопросов. Может, он тоже участвовал в Сопротивлении?

Дудочник покачал головой:

– В Нью-Хобарте у нас было шесть человек. Каждого я знал лично, но никто из них не был женат на содержательнице приюта. И никто ни разу про нее не упоминал.

– Это очень удобно, не находишь? – заметила Зои. – Человек, который мог что-то знать – именно тот, кто пустил вас к себе. Интересное совпадение.

Я отвернулась от нее к Дудочнику:

– Ну ты-то всегда говоришь о том, как важны мои видения. Чего они стоят. Тебе не приходило в голову, что я пошла именно к Эльзе не случайно? Может, что-то привело меня к ее дому, пусть я и не понимала, что? Так же, как привело на Остров?

Я много думала об этом после смерти Кипа. Вспоминала о резервуарах в зале под Уиндхемом. Случайно ли я оказалась у резервуара Кипа или что-то меня туда подтолкнуло?

Может, страх перед Исповедницей каким-то образом привел меня к ее близнецу?

– Да какая разница, участвовала ли твоя подруга в Сопротивлении или нет, – вмешался Саймон. – Мы все равно не можем освободить город. Зато развяжем войну с противником, у которого численное превосходство и множество ресурсов.

– Война уже идет, – возразила я. – Неспешная война, в которой мы терпим поражение. Синедрион что-то ищет в Нью-Хобарте. Что-то настолько важное, что весь город интернировали. Находка поможет отыскать Ковчег или даже Далекий край. Она может все изменить.

– Как? – устало вздохнул Саймон. – Даже если мы освободим город и найдем документы, что дадут какие-то ветхие бумаги? Более полную информацию о До? О запрещенных механизмах, в которых нам вовек не разобраться?

– Ты говоришь, как Инспектор, – фыркнула я. – Нельзя избегать машин просто потому, что мы их боимся. Зак и Воительница все время использовали машины. Механизмы всегда были сердцем их плана. Должно быть, Синедрион уже нашел Ковчег. Бумаги могут привести нас к нему или к Далекому краю. Ты хочешь, чтобы Синедрион отыскал документы первым? Чем больше они знают, тем они опасней.

Мы спорили целый час. Продолжали обсуждать необходимость и невозможность освобождения Нью-Хобарта. Разговор ходил по кругу, словно вдоль окружавшей город стены.

– Если мы проиграем битву, – сказал Саймон, – Сопротивлению конец.

Салли сидела, молча сжимая руку Ксандера. Потом тихо произнесла:

– Вот на чем мы нынче сосредоточены, так? Резня на Острове. Отступление на восток, которое ты проводишь. Зови это как угодно, суть одна – мы отступаем. Но когда это мы перестали задумываться о том, за что боремся? Мы просто бежим, прячемся, пытаемся сохранить остатки Сопротивления. Я понимаю страх и вижу, насколько нам всем туго. Знаю, против чего мы выступаем. Но вдруг Ковчег действительно поменяет расклад? Может, пора перестать думать о конце Сопротивления и поразмыслить о конце Синедриона?

Ω

Незадолго до рассвета Саймон приказал свернуть лагерь и выступить на Нью-Хобарт. Войска послали в лес за спрятанными лошадями, чтобы привести их к карьеру и загрузить оснащение. В карьере осталось только двое караульных, однако палатки и скарб по-прежнему требовалось собрать. Белая глина липла ко всему, в том числе и к брезенту, лошадиные копыта скользили по превратившимся в рвы тропинкам. Дважды я пыталась помочь с загрузкой, но каждый раз охранники без лишних слов отворачивались и уводили лошадей.

Наш отряд отправился до полудня, и путь продолжался до поздней ночи. Мы с Дудочником ехали в авангарде рядом с Саймоном. Позади – Салли с Ксандером, Зои и двое разведчиков Саймона. После долгих скитаний с Кипом или Зои с Дудочником казалось роскошью ехать верхом, с предварительной разведкой местности, охраной и теми, кто разобьет лагерь и приготовит еду. Мы совершали переходы малыми группами в основном под прикрытием темноты, иногда присоединяясь к другим отрядам на привалы на контрольных точках. Но каждый раз в таких случаях я ловила на себе пристальные взгляды, почти те же, что на нас бросали альфы. В них читался страх пополам с отвращением.

Воины оставались враждебными и по отношению к Дудочнику и Зои. Однажды, когда мы остановились на привал в каменистом поле, я услышала, как какой-то мужчина сплюнул, заметив Дудочника, и сказал:

– Он снова связался с провидицей и альфой.

К его возмущению присоединилась женщина:

– Он больше переживает за них, чем за соплеменников.

Зои развернулась, но Дудочник схватил ее за руку и повел за собой.

– Ты собираешься спустить им это с рук? – прошипела Зои.

– Ссоры между собой не помогут освободить Нью-Хобарт, – ответил Дудочник. – А у нас впереди долгая дорога.

Ксандер забормотал, повторяя слова, словно эхо.

– Долгая дорога… долгая дорога… – твердил он снова и снова. – Долгая-долгая дорога.

Он непрерывно махал руками вверх-вниз. Такое частенько происходило, когда он чувствовал, что люди вокруг чем-то недовольны. Я отошла, а Салли взяла его лицо в ладони и притянула юношу к себе, пытаясь успокоить разговором.

Когда Ксандер затих, она обратилась к Дудочнику:

– Тебе сейчас нужно находиться среди людей, найти с ними общий язык. Они должны бороться за тебя, а не против.

Дудочник ответил с мимолетной улыбкой:

– Всему свое время.

Ω

Хотя Сопротивление и понесло большие потери после бойни на Острове, под руководством Саймона оно все еще оставалось хорошо организованной и крепкой структурой. За две ночи мы преодолели перевал Маккарти – узкий проход в горной цепи, за которой тянулись центральные равнины. Ночь выдалась ясной, и с вершины перевала хорошо просматривались побережье и море. Мы спешились, чтобы напоить лошадей из ручья. Когда я отошла от группы глянуть на простирающуюся внизу картину, Дудочник последовал за мной.

– Говорят, что всю рухнуло в момент взрыва, – сказал он. – Мы оба знаем, что в тот момент много что было разрушено.

О да, куда взгляд не кинь. Разрушенные горы, заваленные грудами шлака и щебня. Города и поселки времен До, кости мира. Или изуродованные тела, которые он видел в таком количестве, что и не сосчитать.

– Но посмотри, – Дудочник махнул рукой вниз. Скальные породы сменялись холмами, дальше море обнимало изгибы берега, словно спящий любовник. Дудочник повернулся ко мне, посмотрел обычным взглядом: прямым, без смущения. – Иногда забываешь, что осталось не только одно уродство.

Не поспоришь. Только не перед лицом океана, равнодушного к нашим бедам. Не перед самим Дудочником, его зелеными глазами, пронзительными, прозрачными на фоне темной кожи. Его резкими скулами, волевым подбородком. Мир всегда учил меня, что мы уродливы. Но глядя на Дудочника, я не видела ничего страшного.

Он коснулся моего лица подушечками пальцев, мозолистыми от рукояток ножей и установки силков. Я почувствовала мягкость его ладони, прижавшись к ней щекой. Она была мягкой, как кожа Кипа.

Я отпрянула:

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего. – Он нахмурился. – Я вижу, как ты сражаешься со своими видениями. Тебе наверняка тяжело смотреть, во что превратился Ксандер. Я всего лишь попытался тебя утешить.

Как же до него донести, что для меня нет утешения? Да, он упорно отрицал всю разруху мира, в котором мы жили, но моя изломанность выше его понимания. Внутри меня остались только пожар, Кип в резервуаре и его распростертое тело на бетонном полу башни – то, что невозможно исправить.

Я оставила Дудочника на склоне среди камней разбитой скалы.

Ω

До Нью-Хобарта мы добирались неделю. Поначалу ехали по территории альф, но благодаря разведчикам нам удавалось держаться подальше от патрулей и населенных пунктов. Мы передвигались в основном в ночное время, пока не достигли засушливых равнин южнее Нью-Хобарта, где заканчивались деревни альф. Далее мы могли ехать уже не таясь. Под свирепыми ветрами, характерными для этой местности, мои глаза воспалились и покраснели, а губы высохли и потрескались. Здесь ничего не росло, кроме высокого гибкого ковыля, и наши следы сдувало буквально через минуту. Окрест вступала в свои права зима.

Мы разбили лагерь неподалеку от крошечного городка Твифорда. Черный дым уходил в небо от разожженных костров. Ксандер хныкал от холода, лежа в нашей палатке между Дудочником и Зои. Но мне не спалось не из-за его бормотания, а из-за хаоса в его голове. Однажды в детстве мне в ухо забрался муравей и два дня не давал мне жизни – как бы я ни дергалась, ни извивалась, достать его не получалось, и я чувствовала, как он шевелится внутри, и содрогалась всем телом. Так же я себя чувствовала, находясь рядом с Ксандером.

На следующий день около полудня Салли окликнула Дудочника. Она и Ксандер ехали позади нас на одном коне, рядом с обеих сторон скакали охранники. Мы тут же развернули лошадей и ринулись к ней, но не заметили ни признаков засады, ни стихийного бедствия. Ксандер по обыкновению витал где-то далеко, а Салли со спины сжимала его плечи.

– Повтори, – попросила она Ксандера.

Тот открыл было рот, но слов не последовало. Лошадь принялась переступать с ноги на ногу, словно почувствовав его беспокойство.

– Повтори, – прошептала Салли снова. – Скажи Дудочнику то, что сказал мне.

Когда Ксандер снова ничего не ответил, она повернулась к Дудочнику:

– Какие корабли отослали искать Далекий край?

– «Эвелин» и «Розалинду», – хором ответили Зои и Дудочник.

Салли улыбнулась – ее морщины разошлись и сложились в новый замысловатый узор.

– Он сказал: «Розалинда». – Она снова сжала плечи Ксандера. – Скажи Дудочнику. Скажи снова.

Ксандер глянул раздраженно, но все же произнес:

– Я уже сказал. «Розалинда» возвращается.

Его слов оказалось достаточно, чтобы мы устремились вперед и ехали весь день. Саймон уклончиво пробормотал, что подумает, посылать ли войска на запад в поисках кораблей, если мы освободим Нью-Хобарт. Я понимала его скепсис. Несколько слов Ксандера – не слишком весомый аргумент, если брать во внимание, сколько времени о кораблях не было ни слуху ни духу, особенно учитывая зимние шторма, которые должны охватить океан.

Тем не менее все последующие сутки я хранила слова Ксандера, оберегала их в своем сознании, как птичье яйцо. «”Розалинда” возвращается».

Ω

Когда мы добрались до болот, холод усилился. Путешествуй мы в спокойном темпе, могли бы позволить себе роскошь обойти самые топи, но мы не располагали временем. Поэтому по полдня наши кони брели по колено в воде. Салли не жаловалась, но по ночам, когда мы собирались у костра из сырого камыша, я видела, как дрожат ее руки, удерживающие еду, как от холода скрючиваются узловатые пальцы. Как Дудочник стискивает зубы и напрягается, чтобы не дрожать, а Зои натягивает рукава пониже, чтобы спрятать посиневшие кисти.

Саймон приказал разбить лагерь в глубине болот, когда до Нью-Хобарта оставалось около десяти километров на восток. Топи здесь были неподатливы, озерца чередовались с кочками, а небольшие возвышенности соединялись узкими тропками. Вода уже подергивалась тонким льдом у берегов, было слишком глубоко, чтобы пробираться, а засохшие камыши торчали выше роста Дудочника. Редкие деревца под порывами ветра гнулись своими сучковатыми, словно скрученными артритом ветвями, цеплялись за почву на краю затопей; кое-где корни бултыхались прямо в воде. Весь день ушел на поиск лучшего места для лагеря – примерно гектара кочковатой суши посреди вонючей болотной жижи. Единственная извилистая тропка вела по бесконечным болотам к этому месту. Лошадей по ней приходилось вести медленно, при каждом шаге проверяя, куда им поставить копыта, и когда мы наконец добрались до цели, кони сбились вместе у камышей, подозрительно всхрапывая. Но мы не боялись, что кто-то их услышит – кроме нас там никого не было. А случайные путники скорее утонули бы в мутной ледяной воде, чем наткнулись на нашу стоянку в камышах. Вестовых и разведчиков разослали собрать собрать уцелевших членов Сопротивления, но чтобы присоединиться к нам, им потребуется несколько дней, если не недель.

В палатке Саймона мы сгрудились вокруг карты местности. Обведенный карандашом, символизирующим выстроенную Синедрионом стену, город был изображен на возвышенности посреди равнины. Километрах в полутора на юг от него лежал лес, который мы с Кипом подожгли. На севере и западе равнины перемежались только случайными оврагами и подлесками. А на востоке тянулись болота, где сейчас располагался наш лагерь – островок из тины и грязи посреди полузамерзшей воды и высокого камыша.

– Не расслабляйтесь, – сказал Дудочнику Саймон, обнаружив нас троих за исследованием местности. Зои фыркнула, глядя на островок, покрытый камышом и чахлыми ивами. – Я направляю вас с Зои наблюдать за городом с юга. Виолетта и двое разведчиков уже отправились осмотреть северный периметр. Узнайте численность войск и любую информацию об обороне Синедриона. Периодичность патрулирования, численность разъездов, маршруты – все, что сможете разведать.

– Касс пойдет с нами, – заявил Дудочник.

– Это не прогулка. Вы с Зои лучше других справитесь с заданием. Касс безопаснее остаться в лагере.

– Она пойдет со мной, – сказал Дудочник.

Зои закатила глаза.

– Мне знаком Нью-Хобарт, – встряла я. – Я знаю окрестные равнины и лес лучше всех.

– Лес? – отозвалась Зои. – Ты про то, что осталось после устроенного вами с Кипом пожара? Вы ведь все дотла спалили.

Я пропустила колкость и продолжила, обращаясь к Саймону:

– Ты же знаешь, я очень хорошо чувствую местность. Я пойду с ними.

Саймон перевел взгляд от меня к Дудочнику и обратно.

– Ладно. Но присматривай за ней.

Он отвернулся. Говорил ли он о том, чтобы меня охраняли или о том, чтобы за мной шпионили?

В любом случае я была рада, что мы уходим. Враждебное отношение войск несколько притупилось, не столько вследствие доверия, сколько от более плотного знакомства и неизбежного ежедневного общения, когда мы останавливались на привалы или делали переходы. Люди разговаривали со мной достаточно вежливо, когда просили передать флягу с водой или выбрать более безопасный путь через топи. Но большую часть времени меня предпочитали избегать, провожая настороженными взглядами. Наверняка Саймон это заметил и решил поднять наш моральный дух, отослав подальше от лагеря.

Салли с Ксандером остались с войсками на болоте. Ни за что бы в этом не призналась, но вдали от него и враждебно настроенных солдат мне было легче. После сообщения о «Розалинде» он почти не говорил. Но всякий раз, когда его руки дергались, а с языка сыпались обрывки слов, мои руки тоже беспокойно двигались и ко мне приходили более яркие видения пламени, беспорядочно сменяясь в моем перегруженном разуме.