Текст книги "Карта костей (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Я отпрянула, шагнув назад. Он посмотрел на свою руку, словно на чужую. На наших лицах одновременно мелькнуло отвращение.

Инспектор отступил в темноту двора и ушел. Я вернулась в спальню, прижимая ладонь к лицу. Дудочник, все еще занятый документами, ничего не заметил.

Той ночью после ухода Дудочника я думала не об Инспекторе, а о профессоре Хитоне. Я вправду желала знать, что с ним случилось. Действительно ли его смерть была быстрой и безболезненной по сравнению с медленным умиранием на поверхности, охваченной радиацией и голодом. Но, лежа в кровати, я поняла: мне хотелось, чтобы история Хитона осталась незавершенной. Чтобы была возможность представить, как он выбрался из Ковчега: в конце концов распахнул люк, увидел свет, просачивающийся сквозь завесу затянутого пеплом сумрачного неба, и шагнул в мир.

Глава 28

Дудочник вернулся на рассвете. Я уже проснулась, большую часть ночи пытаясь потушить пламя, которое тлело в моем сознании – примерно после полуночи меня разбудил пригрезившийся взрыв. Услышав шаги во дворе, я потянулась за ножом под подушкой.

– Это я, – успокоил Дудочник. Под отекшими веками залегли темные синяки. Открывшаяся дверь хлопнула о стену.

– Ты хоть на минутку прилег? – Я села, опустив ноги на пол.

– Похоже, я могу его отыскать, – ответил он. – Ковчег. Смотри.

Он протянул мне лист бумаги, от которого я отмахнулась, натягивая свитер:

– Дай мне хоть одеться. Ковчег там уже четыре столетия, за несколько минут никуда не денется.

Было так холодно, что пришлось закутаться в одеяло поверх одежды. Присев, я взглянула на бумаги, что он выложил на пол.

– Вот. – Дудочник подтолкнул ко мне страницу. На ней не стояла дата, но, судя по печатному тексту, ее можно было отнести к начальным годам существования Ковчега. Отчет экспедиции, оценивающий уровень радиации на поверхности. – Обрати внимание на первую колонку.

Заголовок: Показания уровня радиации (Бк), взятые с интервалом в полтора километра от Ковчега (выход 1). Ниже стояли цифры: запад 1, з.2, з.3 и так далее до конца страницы.

– Но затем показания прерываются, – заметил Дудочник. – Последнее показание з.60. Но на этой странице, – он подтолкнул мне второй листок, так же разлинованный таблицей с цифрами, – другая экспедиция движется на восток, и они зашли гораздо дальше. До в.240.

– И что? Они, наверное, повернули назад намного раньше, когда продвигались на запад. Возможно, они дошли, куда планировали. Или столкнулись с какими-нибудь трудностями. Повстречались с враждебно настроенными выжившими и сбежали.

Дудочник покачал головой:

– Они не спешили, на обратном пути тоже делали замеры, которые представлены в третьей колонке. – Он поднял на меня взгляд. – Они остановились, потому что вышли на побережье.

– Ладно. – Я замолчала и потерла глаза, прогоняя сонливость. – Но даже если и так, чем это нам поможет? По всей видимости, Ковчег разместили в девяноста километрах от побережья вглубь континента. Но от какой точки берега? Прибрежная полоса – около шестисот миль.

– Сюда смотри. – Он покопался в принесенных документах и достал лист. – Абзац почти в самом низу, о воде.

Один из регулярных отчетов Ковчега с обновлениями о состоянии припасов, вспышках заболеваний и проблемах с подземным бытом.

3 год, 9 августа. Совещание по ресурсам и инфраструктуре (правление).

Питьевая вода: текущих запасов в резервуарах хватит на 26 месяцев (меньше, чем ожидалось из-за повреждения резервуара 7 во время детонации), после чего придется положиться на внешнее водоснабжение. Система фильтрации для внешнего источника функционирует, и хотя удаление пепла и осадков существенно уменьшило уровень радиации (значительно ниже показаний префильтрации, отмеченных четвертой экспедицией на поверхность), он остается намного выше, чем […]

Я подняла глаза на Дудочника:

– У них имелся доступ к пресной воде. То есть рядом располагался какой-то ручей или река?

– В Ковчеге оставались тысячи людей. Источник должен быть большим.

– Ясно. Значит, имеется в виду река в сотне километров или около того от побережья. Не особо точный ориентир.

– Вот еще. – Он протянул мне лист, оборванный на половине.

Я прочитала заголовок:

– 18 год, 18 апреля. 39 экспедиция на поверхность. Наблюдения (территория, пригодная для проживания для обеспечения возможного будущего переселения).

Не дожидаясь, когда я прочту все, Дудочник протянул руку и постучал по строчкам возле оборванного конца страницы:

– Читай тут.

[…] при условии, что уровень радиации будет спадать ожидаемыми темпами, любые поселения на поверхности в следующие десятилетия должны располагаться вблизи Ковчега, чтобы иметь возможность использовать его ресурсы (особенно системы очистки воды и […]

Расположение Ковчега, пусть оптимальное для минимизации воздействия взрыва, ограничивает нас в возможности переселения на поверхность. […] Суглинистые почвы, обеспечивающие идеальные условия для стабильного котлована, плохо подходят для возделывания […]

– Посмотри на обороте, – сказал Дудочник.

Несмотря на мою аккуратность на пол посыпались мелкие хлопья бумаги и пыли.

– Тут ничего, – отозвалась я. – Только пятно. – На обороте не было текста, только расплывчатое темное пятно на нижней части, словно от пролитого чая.

– Я так тоже сначала подумал. Но задался вопросом, почему тогда оборотную часть страницы не использовали повторно для записей. На всех остальных бумагах используют обе стороны. А тут пустые полстраницы – почему на них ничего не написано?

Я наклонилась, чтобы приглядеться внимательнее. Слева просматривались перекрывающиеся выцветшие слои.

– Это картинка, – пояснил Дудочник, перегнулся через мое плечо и повернул страницу. И я разглядела, что там вовсе не пятно, а горы, упирающиеся в пустое небо. – Не такая, как все остальные в этих документах. – Он указал на технические схемы, которые я сложила на одной из кроватей. – Здесь нет деталей, она не выглядит, как пояснение к работе какого-то механизма. Больше похоже на рисунки, которые висели на стене в доме моих родителей.

Кто же это нарисовал? Я представила, как экспедиция остановилась на привал, желая принести в Ковчег образ потерянного мира.

– Смотри. – Он наклонился, стоя позади, чтобы указать на картинку, и его рука легла на мое плечо. Я спиной чувствовала его тепло. Ранее я всем телом содрогнулась от прикосновения Инспектора, но контакт с Дудочником казался таким же привычным, как тяжесть вещмешка на плечах или одеяло, прикрывающее шею. – Посмотри на эту гору, – продолжил Дудочник, – пик которой склоняется в сторону. Это Разбитая гора, если смотреть на нее с запада. Рядом на плато, скорее всего, гора Олсоп.

Я повернулась, чтобы рассмотреть его лицо. Дудочник ухмылялся. Я давно не видела на его лице улыбки.

– Это долина к западу от Позвоночного хребта, что-то в ста двадцати километрах к северо-западу отсюда. Его пересекает река Пелам. Все соответствует плану и другими признаками, вплоть до расстояния от побережья. Даже почва там глинистая.

Вспомнились карты, висевшие на стенах в его импровизированном кабинете на Острове. Прежде чем присоединиться к Сопротивлению, Дудочник и Зои годами путешествовали. В отличие от меня, он прекрасно знал эту местность. Это были не расплывчатые, ощупывающие видения провидца, но глубокое знание, приобретенное годами напряженных переходов. Он знал, как лучше миновать наряды, патрулирующие горную гряду. Знал, какие прибрежные пещеры затапливает во время прилива. Знал, как быстрее всего перейти болото, не выходя на дороги.

– Если я выведу нас на нужную местность, ты сможешь его отыскать? – спросил он.

– Его наверняка охраняют.

– Я не об этом спросил. Найти сможешь?

Я закрыла глаза. Когда я искала Остров, он представлялся маяком, светом, к которому я следовала. Ковчег чувствовался по-другому. Он казался тьмой, настолько полной, черной, непроницаемой, что я не могла осязать путь к нему. Попробовала еще раз, пытаясь нащупать путь от него, а не к нему. Попыталась представить долину, реку, оглядеть горные склоны. И почувствовала. Крошечный толчок, короткий и тревожащий, словно насекомое ползало в волосах. Что-то ждет меня в этой могиле, куда нам предстояло отправиться, чтобы опросить кости о том, что те помнили.

Я кивнула.

Дудочник ответил резким ковком:

– Тогда сегодня выступаем.

Ω

Я постучала в дверь комнаты Эльзы. Та быстро подошла, накинув на ночную сорочку шаль. Когда я сказала, что мы уходим, она ничего не спросила, лишь притянула меня к себе так близко, что я почувствовала тепло, запах кожи и пота и сильный аромат чеснока от ее рук. Ни я, ни она не заикнулись о нашей будущей встрече. Нам не требовалось обесцененное утешение словами.

Остальные ждали в конторе мытарей.

– Я приказал, чтобы вам у ворот приготовили лучших лошадей, – сообщил Инспектор. – Я предложил и эскорт из нескольких солдат, но Дудочник не согласился.

– Он прав, – быстро сказала я. – Втроем мы доберемся быстрее, да и заметить нас будет не так просто.

Удивительно, но Инспектор не стал спорить. А ведь он не доверял ни нам, ни этой миссии с Ковчегом.

Он склонился надо мной, чтобы его слова не уловили чужие уши:

– Как думаешь, стоит ли отправить солдат убедиться, что вы меня не предадите? – Он медленно покачал головой. – Если решите меня предать или подвергнуть нас всех риску, выпустив на волю технологии или машины, у меня в заложниках целый город. Твои Эльза, Салли, Ксандер.

Он не угрожал открыто, но ему достаточно было перечислить имена.

Инспектор выпрямился и повысил голос:

– Будьте осторожны.

Для всех остальных это прозвучало как благословение. Но я-то лучше знала.

Вошла Салли, снимая с головы платок, прикрывавший лицо.

– Я только что разговаривала с утренним патрулем. Все как вчера: на юге дым и следы солдат Синедриона. Они держатся на расстоянии от города, но их с каждым днем все больше. Вам придется дождаться снегопада. Нужно дополнительное прикрытие, чтоб отойти подальше от города.

Я посмотрела в окно. По небу плыли мутные и плотные облака, но в последние два дня осадков не было. Следы на дороге за стеной уже превратили снег в серое месиво.

Дудочник тоже глянул в окно.

– Лючия хорошо предсказывала погоду. – Я покосилась на него, но его лицо все еще было обращено к окну. Дудочник редко упоминал о Лючии, и теперь его голос звучал мягко. – Она бы точно сказала, когда ждать ближайшего снегопада.

– Ну, теперь ее здесь нет. – Слова Зои, словно топор, отрубили фразу Дудочника.

Ω

Обещанный небом снег пошел после заката. Он выпал, смазывая темноту толстым белым слоем. Времени для долгих прощаний не оставалось. Салли обняла Дудочника и Зои и – к моему удивлению – пожала мне руку.

Ксандер не двинулся, наблюдая, как за окном в порывистом ветре кружатся снежинки. И не обернулся, когда я подошла. Он сидел, уперевшись подбородком в подоконник, от дыхания на стекле запотело его отражение.

Мы бы взяли его с собой – в конце концов, это же Ксандер первым почувствовал Ковчег. Но с ним и с Салли мы не смогли бы обойти солдат Синедриона и двигаться быстро, не говоря уже о том, чтобы проникнуть в хорошо охраняемый Ковчег.

– Нам нужно идти, – сказала я ему. – И мы не можем взять тебя с собой.

– Чтобы найти «Розалинду»? – спросил Ксандер. Это было самое осмысленное предложение из всех, что он произнес за несколько недель. Я не посмела рассказать ему об отрубленных головах носовых фигур с кораблей, оставленных в снегу на восточном тракте и об экипаже «Розалинды», заключенном в баки Синедриона.

– Мы пойдем искать Ковчег, – ответила я. – Лабиринт костей.

Даже если он и понял мои слова, то никак не отреагировал.

– Прости. – Я действительно сожалела. Не потому что оставляла его здесь – у нас не было иного выбора. А потому, что избегала его. К несчастью, его разум представлялся мне языком колокола моего собственного безумия, и у меня не хватало духу проводить с ним больше времени.

Сейчас, наблюдая за снегопадом, он казался намного спокойнее. Прежде чем уйти, я коснулась его руки.

– Нескончаемый огонь, – словно обещание прошептал он.

Глава 29

Я взвалила на спину заплечный мешок, и он со звоном ткнулся мне в лопатки. Не зная, чего ожидать в Ковчеге, помимо еды, воды и одеял мы запаслись фонарем и жестянками масла. Салли, Саймон и Инспектор провожали нас взглядами.

На перекрестке близ ворот ждали шестеро людей Саймона, включая Криспина, который держал поводья наших лошадей. Дудочник тихо с ним переговорил, чтобы не услышали остальные, затем кивнул и вернулся к нам с Зои.

– Поедем с патрулем Криспина, – сказал он. – Так нам представится лучший шанс улизнуть незамеченными, если солдаты Синедриона ведут наблюдение. Ничего не говорите отряду о том, куда мы едем и зачем.

Мы вскочили в седла и выехали из восточных ворот. За стеной снег летел в лицо, и я укуталась шарфом по самые глаза. Десять минут мы следовали за Криспином на восток по главной дороге, прежде чем повернуть на юг и описать широкий круг вдоль городской стены. На ней с интервалом в несколько шагов пылали факелы, освещая небольшие участки заснеженной земли. На дозорных башнях горели фонари. Кольцо света лишь сгущало мрак, в котором мы продвигались вперед.

Вскоре я почуяла запах дыма, и Криспин указал на юг.

– В нескольких километрах отсюда лагерь Синедриона, – пояснил он. – По меньшей мере сотня солдат. Наши лазутчики следят за ними с прошлой недели. – В темноте запах дыма в заснеженном воздухе был единственным, что их выдавало. – Инспектор и Саймон планируют налет.

Я кивнула. Разумное решение, если учитывать, что солдаты Синедриона прибывают и вскоре смогут окружить город. Но при мысли об очередной битве, пусть и необходимой, к горлу подступила желчь. Вот так и работает насилие, поняла я: оно не знает границ и распространяется чумой мечей.

Патруль молча объезжал город с южной стороны, слева темнел призрак сожженного леса. Когда мы повернули на север, до меня донеслась музыка. Звуки тут же унес ветер, и когда я приподнялась в стременах и оглянулась по сторонам, остальные продолжили ехать вперед, словно ничего не услышали. Ноты продолжали свистеть в песне ветра, падая вокруг меня, словно снежинки. Я окликнула Дудочника, но он сказал, что ничего не слышит. Тогда я поняла, что кроме ветра и топота копыт по снегу никаких звуков больше нет. Музыка звучала у меня в голове.

Мы как раз собирались пересечь тракт, ведущий от Нью-Хобарта на запад, когда едущий во главе патруля Криспин поднял руку, требуя остановки. Что-то раскачивалось впереди под одиноким дубом. Люди Криспина тут же взяли оружие наизготовку. Из-за снегопада было сложно определить, что там такое. Силуэт походил на человека, но был слишком высоким и раскачивался на пронизывающем ветру. На мгновение мне почудилось, что он парит над землей, словно призрак, неупокоенная душа одного из павших непогребенных бойцов. И тут порыв ветра на секунду очистил обзор.

Мужчина висел на ветке, и наклон его головы явно не был естественным. Три ворона сорвались с ветки над ним, когда Криспин и двое его людей подъехали к импровизированной виселице.

– Стой на месте, – скомандовал Дудочник, хватая меня за руку, когда я понукнула лошадь. Он вытащил нож, а Зои и оставшиеся солдаты оглядывались по сторонам, опасаясь нападения.

– Это омега, – крикнул Криспин. – Его здесь не было, когда проходил последний патруль, но следов вокруг нет – должно быть, его вздернули на закате, до снегопада.

Лошадям передалось наше беспокойство, и они недовольно всхрапывали и жались друг к другу.

– Это послание, – вздохнул Дудочник. – Альфы оставили его для наших патрульных.

– Мне нужно на него посмотреть, – решила я.

– Хочешь снова увидеть изнутри камеру сохранения? – рявкнула Зои. – Потому что именно там тебя и запрут, если не будешь слушаться. Мы в километре от стены. Это вполне может оказаться засадой.

Не обратив внимания на ее слова, я направила лошадь к дереву. Дудочник бросился за мной, крича на ходу. Но я его не слушала. Музыка в моей голове – это песня про убежища. Чем ближе я подъезжала к дереву, тем больше она превращалась в какофонию: ноты звучали неверно, словно бард играл на расстроенных струнах.

Это Леонарда они вздернули. Его гитару разломали и вновь подвесили за ремень ему на шею. Гриф гитары делал повешенного похожим на пугало. Когда порыв ветра вновь качнул тело, я увидела, что руки барда связаны за спиной. Некоторые пальцы торчали под странными углами. Были ли они сломаны в борьбе или его пытали? А может, это просто трупное окоченение. Мне не хотелось знать правду.

Дудочник и Зои встали по бокам от меня, глядя на Леонарда, которого ветер теперь повернул к нам боком.

– Здесь небезопасно, – прошептал Дудочник. – Вокруг кишат солдаты Синедриона. Нам нужно оставить патруль и двигаться дальше.

Вместо того чтобы прислушаться, я слезла с лошади и привязала поводья к ветке, чтобы развязать Леонарду руки. Бечевку туго затянули, волокна шуршали друг по другу, пока я пыталась распутать узлы. От шороха зуб на зуб не попадал, хотя прикосновение к холодной плоти Леонарда не вызывало дрожи.

– Можете отвезти тело в Нью-Хобарт и там похоронить? – спросила я Криспина, который напряженно следил за западной дорогой.

Он покачал головой:

– Там и так хватает тел для погребения. У нас тут патруль, а не бригада могильщиков. Я пошлю гонца в город с докладом, а двоих отправлю прочесать местность. Остальным нужно закончить патрулирование.

– Хорошо, – процедила я. – Похороню сама.

– У нас нет на это времени, – прошипела Зои. Я лишь продолжила распутывать бечевку.

Освобожденные руки Леонарда не повисли по швам, а остались заведенными за спину, застывшие или замерзшие.

Я не дотягивалась до веревки, обхватывающей его шею. Несколько раз я подпрыгнула, размахивая кинжалом, но получилось лишь испугать лошадь и заставить тело Леонарда вертеться волчком.

– Я справлюсь быстрее, если вы прекратите пялиться и поможете, – пропыхтела я.

– Нет времени копать могилу, – отозвался Дудочник. – Мы его снимем, но потом нужно ехать.

– Ладно, – выбившись из сил, согласилась я.

Мы сделали все, что могли. Сидя в седле, Дудочник перерезал веревку, пока я поддерживала тело; потом мы вместе опустили его на землю. От тяжести у меня снова заболела недозажившая рука. Зои придержала лошадь брата, Дудочник спешился и снял с Леонарда гитару. Дерево жалобно заскрипело, хрустнули обломки. Я перегнулась через труп и попыталась ослабить удавку на шее. Устав, я ее перерезала; плоть под петлей была жуткого темно-фиолетового цвета и не расслабилась, а сохранила следы от веревки.

Вместе мы перенесли Леонарда в канаву на обочине дороги. Когда мы опускали его туда, тело с хрустом согнулось пополам. Каждую минуту на тракте мы рисковали и не могли похоронить Леонарда голыми руками в замерзшей земле. В конце концов я отхватила лоскут от одеяла и накрыла им лицо отважного барда, благодарная за то, что при отсутствии глаз их не нужно закрывать. Мы как раз собирались вновь сесть в седла, когда я вдруг сорвалась обратно к дереву и подняла брошенную Дудочником сломанную гитару. Собрала обломки и сложила их рядом с телом.

Ω

Мы направились на север с Криспином и оставшимися двумя патрульными, но проехав чуть меньше километра, Дудочник повернул на запад, и мы с Зои оторвались от группы и последовали за ним. Остальные даже не замедлили шага, хотя Криспин повернулся и на прощание поднял руку.

– Берегите себя, – пожелал он, и Дудочник тоже вскинул руку.

Мы поскакали дальше. В темноте и метели казалось, словно мы едем вслепую, и мне на ум снова пришел Леонард и мир вокруг него, погруженный в вечный мрак. Дважды моя лошадь едва не оступалась в снегу. Один раз я почувствовала близость людей на севере, и мы притаились в ущелье, пропуская едущий по хребту над нами конный патруль Синедриона и радуясь, что снегопад замел наши следы.

Мы ехали на запад, пока рассвет не позволил углубиться в скалистые расщелины, по которым следовал путь на север. К полудню мы подъехали к предгорьям Позвоночного хребта. Снегопад, за который мы были так благодарны ночью, покрыл утесы коркой льда, и уже уставшие лошади еле плелись, боясь оступиться. Несколько раз нам приходилось спешиваться и вести их в поводу.

По дороге я все думала о том, что сказал Дудочник: «Лючия хорошо предсказывала погоду». Впервые он по собственной воле сказал вслух о покойной провидице. Обычно они с Зои избегали ее имени, словно колючего куста. Когда Дудочник упомянул ее в конторе мытарей, Зои быстро его заткнула. Мне вспомнились долгие взгляды, которыми близнецы обменивались всякий раз, когда заходила речь о Лючии. Когда Ксандер спросил о ней, Зои напряглась, а Дудочник горестно сообщил, что ее больше нет.

Это походило на Ковчег: он все время был там, под землей. И теперь, когда я это поняла, все изменилось. Теперь, догадавшись, что Дудочник испытывал к Лючии, я многое поставила на свои места. Как быстро он проникся ко мне на Острове. Как хотел дать мне свободу, пойдя против Ассамблеи. Он проникся вовсе не ко мне: все это было лишь воспоминаниями о Лючии.

Это также многое объясняло о Зои. Ее враждебность ко мне, ее злость на мои видения. Даже с Ксандером она была молчаливой и нервной, несмотря на его утраченный разум.

Всю жизнь они провели только вдвоем, только Зои и Дудочник. Я знала эту связь, потому что сама была связана с Заком до нашего расставания. Какой же крепкой она должна быть у этих близнецов, которые решили остаться вместе даже после того, как Дудочника заклеймили и выслали. Особенно для Зои, которая сделала выбор, оставила родителей и легкую жизнь альфы, чтобы последовать за братом. Выбрала его, пусть это и обозначало прожить всю жизнь изгоем. А потом он ее оставил. Не только отправился на Остров, куда она никак не могла за ним последовать, но и привязался еще крепче к другой девушке. Я понимала, что Зои до сих пор чувствует себя лишней. Мне по опыту было известно, что существуют разные виды близости, не менее крепкие, чем взаимная любовь. Вспомнилось лицо Зои в тот день, когда она с закрытыми глазами слушала музыку бардов у родника. То был единственный раз, когда мне удалось застать ее врасплох. Она запрокинула голову, показывая небесам свое одиночество. Прежде чем накричать на меня и унестись прочь, она рассказала, как они с Дудочником в детстве убегали из дома, чтобы послушать странствующих певцов.

С наступлением темноты мы встали лагерем в рощице, где бежал замерзший по краям ручей. Привязали лошадей ниже по течению и с трудом разожгли костер, хотя по-зимнему голые деревья не укрывали нас от снега.

Я подождала, пока близнецы поедят, прежде чем заводить этот разговор. Зои сидела рядом со мной, грея руки в перчатках над огнем так близко к костру, что я чуяла запах паленой шерсти. Дудочник сидел спиной к нам, вглядываясь вдаль.

– Я знаю, какова связь между близнецами, – обратилась я к Зои. – И знаю, что у вас двоих она очень крепка, вы всю жизнь прожили вместе.

– О чем это ты? – Она поворошила угли длинной палкой. Взметнулись искры, которые тут же поглотила тьма.

– Я понимаю, что для тебя это было непросто, – продолжила я. – Ведь вы двое всегда рассчитывали друг на друга.

– К чему этот монолог? – Она все еще держала палку. Кончик загорелся, Зои подняла ее вверх, будто факел.

– Теперь я все поняла про Лючию.

Зои приподняла бровь. Дудочник развернулся так быстро, что на поясе звякнули ножи. Я подождала. Слова, которые я собиралась произнести, были тяжелыми как камни, и я хорошенько взвесила их, прежде чем бросить в омут.

– Ты ревнуешь, – сказала я Зои. – Потому что Дудочник ее любил. Ты не хотела делить его ни с кем тогда и не хочешь делить сейчас. Мы с Дудочником даже не влюбленные, однако выносить общество еще одной провидицы тебе очень тяжело, не правда ли? Поэтому ты вечно на меня кричишь и критикуешь все, что я говорю и делаю.

– Касс, – сдержанно сказал Дудочник, вставая и делая шаг к нам. – Ты не ведаешь, о чем говоришь.

Зои выронила горящую палку, и кончик упал в пальце от моей ноги. Дудочник нагнулся и кинул ее в костер.

Я думала, что Зои меня ударит, но она лишь медленно покачала головой.

– Думаешь, что понимаешь мою жизнь? Думаешь, что все знаешь о нас с Дудочником? То, что ты орешь, видя во сне взрыв, не делает тебя всезнайкой. Ты жалкая. Думаешь, ты такая мудрая и особенная, ты лучше Ксандера и Лючии? Поскорее бы ты уже сошла с ума – по крайней мере Ксандер не считает себя пупом земли и иногда затыкается.

Я повысила голос, чтобы перекричать ветер:

– Лючию ты ненавидела так же, как меня? Готова поспорить, ты радовалась ее смерти. Ведь ты вновь смогла владеть своим драгоценным Дудочником единолично.

Рука Зои дернулась к поясу, и на секунду я задалась вопросом, метнет ли она в меня нож и защитит ли меня Дудочник. Если дойдет до драки, на чью сторону он встанет?

Зои отвернулась и зашагала прочь. Я смотрела ей вслед, пока ее не поглотил мрак, и в поле зрения не осталось ничего, кроме пляшущих по деревьям отсветов огня.

Дудочник сделал несколько шагов, словно намереваясь последовать за ней.

– Прости меня, – окликнула я его. – Не за то, что я ей сказала. Она месяцами на это напрашивалась. Но у тебя я прошу прощения. – Я помолчала. – Я знаю, как это тяжело. Мне жаль, что ты потерял Лючию.

– Ты не ведаешь, о чем говоришь, – повторил он.

– Я потеряла Кипа, – возразила я. – Если бы ты рассказал мне о Лючии, я бы поняла. Ты ведешь себя так, будто хочешь, чтобы мы сблизились, но даже не рассказал мне о ней. Предпочел дождаться, пока я сама догадаюсь.

Из всех ответов, которые можно было предугадать, его был самым неожиданным. Он одарил меня долгим взглядом, а потом запрокинул голову и расхохотался. Его кадык дергался с каждым взрывом смеха.

Я не знала, что на это ответить. Неужели он смеялся над Кипом? Смеялся над тем, что я сравнила его потерю со своей? Смех Дудочника эхом отражался от деревьев и костра, пока даже языки пламени не показались насмехающимися надо мной.

Наконец Дудочник опустил голову и шумно выдохнул.

– Не следовало мне смеяться, – повинился он, утирая лицо. – Но уж очень давно не было поводов для веселья.

– Значит, тебе весело, да? Кип и Лючия мертвы.

– Знаю. – Морщинки в уголках его глаз разгладились, когда улыбка сошла с лица. – И в этом нет ничего смешного. Но ты все поняла неправильно.

– Так расскажи, в чем дело.

– Не могу говорить за Зои. Ты же знаешь, какая она.

– Видимо, нет, – вновь повысила голос я. – Видимо, я вообще все неправильно понимаю.

– Я в курсе, что ты не желала зла. Но теперь ты должна с ней помириться.

Он отошел на пост, оставив меня в одиночестве у костра.

Ω

Мы привязали к стволу дерева брезентовый полог, чтобы защититься от снега. Я заползла под него, хотя не уснула до прихода Зои вскоре после полуночи. Она молча скользнула в узкое пространство рядом со мной. Я почувствовала, как она дрожит и вскоре засыпает.

Ей снова снилось море. Мы несколько недель спали в разных местах, пока я жила в приюте, теперь у нас не оставалось иного выбора, кроме как тесно прижиматься друг к другу, и я снова заглядывала в ее сны о море, постоянные, как приливы. Возможно, именно эти сны дали мне понять, в чем я ошиблась. Когда Дудочник потряс меня за плечо, прося его сменить, меня осенила настоящая правда о Лючии.