Текст книги "Карта костей (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 22

Зима стерла с улиц большинство красок. Остались обугленные деревянные балки, белый снег, черная грязь. Многие дома пострадали от боевых действий или месяцев оккупации. Некоторые сгорели дотла, в других двери и ставни были разбиты или приколочены кое-как.

Прохожие все как один были измождены, некоторые носили на теле окровавленные повязки. Я шла медленно, несмотря на перевязь, рука ныла с каждым шагом.

Навстречу нам шел слепой, его трость стучала, исследуя обледенелые булыжники тротуара. Он споткнулся о валявшуюся на дороге полусожженную дверь. Дудочник взял его за руку и помог преодолеть препятствие.

– Когда-то я спокойно здесь ходил, – пожаловался тот. – Сейчас все изменилось.

И правда – я сама едва узнавала Нью-Хобарт спустя месяцы.

Угол нового здания повредил пожар, перекинувшийся с опоясывающей город стены. Обугленный черный след поднимался к крыше. В выбитую дверь намело снега.

Я зашла внутрь вслед за Дудочником, но через несколько шагов остановилась. Длинная комната освещалась только через проем за моей спиной, но свет отражался от ряда огромных резервуаров. Все остальное скрывала тьма.

Обычно над резервуарами мигали дорожки зеленых огней, разносилось низкое гудение, храп машин. Но сейчас помещение наполняла лишь пропитанная водой тишина. Она до того оглушала, что я не могла следовать за Дудочником и замерла, без сил прислонившись к двери.

Из-за одного из баков вышла Эльза с занесенным кухонным ножом, но, увидев Дудочника, бросила его на пол.

– Я уже сказала и тебе, и твоим солдатам – мне не нужна помощь. Я справлюсь сама.

Ее бесплотное лицо так часто приходило ко мне в видениях, что я изумилась, увидев ее во плоти, с грязными руками, перехваченными тряпицей волосами и заплывшим глазом. Она выглядела постаревшей, поседевшей, ссутулившейся. Я окликнула ее по имени. Она покосилась на меня, освещенную дневным светом со спины. Затем подбежала, ковыляя на увечных ногах, схватила меня и прижала к себе так сильно, что наверняка на щеке остались отпечатки пуговиц ее рубашки. Я вскрикнула – поврежденная рука дала о себе знать, – и Эльза меня отпустила.

– Где Кип? – спросила она.

– Мертв. – Я по-прежнему с трудом могла произнести это вслух. Но не время зацикливаться. Только не рядом с молчаливыми резервуарами, ожидающими позади Эльзы.

– Что случилось? – выдавила я.

Она поджала губы.

– Похоже, у нас обеих есть истории, и обе без счастливого конца. – Она потянулась к моему лицу, на мгновение улыбнулась широко-широко, и здоровый глаз закрылся так же, как и опухший. – Но мне приятно видеть тебя, девочка.

Улыбка исчезла. Эльза взяла меня за здоровую руку и провела дальше в комнату, где стоял Дудочник. Теперь баки предстали передо мной совсем близко. Такой же высоты, как я помнила, на метр с небольшим выше меня, но каждый – шириной метров в пять. Вспомнились слова Исповедницы в башне: «последние опыты с многоместными резервуарами». Баки, такие огромные, что вполне могли бы вместить всех обитателей города, заполняли зал в два ряда. Сейчас все, кроме трех, оставались пустыми и не заключали в себе ничего, кроме воздуха.

В ближайшем к нам резервуаре почти не было жидкости, лишь небольшая лужица на дне вокруг открытой пробки в полу. Веревочная лестница, привязанная к люку на вершине бака, липла к влажной стене и спускалась до дна.

Я сделала еще один шаг, сильнее сжимая руку Эльзы.

Следующий резервуар заполняла жидкость, но детские тела не плавали, как омеги, которых я видела в Уиндхеме, а лежали на дне под двухметровой толщей. Трубки, пронзающие рты и запястья, все еще тянулись к поверхности, но были спутаны, некоторые вообще болтались в жидкости сами по себе. Поверхность была пугающе спокойной и не вибрировала под мерный гул электричества. А без него каждый резервуар превратился в стеклянный саркофаг. Все дети утонули.

– Это не из-за пожара, – выдохнула я. Прежде чем Дудочник успел сказать, что случилось, я уже это поняла.

– Половину машин разбили. Провода обрезали, – пояснил Дудочник.

Я проследила за его рукой. В дальнем конце комнаты располагалась большая металлическая коробка, из которой торчали оборванные и спутанные провода. Трубки, которые тянулись от стены и по потолку к бакам, тоже были повреждены. Из одной все еще капала на пол вязкая жидкость.

– Я послал сюда людей, как только мы взяли город, – продолжил Дудочник. – Но было уже поздно. Похоже, это сделали солдаты Синедриона, как только поняли, что на город напали. Наверняка им приказали ни в коем случае не отдавать нам машины.

– Они сделали это не из-за приказа, – перебила его Эльза. – Конечно, и поэтому тоже. Но и ты, и я понимаем, что они так отомстили. – Она посмотрела на баки. – Они разбили машины и утопили детей, потому что мы восстали.

Я не могла отвести взгляда от маленьких тел. Сложно было рассмотреть отдельного ребенка в переплетении конечностей. У большинства глаза распахнуты, рты открыты в захлебнувшемся крике. Я не могла думать об их последних минутах, но не могла и отвести глаз. Какую цену мы заплатили за освобождение Нью-Хобарта? Нет, не мы. Заплатили эти дети.

– Мне удалось открыть пробку и слить жидкость из первого резервуара, – произнесла Эльза. Я почувствовала влажный рукав под своей ладонью и оглядела ее с головы до пят. Мокрая рубашка, мокрые до колен штаны. Эльза отвела меня в дальний конец комнаты, где на простыне лежали тела, которые она достала из первого бака. Они лежали там, промокшие, словно водоросли, прибитые на морской берег.

– Здесь двенадцать детей, но впереди еще много работы. Всего их больше шестидесяти.

И еще шестьдесят в домах альф, где родители пришли утром разбудить своих детей, но нашли их с посиневшими губами, захлебнувшимися на суше.

Это сделал Зак. Внутренности болезненно сжались, к горлу подступила желчь. В детстве я прятала видения, чтобы нас не разделили, но близнец меня перехитрил, объявив себя омегой. Он хорошо меня знал, мой умный брат. Я защитила его, приняла клеймо и изгнание, не в силах допустить, чтобы с ним обошлись подобным образом. Даже тогда он рискнул, готовый принять боль, чтобы только от меня избавиться. Приказав убить детей, зная, что дети-альфы тоже погибнут, он поступил в том же духе. Они с Воительницей объявляли тем самым, что не постоят за ценой, чтобы нас изжить.

Я все же убедила Эльзу принять помощь. Она промокла и устала, хотя не хотела этого признавать. Дудочник привел Зои и Криспина – карлика, который дежурил на дереве в тот день, когда мы воссоединились с Сопротивлением. Эльза никому не позволила бы укладывать тела, но разрешила другим вынимать детей из баков. Она показала Дудочнику рычаг на передней стенке каждого резервуара, который выбивал пробку в основании. Когда жидкость, завихряясь, сливалась, тела двигались и переплетались в гротескной пародии на жизнь. Криспина потихоньку стошнило за одним из баков, когда он увидел это в первый раз.

Все молчали. И не только из-за ужаса при виде мертвых детей, но и из-за боязни самих машин. Дудочник с опаской передвигался между резервуарами, Зои вздрогнула, словно от ожога, когда задела рукой одну из висящих трубок. Я провела несколько лет под электрическими огнями в камере сохранения и уже видела зал с баками, а также базу данных Исповедницы. Но остальные перемещались по комнате так осторожно, словно каждая трубка или провод – силки, готовые их спутать. Все в этой комнате было запрещенным. Криспин смотрел на машины с тем же подозрением, с каким альфы смотрели на нас. Будто машины несли заразу самого взрыва.

Когда оба бака слили, Зои с Криспином спустились по веревочным лестницам и распутали тела. Каждый их них старался двигаться аккуратно, чтобы не наступить на детей, нежно вынимал трубки из ртов и запястий, затем поднимался и отдавал промокшую ношу ожидающему у люка Дудочнику. А тот спускался с каждым телом к Эльзе.

Я видела сгоревший мир, видела, как клинок рассекает плоть всего несколькими днями ранее. Но никакой ужас в моей жизни не сравнится с тем, что обуял меня в тот день, в темной комнате, когда я смотрела на маленькие тела, извлеченные из баков, и наблюдала, как Эльза убирает им волосы с лиц, выпрямляет окоченевшие руки и ноги. Она пыталась закрыть им глаза, но они слишком долго смотрели на смерть, и веки не опускались.

Дудочник приказал своим людям принести широкие простыни и одеяла из приюта, и я помогала Эльзе заворачивать детей в эти импровизированные саваны. Особенно ужасно становилось, когда я узнавала лица. Не все дети были из приюта Эльзы, но многие. Когда передо мной положили Луизу с открытым ртом, я не могла отвести глаз от маленьких зубов, щербинок между ними. Из всего, что предстало в тот день перед моим взором, только вид этих маленьких белых зубов заставил меня отвернуться.

Мы работали в безмолвии, потому что хотели отгородиться стеной молчания от того, что делали. Иногда тишину рассекали всхлипы Эльзы. Закончив, мы понесли тела к двери. Эльза брала детей постарше, я с рукой на перевязи – младенцев и малышей. Облаченный, самый маленький ребенок по размеру был не больше буханки хлеба. Но даже младенцы были тяжелее, чем обычно – их маленькие легкие и желудки переполняла жидкость.

Я нарушила молчание, только когда мы с Эльзой вынесли последнее тело. Зои и Криспин вернулись в контору мытарей, Дудочник на улице договаривался с воином, чтобы тот подогнал повозку для тел. Моя рука болела, я видела, что Эльза смертельно устала, мне захотелось подождать еще день, прежде чем я вывалю на нее свои новости. Но не стоило оттягивать то, что мы обе должны были узнать.

Рассказ о неделях и месяцах, прошедших с тех пор, как мы виделись, вышел долгим. Я поведала Эльзе, что произошло на Острове, и она кивнула.

– Нас отрезали от новостей внешнего мира, но солдаты Синедриона прямо-таки хвастались бойней на Острове. До того я надеялась, что ты туда добралась, а потом, когда пришла весть, молилась, чтобы вы с Кипом задержались на большой земле.

Называя имя своего близнеца, я не сводила с нее глаз. Она в ответ внимательно меня оглядела, словно стараясь убедиться, что я все еще та, кого она знает. Потом стиснула мою руку:

– Это ничего не меняет.

Мне хотелось, чтобы так и было. Но Зак меня изменил. Он и все, что он сотворил, сформировало меня так же, как я сформировала его. Один из нас нож, другой – точильный камень.

Не отпуская ее ладонь, я рассказала все, что мы узнали о баках, а также о планах Зака.

– Я не дура, – тихо проворчала Эльза. – И, когда забрали детей, поняла, что надвигается нечто ужасное. Но это место и твой рассказ хуже того, чего я боялась.

– Ты пыталась остановить альф, когда они пришли за детьми?

Эльза приподняла бровь над подбитым глазом:

– А ты как думаешь?

– И Нина?

Она опустила взгляд:

– Нина пострадала больше меня, когда мы хотели их остановить. Ее ударили по голове, потом из ушей пошла кровь. – Эльза медленно вздохнула. – Два дня спустя она умерла.

Мы сидели вместе, у наших ног рядами лежали мертвые дети в саванах.

– Может, они не страдали, – прошептала я.

Эльза потянулась к моей руке:

– Когда вы с Кипом пришли сюда, я понимала, почему вы вынуждены лгать о своих именах и откуда вы. Но не лги мне сейчас. Я для этого слишком стара. На ложь больше нет времени.

Ω

Мы наблюдали, как детские тела загружают в повозку, когда со склона донеслось имя Дудочника, а затем и мое.

Зои выбежала из-за угла. Она вспотела, от резких движений опять открылась рана на бедре, и свежая кровь просачивалась через ткань брюк.

– Посланник из Синедриона, – сообщила Зои. – Пришел один десять минут назад к восточным воротам.

Эльза снова крепко обняла меня на прощание, я пообещала вскорости вернуться.

Мы с Дудочником и Зои поспешили по городским улицам так быстро, насколько позволяли ее раненая нога и моя сломанная рука.

– Это твой брат, – сказал Инспектор, когда мы ворвались в контору мытарей. – Прислал сообщение. Он хочет поговорить.

– Он здесь?

– Вместе с Воительницей. Они на востоке, с отрядом солдат. Посланник предложил встретиться на восточной дороге.

– С нами всеми?

– А ты желаешь одна предстать перед своим близнецом? – Инспектор вглядывался в мое лицо. Подозрение витало в комнате плотнее снегопада на улице.

Я покачала головой:

– Не хочу его видеть.

Руки все еще слипались от жидкости из баков, которая капала с волос мертвых детей. Зак и Воительница отдали эти приказы. Решили, что детей нужно забрать и заключить в резервуары. Решили, что их нужно утопить в темноте.

– Мы все злимся на него из-за детей, – сказал Инспектор. – Но нужно встретиться с ними обоими и выторговать на переговорах все возможное. Они знают, что большая часть армии поддержала меня. Лучше возможности договориться нам не представится.

Я снова покачала головой:

– Они пришли не договариваться.

– Откуда знаешь? – спросила Салли. – Видения подсказали?

– Нет, – отрезала я. – Но я знаю Зака. – Я видела его жестокость. Ту самую беспощадность, которая заставила его в детстве рискнуть собой, лишь бы добиться моего изгнания. И эта жестокость привела к мокрым телам в баках. С тех пор изменилось столь многое, но отнюдь не характер Зака. – Я знаю, что он из себя представляет. Потому что сама сделала его таким.

Именно так сказала Исповедница Кипу в башне: «Это ты сделал меня такой». Я видела, как наше детство формировало его характер. И дело не в том, кто в этом виноват, а просто в самом факте.

Мы выехали на встречу, когда солнце стояло в зените. Нас сопровождали двадцать человек: десять бойцов Инспектора и десять людей Саймона. Мы с Дудочником, Зои, Саймоном и Инспектором возглавляли отряд. Через полчаса мы увидели, что навстречу едет кавалькада из двадцати или более верховых.

Впереди скакал Зак. Даже издалека я отметила скульптурную линию его подбородка и судорожные движения головой, перемежающие долгие пристальные взгляды.

Снег ослепительно сиял под солнцем. Я прищурилась, всматриваясь в силуэт этого человека, моего близнеца. Бледный; холод раскрасил его щеки багрянцем. Он осторожно держал правую руку, и я посмотрела на свою, все еще на перевязи. Мне захотелось сжать собственную плоть, чтобы заставить его вздрогнуть.

Рядом ехала женщина – единственная не облаченная в солдатский красный плащ. Именно ее охраняли все солдаты. Воительница. Зак насколько раз на нее поглядывал, но она ни разу не посмотрела в его сторону. Ее туго стянутые на затылке волосы делали угловатые черты лица еще более резкими. Она держалась очень прямо, не сводя с нас взгляда.

Воительница воздела руку, и солдаты остановились. Она и Зак продвинулись еще на несколько метров, оставляя кортеж позади. Воительница, подчеркнуто не глядя на меня, посмотрела на моих спутников.

– Вот это альянс, – протянула она. – Опальный лидер Сопротивления, отвергнутый своей же Ассамблеей. Альфа, опустившаяся до жизни среди омег. И изгнанный из Синедриона советник.

– Избавь нас от своих разглагольствований, – перебил ее Дудочник.

Она оставила его слова без внимания и повернулась ко мне:

– И ты. Провидица, чьи видения ведут Сопротивление от одной бойни к другой.

– Мы освободили Нью-Хобарт, – снова встрял Дудочник. – Без Касс у нас бы не получилось.

– У вас не получилось бы без Инспектора, – возразил ему Зак. – И захват города стоил вам половины войска. – Он перевел взгляд от Дудочника на меня и обратно. – Дела у вас пошли совсем плохо с тех пор, как она к вам присоединилась, да? Вы потеряли Остров. Ты потерял свой статус. Многие ваши люди погибли. До тебя еще не дошло? – Он наклонился и доверительно зашептал: – Она – отрава. Всегда такой была.

– Можешь говорить, что пожелаешь, – отозвалась я. – Но ты меня боишься. И всегда боялся.

Его голос щелкнул, как плеть – быстро и яростно:

– Выбирай выражения! У меня есть кое-что твое.

Его перебила Воительница:

– Все это очень интересно, но мы здесь не ради ваших семейных разборок.

– Она права, – подхватил Инспектор. – Нужно обсудить, что мы будем делать дальше.

– Нет никаких «мы», – одернула его Воительница. – Вы захватили Нью-Хобарт, вы даже можете его удержать. Но это всего лишь отсрочка. Как и уничтожение базы данных. Есть другие поселения, другие города.

– Вам нас не остановить, – подхватил Зак. – Вы лишь бесцельно пожертвовали жизнями, толкнули нас к войне. Я же напротив работаю на спасение жизней.

– Спасение жизней альф, – уточнила я. – Путем помещения нас в баки. А тебе известно, что это хуже смерти. – Я знала, чем грозили нам резервуары: агонией, которая длится вечно. – И как ты смеешь говорить о спасении жизни после того, что вы сотворили с детьми!

Воительница улыбнулась, но ее глаза остались пустыми, лишь рот скривился, как острие кинжала.

– Поскольку мы не смогли приветствовать вас в Нью-Хобарте лично, то пожелали убедиться, что наши солдаты передадут вам подарочек. – Она повернулась к Инспектору: – Тебе больше нельзя возвращаться в Уиндхем. Твои денечки в Синедрионе закончены.

– Уже давно, – отозвался Инспектор. – Разве кто-нибудь кроме вас обладает там реальной властью?

– И ты решил, что можешь эту власть перехватить? – рассмеялась Воительница. – Из-за того, что кучка недовольных солдат перебежали к тебе, потому что их предрассудки и суеверия оказались сильнее честолюбия? Ты действительно веришь, что они останутся на твоей стороне, если конфликт разгорится?

– Они видят, что вы поступаете неправильно, – ответила я.

Зак покачал головой:

– Ты так и осталась наивной дурочкой. Не сострадание погнало их к Инспектору. Им движет не сострадание. Лишь страх. Табу. У них не хватает ума понять, что предлагают технологии. Но нет такого страха, который не победило бы образование. Я видел своими глазами на примере людей, которых мы привлекали для работы с резервуарами. Поначалу каждый боялся. Но сообразив, что я предлагаю мир, в котором не нужно больше беспокоиться из-за близнеца, они понимают его преимущества. Ничто не избавляет от страха быстрее, чем корысть. А что ты предлагаешь им в качестве альтернативы? – Он посмотрел на меня как на глупого ребенка. – Я обещаю им будущее, свободное от близнецов. Ты предлагаешь войну. Тысячи умрут – альфы, омеги. И даже если вы победите, что тогда? Никакого прогресса. Роковая связь останется обузой для всех. Наши жизни по-прежнему не будут принадлежать только нам. Думаешь, люди последуют за вами, как только это поймут?

– Если ты так уверен в своих позициях, зачем пришел сюда? – спросил Инспектор. – Ты испугался. Мы отвоевали Нью-Хобарт, и вы поняли, что время начинать переговоры.

– Ты не договоришься с омегами, – сказала Воительница. – Они недоговороспособны. – Она указала на меня, Дудочника и Саймона. – У вашей половины населения всегда так. Это потому что вы бесплодны. Вы не годитесь в родители, и из-за этого у вас нет ответственности перед будущими поколениями, чтобы думать наперед, как мы. Именно поэтому вы принципиально близоруки.

– Не годимся в родители? – Я вспомнила Эльзу, ее мягкие руки, оглаживающие волосы мертвых детей. И Нину, которая погибла, защищая детей, которых принесли в приют незнакомые люди. – Да как у тебя язык поворачивается такое говорить после того, что вы сотворили с детьми! И не только сейчас, а всегда – ведь это альфы отсылают своих детей с глаз долой, а мы принимаем их, заботимся о них, делаем все возможное, чтобы защитить их от вас.

Инспектор меня перебил:

– Не время обмениваться любезностями. Мы все хотим избежать гражданской войны, так что давайте обсудим наши требования. Первый шаг – гарантия, что Синедрион станет придерживаться табу.

– Ваши требования? – фыркнула Воительница. – Ты собрался вести переговоры? – Она медленно кивнула. – Ладно. Я кое-что привезла. Подарочек, который вам понравится. Чтобы было чем открыть переговоры. Подумала, что вам захочется это увидеть.

Не оборачиваясь, она подняла палец, указывая на Зака. Он повернулся к своим солдатам и дал им отмашку. Двое двинулись вперед, и я увидела привязанный между их лошадьми сундук. Зак спрыгнул с лошади, бросив поводья одному из солдат. Всадники начали опускать сундук, и Зак придержал его левой рукой. Когда ящик ставили на землю, внутри что-то загромыхало. Солдаты вернулись в строй, уведя за собой лошадь Зака.

– Открой, – предложил он. – Давай.

– Сам открывай, – отозвалась я.

Зак поднял голову и улыбнулся. Похоже, его не заботило, что мы все еще верхом, а он стоит перед нами спешившийся. Он шагнул вперед и откинул крышку.

На секунду показалось, что там человеческие головы – слишком походили и формой, и размером. Но до меня дошел запах – несочетаемый с зимним воздухом. Он отправил меня прямиком к Острову, где в воздухе всегда присутствовала нотка соли. Перегнувшись через холку лошади, я пристальнее всмотрелась в два предмета внутри ящика. Они представляли собой что-то вроде деревянных скульптур. Зак достал одну – вырезанную из дерева женскую голову с длинными локонами, вьющимися до плеч. От времени древесина выбелилась, время притупило черты, нос стесался почти полностью. Только шея отличалась цветом – удары топора оставили резкие линии, обнажив темную сердцевину.

Я обернулась к Дудочнику. Он на несколько секунд смежил веки. Открыв глаза, он снова глянул на головы и перевел взгляд на Воительницу.

– Откуда они у вас?

– Неважно, – отказалась отвечать она.

– Что это? – прошептала я Дудочнику.

Зак поднял вторую голову к груди и бросил передо мной. Моя лошадь фыркнула и попятилась на несколько шагов. Деревянная голова покачалась, прежде чем остановиться на тонком снегу. Она замерла лицом вверх, слепо уставившись в белое небо.

– Носовые фигуры с «Розалинды» и «Эвелин», – пояснила Воительница. – Ваших драгоценных кораблей.