Текст книги "Гремящий порог"

Автор книги: Франц Таурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Утром Набатов пришел в министерство, намереваясь во что бы то ни стало «прорваться к начальству».

Но в приемной ему сказали: – Министр в ЦК. Набатов попросил доложить о нем Майорову.

– Он уехал вместе с министром.

Набатов решил ждать здесь, никуда не отходя. Попросил у секретаря сегодняшнюю «Правду» и уселся на диване, возле двери в кабинет Майорова.

Просматривал газету, думал все о своем, цо вот на третьей странице попалось «Письмо в редакцию». Подписано знакомой фамилией. Шемякин, профессор Байкальского сельскохозяйственного института.

Заинтересовался, начал читать. Ну так и есть! На бедного Макара все шишки…

В статье профессор пытался доказать – ни много ни мало– экономическую нецелесообразность сооружений Устьинской гидростанции. Главный довод профессора был таков: под воду уйдут сельскохозяйст-венные угодья: пашни и пастбища, которых в гористой и таежной Восточной Сибири и без того не хватает, чтобы обеспечить продуктами быстро растущее население. Довод подкреплялся весьма убедительными на первый взгляд цифрами: сколько хлеба, мяса, молока и прочих продуктов получают с затапливаемых угодий сейчас и сколько можно будет получать в дальнейшем, при надлежащей интенсификации сельского хозяйства.

«Пришла беда – отворяй ворота,– подумал Набатов.—Эту статью Зубрицкий приложит к протоколу техсовета».

Майоров вернулся через полтора часа.

– Очень хорошо, что вы здесь,– сказал он Набатову и, открыв дверь кабинета, пропустил его вперед.

Потом вызвал секретаря и распорядился:

– Пока не закончу разговора, я занят,– и сразу приступил к делу.– Мы с вами встречаемся впервые, и поэтому, прежде чем заняться делами стройки, я хотел бы выяснить кое-какие вопросы, касающиеся васлично.

«Начинаем с анкеты»,– подумал Набатов.

– Суть, конечно, не в анкетных данных,– продолжал заместитель министра, и Набатов сразу подумал, что этот мужик не так прост, как кажется на первый взгляд,– они мне, кстати, известны. Меня интересует другое. Почему вы начали перекрытие вопреки запрещению главка? Может быть, телеграмма главка запоздала?

«На эту блесну ты меня не подцепишь»,– подумал Набатов и ответил как можно спокойнее:

– Телеграмма пришла своевременно.

– Тогда объясните: почему вы нарушили дисциплину?

Разговор начался с самого главного. И Набатов решил разговаривать начистоту. – Для меня живое дело дороже.

Он произнес это несколько вызывающе и тут же подумал, что у него нет морального права разговаривать повышенным тоном: вопрос Майорова был вполне оправдан. И, как бы поясняя, он добавил:

– У меня не было другого выхода. Я отстаивал свою точку зрения.

– Какую точку зрения?

Майоров задал вопрос все так же спокойно, без малейшего нажима, только посмотрел на Набатова чуть более пристально.

– Моя точка зрения заключается в том, что Устьинскую ГЭС нельзя ставить на консервацию.

– А вы не забыли, что Красногорский комбинат должен быть пущен через дза года? И об общей установке правительства на первоочередное развертывание строительства тепловых электростанций? Или эта установка тоже противоречит вашей точке зрения?

– Не противоречит. Правительство требует, чтобы мы создавали энергетическую базу быстрее и дешевле.

– Тепловые станции строить и быстрее и дешевле. «Это мне тоже известно! —хотел сказать Набатов, но одернул себя: – Выдержка, выдержка!»

– Мы подсчитали, тщательно подсчитали, товарищ заместитель министра: завершить строительство Устьинской ГЭС не дороже, чем построить тепловую станцию такой же мощности. То же и со сроками. На зимнем перекрытии мы выгадываем год. Еще год сбережем, применив новый метод укладки бетона. Я не стал, об этом говорить на техсовете, но наши инженеры вместе с проектной организацией уже заканчивают разработку метода больших блоков. Через два года мы дадим ток. А за два года, если начинать с первого кола, не построить и тепловую.

– Вы остроумно подсчитали! – усмехнулся Майоров.– А время и деньги, уже затраченные на вашу станцию, не в счет?

– Их уже не вернешь, если и законсервировать стройку или даже совсем прекратить.

Набатов замолчал, как бы ожидая возражений. Но Майоров, видимо, решил дать ему выговориться до конца; и Набатов продолжал:

– И в конце концов дело не только в арифметике. Арифметику знают и работники главка. Но строить или не строить Устьинскую ГЭС – это вопрос большой экономики. Это политический вопрос. Эта станция нужна нашему краю. Наша Устьинская ГЭС – сердце могучего индустриального комплекса. Сталь и алюминий, уголь, лес и большая сибирская химия – все ждут нашей энергии. И плохой бы я был инженер и коммунист, если бы стал равнодушно слушать разговоры о консервации строительства гидростанции.

–Вы уходите в сторону, товарищ Набатов, —сухо сказал заместитель министра.—Разве энергия тепловых станций, не годна для выплавки стали и алюминия?. Не годна для заводов большой химии?

– Товарищ Майоров!—уже с горячностью воскликнул Набатов.– Не мне вас убеждать, вы сами строили. У нас сложился коллектив, создана промбаза, построено жилье. Мы начали перекрывать, реку.

Через два года мы дадим ток. Возьметесь вы, не имея ни коллектива, ни строительной площадки, ни технической документации, наконец, за Два года построить тепловые станции, которые заменили бы Устьинскую ГЭС? Я не возьмусь. И вы не возьметесь. И никто не возьмется. Ведь это же ясно и вам и мне. Чего же тут… – Набатов махнул рукой и насупился. Нет, не умеет он хладнокровно разговаривать с начальниками.

Но Майоров, видимо, остался им доволен.

– То, что вы сказали под конец, убедительно. А вот лекцию об экономике Сибири я сегодня слушаю третий раз.

Утром, чуть свет, позвонил ваш…– он назвал фамилию первого секретаря обкома,– и по старой дружбе – мы с ним еще до войны вместе работали – сперва пошумел, а потом тоже лекцией угостил. Видно, на самом деле хороша ваша Сибирь, что все вы там такие патриоты.

«Молодец Перевалов! – подумал Набатов.—До первого дошел».

– А потом,– продолжал Майоров,– был разговор в ЦК. Тоже о Сибири. И о вашей стройке. В ЦК нам сказали – мы были вместе с министром: что строить, решайте сами, за это вас Советская власть хлебом кормит; что для государства сейчас выгоднее, то и стройте…

– Правильно сказали! – не выдержал Набатов.

– …будете ли продолжать строить Устьинскую ГЭС, или будете строить тепловую станцию, но построить должны за два года…

Набатов на радостях грохнул кулаком по столу:

– Построим, товарищ Майоров!

Майоров посмотрел на него со снисходительной, ни не обидной улыбкой, было в ней что-то отцовское. – Да, вы приросли сердцем к своей стройке,– сказал он, и Набатову показалось: сказал, подавив вздох.—Это хорошо. Можно позавидовать. А что? – он вдруг улыбнулся и, весело подмигнув Набатову, сказал самым простецким тоном: – Может, поменяемся местами? Вы сюда, а я на Ангару? А?..

– От добра добра не ищут,– в тон ему ответил Набатов,

– Теперь поговорим о главном,– снова серьезно сказал Майоров.– Познакомьте меня с вашим проектом перекрытия.

От только что выказанного им добродушия не осталось и следа. Он придирался к каждой мелочи, с педантичной тщательностью проверял все расчеты и графики работ. Но тут Набатов чувствовал себя как рыба в воде. И Майоров это понял.

– Сами разрабатывали проект? – спросил он.

– Я же главный инженер стройки,– ответил Набатов.

– Да… главный инженер…– повторил Майоров.– Придется вас освобождать от должности главного инженера…– он пристально посмотрел на удивленного Набатова,– и назначить начальником стройки. Возражений нет?

– При одном условии.

– Именно? – насторожился Майоров.,,.

– Оставьте за мной должность главного инженера.

– Не густо будет?

– Я глубоко убежден, – сказал Набатов, – что главный инженер и должен быть начальником строительства. Два медведя в одной берлоге ни к чему.

– Резон в этом есть, но… – Майоров развел руками,– структура не позволяет.

– Тогда оставьте как было… Исполняющим обязанности.

После некоторого размышления заместитель министра согласился, что иного выхода не придумаешь, и они снова вернулись к проекту. Майорову приходилось однажды перекрывать реку зимой, правда, далеко не такую мощную, как Ангара, но все-таки это был живой опыт, которого Набатову недоставало. И уже в кабинете не было ни заместителя министра, ни подчиненного ему начальника стройки, а сидели два инженера и обсуждали глубока интересующую обоих и очень важную для обоих техническую проблему.

И только в конце разговора Майоров неожиданно спросил:

– А за каким дьяволом вы вклинились в эту байкальскую историю?

Набатов насупился и готов был огрызнуться. Но Майоров засмеялся.

– Тоже из принципиальных Соображений?.. Да не смотрите на меня волком! Я вовсе не сторонник этого проекта. И, насколько мне известно, на министра Зубрицкий тоже ссылался зря. Идейка эта пока еще очень сыровата. И, надо полагать, увянет, не созревши. Но если этот вопрос встанет на обсуждение, обещаю: пригласим и вас принять участие. Хотя, как я понимаю, это дело Не близкого будущего.

Тут Набатов вспомнил про статью профессора Шемякина и показал ее Майорову.

– Ну это не наша забота,– сказал Майоров.– Ваш обком настаивает на строительстве гидростанции. Ему виднее.

Уже собираясь уходить, Набатов осведомился: как теперь будет с решением техсовета?

– Считайте, что министр отменил решение технического совета,–ответил Майоров и, так как ему показалось, что Набатов собирается его благодарить, сказал строго: – В Москве не засиживайтесь. Желаю успеха. Но помните, кашу заварили крутую. Головой отвечаете!

Последняя фраза глубоко огорчила Набатова. Ну зачем он это сказал?.. Так хорошо разговаривали! И Набатов не сдержался:

– Разве за такое дело головой рассчитаешься?

– Верно,– сказал Майоров.– Тут головы не хватит. И зря не рискуйте. Берегите людей.

Николай вышел на крыльцо, и рука сразу потянулась к воротнику, чтобы поднять его. Ветер, казалось, и не сильный, резал лицо и высекал слезу.

«Что же это Володя? Опаздывает?» – подумал Николай и, отогнув край мохнатого рукава, посмотрел на часы. Нет, он сам поторопился. В аккуратности Володи можно не сомневаться.. Она у него доведена до щегольства.

Николай повернулся боком к ветру так, чтобы край воротника закрывал лицо, и снова стал перебирать в памяти, все ли он подготовил и не забыл ли чего. Сегодня предстояло опускать второй ряж.

Вчера вечером Терентий Фомич сказал ему:

– Сам будешь опускать. Я буду стоять в сторонке, как пассажир. А ты командуй. И чтобы к обеду ряж сел на дно.

К вечеру должен был возвратиться из командировки Набатов, и Терентию Фомичу не меньше самого Николая хотелось отрапортовать начальнику стройки о втором посаженном на дно ряже.

Володя приехал точно без двадцати семь. Заметив, что Николай машинально взглянул на часы, Володя сказал:

– Часики проверить хотите? Ставьте по моим. Точно по радио. На участок? – Сперва в диспетчерскую автобазы.

Диспетчер автобазы дремал за столом, подперев голову массивными кулаками. Хмурясь спросонья, он подтвердил, что заявка на десять самосвалов в каменный карьер принята и машины будут поданы точно к восьми.

После этого проехали в карьер. Экскаватор стоял наготове возле огромной груды обрушенного взрывом камня.

«Тут тоже осечки не должно быть,– подумал Николай,– можно ехать к себе».

В кузове «газика» в такую стужу казалось особенно тепло и уютно. Николаю стало не по себе, когда он. подумал, как Наташе придется по морозу добираться на работу. Заехать за ней нельзя. Она решительно запретила ему…

В последние дни между ними словно пробежала черная кошка. Наташа была вежлива и исполнительна, но не только ни разу не отозвалась на его шутку, но даже ни разу не спросила его ни о чем, прямо не относящемся к работе. И вообще была сама не своя: молчаливая, тихая и незаметная.

Сперва Николай думал, что она опечалена несчастным случаем с человеком, которого она – в этом Николай теперь был уверен – любит. Но вчера Федор Васильевич вышел на работу. Наташа не повеселела. Она даже не подошла к Федору Васильевичу. Николай это точно знал: составляя сводку, она справилась у него о выработке бригады бульдозеристов. Стало быть, не потому подавлена Наташа, что тревожится за Федора Васильевича. Значит, он сам, Николай, виноват, что Наташа изменила свое отношение к нему. Но в чем виноват, этого понять он не мог.

Когда машина свернула с бечевника на лед, в свете фар стало видно, как переметает дорогу мутная белесая поземка.

– Лютует зима,– сказал Володя.– Стужа! Работать-то будут сегодня? – И когда Николай с удивлением посмотрел на него, пояснил:—Актированный день.

Николай схватился за голову. И как это он упустил из виду?.. Актированный день! При температуре ниже сорока градусов по инструкции полагается прекращать всякие наружные работы.

– Может быть, нет сорока? – сказал он с надеждой.

– С гаком,– возразил Володя.

Конечно, Володя был прав. Термометр, укрепленный на дверном косяке ледовой диспетчерской, показывал сорок девять градусов ниже нуля. Николай подумал и решил, соблюдая инструкцию, отпустить с работы плотников, буровиков, ледорезов – словом, всех, кто не занят непосредственно на опускании ряжа.

Но когда он вошел в обогревалку, где в сизом табачном дыму, как светлячки, искрились огоньки цигарок и папирос, и высказал свои соображения, никто не выразил особой радости.

Ляпин проворчал что-то насчет оплаты по тарифу, а пожилой плотник, сидевший на корточках перед от-

крытой дверцей железной печки, бросил окурок в огонь и сказал:

– За заботу спасибо, Николай Николаевич. Только эта инструкция нас подкузьмить может. Сейчас тепла не жди. Зиму на мороз повернуло.

– В январе еще крепче прижмет.

– Это цветочки, ягодки впереди,– поддержали его сразу несколько голосов.

– А когда потеплеет,– продолжал пожилой плотник,– на льду не удержишься. Выходит, сейчас прохлаждаться нельзя. Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Так что заактируем, Николай Николаевич, все сразу, когда ряжи опустим. Так, что ли, ребята?

Никто не возражал. – Спасибо, товарищи…– взволнованно начал Николай, но его перебили насмешливым окриком:

– Благодарствуем! Не за что!

Николай смутился, а пожилой плотник, подойдя к нему, по-отечески потрепал его по плечу:

– Ты, Николай Николаевич, благодаришь, вроде мы на тебя работаем.

Второй ряж опустили быстро и без всяких происшествий, если не считать того, что двое рабочих – бригадир такелажников и один из бульдозеристов – обморозили лица. Николай Звягин усадил обоих в свой «газик» и отправил по домам. И подумал, вздохнув: опять Калиновский заставит составлять акты.

– Опустил хорошо,– сказал Терентий Фомич Звягину.– Подавай команду загружать попроворнее да пойдем греться. Вся утроба закоченела.

Экскаватор, покачивая длинной стрелой-шеей, уже подбирался к груде камня, сброшенного на лед самосвалами.

По дороге в столовую Николай Звягин говорил Терентию Фомичу:

– Даже не верится, как просто. Подтянули, столкнули, опустили. Теперь могу признаться, Терентий Фомич, когда еще над проектом сидел, все представлялось не только более трудным, а иногда просто несбыточным. Как будто не реальный проект разрабатывал, а какую-то фантастику. И когда первый ряж опускали, казалось: вот произойдет что-то непредвиденное, и все полетит к черту.

– Непредвиденное в нашем деле всегда может случиться,– ворчливо ответил Терентий Фомич, Он основательно промерз, и, кроме того, его раздражала восторженность Николая, казавшаяся ему легкомысленной и преждевременной.– Вода – это, братец, стихия. Дай ею волю – не совладаешь.

– А вот совладали же.

– Не кажи гоп, пока не перескочишь. И не, болтай на морозе: горло застудишь.

В буфете Неля томилась от безделья. Завидя вошедших, подскочила, захлопотала, накрывая столик вынутой из-под прилавка скатеркой.

– Сейчас вам закусочку соображу. Есть колбаска, огурчики маринованные. Чаек густой, сибирский и…– Она, пригнувшись, заговорщически зашептала: – Коньячок армянский, пять звездочек…

– Я вам запретил привозить спиртное,– строго сказал Николай.

Неля поставила на стол закуску, отошла-за прилавок и отрывисто бросила: – Когда чай подавать, скажете.

– Обидели бабочку,– вполголоса сказал Терентий Фомич.– Уж больно ты строг, начальник участка.

Николай не успел ответить.

На пороге появилась испуганная, запыхавшаяся Наташа. На разгоревшемся от ветра и мороза лице ее резко выделялось белое пятно во всю щеку.

– Авария, Николай Николаевич! —Она никак не могла отдышаться.

– Дверь прикрой! – сердито сказала Неля. – Не май на дворе.

– Вы обморозились, Наташа! – воскликнул Николай, бросаясь к ней.

–Что случилось?—спросил Терентий Фомич, тоже вставая из-за стола.

Николай вытащил Наташу на крыльцо, схватил с перил горсть сухого, колючего снега и стал растирать ее побелевшую щеку.

– Да подождите вы! – Наташа оттолкнула его.– Экскаватор сломался!

«Не кажи гоп… Напророчил старик», – подумал Николай.

– Растирайте снегом, пока не отойдет,—приказал он и, одним прыжком соскочив с крыльца, побежал на лед.

– Воронов в диспетчерской, звонит по телефону! – крикнула Наташа вдогонку.

Экскаваторщик Воронов, сын старого лоцмана, такой же рослый и плечистый, как отец, только что кончил разговаривать по телефону.

– Веда, Николай Николаевич,– сказал он Звягину,– лопнула тяга у стрелы.

– Как же это? – машинально произнес Николай.

– Мороз! – сердито сказал Воронов.– Не терпит металл в такую стужу.– И, нахмурившись, добавил: – И я тоже оплошал. Надо было вполковша брать.

– Бирюкову сообщили?

– Сообщил.

– Что он?

– Послал механика на промбазу. Снимать тягу с четвертого экскаватора.

– Сколько уйдет на ремонт?

– Считай, полдня простоим.

«Не успеем посадить ряж к приезду Кузьмы Сергеевича»,– с огорчением подумал Николай.

Вошел Терентий Фомич и тяжело опустился на лавку.

– Полдня? – переспросил он, выслушав Воронова и Николая.– Да вы что, сказились? При таком морозе!

– Может быть, и успеем, Терентий Фомич,– сказал Николай, думая все о том же: чтобы управиться с ряжем до приезда Набатова.

– Что успеем! – вспылил старик.– Не обучили вас думать в институтах. За полдня ряж примерзнет к бортам.

Николай на мгновение остолбенел. «Вот оно, непредвиденное!..»– промелькнуло у него.

И растерянно спросил:

– Что же теперь делать?

Терентий Фомич уже кричал в трубку:

– Главного диспетчера… Говорит Швидко. Немедленно перебросить на лед экскаватор с правого берега… Не Бирюкову, вам приказываю. На всю операцию даю два часа. Приступайте!

– Тогда с четвертого не надо снимать тягу? – спросил Николай.– Бирюков послал механика на промбазу.

– Пусть снимают,– устало сказал Терентий Фомич. Пояснил: – Экскаватор с правого берега может не дойти. Гусеницы у него тоже из металла. Тоже могут лопнуть. В нашем деле, как в бою, без резерва нельзя!

Набатов появился на льду одновременно со вторым экскаватором, который, переваливаясь через торосы, подползал к ряжу с правого берега. Вместе с Набатовым приехал и Калиновский.

Терентий Фомич доложил обстановку.

– Где Перевалов? – спросил Набатов. Терентий Фомич махнул рукой в сторону первого экскаватора.

– Помогает Воронову стрелу ставить.

– Ясно,—сказал Набатов.– Заставили парторга свои грехи отрабатывать.

– Кто его заставлял? – с досадою возразил Терентий Фомич.

– Ваше решение? – резко спросил Набатов.

– Решение было одно: продолжать загрузку,– ответил Терентий Фомич.

– Почему было?

– Потому что теперь требуется другое. Не сумели быстро ни экскаватор подвести,ни стрелу подвесить. А мороз, сами видите…

– Вижу, все пристыло,– мрачно усмехнулся Набатов,– какое же будет другое решение?

Терентий Фомич нарочно не торопился с ответом. Он не любил, когда с ним говорили «на басах», и даже Набатову не мог позволить этого.

– И другое пристыло?

Никто не отозвался на реплику Набатова, только у Калиновского проступила остренькая улыбочка.

«Обрадовался»,– подумал Терентий Фомич, и все его раздражение против Набатова сразу прошло. Он подошел вплотную к начальнику стройки, как бы подчеркивая этим, что обращается только к нему.

– Придется бросовую работу выполнять.

– Непонятно,– сказал Набатов.

– Второй раз опиливать лед по всему контуру ряжа.

Николай с восхищением посмотрел на старого гидростроителя. До чего же просто! А ему даже в голову не пришла эта мысль. Конечно, работа бросовая, в том смысле, что излишняя, не предусмотренная расчетами и потому не оплачиваемая, но зато через несколько часов ряж высвободится из ледяного плена и после загрузки сядет на дно. Николай ни на миг не сомневался, что Набатов тоже обрадуется вместе со всеми, горячо одобрит предложение и прикажет немедленно приступить к работе.

Набатов ничего не ответил Терентию Фомичу. Он внимательно и пристально, как будто увидев в первый раз, разглядывал возвышавшуюся над льдом громаду ряжа. И лицо у него было хмурое, сумрачное.

– Пройдем в тепло,– сказал он, наконец, и, кивком подозвав Николая Звягина, приказал:—Позовите Перевалова!

– Заодно я скажу ледорезам…– начал Николай.

– Позовите Перевалова,– повторил Набатов и, размашисто шагая, не оглядываясь, идут ли за ним, направился к диспетчерской.

Когда Николай Звягин и Перевалов вошли в диспетчерскую, там стало совсем тесно. Наташа забилась в угол и испуганно посмотрела на Николая, как бы спрашивая, может быть, ей лучше уйти? Николай улыбкой успокоил ее.

Перевалов через стол поздоровался за руку с Набатовым и спросил:

– Какая погода в министерстве?

– Лучше, чем у нас на стройке,– ответил Набатов и, когда Перевалов уселся на лавку рядом с Калиновским, сказал: – Начнем. Надо принимать решение. Твое мнение, Терентий Фомич?

– Я сказал, Кузьма Сергеевич. Снова опилить майну.

– Не дело говоришь, Терентий Фомич,– резко возразил Набатов.

Николай с недоумением вскинул глаза. То, что предлагал Терентий Фомич, было единственным решением. Какой еще можно найти выход?

– Не дело,—повторил Набатов.– Какой ширины будет ледяная кромка?

– Метр с небольшим,– ответил Терентий Фомич. – Вот то-то и оно, что метр с небольшим,– уже с раздражением повторил Набатов.– Значит, третий ряж не посадишь вплотную. Вместо сплошной ряжевой стенки будут торчать отдельные островки. Их, как щепки, расшвыряет весенним паводком.

– Я с вами вполне согласен, Кузьма Сергеевич,– заявил Калиновский.– Предложение уважаемого Терентия Фомича не выдерживает ни малейшей критики. Это не выход.

Тут Набатов проявил черную неблагодарность. Вместо того чтобы поблагодарить Калиновского за поддержку, он поставил своего неожиданного союзника в затруднительное положение.

– Какой же вы предлагаете выход?

Меньше всего хотелось Евгению Адамовичу ввязываться в это чреватое неприятными последствиями дело. Но отмалчиваться было нельзя. Рисковать – тем более. И Калиновский, пожав плечами, сказал скучающим тоном,каким говорят о деле неприятном, изрядно надоевшем:

– Выход один: разобрать этот злополучный ряж, срубить за это время другой и опустить в освободившуюся майну.

– Чепуха! – негромко, но зло сказал Набатов.– Выход один: не мудрить, а немедленно загружать ряж. Оторвать его, пока он окончательно не вмерз в ледяное поле.

– Безумие! – воскликнул Калиновский. – Это… – Но тут он словно впервые заметил Наташу. – Вам что здесь нужно?

Наташа вздрогнула и, с укором посмотрев на Николая, стала пробираться к выходу. Николай хотел заступиться за Наташу, но Набатов опередил его.

– Безумие – выгонять человека на мороз,– сказал он, жестом останавливая Наташу,– тем более хозяина.

– Я повторяю, это безумие! – Подчеркнутое пренебрежение Набатова вывело Калиновского из равновесия, и он сбился со своего обычного бесстрастно-назидательного тона.– Дикий, ничем не оправданный риск. Это авантюра, и я категорически возражаю! И так уже создана колоссальная перегрузка. Преступным легкомыслием было подводить второй экскаватор! А теперь вы хотите увеличить нагрузку еще на несколько сот тонн. Нельзя же так очертя голову бросаться в пропасть!

Только прижавшаяся в уголке девушка смотрела прямо.на Калиновского. широко раскрытыми глазами. Остальные, казалось, не обращали на него никакого внимания. Набатов что-то чертил на листке бумаги. Терентий Фомич угрюмо смотрел в окно. Перевалов сосредоточенно разглядывал лежавшую на столе сводку, Но видно было, что он встревожен. И Калиновский решил усилить нажим.

– Вы как будто умышленно создаете все условия для катастрофы. Ослабили прочность ледяного поля, прорезав майну. Произвели эффективный взрыв, что, конечно, не укрепило ледяного поля. Создали колоссальную нагрузку на ограниченном участке. И, наконец, еще увеличиваете эту нагрузку. Не слишком ли много усилий для того, чтобы отправить под лед два экскаватора и неосторожно доверившихся вам людей? Можете не улыбаться, Кузьма Сергеевич. Я говорю не вам. Вы в своем фанатическом упорстве глухи к доводам рассудка. Я обращаюсь к секретарю парткома. И прошу, требую предотвратить так тщательно подготовляемую катастрофу!

Николай очень верил в Набатова. И очень не любил Калиновского. Но если бы сейчас право решать принадлежало ему, Николаю Звягину, он не осмелился бы дать команду загружать ряж. Доводы Калиновского были вескими и убедительными.

– Кузьма Сергеевич, ты твердо убежден, что нет опасности? – спросил Перевалов после затянувшегося напряженного молчания.

– Не привык отвечать на такие… вопросы,– ответил Набатов. Чувствовалось, что ему нелегко сдерживать себя.

– Надо бы ответить без злости,– так же жестко сказал Перевалов.– Но я понял твой ответ… Я не возражаю-. Только на второй экскаватор сяду я сам.

– Мальчишество… и малодушие! – взорвался Набатов.

– Нет. Мое право и моя обязанность.

– Я немедленно звоню в министерство,– сказал Калиновский и вышел.

– Начинайте подвозить камень,– приказал Набатов Николаю.– И чтобы подъезжали к майне не скопом, а по одной машине. Плотников и ледорезов снимите с работы, отправьте домой.

Два экскаватора, словно замахиваясь друг на друга длинными стрелами, заносили грузные ковши над неподвижным ряжем. Ковши опрокидывались, и лавина камня с рокотом обрушивалась. Скованный льдом ряж отзывался тревожным гулом.

Набатов стоял на борту майны, возле экскаватора Воронова,словно не чувствуя, как резкие порывы ветра обжигают лицо. Он сердился на Перевалова и в то же время завидовал ему. Нашел, чем щеголять, герой самодельный!.. И с раздражением отгонял мысль о том, что, умей он так же хорошо управлять экскаватором, сидел бы сейчас в кабине вместо Воронова.

Самосвалы подходили один за другим с короткими интервалами, почти не останавливаясь, сбрасывали груз камня и проворно отъезжали, оставляя за собой чад перегорелой солярки. Николай Звягин встречал машины, направляя их то к одному, то к другому экскаватору. Возле него стояла Наташа, высокая, тоненькая, в полушубке, перепоясанном широким солдатским ремнем. Николай, вскочив на подножку машины, что-то говорил шоферу. Наташа опасливо оглянулась и подошла поближе к ряжу.

– Чего мерзнете, девушка? – окликнул Набатов.– Идите к себе в диспетчерскую. Идите, идите,– повторил он не строго, но настойчиво. И Наташа нехотя отошла.

…Казалось, что уже долгие часы стоит он здесь, возле этого грозного в своей неподвижности ряжа, а всего только сорок быстро следующих один за другим самосвалов прошли мимо него. Но все-таки сорок! И еще сорок к экскаватору Перевалова – всего восемьдесят! Четыреста тонн камня сброшено в ненасытную утробу ряжа. А он не шелохнулся!.. Нельзя же без конца грузить его… Может быть, прав был старик Швидко?.. Теперь думать об этом поздно. Опиливать теперь, когда надо льдом нависли полтысячи тонн, действительно безумие… Хорошо Перевалову, ему некогда думать… Да и нечего думать. После драки кулаками не машут. Рассчитано точно, действуем наверняка… Наверняка только обухом бьют, да и то промах живет…

Так сказал Кузьма Прокопьич Воронов, и Набатов вспомнил, что в кабине второго экскаватора за рычагами сидит сын старого лоцмана. «Можно отвести экскаватор Воронова. Одним покойником меньше…» Но тут же устыдился своего малодушия и гневно сказал себе: «И у тебя кишка тонка, товарищ Набатов!»

Подошел самосвал. Медленно накренился кузов. Посыпался камень. Две каменные глыбы заклинились в кузове. Шофер осадил машину и тут же рывком послал вперед. Камни упали на лед. Раздался глухой, устрашающий треск. Набатов пошатнулся, лед уходил у него из-под ног. Качнулся повисший над гру-дой камня ковш экскаватора, и тут же Набатова обдало россыпью крупных брызг. Он вздрогнул и оглянулся. Грузная громада ряжа быстро опускалась в майну. К ногам Набатова докатилась волна темной, дымящейся воды. Над осевшим ряжем возвышался корпус экскаватора. Из окна кабины высунулся Перевалов.. Он что-то кричал Набатову, махая рукой. Набатов увидел бегущих к нему Николая Звягина и Наташу. Он с трудом сделал несколько шагов и тяжело опустился на только что сброшенный самосвалом камень. Звягин, тяжело дыша и волнуясь, что-то говорил ему. Набатов слышал его, но не мог понять слов.

– Пошлите мне машину,– сказал он Николаю.– Я очень устал… Ночь в самолете…

Сегодня Вадим вернулся с работы раньше обычного. Черемных ушел на склад – подготовить взрывчатку и запалы на завтрашний день. Вадим вызвался пойти помочь.

Черемных ласково потрепал его по плечу.

– Спасибо, сынок, управлюсь. Иди отдыхай. А то молодому времени всегда не хватает.

И вот Вадим один в комнате, и только четыре одинаково заправленные койки еловно смотрят на него из четырех углов.

Время есть, а деть его некуда…

За окном студеный зимний вечер. Там, дома, Вадим с нетерпением ждал зимы. Зима там короткая и теплая. Ждешь не дождешься, когда можно будет выйти на каток. Здесь катка нет. Да если бы и был… После того как проведешь целый день на морозе, на улицу не тянет…

Пойти в клуб? Сегодня в драмкружке читают новую пьесу. Ему обещана чуть ли не главная роль. Там его ждут. Полина расплывется в улыбке и, щуря свои пронзительные глаза, скажет: «Наконец-то и пай-мальчик!» Нет, в клуб он не пойдет. Не манит его к этой Полине – очень навязчивая. А в последний раз, когда он не пошел проводить ее, сказала как будто шутя, а на самом деле с досадой и вызовом: «Или я хуже Нелечки?» Все знают! И Наташа, конечно, знает. Если бы не это, подошла бы, заговорила. Каждый день встречаются на работе. Должна же она понимать, что сам он не может теперь первый подойти…

А может быть, Наташа о нем и думать не хочет?.. Аркашка что-то болтал о каком-то бывшем их бригадире. Хотя Аркашка любит сболтнуть. Он и про начальника участка Звягина… Может быть, Аркашка и прав. Уж если выбирать между ним, Вадимом, и Звягиным… Начальник участка, инженер…

Но тут Вадиму стало стыдно.Думает или не думает о нем Наташа, но так она, конечно, о нем не думает… И совсем ни к чему его глупое упрямство. По его вине оборвалась их дружба, ему и надо делать первый шаг.