Текст книги "Гремящий порог"

Автор книги: Франц Таурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Придется тебе, Володя, зонтик выдать,– сказал Виктор.

– Уж лучше водолазный костюм,– проворчал машинист и убавил обороты.

Швидко, Бирюков и Калининский приехали, когда ледорезы закапчивали первый, пробным пропил. Учитывая толщину льда, Виктор решил распиливать ледяное поле на квадраты размером полтора на полтора метра. При этом вес ледяного кубика получался около трех тонн, что соответствовало подъемной силе экскаватора-драглайна, который уже стоял наготове неподалеку от майны.

Начальники осмотрели аккуратно опиленный квадрат. Терентий Фомич даже встал на льдину и потоптался – льдина не шелохнулась.

– Хороша конфетка! —сказал Терентий Фомич, и, кроме Калиновского, все рассмеялись.

Евгений Адамович не хотел даже показываться на льду, предпочитая держаться в стороне. Но Швидко официально доложил ему, как исполняющему обязанности главного инженера строительства, что работы по вскрытию майны начаты, и уклониться было нельзя. Главный инженер, даже если он и временно исполняющий обязанности, отвечает за все происходящее на стройке и особенно за состояние техники безопасности. А затея могла привести к самым нежелательным происшествиям.

У Евгения Адамовича даже возникла мысль: запретить работы на льду до «выздоровления» Набатова. Но он понимал, что этот на первый взгляд заманчивый ход ничего ему не даст. Набатов прикажет работы продолжать, а отвечать все равно придется исполняющему обязанности.

– Кузьме Сергеевичу сообщил? – спросил Швидко у Николая Звягина.

– Я думал, вы…

– Экий ты, право, недогадливый!—с досадой сказал Терентии Фомич.—Беги позвони!

– Стоит ли беспокоить больного? – сказал Калиновский с вежливой улыбочкой.

– Пусть и болящий порадуется,– невозмутимо ответил Терентий Фомич.

– Подводи экскаватор!– приказал Виктор машинисту драглайна.

– Сначала отведите эту машину,– распорядился Калиновский, указывая на ледорез.

– Я поставлю ее на другой конец майны,– возразил Виктор,—пусть работает.

– Вы получили инструкцию? Выполняйте!—строго сказал Калиновский, и Виктору пришлось подчиниться.

Пока подогнали экскаватор и застропили льдину, подъехал Набатов.Евгений Адамович пожурил его за пренебрежение к своему здоровью, но Набатов, как бы не заметив его иронии, ответил подчеркнуто простодушно, что чувствует себя значительно лучше, и не смог удержаться, чтобы не порадоваться вместе со всеми успешному началу работ.

– Поднимайте,– сказал Набатов Виктору, который смотрел на него, ожидая команды.

Виктор махнул экскаваторщику. Загромыхала лё-бедка, и ледяная глыба медленно поползла вверх, словно выталкиваемая снизу давлением воды.

И все-таки первый блин вышел комом. Ледяной куб повис в воздухе, машинист послал стрелу на разворот, но тут соскользнула петля троса, и льдина с грохотом обрушилась в прорубь. Всех, и даже Калиновского, стоявшего дальше других от майны, обдало крупными брызгами.

– Начинается!—желчно сказал Калиновский. – На ошибках учился,—спокойно ответил Терентий Фомич и приказал застропить льдину накрест двумя петлями.

На второй раз подъем удался без происшествий. Отливающий синевой куб, словно постамент памятника, высился на льду. Надя Курочкина подбежала к нему, прислонилась. Куб был чуточку выше ее.

– Вот это льдинка! Забраться бы! Подсади, Люба!

– Хватит тебе резвиться,– ворчливо сказала Люба.– С утра прыгаешь, как коза. Виктор Александрович заметит, прогонит таких работников.

– Виктор Александрович не такой сухарь, как ты, всегда войдет в положение,– сказала Надя и многозначительно подмигнула подружке.– Да и не мы одни. Видишь, все собрались у проруби.

Набатов подозвал Виктора и крепко пожал ему руку.

– С первой удачей! Кстати, время засек?

– Начали в девять тринадцать, закончили в десять пятьдесят пять,– доложил Виктор.

– Почти полтора часа. Давайте прикинем,– сказал Набатов.– Майна у нас десять на двадцать, двести квадратных метров. Раскрыли примерно два с половиной метра, или одну восьмидесятую часть.Такими темпами мы будем вскрывать майну ровно неделю.Не годится… Надо изменить организацию работы. Ставлю задачу: найти способ дробления льда.

– Рвать надо,– сказал кто-то за его спиной. Набатов резко обернулся.

– Самое верное дело–рвать,—повторил Черемных и подошел ближе к Набатову.

– А, Иван Васильевич,– вспомнил Набатов.—Так почему думаешь, что самое верное дело?

– Приходилось, Кузьма Сергеевич,—ответил Черемных.

– Это где же?

– В армии. На фронте.

– Сапер?– спросил Набатов и улыбнулся, как улыбаются, встретив товарища по оружию.

– Так точно, сапер.

– В каких чинах ходил, сапер? – весело спросил Набатов.

– Старший сержант. Вы-то, поди, генерал? Набатов, все еще улыбаясь, покачал головой.

– Полковник. До генерала, слава богу, не пришлось дослужиться..

– Почему вас это радует? – вклинился в разговор Калиновский.

– Почему? – переспросил Набатов.– Так еще года бы два воевать надо. А войны и без того хватило всем досыта.– И снова вернулся к прерванному разговору.– Так, говоришь, Иван Васильевич, рвать надо? А не разворотит нам всю майну?

– Ни одной кромочки не зацепит,– с уверенностью ответил Черемных.– Если с умом рвать. Мелкими зарядами и заделывать поглубже, чтобы отдача на воду.

– Как думаешь, Терентий Фомич? – спросил Набатов, заранее зная, что тот ответит.

И действительно, Швидко сказал:

– Испытать надо. Продолжай, Виктор, опиливай майну по контуру. А завтра мы с сапером займемся этим делом.

– Быть по сему,– сказал Набатов.– А тебе, Иван Васильевич, от лица службы спасибо! – И уже тише добавил понятное только им двоим: – Видишь, Иван Васильевич, и нашел ты свое место.

Наташа задержалась на работе: ее попросили нарисовать заголовок для стенгазеты ко Дню Конституции.

В красном уголке автобазы было холодно. Окоченевшие пальцы плохо повиновались, и Наташа долго билась над заголовком газеты. Наконец рисунок был закончен. Большое солнце в венчике лучей-спиц вставало над плотиной гидростанции. Оставалось написать по верхнему обрезу листа лозунг.

Наташа дописывала последние буквы, когда в красный уголок забежал комсорг автобазы Сеня Зубков.

– Ну, как дела? – закричал он еще с порога и, швырнув на стол шапку-ушанку, расчесал пятерней спутанные русые волосы.

Наташа сказала, что сейчас закончит. Зубков обошел стол и заглянул через плечо Наташи.

– Порядок! – Но тут же сокрушенно крякнул: – Эх, голова садовая! Что ты написала?

– Да здравствует Сталинская Конституция! – прочитала Наташа.

– Ну! – укоризненно протянул Сеня, и на его круглом, всегда веселом лице проступило выражение озабоченности и досады.– Советская у нас Конституция!

Долго ломали голову, как быть? Пришлось подогнуть лист и обрезать верхнюю кромку. При этом пострадало солнце, лишившись части своих лучей. Сеня был очень огорчен этим, но второго листа бумаги не нашлось, да и время уже позднее.

Наташа переписала лозунг, и Сеня проводил ее до поселка. Наташа была очень рада попутчику, потому что побаивалась идти одна темным распадком.

Сеня, кажется, был не прочь продлить прогулку и даже спросил, видела ли она картину «Свет и тень», но Наташа отклонила приглашение, сказав, что у нее сильно разболелась голова. На самом деле она проголодалась и думала о том, что приготовила на ужин Надя, которая эту неделю дежурила по комнате.

Все окна общежития бросали широкие полосы света на синий ночной снег. Только окно Наташиной комнаты было темным.

«Наверно, девчонки уже поужинали и побежали на танцы или в кино»,– подумала Наташа. Но девчата были дома. Они спали. Аккуратная Люба спала под одеялом, платье висело на спинке стула у изголовья. Надя лежала на постели в шароварах, охватив подушку голыми полными руками. Старенькое пальтишко, которым она укрылась, сползло на сторону, открыв ноги в пестрых шерстяных носках с продранными Пятками.

Наташа потихоньку разделась, заглянула в угол, в завешенный простынкой шкафчик, где у них хранились посуда и продукты, и поняла, что ужин никто не готовил. Девчата пришли усталые и сразу свалились. Наташа посмотрела на часы: четверть десятого, магазин еще не закрыт. Придется отдежурить не в очередь.

Из магазина Наташа вернулась с банкой говяжьей тушенки, булкой и двумя полными карманами луку. Лук был особенно ценным приобретением – в продаже он бывал ле часто,– и Наташа всю дорогу радовалась, предвкушая, с каким аппетитом набросятся девчата на вкусный ужин. Теперь дело за картошкой. К счастью, в углу шкафчика нашелся десяток картофелин.

Наташа спустилась на кухню, проворно начистила их в сковородку и поставила на плитку. Потом заправила картошку тушенкой и отдельно обжаренным луком. По коридору пошел вкусный запах, и все проходящие мимо обязательно заглядывали на кухню.

Наташа водрузила сковороду на стол, и разбудила подруг.

У Наташи самой текли слюнки, но она даже забыла, что голодна, когда увидела, как разгорелись глаза у девчат, особенно у Нади, при виде аппетитно парившей поджаристой картошки.

Надя прямо с кровати кинулась на Наташу, чмокнула в обе щеки и закружила, подпрыгивая и приплясывая. Люба в это время нарезала хлеб и достала посуду.

– Запрыгала,– прикрикнула Люба,– а ложки немытые!

Надя схватила ложки и умчалась, как была в носках, на кухню.

Наташина стряпня всем понравилась. Даже скупая на похвалу Люба сказала: «Молодец, Наташка!» – а Надя выскребла сковороду досуха и вздохнула: «Неплохо бы повторить!»

– Лопнешь,– сказала Люба и отправила Надю мыть, посуду.

– Выспались, поели, опять ложись,– вздохнула Люба,– а мне уж и спать неохота. Хоть снова в ночь работать. А ты что так задержалась?

Наташа рассказала, как ей пришлось переписывать лозунг в заголовке; стенгазеты. Надя остановилась посреди комнаты с ложками,в руках..С ложек на пол капала вода.

– Вытереть не догадалась,– сказала Люба,. Надя швырнула ложки в шкафчик.

– И чего вы не спите? Я думала, вы уже улеглись.

Она быстро разделась и юркнула в постель.

– Смерть люблю поспать! – Но тут же приподнят лась на локте, выставив: из-под одеяла полное круглое плечо.—Наташка, ты приходи к нам завтра! Лед рвать будут. Ух, как интересно! Сегодня все начальники приезжали. Тут не то что в лесу, каждый день людей видишь. И чего ты прилипла к своему автобусу? Работала бы сейчас с нами вместе!

Наташа ничего не ответила.

Прилипла к своему автобусу… Смешная эта Надя! Как будто не знает, почему прилипла.

Наташа долго не могла заснуть, лежала с открытыми глазами. За окном посвистывал ветер. Луч света от уличного фонаря метался по потолку. Ровно, чуть слышно дышала Люба. Надя спала неспокойно, ворочалась, что-то шептала во сне: «Виктор Александрович… Виктор…» Наташа улыбнулась: раньше во сне Надя вспоминала имя Федора Васильевича…

…И все-таки Надя права. Можно было работать с ними вместе. Федор Васильевич мог бы и ее устроить в бригаду буровиков. Всю неделю автобус ходит первым рейсом, и она каждый день утром встречает Перетолчина. Но почему-то ей неловко заговорить с ним, хотя он всегда так приветливо здоровается с ней. Надька, та прямо бухнула: «Возьмите нас с собой!» А она, Наташа, так не умеет… не может… И как Федор Васильевич будет хлопотать за нее?.. Николай обязательно спросит: «Это ваша сестра?..» Да и бесполезно. Кто ее возьмет с такой справкой?.. Она-то чувствует себя теперь совсем здоровой. Такой же здоровой и сильной, как прежде. А в справке написано: «Использовать на легкой работе…»

На следующий день Наташа отпросилась с работы пораньше и пошла в поликлинику. В регистратуре спросила, когда принимает Зинаида Петровна. Оказалось, что сегодня принимает другой врач. Это очень огорчило Наташу. С Зинаидой Петровной ей легче было объясняться. Но не хотелось откладывать начатое дело, и Наташа записалась на очередь/

Маленькая сердитая женщина с колючими глазами и острым, как птичий клюв, носом заглянула в справку и, не выслушав Наташу до конца, желчно сказала:

– Все за справками ходите! Какую же вам еще справку? О полной инвалидности? Не рановато ли?

Наташа, проглотив обиду, объяснила, какая ей нужна справка. И опять сердитая женщина осталась недовольна.

– И что за привычка бегать от одного врача к другому! Надо было идти к врачу, у которого лечились.

Осматривала она Наташу долго и придирчиво. Но справку все же выдала. «…Можно использовать на физической работе»,—прочитала Наташа, горячо поблагодарила и помчалась в отдел кадров.

Там радость ее снова сникла. Инспектор отдела кадров сказал, что действительно нужны были рабочие для обслуживания буровых станков, но уже сняли одну бригаду с лесоочистки. Надо сходить узнать, может быть, найдется еще место, тогда можно дать направление.

У Наташи мелькнула мысль пойти в комитет комсомола к вихрастому Саше Долгушину, но подумала, что он скорее всего рассердится: давно ли устраивал ее на автобазу! И решила, что, кроме Федора Васильевича, никто ей не поможет. Надо идти и отыскать его.

Невероятно, как все изменилось за каких-либо три дня.

У подножия скалы вырос щитовой домик с вывеской «Столовая». Наташу особенно поразило, что у домика был вполне обжитой вид. К одной стене прислонилась поленница мелко колотых дров, с другой стороны выстроились кадки и бочата разных размеров и валялись опорожненные тарные ящики.

А в русле реки, на льду, развернулся целый строительный участок. Там, где недавно сиротливо торчали несколько едва заметных с берега треножников, теперь стояли два экскаватора. Один—высоко взметнув длинную журавлиную шею, другой – с устало опущенным хоботом. Рядом с приземистой серой палаткой сочными желтыми пятнами выделялись высокие штабеля бруса и длинный сруб какого-то странного здания – без окон и дверей. К серой палатке и стоящему поодаль бревенчатому домику убегали с берега вереницы столбов с мохнатыми от осевшего на них инея проводами. По темным полоскам дорог, изрезавших заснеженное ледяное поле, двигались автомашины, сновали темные фигурки людей. Надо было разыскать Любу и Надю, работавших на бурении скважины, и у них узнать, где найти Федора Васильевича, Наташа спустилась на лед и пошла по широкой, уже ровно укатанной дороге, усыпанной вмерзшими в лед комьями гравия. Резкий гудок заставил шарахнуться в сторону. Из кабины лесовоза выглянул как всегда улыбающийся Сеня Зубков.

– Садись, подвезу!

Среди разгружавших лесовоз плотников Наташа узнала Аркадия и Вадима. Вадим сухо кивнул ей, Аркадий подошел и с веселой улыбочкой поздоровался за руку. Наташа спросила, где их бывший бригадир.

Аркадий, иронически прищурясь, внимательно оглядел ее.

– Любопытство не порок, но… Поэтому не вторгаюсь, хотя вынужден огорчить: бульдозеристы сегодня, не работают. А может быть, я смогу чем…

Но тут Ляпин грубо прикрикнул на него, и Аркадию пришлось поспешно прервать беседу.

– Спроси в диспетчерской, возможно, там знают…

Наташа не поняла, о какой диспетчерской он говорит, и стояла, оглядываясь, не зная, что делать дальше. Где может находиться сейчас Федор Васильевич? Пойти разыскивать диспетчерскую или отложить разговор до завтра? Поговорить сейчас с глазу на глаз было бы легче, чем на людях в переполненном автобусе… Надо поискать…

Но не так-то просто здесь найти нужного человека. На льду работало множество людей. Бригада плотников мастерила из толстых пахнущих смолой брусьев какое-то странное сооружение. Наташа догадалась, что это тот самый ряж, про который ей рассказывали Люба и Надя. Он действительно был похож на дом, да и по размерам был не меньше двухэтажного общежития, в котором они жили. Только у этого дома не было ни.окон, ни дверей, ни крыши. Одни стены, глухие, сплошные стены, и от этого он казался каким-то неуклюжим и особенно громоздким.

«Как же будут передвигать такую махину?» – задумалась Наташа. Но долго стоять здесь нельзя было:: она мешала плотникам, которые подносили брус.

Наташа обогнула ряж, за ним высился экскаватор с необыкновенной длинной стрелой, а сразу за экскаватором ледяное поле пересекала узкая, прямая, как по линейке прочерченная, трещина шириною в ладонь или чуть побольше. За трещиной на льду работали люди. Приглядевшись и вспомнив, что ей вчера рассказывали девчата, Наташа поняла, что это взрывники начиняют шурфы, то есть закладывают заряды, чтобы подорвать лед. Интересно взглянуть, как это делается!.И Наташа подошла поближе. Она не успела еще переступить пропиленную во льду щель, как ее окликнули:

– Девушка! Вам что здесь надо?

Наташа оглянулась. Ну, так и есть! Опять Николай. Как нарочно, она попадается именно ему на глаза. Звягин тоже узнал ее и сказал уже значительно мягче:

– Здесь нельзя ходить посторонним. Здесь идут взрывные работы.

Наташа промолчала, хотя ее покоробило слово «посторонним».

– Вы кого ищете?

– Мне нужно увидеть Перетолчина Федора Васильевича,– ответила Наташа и решила, что если он опять спросит, кем она приходится Федору Васильевичу, то без всякого стеснения даст ему понять, что это не его дело.

Прочел ли он в ее взгляде, что всякое любопытство будет ей неприятно, или просто был достаточно скромен, только вопроса, которого она опасалась, он не задал.

– Сегодня его здесь не будет. Не могу ли я вам чем помочь?

Он спросил так просто, так по-товарищески, что Наташа сразу почувствовала: никакой он не сердитый, ему можно все сказать.

– Федор Васильевич меня знает. Я работала в его бригаде. Я хотела попросить, чтобы он мне помог… И, Наташа рассказала историю своих злоключений, показала обе врачебные справки.

– Не знаю, захочет ли мне помочь Федор Васильевич. Но больше мне некого попросить.

– Едва ли он сможет вам помочь;—сказал Николай и задумался, по-мальчишески насупившись, так что брови у него сбежались к переносью.

Наташа уже хотела извиниться, что оторвала его от дела, и уйти, но он как-то раздумчиво посмотрел на нее и. вдруг неожиданно улыбнулся.

– Знаете, я, кажется, нашел, то, что надо. Мне нужен человек в диспетчерскую, нашу ледовую диспетчерскую. Ледовый диспетчер,

– Я же не сумею быть диспетчером,– сказала Наташа с огорчением.

Но Николай даже слушать не хотел.

– Пустяки, сумеете! Отлично сумеете! Работа совсем нехитрая. Сидеть у телефона, поддерживать связь, как у нас говорят, с Сухой землей. Поступит распоряжение – передать его.

– Понимаю,—сказала Наташа,—секретарь-рассыльная.

– Не совсем так. Учитывать выработку, составлять сводки, передавать их в главную диспетчерскую. Не беспокойтесь, дела хватит. Но вы вполне справитесь. Соглашайтесь… Наташа. Можно вас так называть? Меня зовут Николаем.

Наташа улыбнулась.

– Мне этого мало. Не могу же я своего начальника называть так!

– Как начальника можете называть Николай Николаевич. А сейчас я напишу записку в отдел кадров, чтобы вам дали направление.

– Спасибо,– сказала Наташа, принимая записку,– но у меня будет к вам еще одна просьба.

Николай выразил полную готовность не только выслушать, но и удовлетворить любую просьбу, лишь бы это было в его силах.

– Потом,—сказала Наташа,– а то я боюсь, вы на меня рассердитесь, а мне,– она и сама не замечала, что в голосе у нее появились лукавые нотки,– а мне совсем этого не хочется.

Николай Звягин старательно и подробно объяснил Наташе ее обязанности ледового диспетчера. Для начала ей пришлось выслушать небольшую лекцию о зимнем перекрытии реки, о преимуществах этого новаторского метода, об организации работы на участке. Но это вовсе не было скучно. Николай Николаевич рассказывал живо и увлеченно, и, главное, Наташа чувствовала, что рассказывал он не для того, чтобы покрасоваться перед ней, а искренне желая помочь ей освоиться с новой работой. И когда пришел бригадир плотников и увел Николая Николаевича, Наташа огорчилась. Но через несколько минут он вернулся и довел лекцию до конца. Он сам начертил форму ежедневной сводки, объяснил, по каким показателям учитывать работу бригад буровиков, плотников, ледорезов.

– После работы вместе заполним сводку,—сказал он Наташе,—а завтра в сводке прибавятся еще две графы: выработка бульдозеристов и взрывников.—И тут же настрого запретил Наташе выходить из диспетчерской после сигнала, предупреждающего о взрыве.

Вечером вместе заполнили сводку, и Наташа передала ее по телефону в главную диспетчерскую.

– Вот и вся премудрость,– подбодрил ее Николай.

Теперь надо было сказать Наташе, что она свободна и может идти домой, но Николаю —хотя он не признался бы в этом даже самому себе – не хотелось, чтобы она уходила. Напрашиваться в провожатые было неудобно, да ему еще и надо было заглянуть на участок. И он вспомнил:

– У вас была ко мне просьба?

Ему очень хотелось, чтобы она попросила его помощи в каком-нибудь трудно исполнимом деле. Не то чтобы он рассчитывал на признательность и благодарность: ему хотелось, чтобы она знала, что он с радостью готов помочь ей.

– Сейчас мне просить вас не о чем,– сказала Наташа,—я хотела предупредить вас… хотя лучше, если я скажу об этом сейчас, а то потом вы можете неправильно понять меня… Я хотела просить вас, когда начнутся работы здесь…—она замялась, подыскивая точное выражение,—ну, словом, в будущем котловане вы переведите меня на настоящую работу… чтобы я сама работала.– Она помолчала и сказала тихо, с виноватым видом: – Ехала станцию строить… и вот все только как-то около настоящего дела…

Николай был разочарован. Он ждал чего-то другого, более значительного.

– Кем бы вы хотели работать?

– Я не знаю. Если бы можно было бетонщицей или электросварщицей…

– Конечно, все это очень трудные работы, требующие физической силы и выносливости. На такое дело женщин ставят неохотно,– назидательно начал было Николай.

– Вот так всегда и получается,– грустно сказала Наташа,– в газетах пишут, в речах говорят одно, а на поверку совсем другое…

Николай устыдился своего менторского тона.

– Я не хотел огорчить вас, Наташа. Вы меня неправильно поняли. Вы будете работать в котловане. Я вам обещаю…

Это было похоже на утешение. Может быть, он опасался, что она заплачет? Надо поблагодарить его за заботу и покончить этот никчемный разговор.

Но она не успела ничего сказать. В диспетчерскую вошел высокий сутулый человек в заношенном ватнике и попросил Николая Звягина пройти с ним осмотреть шурфы.

Наташа узнала его. Он шел тогда с Вадимом. Они еще почему-то долго смотрели ей вслед. Сейчас он не обратил на нее внимания. Но когда повернулся, чтобы уходить, заметил ее настороженный взгляд. Лицо его исказила болезненная гримаса, и бесчисленные морщины стали еще глубже и резче. Он тут же отвел взгляд и быстро вышел.

– Подождите меня, я сейчас вернусь,– сказал Николай.

Наташа машинально кивнула ему, па нее все еще смотрели слезящиеся, полные тоски глаза.

Странно, очень странно!.. Ясно, что тут ошибка… Старик принимает ее за кого-то другого. Но ведь он же, наверное, узнавал у Вадима?.. Странно!..

Не будь Наташа так удручена собственными мыслями, непонятное волнение этого незнакомого человека заставило бы ее не только задуматься, но и встревожиться. Но сейчас она была слишком переполнена своими заботами и переживаниями: так неудачно складывалась у нее жизнь… Никто не хочет понять, что она приехала сюда не потому, что у нее не было куска хлеба или крова над головой. Никто не хочет понять, что она ищет не заработка, а работы, такой работы, которая дала бы ей право считать себя не свидетелем, а действительным участником большого общего дела, такой работы, которой можно было бы гордиться… Вот и Николай Николаевич как будто отнесся к ней сочувственно, но и он понял так, что ей надо устроиться (какое отвратительное слово!),и… помог ей в этом… Другие будут копать землю, рвать скалу, укладывать бетон, будут своими руками строить станцию, а она… она будет составлять сводки и звонить по телефону… Не лучше ли было отрывать билетики в автобусе?..

Хотелось уйти и побыть одной, совсем одной, даже чтобы и девчонки не видели… Но она обещала подождать Николая Николаевича. Надо подождать. Она на работе, и он ее начальник.

Звягин вбежал в диспетчерскую запыхавшись, нисколько не похожий на начальника.

– Я боялся, что вы не дождетесь меня,– ответил он на ее удивленный взгляд.– А вы знаете, Наташа, нашел вам настоящую работу! Через месяц можно приступать. Нет, не к работе, к обучению. Но это все равно, потому что всякая работа начинается с обучения. Вы, Наташа, займете самое высокое положение в котловане. Я вовсе не шучу. Что может быть выше кабины портального крана!

Наташа смотрела на него, ничего не понимая.

– Через месяц открываются курсы крановщиков: Вы поступите на эти крусы и к лету, как раз к тому времени, когда в котловане понадобятся краны, получите диплом машиниста. Я думаю, это не хуже электросварщика? А вы как думаете, Наташа?

Наташа опустила голову.

– Что с вами, Наташа?

– Простите меня, Николай Николаевич,– все еще потупившись, сказала Наташа, потом решительно посмотрела ему .в глаза.– Мне показалось, что вы обо мне плохо подумали, и я огорчилась.

Уже по дороге Наташа спросила:

– Вы точно знаете: начало занятий через месяц? – Совершенно точно. Я буду преподавать на этих курсах. Так что берегитесь!

Но Наташа даже не отозвалась на шутку. Он был ей не ровня, чтобы запросто с ним пересмеиваться.

Нет худа без добра. И вынужденная «болезнь» высвободила время, которого Набатову всегда так не хватало. Используя нечаянно выдавшийся досуг, Кузьма Сергеевич с педантичной тщательностью проверил все расчеты по зимнему перекрытию и особенно по завершающему этапу – отсыпке верховой перемычки. Оказалось, что в первоначальных расчетах преуменьшили скорость течения в самый критический момент. Выяснилось, что для перекрытия правого рукава реки понадобится отсыпать по крайней мере вдвое больше камня, нежели было определено первоначально.

Это не на шутку встревожило Набатова.Перекрытие – всегда единоборство между рекой, и пытающимися ее покорить людьми. Единоборство жестокое и напряженное, не знающее перемирий и передышек.

Начав перекрытие, нельзя ослаблять темпов отсыпки, наоборот, надо их непрерывно наращивать, потому что с каждой минутой живое сечение реки сужается и потому скорость потока также с каждой минутой возрастает и все большая часть сбрасываемого в реку камня уносится стремительным течением. И надо не только успевать за нарастающей яростью реки, но и опережать ее. Иначе река сметет со своего пути все преграды и выйдет из схватки победительницей.

Набатов пригласил к себе Терентия Фомича. Просидели целый вечер, размышляя и споря, стараясь в днепровском и донском, волжском и камском опытах найти ответ на вопрос, поставленный Ангарой.

Было ясно, что необходимо повысить интенсивность отсыпки, а она и так была принята в расчетах предельно высокой. Выход был один: применить тяжелые самосвалы вместо пятитонных, выпустить на лёд семитонные и десятитонные машины. А это, в свою очередь, вызывало опасение, выдержит ли лед. Надо было учитывать и такое немаловажное обстоятельство: фронтальное перекрытие будет проходить в начале весны, когда солнце начнет разъедать лед и прочность ледового покрова резко снизится.Решили лед одеть деревом. Настлать на льду деревянные мостовые. Деревянный настил увеличит прочность ледяного покрова и защитит его от солнечных лучей.

Уходя, Терентий Фомич сказал Набатову, что от него, больного, проку не в пример больше, чем от здорового, и посоветовал не торопиться с выздоровлением.

– Типун тебе на язык, Терентий Фомич! – пожелал Набатов.

Вообще оказалось, что если сидеть дома, то двадцати четырех часов на одни сутки вполне достаточно. За несколько дней добровольного заточения Кузьма Сергеевич ответил на скопившиеся письма друзей и знакомых, просмотрел журналы, газеты прочитывал от первой до последней строчки.

И, что дороже всего, оставалось время подумать, поразмыслить. И не только о зимнем перекрытии и других делах стройки (хотя и дома больше всего думалось об этом). Теперь он каждый день видел сына. За обедом семья собиралась вместе, и Софья Викентьевна не могла нарадоваться. Кузьма Сергеевич расспрашивал Аркадия, как идут работы на льду. Когда отец заговорил об этом в первый раз, Аркадию пришлось краснеть. Он не сумел толком рассказать даже, как подвигается рубка ряжа и когда он будет готов. Отец, сидя дома, знал больше его. На следующий день Аркадий подготовился к вопросам отца и смог рассказать не только о своей бригаде, но и о работе всего участка.

Кузьма Сергеевич, конечно, понимал, что сын заинтересовался делами участка не по доброй воле, а по необходимости, но все же похвалил его и сказал: – Будешь хорошо работать, скажу, чтобы зачислили на курсы механизаторов.

Софья Викентьевна, видя, что он доволен сыном, решилась заговорить о давно наболевшем: в институт пора бы Аркаше.

Но Кузьма Сергеевич сразу помрачнел.

– Рано!

А вечером, когда все уже улеглись, сидел один и думал: немалая доля и его вины в том, что сыну приходится горбом зарабатывать место в жизни.

Вспомнился разговор с Переваловым.

Тот ему прямо сказал однажды:

– Ты, Кузьма Сергеевич, перед сыном виноват, а я—перед тобой, что до: сих пор по-партийному не спросил с тебя. А придется спросить. Сын за отца не отвечает, а отцу за сына положено.

– Думаешь, я этого не понимаю,– сказал он тогда Перевалову.– Это, брат, заноза, такая глубокая заноза в самое сердце…

– Заноза – не то слово,– возразил Перевалов,– Занозу выдернул и выбросил. А здесь другое требуется.

Не первый раз возвращался Кузьма Сергеевич мыслями к этому разговору. Другое требуется… Конечно, другое. А что другое?.. Чтобы лечить, надо знать причину болезни. А где эта причина, в чем?.. Появилась с легкой руки-бойких фельетонистов даже теория своего рода: в обеспеченной, не знающей лишений семье дети балованные, беспутные, порченые… Словом, плесень… Но ведь это чушь! Дикая чушь! У Терентия Фомича не дети – золото. А тоже не в нужде выросли…

Тяжелое раздумье Набатова оборвал резкий звонок телефона. Звонил Калиновский. Просил разрешения зайти.

– Может быть, отложим до утра? – сказал Набатов.

– Хотел бы ознакомить вас с телеграммой главка,– почтительно и вместе с тем настойчиво ответил Евгений Адамович.

– Жду вас.

Было совершенно понятно, что это за телеграмма. Даже несколько странно, что она так задержалась. Принимая ее из рук Калиновского, Набатов, не читая, знал содержание. Интересна только, в какой форме оно изложено. Форма была самая категоричная:

«Впредь до рассмотрения проекта техсоветом немедленно прекратите работы зимнему перекрытию».

Адресована была телеграмма исполняющему обязанности начальника строительства Калиновскому.

– Меня поставили этой телеграммой в совершенно нелепое положение!– Евгений Адамович силился казаться возмущенным.– Им же прекрасно известно, что вы находитесь на стройке. Какая была необходимость адресовать телеграмму мне?