Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Флетчер Нибел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Он неторопливо застегнул доверху синюю пижаму – она была свежевыглажена и после стирки слегка похрустывала от крахмала. Сбросив кожаные шлёпанцы, он отбросил простыню и лёгкое летнее одеяло. Сара, горничная, всегда застилала постель с безукоризненной точностью, словно по линейке. Он положил себе ещё одну подушку, устроив удобное гнёздышко для чтения перед сном и включил настольную лампу. Десять минут над книгой Т. X. Уайта «Король отныне и навсегда» – и спать. Он подумал, что стоило бы отключить кондиционер. Нет. При всей его нелюбви к отфильтрованному дистиллированному воздуху, лучше не иметь дело с той духотой, что царила за пределами Белого Дома.

Если повезёт, к полуночи он уснёт – только бы удалось укротить стадо мыслей, которые галопировали у него в мозгу. Он знал все эти симптомы: возбуждение при встрече с новой идеей, участившийся пульс, предвкушение приключения, нетерпеливое желание начать действовать, необходимость переговорить с друзьями, с толпой чиновников, с нацией – словом, со всеми. Он понимал, что желание стремительно приниматься за дело могло подвести, так что обычно он притормаживал и позволял благоразумию взять верх. Но тем временем он наслаждался кипением страстей. На этом этапе он представлял себе развитие событий в виде ярких живых картин, словно они проплывали перед камерой, движимые силой эмоций. Фил Рэндалл вообще был эмоциональным человеком.

Несколько минут назад он в последний раз переговорил с Джоем, и тот в своём обычном добродушно-насмешливом тоне предупредил его.

– Конечно, я согласен, – сказал Джой. – Но будь осторожен, Фил. Почему бы не отложить всё это на пару недель? Ты и так уже забрёл в непроходимые дебри. Так что смени аллюр, не опережай города. Будь любезен, переходи на лёгкую рысь.

Конечно, ему придётся сбросить темп. Он должен. Он Президент, и в этой роли, оценивая каждое предложение, ему приходится учитывать сотни факторов. Да, он знал, что Джой, как и он, чуток к каждой новой идее. Вместе они более, чем удачно, дополняли друг друга; люди средних лет, они обладали неоценимым опытом, присущим их связке. Их жёнам крепко доставалось; в таких ситуациях они содрогались, как деревья на штормовом ветру. Первой обычно не выдерживала Хелен Рэндалл, которая, как всегда, осторожно и неохотно принимала новации. Но этим утром, собираясь с Кэти на Западное побережье, она призналась, что чувствует себя как бы обновлённой, словно опять стала молодой женщиной. Заново родилась, сказала она.

Что ж, пожалуй, в самом деле, придётся на некоторое время законсервировать идею. Тем не менее, он не мог не признать, что такой подход имеет смысл: доверенные лица Президента, его, так сказать, личные посланники доведут до сведения небольших, но влиятельных групп его слова и чувства и таким образом практически всей нации станет ясно, что он владеет новым эмоциональным оружием, представляющим не что иное, как подлинную революцию в отношениях, которая вознесёт Америку.

Ладно, Филипп Гарланд Рэндалл, пусть ты и обладаешь высокопарным трёхсложным именем, но твой бурный энтузиазм присущ, скорее, выпускнику колледжа – так что давай успокаиваться. Займись книгой, погрузись в неё. Гони мысли, которые пляшут у тебя в голове. Он опустил глаза на страницу с загнутым уголком и попытался с головой уйти в туманную страну приключений Мерлина, драконов и рыцарей Круглого Стола. Фантастический мир времён короля Артура должен успокоить его. То что надо для последних минут воскресного дня 8 июля, завершающего длинный уик-энд, который он не сможет забыть.

На ночном столике сгрудились пять телефонов, и один из них замурлыкал – так тихо, что во сне он бы его и не услышал. Несколько секунд он делал вид, что не обращает на него внимания, но телефон не успокаивался. Он с обречённым видом снял трубку.

– Это Гертруда, мистер Президент. – Его любимая ночная дежурная на пульте связи; голос у неё был тих и мягок, как шёпот лёгких волн, набегающих на песок. – Звонит Генеральный Прокурор. Я сказала ему, что вы отдыхаете, но он настаивает на разговоре с вами.

– Прошу вас, Гертруда. – Он сделал усилие, чтобы не раздражаться. После одиннадцати вечера, когда не оставалось никого из сотрудников протокольного отдела, ведавшего порядком встреч, Гертруда оставалась его единственной защитницей. В это время она неизменно оберегала его, безошибочно чувствуя ту незримую линию, что отделяла просто важные дела от критических ситуаций. – Попросите его подождать до утра. Я буду ждать его звонка ровно в восемь часов.

– Да, сэр.

Но телефон тут же звякнул снова. На этот раз он сразу же схватил трубку.

– Гертруда! Я же сказал – нет!

– Прощу прощения, мистер Президент, но он отказывается отключаться. Он говорит, дело столь неотложное, что вы уволите его, если он не успеет связаться с вами.

Ах, эта Гертруда! На самом деле миром руководят батальоны вот таких вежливых настойчивых операторов, секретарш и референтов. Тем не менее, ей он мог довериться. Лишь дважды она настояла, чтобы он принял участие в этих нежелательных ночных разговорах, и оба раза интуиция её не подвела.

– Хорошо. Давайте его.

– Приношу свои извинения, мистер Президент. – Генеральный Прокурор Френк Гэррити был напорист и лаконичен, хотя понимал, что Президент явно не расположен к разговору. – Мне очень неудобно, сэр, но дело не терпит отлагательств. Необходимо, чтобы мы с Джесси Педерсеном незамедлительно встретились с вами.

– Встретиться? Почему бы не обговорить всё прямо по телефону и встретиться утром, если в том возникнет необходимость?

– Кое-что вы должны увидеть лично, – сказал Гэррити. – И я знаю, вы потребуете уточнений, которые мы можем представить только при встрече с глазу на глаз. Откровенно говоря, сэр, речь идёт о прямой угрозе национальной безопасности. Даже час-другой могут иметь значение.

Президент Рэндалл задумался. Френк Гэррити редко позволял себе непродуманные действия. Он мог быть несколько зануден, но он был уверенным и скрупулёзным молодым человеком, который не торопился бить во все колокола и по сути он с куда меньшей охотой, чем все остальные члены кабинета, посягал на свободное время Президента. Если Гэррити говорит об угрозе национальной безопасности, то так оно и есть. Рэндалл заинтересовался. Какая неотложная ситуация потребовала полуночной встречи?

– Хорошо, Фрэнк. Поднимайтесь в совещательный зал.

Президент Рэндалл положил книгу на ночной столик, откинул одеяло, снова сунул ноги в шлёпанцы и снял с крючка в гардеробе халат. Что за чертовщина заставила бегать по ночам Министерство юстиции и ФБР? Ни Фрэнку Гэрриту, ни Джесси Педерсену не свойственно пороть горячку. И тот и другой люди осмотрительные и аккуратные – и более того: им даже не хватает воображения и чувства юмора. Из двух этих качеств больше всего его раздражало именно последнее. Необходимость принимать решение всегда приводила их в уныние. Он старался расшевелить эту неповоротливую федеральную бюрократию, постоянно понукая и подкалывая её, но она продолжала оставаться такой же серой и скучной. Ну, ладно… Мысленно представив себе посетителей, он решил переодеться. Неохотно расставшись с халатом и пижамой, он оделся, как привык ходить дома: лёгкая махровая спортивная рубашка и тёмно-синие брюки. Но в знак протеста шлёпанцы у него были на босу ногу.

Он миновал массивную дверь красного дерева и обратился к дежурному агенту Секретной Службы, сидевшему в длинном коридоре; на втором этаже западного крыла Белого Дома располагалась семейная гостиная.

– Сейчас поднимутся Генеральный Прокурор Гэррити и директор ФБР Педерсен, – сказал он. – Зная последнего, я думаю, что он попросит кофе. Мы будем в совещательном зале.

Через девять минут три человека встретились в помещении с зелёными обоями и ковром травянистого цвета; комната была украшена большой люстрой и служила местом президентских встреч с тех времён, когда более ста лет назад Эндрью Джонсон совещался тут с членами своего кабинета. Рэндалл, обращавший внимание не только на стратегические проблемы, но и на мелочи, оставил в стороне кабинетный стол с ножками в виде львиных лап и стоящие рядом с ним удобные кресла. Он усадил гостей на старую софу, оставленный тут предмет мебели викторианских времён, при создании которого совершенно не учитывались возможности и потребности человеческого позвоночника. Гости, которым предлагалось располагаться на этом диване, редко выдерживали дольше, чем необходимо. Сам Рэндалл устроился в старом кресле-качалке с плетёной спинкой, реликвии, оставленной кураторами Белого Дома как живое напоминание о декоре девятнадцатого века. Рэндалл сидел лицом к двум высоким окнам. На расстоянии, за фонтанами Президентского парка и Овалом, он видел освещённый купол Мемориала Джефферсона.

Нити невидимых связей между тремя людьми сразу же стали вибрировать от того напряжения, которое каждый испытывал в присутствии остальных собеседников. Со своей стороны, Рэндалл относился к двум высшим руководителями правоохранительных ведомств, как к неизбежным препятствиям на пути того курса, который он собирался проводить. Они олицетворяли те его связи со старыми политиками, которые он старался разорвать. В их присутствии он чувствовал себя слегка скованным; не было и следа подъёма духа, что он испытал после встреч с теми людьми, которых пригласила в Белый Дом его дочь Кэти. Педерсен, который, выпрямившись, в неудобной позе смущённо сидел на софе, чувствовал себя подавленным рядом с двумя символами верховной власти; оба они превышали его и по статусу и по имеющимся у них правам, но, как ни странно, он был выше их по знанию фактов. Он был профессионалом, вынужденным подчиняться паре любителей.

Что же до Фрэнка Гэррити, который держал на коленях кожаную папку, он был раздосадован, что Педерсен позволил запятнать Бюро гибелью своего сотрудника, и это несчастное убийство в какой-то мере бросает тень на всё Министерство юстиции, на его владения… Отношение Гэррита к своему Президенту было достаточно двойственным. Теоретически он должен был бы восхищаться разнообразными интересами Рэндалла, его стремлением к полной откровенности в общении с самыми разными людьми и его энергией и энтузиазмом, но Гэррити инстинктивно побаивался осложнений, которые могли повлечь за собой эти свойства характера. Этот загорелый, лёгкий в движениях, сорокасемилетний Президент с непозволительным легкомыслием обращался со страной, забыв о тех настроениях, которые владели нацией ещё несколько месяцев назад. Новые политики могут быть великолепны в принципе, но на деле многие американцы начинают ощущать беспокойство. Одним словом, Генеральный Прокурор Гэррити не испытывал доверия к своему Президенту.

Ночной буфетчик осторожно поставил серебряный кофейный сервиз на длинный кабинетный стол и испарился.

– Это для вас, Джесси, – сказал Рэндалл. – Мне не надо. Итак, я предполагаю, что вы, два гончих пса, вынюхали какой-то след, из-за которого мне так и не удастся поспать.

Гэррити с трудом сдержался. Ещё не узнав, в чём суть проблемы, Президент уже старается умалить её значение. Гэррити отрицательно покачал головой, когда Президент предложил ему кофе. Директор ФБР подошёл к столу и налил единственную чашку для себя, после чего вернулся к софе и сел, придерживая на колене блюдце и чашку.

– О’кей, – сказал Рэндалл. – Выкладывайте свои плохие новости.

– Мы чертовски обеспокоены, – сказал Френк Гэррити, роняя слова, как тяжёлые валуны. Он был самым младшим по возрасту в составе Кабинета, но поведение его было свойственно, скорее, самому старому из его членов – неизменно немногословный, старательный работник с ирландским акцентом уроженца Бостона и с розовым лицом. – Я думаю, Джесси должен изложить вам всю историю с самого начала.

Неловко звякнув ложечкой, Джесси поставил чашку с кофе на ковёр и, уперев локти в колени, наклонился вперёд. Он никогда не мог чувствовать себя легко и раскованно в ходе редких встреч с высшей исполнительной властью.

– Почему бы вам не распустить галстук, Джесси? – предложил Рэндалл. – Похоже, он вас душит.

Педерсен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, но галстук оставил в прежнем положении; он был осмотрителен, как гость, которому хозяин предложил не стесняться и есть ножку цыплёнка при помощи рук.

– Мистер Президент, – начал он, – сегодня рано утром в Нью-Йорке был убит один из наших лучших специальных агентов, негр. Ему дважды выстрелили в спину и, скорее всего, он умер на месте. Этому агенту – его звали Делмар Спрэг – было поручено секретное задание. Он внедрился в организацию городских партизан, известную как «Чёрные Двадцать Первого Февраля», получившую своё название в память того дня, когда на Малькольма Икс было совершено покушение.

– Я знаю подоплёку «Чёрного Февраля», – нетерпеливо прервал его Рэндалл. – Но что вы имеете в виду под словом «внедрился»? Вы хотите сказать, что он шпионил за Ч. Ф?

– Да, сэр, он сообщал об их планах и намерениях.

– Но это же нарушение моих приказов! – вспыхнул Рэндалл, переводя взгляд с Педерсена на Гэррити. – Вы же знаете, что в марте я встречался с чёрными лидерами. Я дал слово, что федеральные власти не будут вести слежку за организациями чёрных. За единственным исключением – если и когда у нас будут весомые данные об их подрывной деятельности. И то лишь по моему прямому указанию. А таких распоряжений я не давал.

– Я это знаю, – сказал Педерсен. Его худые щёки с сероватой кожей порозовели. – С марта мы отозвали всех наших агентов, мистер Президент, но тут в высшей степени нестандартная ситуация…

– Но я дал слово, – продолжал настаивать Рэндалл.

– Я готов понести наказание, – вмешался Гэррити, – но я бы хотел, чтобы вы выслушали Джесси. Я думаю, вы поймёте, что у нас не было выбора.

– Хорошо. Излагайте. – Президент сложил руки на груди, всем своим видом давая понять, насколько он недоволен и повернулся к Педерсену.

– Не поставив нас в известность, – сказал Педерсен, – ранней весной агент Спрэг тайным образом присоединился к «Чёрным Двадцать Первого Февраля» – самым прямым образом нарушив правила Бюро. Он согласился поставлять руководству этой организации информацию о Бюро. В сущности, он стал работать против правительства, нарушив присягу своей службы. – Нервничая, Педерсен потёр ладони. По этой неприглядной истории будут судить о его Бюро. Предательство, двойная игра, убийство… Он чувствовал себя, как человек, которого силой заставляют исповедоваться. – В последний четверг он всё же пришёл ко мне. Он признался в своём тайном членстве в этом обществе, откровенно сказав, что верность своей расе одержала верх над присягой. Спрэг не стал скрывать, что передавал Ч. Ф. информацию о Бюро… К счастью, эти данные не имели большого значения, главным образом процедурные вопросы… Тем не менее, он стал мучиться сомнениями.

Первой причиной было то, что, как он узнал, на предыдущей неделе где-то на побережье Северной Каролины был тайно выгружен арсенал оружия. Пистолеты, автоматы, ружья, несколько портативных ракетных установок – и всё в немалых количествах. Оружие было доставлено к побережью небольшим африканским сухогрузом – с портом приписки в Гвинее, как мы считаем – и переправлено на берег членами Ч. Ф. И затем в частных машинах оно было развезено по стране и поступило в распоряжение отдельных отрядов и групп «Чёрных Двадцать Первого Февраля». Спрэг так же выяснил, что были ещё две партии такого же груза, обе доставленные, естественно, с нарушением законов об импорте и федеральных правил контроля и регистрации оружия. – Педерсен бросил взгляд на Президента, опасаясь, что тот прервёт его и торопливо продолжил. – Спрэгу удалось уловить намёки, что все три груза оружия приурочены к какому-то крупному выступлению в период Четвёртого июля, когда многие будут отдыхать во время долгого пятидневного уикэнда. Я предполагаю, что Спрэгу нелегко было сделать такое признание, он выдержал мучительную борьбу со своей совестью. С одной стороны, существовала верность по отношению к своему народу. С другой, как я предполагаю, преданность Бюро и чувства по отношению к своим коллегам, таким же агентам, а так же беспокойство о судьбах страны. Но честно говоря, я не знаю толком, что у него творилось в голове. – Педерсен развёл руки, признаваясь в бессилии разрешить тайны человеческого мозга. – В конце концов, его заставило решиться известие об оружии. Он опасался, что может разразиться гражданская война, и он понимал, какие жертвы понесут его чёрные собратья. Так что он пришёл к Бреннеру и рассказал ему о своём членстве в Ч. Ф. Конечно, Спрэг не сомневался, что его уволят или под тем или иным предлогом отдадут под суд.

Помолчав, Педерсен хрустнул костяшками пальцев.

– У меня состоялась встреча со Спрэгом, и длилась она долго, мистер Президент. Я дотошно расспрашивал его, пытаясь оценить степень его искренности… Словом, я решил поставить на него. Я предложил, чтобы он продолжил свою деятельность в рядах Ч. Ф., но всё, что узнает, сообщал Бреннеру. Спрэг наконец согласился – не сомневаюсь, что без большой охоты – но тем не менее, спорить не стал. У меня не было оснований сомневаться, что в нём снова проснулась преданность Бюро. Его сообщения подтверждали, что ему можно полностью доверять… не говоря уж о его внезапной трагической смерти. И как раз перед…

– Но почему меня не поставили в известность? – прервал его Рэндалл. – Это означает, что я нарушил своё слово, данное чёрным лидерам. И если бы я одобрил этот замысел – и предполагаю, что так и было бы – то не возникло бы такой ситуации.

– Если тут допущена ошибка, то только мною, – сказал Френк Гэррити. – Видите ли, мистер Президент, Джесси сразу же поставил меня в известность. Я немедленно попросил встречи с вами, но ваши сотрудники сказали, что до понедельника об этом не может быть и речи.

– Я, в самом деле, попросил их обеспечить мне свободу действий вплоть до Четвёртого, – согласился Рэндалл. Он бегло вспомнил о Кэти, о многообещающем новом проекте. Теперь у него было предчувствие, что история Педерсена может торпедировать это начинание. Все дела, связанные с Ч. Ф., носили довольно мрачный характер. – Но вы могли бы настоять. Как, кстати, сегодня вечером.

– Это верно, – сказал Гэррити, – но тогда у нас на руках не было ничего серьёзного. И откровенно говоря, не в пример Джесси, я довольно скептически воспринял и прозрение Спрэга, и его историю с оружием. Я подумал, что мы ещё должны проверить его, прежде чем тревожить вас. Во всяком случае, я своей властью разрешил Джесси действовать в этом направлении. И если бы вы сказали «нет», когда наконец я пробился бы к вам, этой истории сразу же был бы положен конец… Но теперь, боюсь, нам угрожают серьёзные неприятности. – Он посмотрел на Педерсена. – Рассказывайте, Джесси.

– Ну, в общем, – сказал Педерсен, – вчера после полуночи Спрэг позвонил Бреннеру домой. Он сказал, что то большое выступление, о котором он слышал, вот-вот состоится. Точно он не знает, что оно будет собой представлять, но убеждён, что оно включает широкомасштабные партизанские акции с применением оружия всех видов и типов. Спрэг сказал, что он попытается выяснить. Через час, примерно в 1:0 °Cпрэг сообщил, что всё руководство Ч. Ф. внезапно исчезло из Гарлема. Последняя штаб-квартира организации – Ч. Ф. время от времени менял её расположение – была в квартире на третьем этаже старого здания на 127 Ист-стрит. Спрэг обнаружил, что она брошена. Присматривал за ней пожилой негр, что жил по другую сторону холла. Старик знал Спрэга в лицо и считал его одним из офицеров Ч. Ф. Так что Спрэг получил у него ключ и обыскал помещение.

– В последний раз Спрэг позвонил из телефонной будки неподалёку, около 108 стрит. Звонок был зафиксирован в 3:03. На этот раз Спрэг сообщил о результатах обыска. Он сказал, что помещение Ч. Ф. совершенно пустое, если не считать старой разбитой пишущей машинки, нескольких карандашей, пары плакатов и тому подобного. Но ему удалось найти кое-какие заметки на клочках бумаги в ящике стола. Чтобы не вызывать опасений, если вернётся кто-то из лидеров Ч. Ф., Спрэг скопировал их. На них было нацарапано несколько имён членов Ч. Ф. и адреса групп за пределами Нью-Йорка, которые у нас уже были. Но вот на одном листе была информация, которая, как выяснилось, представляла интерес. Список из шести номеров, все десятизначные. Позвонив в 3:03, Спрэг прочёл его и сказал, что, как ему кажется, это телефонные номера. Мы тоже пришли к этому выводу. И мы…

– Минутку, – остановил его Рэндалл. – Когда Спрэг был убит?

– В точном времени мы не уверены, – сказал Педерсен. – Примерно через час или около того после звонка в 3:03. Спрэг внезапно резко оборвал разговор, сказав дежурному агенту, что ему сели на хвост. Тело было найдено к семи часам утра на углу Орчард и Брум в нижнем Манхэттене. Мы считаем, что убить его могли в любом месте, не исключено, что и в верхнем Манхэттене, а тело доставили на машине.

– Были ли найдены на трупе сделанные им заметки? – спросил Рэндалл.

– Нет, сэр, – ответил Педерсен. – Мы предполагаем, что Спрэг уничтожил свои записи сразу же после звонка. В карманах одежды почти ничего не было. Бумажник с небольшой суммой денег – вот, в общем-то, и всё. Никаких кредитных карточек, ни удостоверений, ни каких-либо записей. Личность Спрэга была установлена только по отпечаткам пальцев.

Педерсен привёл свой разговор с комиссаром Карнахэном.

– Так что пока нью-йоркская полиция не подозревает, что у них в морге лежит тело агента ФБР… Конечно, мистер Президент, мы думаем, что Спрэг был убит членами Ч. Ф., которые выяснили или подозревали, что он был двойным агентом.

– И теперь главное, – вмешался Гэррити, – заключается в том, что Бюро установило владельцев всех телефонов, которые сообщил Спрэг. – Генеральный Прокурор вынул из папки лист бумаги и протянул его Президенту. – Бюро, согласившись со Спрэгом, что этот ряд цифр представляет собой номера телефонов, стало исходить из этого предположения, – сказал Гэррити. – Выяснилось, что оно совершенно верное, как вы сами убедитесь.

Рэндалл бегло пробежал плотно, через один интервал, распечатанный лист машинописи, вернулся к первым строчкам и стал медленно читать:

«(602) 844 3538. Неисправен. Ферма крупного рогатого скота в сорока семи милях от Флэгстаффа, Аризона. Владелец – сенатор штата Артур П. Бродерик. Бывший председатель комитета штата «Рэндалла – в президенты». Женат. Трое детей. Домоправительница во Флэгстаффе сообщила, что вся семья плюс два человека прислуги, с третьего июля находится на ранчо.

(315) 975 2437. Неисправен. Летний домик на небольшом островке Эйнджелл-айленд на реке Св. Лаврентия рядом с Александрия-Бей, Нью-Йорк. Владелец – Вильям О. Диттмар, президент «Эмпайр моторс» (Детройт). Член президентской комиссии по вложениям капитала чёрной общины. Женат. Двое детей, семи и двенадцати лет, от второй жены. Как стало известно, семья выехала на уик-энд из своей постоянной резиденции в Гросс-Пойнт, Мичиган.

(904) 959 5632. Неисправен. Резиденция примерно в пятидесяти милях к юго-востоку от Талахасси, рядом с Шейд-Гров, Флорида. Владелец – Чарльз Т. Дилени, пенсионер. Консультант при губернаторе Флориды по вопросам промышленного развития. Отец Майкла Дилени, работающего в штате Белого Дома. Женат. Дочь разведена, у неё двое детей трёх и восьми лет, живёт в том же доме. Двое слуг.

(609) 936 8660. Неисправен. Большое поместье Фейрхилл, строго к северу от Принстона, Нью-Джерси. Владелец – Тимоти Раш Кроуфорд-младший. Член президентской комиссии по пересмотру законов о корпорациях. Женат. Двое детей, четырёх и пяти лет. Семья проживает в поместье.

(209) 555 3577. Неисправен. Шале в горах, недалеко от Силвер-Лейк, Калифорния, примерно в двадцати пяти милях от южного берега озера Тахое. Владелец – Фриц Д. Тигерт, президент Союза водителей грузовых машин и грузчиков, который выступил в поддержку движения «Рэндалла – в президенты». Тигерт и его семья, включающая двух дочерей и шесть внуков в возрасте от шести до двенадцати лет, проводят июль в своём шале. Двое человек обслуживающего персонала.

(802) 711 4623. Неисправен. Летний дом на озере Шамплейн, в семнадцати милях к северу от Барлингтона, Вермонт. Владелец – Джекоб А. Шапиро, драматург. Составитель речей для Президента. Женат. Четверо несовершеннолетних детей. Семья размещается в доме. Одна прислуга».

– И дело в том, мистер Президент, – сказал Педерсен, когда Рэндалл кончил читать, – что у всех этих шести точек ясно прослеживается нечто общее. Частные резиденции. Пять из шести расположены в полностью изолированной местности. В каждом случае владельцем является влиятельный человек, который тем или иным образом связан с вашей администрацией. В данный момент в каждом из домов находится его владелец – и у каждого вместе с ним дети или внуки. – Рэндалл удивлённо уставился на него, и Педерсен продолжил. – Бюро пыталось созвониться с каждым из этих номеров. И неизменно получало ответ, что номер неисправен и…

– Точнее – к чему вы клоните? – вмешался Рэндалл, переводя взгляд с Педерсена на Гэррити.

– Разреши, Джесси? – попросил Гэррити. Педерсен кивнул.

– Мистер Президент, – начал Гэррити, – мы убеждены, что все эти владения захвачены организацией «Чёрные Двадцать Первого Февраля», телефонные линии перерезаны и обитатели домов захвачены как заложники.

Эта мысль не сразу дошла до Рэндалла. Он нахмурился и изумлённо посмотрел на своих собеседников.

– Но это же чистая фантастика. – Все его радужные представления о грядущих начинаниях улетучились, как птицы в преддверии шторма. – Почему вы в этом уверены? Какие у вас есть доказательства?

– К ним я и перехожу, – сказал Педерсен. Тон у него был смущённым, но теперь в нём чувствовалась лёгкая нотка уверенности. – Я буду излагать ход событий шаг за шагом, дабы вы могли уловить порядок работы Бюро. – Президент не ответил, и Педерсен продолжил, медленно и размеренно. – Первым делом, мы предположили, что имеем дело со скоординированной и спланированной акцией Ч. Ф., предпринятой в масштабе страны. В нашем распоряжении были сообщения Спрэга о поставках оружия, о планах на Четвёртое июля, об исчезновении из Гарлема лидеров организации – и номера телефонов. Кроме того, Спрэг дал нам ключевую информацию. Вчера Спрэг рассказал Бреннеру, что один из лидеров Ч. Ф., с которым он был в контакте, обмолвился, будто бы Дэниел Смит, глава организации, пребывающий в изгнании, каким-то образом вернулся в Америку. Хотя Спрэг не видел Смита и не мог уверенно подтвердить факт его возвращения, он не сомневается, что Смит находится в пределах страны. Сегодня рано утром мы узнали из других источников, что Смит с группой соратников отправился в отдалённый регион гор Грейт Смоуки и с помощью тайного передатчика взял на себя руководство операцией. Смит родился и вырос в Рейли, и из данных нашего досье явствует, что в молодости он немало путешествовал по горам Запада. Так что мы предупредили систему пеленгации Федеральной комиссии средств связи, и сегодня днём они засекли работу незарегистрированного передатчика в районе Монт-Митчел в Северной Каролине. Станция использовала кодовое имя «Лев» и вела разговор с четырьмя незарегистрированными станциями, работающими поблизости от четырёх из отмеченных домов. Работникам ФКСС удалось дважды записать голос так называемого «Льва», и они полностью убеждены, что «Лев» – это Дэниел Смит. Как вы знаете, до своего добровольного изгнания Смит неоднократно выступал по радио и ТВ. В данный момент пеленгаторы устанавливают точное месторасположение станции «Льва» и тех, с кем он вёл короткие переговоры. Короче, мы не сомневаемся, что действиями Ч. Ф., какова бы ни была их конечная цель, руководит лично Смит.

Педерсен сделал секундную паузу, и Рэндалл спросил:

– А что относительно домов? Вам удалось что-то выяснить с ними?

– Да. – Педерсен вынул из кармана пиджака стопку листиков. – Мы начали с того, который расположен ближе всего к Вашингтону, с дома Кроуфорда в Нью-Джерси. Наш агент из отделения Бюро в Трентоне подъехал к нему. Мистер Тимоти Кроуфорд встретил его на подъезде, и явно было видно, что он растерян…

– Я знаю Тима Кроуфорда, – вмешался Рэндалл. – Я включил его в состав группы по пересмотру корпоративных законов.

– Да, – кивнул Педерсен. Приходится быть снисходительным к любителям. Профессионал бы вспомнил, что этот факт упоминался в памятной записке Бюро. – Словом, наш агент пустил в ход пару уловок, чтобы попасть в дом, но Кроуфорд не дал ему даже стакана воды. Чувствовалось, что он хочет как можно скорее отделаться от присутствия нашего человека… Примерно два часа назад наше отделение в Трентоне снова связалось с нами. Агент пробрался сквозь лес с дальнего конца владений Кроуфорда, вооружённый инфракрасной оптикой для наблюдения ночью. За домом он увидел двух негров в глухих свитерах. У одного было ружьё. Похоже, что они стояли на часах. – Теперь Рэндалл был весь преисполнен внимания. Он расслабленно полулежал в кресле-качалке, с сосредоточенным окаменевшим лицом.

Пока Педерсен говорил, Гэррити наблюдал за Президентом. Его красноватое от загара, гладкое лицо, как правило, вспыхивавшее живым интересом при знакомстве с каждой новой идеей, теперь было совершенно серьёзно, и Гэррити внезапно подумал, что ни на одной встрече не видел Президента в таком неподдельно отрешённом состоянии. Обычно он напускал на себя мрачность, имея дело с пустой болтовней. Он не отказывал себе в удовольствии отпускать саркастические замечания, ехидные ремарки, хотя довольно вежливо комментировал чьи-то провалы и неудачи. Рэндалл счастливый, очень счастливый человек, с завистью подумал Гэррити. После инаугурации, состоявшейся шесть месяцев назад, ни один серьёзный кризис не нанёс урона репутации Президента и его администрации.

Для Рэндалла то были месяцы эйфории, когда он на всех парусах летел вперёд, и на его мачтах трепетали вымпелы «новой политики». Подростки обожали его. Молодые женщины с длинными прядями волос, падавшими на деки гитар, пели баллады в его честь. Обитатели университетских кампусов, с самого начала очарованные его ироническим, слегка покровительственным отношением к коммерческому и светскому истеблишменту, радостно приветствовали возвращение Президента с весенней рыбалки во Флориде, когда он предстал, украшенный длинными выразительными бакенбардами. Он зарос растительностью до скул, и для Америки, обращающей такое внимание на состояние волосяного покрова, он немедленно стал символом грядущих политических перемен в Вашингтоне. Карикатуристы, фотографы, комментаторы и колумнисты на все лады обыгрывали тему дня. Комики выжали из неё всё, что только можно. На своей пресс-конференции Рэндалл отпускал шутки относительно внимания, которое уделяется его волосам. Всё это делалось весело и от чистого сердца, но Гэррити, который со своим бостонским воспитанием тонко чувствовал почти неуловимые нюансы политики, начал ощущать лёгкое изменение отношения нации к своему лидеру. Пожилые избиратели были удивлены столь легкомысленным украшением. Консерваторы, которые с самого начала относились к Рэндаллу с подозрением, теперь стали отпускать в его адрес колкие замечания. Шуточки среди великого среднего белого класса пригородов обрели характер брюзжания. Кроме того, растительность на мужском лице была модна среди чёрных, среди молодёжи и неприкаянной публики, в мире искусства и шоу-бизнеса. Конечно, там носили не только баки. На деле Рэндалл бросил открытый вызов укоренившимся политическим и социальным взглядам своих соотечественников старших поколений, хотя вроде бы речь шла об их манере причёсываться. Казалось, он сказал большинству взрослых белых американцев: «На самом деле я вовсе не один из вас. Я за перемены. А вы – нет. Но вам придётся смириться, тупоголовые».