Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Флетчер Нибел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Спроси у Хала Осборна. В таких вещах он разбирается лучше всех нас. Он-то, естественно, поддержит твой план действий… Но Ли, Эдельштейн и Хильдебранд? Притормози и подумай о реальном положении дел.

– Его-то я знаю. – Рэндалл встал. – Что ж, давай спускаться в клетку с дикими зверями.

В ситуационной комнате они оказались в 12:40, через полтора часа после обещанного Рэндаллом времени возвращения. Даже беглый взгляд дал понять Рэндаллу, что на него смотрят как на солдата в самовольной отлучке, который наконец вернулся в свою часть. Только телепринтеры ни на что не обращали внимания, продолжая всё так же стрекотать.

– Есть какие-то новости? – спросил Рэндалл.

Эдельштейн покачал головой.

– Ничего существенного.

– Мы явно просрочили время штурма, – сказал генерал Хильдебранд, сидящий у золотого телефона, который связывал его с пунктом оперативного командования Пентагона.

– Дела на рынках хуже некуда, – сказал Ли. Пепельница перед секретарём Казначейства была заполнена окурками.

– Молчание Смита начинает становиться зловещим.

– Я решил нанести Смиту ответный удар, – сказал Рэндалл. – Уолтер, сложно ли передать послание в захваченные дома?

– Никаких проблем. Пустим в ход мегафоны.

– Нет, нет. Я имею в виду конфиденциальный разговор с владельцами – скажем, с Диттмаром и Тигертом. Конечно, люди из Ч. Ф. тоже будут в курсе дела.

– Тоже ничего нет легче, – ответил Хильдебранд. – По мегафону мы сообщим о послании, а потом сбросим его с парашютом или зарядим в пушечный ствол ёмкость с бумагой.

Рэндалл кивнул.

– Я принял решение отказаться от штурма. Я понимаю, как вы рвётесь в бой, как вы хотите… вырвать эту опухоль. – Он помолчал.

– Я бы не стал прибегать к таким выражениям, – сказал генерал Хильдебранд. – Да, хирургическое вмешательство – но аккуратное и эффективное. И к тому же быстрое.

Рэндалл только вздохнул. Военные всегда считают, что действуют быстро и эффективно. Он вспомнил мемуары Роберта Кеннеди о кубинском ракетном кризисе, когда генералы предлагали «хирургически точные бомбардировки» Кубы. Вырезать аппендикс, срезать мозоль, убрать зоб – и весь организм будет как новый! Неважно, что окостенеет душа, что будет плакать сердце и все надежды развеются, как пыль на ветру. Пушка, великий целитель, неизменно восстанавливает здоровье, пусть даже в радостных звуках фанфар на победном параде уже слышны барабаны следующей войны.

– К сожалению, – сказал Рэндалл, – Даниел Смит готов к захвату тысяч домов. Смит, как мне сообщили из надёжного источника, собирается кинуть призыв к революции. Так что пришло время, джентльмены, говорить не пушкам 82‑й, а искать общий язык и договариваться. Тем не менее, я…

Раздался короткий тревожный сигнал гонга. Майор кинулся к аппаратуре, выкрашенной в кремовый цвет, подсоединённой к большой пишущей машинке. Каретка конвульсивно дёрнулась и на бумаге стремительно возник ряд слов. Майор оторвал лист и протянул его Рэндаллу:

«Перевод сообщения по «горячей линии» из Москвы. Получено 7/10/1646 2

Филиппу Рэндаллу,

Президенту Соединённых Штатов.

Я вместе со всем советским народом приветствую вашу удивительную сдержанность и выражаю сочувствие необходимости решать возникшую дилемму. Примите самые сердечные наилучшие пожелания.

Председатель Совета Министров СССР».

– Господи! – Рэндалл прочёл сообщение вслух и протянул его Эдельштейну. – Что, по-вашему, это может значить?

– Скорее всего, ответ кроется в слове «дилемма», – сказал Эдельштейн. – Таким образом нам дают понять, что на вас свалилась расовая проблема, с которой, как он надеется, вы не справитесь.

– Не будьте столь уверены, – вмешался Ли. – Я думаю, мы должны исходить из того, что русские совершенно искренни, пока они не докажут нам обратного. Они настолько прямолинейны, что всегда видно, когда они притворяются. Мы знаем, что миллионы русских смотрят телевизор и в курсе всех новостей Америки. Может, Зудков чувствует, что они понимают ситуацию, в которой вы оказались. – Обсуждение продолжалось ещё какое-то время, и кремленологи-любители предлагали самые различные объяснения смысла телеграммы из Москвы. Во всяком случае, у Рэндалла несколько повысилось настроение, и он вернулся к более насущным проблемам – надо было связаться с владениями Тигерта и Диттмара и уговорить их ввести в состав управляющих трёх чёрных членов совета директоров. Рэндалл снова, не упоминая о Гамале, обрисовал замысел Смита захватить тысячи домов и рассказал о предложении Джинни Джонс и Альфреда Николета помешать призыву Смита к революции.

– Ага, – сказал Ли, – наконец-то Николет объявился. Отлично. Мне бы хотелось поговорить с ним.

– Прошу прощения, Эд, – сказал Рэндалл, – мисс Джонс не говорила, где он находится, а я её не спрашивал. – Ли несколько смутился. – Мы можем только предполагать, что он где-то в Филадельфии, потому что мисс Джонс звонила именно оттуда и туда за ней был послан самолёт.

Рэндалл объяснил членам комитета, что он собирается делать. Эдельштейн и Ли незамедлительно стали возражать ему, сформировав оппозиционную фракцию.

– Вас обвинят, что вы поддались на шантаж, – сказал Ли.

– И не без оснований, мистер Президент. Вы уступили сейчас, а где гарантия, что через месяц вас снова не загонят в тупик и не предъявят новые требования?

Рэндалл повторил условие, которое он поставил перед Джинни Джонс. В течение года никаких требований со стороны Ч. Ф.

– Вряд ли на него можно полагаться, – сказал Эдельштейн.

– Как бы там ни было, если вы сейчас уступили, это признак слабости. Если Смит поведёт своих юных бойцов в пожар восстания, оно будет разгораться с каждым часом, ибо всем станет известно, что стена дала трещину.

– Совершенно верно, – поддержал его Хильдебранд.

– Мы имеем дело с вооружёнными фанатиками, мистер Президент. Они привыкли добиваться своего только силой, и подавить их может лишь сила, жёсткая и решительная. И мы должны дать им понять, что владеем ею.

– Что получится, – спросил Осборн, – если вы доставите своё послание Тигерту и Диттмару, а они откажутся? Ни одного чёрного в составе совета директоров. Что тогда?

– Пока ещё не думал, Хал, – ответил Рэндалл. – Я заручился поддержкой большинства руководства и в профсоюзе, и в корпорации. При таком исходе, что ж, попробуем использовать другие варианты.

– А сам Ч. Ф.? – задал вопрос Эдельштейн. – Ведь его руководство так и не высказалось в официальном порядке. Предположим, они откажутся освобождать дома на этих условиях?

– Мисс Джонс заверила меня, что они согласятся на них, – сказал Рэндалл. – Послушайте, джентльмены, давайте оценим ситуацию с другой стороны. Ради Бога, почему бы и не быть чёрным в составе совета директоров «Эмпайр»? Они покупают сотни тысяч машин «Эмпайра». А в профсоюзе Тигерта чёрных водителей не меньше, чем чёрных солдат в армии. На это надо было пойти ещё несколько лет назад.

– Но не когда тебя держат на мушке! – возразил Хильдебранд. – Мы даже с русскими на таких условиях не вступали в переговоры.

Беглая усмешка Осборна дала понять, как он относится к точке зрения генерала Хильдебранда, что в шкале вражеских сил Советы всё же стоят выше, чем чёрные Америки.

– Я думаю, мистер Президент, – сказал Осборн, – мы должны получить полную уверенность, что Альфред Николет вместе с мисс Джонс появятся на телеэкранах. Джинни Джонс, при всей её известности как певицы, всё же женщина, и молодые чёрные бунтовщики вряд ли будут смотреть ей в рот. Но они знают Николета и уважают его ум. Мисс Джонс не сможет противостоять Смиту, тут и говорить не о чем. Но вот что касается Смита и Николета, за последним пойдёт столько последователей, что революция не состоится.

Рэндалл кивнул.

– Хорошая мысль, Хал. Я согласен… Будем считать, что с этим ясно. Наш следующий шаг – написать послания Тигерту и Диттмару. Джой, нужна твоя помощь. Сочини что-то такое, дабы Тигерт и Диттмар не могли отказаться.

Они вдвоём уселись бок о бок у края длинного стола. Сержант морской пехоты бесшумно положил перед ними по листу бумаги и две ручки.

– Итак, давай-ка прикинем, – сказал Рэндалл, задумчиво уставившись в потолок.

Рядом с Рэндаллом, кончив говорить по телефону, появился Эд Ли.

– Прошу прощения, мистер Президент, но это может быть важной новостью. Акции на рынке упали всего на пару пунктов. Большие их пакеты пока не поступают в продажу. Мой надёжный источник на Уолл-стрит сказал, что многие управляющие фондами медлят с продажей, опасаясь, что их обвинят в корыстном использовании национального кризиса.

Рэндалл с иронической усмешкой поднял на него глаза.

– Патриотизм на Уолл-стрит? Расскажите это кому-нибудь другому, Эд.

Ли покачал головой.

– Нет, нет. Скорее всего, всё дело в детях. Мне сообщили, что несколько фирм, занимающиеся общественными отношениями, категорически не советуют массового выброса ценностей. Их клиентов могут публично окрестить кровососами, которые пытаются наживаться на страданиях маленьких детей.

– Трудно поверить. Мэдисон-авеню, как спасательный отряд. – Рэндалл положил ручку и откинулся на спинку стула.

– Как вы полагаете, Эд, это долго продлится?

– Откровенно говоря, нет. – Секретарь Казначейства не мог скрыть удивления. – Всё зависит от того, какие решения будут приняты в этой комнате. – Он смотрел на Рэндалла в рабочей рубашке с таким видом, словно тот был обречён.

Майор протянул Рэндаллу лист желтоватой бумаги.

– Доставлено из центра связи.

То было послание от премьер-министра Великобритании – он взывал к «благоразумию» и передавал наилучшие пожелания от имени всего народа Британии. Жёлтая бумага пошла по рукам.

– Москва и Лондон, – пробормотал Ворхи. – Скорее всего, это только начало.

Так оно и оказалось. Пока шли разговоры о том, что имели в виду англичане, пришла телеграмма от канцлера Западной Германии. В ней говорилось, что немецкий народ поддерживает действия Президента Рэндалла, направленные на спасение жизни невинных детей и восхищается ими. Канцлер, кроме того, выражал личную симпатию Рэндаллу. И хотя текст был преисполнен сочувствия, Рэндалл приободрился. Канцлер проявил себя хорошим другом.

Они по-прежнему обсуждали канцлера и его чувства, как майор принёс очередную телеграмму. То было дружеское послание от японского премьера, выражавшего надежду, что ситуация с пленёнными детьми завершится ко всеобщему удовлетворению. Ворхи заметил, что в минуты большого напряжения старые враги дают о себе знать быстрее, чем старые друзья.

– Не могу поверить, – Рэндалл поднялся с кресла и в радостном возбуждении потёр руки. Он стал ходить вдоль ряда телепринтеров, поглядывая на них, словно они стали курьерами, доставлявшими исключительно хорошие вести. Атмосфера в комнате резко изменилась; в ней появилось то наэлектризованное возбуждение, которое запомнилось Рэндаллу с ночи выборов, когда, вроде окончательно проиграв, он стал чувствовать, что нарастающий поток голосов выносит его на вершину победы. Обращения к Тигерту и Диттмару на время были отложены в сторону. Члены комитета столпились рядом с Рэндаллом у принтеров, и майор время от времени бросал на них раздражённые взгляды, ибо в его угодья вторглась толпа возбуждённых охотников. Ещё две страны дали о себе знать на командном пункте. Послания из Египта и Израиля пришли почти одновременно и были на удивление схожи в своих добрых пожеланиях.

– Можешь считать, что мир проголосовал за доверие к тебе, – сказал Ворхи Рэндаллу.

Воодушевление в звуконепроницаемой комнате возрастало с каждой минутой. Министр обороны Эдельштейн, который последние тридцать часов был воплощением похоронной мрачности, позволил себе откровенно улыбнуться. В перерывах между телефонными звонками Эд Ли и Гарольд Осборн по-приятельски подтрунивали друг над другом. Морской пехотинец, разнося поднос с напитками, ухмылялся до ушей. Джой Ворхи внезапно вспомнил, в каком состоянии у него бакенбарды и отправился на поиски электрической бритвы. Генерал Хильдебранд раскурил сигару, первую за день, и, удивляясь сам себе, предложил другую Гарольду Осборну. Чёрный член кабинета не только с благодарностью принял её, но и поднёс генералу зажигалку.

Вскоре после двух часов из принтера, через который шли секретные документы связи между Белым Домом и Центральным Разведывательным Управлением, поползла распечатка. В соответствии с указанием Рэндалла, ЦРУ каждые четыре часа составляло обзор мировой прессы и её реакции на происходящее в Америке. Последний отчёт гласил, что весь мир наблюдает за драмой в домах Америки, сидя у своих телевизоров и радиоприёмников. Повсеместно люди озабочены судьбой девятнадцати детей, а о некоторых из них, например, о Скотте и Холли Кроуфордах, знают за границей. Неизвестный автор бюллетеня заключал: «И если бы не критическая напряжённость ситуации, реакцию мира можно было бы сравнить с вниманием аудитории к мыльной опере».

Через несколько минут майор, который теперь наблюдал за рядом бормочущих телевизоров, что-то шепнул Президенту и прибавил звук. Диктор телекомпании NBC, сидя перед огромной картой Соединённых Штатов, на которой мигающие лампочки показывали месторасположение шести домов, говорил:

– Кроме выражения открытой поддержки со стороны многих лидеров мирового сообщества, как нам известно, главы некоторых государств отправили Президенту Рэндаллу личные послания, которые будет опубликованы в своё время.

Последнее публичное заявление подписано главами правительств пяти стран Западной Африки – Гвинеи, Сьера-Леоне, Либерии, Берега Слоновой Кости и Ганы. Зачитываю: «Мы, нижеподписавшиеся руководители стран Западной Африки, аплодируем Президенту Рэндаллу и правительству Соединённых Штатов за их мудрое и взвешенное поведение в новом расовом кризисе Америки. Как главы пяти чёрных стран, мы чувствуем тесные узы связи с чернокожим населением Соединённых Штатов. Мы не берёмся оценивать стремления и намерения организации, именующей себя «Чёрные Двадцать Первого Февраля», считая, что это внутреннее дело Соединённых Штатов.

Тем не менее, мы осуждаем использование детей, как инструмента достижения политических целей. Исходя из этого, мы обращаемся к «Чёрным Двадцать Первого Февраля» с призывом освободить из захваченных домов всех детей и, обеспечив им защиту белого флага, передать на другую сторону. Мы убеждены, что никакая конфронтация между расовыми группами не должна угрожать безопасности невинных детей».

Теперь телефонные звонки, телеграммы, сообщения по телеграфу и через принтеры хлынули в ситуационную комнату, как обильный дождь на иссохшую землю. Подавляющее большинство стран высказывали поддержку Президенту Рэндаллу. Единственным исключением, которое, впрочем, можно было предсказать, был голос Пекина. Правительство коммунистического Китая поддерживало стремление чёрных американцев начать революцию, ни словом не обмолвившись о детях. Премьер Кубы был уклончив. Он завершил своё четырёхчасовое телеобращение к народу загадочным сочетанием – обеспечить безопасность детей и в то же время сокрушить расистский империализм янки. Дома коалиция лидеров чёрных общин США выступила с обращением к Ч. Ф., требуя немедленно освободить детей. По Гарлему прошла демонстрация более пятиста чёрных матерей под самодельными лозунгами с трудносочетаемыми призывами: освободить детей и удовлетворить все требования Ч. Ф., какие бы они ни были. Но этот марш пикетировали несколько чёрных мужчин, вздымавших свои лозунги. На одном из них было написано: «Будь прокляты эти дети. Они вырастут такими же расистами, как и их родители».

Казалось, словно какой-то всемирный компьютер и дома и за границей ежеминутно собирал, перерабатывал и выдавал мнение мировой общественности.

По мере того, как оно выражалось всё отчётливее, среди стратегов на командном пункте нарастало радостное возбуждение, постепенно меняя оценку ситуации. Три решительных сторонника твёрдой линии – немедленно бросить в атаку парашютистов – начали прикидывать, не предпочтительнее ли воздержаться от военного решения. Ли, Эдельштейн и генерал Хильдебранд не могли не прийти к выводу, что политика Президента Рэндалла с самого начала была наиболее мудрой. Не подлежало сомнению, что мир целиком и полностью поддержал её. Пусть даже понятие «сдержанность» часто равносильно политике ничегонеделания, бывают времена, признал Эдельштейн, склонив свою монументальную голову, когда, ничего не делая, можно достичь многого, ибо позиции противной стороны ухудшаются сами собой.

К четырём утра выпустил заявление Ватикан. Оно было продиктовано лично папой. Его Святейшество обратился к лидерам Ч. Ф. с требованием немедленно освободить детей. Дети любого цвета кожи ни в коем случае не должны быть пешками в той сложнейшей расовой проблеме, которая, к сожалению, разделила мир. Папа, как и ожидалось, завершил своё послание словами Иисуса Христа, в которых Господь брал под свою защиту всех страдающих детей.

Эд Ли, который последние десять минут был занят разговором с Фредериком Хохвальдом, банкиром из Женевы, положил трубку и повернулся, не в силах скрыть изумлённого выражения лица.

– Так что слышно от нашего швейцарского Шейлока? – спросил Рэндалл.

– Честно говоря, мне трудно в это поверить, – сказал Ли. – Хохвальд опросил ведущих банкиров по всей Европе.

Они единодушно высказались в том смысле, что пока у нас сложное положение, о нападении на доллар не может быть и речи.

– Отличные новости, – сказал Рэндалл. – Но почему?

– Дети.

– Опять?

– Эти удивительные дети, да благослови их Бог. – Несмотря на свою радость, Ли всё же испытывал раздражение, что такой неучитываемый фактор вторгся в мир высоких финансов. – Хохвальд рассказал, что все банкиры советовались со своими специалистами по общественным отношениям и эти головастые ребята в голос сказали: наилучший способ для банка замарать свой облик – это отказаться поддержать доллар, когда американские дети в опасности. И как бы кое-кто из них ни ломался, тут им всем пришлось действовать заодно.

– Слава Богу, – сказал Эдельштейн. – Нас спасают дети.

– Нет, – возразил Ворхи. – Толковые ребята по всему миру, которые разбираются в общественных отношениях. Дайте мне человека из системы О. О. – и покажу вам доподлинного Диккенса, который мечтает создать Крошку Тима. Так что не будем сбрасывать их со счетов.

В помещении стоял гул возбуждённых голосов. Все говорили разом. Эдельштейн хлопал Ворхи по спине. Рэндалл внезапно вспомнил о своей дочери Кэти, и её замысел снова стал наполняться жизнью. Осборн рассказывал Ли политические анекдоты, которые были в ходу среди чёрных, и секретарь Казначейства, обычно самый мрачный член кабинета, от души хохотал.

Радостное настроение владело всеми – кроме генерала Хильдебранда. Обмякнув в кресле, он смотрел на огромную настенную карту, усеянную паутиной ярких ленточек. Рэндалл положил руку на плечо генерала, коснувшись четырёх серебряных звёздочек.

– Что вас беспокоит, Уолтер?

– Я просто думаю, – тихо ответил Хильдебранд. – Я предполагал, что командую самолётами, танками, подводными лодками, машинами и пушками общей стоимостью не менее полумиллиарда долларов. И вдруг выяснилось, что они ровно ничего не стоят по сравнению с девятнадцатью детишками. Сколько же на самом деле они стоят, эти девятнадцать ребят?.. – Он посмотрел на Рэндалла, и тот в первый раз увидел в его взгляде растерянность.

– Может, и странно, – сказал Рэндалл, – но хорошо, что так.

– В самом деле? – спросил генерал и тяжело вздохнул, не в силах скрыть свой возраст. – Честно говоря, я ничего не понимаю. – Он покачал головой. – Эти дети. Эти дети, чёрт бы их побрал…

Лишь через три часа Президент вернулся к текстам, которые надо переправить в дома Тигерту и Диттмару. Он подозвал к себе Джоя Ворхи и они уселись над бумагой. Посмотрев на них, Ли покачал головой.

– Вы всё ещё считаете, что удастся обменять эти дома на места в совете директоров «Эмпайр» и в профсоюзе? – спросил он.

– Конечно, – ответил Рэндалл. – Я дал слово мисс Джонс.

– Я думаю, что это ошибка, мистер Президент, – возразил Ли. – Всё изменилось. Теперь мы можем выиграть и без всяких соглашений, не говоря уж о том, что у нас под рукой войска. Я убеждён в этом до мозга костей. Теперь у нас есть возможность жёстко стоять на своём.

– Вы изменили позицию, Эд, – сказал Рэндалл. – Пару часов назад вы прямо сгорали от желания двинуть в бой войска.

– Не спорю, – сказал Ли, – но теперь вы обрели поддержку всего мира. Премьер-министров Африки, наших чёрных лидеров, самого папы. Вы были правы с самого начала. И теперь вам остаётся только подождать. Эти дома сами упадут нам в руки.

Осборн прислушался к диалогу и на его высоком чёрном лбу пролегли глубокие морщины.

– Что вы об этом думаете, Хал? – спросил Рэндалл.

– Я не согласен с Эдом, – сказал он. – Вы не можете нарушить слово, данное мисс Джонс. И более того, вы не должны забывать, с какой силой Дан Смит может обратиться к чёрным гетто. Если он отдаст приказ захватить тысячу домов, вы столкнётесь с настоящей революцией прежде, чем мисс Джонс и даже Николет смогут остановить её. Мы ещё не вышли из леса, с папой или без папы. Поверьте мне.

Эдельштейн, который во время этого разговора сидел у телефона на другом конце стола, вмешался в дискуссию:[2]2
  К сожалению, в единственной русской публикации здесь была пропущена часть текста.


[Закрыть]