Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Флетчер Нибел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Первым делом, постараться заснуть. – Он поцеловал её в щёку. – В противном случае ни ты, ни я не сможем соображать.

Наконец, когда от первых лучей рассвета порозовел краешек горизонта, они уснули. Но всего через три часа Скотт и Холли ввалились в их спальню, чтобы по традиции поздороваться с ними воскресным утром.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Воскресное утро началось с привычных игр. Холли, выкарабкавшись из-под лёгкого летнего одеяла, подтянула к себе один из башмаков Тима и тиская его, торопливо сползла с кроватки. Скотт со свойственной ему обстоятельностью был куда более настойчив и громогласен. Он стоял рядом с изголовьем Лиз, надоедая ей градом вопросов о положении в доме.

– Скотт, прошу тебя! – Лиз положила на голову подушку, надеясь таким образом заглушить звуки начинающегося утра.

Тим протестующе ткнул ногой по направлению к центру кровати. Мать и отец ещё несколько минут делали вид, что спят, но наконец стали просыпаться, медленно и неохотно. Лиз села, переводя взгляд со Скотта на Холли.

– С вами всё в порядке? – У Лиз перед глазами стояли сцены вчерашнего вечера – чёрные лица, оружие, юридические бумаги. Она напряглась, чувствуя, что в Фейрхилле присутствует нечто, чуждое ему и её снова охватил страх.

– Конечно, – сказал Скотт. – Все встали. Мы уже виделись с ними.

– Мистер Уиггинс голоден, – добавила Холли. Её тон намекал, что мама несёт личную ответственность за насыщение голодной пасти Пёрли Уиггинса.

– Бен Стил сказал, что мы не должны отправляться в воскресную школу, – сообщил Скотт. Его информация предназначалась для отца, верховной власти по уик-эндам, дабы он не отменил благо, дарованное незнакомцем.

– Совершенно верно. Сегодня можете оставаться дома, – сказал Тим. Сев, он зевнул и протёр глаза.

– А где этот Чили Амброс? – спросила Лиз. Воспоминания нахлынули на неё, как грохот встречного поезда.

– Он снаружи, чистит своё ружьё, – весело чирикнула Холли, словно Амброс возделывал клумбу. Холли торжествовала в своей роли утреннего разносчика новостей. – А Скотт собирается пойти погулять с мистером Стилом.

Лиз повернулась к Скотту.

– Из дома – ни шагу. Понял?

Серьёзность её тона смутила мальчика. Он мрачно насупился, готовый возразить, но тут же вспомнил, что и у него есть своя порция новостей.

– Они принесли еду с собой, – сказал он. – Хватит на несколько дней. Пайки и всё такое. И ещё большую электрическую трубу, через которую можно разговаривать.

– Мистер Стил сказал, чтобы ты спустилась и приготовила завтрак, – напомнила Холли.

– Ах, он сказал, вот как? – Лиз выпросталась из постели. – Вы оба обождите в холле, пока мы оденемся.

Ребята вылетели из комнаты, украдкой обмениваясь взглядами – они не могли понять, почему у мамы такое настроение. Было ясно, что появление незнакомцев вызвало значительные изменения в строгом семейном распорядке, хотя причины этого оставались непонятными. Взгляд Скотта дал Холли понять, что они должны держать ушки на макушке, чтобы при первой же возможности использовать эти вольности. Вот уже отменена воскресная школа. Может, их ждут и другие победы. Многообещающий день.

Лиз пошла в свою гардеробную.

– Я не буду готовить для этой шайки бандитов, – объявила она. – Какая наглость!

– Давай первым делом оценим ситуацию, – сказал Тим. Тревога, которую вызывало присутствие этих людей внизу, заставила его изменить своим мелким утренним привычкам. Так, чистя зубы в ванной, он продолжал оставаться в пижаме, хотя обычно он сначала одевался, а потом брался за зубную щётку.

– Они могут готовить для себя сами, – сказала Лиз. Её душили и ярость и беспокойство, но она понимала, что прежде, чем спуститься вниз, она обязана обуздать свои эмоции. Остановившись перед длинным рядом вешалок с одеждой, она попыталась сконцентрироваться. В это утро жизненно важно было правильно подобрать гардероб. Выбрав узкие брюки и блузку, она отбросила эту идею, представив, как такие брюки будут обрисовывать линию бёдер. Часто в воскресенье утром она надевала простые рабочие джинсы, но сегодня они могут как-то унизить её. Наконец она взяла широкое шерстяное платье, складки которого свободно свисали с плеч. Пока Тим брился, она внимательно рассмотрела себя в зеркале. Она предпочитала одежду, которая плотно облегала тело – но только не сегодня. Этот наряд был простой, строгий и не вызывающий. Сегодня она будет Миссис Бесполая. Перед глазами у неё стоял образ Бена Стила – надменного, властного, чёрного, со странным притягательным обаянием.

По воскресеньям Тим обретал привычный внешний вид. За исключением редких случаев, когда он посещал службы в церкви Троицы в Принстоне, Тим натягивал лёгкие брюки и старую спортивную рубашку, напоминавшую окраской выцветшую мешковину.

В сопровождении детей Лиз и Тим спустились по полукруглой лестнице с полированными дубовыми перилами. Из узких стеклянных панелей парадной двери в холл падали продолговатые полосы света. Справа открывалась знакомая гостиная, мебель в которой была накрыта ярко-жёлтыми летними чехлами; в ней стояло утреннее молчание. Слева, в столовой, аккуратной шеренгой, как восемь солдат на параде, выстроились стулья с высокими спинками. Было слышно, как дятел отбивает яростную дробь на сухой сосне. Фейрхилл встречал обычный день. И тут они услышали звуки на кухне – звяканье посуды и хриплые голоса налётчиков.

Бен Стил стоял у электрической плиты, разливая из чайника кипяток по синим фарфоровым кружкам. Он рассеянно посмотрел на четырёх Кроуфордов, сказал «Доброе утро» и вернулся к своему занятию. Его равнодушие лишило появление хозяев драматического оттенка, и Лиз почувствовала прилив негодования.

В торце длинного стола дерева гикори, за которым обычно завтракали, сидел Чили Амброс. Молча, не улыбаясь, он смотрел куда-то сквозь них. На лице его, ещё более чёрном, чем глухой свитер, читалась откровенная враждебность, и Лиз ещё раз обратила внимание на мелкие оспинки, рябь которых усиливала ощущение опасности, исходившей от него прошлым вечером. Не в пример Стилу, Амброс не носил ни цепочек, ни медальонов. Он предпочитал непроницаемо чёрный цвет, который сказывался во всём – от копны волос до широкого кожаного ремня. Он отодвинул стул, и Лиз с Тимом увидели, что за поясом у него по-прежнему торчит пистолет.

– Похоже, что к завтраку нас будет восемь человек, – сказал Стил. Одну из кружек он протянул Лиз. – Растворимый. С электрическим чайником иного не получается.

Лиз даже не пошевелилась, чтобы взять кружку.

– Так вы предполагаете, что я буду готовить для всех? – Когда Стил кивнул, она сказала: – Спасибо, нет. Для непрошенных гостей готовить я не собираюсь.

– О’кей. – Стил остался невозмутимым. – Значит, разводить огонь будет Харви. И в свободное от чистки туалетов время он и будет готовить. Так что располагайтесь, миссис Кроуфорд.

– Мамочка! – торопливо вмешалась Холли, на личике которой стремление к справедливости мешалось с удивлением. – Почему они тоже не могут есть?

– Они могут, дорогая, – объяснила Лиз. – Но в этом доме я им не повар.

– Ты тоже готовишь, – возразил Скотт. – Сегодня воскресенье, и сделай нам блинчики.

– Ты всегда говорила нам, что мы должны быть вежливы с людьми, – вмешалась Холли. Она просияла от гордости, что смогла так складно изложить правило хорошего тона.

– И к тому же мистер Марш не знает, где что лежит, – добавил Скотт. Ну и утро! Никогда ещё ему и Холли не удавалось с самого утра повести в счёте.

Родители явно теряли авторитет в глазах детей, и Тим решил его восстановить. Он взъерошил курчавые волосы Скотта и сказал Лиз:

– Успокойся. Давай поедим. Я помогу тебе.

Лиз бросила на Стила яростный взгляд, но всё же направилась к холодильнику.

– Сделай апельсиновый сок, Тим, – сказала она.

Стил воспринял капитуляцию Лиз с полным равнодушием. Подойдя к столу, он отодвинул стул.

– Мы поедим с ними, – сказал он Амбросу, – а потом сменим Пёрли и Харви, чтобы и они могли что-нибудь пожевать.

Глянув на своего начальника, Амброс встал и направился к дверям.

– Я не буду есть с этой проклятой белой мразью, – сказал он. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

К тому времени, когда на столе появились апельсиновый сок, кукурузные хлопья, горячие блинчики, молоко и кофе, место Амброса занял Харви Марш. Он набросился на еду, как голодный солдат, громко чавкая и барабаня кружкой по столу. Его круглое луноподобное лицо то и дело расплывалось в насмешливой ухмылке. Холли, сидящая рядом с ним, была просто очарована его непосредственной бесцеремонностью, которая воспринималась, как еретическое нарушение правил поведения за столом в Фейрхилле. Несколько раз её вилка застывала на полпути, роняя тягучие струйки сиропа, когда она, не отрывая глаз, смотрела на него. Марш улыбнулся ей и ножом отбил какой-то ритм на стакане с молоком. Холли даже перестала жевать и стала в такт ему стучать своей кружкой.

– Холли, – сделала ей замечание Лиз, – за столом мы не занимаемся музыкой.

Холли глянула на Марша, который по справедливости должен был взять на себя часть вины. Подмигнув ей, он преисполнился подчёркнутой серьёзности и начал внимательно изучать кусок блинчика на вилке, прежде чем отправить его в рот. Стил с лёгкой иронией взглянул на Лиз. Тим с трудом удержался от смеха, но сведённые брови Лиз остановили его и он сделал строгий вид.

– Предстоит жаркий день, – сказал Стил. – И влажный.

– До тридцати догонит запросто, – подтвердил Марш. – Давай в бассейне поплещемся, Бен.

– Сначала дело, – отверг его предложение Стил. – Мы с Пёрли встречаемся с Кроуфордом в библиотеке.

– Нет, – сказала Холли. – Мы хотим плавать.

– И поиграть в догонялки на воде, – добавил Скотт. Он оживился при мысли о таком обилии игроков.

– Без моего разрешения из дома вы не выйдете, – приказала Лиз.

– Почему? – с подозрением спросила Холли. Эти новые требования противоречили общепринятому порядку вещей, заранее предполагая в них нарушителей правил.

– Потому что я так сказала, – отрезала Лиз.

– Спокойнее, миссис Кроуфорд, – сказал Стил. – Всё нормально.

Скотт и Холли обменялись взглядами, чувствуя себя разведчиками в незнакомой местности. Бен Стил, этот большой чёрный человек с такими внушительными бакенбардами, явно был на их стороне, но что-то подсказывало им – если они без особых раздумий примут его помощь, обоим крепко влетит от мамы. И ещё неизвестно, чью сторону примет папа при этой новой расстановке сил.

За завтраком царило напряжённое молчание. Марш, проглотив последний кусок, уступил место Пёрли Уиггинсу. Законник со своим высоким пронзительным голосом был типичным любителем нескончаемых монологов о погоде, доме, политике или состоянии здоровья – он почти не обращал внимания, слушает ли его кто-нибудь. Со своим напыщенным языком он казался живым анахронизмом, словно Стил извлёк его, вместе с желтоватой пергаментной кожей и испорченными зубами, из какого-то давно прошедшего времени. Тим, понаблюдав за ним и прислушавшись к его тирадам, пришёл к выводу, что Уиггинс обрёл подобострастное, едва ли не раболепное отношение к белым в провонявших полицейских судах и в душных грязных кабинетах, где он выступал поручителем залога. Скорее всего, Стил считал его типичным «дядей Томом», и Уиггинс толком не мог понять, как ему относиться к этим решительным вооружённым молодым людям. И тем не менее, Тиму показалось, что за его внешней оболочкой он различает презрение к белым и чувствует то мрачное раздражение, с которым он к ним относится.

Если Скотт и Холли пытались понять, в какой они оказались обстановке, Тим старался уяснить подлинную роль двух игроков из команды противника, Марша и Уиггинса. Он предполагал, что в Стиле и Амбросе ему удалось разобраться. Стил был мыслителем; Амброс олицетворял грубую силу. Все четверо, Тим понимал, явились сюда, чтобы прибрать к рукам Фейрхилл – но каким образом? Он снова испытал прилив воодушевления, которое пришло к нему прошлым вечером, едва только он увидел строгую властную фигуру Бена Стила в дверях кабинета. И в то же время Тим чувствовал какую-то вину, словно оставил Лиз в разгаре сражения, когда она нуждалась в его помощи.

Покончив с завтраком, они оба, Тим и Стил, закурили. Стил курил спокойно и размеренно, запрокинув голову и провожая взглядом кольца дыма, которые лениво выпускал из губ.

Холли увлечённо наблюдала за этим зрелищем.

– Смотри, папа, – сказала она, – какие блинчики выпекает мистер Стил. – Тим уловил в её голосе нотку упрёка и желание, чтобы отец не уступал мистеру Стилу в мастерстве.

– Тим, – сказала Лиз, – включи, пожалуйста, кондиционер. – Она хотела отвлечь внимание Холли от Стила. – Становится душно. – Лоб её в самом деле был покрыт испариной.

– Нет, – остановил её Стил. – Все двери в доме открыты настежь. Я хочу слышать всё, что делается снаружи.

– Тим, я… – Лиз остановилась, поняв, что на глазах у детей готова ввязаться в глупую борьбу за первенство. Скотт и Холли внимательно наблюдали за ней. Перед Тимом на мгновение предстала картина, как два молодых волка бегут рядом с затравленными лосём, готовые, едва только он споткнётся, прыгнуть на него. Он решительно повернулся к Стилу.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал он.

– Поговорите, – согласился Стил. – Вы с Пёрли берите свой кофе, и уединимся в задней комнате. – Встав, он обратился к детям. – Скажите Питеру Уилсону, что мы встретимся попозже.

В библиотеке трое мужчин обращались друг к другу с подчёркнутой корректностью. Стил занял место за столом, а Тим и Пёрли расположились в мягких креслах. Уиггинс открыл свою папку и начал обкладываться ворохом бумаг. Влажная жара утра в Нью-Джерси проникала сквозь полуоткрытое окно, обволакивая их, как горячим мокрым полотенцем.

– Я плохо представляю, что вам надо, Стил, – сказал Тим, – но в любом случае, оставьте детей в покое.

– Что вы имеете в виду?

– Вы сами знаете. Например, разговор о кондиционере.

– То есть, в присутствии детей не противоречить указаниям мамы?

Тим кивнул. Стил внимательно разглядывал столешницу. Он откинулся на спинку стула, упираясь ногами в боковые тумбы стола. Как и раньше, на Стиле были зелёные джинсы и чёрные мокасины. Тим снова обратил внимание, какие у него огромные кисти и ступни.

– Давайте кое-что уточним, Кроуфорд, – сказал Стил. Говорил он неторопливо, чуть растягивая гласные. – Даю вам слово, что никто не собирается обижать детей. Но вот использовать их – это нечто иное. Мы оказались здесь с определённой целью, и меня не волнует, как мы её добьёмся. Если ваша хозяйка не желает видеть, как дети тянутся ко мне, то предупредите её – пусть она не даёт указаний до того, как согласует их со мной. Понятно?

Тим даже не стал отвечать. Спорить тут было не о чем. Конечно, Скотт и Холли будут только рады отсутствию требований и указаний, хотя, без сомнения, им передался от Лиз тот страх и те опасения, которые вызывает у матери присутствие новых опасных гостей в Фейрхилле. Но Тим не мог ничего подобного себе позволить. Он пожал плечами.

– Я вижу, что мы понимаем друг друга, – сказал Стил. – Отлично. Перейдём к делам. Пёрли, покажи ему документ.

Жёсткая бумага издавала сухой шорох, когда Пёрли извлекал её из папки. Приподнявшись с кресла, он положил её перед Тимом.

– Простая передача права владения, – сказал Уиггинс. – Я не сомневаюсь, вы убедитесь, что всё в порядке… – Его высокий скрипучий голос невольно вызывал воспоминания о судебных залах, коробках с документами, потрёпанных пронумерованных томах судебных дел. – Соглашение о передаче права на владение в пользу организации «Чёрные Двадцать Первого Февраля» составлено по стандартной форме, что, конечно, не должно вас беспокоить, мистер Кроуфорд. И обратите внимание, вы и миссис Кроуфорд должны поставить свои подписи внизу на второй странице, где, в соответствии с законом штата Нью-Джерси, я засвидетельствую их как атторни…

Не обращая внимания на бормотание Уиггинса, Тим взял документ, вооружился очками для чтения и глянул на начальные строчки:

«ДАННОЕ СОГЛАШЕНИЕ, данное в четвёртый день месяца июля в год от рождения Господа нашего…»

– Конечно, – сказал Стил, – сегодня восьмое июля, но нам бы хотелось, чтобы оно было датировано задним числом – четвёртое июля, День Независимости. Усекаете?

– Нет проблем, нет проблем, – заторопился Уиггинс. Четвёртое июля выходной день, но мистер Кроуфорд знает, что суды, как инструмент отправления…

Тим отключился от Уиггинса и углубился в текст.

«…заключено между Тимоти Раш Кроуфордом-младшим, в настоящее время обитающим в Фейрхилле, Грейт-роуд, населённый пункт Принстон, округ Мерсер, штат Нью-Джерси – с одной стороны и Бенджамином Стилом, доверенным лицом организации «Чёрные Двадцать Первого Февраля», в настоящее время проживающим в разных местах, – с другой стороны в подтверждение того, что вышеупомянутая первая сторона за сумму в один ($1.00) доллар, законного платёжного средства Соединённых Штатов Америки, переданного из рук в руки вышеупомянутой второй стороной…»

Тим пробегал взглядом знакомые высокопарные периоды юридического документа, включающего в себя определение границ и пределов владения. Давние, заплесневелые от старости, слова и выражения, маршировали друг за другом, как ветераны на параде, и Тим не мог не подумать, как упрямо закон держится за своё наследие.

Он дошёл до конца второй страницы: «В присутствии свидетелей первая сторона приложила руку и печать». Ниже следовали три пустые строчки. Под первой из них была напечатана фамилия Тима, а под второй – «Элизабет Фейрклот Кроуфорд». Чуть левее, под титулом «Подписано, Заверено Печатью и Передано в Присутствии» стояла впечатанная фамилия Пёрли Уиггинса.

– Естественно, – сказал Уиггинс, – мы бы хотели, чтобы на второй строчке расписалась миссис Кроуфорд. Поскольку вы являетесь владельцем имения, оба мы понимаем, что в соответствии с законоположениями штата Нью-Джерси о правах наследников, миссис Кроуфорд имеет законное право на часть имения, пока она не откажется от него, поставив свою подпись под данным документом. По сути, никаких проблем. Всего лишь формальность.

– Кое-какая формальность, – сухо ответил Тим. Он воочию видел, как решительно Лиз выдвинет челюсть, когда выслушает объяснение относительно своих прав.

– Дай ему другой документ, Пёрли, – приказал Стил.

– Ах, да! – Уиггинс извлёк ещё одну бумагу такого же качества – плотный лист юридического документа. – Конечно, я допускаю, что могут возникнуть некоторые вопросы относительно точности определённых формулировок, то есть, так сказать, не исключена возможность дискуссии, поскольку, как я считаю…

– Дай ему прочесть, – прервал его Стил.

Пальцы, которыми Тим прикоснулся к бумаге, были влажными от пота, и он заметил, что и Уиггинс оставил на документе такие же следы. Сгущающаяся духота превращала помещение в парную. Увлажнившаяся рубашка Тима липла к кожаной обивке кресла. Он снова надел очки для чтения.

«Декларация Независимости содержит упоминание о некоторых самоочевидных правах, среди которых есть утверждение, что все люди созданы равными и что они наделены определёнными неотъемлемыми правами, среди которых имеется право на жизнь, свободу и на стремление к счастью. Перефразируя другой абзац данной Декларации, совершенно очевидно, что «если какой-либо закон становится гибельным для цели самого своего существования, народ имеет право изменить или отвергнуть его, а так же установить новую систему отправления справедливости».

В соответствии с данными положениями, я, Тимоти Раш Кроуфорд-младший, изъявляю желание осуществить справедливость в той мере, в какой она имеет отношение к владениям, известным как Фейрхилл и расположенным в поселении Принстон, штат Нью-Джерси.

Мой отец, покойный Т. Р. Кроуфорд, впервые арендовал данные владения, именовавшиеся Оук-фарм – ныне переименованные в Фейрхилл – в 1933 году, на условии приобретения его в дальнейшем по фиксированной цене. Владения стали семейным домом, в котором я и родился. Мой отец реализовал право на покупку в 1942‑м году, использовав для приобретения имения те доходы, что он получил, продав с торгов дома в Трентоне, которые, в свою очередь, приобрёл на торгах за неуплату налогов во времена депрессии.

Мой отец приобрёл Фейрхилл в полную и безраздельную собственность, свободную от залоговых обязательств, и сделка была законна со всех точек зрения. Мой отец был убеждён, что данная процедура носит совершенно справедливый и морально оправданный характер.

Я же придерживаюсь другой точки зрения. Пусть даже переход Фейрхилла в другие руки был законен, он не был справедливым и морально оправданным, ибо на приобретение Фейрхилла, по сути, пошли трудовые сбережения многих обнищавших чёрных семей, которые, будучи не в силах выплатить залоги в тяжёлые времена депрессии, были вынуждены покинуть свои дома.

Чтобы исправить эту несправедливость, я ныне официально передаю Фейрхилл в распоряжение организации «Чёрные Двадцать Первого Февраля», многие из членов которой являются детьми и внуками тех, кто был вынужден расстаться со своей собственностью, скупленной моим отцом за треть её номинальной стоимости.

Я делаю это по своей свободной воле, без давления и принуждения, питая надежду, что Фейрхилл станет символом новой справедливости со стороны белых по отношению к чёрному населению. И я хотел бы обратиться к моим белым собратьям, чьё благосостояние, полностью или частично, приобретено за счёт аналогичной эксплуатации чёрных, пойти на такое же возмещение, дабы в данной стране полностью исчезли последние следы системы, раскалывавшей нацию с времён рабства.

Я искренне надеюсь, что моё деяние, пусть и скромное само по себе, будет способствовать началу новой эры расовой справедливости и спокойствия, в которой будут гарантированы равные права для всех, независимо от цвета кожи и в ней не будут господствовать привилегии одной расы, полученные за счёт другой.

Подпись – Тимоти Раш Кроуфорд-младший».

Заканчивая чтение, Тим чувствовал, что Стил не спускает с него глаз. Он попытался представить себе его реакцию, если бы он взял перо, начертал бы свою подпись и швырнул бумагу на стол. Им овладело какое-то неудержимое мгновенное желание поступить именно так: подписать и расстаться со всем этим – с Фейрхиллом, с юридической фирмой, с работой. Хоть на месяц, на два. Что это за существование, когда человеку всё время приходится подчиняться условностям и уговаривать самого себя? Но это желание испарилось столь же стремительно, как и возникло. Он поёрзал в кресле. Перед ним был реальный мир, и миражи не должны искажать его очертаний.

– Очень умно, – оценил Тим, обращаясь к Стилу. – Как я предполагаю, это ваша работа.

– Ага. Вместе с Пёрли. Мы старались пользоваться вашим языком. Я бы лично сказал, что тут всё изложено чётко и ясно, как и должно быть. Вы говорите, что умно. Я же говорю, что справедливо.

– И к тому же совершенно не соответствует истине, – возразил Тим. Он был готов завестись, испытывая желание разложить противника по всем статьям – одержать над ним победу пусть не нокаутом, но по очкам. – Вот, например, что это значит: «по своей свободной воле, без давления и принуждения»? Вы вломились в мой дом, имея при себе оружие. И я, и моя жена по вашей воле стали заключёнными, и вы угрожаете нам насилием. Это называется «без давления и принуждения»?

– Какое насилие? Кто-нибудь коснулся вас хоть пальцем?

– Чили Амброс не расстаётся с пистолетом за поясом, – сказал Тим. – У Марша вечно при себе ружьё. Да и при вас огнестрельное оружие.

– Оно нужно нам только для самозащиты, Кроуфорд.

– У Стила был спокойный и холодный голос. – Для вас оно не представляет опасности.

– Вся атмосфера пронизана угрозой применения оружия, и вы это знаете.

– «Атмосфера» – типичный для белых неопределённый термин, который ничего не выражает. Абсолютно ничего.

– Тогда почему бы не позволить нам вести себя, как мы хотим? – осведомился Тим. – И чтобы мы ходили, куда хочется – начав с воскресной школы для детей?

– Потому что это может подвергнуть опасности присутствующих тут чёрных, – сказал Стил. – Мы явились ради определённого дела и мы его сделаем. Не случайно, Кроуфорд, мы тщательно изучали вас.

– Вот уж в чём не сомневаюсь.

Стил не обратил на него внимания.

– И я-то знаю, как вы умеете выворачиваться. – Он вылез из-за стола и несколько минут молча ходил по комнате, засунув руки в карманы. – Пёрли, как насчёт того, чтобы оставить нас наедине? Я хочу немного поболтать с глазу на глаз со своим приятелем – открыть ему глаза кое на что.

– О’кей, Бен, – Уиггинс схватился за свою папку и стал перебирать бумаги, то и дело без толку заглядывая в отделения папки. Наконец он щёлкнул застёжкой и встал. Он посмотрел на два листа, что остались лежать перед Тимом.

– Оставь их, – приказал Стил.

Уиггинс покинул комнату, прикрыв за собой дверь. Воздух в помещении был душный и спёртый. Господи, подумал Тим, погода в Нью-Джерси, как в сезон тропических дождей. Стил устроился в освободившемся кресле.

– Как я уже говорил, – начал он, – человек вы разумный и вам сделано разумное же предложение. Ваш старик обрёл этот дом, выжав кровь и пот из чёрных бедняков Трентона. Чёрт возьми, чем вы заслужили право на него, разве что родились тут? Прав на него у вас не больше, чем у меня. Я даже не должен напоминать вам об этом, Кроуфорд. Я вас знаю. Вы человек, для которого моральные установки имеют значение. И вы знаете, что такое подлинная справедливость. Вы уяснили это в школе и продолжаете придерживаться её. Повернись всё по-другому, если бы мы, чёрные, давили вас, белых слизняков, из века в век, вы бы точно также обращались со мной.

– Не знаю, что бы я сделал, – сказал Тим. – Но вы в такой ситуации не подписали бы ни одну из этих бумаг… О’кей, давайте поговорим о разумном подходе. Если бы закон учитывал все несправедливости в прошлом, мы не могли бы существовать. Предположим, например, что я на дороге помял вашу машину. Вы подаёте иск о возмещении убытков, а я предстаю перед судом и заявляю, что моей вины в том нет, ибо в детстве меня испугал чёрный человек и, увидев за рулём ваше лицо, я впал в панику. Так что на самом деле претензии по поводу аварии вы должны предъявлять вашей собственной расе. Бессмысленная ситуация? Нет, она точно иллюстрирует ваши сегодняшние требования… Или взять владение типа Фейрхилла. Если вы попробуете собрать воедино все приобретённые таким образом владения и решите восстановить справедливость, почему бы в таком случае нам вообще не возвратить всю страну индейцам…

– Прекрасно! – прервал его Стил. – Вы хотите передать эту землю каким-то индейцам? Валяйте.

– Если бы я побудил вас на это, вы бы рухнули. – Тим сделал паузу, наблюдая за своим оппонентом. Стил развалился в кресле и скрещенные на груди руки частично прикрывали медальон с Францем Фанноном. Лицо у него было очень тёмным, но не полуночной чернотой Чили Амброса; оно отливало богатыми, с краснинкой, оттенками чёрного цвета, которые напоминали Тиму густую крону дерева бамии в сумерках. За усами и бородкой просматривались мягкие контуры лица, и тем не менее, в рисунке скул, в посадке головы, в уверенном взгляде карих глаз читались сила и властность. В глазах многих белых чёрное не имело ничего общего с прекрасным, но в Стиле чувствовалось неподдельное обаяние достоинства. И Тима охватило тревожное предчувствие, что в лице Стила он видит тёмные горизонты будущего.

– Не вспомнить ли нам вчерашний вечер? – предложил Тим. – Выяснилось, что вы всё обо мне знаете. Я же о вас – ничего. Почему вы обратили внимание именно на Фейрхилл? Откуда вы появились? Где вы живёте? Чем занимаетесь?

Неторопливая улыбка Стила была первой его естественной реакцией за утро.

– Я всё думал, когда вы об этом спросите. Я не против ответить. Что вы хотите услышать?

– Всё, что вы сочтёте нужным рассказать.

– Хорошо. Ну что ж… – Он помолчал, собираясь с мыслями.

– Мне тридцать три года. Родился я в Ньюарке и вырос на велфэре. Старика своего я не помню. Говорят, он был сапёром и погиб во время высадки в Нормандии, на участке «Омаха-бич». Мой старший брат на побегушках у наркомафии. Сейчас он в Атланте, продаёт наркотики. Мальчишкой я занимался чем угодно, сводничал, воровал, обманывал, пускал в драке в ход битые бутылки, пил и кололся, курил травку. Но всё же я постарался получить образование и кончил школу в Ньюарке. Кроме того, я играл в футбол, так что получил стипендию в Сиракузах и вот тут-то, парень, и выяснилось, насколько я способный – не гений, но талантлив. Так что я вцепился в книги, предоставив футбол самому себе. Но спортивную стипендию мне всё же платили, все три года. В то лето, когда я кончил, третьим на своём курсе – не так уж хорошо, но и неплохо – я стал общаться с «детьми свободы», посещать с ними семинары в Вестерн-колледже в Огайо, а потом мы отправились в Миссисипи. Я был там в тот день, когда убили Швернера и других. Это был страшный удар. Среди «детей свободы» были прекрасные ребята, и с головой, и с сердцем. К тому времени я стал по-настоящему разбираться в себе самом, в чём особенно мне помогли ваши женщины. Я поймал себя на том, что испытываю неприязнь к некоторым белым студентам, не меньшую, чем к шерифу и его подручным. Кое-кто из этих ребят считали, что делают мне одолжение, силы небесные! Да я уже давным-давно расстался с этой белой нечистью. Даже самые лучшие из них настолько заражены расизмом, что оскорбляли меня, сами о том не подозревая. А худшие из них были всего лишь кучей дерьма. Так или иначе, когда мы, чёрные, собрались все вместе, я возглавил их. Мне довелось встретиться с Малькольмом Икс ещё до того, как его убили. Величайший чёрный человек в истории. Я знал их всех – Кинга, Стокли, Рапа, Фармера – сами можете перечислить их. Затем я встретил Данни Смита – хитрого, грубоватого умного мужика. Когда Данни организовал свой «Чёрный февраль», я стал его третьим заместителем. Теперь – первый. Мы с Данни соглашаемся далеко не всегда, как бы… впрочем, неважно… как бы там ни было, Бен Стил – чёрный до мозга костей. Учтите это, бледные поганки. У вас осталось не так много времени.

– Почему вы всё время называете нас оскорбительными кличками? – спросил Тим.

– Потому что они соответствуют истине, – усмехнулся Стил.

– Где вы сейчас живёте? – поинтересовался Тим. – Чем зарабатываете на жизнь?

– Тут и там, так и сяк, обычные чёрные делишки, – без интереса ответил Стил. – Кого это волнует? Вам не понять.

– Почему вы выбрали именно Фейрхилл из примерно пятидесяти миллионов домов в стране?

– Из-за его прошлого… и особенностей вашей личности. – Стил извлёк из кармана брюк зелёную пачку, вытряхнул из неё сигарету и закурил. – Видите ли, Кроуфорд, у вас есть всё – происхождение, воспитание, весь набор ценностей; вы светский человек. Вы само совершенство… А теперь я хочу задать вам вопрос. Что вы на самом деле думаете о том заявлении, которое вам придётся подписать?