Текст книги "Джинн и воины-дьяволы"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Бесполезно, англичанин. На вашем месте я не пытался бы делать никаких резких движений, – сказал синьор Медичи. Он говорил, а борода его с каждым словом становилась все меньше, поскольку пчелы перелетали и опускались на плечи Джалобина. – Мой вам добрый совет: не двигайтесь и не паникуйте. Они вас не тронут, если вы будете сохранять спокойствие. Ясно?

Джалобин покорно закрыл глаза. Пятидесятитысячный рой облепил его со всех сторон. Пчелы копошились везде, особенно много их было на многоступенчатом подбородке и жирной шее дворецкого.

– Черт, – пробормотал он, едва двигая губами, и изо рта у него вылетела пчела. – Помогите.

– Разговаривать тоже не рекомендую, – сказал синьор Медичи. – Могут залететь в рот, и вы их, не дай бог, проглотите. Внутренние укусы самые опасные. Видимо, вы пользуетесь одеколоном или лосьоном после бритья.

– Точно. По полфлакона на себя выливает, – сказал Финлей. – Вот от него и несет за полкилометра. «Виола дель Пенсьеро». Так этот лосьон, кажется, называется. Но тут уж, видно, без разницы.

– Тогда все понятно. – Синьор Медичи кивнул. – Разве вы не видели табличку на воротах? Там ясно сказано: духи запрещены.

– Он решил, что имеются в виду только женские духи, – объяснил Финлей, старательно не обращая внимания на одинокую пчелу, которая упорно ползала по его волосам. Как же должен чувствовать себя Джалобин, по которому ползают тысячи пчел?

Джалобин тихонько хныкал, а синьор Медичи его обнюхивал.

– Вы можете как-нибудь его выручить, синьор Медичи? – спросил Финлей.

– Ваш друг благоухает, как цветок персикового дерева. – Синьор Медичи захихикал. – Именно это они и любят. Мои маленькие друзья обожают запах цветов персика. – Он резко перестал хихикать и пожал плечами. – С ним будет все в порядке, с вашим другом, если он не станет делать никаких внезапных движений. Мои пчелки терпеть не могут таких движений. Но я ему помогу, без проблем.

Теперь, когда пчелы слетели с лица Чезаре Медичи, Финлей-Джон увидел, что он чисто выбрит. И ни единого следа от укусов. Это был маленький голубоглазый человечек, с круглым лицом – прямо герой голливудского мультфильма. Он подошел к одному из многочисленных ульев и вынул рамку с полными меда сотами. Свою добычу он поместил в большую картонную коробку и поставил ее перед Джалобином. Затем прямо руками синьор Медичи начал мягко стряхивать пчел с Джалобина в коробку, и постепенно дворецкий лишился своей гудящей бороды.

– Слава тебе господи! – воскликнул он. – Я уж думал, мне конец. Боялся, разбухну от укусов, в лепешку превращусь.

– Ага, лепешечка с медом, воображаю, – сказал Финлей.

– Вот вы смеетесь, молодой человек, – рассердился Джалобин. – Но я бы на вас посмотрел, если б у вас на башке восседал целый пчелиный рой. Боюсь, вам было бы не до смеха. Я вообще думал, мой смертный час пришел.

– Моим маленьким друзьям понравились ваши духи, – сказал синьор Медичи. – Табличка на воротах повешена недаром. Или вы не умеете читать по-английски?

Так вот что имел в виду Нимрод! Маленькие друзья – это пчелы, сообразил Джон. Но какой прок Фаустине от пчел? Если, конечно, он не имел в виду…

– С моим английским все в порядке, – возмутился Джалобин. – Во-первых, я сам англичанин, до мозга костей. А во-вторых, я не употребляю духи. Лосьон и духи – совсем не одно и то же. – Джалобин промокнул свой огромный вспотевший лоб носовым платком. – Но отныне я и его не употребляю. При мне будет только запах пота, синьор Медичи. Пота, который выступает от страха и ужаса.

– Скажите лучше, что вас сюда привело? – потребовал хозяин фермы.

– Мы прибыли, чтобы помочь ближнему, – сказал Финлей. – Одной нашей подруге, в Венеции, срочно нужно устроить анафилактический шок. Нам сказали, что ваши маленькие друзья могут нам помочь.

– Ты хочешь сказать, что мы сюда за пчелами приехали? – удивился Джалобин.

– Si, si, – подтвердил синьор Медичи. – За пчелками и за главным пчеловодом – он же врач-апитерапевт, с лицензией на лечение пчелами. Пчелиный яд помогает от любых болезней: при нарушениях кровообращения, артрите, астме, кожных заболеваниях, депрессиях.

– И от депрессии лечит? – Джалобин не поверил своим ушам. – И каким же образом?

– Вот укусят вас пчелки пару раз, вы о своих несчастьях и проблемах и думать забудете, – объяснил синьор Медичи. – А деньги вы привезли?

Джалобин выгреб из кармана целую кучу денег и вручил итальянцу. Тот пересчитал и кивнул.

– Хорошо. Я соберу моих маленьких друзей, помещу их в коробку, и поедем.

Глава 17
Вниз ласточкой

Пока Джалобин и Финлей-Джон ездили в Падую, Нимрод с Филиппой пошли на площадь Сан-Марко, самую большую площадь Венеции, где находятся знаменитые собор и палаццо, высокая колокольня из красного кирпича, а еще – множество кафе и помостов для оркестров. По площади бродят сотни отъевшихся голубей и тысячи туристов.

– А с Фаустиной ничего не случится? Не страшно, что мы оставили ее на террасе? – спросила Филиппа у Нимрода.

– Если придет горничная убирать номер, она просто решит, что девочка отдыхает, – сказал Нимрод. – Ей необходимо побыть на жарком солнце после двенадцати лет, проведенных в подземелье. Это только на пользу. А солнечным ударам мы, джинн, не подвержены. Это удел мундусян.

Он купил путеводитель по Венеции и отдал его Филиппе.

– Вот, держи, – сказал он. – Надо же знать какие именно красоты ты рассматриваешь в этом городе.

– А ты разве не походишь со мной по городу? – спросила Филиппа.

– Нет, – решительно сказал он. – Во-первых, я все это уже сто раз видел. А во-вторых, мне надо кое о чем поразмыслить, причем очень серьезно.

Он уселся на улице, за столиком кафе «Флориан», и заказал чай. Филиппа не очень-то любила пить чай. Поэтому, едва сдержавшись, чтобы не сказать Нимроду, что думать умеет не только он и нечего по этому поводу раздувать щеки, Филиппа и в самом деле отправилась осматривать Венецию. Однако совсем скоро она пожалела, что так безропотно последовала дядиным рекомендациям. Вот бы оказаться сейчас где угодно, но только не на площади Сан-Марко! Дело было не в жаре, поскольку для джинн никакой зной не страшен. Но неисчислимые толпы ее несколько раздражали. Казалось, все эти люди хотят смотреть именно на то здание, которое выбрала для осмотра она, и именно в ту минуту, когда она к нему подошла. Юная джинн выстояла длиннющую очередь, чтобы войти во Дворец дожей, и еще одну, еще более длинную, чтобы подняться на колокольню. Никогда прежде не видела она так много туристов из самых разных стран мира, девочка теперь жутко завидовала Нимроду, который решил, что лучше никуда не ходить, а посидеть в кафе, потягивая чаёк и размышляя. Его ярко-красный костюм она смогла углядеть даже со смотровой площадки колокольни, с высоты в сто с лишним метров. Филиппа улыбнулась. Нимрод оказался самым приметным человеком во всей Венеции.

Очередь в собор Святого Марка оказалась особенно длинной. Филиппа стояла в густой толпе среди множества пожилых китайских туристов. Все они вели себя дружелюбно и безупречно вежливо, и вскоре она уже жалела, что поначалу отнеслась к ним так недоброжелательно и даже хотела, чтобы все они исчезли. Впрочем, английского среди них почти никто не знал. Будь у нее при себе хоть сколько-нибудь джинн-силы, она наверняка бы быстренько заговорила по-китайски – уж очень ей хотелось сказать им что-нибудь приятное, пока все они, шаркая, едва переставляя ноги, продвигались вдоль великолепного старинного здания, медленно приближаясь к входу – заветной двери на боковом фасаде.

Через некоторое время мысли Филиппы стали блуждать. Девочка вспомнила о маме. Как она там, в Вавилоне? Только бы фаустина очнулась вовремя! Только бы успела сменить маму и стать следующей Синей джинн Вавилона. Думала Филиппа и о миссис Трамп. Как же тревожно, что она так долго находится в коме! Но самое печальное из последних событий – исчезновение господина Ракшаса. Неужели он и вправду погиб? Джон, похоже, в этом совершенно уверен. Она не смела спрашивать Нимрода, что думает по этому поводу он. Может, дядя именно об этом и хотел подумать в кафе, за чашкой чая? О господине Ракшасе и воинах-дьяволах. Наверно, он пытается понять, кто такой таинственный Ма Кэ, упомянутый в Нефритовой книге императора.

И тут она услышала это имя.

Даже несколько раз. Вмиг очнувшись от задумчивости, девочка хотела было себя ущипнуть, проверить – не спит ли она. Но тут один из китайских туристов снова произнес «Ма Кэ». Филиппа тронула за плечо стоявшего перед ней китайца и улыбнулась. Он вежливо поклонился в ответ.

– Ма Кэ? – сказала она и пожала плечами, пытаясь объяснить, что не понимает, что это значит.

– Ма Кэ, – повторил он и широко улыбнулся.

На сей раз она недоуменно развела руками:

– Ма Кэ? Что такое Ма Кэ?

Китаец указал на собор.

– Ма Кэ, – повторил он.

– Что такое Ма Кэ? Церковь?

– Ма Кэ. – Он снова указал на собор.

Филиппа покачала головой. В руках у китайца был точно такой же путеводитель, как у нее, только на другом языке. Он взял у нее книжку, открыл страницу, посвященную собору Святого Марка, и ткнул пальцем в мозаичное изображение самого святого.

– Ма Кэ, – повторил он.

– Так это Марк? – Филиппа удивилась. – Святой Марк?

Китаец кивнул.

– Ма Кэ, – сказал он снова.

Тут из толпы к ней вытолкнули другого китайца – с сияющей белозубой улыбкой и блестящими очками. О радость! Он немного говорил по-английски.

– Ма Кэ? – переспросил он. – Это по-китайски «Марк».

Филиппа церемонно поблагодарила его несколько раз – китайцы такие вежливые, пусть не думают, что она какая-нибудь грубиянка. Раскланявшись, она побежала искать Нимрода.

Она нашла его там, где оставила. Дядя сидел с закрытыми глазами. Его горбатый нос, а вместе с ним и все умное, одухотворенное лицо были повернуты к солнцу, подобно спутниковой антенне. На столе было блюдо с остатками бутербродов, булочек и торта, остальное место занимали несколько заварных чайников. Придвинув себе стул и отогнав теребившего салфетку голубя, Филиппа съела кусочек торта. Она не сводила глаз с дяди, нетерпеливо ожидая, когда же он обратит на нее внимание. Она так радовалась, так ликовала! То-то он удивится ее новостям!

– Ну, как твои размышления? – наконец не выдержала Филиппа. Он медленно открыл глаза, точно очнулся ото сна.

– Я думал о бедном господине Ракшасе, – сказал он. – Надо же! Попасть в чужое нутро! в его то возрасте. Меня очень, очень волнует его судьба. – Нимрод вздохнул и отпил немного чая. – А почему ты так сияешь? У тебя такой вид, словно ты нашла жемчужину в раковине.

– Так и есть! – воскликнула Филиппа. – Я выяснила про Ма Кэ. Я знаю, кто это. Ты сейчас на него смотришь.

Нимрод на миг задумался. А потом с размаху хлопнул себя ладонью по лбу. Звук получился такой громкий, что пара влюбленных, сидевшая с шампанским за соседним столом, с подозрением посмотрела на Филиппу: уж не она ли ударила этого огромного мужчину?

– Ну конечно! – простонал Нимрод. – Святой Марк! Как же я сразу не сообразил? Я же Великий магистр ордена Святого Марка. Запали мою лампу! Но как ты догадалась?

Филиппа рассказала ему о китайцах, стоявших с ней вместе в очереди в собор, и о подслушанном ею разговоре о Ма Кэ. Нимроз, по-прежнему сердясь на себя, громко прицокивал языком.

– Боюсь, эта история с господином Ракшасом совсем лишила меня умственных способностей, – сказал он.

– У меня в путеводителе написано, что в соборе хранятся кости святого Марка, – сообщила Филиппа.

– Да, так считается, – сказал Нимрод.

– Тогда это и есть те кости, которые упомянуты императором в Нефритовой книге. – Она указала на фотографию в путеводителе. – Посмотри. Это – саркофаг, где захоронен святой Марк.

Нимрод с сомнением вздернул брови.

– Не веришь? – возмутилась Филиппа. – Разве в книге написана неправда?

– В книге написана правда – в том смысле, что здесь отражена общепринятая версия, – сказал Нимрод. – Но многие, и я в том числе, полагают, что тело святого было утрачено во время большого пожара 976 года. Когда в 1094 году венецианские власти пытались его разыскать, тела тут определенно не было. А несколько месяцев спустя в Венеции случилось небольшое землетрясение, и после него тело святого снова чудесным образом нашлось.

– Чудесным образом?

– Просто это было кому-то удобно. – Нимрод пожал плечами. – Ты не согласна?

– То есть там на самом деле костей нет? Ты это хочешь сказать?

– Нет, останки, разумеется, есть, – сказал Нимрод. – Где-то. Только не в саркофаге под верхним алтарем. Я полагаю, что они, по всей вероятности, лежат неопознанные в одной из гробниц. В соборе хранятся мощи многих святых. Кости, зубы, волосы, старые деревяшки ткань с пятнами крови, да что угодно. Людям свойственно веками сохранять разные вещицы, считая, что они когда-то принадлежали святым и великомученикам. В Средние века такие реликвии очень ценились. Сокровищница собора Святого Марка – одна из самых больших и старых в мире. Я предполагаю, что если нам суждено найти кости Ма Кэ, то именно там. Если император Чэнцзун и его Нефритовая книга не лгут, то во время путешествия в Китай нам без них не обойтись.

– Мы едем в Китай? – оживилась Филиппа.

– Сразу, как только Фаустина очнется, – ответил Нимрод. – Я не сомневаюсь, что она права и в мире духов действительно творится что-то странное. Нам обязательно надо узнать об этом как можно больше.

– Хитрость в том, чтобы пчела, укусив, не умерла, – сказал синьор Медичи.

– Это возможно? – спросил Нимрод.

– Умеючи все возможно, – ответил пчеловод.

– Ты уж нас прости, Фаустина, – произнес Нимрод. – Но это делается для твоего же блага.

– Если честно, я никогда прежде не пробовал никого оживлять с помощью пчелиных укусов. Это мой первый подобный опыт, – признался синьор Медичи и, ухватив одну из своих маленьких подружек пинцетом, присел на край шезлонга возле неподвижного тела Фаустины. – В какое место следует произвести укус? В спину? В плечо? Вы уж, пожалуйста, сами решите.

– В ухо, – сказал Нимрод. – В мочку уха. Так учил меня господин Ракшас.

– О господи! – ахнул Джалобин и зажмурился. – Я не могу на это смотреть.

– В мочку уха? – переспросил синьор Медичи.

Нимрод кивнул.

Синьор Медичи улыбнулся и произнес что-то по-итальянски. Филиппа предположила, что он перевел на родной язык слово «мочка» и слово «ухо». По-прежнему удерживая пчелу за голову пинцетом, хозяин ткнул ее несколько раз в брюшко, чтобы разозлить. И как только ее поднесли к уху Фаустины, пчела тут же исполнила свою работу. На мочке появилась красноватая отметина.

– Ой! – Филиппа непроизвольно дернулась и закусила губу.

Фаустина тоже дернулась, вполне отчетливо. И снова замерла.

– Один укус иль два? Вот в чем вопрос, – произнес Нимрод. – Пожалуй, повторим, синьор Медичи. Давайте вторую пчелу. Пусть куснет в другое ухо.

Итальянец кивнул и вынул из кармана пиджака картонную коробочку, в каких рыбаки обычно держат мух для приманки. Из коробочки он извлек еще одну пчелу. Пока шли все эти приготовления, Филиппа успела заглянуть в коробочку. Каждая пчела жила там в собственном небольшом отсеке, и у каждой была пища – несколько капель меда. Прямо как у арестантов в тюремных камерах.

Второй укус произвел куда более сильный эффект. Голова Фаустины задергалась, будто через тело девочки пропустили сильный разряд электрического тока. Так поступают с лягушками на уроках биологии в школе, с отвращением вспомнила Филиппа.

– Ой! – вырвалось у нее. Еще громче, чем в первый раз.

– По-моему, мы почти у цели, – сказал Нимрод. – Еще один укусик, и дело сделано. На сей раз попробуем в попку. Или нет, давайте в запястье, синьор Медичи. Укусик-ик.

Нимрод принялся хохотать над своей шуткой.

– Не понимаю, как ты можешь веселиться в такую минуту, – возмутилась Филиппа. – Ей же, наверно, больно.

– Что ж, третий так третий, – сказал синьор Медичи. – На этот раз используем мою специальную пчелу. Эта пчела очень жестокая. Очень злая. У нее серьезные проблемы с общением. Совсем не такая милая и дружелюбная, как остальные мои пчелки. Она даже мед не любит. Ничего не любит, и никого. Поэтому я держу ее в отдельной коробке. Ее зовут Сильвия.

Пчела, которую он вынул из другой коробочки, оказалась намного крупнее остальных и гудела свирепо, точно бензопила.

Филиппу аж передернуло, когда Чезаре Медичи поднес пчелу к запястью Фаустины и небрежно щелкнул насекомое по носу. Пчела злобно зажужжала и, перебирая лапками, изогнула животик, поудобнее обхватывая руку девочки. Затем точным уверенным ударом она вонзила жало в запястье Фаустины и впрыснула туда огромное количество пчелиного яда.

– Уааау!

Фаустина издала громкий вопль и схватила себя за запястье, а потом обеими руками за уши. Этим резким движением она выбила пинцет из пальцев синьора Медичи, и пчела Сильвия, освободившись из-под хозяйского надзора, уселась на локоть Фаустины и ужалила ее снова. А потом еще раз.

– Уааау-у-у-у-у!

Фаустина вскочила с шезлонга и, спасаясь от пчелы, одним махом взобралась на высокий парапет гостиничной террасы. Но пчела настигла ее и здесь. И Фаустина, недолго думая, изящно, ласточкой нырнула вниз – прямиком в воды Гранд-канала.

Нимрод с Филиппой бросились к парапету и успели увидеть, как Фаустина вынырнула и поплыла к берегу. Тут же собралась толпа зевак. Сначала небольшая, но росла она, как показалось Филиппе, с неимоверной быстротой. Девочка схватила махровый халат, выбежала из номера и устремилась вниз по лестнице, чтобы Фаустине не пришлось краснеть, когда она вылезет на берег. Нимрод громко рассмеялся.

– Результат налицо, синьор Медичи, – сказал Нимрод. – Пчелки свое дело знают. Хорошая работа, друг мой. Отличная работа.

Синьор Медичи тщательно осмотрел террасу и печально развел руками.

– Я потерял свою лучшую пчелу, – удрученно сказал он.

Нимрод вручил ему еще кучу банкнот.

– Вот, держите, – сказал он. – Купите себе целый рой.

Глава 18
Новый укус пчелы

Фаустина шла назад в гостиницу вместе с Филиппой. Ей было совершенно наплевать на сенсационное впечатление, которое произвело ее купание на знаменитых венецианских гондольеров, хотя они тут же прозвали ее «Русалочка из Америки». Самое главное – она жива, она снова обрела тело, она может двигаться! Фаустина чувствовала себя великолепно. И была безумно счастлива. Даже купание в Гранд-канале оказалось приятным, тем более что прохладная вода смягчила боль от пяти пчелиных укусов. А самое главное – к ней вернулась джинн-сила! Забурлила, заиграла в ней, едва жаркое венецианское солнце коснулось ее забывшей о тепле кожи.

Они шли к лифту, как вдруг Фаустина услышала знакомый голос.

– Фаустина!

– Мама!

Дженни Сахерторт обнимала дочь, которую не видела двенадцать лет, и безуспешно пыталась сдержать слезы, Фаустина обнимала маму, и обеим было все равно, промокнет у Дженни платье или нет. Обе были счастливы.

– Мама, что ты тут делаешь?

– Ты же моя дочь! Я сразу почувствовала, что ты жива. И тут же прилетела!

– Я так на тебя сердилась… Прости меня! – воскликнула Фаустина.

– И ты меня прости, – сказала Дженни Сахерторт. – Я тоже виновата.

– Ты не виновата! В том, что случилось с Дыббаксом, твоей вины нет. Теперь я это знаю. Ты ни в чем не виновата. Прости за все, что я тебе наговорила. И мне очень стыдно, что я тогда устроила с британским премьер-министром.

– Давай поговорим об этом позже.

– Но как ты узнала, что я здесь? – спросила Фаустина.

– Ну конечно от Нимрода, – ответила доктор Сахерторт. – Он позвонил мне тут же, как только узнал, что твой дух обнаружен. Сначала я боялась, что эта затея сорвется, и до последней минуты не решалась сюда ехать. Ну, вдруг тебе бы не удалось вернуться в свое тело? Но в какой-то момент я поняла, что в любом случае обязана быть радом с тобой.

– Затея и вправду чуть не сорвалась, – смеясь, сказала Фаустина. – Когда я вернулась в тело, на меня какой-то ступор напал. Ни рукой ни ногой двинуть не могла. Я все слышала, все видела, но была совершенно парализована. Если б не пчелы, ты бы меня такой и застала.

– Пчелы?

Уже в лифте Фаустина с Филиппой рассказали доктору Сахерторт о синьоре Медичи и его пчелотерапии.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь буду счастлива оттого, что мою дочь покусала пчела! – воскликнула Дженни.

– Вот и я совершенно не возражала! – Фаустина громко засмеялась и снова обняла мать.

Наверху, в номере, Нимрод уже пил шампанское – в честь возвращения Фаустины к нормальной джинн-жизни. Джалобин читал газету и потягивал чай. Финлей-Джон смотрел телевизор. Мальчики приветствовали Фаустину сдержанно, даже прохладно, потому что каждый пробовал притвориться, что нисколько в нее не влюблен, и у обоих, естественно, ничего не получалось. Разве можно скрыть что-нибудь от того, с кем на пару обитаешь в одном теле? Фаустина, понятное дело, тоже все это отлично понимала.

Нимрод встал и нежно обнял Дженни Сахерторт.

– Ну что? У тебя снова есть дочь? – спросил он.

– Просто чудо! – воскликнула мать Фаустины.

– Красавица, я уж думал, ты костей не соберешь, – сказал Джалобин. – Ну ты и летела! Как с десятиметровой вышки! И вода в этом их канале жуть какая грязная. Говорят, туда сливают помои и канализацию со всей Венеции. Именно поэтому тут такая вонь. На твоем месте я бы тут же сделал промывание желудка. А то еще заведется какая-нибудь живность в животе, вроде глистов. Кстати, тебе повезло, что ты забралась именно на этот парапет и спрыгнула в эту сторону. Хоть в воду приземлилась. То есть приводнилась. С другой-то стороны тут улица. И чего такую суматоху подняла? Подумаешь, пчелки покусали.

– Главное, что она цела и невредима, – сказал Нимрод.

– Какое несчастье с господином Ракшасом, – сочувственно обратилась к Нимроду доктор Сахерторт. – Неужели нет никакой надежды?

– Пока об этом рано судить, – ответил Нимрод. – Сначала надо побольше узнать о существе, которое его поглотило в мире духов.

– Значит, вы возвращаетесь в Нью-Йорк?

– На самом деле нет, – ответил Нимрод. – Полагаю, нам придется задержаться на некоторое время в Венеции. Провести небольшое расследование.

– Вот здорово! – воскликнул Финлей. – Мне нравится в Венеции. Тут прикольно.

– Прикольно? – пробормотал Джалобин и брезгливо сморщил нос. Потом он извлек из кармана флакончик с лосьоном и щедро брызнул себе за уши.

– А ты, Фаустина? – спросил Финлей. – Ты тоже останешься с нами в Венеции?

– Боюсь, что нет, – ответила Фаустина. – У меня же планы, о которых все вы отлично знаете.

– Ах да, – сказал Финлей. – Вавилон. Я и забыл.

– Обязательно приезжайте в гости, когда я стану Синей джинн, – пригласила Фаустина. – Я буду рада видеть вас в моей официальной резиденции в Берлине.

– Вас? – не понял Финлей. – Кого – вас?

– Вас обоих.

– Разве это разрешается? – спросил Джон. – Я думал, лица мужского пола к Синей джинн не допускаются.

– Парням нельзя только в Вавилон, Джон, – объяснила Фаустина. – Кроме того, когда я стану главной в джинн-мире, я обязательно введу некоторые изменения в законы. Айша правила так долго, что джинн позабыли все, что было до нее. Понимаете, многое из наших представлений о Синей джинн связано именно с Айшой. Но так не должно быть. Одно дело – встать над добром и злом и судить их по совести. И совсем другое дело – жить, словно их не существует.

Я провела на эту тему весьма внушительное исследование.

– А я сама побывала в Вавилоне, – сказала Филиппа. В какой-то момент Айша хотела сделать из меня Синюю джинн. Я хорошо помню, как действуют на организм воздух и вода Иравотума. Я едва узнала Джона, когда он приехал меня спасать.

– Это точно, – подтвердил Джон. – Моя сестрица надышалась там всякой гадости и была вреднючая.

– Я знаю, как остаться самой собой. На меня это не подействует, – уверенно произнесла Фаустина.

– Очень интересно. – Нимрод и доктор Сахерторт удивленно переглянулись.

– Я много чего выяснила, пока жила двенадцать лет без тела. Я потратила целых два года на изучение Багдадских законов. Я проштудировала не «Краткий курс», не ККБЗ, который составил господин Ракшас, а полную оригинальную версию. Все двести томов. Если бы Айша удосужилась их прочитать, она бы выяснила, что там подробно говорится о тридцати днях, которые джинн женского пола должна провести в Иравотуме, чтобы физически превратиться в Синюю джинн Вавилона. Но там ничего не сказано о том, что дух ее тоже должен все это время пребывать вместе с телом. Это же очевидно! Странно, что никто не додумался до этого прежде.

– Ты хочешь отделить дух от тела на время превращения в Синюю джинн? – Нимрод опешил. – Ты предполагаешь, что моя мать могла стать Синей джинн и не утратить при этом любви ко мне и к моей сестре Лейле?

– Я не предполагаю, – сказала Фаустина. – Я это точно знаю. Добравшись до Вавилона, я оставлю там свое тело на тридцать дней, а сама тут же куда-нибудь отправлюсь. Например, на гору Олимп. Говорят, это хорошее место для духов и призраков.

– Значит, ты уверена, что превращения затронут только тело? А дух останется неизменным? – уточнил Нимрод.

– Именно. Я могу стать Синей джинн и остаться при этом самой собой. Правда, здорово?

– А как же ты обретешь способность беспристрастно судить джинн? Как сохранить равновесие между добром и злом? – спросил Нимрод.

– Судьи же справляются, – ответила Фаустина. – Они выносят жестокие приговоры, следуя букве закона, но сами при этом не жестокосердны. Люди практикуют это уже много веков.

– То есть и волки сыты, и овцы целы! – радостно заключил Нимрод.

– Да! Правда, замечательно? – Фаустина улыбнулась Филиппе, а затем и Финлею с Джоном в одном лице. – Поэтому я и приглашаю всех ко мне в гости в Берлин.

– Здорово, – хором сказали все трое.

– Что ж, должен признаться, из всех сегодняшних новостей эта – самая приятная, – сказал Нимрод. Он взглянул на доктора Сахерторт. – Ты, и раньше об этом знала, Дженни?

– Ну что ты! Впервые слышу. – Доктор Сахерторт покачала головой. – Жаль, что никто не выяснил этого раньше. Тогда вы с Лейлой могли бы не стать сиротами при живой матери.

– Вот именно, – тихонько сказал Нимрод.

– Да, кстати, – сказала Фаустина. – Мне надо торопиться. Иначе Лейла превратится в Синюю джинн вместо меня, причем окончательно и бесповоротно. Жаль, что тут нет Дыббакса. Я бы хотела повидать его снова, прежде чем уеду.

– Смотри хоть каждый день, – сказал Джон, указывая рукой Финлея на телевизор. – Вот, любуйтесь.

Все сгрудились у телевизора, на экране которого был Дыббакс – в обалденном черном, украшенном бриллиантами комбинезоне. Он как раз исполнял захватывающий фокус. Зрителю крупным планом демонстрировали, как на ладони у зрительницы откуда ни возьмись появляется мышь. Сидевшая в студии публика приветствовала чародея оглушительными аплодисментами.

– Дыббаксом он, правда, больше себя не называет, – сказал Джон. – Теперь он – Джонатан Таро. Телезвезда. В любом номере любого журнала или газеты можно наткнуться на его физиономию.

Нимрод огорченно покачал головой.

– Дыббакс, Дыббакс, – сказал он со вздохом.

– Я пробовала отговорить его от этого позорища, – сказала Дженни Сахерторт. – Но он и слушать не хочет. Я даже пыталась наложить на него заклятие. Но его джинн-сила растет не по дням, а по часам, и мне уже с ним не справиться.

– Ну, с джинн-силой у него всегда было неплохо, – сказал Нимрод. – Со здравым смыслом похуже.

– А чего ты ожидал? – Доктор Сахерторт пожала плечами. – Забыл, кто его отец? – Она виновато улыбнулась Фаустине.

– А Дыббакс хитер. Заставляет всех поверить, что это – настоящий фокус, – сказал Джон. – Ну, вы понимаете… Не наши дела, а просто фокус. Хороший фокус.

– Если бы люди поняли, что он и вправду создает мышь, а не прячет ее в рукаве, – произнесла Филиппа, – у них бы, наверно, крыша съехала. Все их представления о мире были бы разрушены.

– Мудро сказано, Филиппа. – Нимрод кивнул. – В том-то и опасность того, что делает Дыббакс. Если он проколется, зайдет слишком далеко, люди поймут, что это вовсе не фокусы.

В этот момент на экране показывали публику, неистово хлопающую в ладоши, фокус и вправду мог потрясти любого человека. Но отнюдь не Джинн. Среди публики сидел светловолосый человек с бородкой клинышком, в странноватом белом пиджаке. Это был Адам Аполлониус.

– Дыббакс, похоже, не понимает, как опасно пользоваться джинн-силой столь расточительно, – сказал Нимрод. – Если тратить ее каждый день, да еще на дешевые фокусы, последствия могут оказаться весьма и весьма серьезными.

– Неужели ты думаешь, что я ему об этом не говорила? – сказала доктор Сахерторт. – Он ответил, что его это нисколько не волнует. И вообще – это его жизнь, и он волен распоряжаться ею по своему усмотрению. – Она вздохнула. – И как должна поступить в этом случае мать? Я, например, не знаю. Пригрозить, что им займется отец? Увы, это не наш случай. Тем более теперь он знает, что его отец ему вовсе не отец. А на меня он теперь вовсе не обращает внимания. Все мои уговоры как об стенку горох. А ведь я на него всю жизнь положила!

Все, кроме Джалобина, продолжали молча смотреть телевизор.

– Эй, гладите, – вдруг воскликнула Фаустина. – Вон там! Это тот самый человек из пещеры, где была пирамида и серебряное озеро. Тот, кто сказал слово дун си. – Она ткнула пальцем в экран. – Вот он.

Фаустина указывала на мужчину, сидевшего рядом с Адамом Аполлониусом. Но камера почти сразу вернулась на сцену, к сияющему Дыббаксу, и только Филиппа успела разглядеть сурового молодого человека, которого имела в виду Фаустина. И Филиппе тоже показалось, что она видела его прежде – На прошлое Рождество, в Нью-Йорке, на турнире по джиннчёту. Как же грубо он выругался, когда она победила его в первом раунде. У нее даже начали гореть уши, когда она стала вспоминать все гадости, которые он наговорил ей, покидая гостиницу «Алгонкин».

Адам Аполлониус сидел рядом с Радьярдом Тиром, одним из сыновей предводителя ифритцев Иблиса, то есть единокровным братом Дыббакса. Мало того! Филиппа успела заметить, что за Радьярдом сидит еще один знакомый ей ифритец, тоже очень противный, – Палис-пятколиз. Она тут же сообщила об этом Нимроду и доктору Сахерторт.

– Теперь я и в самом деле очень волнуюсь, – призналась доктор Сахерторт.

– Успокойся, милая, – сказал Нимрод. – Успокойся. Может статься, не все так плохо, как кажется.

– Доктор Сахерторт, а ведь мистер Нимрод совершенно прав, – подхватил Джалобин. – Чего расстраиваться, когда ничего плохого пока не случилось. И не случится. Может, эти злодеи оказались там просто так, без всякого злого умысла. Но, разумеется, не исключено и обратное, и они пришли туда неспроста и что-то замышляют. Тогда Дыббакс находится в серьезной, даже смертельной опасности. Но на вашем месте я бы до поры не начинал волноваться, я нашел… У-уааау-у-у-у!