Текст книги "Клеймо"

Автор книги: Филип Хоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 37

– Уверен, что знаешь, куда идти? – спросил Люк.

Ари, израильский студент, с которым Люк познакомился во время полета, вертел в руках карту. Наконец ткнул пальцем на окраину города:

– Сюда.

Они прибыли в Санта-Элену, Гватемала, в 14:00. Люк был в пути без малого сутки: автобус до Финикса, от Финикса почти пустым самолетом до Хьюстона, прямой перелет от Хьюстона до Белиза и, наконец, снова автобусом по пыльной дороге на запад – в Гватемалу.

Завтра израильтянин отправится осматривать руины цивилизации майя в Тикале. А пока, Люк прикроется попутчиком, как щитом – ведь Ари говорит по-испански.

– Между прочим, – сказал Ари, взваливая на плечи огромный рюкзак, – комната в гостинице обойдется тебе в три американских доллара. По местным деньгам – двадцать четыре кетцаля.

– Отлично. – Влажный воздух прилип к Люку мокрым одеялом, и новоявленный шрам на губе зудел просто зверски. – Посмотри-ка еще в свои карты. Далеко ли отсюда до Санта-Лючины?

Появляться в клинике Университетской детской опасно – через коллег в больнице непременно узнают, что он в Гватемале. Однако действовать надо быстро. После звонка от похитителей Люк не сомневался, что в деле Эриксона его подставили те же люди.

А способ решать проблемы у них один – убивать.

Люк с новым приятелем прошли по деревянному тротуару уже три квартала. Сменились и витрины улиц. Аптеки, прачечные, общественные туалеты остались позади. Огнями засияли бары, танцзалы и бордели. Какая-то женщина в легкомысленной желтой блузке, прохаживаясь вдоль ветхого дома с гирляндой огней на колоннаде, поманила их пальцем и присвистнула.

Ари остановился в конце аллеи и сверился с картой. Неуловимая аура Санта-Элены заставляла Люка все чаще проверять карманы брюк, где лежали паспорт и бумажник.

Подбежал мальчишка с ящиком в руках, поставил его рядом с ногой израильтянина и уверенно сказал:

– Вам нужно почистить обувь, хозяин. Шесть кетцалей.

Ари посмотрел на пыльные ботинки.

– Два.

– Мало, хозяин. Четыре.

– Ладно, пусть четыре. – Ари снова взглянул на карту. – Мы идем не туда. Надо вот сюда. – Он показал большим пальцем назад, через плечо.

Мальчишка, которому на вид было лет восемь-девять, поставил ногу Ари на ящик и черными кончиками пальцев стал втирать в ботинок ваксу. Усердия, правда, Люк не заметил: малец больше озирался по сторонам, словно подыскивая нового клиента.

Наконец, взглянув в третий или четвертый раз, он кивнул куда-то вбок и щелкнул пальцем по ботинку.

Люк проследил за кивком.

К ним приближались двое. Один их них, с лохматой, засаленной прической и в такой же одежде, встретившись взглядом с Люком, опустил глаза. Мужчина держал правую руку в кармане, что плохо сочеталось с полуденной жарой.

– Ари, пошли, – озабоченно произнес Люк.

– Что?

– Давай пошевеливайся! Быстро! – Люк схватил израильтянина за плечо.

Сорванец вцепился в ногу Ари.

– Эй, куда, хозяин? Постой!

Оступившись, Ари зашатался под весом тяжелого рюкзака.

Пока он ловил равновесие, мужчина пониже ростом был уже рядом и выхватывал из-за пояса нож. Высокий сообщник с толстым белым шрамом вместо брови направил 9-миллиметровый «глок» Ари в лицо.

Мальчишка заученно отступил в сторону. Люк, не сопротивляясь, поднял руки вверх. Неужели враги нашли его так быстро? Невероятно.

Человек со шрамом мотнул головой в сторону от аллеи. Люк и Ари отошли в темный переулок, вонявший мочой и гнилыми фруктами.

Ари оказался между Люком и Лицом со шрамом. Напарник встал за спиной.

Лицо со шрамом что-то спросил по-испански. Ари нервно кивнул и умоляюще выдавил из себя несколько слов.

Это не помогло. Высокий резко ответил и ткнул стволом пистолета в израильтянина.

Пытаясь отвлечь внимание, Люк похлопал по бедру и взглядом показал на правый карман брюк, словно предлагая: «Деньги там. Берите».

Человек за спиной, приставив нож к шее Люка, полез к нему в карман, достал паспорт и бумажник, в котором лежали триста долларов. Затем обыскал израильтянина.

Говорить, что около двух тысяч долларов спрятано в ботинках, Люк не торопился.

Держа Ари на прицеле, Лицо со шрамом шагнул назад.

Было слышно, как эти двое сзади копаются в бумажниках.

Вскоре к ногам Люка упали паспорта и портмоне. Вслед за ними прилетела смятая в комок пятидолларовая банкнота.

Мальчишка бросился за купюрой, подхватил деньги и паспорта. Затем, оглядываясь, припустил по улице и исчез, юркнув между домами.

Люк посмотрел в глаза высокому, пытаясь прочитать намерения. Что это? Обычный грабеж? Его встретил безжизненный, холодный взгляд. Словно Ари и Люк – два бессмысленных микроба.

Лицо Со Шрамом оскалился, показав гнилые зубы, опустил руку и направил дуло в голову Ари.

Люк прыгнул на высокого, сбивая его с ног, схватился за ствол пистолета и вывернул из рук оружие. Лицо со шрамом упал навзничь.

Целясь в шею, напарник замахнулся на Люка ножом, но был остановлен двумя пулями в грудь.

Люк метнулся к высокому, поднимавшемуся с земли, и согнутым локтем ударил в висок.

Лицо со шрамом закатил глаза и обмяк.

Жгучая боль заставила Люка коснуться левого плеча. Что-то липкое и мокрое потекло по руке. Кровь. Через мгновение он заметил нож в руке высокого и пустой чехол на ремне, под пиджаком.

Люк быстро обыскал тела и обнаружил даже больше денег, чем отдал. Затем засунул «глок» за пояс, поднял Ари, подхватил его под руку, как пьяного, и продолжил путь по аллее – в лабиринт извилистых переулков.

– Где мы? – спросила Меган, пытаясь стряхнуть с себя остатки дурмана.

Мерную вибрацию пола сопровождал рокочущий гул тяжелых машин.

– Мы в каком-то хранилище, – сказал отец Джо. – Огороженный комплекс, в котором с полдюжины зданий. Нас привезли сюда в кузове грузовика. Помнишь?

Она покачала головой.

Девушка и священник сидели рядом, привалившись к стене, среди груды деревянных ящиков. Меган осмотрелась. Источником света в комнате три на три служили два окошка по бокам. Вокруг все дышало плесенью.

Меган попыталась подняться. Голова закружилась, и она упала на пол.

Отец Джо положил ей руку на плечо.

– У тебя на голове приличная опухоль. Постарайся не спешить.

Меган ощупала шишку на левом виске.

– Наверное, ты ирландка, – сказал он. – Думаю, они не ждали, что ты будешь так сопротивляться.

– Сколько времени мы здесь? Последнее, что помню, – деревня. Потом кто-то схватил меня сзади, и…

– Это было два дня назад. Когда мы приехали, тебя накачали лекарствами. Я даже слышал название. Что-то вроде «берсед».

– Версед, – поправила Меган.

Снотворное. Медикаментозная амнезия. Теперь понятно, почему она потеряла счет времени и не помнит ни места, ни событий.

– Они уверены, ты что-то знаешь. Задавали много вопросов, пытались выудить информацию.

– О чем?

Допроса Меган тоже не помнила. Они использовали лекарство, чтобы снизить заторможенность рефлексов, заставить говорить.

– Правда, слышал я не все. Нас держали в одном здании, но в разных комнатах. Помню, как они бесконечно спрашивали, зачем ты приехала в Гватемалу.

– Вас тоже допрашивали?

– Конечно. Но я интересовал их намного меньше. Они и так меня знают, что я могу рассказать? – Священник дышал часто и с трудом.

– Помощь не нужна?

Он похлопал себя в грудь.

– Пройдет.

– А где лекарство? Ингалятор?

– Отобрали.

Отец Джо откинулся назад, чтобы перевести дыхание.

Свет из окошка упал ему на голову. На лбу зияла глубокая рана.

– Вас били?

Он поднял плечи.

– У меня длинный язык.

С громким скрипом распахнулась дверь. От неожиданности Меган вздрогнула. Вошли двое: азиат и высокий, мощного сложения латиноамериканец, лишенный части уха. Оба без оружия, но что это меняло? Разве могла она, устроив драку, выстоять в одиночку?

Азиат потянул ее за воротник и поднял на ноги.

Меган попыталась лягнуть его ногой, но промахнулась.

Латиноамериканец схватил ее за челюсть и крепко сжал.

Боль молнией сверкнула в голове. В глазах потемнело.

– У меня нет времени, puta.

Puta – шлюха.

Меган плюнула ему в лицо – и удивилась, откуда что берется.

Латиноамериканец отпустил ее и медленно вытер слюну со щеки. На губах заиграла слабая улыбка.

Резкий удар в лицо опрокинул Меган на сосновые ящики.

Отец Джо подался вперед, прикрывая девушку своим телом, и крикнул:

– Ради любви к Господу, прекратите!

У Меган снова закружилась голова.

Азиат поднял их за руки и вытолкал за дверь.

Латиноамериканец шел впереди через территорию размером с городской квартал. С трех сторон комплекс защищала стена из камней, схваченных белым известковым раствором. По периметру была протянута колючая проволока. Отвесная скала заменяла стену с четвертой стороны. Посередине известковой горы, у подножия, был пробит широкий туннель.

Они прошли между двумя зданиями. Металлические стены блестели на солнце. Неподалеку стоял тонированный грузовик с красным кадуцеем на дверях кабины. Двое рабочих в белых комбинезонах, переходя из одного здания в другое, украдкой посмотрели на пленников.

За периметром с двух сторон возвышались лесистые склоны. На полпути к вершине то появлялся, то исчезал в зеленом пологе крытый брезентом грузовик.

Наконец они подошли к деревянному двухэтажному строению в конце территории. Меган шла по сквозному коридору и через открытые двери заглядывала в комнаты, похожие на спальни. Минуя последнюю комнату слева, она заметила маленькую девочку на столе с железными ножками. Дисморфные черты лица подсказывали, что у ребенка наследственная болезнь. Рядом стояла ультразвуковая установка, и женщина-специалист в белом халате водила сонографическим датчиком по нижней части живота девочки.

УЗИ нижней части брюшной полости? Для такой процедуры Меган сумела вспомнить только три причины: острый аппендицит, опухоль и болезнь яичников.

Но чтобы кто-то делал столь высокотехнологичную медицинскую процедуру в глухих гватемальских джунглях? Зачем?

Что это за место?

По лестнице они поднялись на второй этаж и по коридору прошли в третью комнату справа.

На единственной кровати лежал пожилой мужчина; голова металась, как в горячке. Со штатива капельницы свисали два баллона, в один из которых что-то впрыскивала женщина. Даже с порога Меган видела, что пациент охвачен лихорадкой.

Рыжие, с проседью, волосы на крупной голове мужчины блестели от пота. Лицо мокрое, как после ливня.

Латиноамериканец сделал знак женщине, стоявшей у постели больного, и та немедленно покинула комнату.

– Теперь за жизнь пациента отвечаете вы.

– Что это значит?

– Неужели не понимаете? Человек должен выздороветь – приступайте к работе.

– Меня учили заботиться о детях. – Меган смотрела на больного, вспоминая ультразвуковую машину. – Здесь должны быть и другие доктора.

– Только один, – последовал ответ. – И он перед вами.

Меган приблизилась и, всмотревшись в лицо старика, через минуту прикрыла рот ладонью.

– Я думала, он давно умер, – прошептала она.

ГЛАВА 38

Приподнявшись с заднего сиденья, Люк протянул водителю купюру в сто кетцалей, откинулся на спинку и поглубже надвинул на лоб широкополую шляпу.

Без паспорта никуда. Придется найти сорванца. За последний час он вдоль и поперек изъездил немощеные улицы, попутно размышляя о стычке с грабителями. Случайность это или нет? Никому он не говорил, где и когда пересечет границу. Даже Сэмми.

После попытки ограбления Люк протащил израильтянина через полдюжины узких переулков между беспорядочными застройками и вышел на соседнюю улицу, где поймал тесное и грязное такси. Водитель понимающе ухмыльнулся, когда Люк жестом показал, что приятель сильно пьян. Объяснить шоферу, куда отвезти клиента, труда не составило – Ари подчеркнул свой мотель в путеводителе. Засунув пачку денег в карман израильтянина, Люк отдал шоферу втрое больше, чем тот запрашивал.

Проводив взглядом машину Ари, которая скрылась в транспортном потоке, он остановил еще одно такси – для поисков мальчишки. Израильтянин будет жив-здоров, не считая термоядерной боли в голове, когда проснется.

Люк старался не думать о том, как легко к нему вернулся навык убивать. В минуту опасности человечность отбрасывалась, как просторный халат, и оставался прирожденный киллер.

Солнце сменило цвет на оранжевый. Вечерело. Наконец он заметил сорванца, который чистил обувь на тротуаре рядом с таверной – через две улицы от места, где им устроили ловушку.

Люк отпустил такси и полчаса наблюдал за мальчишкой, который сновал туда-сюда, как по спицам колеса, неизменно возвращаясь в убогую хибару-втулку.

Шустрый малый напоминал миниатюрного Будду: толстый, с коротким телом и выпуклым – вполне взрослым – животом. Ходил неумело, вразвалочку, с каждым шагом кренясь набок, словно стареющий портовый грузчик. Однако внешность была обманчива. Стоило Люку отвлечься хоть на секунду, и пострел мигом растворялся в толпе, как комар в тени.

Это нервировало; еще заход, и пора ловить сорванца. Выйдя из ободранного дома в четвертый раз, мальчишка обернулся, бросил взгляд на горизонт и направился к бару на открытом воздухе, где и спрятался Люк за большой глиняной кадкой.

С террасы бара одинокий клиент наблюдал, как Люк метнулся из-за кадки, схватил мальчишку и перебросил его через деревянную ограду внутреннего дворика. Ящик для чистки обуви упал на плитки, крышка на петлях отлетела. По глазам, выкатившимся, как два белых яйца из курицы, Люк увидел, что малый знает о судьбе грабителей.

Когда Люк усадил его рядом, посетитель на другой стороне патио пьяно хихикнул.

– Не бейте, хозяин, – пискляво заверещал мальчишка, – рад, что сумели удрать.

– Ты ведь искал меня, чтобы отдать паспорт, верно?

Мальчишка закивал головой, как поршень двигателя на полном ходу.

– Похвально. Тогда вперед.

Новая серия коротких энергичных кивков.

Люк собрал остатки ящика и, крепко держа мальчишку за руку, повел его к оперативной базе. Здание ничем не выделялось: бежевая штукатурка стен в ржавых подтеках, рифленый стальной козырек вдоль фасада и открытый арочный вход, не защищавший от непогоды. Они вошли в небольшой атриум с белой плиткой на полу, местами зиявшем пустотами. За дверями холла были две просторные комнаты-спальни.

Мальчишка зашептал:

– Я отдам бумажник и деньги, хозяин. Только прикиньтесь моим другом. Если кто узнает, зачем вы сюда пришли, нас выставят за дверь. Ну пожалуйста, хозяин.

Они зашли в большую комнату справа: На короткой деревянной скамейке в дальнем углу сидела женщина в желтовато-серой, но проглаженной форменной одежде. Она посмотрела на Люка, затем на мальчишку.

– Фрэнки?

Тот что-то залопотал, но Люк осматривал комнату и не слушал. Вдоль стены стояли восемь железных кроватей. Все были заняты – кроме одной. Женщины. Вроде молодые, но сказать наверняка Люк бы не взялся: тяжелая болезнь уже разрушила тела.

Мальчишка юркнул под вторую койку, вытащил большой зеленый рюкзак и расстегнул на нем молнию. Затем засунул туда руку по локоть и, когда Люк приблизился, достал маленькую кожаную сумочку.

Женщина на кровати, казалось, ничего не замечала. Взору Люка предстал скелет, обтянутый серой кожей, и затуманенные глаза. Каждый вздох мог стать последним. Две плоские пурпурные опухоли на шее говорили за себя: саркома Калоши.

Женщина умирала от СПИДа.

– Вот, хозяин. Возьмите. – Сорванец протянул пятидолларовую банкноту. – То, что они мне дали.

– Ты знаешь, кто эта женщина? – спросил Люк, почти не сомневаясь в ответе.

– Mi madre – моя мать. – Мальчишка схватил его ладонь и вложил в нее купюру.

Больше Люк ни о чем не спрашивал. Судя по кварталу, мать Фрэнки либо проститутка, либо принимала наркотики внутривенно. А скорее, и то и другое.

Мальчишка показал на дверь в конце комнаты.

– Я мигом.

Пока Фрэнки копался в хламе, Люк снова осмотрелся. На дверях висели распятия. Возле кроватей стояли пустые тумбочки. Кроме одной – с какими-то побрякушками и вазой с цветком. Грубые гипсовые стены были разрисованы замысловатыми узорами, но яркие краски сильно поблекли. Цементный пол, покрытый воском в несколько слоев, блестел неравномерным глянцем. Чистота на полу была бы идеальной, если б не пыльные следы от обуви Люка и Фрэнки. О судьбе женщин кто-то заботился на совесть.

Мальчишка вынырнул из-за спины Люка, держа в руках бумажники и паспорта.

– Вот.

– Так тебя зовут Фрэнки?

– Si.

Стряхнув арбузные семечки, Люк засунул документы вместе с деньгами в карман.

– Фрэнки! Будешь воровать, когда-нибудь умрешь так же, как те двое.

Мальчишка задумался.

– Чистка обуви – мало денег. Надо воровать. Mi madre нужно лучше лечить.

Картина прояснялась. Все, кроме насущных потребностей, должны были обеспечивать семьи пациенток. И, судя по всему, матери Фрэнки никто, кроме сына, не помогал.

– Как вы убили Сикатриса?[9]9
  Cicatriz (исп.) – шрам.


[Закрыть]

– Что?

– Сикатрис. – Фрэнки провел пальцем по брови, имитируя шрам грабителя. Затем осмотрелся по сторонам и прошептал: – Наш хозяин.

– Почему он выбрал меня?

Сорванец уткнулся в пол.

– Сикатрис ни при чем.

– Не понял.

– Выбираю я. Искать туристов с деньгами – моя работа.

Люк даже не знал: радоваться ему, что грабеж – простая случайность, или гневаться, что уличные отморозки используют детей в качестве наводчиков. Он полез в карман и достал часть денег, найденных у Сикатриса.

– Вот, держи. На первое время хватит, чтобы оплатить лекарства.

Фрэнки от удивления открыл рот и дважды моргнул.

Люк вложил деньги в его ладошку.

Фрэнки вразвалочку прошел к столу сиделки, поднял разбитый ящик для чистки обуви и вернулся к Люку. Затем поставил один из кожаных ботинков «Рибок» на то, что осталось от крышки, и принялся яростно надраивать обувь.

– Я работаю на вас. Все, что скажете.

Люк покачал головой.

– Ты нужен матери.

Вместо ответа мальчишка плюнул на ботинок, и щетка замелькала еще энергичнее.

– Ты учишься в школе?

– Сейчас нет. – Он взглянул на мать. – Может, потом, когда ей станет лучше.

Сколько еще в мире таких, как Фрэнки, с горечью подумал Люк.

– Хочешь заработать еще пять долларов? – предложил он мальчишке, который вертел в руках банку с гуталином.

Фрэнки с блестящими глазами поднял голову.

– Пять монет в неделю, хозяин. Буду делать у вас в доме всю работу.

– У тебя уже есть работа… здесь. Нужно заботиться о маме.

Фрэнки снова посмотрел на мать.

– Она меня не узнаёт. И давно.

ГЛАВА 39

Меган всмотрелась в изможденное лицо: белая кожа с голубыми прожилками вен, зубы желтые и кривые. От обычного старика человек отличался только пышной шевелюрой.

– Его зовут Петр Качински, – сказала она священнику. – Он возглавлял отделение генетики в больнице и был всемирно известным ученым.

– Был? – удивился отец Джо. Дышал он с большим трудом, и каждая фраза звучала отрывисто.

– Все считали, что он погиб во время поездки в Гватемалу, – продолжила Меган. – Подробностей не знаю, но помню: кто-то говорил, что его тело так и не нашли. Это случилось за несколько лет до того, как я начала работать в больнице.

– Ты уверена, что это он? – Отец Джо по привычке потянулся к нагрудному карману за ингалятором.

– Конечно. – Меган смотрела на внушительный, похожий на баклажан череп генетика и необычный чуб. – Портрет Качински висит в больничном вестибюле.

– Принимайтесь за работу, – сказал охранник по-английски. – С минуты на минуту вернется босс. Не хотелось бы докладывать, что вы не замечаете пациента.

Меган и священник повернулись к здоровенному охраннику. Тот сидел верхом на деревянном стуле, сложив руки на спинке. Большой палец правой руки был забинтован.

Меган вспомнилось, как в Тикар-Норте она укусила кого-то из нападавших.

– Надеюсь, болит – и очень сильно.

– Послушай, стерва, займись доктором Качински. Ты жива благодаря ему, если до сих пор не дошло.

Голова по-прежнему кружилась. Меган не могла вспомнить, когда в последний раз ела или пила.

– Вы не скажете, что это за место?

– Нет. Еще вопросы есть?

Вопросов накопилось море, но отвечать на них охранник не собирался, и Меган вернулась к пациенту. Мускулистый латиноамериканец – она случайно услышала, как кто-то назвал его Кальдероном, – позволял иногда общаться с женщиной в белом халате, ранее ухаживавшей за Качински. Очевидно, она считалась похожей на врача больше всех.

Женщина объяснила, что генетик заболел неделю назад. Высокая температура, озноб, обильный пот, головные боли и ломота в спине. Качински сам поставил диагноз – малярия – и распорядился лечить его физраствором внутривенно и хлорохином, лекарством против малярии. На четвертые сутки показалось, что ему полегчало.

Однако два дня назад – на пятые сутки болезни – жестокая лихорадка вернулась, и генетик обнаружил новые симптомы: кашель с кровью, бред, желтуха и сыпь по телу.

Ему стало заметно хуже, и это спасло жизнь Меган – пусть и ненадолго.

– Позовите Кальдерона, – обратилась она к охраннику.

– Я не выполняю ваших приказов. И потом, где вы слышали это имя?

Меган пропустила вопрос мимо ушей.

– Если хотите, чтобы доктор Качински жил, позовите сюда босса.

Охранник поднялся со стула и что-то крикнул в коридор.

Дожидаясь Кальдерона, Меган обследовала пациента заново. На вид ему было лет шестьдесят пять, но желтизна кожи сильно старила. Он учащенно дышал – намного чаще, чем при лихорадке. В желтоватых глазах распухли кровеносные сосуды. Когда она ощупывала справа верхнюю четверть живота, Качински застонал: печень была воспалена.

Туловище и конечности усеивали крапинки. Петехия – точечное кровоизлияние. Начинали разрываться самые крохотные кровеносные сосуды – капилляры.

Немало тропических болезней подходили под симптомы и данные внешнего осмотра. Малярия, тропическая лихорадка денге, желтая лихорадка, брюшной тиф. Однако глаза пациента подсказывали Меган другую возможность.

Лептоспироз. Инфекция, которая передается при контакте человека с жидкими выделениями инфицированных животных. Однажды, во время практики, она уже видела пациента с такой болезнью – умеренный случай. Ей запомнился красочный рассказ Элмера Маккены, когда тот привел в пример осаду Каира Наполеоном в 1812 году. Вспышка лептоспироза нанесла тогда серьезный урон его войскам. Но запомнилось и другое. Болезнь надо лечить пенициллином.

Больной терял жидкость, но техник-лаборант уровень не восстанавливала. Меган решила увеличить интенсивность внутривенных вливаний. Расчетливый риск. При жесткой форме лептоспироза почки откажут, и пациент буквально захлебнется физраствором. С другой стороны, потеряв много жидкости, больной просто умрет от обезвоживания и сосудистого коллапса.

В сопровождении азиата в комнату вошел Кальдерон.

Прежде чем он что-то успел сказать, Меган вручила ему список:

– Здесь перечень лекарств и принадлежностей. Они мне понадобятся.

Изучая список, Кальдерон хмыкнул:

– С чего вы взяли, что я вам все это достану?

– Если Качински умрет, меня скорее всего убьют. Если выживет, какой с меня прок? Выходит, что так, что эдак, меня не оставят в живых. Поэтому делайте что хотите.

Кальдерон засмеялся:

– Ладно. Получите свои цацки.

Когда Фрэнки почистил ботинки, в комнату вошла стройная женщина с седыми волосами. Неторопливой походкой и короткой прической она напомнила Люку учительницу в третьем классе. Все остальное – белая блузка, длинная юбка до пят, деревянные четки с крестом – говорило о том, что перед ним монахиня.

Она обменялась с Фрэнки фразами по-испански, и мальчик покинул комнату.

Женщина повернулась к Люку.

– Сестра Марта Энн, – проговорила она то ли с британским, то ли с южноафриканским акцентом. – Фрэнки сказал, вы приехали из Соединенных Штатов.

– Да. – Он протянул руку. – Эд. Эд Швирс.

Женщина внимательно посмотрела на его левое плечо.

Люк наконец-то заметил расплывающееся красное пятно на свежей рубашке, которую успел надеть в такси, когда искал мальчишку.

– Наткнулся на что-то острое, – солгал он. Интересно, многие ли начинают разговор с монахинями с постоянного вранья?

– Вы приехали работать или отдохнуть? – спросила она.

– Ни то ни другое. Я пытаюсь найти без вести пропавшего коллегу.

– Да вы что?

– Молодая женщина, врач. Исчезла несколько дней назад вместе со священником.

– Отец Джозеф, – утвердительно сказала монахиня.

– Вы знакомы?

– Нет. Но я молюсь за него. И за вашу коллегу тоже.

– Вы работаете для… – Люк замялся, не сумев подобрать нужное слово.

– Мы с отцом Джозефом католики. Правда, никогда не встречались. Он миссионер общества Маринолл, а я состою в ордене Сестер милосердия.

– Что-нибудь знаете о том, как их похитили?

– Почти ничего. Вчера я разговаривала по телефону с наместницей ордена в Гватемале, которая когда-то работала вместе с отцом Джозефом в Пактумале. Она вкратце пересказала последние новости о похищении. – Монахиня пожала плечами. – Боюсь, что мне добавить нечего.

– Пактумаль – это город?

– Скорее, небольшое поселение. Когда отец Джо не путешествует по деревням майя, он живет там с еще одним священником, отцом Томасом. Это их церковный приход.

– А где находится Пактумаль? – Люк почувствовал, что первоначальный план поехать в Санта-Лючину меняется на ходу.

– К юго-востоку отсюда, но я там никогда не была. Можно сказать, ваша коллега потерялась на краю цивилизации. Эта территория даже не отмечена на картах. – Монахиня с сомнением посмотрела на Люка. – Вы здесь сами по себе?

– Да.

– Пактумаль расположен почти на границе с Белизом, на довольно приличном расстоянии от главной автострады. Но если готовы заплатить, мы найдем водителя автобуса, который согласится вас довезти. Сможете уехать завтра утром.

– А должен сегодня вечером.

– В это время найти автобус не так-то просто. К тому же путешествовать ночью небезопасно. За автобусами, особенно с туристами, охотятся бандиты. Только за последний месяц здесь убили шестерых. – Монахиня поцеловала распятие.

– Я уезжаю немедленно.

Она посмотрела на настенные часы.

– Ну что ж, очень хорошо. На автобусную станцию пойдете вместе с Фрэнки. Он поможет найти водителя. Смышленый малый.

– Заметно. – Люк полез в карман и достал бумажник и паспорт Ари. – Это вещи моего приятеля. Окажите любезность, передайте ему, пожалуйста. – Он написал на бумажке название мотеля.

Женщина, покусывая уголок губ, задумчиво разглядывала Люка.

Он решил сменить тему:

– Скажите, мать Фрэнки – ей ведь недолго жить осталось?

Монахиня бросила взгляд на кровать.

– Нет, недолго.

– У вас есть для нее какие-то лекарства?

– Есть, но очень мало. Мы рассчитываем на пожертвования. Что-то вроде излишков медикаментов у фармацевтических компаний. Но их вечно не хватает.

Люк повернулся и снова посмотрел на мать мальчика.

– Сколько лет Фрэнки?

– Девять. А выглядит на все двадцать.

Люк кивнул.

– И что с ним будет, когда она умрет?

– Наверное, останется здесь. Если, конечно, захочет. – Казалось, вопрос ее слегка удивил. – Нас ведь только трое, не считая Фрэнки. В поденной работе он незаменим. Шельмец еще тот, но очень любит мать. Боюсь, намного сильнее, чем она своего сына.

За спиной вдруг раздался голос:

– Perdoneme, hermana.[10]10
  Просим прощения, сестра (исп.).


[Закрыть]

Люк обернулся.

На пороге, глядя на него в упор, стояли полицейские в форме.