Текст книги "Дейр"
Автор книги: Филип Хосе Фармер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 53 страниц)
Она высока и стройна, у нее узкие, словно у Лемура, бедра и тонкие ноги, но крупная и высокая грудь. Ее волосы черные, как и ее зрачки во всю радужку, длинные пряди разделены посередине ниточкой пробора, прижаты лаком к красивой формы голове, а дальше заплетены в две длинные тугие косы. Они обвивают ее лицо, словно ремешок шлема, схваченные под горлом золотистой брошью, исполненной в виде ноты. Ниже броши косы вновь разделяются, охватывая петлями груди. Снизу их соединяет другая брошь, затем они расходятся, пересекая торс, за спиной, где их снова скалывает брошь, и вновь появляются на животе, где, сжатые последней золотой нотой, спадают двумя распущенными водопадами на юбку-колокол.
Лоб и щеки ее разрисованы блестяще-зелеными, голубыми и золотистыми трилистниками. Грудь ее поддерживает желтый лиф с искусно вышитыми на нем розовыми сосками. Ярко-зеленый полукорсет с черными розетками стягивает осиную талию. Поверх корсета натянута сетка из мерцающих розовых жилок. За спиной сетка переходит в длинный птичий хвост из искусственных желтых и малиновых перьев с остьями из розовых жилок.
Длинная прозрачная юбка спадает жемчужинами волнами до кончиков ярко-зеленых туфель на высоких сверкающих каблучках, и ничего не скрывает белые бедра, продольно разделенные желто-зелеными полосатыми резинками пояса, и ровный темный треугольник в устье ног, стянутых чуть ниже черными сетчатыми чулками с нотным ключом, составляющим рисунок сетки.
Бенедиктина одета для выступления на Народном фестивале; и единственное, чего в ее наряде не хватает, – это шляпы, в которой она будет стоять на сцене. По ее взгляду, брошенному на Чиба, было видно, что он, помимо всего прочего, хочет еще и воспрепятствовать ей выступить, помешать ее блестящей карьере.
С ней пришли пять девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати одного года, все они пьют для бодрости.
– Мы не можем поговорить наедине? – спрашивает Бенедиктину Чиб.
– Зачем? – ее голос, прекрасное контральто, дрожит.
– Ты позвала меня сюда только затем, чтобы устроить публичную сцену?
– Господи, а какой же еще сцены ты заслуживаешь? – пронзительно вопит она. – Посмотрите на него! Он хочет поговорить со мной наедине!
До него только теперь доходит, что она боится остаться с ним наедине. Больше, чем этого, она боится остаться одна. Теперь ему ясно, почему она настаивала, чтобы дверь в спальню всегда оставалась открытой, а Бэлла – ее подруга детства – располагалась так, чтобы услышать, когда ее, в случае чего, позовут. И она слышала все звуки, раздававшиеся из спальни.
– Ты говорил, что только пальчиком потрогаешь! – кричит она и показывает на свой еле заметно округлившийся живот. – А у меня теперь будет ребенок! Ты подлый развратник! Ублюдок!
– Ну, это уж совсем неправда, – говорит Чиб. – Ты же сама говорила, что все будет отлично, что ты безумно любишь меня…
– Любила! Любила! – вопит она. – Откуда мне знать, что я там говорила, если ты каждый раз приводил меня в такое возбуждение! Так или иначе, но я не говорила этого никогда! А что ты потом делал? Чтоты со мной делал!!! Боже, я после этого несколько дней еле ходила! И так каждый раз, ублюдок ты вонючий!
Чиб покрывается холодным потом. Кроме пасторали Бетховена, струящейся из мелофона, в таверне не было ни звука. Его друзья широко ухмыляются. Мадам Трисмегиста, дыша смесью пива и лука, лихорадочно перекладывает карты – выискивает трефовую даму и бубнового валета. Подруги Бенедиктины глядят на свои длинные фосфоресцирующие ногти или глазеют на него, раскрыв рот.
– Я не могла пить эти таблетки. Они меня убивают – ухудшается зрение! Ты прекрасно знаешь это! И я не могу остановить это механическим путем! А ты! Ты постоянно лгал мне, что принимал свои таблетки! Негодяй!
Чиб понимает, что она врет, но сейчас нет смысла искать какую-то логику. Она выходит из себя, потому что беременна и не хочет связываться с хлопотным абортом в такое неподходящее время. Она жаждет мести.
Чиб недоумевает как же она могла забеременеть после той ночи? Ни одна женщина, как бы она ни исхитрялась, не смогла бы этого сделать. Ее, должно быть, обрюхатили до этого или после. Хотя она кланется, что это было в ту самую ночь, когда был он.
Рыцарь жгучего пестика,или
пена, пена, куда ни глянь
– Нет, нет! – кричит Бенедиктина.
– Почему – нет? – удивляется Чиб. – Я люблю тебя, я на тебе женюсь…
Бенедиктина издает вопль, и ее подруга Бэлла кричит из холла.
– Что такое? Что случилось?
Бенедиктина не отвечает. Взбешенная, трясущаяся, словно в приступе лихорадки, она скатывается с постели, больно толкнув Чиба в бок, бежит к маленькому яйцу в ванной. Чиб бежит следом за ней.
– Я надеюсь, ты не собираешься этоделать? – кричит он.
Бенедиктина стонет.
– Ты трусливый сучий подонок!
В ванной она тянет на себя секцию стены, которая становится полкой. На ней, прилипшие к намагниченной поверхности, стоят всевозможные баллончики и пузырьки. Бенедиктина хватает высокий тонкий баллон “сперматацида”, садится на корточки и глубоко засовывает его внутрь влагалища. Затем она нажимает кнопку на донышке – раздается приглушенное шипение, вырвавшись на юлю, пена течет по ее ногам на пол.
Чиб, окаменев, смотрит на это и спустя мгновение издает вопль отчаяния.
Бенедиктина яростно кричит.
– Не приближайся ко мне! Раздолбай!
Из-за двери спальни раздается робкий голос Бэллы:
– С тобой плохо, Бенни?
– Сейчас ей будет очень хорошо! – кричит Чиб.
Он бросается к полке и хватает баллончик с суперклеем. Клей этот используется Бенедиктиной для приклеивания к бритой голове париков и шиньонов, и то, что он склеивает, пристает намертво, пока не размягчается специальным растворителем.
Чиб хватает Бенедиктину за ноги и опрокидывает навзничь. Она кричит от ужаса, Бэлла вторит ей в унисон. Сломив ее сопротивление, Чиб направляет распылитель на торчащий у нее между ног баллончик.
– Что ты делаешь? – вопит она.
Он до упора нажимает кнопку и поливает ее промежность сильной струей клея. Она вырывается, но он с силой прижимает ее руки к бокам, чтобы она не смогла затолкнуть внутрь или вытащить баллончик. Чиб молча выпускает на нее остатки клея и ждет еще немного, чтобы клей полностью застыл. Потом он отпускает ее и поднимается.
Пена бьет из под клеевой пленки и растекается по комнате, так как кнопка на донышке “сперматоцида” утоплена в корпусе баллона и зафиксирована там клеем. Жидкость, находящаяся внутри баллона под большим давлением, попадая на воздух, пенясь, многократно увеличивается в объеме.
Чиб хватает с полки баллон с растворителем и сжимает его в руках. Теперь она до него не доберется. Бенедиктина с визгом вскакивает на ноги и бросается к нему. Чиб, хохоча, словно гиена, надышавшаяся веселящего газа, перехватывает ее занесенный кулак и отталкивает скользкое от пены тело в сторону. Бенедиктина, подскользнувшись, падает в “сперматоцид”, доходящий им уже до лодыжек, и выезжает на спине из спальни, звякая об пол своим баллончиком.
Она поднимается на ноги и только теперь сознает все содеянное Чибом. Раздается ее отчаянный вскрик, и она пытается исправить непоправимое. Она изворачивается, стараясь вытащить проклятый баллончик, и вскрикивает при каждом неловком движении, причиняющем ей боль. Видя, что все напрасно, она, всхлипнув, поворачивается и, широко расставив ноги, неуклюже бежит прочь. В дверях она сталкивается с Бэллой, и они вместе летят на пол, разбрызгивая в стороны пену. Пытаясь встать, они оскальзываются и падают опять. Эта пара сейчас напоминает двух Афродит, восстающих из кипени волн Средиземного моря.
Бенедиктина раздраженно отталкивает вцепившуюся в нее Бэллу, оставляя при этом толику совей нежной кожи на ее длинных ногтях. Бэлла вкатывается обратно в комнату на спине и скользит в сторону Чиба. С трудом встав на ноги, она выглядит точно новичок, впервые попавший на лед и изо всех сил старающийся сохранить равновесие. Однако это ей не удается, и она с воплем летит на пол, высоко задрав ноги.
Чиб, осторожно переставляя ноги, подходит к кровати собрать одежду и решает одеть ее в более сухом и безопасном месте. Он выходит в круглый холл как раз в тот момент, когда Бенедиктина, наподобие гигантской белой гусеницы, барахтается в луже пены, пытаясь подняться на ноги. Ее родители – два бегемота среднего возраста, все еще сидят перед экраном стерео, в руках у них жестянки с пивом, глаза-бельма вылуплены, слюнявые рты раскрыты, их жирные уши заметно дрожат от возбуждения.
Чиб, не говоря им ни слова, проходит через холл. Но, взглянув на экран, он обнаруживает, что тот переключен с внешнего приема на внутренний, а точнее – на комнату Бенедиктины. Мать и отец наблюдали все это время за ними, и их возбужденное состояние свидетельствует о том, что такого сильного впечатления они еще не получали ни от одного из стереоспектаклей для взрослых.
– Ах вы образины! Подглядывали?
Тут они наконец оторвались от экрана и увидели приближающуюся к ним Бенедиктику – спотыкающуюся, уже осипшую от крика, молча тычащую пальцем то на Чиба, то на мертво приросший к ней баллончик. Из-под нее, как из сопла ракеты, непрерывно выходит струя пены, покрывая ее и обалдевших от всего происходящего маму и папу. Видя это и услышав ругань Чиба, оба родителя, словно два Левиафана, поднимаются из морских глубин, начинают подниматься со своих кресел. Бенедиктина же устремляется к Чибу: ее руки угрожающе вытянуты вперед, скрюченные пальцы с длинными ногтями шевелятся, лицо словно у Медузы Горгоны.
Чиб, оттолкнувшись от стены, скользит прочь от них, беспомощно крутясь при этом маневре вокруг своей оси. С трудом ему удается удержать равновесие. Зато папа и мама, ухватившиеся друг за друга, подскользнувшись, обрушиваются на пол. Дом сотрясается от грохота. С ненавистью глядя на Чиба, они бешено ревут, как моржи, выползшие на сушу. Извиваясь телами, они пытаются дотянуться до Чиба, скользя в его сторону. Мама уже визжит, лицо ее, несмотря на весь жир, – лицо Бенедиктины. Все трое постепенно окружают Чиба. Он, отпрянув, падает и на спине вылетает из холла.
Папа же и мама сближаются тем временем пересекающимися курсами. “Титаник” повстречал свой айсберг и вот-вот произойдет столкновение. Лежа на животе, они скользят вдвоем к Бенедиктине.
Понимая, что они могут ее по инерции расплющить о стенку, она, как рыба из воды, выскакивает из пены, когда они проходят под ней.
Теперь очевидно, что заверения правительства о том, что баллончик рассчитан на сорок тысяч доз, смертельных для сперматозоидов (или для использования после сорока тысяч совокуплений), – истинная правда. Весь дом внутри покрыт пеной, а струя еще не иссякла.
Бэлла теперь лежит на спине в углу спальни. Только голова ее торчит наружу – словно она принимает пенную ванну.
Чиб медленно встает и оглядывается вокруг. Его колени напряженно согнуты, он готов к прыжку в случае опасности, хотя изо всех сил надеется, что ему не придется делать резких движений здесь, где опора буквально ускользает из-под ног.
– Стой, сукин сын! – ревет папа. – Я уничтожу тебя! Как ты смел поступить так с моей дочерью?
Чиб смотрит, как он неуклюже переворачивается и пытается встать на ноги, ревя, словно в него попал гарпун. Мама уже прекратила бесполезные усилия. Бенедиктина же совсем куда-то пропала – ее не видно и не слышно.
Видя, что путь его теперь свободен, Чиб, как на лыжах, скользит по холлу и оказывается на сухом месте около двери. С одеждой в одной руке и с флаконом растворителя в другой он шагает к выходу.
В этот момент его окликают по имени. Чиб оборачивается и видит, что со стороны кухни к нему скользит Бенедиктина. В руке у нее высокий стакан. Он недоумевает – зачем он ей? Не собирается же она гостеприимно предложить ему “посошок на дорожку”?
Она с разгону вылетает ему под ноги и с воплем врезается в стенку. Тем не менее она выплескивает содержимое стакана точно в цель.
Чиб громко кричит, почувствовав кипяток. Боль была такая, словно его кастрировали без наркоза.
Бенедиктина хохочет, лежа на полу. Чиб после серии прыжков и воплей с зажатыми между ног руками – флакон и одежда упали, ему было не до них – все-таки с трудом берет “себя в руки”. С перекошенным от ярости лицом он хватает Бенедиктину за правую руку и выволакивает ее на улицу Беверли-Хиллз. В эту ночь на улице мало людей, но все прохожие сразу устремляются за этой странной парой. Чиб не останавливается, пока не достигает озера, где он, таща за собой Бенедиктину, бросается в воду, чтобы остудить нестерпимый ожог.
В толпе было много разговоров после того, как они выползли из воды и потащились домой. Люди долго еще переговаривались и смеялись и после того, как служители департамента чистоты убрали все пену с поверхности озера и прилегающих улиц.
– Мне было так больно, что я целый месяц еле ходила! – кричит Бенедиктина.
– Ты сама хотела, чтобы это произошло, – говорит Чиб, – ты не должна жаловаться, потому что не раз говорила, что хочешь от меня ребенка.
– Я, должно быть, просто не помнила себя… – говорит Бенедиктина. – Нет! Я никогда не говорила ничего подобного! Ты меня заставил! Ты меня обманул!
– Я никогда никого не заставляю, – говорит Чиб. – И ты это прекрасно знаешь. Просто в тебе взыграла дурная кровь. Ты свободна в своих поступках и пошла на близость без малейшего принуждения. У нас свобода воли!
Омар Руник, поэт, поднимается со своего стула Это высокий худощавый юноша с бронзово-красным лицом, орлиным носом и очень широкими красными губами. Его длинные курчавые волосы подстрижены в форме корпуса “Пекода”, этого сказочного корабля, который нес сумасшедшего капитана Ахава во главе его безумного экипажа в погоню за Белым Китом. Можно было ясно различить на голове поэта искусно сплетенные из волос бушприт, мачты, реи и даже шлюпки, висящие на шлюпбалках.
Омар Руник хлопает в ладоши и кричит:
– Браво, философ! Именно это свобода воли! Воли свободного выбора между Вечной Истиной, смертью и проклятием! Я пью за свободу воли! Тост, джентльмены! За нашего предводителя!
И начинается.
Поглощение молочка.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
………………………………………
из-под бешеной коровки
Мадам Трисмегиста говорит:
– Послушай свою судьбу, Чиб! Посмотри, что говорят звезды через посредство карт!
Он присаживается за ее столик, его друзья толпятся вокруг.
– О’кей, мадам. Что я должен делать?
Она перетасовывает карты и достает верхнюю.
– Иисус! Туз пик…
– Тебя ожидает дальняя дорога.
– Египет! – выкрикивает Руссо Красный Ястреб. – Ох, нет, ты ведь не хочешь туда, Чиб! Идем со мной туда, где ревут бизоны и…
На стол ложится новая карта.
– Ты скоро встретишь красивую смуглую женщину, – продолжает Трисмегиста.
– Чертову арабку? Ох, нет, Чиб, скажи, что это не так!
– Ты удостоишься великой чести.
– Чиб получит дотацию!
– Если я получу дотацию, я не поеду в Египет! – возражает Чиб. – Мадам Трисмегиста, при всем моем уважении вы передергиваете.
– Не задирайтесь, молодой человек. Я не компьютер. Я лишь воспринимаю спектр вибраций души.
Хлоп.
– Тебе угрожает физическая и моральная опасность.
Чиб говорит:
– Ну, это грозит мне чуть ли не каждый день.
Хлоп.
– Близкий тебе человек должен умереть.
Чиб бледнеет, берет себя в руки и говорит:
– Трус умирает в тысячу раз…
– Ты вернешься в прошлое, совершив путешествие во времени.
– Ого! – восклицает Красный Ястреб. – Тут вы уже переборщили, мадам. Осторожнее! Вы получите грыжу души, если будете таскать эктоплазму в таких количествах!
– Смейся сколько хочешь, тупица, – говорит гадалка – Мир множественен. Карты не врут, когда дело с ними имею я.
– Гамбринус! – кричит Чиб. – Еще пива мадам.
Молодой Редис в полном составе возвращается за свой столик – диск, парящий без опоры в антигравитационном поле. Бенедиктина угрюмо смотрит на них и возвращается к своим подругам. За соседним столиком сидит Пинкертон Легран, правительственный агент. Он повернулся так, что камера стерео, засунутая под пуловер, направлена прямо на Редисов. Агент знает, что им это известно, о чем и докладывает своему начальству. Завидя входящего в зал Эксипитера, он хмурится. Легран не любит, когда агенты других департаментов толкутся возле него и в то время, как он занят работой. Эксипитер. Эксипитер даже не глядит на Леграна. Он заказывает стакан чаю и собирается бросить туда таблетку, которая, реагируя с танином, превращает чай в П.
Руссо Красный Ястреб подмигивает Чибу и говорит:
– Ты действительно думаешь, что можно парализовать весь Лос-Анджелес одной-единственной бомбой?
– Тремя бомбами, – говорит Чиб громко, чтобы Легран полностью зафиксировал его слова. – Одну – для центра управления государственными заводами, вторую – для центрального купола и третью – для пучка больших труб, подающих воду в резервуар на двадцатом уровне.
Пинкертон Легран бледнеет. Он давится, расплескивает из стакана свое виски и заказывает еще, хотя принял уже достаточно. Дрожащей рукой он нажимает клавишу камеры, чтобы передать это сообщение вне всякой очередности. В штабе в этот момент мигают сигнальные огни на пульте, раздаются прерывистые звуки гонга, шеф просыпается так внезапно, что падает со стула.
Эксипитер тоже все это прекрасно слышит, но сидит собранный, мрачный и сосредоточенный, словно скульптура любимого сокола фараона. Одержимый единственной страстью, он не обращает особого внимания на то, что юнцы собираются затопить Лос-Анджелес, даже если бы это они хотели сделать на самом деле. Он напал на верный след старого Виннегана и собирался использовать Чиба в качестве ключа к нему. Одна мышка, уверен он, побежит к ножке другой.
– Когда, ты думаешь, мы сможем начать действовать? – спрашивает Хьюга Уэллс-Эрб Хайнстербери, писательница-фантастка.
– Недельки через три, – говорит Чиб.
Шеф бюро яростно проклинает Леграна, нарушившего его покой. Тысячи юношей и девушек выпускают пар разговорами о диверсиях, убийствах и восстаниях. Он не понимает, почему эти молодые подонки так любят говорить о подобных вещах, начиная с того времени, когда они становятся вольны делать все, что им заблагорассудится. Если бы у него были развязаны руки, он бросил бы этих бунтарей в тюрьму, предварительно слегка бы их потоптав.
– После этого мы должны будем уйти в Большой Мир, – говорит Красный Ястреб. Глаза его блестят. – Я говорю вам, ребята, что жить в лесу свободным человеком – это вещь! Ведь вы же все – гениальные личности, не то что эти безликие типчики.
Красный Ястреб верит во все эти разговоры о разрушении Лос-Анджелеса Он счастлив, потому что – хотя он и не признается в этом – на лоне матери-природы он тосковал по интеллектуальной компании. Другие дикари могут услышать оленя за сотню ярдов, узнать о приближении гремучих змей, но они глухи к мощной поступи Философии, ржанию Ницше, грохотанию Рассела, трубному реву Гегеля.
– Неграмотные свиньи! – говорит он громко.
– Что?
– Ничего. Послушайте, ребята, вы должны знать, как это великолепно. Вы были в КВСПМ…
– Да. Я был в группе 4-Ф, – говорит Омар Руник. – И подхватил сенную лихорадку.
– А я тогда работал над вторым дипломом магистра искусств, – говорит Гиббон Тапит.
– Я тоже был в отряде КВСПМ, – говорит Сибелиус Амадей Иегудил. – Мы выбирались наружу только тогда, когда играли в палаточный лагерь, но это было не так уж часто.
– Чиб, ты же был в корпусе. Ведь тебе там не понравилось, да?
Чиб кивает головой и говорит:
– Но… быть неоамериндом – значит тратить все свое свободное время на то, чтобы выжить. Когда я буду рисовать? И кто будет смотреть мои картины, если я даже выкрою для них время? Так или иначе, для женщины и ребенка это тоже не жизнь.
Красный Ястреб выглядит удивленным. Он заказывает виски с П.
Пинкертон Легран не собирается выключать камеру, хотя мочевой пузырь у него вот-вот лопнет. Однако через некоторое время он не выдерживает и отправляется в комнату, которую обычно не минует ни один посетитель. Красный Ястреб, пребывающий в отвратительном настроении из-за грубого усекновения его светлой мечты, незаметно вытягивает ногу. Торопящийся Легран чуть не падает, перескочив через преграду, но вытянутой ноги Бенедиктины ему уже не преодолеть. Агент летит носом вниз. Теперь у него больше нет причин идти в туалет, разве что умыться.
Все присутствующие, кроме Леграна и Эксипитера, смеются. Легран в ярости вскакивает. Но Бенедиктина, игнорируя его, встает и подходит к Чибу. Ее подруги идут следом. Чиб замирает. Она говорит, покачиваясь:
– Ну что, подлый совратитель? Говорил, что только пальчиком потрогаешь?
– Ты повторяешься, Бенни, – говорит Чиб. – Сейчас важно вот что: как будет с ребенком?
– А почему это тебя заботит? – усмехается Бенедиктина. – С чего это ты так уверен, что он твой?
– Было бы лучше, если бы он был мой, – говорит Чиб. – Но даже в обратном случае ребенок имеет право голоса. Он должен жить, даже если матерью будешь ты.
– В этом отвратительном мире? – вскрикивает она. – Я сделаю для малыша доброе дело, если лягу в больницу и избавлюсь от него. Из-за тебя я упускаю такой случай на Народном Фестивале, там будут представители фирм звукозаписи со всего света, а я не смогу спеть для них!
– Врешь ты все, – устало говорит Чиб. – Ты уже оделась для выступления.
Бенедиктина густо краснеет, глаза ее сверкают.
– Это ты мне все испортил! – вопит она. – Эй, слушайте все! Этот великий сраный художник, эта шишка на ровном месте, божественный Чиб, не способен к нормальной эрекции, пока не уляжется в постель!!
Друзья Чиба недоуменно переглядываются. О чем орет эта дуреха? Что тут необыкновенного?
Из дедушкиных “Отдельных высказываний”:
“Некоторые из черт религии Любви Любить, вызывающей отвращение или поношение в XXI веке, стали в наше благословенное время обычным делом. Любовь, любовь, любовь… Физическая и духовная! Недостаточно просто целовать и обнимать своих детей. А вот простое упоминание при ребенке о гениталиях способно привести к любопытным условным рефлексам. Я мог бы написать об этом специальную книгу и, пожалуй, напишу”.
Легран выходит из уборной в тот момент, когда Бенедиктина дает Чибу пощечину. Чиб любезно возвращает ей ее. Гамбринус выскакивает из-за стойки и устремляется вперед с криком:
– Пойсон! Пойсон!
Он сталкивается с Леграном, который врезается в Бэллу, за что с визгом получает пощечину, которую незамедлительно ей возвращает. Бенедиктина выплескивает стакан П в лицо Чибу. Тот яростно вскрикивает и делает выпад. Бенедиктина пригибается, и кулак врезается в ее подругу.
Красный Ястреб прыгает на стол и кричит:
– Я дикий зверь, я аллигатор, я…
Стол не выдерживает такой тяжести, наклоняется и сбрасывает его в толпу девушек. На полу образуется куча из тел. Его кусают, царапают, а Бенедиктина яростно вонзает ему ногти в мошонку. Он вопит от боли и ударом ноги яростно отшвыривает девку в угол. Легран, прокладывающий сквозь толпу путь к выходу, летит на пол, сбитый чьим-то ударом ног, теряя несколько передних зубов, налетев на твердое колено Чиба. Выплевывая кровь и зубы, он вскакивает на ноги и ударом в живот валит ближайшую участницу фестиваля.
Гамбринус палит из ружья, выбрасывающего тонкий лучик ярчайшего света Он ослепляет возбужденных посетителей таверны и таким образом приводит их в чувство. Луч висит в воздухе и сияет, словно.
.
.
…………….
