Текст книги "Беспощадный охотник (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

34

Оливия

Я смотрю на свои дрожащие руки и прижимаю голову к стене.

Я уже несколько часов сижу на полу в спальне.

Весь день я тряслась, представляя себе, как произойдет моя смерть.

Я не разговаривала с Эйденом со вчерашнего дня.

Вчера вечером после разговора с Максимом он не лег спать.

Сначала я думала, что лучше его не видеть. Потом я поняла, что не видеть его тоже нехорошо.

Я задавалась вопросом, может быть, он дистанцировался по какой-то причине. Например, так было бы легче убить меня. Может быть, он один из тех преступников, которым нужно это делать. Это как когда вы даете животному имя и обращаетесь с ним как с домашним животным, вы придаете ему значение. Когда оно больше не имеет значения, легче ничего не чувствовать, когда вы заканчиваете его жизнь.

Возможно, именно так он обо мне и думает.

На улице идет сильный дождь, небо освещают гром и молнии.

Это была бы драматичная ночь, чтобы умереть, но очень подходящая. Мама сказала мне, что я родилась в шторм.

Но в отличие от Эрика, папа был там. Он принял мои роды, потому что они не успели вовремя в больницу. Это был, наверное, единственный момент настоящей ценности, который я получила от отца, который никогда мне не принадлежал.

Теперь я пойду туда, где он находится.

Интересно, убьет ли меня Эйден сам или поручит это сделать кому-то другому.

Максиму, возможно, так как это была его идея.

Я чуть не подпрыгиваю, когда дверь открывается и мой взгляд падает на Эйдена.

Я поднимаюсь на ноги, потому что не хочу умереть на полу.

Его взгляд наполнен такой нежностью, какой я никогда раньше не замечала. Это заставляет меня почувствовать внутренний конфликт, будто что-то внутри меня сопротивляется, но в то же время тянется к нему.

Этот глупый конфликт в моей душе снова и снова донимает меня с тех пор, как я встретила его.

Часть меня хочет бежать к нему за безопасностью, которую я чувствую, когда он обнимает меня. Но я не в безопасности с ним, и нет никого, кто защитил бы меня от Эйдена Романова.

Он привычным образом осматривает мое тело, сначала лицо, затем грудь и далее все остальное.

Даже сейчас, находясь в состоянии страха и смятения разума, внутри меня пульсирует необузданное возбуждение, и вот тогда я слышу голос, который снова приказывает мне бежать.

Беги от этого человека, который заставил меня чувствовать то, что я не знала, что могу чувствовать. Беги от этого человека, который видел, что мне что-то нужно. Он бы увидел, что мне нужно, чтобы меня спасли.

Меня нужно было спасти.

Чем жарче его взгляд, тем громче я слышу голос, кричащий на меня.

Мне нужно уйти отсюда.

Не только для того, чтобы спасти себя, но и для того, чтобы спасти свое сердце.

Я не должна чувствовать себя так из-за человека, которого только что встретила. Не из-за такого человека, как он.

Он подходит ко мне, и я инстинктивно отшатываюсь, когда он протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки.

Я не могу притворяться, что я в порядке или вести себя так, будто я в порядке. Даже если бы я могла, он видит, что я не в порядке.

– Что с тобой? Ты ела?

Мое сердцебиение ускоряется, и все, о чем я могу думать, когда он спрашивает меня об этом, это то, что я для него как чертова игрушка. Не более, чем кукла для секса. Вещь.

– Да, спасибо.

– Хорошо. Раздевайся и прими душ со мной, – говорит он.

Я на мгновение задумалась, что мне делать. Принятие с ним душа приведет только к сексу.

Я не могу этого сделать, зная, что он планирует со мной сделать.

– Нет, – вырывается у меня, и мой ответ явно застает его врасплох.

– Нет? – его брови взлетают вверх.

– Я не пойду с тобой в душ, Эйден. – Я поднимаю подбородок, стараясь выглядеть увереннее. – Я хочу уйти отсюда. Я должна уйти. Пожалуйста, отпусти меня.

Это моя последняя попытка.

Он стискивает зубы. – Я уже сказал, что не отпущу тебя.

– Если ты оставишь меня здесь, ты станешь таким же монстром, как Джуд.

– А что, если я уже такой? Похоже, ты действительно решила, что я хороший человек.

– Нет, и если ты такой же, как он, то заслуживаешь всего, что с тобой происходит. – Мой взгляд не дрогнул, встретившись с его.

Ни он, ни я не отводим глаз.

– И что теперь?

– Ты лицемер. – Не знаю, откуда берется эта смелость, но слова вырываются сами.

По вспышке гнева в его глазах я понимаю, что задела его за живое.

– Какого черта ты называешь меня лицемером? – он кипит от злости.

– Ты ищешь своего сына, но не можешь понять, что я делаю то же самое ради своего брата. Тебе все равно, что, оставляя меня здесь, ты ставишь под угрозу жизнь моей матери. Ты бы никогда не позволил, чтобы твоего сына подвергли опасности.

– Не смей говорить о моем сыне! – он рычит, резко вставая и хватая меня за руку. – И не думай, что я хоть на секунду потерял бдительность.

Его пальцы впиваются в мою кожу, и я вздрагиваю.

– Отпусти меня.

Он притягивает меня ближе, а свободной рукой я упираюсь ему в грудь, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Какого хрена. Ты никуда не пойдешь. Я посажу тебя в клетку, если придется, и ты больше никогда не увидишь дневного света.

Этого достаточно.

Эти слова заставили меня сосредоточиться, и я с полной ясностью вспомнила, каково это – жить в клетке и никогда не видеть солнца.

В эту долю секунды, когда меня охватывает дикий страх, мой инстинкт драки или бегства берет верх, и я замечаю две вещи. Первое – дверь открыта.

Следующая – настольная лампа прямо рядом с нами.

У меня только один шанс, а может и того нет. Может, я только ускорю свою смерть, если буду следовать тому, что мне говорит мой разум.

Как раз в тот момент, когда он собирается притянуть меня ближе, я хватаю лампу и с силой бью его ею прямо по голове.

Я была настолько шокирована, что ударила его, что мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что я сделала, и я смогла это разобрать.

Я могла бы сбежать.

Когда он рычит, как зверь, и сгибается пополам, я хватаю ручку со стола, которой мне нужно открыть замок на воротах, и бегу.

Я бегу прямо через дверь, словно молния прикреплена к подошвам моих ног.

Я бегу вниз по лестнице так быстро, как только могу, радуясь, что рядом нет охранников, которые могли бы меня остановить.

Я добираюсь до двери террасы, которая раздвигается, и устремляюсь в сильный земной дождь, из-за которого я тут же намокаю. Когда мои босые ноги касаются каменной поверхности, я оглядываюсь в поисках охранников, которые всегда патрулируют эту территорию. Я никогда раньше не была здесь ночью.

Убедившись, что вокруг никого нет, я выбегаю под дождь и продолжаю преследование к маленьким воротам.

Когда я подхожу к воротам, я слышу, как приближается Эйден.

Он не сильно отстает, но я не могу позволить этому остановить меня. Мне просто нужно подталкивать со всей своей мощью, умом и силой, чтобы продолжать идти.

Я даже не знаю, что буду делать, когда пройду через ворота, но я прыгну в море и поплыву с этим чертовым кракеном, если мне придется вырваться на свободу.

С этой мыслью я вставляю ручку в замок, как Эрик мне показал. Внутри есть устройство, которое всегда вырвется из замка, если засунуть туда что-нибудь, что может пролезть.

Мой брат никогда не ошибается, поэтому, когда замок открывается, я готова идти.

В ту минуту, когда я прикасаюсь к воротам, я слышу, как срабатывает сигнализация, но это меня не останавливает.

Я открываю ворота как раз в тот момент, когда Эйден выходит наружу.

Он зовет меня обратно, но я не останавливаюсь. Я продолжаю идти и бегу через ворота на тропинку.

Но я иду слишком быстро для скользкого склона, и с того места, где я находилась раньше, я не могу видеть опасность, которая таилась за воротами.

Я так и не увидела края обрыва и только сейчас успела заметить, что он именно там, прежде чем потеряла равновесие и соскользнула прямо с края.

35

Оливия

Я кричу, падая с края обрыва и представляя, каково это – упасть и разбиться насмерть.

Мое непреодолимое желание выжить вырывается наружу, и я хватаюсь за толстый корень, торчащий из края скалы.

Я совершаю ошибку, глядя вниз, и снова кричу, когда вижу то, что находится подо мной.

Высота падения должна быть более ста футов. Волны разбиваются о скалы в бурном море, борясь с дождем за власть.

Я совершаю еще одну ошибку, когда резко бросаю взгляд обратно туда, откуда упала. От этого движения моя рука скользит вниз по щетинистому корню, и я понимаю, что это меня не спасет.

Он недостаточно сильный.

Все уходит, когда эта мысль поражает меня, словно подтверждая мои страхи, и я слышу, как смерть зовет меня, и я снова скатываюсь вниз, не имея никакой опоры.

Я вижу свою гибель, быстро мелькающую перед моими глазами, и жду, когда упаду в морские глубины и умру.

Но я не падаю.

Меня останавливает большая рука, схватившая меня за запястье.

В треске молнии и раскате грома, который звучит в точности как он, появляется лицо Эйдена, когда он крепче сжимает меня в объятиях.

– Держись за меня, – кричит он, и я держусь изо всех сил.

С еще одним диким ревом он одним сильным движением поднимает меня, я хватаюсь за него, и мы падаем назад на тропу.

Мы оба тяжело дышим, и страх все еще пронзает меня. Он прижимает меня к себе, но затем отстраняется, и в полоске лунного света я вижу, как кровь стекает по его лицу.

Его люди с оружием врываются в ворота, и Эйден поднимает руку.

– У меня все под контролем, уходите, – рявкает он, и мужчины отступают.

Он скалит зубы, и мой страх усиливается.

Я ударила его и попыталась убежать.

Что, черт возьми, он теперь со мной сделает?

Разъяренный взгляд, который он мне бросает, заставляет меня задуматься, не лучше ли было бы умереть. Но я так сильно плачу, что не могу ясно мыслить.

Он встает, поднимает меня и ведет обратно через ворота, но мы проходим через изгородь и попадаем в нишу, встроенную в стену.

Одним ловким движением он прижимает меня к стене и бьет кулаком в пространство надо мной.

Я вздрагиваю, потому что привыкла к Джуду и его жестокости. Этот кулак прилетел бы мне в лицо, если бы я выкинула такой трюк, как с Эйденом, и он бы спас меня только из-за компании.

Эйден закрывает меня пропастью своих широких мощных плеч и хватает мое лицо.

– Какого черта ты пытаешься сделать, убить себя? – кричит он.

Я моргаю от слёз и дождя. – Ты не убьёшь меня?

Он смотрит на меня пронзительными глазами, которые теперь кажутся серебряными в лунном свете.

– Ты думаешь, я бы спас тебя, если бы собирался убить тебя нахрен? – рычит он, и что-то меняется в выражении его лица.

Это делает его мягче.

То же самое внутри меня успокаивает меня, и мои слезы утихают.

Я смотрю на него, давая его словам дойти до меня.

– Ты не убьешь меня? – выдыхаю я.

– Нет. Я не могу.

Его хватка ослабевает и становится менее угрожающей и более нежной, как ласка.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что в этот момент его охватывает желание, потому что со мной происходит то же самое.

Он отрывает взгляд от моих глаз и осматривает мое лицо, поглаживая мою щеку и проводя большим пальцем по краю моей челюсти.

Он касается моих губ, и моя киска сжимается.

То же очарование, которое охватывает нас, когда мы так близки, пробуждается, и когда его губы обрушиваются на мои, я готова к нему.

Все мое тело готово к нему, и мне все равно, где мы находимся и кто за нами наблюдает.

Мы целуемся, словно одержимые, дергая друг друга за одежду.

Он рвет мое платье, как зверь, срывая его с моего тела, оставляя меня в одних трусиках.

Мои пальцы ног зарываются в грязь, когда он берет край кружева на моих трусиках и срывает его тоже.

Я тяну его за рубашку, но он пересиливает меня, запуская пальцы в мои волосы, как он делал это сегодня утром.

Поцелуй становится глубже, когда он сильнее прижимает меня к стене.

Из его горла вырывается первобытный стон, и когда он отрывается от моих губ, он удерживает меня на месте одной рукой, а другой расстегивает штаны и достает свой член.

Я наблюдаю, как он вырывается из штанов, возбужденный и готовый трахнуть меня.

Он поднимает мою ногу, обхватывает ею свою талию, затем берет свой член и проникает в меня.

Мое тело принимает его длину, и я стону, когда он врезается в мою киску, одним резким толчком ударяя по моей точке G.

Я хватаю его за плечи и держусь, пока он начинает качать.

– Подожди и дай мне тебя трахнуть, – говорит он, и я киваю.

Я выгибаюсь к его груди, когда он входит в меня сильнее и быстрее.

Быстрее и быстрее, пока моя кожа не начинает гореть. Даже падающий дождь не может меня охладить.

Жар от его диких толчков проносится по мне, изнутри и снаружи, снова и снова, и я кончаю.

– Эйден… – плачу я.

– Да, кричи мое чертово имя и запомни его.

Я всегда буду помнить.

Я знаю, что буду помнить еще долгое время. Как будто он хочет, чтобы я тоже это помнила.

Он начинает вгрызаться в мое тело, и наша кожа хлопает, отдаваясь эхом в моих ушах. Он ускоряется, делая серию яростных толчков, которые уносят меня прямо за грань реальности.

Блаженный оргазм, сжигающий мою душу, заставляет меня забыть все ужасное, что когда-либо случалось, и внутри меня вспыхивает что-то, заставляющее меня оживать.

Довершением ненасытного чувства становится его горячая сперма, текущая в мой проход.

Это так приятно, и я хочу большего.

Его движения замедляются, а затем останавливаются, и когда он выходит из меня, я понятия не имею, что он собирается делать, потому что он слишком непредсказуем.

Я удивляюсь, когда он подхватывает меня и прижимает к своей груди.

– Что ты делаешь? – шепчу я.

– Несу тебя в постель.

36

Эйден

Последние пару часов я сижу у окна, курю сигару и смотрю, как спит Оливия.

Хотя я делал это уже много раз с тех пор, как она была здесь, сидя в той же позе в моих боксерах и рисуя на кубинской ручке, этот момент ощущается как дежавю.

Этот момент больше всего похож на тот, что был несколько дней назад, когда я понял, что не могу насытиться ею и хочу большего.

Я хотел большего, и мне было ясно, что она хочет большего.

Она тогда тоже была завернута в мои простыни и выглядела такой же измученной после бурной ночи со мной.

Сегодняшний день ощущается как еще один определяющий момент. Тот, который я должен был предвидеть и, возможно, просто возможно, я должен был остановить его на полпути.

Желание получить от нее больше стало началом того, что я чувствую сейчас.

Когда я увидел, как она падает со скалы, все мои чувства к ней перешли на новый уровень, на уровень того, что я больше никогда и ни к кому не хотел испытывать.

Мое сердце открылось, и я не мог отпустить ее, и я понял, что держу ее в плену еще по одной причине.

Я не хочу ее отпускать.

Отпустив ее, я позволю ей вернуться к Джуду, а это означает опасность. Отпустив ее, она больше не будет моей.

Отпустить ее, оставив меня с пустотой, которую я чувствовал последние девять лет.

Она как Красавица, а я чудовище. Мужчина, который знает, что его ждет, – это то, чего ему не следует иметь.

Я эгоистичен, потому что хочу оставить ее себе, но часть меня не проявляет эгоизма, когда я думаю об опасности, в которой она окажется, если я позволю Джуду заполучить ее.

Когда яркие лучи солнечного света падают на ее тело, Оливия переворачивается на бок и тянется ко мне во сне.

Я хочу представить, как она делает то же самое через пятьдесят лет, а я сижу здесь со своей сигарой, постаревший от всего, что мне дала жизнь, но счастливый.

Это всего лишь сон.

Милый, даже если это не для таких мужчин, как я.

Когда она смотрит на меня и садится, натянув простыню, чтобы прикрыть грудь, в ее глазах вспыхивает тот самый блеск желания.

Она тоже хочет меня, и, как и несколько дней назад, я хочу позвать ее к себе, чтобы она оседлала меня, потеряла себя во мне и трахнула меня так, как она хочет.

Глаза Оливии распахиваются, и они того же цвета, что и небо, когда оно встречается с морем. Темно-синий индиго, который убаюкивает и погружает тебя в них.

Как бы ни был тверд мой член и как бы сильно я ни хотел ее, я не стану даже думать о том, чтобы обладать ею.

Еще многое предстоит раскопать, поэтому сегодня мне нужно сосредоточиться и сложить воедино кусочки пазла, которые у меня есть. Мне также нужно рассказать ей об Эрике. Подтверждение того, что он жив, – это то, что она должна знать, хотя мне больше нечего ей сказать.

– Доброе утро, – говорю я, гася сигару.

– Доброе утро, – бормочет она, и ее щеки краснеют.

Я подхожу к ней, и она прижимает колени к груди.

Когда я опускаюсь, чтобы сесть рядом с ней, она тянется, чтобы коснуться моего лица. Моего чертового лица, которое болит как сука и, вероятно, выглядит хуже, чем что-либо еще.

– Спасибо, что спас меня, – хрипло говорит она. – Прости, что я тебя ударила. Мне не следовало этого делать. Я просто испугалась.

Я усмехаюсь, и она, кажется, удивлена. – У меня были травмы и похуже. У меня толстая кожа. Она привыкла к побоям, ангельское личико.

– Почему ты меня так называешь? Ты называешь меня так с тех пор, как встретил меня. Я не ангел, Эйден.

– Но для меня это так.

Легкая улыбка скользит по ее губам, и эффект от наблюдения за ней настолько силен, что бесценен. Она там на несколько секунд, а затем исчезает, но в тот мимолетный момент, когда она существовала, мне хотелось остаться там. Всегда видеть ее. Видеть ее более красивой, чем она есть.

Когда она исчезает, возвращаются тьма и отчаяние, а также боль.

– Если бы ты знал, что Джуд сделал со мной, ты бы никогда меня так не называл.

Мысль о том, что он мог сделать, приводит меня в ярость.

– Что он сделал?

Слеза скатывается по ее щеке. – Запер меня в клетке и сломал меня. Снова и снова, пока от меня не осталось ничего, кроме оболочки, которая согласна на все, чтобы спасти свою мать.

Я сильно прикусываю губу, пока не ощущаю металлический привкус крови на языке.

Неудивительно, что она взбесилась, когда я вчера вечером пригрозила клеткой. Я не это имел в виду. Но она этого не знала.

– Я слышала, как вы с Максимом говорили той ночью, – признается она, и я удерживаю ее взгляд. – Я не хотела подслушивать разговор. Когда он предложил убить меня, я подумала…

Ее голос затихает.

Я знаю, о чем она думает, и я не могу ее поправить, потому что она была бы права, если бы подумала, что я последую совету. Я, по крайней мере, должен был это обдумать. Но я этого не сделал, ни на секунду.

– Нет, – говорю я. – Я не собирался. Я имел в виду то, что сказал вчера вечером. Я не могу убить тебя, и в то же время я не могу тебя отпустить.

Она закусывает губу, и тень беспокойства заполняет ее прекрасное лицо. Пришло время прояснить правду о том, что я имею в виду, и, возможно, углубиться в идею, которая зреет в моем сознании с прошлой ночи. Сюжет, который, несомненно, раздует пламя войны.

– Я не могу отпустить тебя, Оливия, потому что со мной ты в безопасности, – заявляю я, и ее глаза встречаются с моими.

– Что?

– Ты в безопасности со мной, и я не могу позволить тебе вернуться в Сан-Франциско, потому что я не могу позволить Джуду забрать тебя. Это подвергнет тебя опасности, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Пока мы смотрим друг на друга, между нами в пространстве тишины проходит момент легкости. Как будто кто-то зажег свечу в темноте и прогнал тьму, заполняющую пустоту.

Одна слеза скатывается по ее щеке, за ней следует другая, и еще одна, пока глаза ее не наполняются влагой из ее души.

Ее руки дрожат, и я накрываю их обе своими. Наши соединенные руки – это как смотреть в ад. Я с моими тюремными татуировками на пальцах и ее изящные маленькие руки, которые выглядят так, будто принадлежат кукле.

– Ты… так сильно заботишься обо мне, Эйден? – бормочет она, ее голос полон эмоций.

– Да. – Я встречаюсь с ней взглядом и сжимаю ее руки. – Так что ты останешься со мной, пока не станет безопасно. Здесь может быть немного неспокойно, потому что я уверен, что Джуд знает, что ты у меня. И вчера мы нашли доказательства того, что Эрик жив.

Ее рот открывается, и кровь отхлынула от ее лица. – Что? Что ты нашел?

– Его подпись. Это было сканирование по сетчатке глаза. Он что-то отправил Джуду.

– О Боже. Ты знаешь, где он?

– Пока нет, но мы поручили этим заняться нашим лучшим людям. Я этим занимаюсь. – Мне нужно дать ей понять, что я это делаю, чтобы она знала.

– Боже мой, Эйден, я не могу достаточно отблагодарить тебя. Я не могу. Я действительно не могу.

– Не волнуйся.

– Я бы не хотела этого делать, но мне приходится. Джуд выместит свое раздражение на моей матери.

Я в этом не сомневаюсь, и именно поэтому я должен делать то, что должен.

Я снова сжимаю ее руку, но на этот раз обхватываю ее лицо так, чтобы она могла смотреть мне в глаза.

– Не волнуйся, ангельское личико.

– Но моя мама…

– Не беспокойся о своей матери, – говорю я ей, и она смотрит на меня так, словно я только что предложил ей все ее мечты.

– Нет?

– Доверься мне. – Я знаю, что прошу ее сделать то, чего я не мог сделать почти десять лет, но я все равно прошу ее сделать это. – Ты можешь мне доверять?

– Да, – кивает она. – Я доверяю тебе.

Я улыбаюсь ей, и она отвечает мне тем же.

– Хорошо, а теперь иди ко мне.

Я приближаюсь, чтобы поцеловать ее, и она охотно прижимается ко мне, словно она действительно моя.

Я приму хотя бы поцелуй от ангела.

Стук в мою дверь убеждает меня, что это все, что я могу принять, и мы расходимся.

– Я вернусь.

– Хорошо.

Лишь несколько человек могли бы постучаться в мою дверь на рассвете.

Я надеваю спортивные штаны и открываю дверь.

Я знал, что это будет либо Максим, либо Илья. Моя первая догадка оказалась верной.

Максим смотрит на меня и бросает взгляд через мое плечо на Оливию, лежащую на кровати.

Его лицо напрягается, показывая его недовольство, когда он видит ее явно голой и завернутой в мои простыни, когда он говорит мне убить ее.

С тех пор я с ним толком не разговаривал.

Я выхожу из комнаты, закрываю дверь, и он следует за мной по коридору, пока не оказываюсь у длинных французских окон, вне пределов слышимости Оливии.

Он смотрит на мое скрежещущее лицо и дергает свою нижнюю губу.

– Что случилось? – говорю я.

– Личный помощник Персефоны связался с офисом. Он пытался поговорить с тобой вчера вечером, но твой телефон был выключен. Они хотят назначить встречу.

Наконец Персефона вернулась.

– Когда?

– Сегодня. Они хотят, чтобы ты позвонил и назвал время. Она сказала привести кого-нибудь из Д'Агостино.

Мои глаза сужаются. – Зачем?

– Потому что чертова мадам Персефона будет чувствовать себя комфортнее, если тебя будет сопровождать кто-то итальянского происхождения. Она также не хочет, чтобы ты привел кого-то из Братвы. – В его тоне сквозит несомненный гнев.

Это понятно. Максим – это продолжение меня. Он мог бы быть и будет Паханом, если со мной что-то случится. Так что ожидание того же уважения есть, и никто не говорит ему такого дерьма.

– Какого черта ты идешь к ней, Эйден? – требует он.

– Она дала Джуду деньги. Я хочу знать, почему жена члена Синдиката давала этому ублюдку деньги.

– Деньги. Это все?

Он знает, что я что-то скрываю. Сейчас мне нужно быть особенно осторожным.

– Да, – отвечаю я коротко.

– Я думал, мы договорились никогда не лгать друг другу. Похоже, это работает только в одну сторону.

– Следи за своим тоном и помни, кто здесь главный.

– Это ты забываешь, кто ты. Я знаю, что ты что-то от меня утаиваешь.

– Я говорю тебе то, что считаю нужным, так что не ставь под сомнение мои решения. – Мой голос становится громче, и он сужает глаза, раздувая ноздри, будто готов взорваться.

– Позволь мне говорить с тобой открыто, как с братом, Пахан.

Брат. Это слово задевает что-то глубоко внутри, что-то, что все еще не хочет верить, что предателем может быть он. Максим похож на Виктора, и это правда, которую я не могу игнорировать, даже если не могу доверять себе или его словам.

Я вздыхаю и решаю дать ему шанс, хотя бы из сентиментальности.

– Говори.

– Ты все еще думаешь, что это я тебя предал. Но я этого не делал. Клянусь, я этого не делал. Я же говорил тебе, что готов принять за тебя пулю, как мой отец принял ее за твоего. Вот насколько я тебе предан.

– Ты же не говорил мне иначе, не так ли? Мы оба выросли в Братве и знаем, что такое преданность. Заставь мужчину доверять тебе, и ты будешь владеть его жизнью.

– Я не просто очередной мужик, Эйден. Мы семья. Ты и я – все, что осталось. Я тебя не предавал.

– Ты и Илья были единственными, кто знал пароли для доступа на мою территорию.

– Да, это так. Но я клянусь тебе, брат, это был не я. Я не виню Илью, но клянусь, это не я. Я не жду, что ты мне поверишь, но надеюсь, что это путешествие докажет мою невиновность. Я просто не хочу, чтобы ты не скрывал от меня правду, думая, что я работаю на другую сторону.

Я смотрю на него, понимая его чувства, но остаюсь непреклонен.

– Я расскажу тебе то, что нужно, когда придет время.

Он напрягается, сжимая кулаки. – Это опять из-за нее, да?

– Максим, хватит.

– Да, я думаю, что хватит, потому что ты, очевидно, никогда не будешь мне доверять. Я знаю, что той ночью я перешел черту, когда предложил тебе убить ее. Я извиняюсь. Я просто надеюсь, что ты не слишком ослеплен любовью, что не можешь видеть прямо. Я не хочу, чтобы ты потерял все, включая свою жизнь.

Он разворачивается и уходит, оставляя меня стоять там, а его слова обжигают мне уши.

Любовь…

Неужели я настолько прозрачен, что все видят меня насквозь?

Если кто-то меня и знает, так это он.

Он также поймет, что значит для моей темной души то, что я позволил проклятию любви преследовать меня.

Может быть, он также поймет, что мне не нужна любовь.

Это единственное, что меня пугает.

В последний раз, когда я впустил любовь и потерял ее, это разрушило меня, и я до сих пор сломлен.