Текст книги "Беспощадный охотник (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Дверь заперта, а этот чертов ключ у него… где бы он ни был.

– Знаешь, если ты продолжишь так на меня смотреть, я могу подумать, что ты меня хочешь, – насмехается он.

– Я не…

– Почти поверил.

Смертоносная улыбка, озаряющая его лицо, словно создана для того, чтобы посмеяться надо мной за мою глупость.

– Верь во что хочешь, – слова снова сами вылетают из моего рта.

Но он не усмехается, как раньше. Кажется, я его теперь больше всего забавляю, о чем свидетельствует яркость его выражения. Либо это, либо он хочет поиграть со мной.

Он останавливается передо мной и приседает, его член выпирает наружу, а толстая грибовидная головка становится больше, как будто ему нужна разрядка.

– Этот твой рот доведет тебя до беды, ангельское личико. Считай, что это было твое первое предупреждение.

– Предупреждение?

– Я справедливый человек, я люблю давать людям знать, с чем им приходится сталкиваться, чтобы ты не говорила, что я не дал тебе шанса.

Он ерзает, и мои глаза снова падают на его качающийся член. Это было всего лишь на короткий момент, но он замечает, что я снова смотрю.

Я проклинаю себя за свою глупость.

Его пламенный взгляд бродит по моему телу, и он должен знать мое внутреннее смятение, пока я борюсь со своим возбуждением. Злая улыбка танцует на его губах, и борьба внутри меня становится сильнее, когда он берет свой член и начинает накачивать себя.

Мои глаза расширяются, а дыхание перехватывает.

– Помнишь, как я трахал твое лицо? – спрашивает он, двигая своим членом.

– Нет, – я сглатываю комок возбуждения в горле.

– Лгунья. – Он поднимается на ноги, но продолжает смотреть на меня сверху вниз. – Вставай и иди в кровать.

– Нет. – Я не лягу с ним в постель голой. – Если я останусь здесь, то буду спать на полу.

– Блядь, иди в кровать, или я поставлю тебя на колени и буду шлепать твою киску до тех пор, пока ты не усвоишь урок.

У меня отвисает челюсть и кружится голова.

Он серьёзно.

Конечно, он серьёзно.

На его лице нет и следа юмора.

Он бы это сделал.

Поскольку я действительно не хочу этого, я встаю и иду к кровати.

Я проскальзываю под простыни и поворачиваюсь на бок спиной к нему.

Он тихо и громко усмехается, прежде чем тоже забраться в кровать.

Свет гаснет, и комнату освещает только лунный свет.

Когда теплая рука Эйдена ложится на изгиб моего живота и он приподнимает рубашку, чтобы положить руку на мою голую кожу, я вздрагиваю. Боже мой, вот оно.

Сейчас он меня изнасилует.

– Будь благодарна, что я не тот монстр, каким ты меня считаешь, ангельское личико, – шепчет он мне на ухо. Его горячее дыхание щекочет мою кожу, а соски напрягаются. – Или я бы давно уже прижал тебя к стене. С другой стороны, я не уверен, что ты бы возражала. Ты всегда мокрая для меня.

Прежде чем я успеваю возразить, его пальцы проникают в мою киску, и я понимаю, что он прав.

Я действительно мокрая.

– Вот видишь, я был прав, – добавляет он с ухмылкой, которую я чувствую на затылке.

Ему недостаточно просто чувствовать мое возбуждение, но он должен получить дополнительное удовольствие, делая меня еще более влажной, поглаживая мой клитор. Я закусываю губу, чтобы сдержать стон, грозящий вырваться наружу.

Кипя от ярости, я быстро смотрю на него, он выходит из меня и перекатывается на спину.

Наступает момент небытия, и я не уверена, спит он или бодрствует.

Это настолько неловко, что я едва могу дышать, а в голове крутятся образы всех моих тревог.

Как, черт возьми, я сбегу от этого человека?

Это не помогает, я всегда возбуждаюсь из-за него.

21

Эйден

– Есть идеи, что ты с ней сделаешь, если ничего не найдешь? – спрашивает Доминик, отпивая кофе.

Он ставит чашку на стол рядом со стопкой бумаг, которые он просматривал, когда я впервые пришел к нему домой.

Я смотрю в окно офиса, останавливаю взгляд на деревьях в саду и качаю головой.

У меня есть очень смутный план, который может пойти по одному из двух путей. Либо я нахожу то, что могу на Алексея, а затем использую Оливию как рычаг, чтобы вернуть моего сына, в зависимости от того, что я найду. Или я оставляю ее и использую как рычаг, чтобы заставить Джуда сказать мне, где мой сын. Последнее рискованнее, не только для меня, но и для нее тоже.

На всякий случай, если она говорит правду.

– Я, блядь, не знаю, Доминик.

– Пока не произошло ничего, что было бы ни хорошим, ни плохим, но это подтверждает несколько вещей.

– Да, – соглашаюсь я, зная, что он мне скажет.

Мои люди и силовики Синдиката следили за Джудом. Никто из людей Джуда не нашел поблизости ничего, что могло бы иметь отношение ко мне.

– Похоже, Джуд не посылал ее убить меня.

– Нет. И я полагаю, мы можем исключить возможность того, что кто-то из твоих людей может работать с Орденом или с ним.

– Да, – говорю я. Мне должно бы стать легче, но на самом деле не становится. – Я пока держу аспект Эрика при себе.

Доминик слегка улыбается мне. – Принимаешь меры предосторожности на случай, если она говорит правду?

– Да. – Делиться этими знаниями не с теми людьми может быть опасно.

Он кивает в знак согласия. – Как ты?

Я вздыхаю. Вопрос должен быть больше о том, как я себя чувствую. Я решил сегодня выйти из дома пораньше, чтобы отдохнуть от сексуального напряжения. Я не хотел, чтобы Оливия отвлекала меня.

Это было чертовски отвлекающе – проснуться на рассвете и обнаружить ее лежащей на спине рядом со мной, а моя рубашка задралась ей на бедра, обнажив ее киску и один идеально ровный розовый сосок, который мне было трудно не пососать.

Тогда я вышел из дома и пришел сюда, чтобы мы с Домиником могли обсудить стратегию.

– Эта женщина – как лесной пожар.

Он выпрямляется и бросает на меня заинтересованный взгляд.

– Она затуманила твои мысли, Эйден? Никогда не видел тебя таким задумчивым. Обычно ты более безжалостен. Ты предложил оставить ее у себя, чтобы не позволить Синдикату с ней разобраться.

Он такой же мужчина, как и я, поэтому он поймет, что я хочу сделать больше, чем просто держать ее в плену.

– Старый друг, ты позволяешь мне иметь дело с женщиной так, как я захочу. Это меня она пыталась обмануть, и я не собираюсь отпускать ее, не повеселившись с ней сначала. Черт знает, мне нужно отвлечься.

– Трахом? – Он приподнимает бровь.

– Да.

Дверь открывается, и входит Кэндис с небольшой сумкой из продуктов.

Ее живот выглядит больше, чем когда я видел ее на прошлой неделе, и, как всегда, она выглядит так, будто ее место в диснеевском фильме, а не среди двух самых опасных мужчин в Лос-Анджелесе.

– Привет, ребята, – говорит она, кивая светлой головой.

– Привет, миссис Д., – отвечаю я, и она улыбается мне.

– Я хотела узнать, не хотите ли вы пораньше пообедать. Мне нужен повод заказать пиццу.

– Я в порядке, – говорю я ей.

– Пицца в девять утра, они вообще открываются в это время? – усмехается Доминик.

– Это все из-за беременности. Я уверена, что где-то есть открытое место.

– Малышка, что это у тебя в руках? – Доминик смотрит на пакет с продуктами и хмурится.

Он такой же мужчина, как и я, поэтому он относится к своей жене так, будто она должна сидеть в стеклянном шаре, пока не придет время рожать. Поэтому меня не удивляет, когда он бросается к ней и берет сумки, которые не тяжелые.

Но я понимаю. У меня было то же самое с Габриэллой.

Кэндис закатывает глаза и качает головой. – Доминик Д'Агостино, пожалуйста, не своди меня с ума сегодня. Мне разрешено носить фрукты.

– Кэндис Д'Агостино, это выглядит тяжелее, чем фрукт.

– Знаешь что, я вернусь, когда ты будешь менее сумасшедшим. – Она уходит от него, прежде чем он успевает что-то сказать.

Я усмехаюсь, когда он поворачивается ко мне и качает головой.

– Эта женщина сведет меня с ума.

– Может быть. Я оставлю вас, ребята, наслаждаться вашим днем. – Я хватаю куртку. – Я собираюсь заняться файлами.

– Ладно. Давай позже проверим, чтобы сравнить, к чему мы пришли. В этой гребаной системе целая куча файлов. Дома и на работе. Я думал, что Альфонсо плохой. Этот парень еще хуже.

– Он определенно будет хуже, если станет лидером.

– Да. – Я чувствую в своем сердце, как по лицу Доминика пробегает темная тень.

Только чёрт знает, насколько могущественен может быть Джуд.

– Увидимся позже.

Я сразу же, как только пришел в свой кабинет, погрузился в изучение файлов Джуда.

Я часами просматривал один файл за другим, пробираясь сквозь них.

Я не нашел ничего, что могло бы помочь в поисках Алексея, но нашел кое-что интересное.

Четырнадцать лет назад Markov Tech была одной из компаний, обслуживавших старый Синдикат. Дедушка Оливии предоставлял все IT-услуги для членов Синдиката, а также создал способ отмывания денег и перемещения их по счетам.

Это было то, что я нашел в файлах Джуда, что привело меня к этой информации в архивах Синдиката. Мне уже было любопытно, как Джуд получил такую важную роль в компании, и мне было интересно, когда он начал там работать.

Этого не могло быть, пока компания была связана с Синдикатом, потому что я уверен, что мой отец высказался бы против этого.

Хотя я никогда не встречался с Филиппе, мой отец был близок с ним и много о нем говорил.

Это открытие заставило меня задуматься об отношениях Филиппе с дедушкой Оливии, поскольку он, вероятно, занимался организацией чего-то для контрактов компании.

Хотя, я думаю, возможно, именно так начался роман с матерью Оливии.

Любопытство заставило меня еще раз внимательнее присмотреться к Эрику.

Как и Доминик, Эрик поступил в Массачусетский технологический институт и получил двойную степень с отличием. Как две степени. Одна по информатике, другая по инженерии.

Его жизнь казалась ванилью, пока я не взглянул немного глубже и не нашел его криминальное прошлое. У парня была привычка влипать в неприятности с законом, но он был чертовски умен, потому что он также работал в Markov Tech. Не имеет смысла, почему он вступил в Орден. Он бы знал, что они из себя представляют. С другой стороны, я тоже.

Мне любопытно, что все это происходит, потому что что-то не сходится. Непонятно, почему Джуд имел такую власть в компании, связанной с Синдикатом, и я готов поспорить, что именно он связал Эрика с Орденом.

Что касается меня, я чертовски уверен, что он имел какое-то отношение к той чертовой кошмарной ночи, когда умерла Габриэлла. Так что он был связан с человеком, который предал меня.

Но кто это был?

Я вышел из офиса, когда наступила ночь, решив уйти только потому, что не хотел пропустить что-то важное из-за усталости. Но каждый раз, когда я так делаю, я чувствую, что подвожу своего сына, потому что у меня его нет на один день меньше.

Еще один день, когда мне не удалось его найти.

По дороге домой я зашел в женский отдел Nordstrom's, где меня встретил персональный ассистент по покупкам, который приобрёл для меня целую кучу одежды для Оливии.

Женщине платят за то, чтобы она не задавала вопросов, она поняла это в тот момент, когда увидела, как я вхожу в дверь. Поэтому, когда я перечисляю все, что мне нужно – а это полный гардероб, включая трусики – и говорю ей, чтобы она делала вид, что покупает для себя, потому что они с Оливией похожи, она делает то, что ей говорят.

Когда я прихожу домой, вещей слишком много, чтобы собрать их за один раз, поэтому я оставляю часть из них в гостиной, чтобы Ирина разобралась, а сам беру на себя ночную рубашку и трусики.

Когда я открываю дверь своей комнаты и вижу Оливию, сидящую на полу у окна в моей рубашке, я перестаю думать и понимаю, что хочу.

Желаю ее.

Это третья ночь ее пребывания в моем доме, и все, что я делал последние несколько дней, это думал о ней и о том вихре событий, который она принесла с собой, от которого я сошел с ума.

Увидев меня, она выпрямляется, и в ее глазах появляется страх.

Быстрый взгляд на нетронутую еду на подносе говорит о том, что сегодня она снова была упрямой и дерзкой, но я замечаю, что кувшин с водой наполовину пуст, так что она хотя бы пьет.

Однако вода не сможет поддерживать ее долго.

– Знаешь, если бы я хотел тебя отравить, ты бы поняла это по той части, где говорится, что ты уже мертва, – заявляю я, входя.

Она не отвечает, только напрягается, когда я окидываю ее взглядом с головы до ног.

Я сам себе злейший враг, потому что не могу перестать думать о том, какой мокрой она была для меня и какая она на вкус.

Подойдя к ней, я кладу одежду на стул возле стола, и она смотрит на нее.

– Одеваешь девушку?

– Нет, если только тебя только что не повысили из заключенной до моей девушки. – Я не упускаю из виду румянец на ее щеках и на мгновение позволяю себе представить, каково это – прижать ее к этой стене.

– Ты думаешь, что можешь просто одевать меня и обращаться со мной, как с игрушкой? – резко говорит она, и я улавливаю один из ее намеков.

Она ругается со мной, когда возбуждается. Я даже не думаю, что она знает, когда она это делает. Это как переключение эмоций, которые она не может контролировать больше, чем я. Это заставляет ее забыть, кто я, и ее страх передо мной.

Мне нравится огонь, который привносит в ее личность, и я думаю, что она попыталась бы надрать мне задницу, если бы могла. Это чертовски сексуально и почти заставляет меня хотеть увидеть ее настоящую. Ее версию, которая не в плену.

– Я думаю, тебе стоит помнить то предупреждение, которое я тебе дал насчет твоего рта, если ты не хочешь перелезть через мое колено и получить свое наказание. Я знаю, что мне бы это определенно понравилось.

Это затыкает ее и опускает ее на ступеньку ниже. Я разочарован. Я хотел посмотреть, насколько далеко я смогу зайти, потому что я действительно хочу перекинуть ее через колено и отшлепать ее тугую маленькую киску, а потом еще больше насладиться ее поцелуями.

Я начинаю расстегивать пуговицы на рубашке и снимаю ее. Когда я расстегиваю пряжку ремня, ее взгляд падает на мой член. Я уже знаю, что у меня заметная выпуклость, и мне не хочется ее скрывать.

Мне не нужно многого, чтобы возбудиться для нее, и даже если это будет во вред мне, я знал с того момента, как решил оставить ее, что буду делать с ней все, что захочу.

Если она останется со мной, то я, черт возьми, не смогу себе позволить хоть немного побаловать себя.

– Встань и сними рубашку.

Она делает то, что ей говорят, и когда я смотрю на ее обнаженное тело, мне хочется исследовать его.

– Иди в ванную, – говорю я ей, и она идет впереди меня.

Я смотрю на ее задницу, как ее бедра двигаются в идеальном движении из стороны в сторону.

У нее, как я это называю, идеальное тело для долгого жесткого секса.

Она первая женщина, которая осталась в этом доме дольше, чем на день. Я не оставляю здесь женщин дольше, и большинство из них никогда не видят этот дом больше одного раза.

Я никогда не даю им возможности выдвигать неправильные идеи или какие-либо другие идеи.

Оливия оглядывается через плечо, и ее щеки снова заливаются румянцем, когда она замечает, как я бесстыдно пялюсь на ее задницу.

Однако вместо того, чтобы сказать что-то вроде – Я знаю, что ты этого хочешь, – она продолжает идти.

Хорошая девочка, она быстро учится.

Стена открывается для нас, когда я нажимаю кнопку, и как только мы заходим внутрь, я снимаю штаны и с удовольствием наблюдаю, как она старается не смотреть на мой член.

– Знаешь, можешь посмотреть, если хочешь, – говорю я ей, открывая дверь душа.

– Я не хочу.

– И все же ты не можешь оторвать глаз от моего члена. – Я усмехаюсь, когда она сжимает челюсти. – Входи.

Я жестом приглашаю ее пойти в душ.

– Хочешь, чтобы я приняла душ вместе с тобой?

– Разве это не очевидно? Залезай.

Она заходит, я следую за ней, включив легкую прохладную струю воды.

Оливия отворачивается от меня, и когда я снова смотрю на ее тело, я начинаю понимать, как Джуд стал одержим ею. Всего за несколько дней те же чары дерьма охватила меня. Мой гребаный член был твердым для нее с того самого момента, как я впервые увидел ее в клубе. Странно, что я еще не трахнул ее.

Я беру мочалку, наношу на нее немного геля для душа и начинаю тереть ей спину, очищая ее.

– Я уже дважды принимала душ сегодня, мне больше нечего было делать, – бормочет она.

– Ну, это твой первый раз, когда ты принимаешь душ со мной.

Я шевелю светлыми кончиками ее роскошных волос, и вода течет по ним, словно жидкое золото.

– Ты серьезно собираешься держать меня все время дома? В твоей комнате без свежего воздуха. Я даже окно открыть не могу.

Она права. Запереть ее в моей комнате – это просто улучшение того, что предложил Массимо.

– Я организую так, чтобы один из моих охранников завтра отвел тебя на территорию.

Она смотрит на меня, а затем снова на каменную стену душа перед нами.

Вопросы о Джуде и компании возвращаются ко мне, и я понимаю, что иногда ответы не всегда ясны. Часто их нет и на бумаге, но они могут исходить только от тех, кто это пережил. Как она.

Мне кажется, что ее дедушка доверял Джуду или его было легко обмануть. Но такой человек из Братвы, как он, не стал бы просто так вляпываться в дерьмо и оставлять свое наследие в чужих руках.

Мне кажется, что все разыгралось так, как это было с оставшимися слабыми. Женщина в инвалидной коляске и ее дочь. Единственные наследники такой могущественной компании, как Markov Tech. Это не имеет смысла.

– Как твой дедушка познакомился с Джудом? – спрашиваю я, кладя руку ей на поясницу, и она снова смотрит на меня.

– Он начинал как инвестор.

– Когда?

– Когда мой дедушка перестал работать с Синдикатом.

Теперь это имеет смысл.

– Я полагаю, ты должна знать, что он работал на Синдикат, – добавляет она. – Он был лучшим другом моего отца.

– Почему он перестал работать на них? Они поссорились? – Markov Tech – это компания, за которую Синдикат бы держался. Все, что я видел, это то, что контракт был разорван. Опять же, Филиппе пришлось бы это сделать.

– Нет. Это была Персефона. Она узнала о нас и разорвала контракт.

Что-то внутри меня замирает. – Какого хрена она могла это сделать? – Я не знал, что у нее такая власть над мужем или над Синдикатом.

– Богатство моего отца пришло от ее семьи. Все это, и они имели контрольный пакет акций в группе. Он должен был сделать то, что она сказала. Она угрожала уничтожить нас, и я больше не видела своего отца так часто. Ничего удивительного, ведь он не должен был быть моим отцом. – Она говорит свободно, как будто умирала от желания поговорить с кем-то.

Хотя я и спровоцировал ответ, я удивлен, что она так откровенна со мной.

– Джуд появился позже. Я думаю, моему деду нужны были деньги, и это положило начало контролю Джуда над нами. Я на самом деле не знаю больше этого. Я была слишком мала, когда это произошло, и все, что я знаю, мне рассказала моя мать. Сомневаюсь, что она тоже много знала, потому что мой дедушка не хотел допускать нас в бизнес.

– А что насчет Эрика? Он был близок с Джудом?

Она на мгновение замолкает, словно обдумывая вопрос, но на него не так уж сложно ответить.

– Я не знаю, но может быть? Я видела только то, что люди хотели, чтобы я увидела. Не может быть совпадением, что Джуд работает с Орденом, а Эрик – его член.

Я вижу, что мы на одной волне.

– Нет, не может.

– У Джуда нет татуировки.

– Это потому, что он мог быть лидером. У них нет ничего, что могло бы обозначить их членство.

Тут она поворачивается ко мне лицом, широко раскрыв глаза. – Ты так думаешь?

– Я знаю. Что Эрик мог сделать, Оливия? Что заставило бы их оставить его в живых?

– Он мог сделать что угодно. Сделать что угодно, взломать любую систему, создать что-то вроде магии из воздуха и пройти сквозь двери, которые должны быть заперты. Люди говорят, что он был как мой дедушка, но он был намного больше.

Мои нервы на пределе, а это чертовски редкая вещь. Она просто ответила на мои вопросы. Если бы Эрик мог сделать все это, Орден определенно хотел бы его.

– Единственные двое в этом доме, кто знает об Эрике, – это ты и я. – Я чувствовал, что она должна это знать.

Ее взгляд останавливается на мне, и на мгновение я забываю, что мы стоим голые в душе.

– Ты говоришь так, будто веришь мне. Как будто веришь, что Эрик жив, – бормочет она.

– Я ничему не верю, пока не увижу.

Надежда меркнет в ее глазах. – Джуд не посылал меня сюда. Ты должен это знать. Если бы он послал меня убить тебя, его люди отправились бы в клуб или куда-то еще.

– Я уже пришел к такому выводу.

– И ты все еще держишь меня здесь?

– Это ничего не меняет, ангельское личико. Ты для него все равно важна.

– Как долго ты собираешься держать меня здесь? Конечно, это не может быть вечно.

Нет, это не навсегда, но у меня нет ответа на этот вопрос.

– Это не будет вечно.

– Тогда когда? Когда ты меня отпустишь?

Из-за моего отсутствия ответа ее глаза становятся большими и стеклянными от слез.

– Ты меня убьешь, – выдыхает она и отталкивается от стены, словно пытаясь сквозь нее исчезнуть.

Я действительно больной ублюдок, если могу насладиться ужасным взглядом на ее лице. Чистый ужас, грубый и неразбавленный, переполняет ее глаза, а затем выливается наружу. Это делает ее кожу бледной, но смесь возбуждения возвращает оттенок цвета на ее щеки.

Ангел, блядь, боится меня, но она хочет меня так же сильно. Знание этого вызывает прилив крови к моему члену, и мне хочется прижать ее к стене и трахать до тех пор, пока она не сможет ходить.

Я опираюсь рукой на стену позади нее и наклоняюсь к ее прекрасному лицу.

– Не сегодня, – шепчу я, и медленный, поверхностный вдох заставляет ее грудь подниматься и опускаться, отчего ее груди кажутся больше. – Сначала я хочу многое с тобой сделать.

Я смотрю в глубину ее глаз цвета индиго, ожидая ее реакции.

Когда в глубине вспыхивает искорка желания, манящая меня, и ее красивые розовые соски напрягаются, я думаю, что пришло время начать мое ночное наслаждение.

– Мне многое хочется сделать с твоим телом, и когда я в последний раз проверял, ты принадлежала мне.

Она застывает у стены. – Ты чудовище.

Я одариваю ее озорной улыбкой. – Да, но ты знала это задолго до того, как приехала в мой город и вошла в мой клуб.

Когда я наклоняюсь ближе, тяга желания захватывает меня еще сильнее, когда запах ее возбуждения дразнит мой нос. Я как акула, учуявшая запах крови.

Я хочу большего. Я хочу посмотреть, как далеко я смогу зайти, пока она не сломается и не вырвется. Поэтому я думаю обо всем, что хочу сказать.

– Ты знаешь, что я монстр, но ты всегда мокрая для меня. – Я улыбаюсь шире, когда ее щеки яростно краснеют, а дыхание перехватывает. – Всегда мокрая для меня и готовая к тому, чтобы я прикоснулся к тебе.

Я не спускаю с нее глаз, провожу пальцами по гладкой, шелковистой коже ее живота и спускаюсь все ниже, пока не обхватываю ее лобок и не вдавливаю один палец прямо в ее киску.

Блядь, блядь. И снова я прав. Шелковистая текстура ее возбуждения украшает кончики моих пальцев, и когда я глажу твердый бугорок ее клитора, она становится еще влажнее. Еще влажнее для меня.

Я наклоняюсь еще ближе, пока мои губы почти не касаются ее губ, и останавливаюсь.

– Я уверен, – начинаю я. – Я уверен, что если бы я попытаюсь трахнуть тебя прямо сейчас, прижав к этой стене, ты бы ни черта не сделала, чтобы остановить меня, потому что ты хочешь, чтобы я сделал именно это. Скажи мне, что это неправда.

Я не хочу, чтобы она меня останавливала, но часть меня хочет, чтобы она это сделала. Часть меня хочет, чтобы она остановила меня от погружения в яму, в то место, где я заперся.

Я полностью ожидаю, что она клюнет на приманку и скажет мне, что это неправда, но я в шоке, когда она этого не делает.

Она просто смотрит на меня, как будто она в каком-то трансе, наполненном желанием. В том же гребаном трансе, в котором нахожусь и я. То, что я вижу в ее глазах, чертовски реально, так же реально, как и то, что я чувствую.

Мои яйца сжимаются от осознания того, что она хочет меня. Она, черт возьми, хочет меня так же сильно, как я хочу ее, так что мне нужно что-то с этим сделать.

Я не трачу больше ни секунды, чтобы удовлетворить наши потребности. Я двигаюсь к ее губам, заявляя права на ее рот, словно она действительно принадлежит мне, и сокращаю расстояние между нами.

Она целует меня в ответ с такой же податливой потребностью и даже сильнее, когда я просовываю руку ей за голову, чтобы углубить поцелуй.

Она вернула мой разум в Dark Odyssey, когда мы впервые поцеловались, но это что-то другое. Я не тот мужчина, который наслаждается поцелуями. Мне нравится трахаться. Но губы этой женщины на моих творят со мной какую-то гребаную магию, которая переключает контроль.

Когда мы действительно начинаем заниматься любовью, она владеет мной.

Черт возьми, ее прикосновения к моему прессу словно погружают мою уставшую душу в это, и я забываю обо всем на свете.

Мы целуемся так, как это делают запретные любовники, когда видят друг друга в следующий раз, словно им всё мало.

Моя жадность быть внутри нее берет верх, заставляя меня прижать ее к стене, чтобы я мог трахать ее киску пальцами, пока я целую ее. Свободной рукой я тянусь к ее руке, чтобы прижать ее к своему члену.

Мы отстраняемся друг от друга на несколько секунд, чтобы она могла провести пальцами вверх и вниз по всей длине моего члена, а я наслаждаюсь этим.

Я позволяю ей продолжать, принимая, что я, должно быть, ебучий сумасшедший. Я просто слишком наслаждаюсь своим исследованием ее, чтобы трахаться.

Она прижимает ко мне свою грудь, и я понимаю, что еще не играл с ней, поэтому я прижимаю ее к себе и начинаю сосать ее сиськи.

Она замирает, чтобы я мог сосать, и прислоняется головой к стене, закрывая глаза и позволяя удовольствию овладеть ею.

Она продолжает тереть мой член вверх и вниз, пока я сосу, переходя то на одну грудь, то на другую.

Ее глаза открываются, и она начинает водить рукой по моей длине. Это слишком чертовски хорошо, и я не хочу, чтобы она останавливалась.

– Сильнее, – стону я, и она подчиняется, быстрее перемещая свою изящную руку по моему члену, чтобы иметь возможность работать со мной сильнее.

Ее губы приоткрываются, словно призывая меня вернуться к ним, поэтому я снова целую ее, и вот тогда я чувствую это.

Это нежность, которая ломает толстые стены, которые я воздвиг в своем разуме и моем холодном черном сердце. Магнетизм настолько интенсивен и силен, что делает со мной что-то, чего удалось добиться только одному человеку.

Это меня укрощает.

Ее поцелуй укрощает внутреннего зверя внутри меня, который всегда начеку и готов убивать. Ее прикосновение и ее поцелуй успокаивают хаос, который постоянно опустошает меня, и она ощущается как утешение, как передышка для моей уставшей, темной души, в которую можно погрузиться.

Осознание вырывает меня из задумчивости, когда я думаю о последней женщине, которую я соблазнил таким образом. Это была единственная женщина, до этой.

Вот почему она для меня опасна.

Никто не мог достучаться до меня одним прикосновением, как она, и это то, чего я не хочу чувствовать.

Я больше никогда не хочу повторить эту слабость.

И я не хочу ничего чувствовать к женщине, которой не доверяю.

Когда эта мысль приходит мне в голову, я выпускаю сперму ей на живот, и даже тогда она продолжает меня заводить.

Я отстраняюсь, как только туман секса рассеивается, удивляя ее, когда высвобождаю свой член из ее хватки.

Она смотрит на меня так, словно не знает, что и думать о том, что я только что сделал, о том, что мы только что сделали, и что это значит.

Это ничего не значит. Вот что это должно значить.

Я не могу позволить себе испытывать к ней чувства, как бы сильно я ее ни хотел.

– Мы закончили, пошли спать, – говорю я твердым голосом, который разрывает нашу связь.

Я выхожу первым, а она через несколько мгновений следует за мной, чистая от моей спермы.

Мы возвращаемся в спальню, и она берет первую попавшуюся вещь, которую я сунул на стул. Это ночная рубашка.

Я вытираюсь и ложусь спать голышом, как обычно, и выключаю свет, когда она присоединяется ко мне.

Вместо того чтобы поддразнивать ее, как я делал это вчера вечером, я поворачиваюсь к ней спиной и смотрю в окно.

Мы молчим, пока она не засыпает.

Но я не сплю. Не могу.

Потому что я все еще хочу ее.