Текст книги "Беспощадный охотник (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

22

Оливия

Огромный охранник Эйдена, похожий на злодея из фильмов о Бонде, пристально следит за мной.

Он стоит у перил бассейна и наблюдает за мной, как ястреб, который собирается спикировать за добычей.

Как будто он действительно верит, что я вытащу неизвестно откуда какое-то оружие и начну стрелять по всему дому.

Еще двое охранников с автоматами находятся примерно в ста ярдах от них, охраняя стену. А еще двое – у дома.

Чем больше я смотрю вокруг, тем больше я вспоминаю о своей темной реальности и о том, почему все мои мысли должны быть сосредоточены на том, чтобы выбраться отсюда.

Не на нем.

Эйден Романов.

Я уже час сижу за плетеным столом на террасе, думая о нем и о том, как я вела себя с ним вчера вечером.

Хотя я и нахожусь снаружи, я все еще чувствую себя в ловушке. Воздух вокруг меня спертый и удушающий.

У меня такое чувство, будто мне нужен свежий воздух или какая-то передышка.

Однако воздух не виноват в том, что он ощущается именно так.

Проблема во мне.

Легкий ветерок ласкает мою щеку и приподнимает кончики моих волос, словно ответ на подтверждение моих мыслей. Что это я не права.

Если бы это было так, я бы ни за что не сдалась ему так легко и без борьбы.

Это было похоже на то, как будто я потеряла рассудок от похоти. Когти сводящей с ума похоти пронзили мой разум и схватили мои внутренние желания, выпустив их на волю в падающей волне потребности. И жадности.

Я не знала, что можно испытывать жадность к кому-то. Вчера вечером я испытала это на собственном опыте, и чем больше я видела, какой эффект я оказывала на такого мужчину, как Эйден, тем больше я хотела.

Меня ужасает то, что в том, как я его целовала и прикасалась к нему, не было ничего нереального.

Я не могу объяснить это ничем иным, кроме как тем, что это, должно быть, мой извращенный мозг играет со мной злую шутку.

Хотя в глубине души я знаю, что это не так. Так же, как и с воздухом все в порядке.

Проблема в том, что меня влечет к нему, и это своего рода смертельное влечение, которому трудно сопротивляться. Оно сводит меня с ума, потому что я никогда не встречала никого, кто мог бы вызвать мои самые глубокие внутренние желания и заставить меня забыть.

Забыть о таких важных вещах, как то, что он мой враг, мой похититель и человек, который может убить меня в мгновение ока, если захочет.

Я, должно быть, совсем облажалась.

Я была такой глупой. Глупая женщина, которая отчаянно пыталась спасти свою семью, которая действовала импульсивно и не продумала все как следует. И я все еще не думаю, и все еще глупая, если мне жаль, что он не захотел меня в конце.

Что, черт возьми, со мной не так, если я зацикливаюсь на этом?

Я с трудом сглатываю при этой мысли и думаю о своей матери.

Я не знаю, что с ней происходит.

Выход на улицу – первый шаг к побегу, но трудно не привлекать к себе внимания, когда за мной повсюду следят.

На самом деле, это практически невозможно.

Итак, что мне делать?

Что я могу сделать?

В темноте я открываю глаза от внезапного изменения света и температуры.

Этот запах…

Этот запах старой потертой кожи, скотча и чего-то еще, чего я так и не смогла понять.

Я помню это, но я не могу вернуться в то место.

Как?

Как я сюда попала?

Когда я сюда попала?

Почему я здесь?

По полу раздаются шаги, и я прижимаю руку к сердцу, чтобы оно не выпрыгнуло из груди.

Он идет за мной.

Джуд придет за мной.

Что он сделает со мной сегодня вечером?

Мое тело кажется сломанным после вчерашнего избиения, голова все еще пульсирует, и я едва вижу. Я уверена, что мой нос сломан. Он это чувствует.

Шаги становятся все ближе и ближе, и я слышу, как в клетке поворачивается ключ.

Этот монстр посадил меня в золотую клетку, которую он сделал специально для меня. Как прославленная тюремная камера с туалетом внутри и цепями, прикрепленными к полу. Это в глубине его подвала, где никто не может услышать мои крики, кроме него, когда он нападает на мое тело ночь за ночью.

Мерзкий смех наполняет черное пространство вокруг меня, и я содрогаюсь.

Что будет со мной сегодня вечером?

Вчера вечером Джуд подумал, что было бы неплохой идеей высыпать мне на голову кусочки льда после того, как он раздел меня догола и трахнул.

– Пройдёт совсем немного времени, и ты сломаешься, – насмехается Джуд. – Ты не сможешь бороться со мной, Оливия. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты принадлежишь мне. Борись со мной, и твоя мать умрёт.

– Оставь мою мать в покое. – Я прижимаюсь к стене, лихорадочно оглядываясь по сторонам, чтобы увидеть, где он.

Внезапно он оказывается передо мной. Я кричу, когда он хватает мое лицо и бьет головой о стену. Прежде чем я успеваю осознать боль, меня толкают вперед и погружают в ледяную воду, затем Джуд обхватывает своими тяжелыми руками мое горло и сильно сжимает.

Я кричу, и вода заполняет мои легкие.

Я тону. Тону, когда вода заполняет мой рот, мои глаза, мои уши, мои легкие.

Я не могу дышать.

Я не могу… дышать.

Я тону.

Когда мои глаза расширяются от воды, я понимаю, что я мертва.

Ужас заставляет меня подпрыгнуть.

Я приземляюсь в сильные руки, которые удерживают меня на месте, и прижимаюсь к твердой стене груди.

– Тсс, я тебя держу, – раздается голос в темноте. Это не Джуд. Это Эйден.

– Пожалуйста, не позволяй ему причинить мне боль, – умоляю я.

– Ты в безопасности.

Я пока не могу осознать, где я нахожусь. Кошмар был настолько реальным. Таким же реальным, каким он был, когда случился.

Эйден смотрит на меня. В лунном свете его глаза кажутся серебряными, а четкие линии его профиля – более резкими.

Я моргаю и снова сосредотачиваюсь.

– Я тебя держу. Ты в безопасности.

Безопасность…

С ним безопасно?

А мне?

– Это был кошмар, Оливия.

– Кошмар…

Нет, это был не просто кошмар. Это была часть темных воспоминаний из прошлого, которые продолжают преследовать меня. Воспоминания о том, как все изменилось. Когда Эрик пропал.

Эти кошмары возвращаются только тогда, когда мне страшно. Как сейчас.

И если Эйден не мог видеть, какой эффект это произвело на меня несколько минут назад. Он видит, когда густые капли крови начинают капать из моего носа.

23

Эйден

Я включаю лампу и беру салфетки, чтобы вытереть ей нос.

Я не знаю, что захватывает меня больше: кровь, просачивающаяся сквозь ткань, или слезы, текущие по ее щекам, смешиваясь с кровью.

Меня ничто не захватывает.

Ничего подобного, конечно, не должно быть, но есть что-то в том, как она напугана, что меня задевает.

Это проникает в то место внутри меня, которое когда-то было человеческим, и тот мужчина, которым я был раньше, хочет заглянуть в ее голову, чтобы увидеть, какие кошмары ее наполняют.

Кровь из носа и крики во сне – это не обычный кошмар. Это происходит, когда с вами случилось что-то плохое.

Она ясно сказала – Пожалуйста, не позволяй ему причинить мне боль.

Это уже второй раз, когда она говорит что-то подобное.

Тот, о ком она говорит, это, должно быть, Джуд.

Должно быть, этот ублюдок издевался над ней. Она ведет себя так, будто над ней издеваются, и я достаточно много видел людей подвергшихся насилию, чтобы это знать.

С ходу не скажешь. Но в конце концов правда выходит наружу, какую бы форму она ни приняла.

Человек, подвергшийся насилию, старается хорошо это скрыть, и большинство из них прекрасно справляются с этой задачей. У других есть личность затворника. У некоторых это смесь того и другого.

Как и она.

И как Габриэлла. Ее изнасиловали, когда ей было пятнадцать. Это случилось до того, как она встретила меня. Это все, что я смог из нее вытянуть. Она так и не сказала мне, кто ее обидел. Наверное, потому что знала, что я бы их убил.

– Извини – говорит она, пытаясь вырваться. Я ее удерживаю и прижимаю салфетку к ее носу.

– Не двигайся. Лучше не двигаться, когда идет кровь из носа.

– Похоже, у тебя тоже так было, – бормочет она, и ее глаза встречаются с моими.

– Да, раньше. – После смерти Габриэллы со мной случалось всякое дерьмо. Мне снились сны, в которых я ее спасал, а реальность была кошмаром. Во сне, во сне я просыпался и обнаруживал, что она жива, и у меня было свое счастливое будущее. Потом я просыпался от этого и осознавал ужас моей реальности.

Я хватаю еще салфетки и выбрасываю остальные. Вторая партия, кажется, справляется, но Оливия выглядит истощенной.

– Ты в порядке?

– Вода, у меня в горле такое чувство, будто он все еще… – Ее голос затихает, и она отводит взгляд. – Я просто хочу пить.

Я сдерживаю напряженное чтение между строк, но успокаиваю свои беспорядочные мысли.

– Я принесу тебе воды.

Я натягиваю штаны и приношу ей стакан воды. Она берет его и выпивает залпом, словно не пила воду несколько дней. Впервые она добровольно взяла что-то у меня и не подняла шум.

Оливия снова засыпает, а я нет. Я смотрю на нее и делаю то же самое на следующий день, когда она не знает, что я смотрю.

Она сидит в саду и просто смотрит на грязь. Она как будто в кататоническом состоянии, как пациенты психиатрической больницы. Люди, которые живут в запустении от того дерьма, что с ними произошло.

Вечером я ухожу на встречу с Братством, а когда прихожу домой, то обнаруживаю ее сидящей на полу в комнате, прислонив голову к стене.

На ее лице застыло беспокойство, и я понимаю, что она снова не ужинала, потому что теперь она выглядит изможденной.

Я избавляю ее от наказания, которое замыслил для нее, только потому, что при виде ее у меня внутри все сжимается от жалости.

– Иди спать, – говорю я ей, и она ложится.

Она ложится, а я быстро принимаю душ и присоединяюсь к ней.

Когда я выключаю свет, она сворачивается в клубок и выглядит меньше.

Я кладу руку ей на живот и глажу. Она оглядывается на меня через плечо, но мы ничего не говорим.

Я погружаюсь в свои собственные кошмары, которые уже ждут меня.

Когда я просыпаюсь, наступает утро, и вместо того, чтобы лежать на боку, как обычно, спиной ко мне, Оливия свернулась у меня на руках, сжимая руками мою майку, а ее голова покоится у меня на груди.

На самом деле я держу ее, держу так, словно хочу ее уберечь.

Я не помню, чтобы делал это прошлой ночью, или когда я делал это в последний раз с кем-то. Теперь я тянусь за своим пистолетом, неважно, сплю я или нет.

Я шаркаю, и ее голова наклоняется набок, отбрасывая густую массу волос, но я замечаю что-то, что привлекает мое внимание.

Маленькая полоска на голове.

Я вижу это впервые.

Я отодвигаю оставшиеся волосы и вижу, что линия стала длиннее, чем я мог видеть раньше.

Похоже, кто-то ударил ее по голове, расколов ее, и ей наложили швы.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я понимаю, что так оно и есть, потому что именно это и произошло.

Я не заметил, когда она открыла глаза, но она наблюдает, как я ее осматриваю.

– Кто это с тобой сделал? – требую я. Я знаю ответ, но хочу, чтобы она его озвучила.

– Джуд, – отвечает она едва слышным шепотом.

Джуд.

Ублюдок.

Бить ее по голове так – это ужасно. Это другой вид наказания, который даже такой мужчина, как я, не стал бы назначать женщине.

Она отпускает мою рубашку, но я ловлю ее руки, ее изящные руки, которые кажутся намного меньше моих.

Она все еще боится меня, и так и должно быть, но та же искра интереса, которая впервые пленила меня, наполняет ее глаза, когда она смотрит на меня.

Когда я оглядываюсь назад, я вспоминаю слова моего отца, которые он когда-то сказал. Речь шла о том, чтобы поднять раненую змею.

Когда вы ее берете в руки, она ранена, поэтому не может причинить вам вреда, но вы знаете, что может произойти, когда вы берете ее в руки, и что она может с тобой сделать.

Змея символизирует потенциальную опасность и то, что может произойти, если ты откроешься для атаки со стороны того, кому, как ты знаешь, не следует доверять.

Эта женщина может быть именно такой.

Но в моем сердце что-то говорит мне, что это не так. Проблема в том, что я не полагался на свое сердце годами и не хочу делать это сейчас.

Но… ничто не смогло остановить мое очарование ею, и я снова оказываюсь втянутым в чары, которыми она меня околдовала.

Это как ощутимая сила, зацепившая мою душу. Она тянет меня все ближе и ближе к ее губам.

Я вижу сбивающую с толку ярость войны в ее глазах, но когда я касаюсь ее губ, она уступает мне.

Наши губы встречаются в поцелуе, который также сводит с ума, как и предыдущий, и от прилива желания мой член твердеет.

Ее язык переплетается с моим, когда я пробираюсь в ее горячий влажный рот, и вот тогда я понимаю, что собираюсь трахнуть ее, хорошо это для меня или плохо.

Я никогда раньше об этом не беспокоился. Какого хрена я должен начинать сейчас, когда это первая женщина за много лет, которую я действительно жажду.

Я обхватываю ее грудь и сжимаю ее, а она проводит пальцами по моей груди, прикасаясь ко мне так, словно я ей нужен.

Я переплетаю пальцы в ее волосах и притягиваю ее все ближе и ближе, углубляя поцелуй, чтобы получить больше, взять больше.

Я так далеко в своих мыслях, что жужжание моего телефона на тумбочке звучит так, будто оно также далеко.

Только через несколько мгновений я понимаю, что телефон рядом со мной и мне нужно ответить на звонок. Вот тогда я отстраняюсь от нее и тянусь за ним.

Это Доминик.

Я отвечаю и сползаю с кровати.

– Привет, – говорю я.

– Просто сообщаю, что ребята нашли десять потенциальных дилеров, которые могли бы быть Пирсоном. Кажется, мы на правильном пути.

Его слова возвращают мое внимание к тому, что важно, и я перестаю думать своим членом.

– Спасибо, чувак, – отвечаю я.

– Поговорим позже.

Когда он вешает трубку, я снова смотрю на женщину в моей постели и размышляю о том, какое сильное воздействие она на меня оказывает.

Я не знаю, что с этим делать, и не знаю, какой контроль она у меня забирает, когда я к ней прикасаюсь.

Решив, что мне нужно проветрить голову, я ухожу и оставляю ее смотреть на меня так же, как она смотрела несколько ночей назад, когда я сделал то же самое.

По тем же причинам.

24

Оливия

Я снова на улице.

Это единственное занятие, которое поддерживает меня на плаву, хотя на самом деле я ничего не делаю, кроме как смотрю на окружающий меня пейзаж, что теперь ощущается так же, как если бы я смотрела на стены.

Иногда пролетает птица и меняет обстановку. Вот и вся моя скука.

Боже, я тут схожу с ума во всех отношениях, а эти чертовы поцелуи с Эйденом просто бесят.

Я не понимаю, как мои эмоции могут быть такими непостоянными.

Как идиотка, я перехожу от страха до желания залезть на него, когда он меня целует. Хуже всего, когда я чувствую себя в безопасности с ним.

Это как лежать рядом со львом и ждать, что он защитит тебя от тигра. Оба они одинаково плохи.

Я оставила одного дьявола в Сан-Франциско и оказалась у другого.

Прекрасный дьявол, который намного хуже из-за того, что он делает со мной. Он заманивает меня в искушение, и я схожу с ума от его прикосновения.

Эта сводящая с ума неразбериха сводит меня с ума, и если я позволю ей случиться, она приведет меня в ад, и я никогда не выберусь отсюда.

Что же тогда станет с моей семьей?

Мое внимание привлекает горничная, которая открывает дверь и выходит на террасу вместе с мужчиной, похожим на Эйдена.

Я решила, что они родственники, но не думаю, что они братья. Есть только небольшое сходство и сходство в присутствии.

Горничная, Ирина, ставит передо мной на стол поднос сэндвичей, которые я не буду есть, и кувшин с водой. Думаю, она поняла, что я не буду есть, но я пью, чтобы поддерживать себя в форме.

Она сочувственно смотрит на меня и неторопливо уходит.

Мужчина, похожий на Эйдена, остается и подходит к злодею из Бонда, который наблюдал за мной последние несколько дней.

Они говорят по-русски о своих обязанностях на день. Затем злодей Бонда опускает голову, уважительно кивает и уходит.

Парень, похожий на Эйдена, занимает место у перил и смотрит на меня.

В отличие от Эйдена, у него нет татуировок на руках, но у него есть дракон, которого я вижу на шее. Однако тело дракона исчезает под его рубашкой, и я могу разглядеть несколько татуировок звезд на его ключице. Это означает, что он старший член, как и Эйден. Я предполагаю, что у него либо та же роль, что и у моего дедушки, либо что-то похожее.

Он закатывает рукава вверх по своим толстым предплечьям, открывая больше татуировок. Есть японские иероглифы, которые кажутся скорее показными, чем символическими.

Мы продолжаем смотреть друг на друга, и я ловлю себя на том, что пытаюсь успокоить колотящееся сердце.

Я первая отвожу взгляд, но потом снова смотрю на него, когда он подходит и снимает пластиковую пленку с сэндвичей.

– Поверь мне, в твоих интересах что-нибудь съесть, – говорит он. Его акцент сильнее, чем у Эйдена.

Я впервые слышу, как этот парень говорит, но он говорит с тем же авторитетным видом, что и Эйден. В нем есть что-то более зловещее, что кажется темнее. Это та часть, на которую мне не нужно смотреть и знать.

– Я не голодна, – решаю я сказать вместо того, что я действительно хочу сказать. Какой смысл меня кормить, если они в конце концов меня убьют. Я как гребаная свинья, идущая на бойню.

– Ирина сказала, что ты не ешь. Если ты думаешь, что покончишь с собой под нашим надзором, объявив голодовку, то тебя ждет разочарование.

– Зачем мне умолять сохранить мне жизнь, если я хочу покончить с ней? – осторожно, ох, как осторожно я отвечаю.

– Я человек, который учитывает все возможности. Ешь.

– Меня вырвет, – признаюсь я, чувствуя, как желчь бурлит в моем желудке, пока мы говорим. Я не могу есть. Не тогда, когда я так напугана и беспокоюсь о своей матери.

– Почему?

– У тебя есть мать?

Он удерживает мой взгляд. – Была.

– Ты бы не волновался, если бы она была прикована к инвалидной коляске и находилась в опасности? Ты бы мог есть?

Он щурится, и что-то смягчается в его жестком взгляде, заставляя его снова накрыть сэндвичи крышкой.

Я не знаю, означает ли это ответ на мой вопрос, или что-то внутри него понимает, что бесполезно пытаться заставить меня поесть.

– В следующий раз, когда он скажет тебе поесть, тебе лучше поесть, и прежде чем ты спросишь о его матери, я предупрежу тебя, что этого делать не следует.

– Почему? – шепчу я.

– Она погибла, пытаясь спасти его, когда он был ребенком.

Я моргаю несколько раз, осознавая еще одну ужасную потерю в жизни Эйдена. Его мать погибла, пытаясь спасти его, и он вдовец.

Он отступает к перилам, где стоял другой охранник. Я думаю, раз уж мы говорим, не помешает назвать его имя, а не думать о нем как о парне, похожем на Эйдена.

– Как тебя зовут?

– Тебе не обязательно это знать.

Я усмехаюсь. – Я просто была вежливой. Ты похож на него. Я просто хотела имя, которое подходило бы к твоему лицу.

Очевидно, что он ведет себя как придурок, потому что они думают, что я змея, но также очевидно, что он оценивает меня, потому что не уверен, что я таковой являюсь.

– Максим. Я брат Эйдена и его Советник, так что не думай, что можешь со мной шутить. Я вынесу такое же наказание, как и он, если возникнет такая необходимость.

Я решаю проигнорировать его тупую манеру поведения и продолжать вежливо. Это могло бы помочь смягчить удар того, что может со мной случиться.

– Таким же был мой дед для своего пахана.

Он наклоняет голову набок и смотрит на меня пронзительным взглядом. – Я знаю.

– О… – Конечно, они, похоже, знают все, что так или иначе не поможет моему делу.

Но я понимаю, откуда они взялись.

Для меня дела обстоят не очень хорошо, если Джуд – чертов лидер Ордена, а Эрик – его член.

Эрик… как ты мог это сделать?

Зачем тебе это делать?

Когда я разговаривала с Эйденом прошлым вечером, я поняла, что именно Джуд переманил Эрика на темную сторону.

Когда Максим выпрямляется, я думаю о чем бы с ним поговорить. Мне на ум приходит жена Эйдена.

– Когда умерла жена Эйдена? – спрашиваю я. Эми так и не сказала мне, когда это случилось. Максим сужает глаза в ответ. – Зачем тебе это знать, это невежливый разговор.

– Мне просто любопытно.

– Тогда это надо у него спросить. А не у меня.

– Потому что вы думаете, что я работаю с людьми, которые забрали его сына?

– Я не собираюсь тебе этого рассказывать.

Я отвожу от него взгляд. Бесполезно разговаривать с этим парнем. В нем нет ничего человеческого.

Я наливаю немного воды в пустой стакан на подносе и делаю глоток. Если я сделаю больше нескольких глотков здесь и там, меня стошнит, и блевать будет нечем, потому что я не ела несколько дней.

Когда мои руки трясутся, я знаю, что это от слабости моего тела. Они правы, что беспокоятся, потому что я не хочу морить себя голодом, как я это делала, когда Джуд забрал меня.

Когда тень смерти проносится в моем сознании, я замечаю нечто, привлекающее мое внимание, когда охранники внизу отходят от стены.

Это ворота, скрытые аккуратно подстриженной изгородью. Это одни из тех старомодных ворот с замком на них, как в парке около моего дома в Сан-Франциско.

Я не могу взломать систему, но могу взломать замок. Эрик научил меня, как это сделать.

Ворота, похоже, открываются в другую область у стены. Я предполагаю, что оттуда, где мы находимся, они могут вести к докам. Пляж должен быть с другой стороны от нас.

Рука схватила меня, а кулак обрушился на стол, заставив меня резко обернуться и увидеть прямо перед собой Максима.

Он сердито смотрит на меня и прижимает мою руку к столу. Больно.

– Даже не думай об этом, – рычит он.

Мне еле удается успокоить свое сердце, прежде чем оно выпрыгнет из груди от страха. – Думать о чем?

– Побег. Даже не думай о побеге. Либо мы тебя пристрелим, либо акулы тебя съедят, если ты упадешь с высоты в сто футов.

Мой рот открывается, и я сжимаю губы.

Он отпускает меня, но я вижу в его глазах что-то вроде беспокойства. Это заставляет меня думать, что это может быть выходом, и он беспокоится, что я только что это поняла.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, волосы на затылке встают дыбом. Кожу покалывает, и это сочетание напоминает мне о том, что ты ожидаешь почувствовать, когда кто-то за тобой наблюдает.

Я смотрю налево, чтобы убедиться, что я права.

Эйден стоит у стеклянного окна от пола до потолка и наблюдает за мной.

Судя по столу позади него, он, должно быть, находится в своем кабинете или офисе.

Нас разделяет, наверное, сорок футов, но я чувствую жар в его взгляде. Как прошлой ночью.

Его темные, зловещие черты окрашены той дикой зачарованностью, которая ослабляет мою решимость.

Он продолжает называть меня ангельским личиком, как будто видит во мне что-то, напоминающее ему о чистоте.

Я настолько далека от этого, что не могу вспомнить, каково это – быть чистой.

Этот дьявол Джуд Кузьмин испачкал меня и очернил мою душу.

Я – лишь тень прежней себя, пытающаяся вернуться назад, и я не могу просто так сдаться.

Я не могу позволить этому мужчине овладеть мной, даже если я не знаю, что делать, когда он рядом.

Мне нужно найти выход, пока все окончательно не потеряно, включая меня.