Текст книги "Мрачный похититель (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Мы целуемся и внезапно падаем в кровать, целуясь. Я не собираюсь сопротивляться тому, что мое тело хочет сделать дальше, потому что мой разум, сердце, тело и душа должны найти выход в ней, и это не только из-за сегодняшних событий. Это потому, что она – то, что мне нужно.

Мы снимаем одежду, и я проскальзываю прямо в ее гостеприимный проход, она готова ко мне. Всегда готова, чтобы я взял ее.

Я делаю это. Когда я начинаю входить в ее тело, занимаясь с ней любовью, все, что я чувствую к ней, стремительно вырывается на передний план моего сознания. То, как она касается меня, то, как она смотрит на меня, то, что она чувствует ко мне, – это то, чего я никогда не думал, что у меня будет снова. но… это не снова. Это первый раз.

Я влюбился в нее в первый раз, когда посмотрел на нее, и теперь я знаю, что мне это не приснилось. Она открыла во мне что-то, к чему только у нее были ключи. Это заставило меня влюбиться в нее, полюбить ее.

Только она могла заставить меня полюбить ее так, как я люблю ее.

Мы сходимся вместе, отдаваясь кульминации удовольствия, которое захватывает нас с обоюдной отдачей. Когда я снова смотрю на нее, я знаю, что она видит, что я чувствую. Это тот момент душа в душу. Это происходит снова. Момент, когда слова не нужны. Вы просто смотрите друг на друга и точно знаете, что чувствует другой.

Я никогда не испытывал этого ни с кем, и, продолжая смотреть на нее, я понимаю, что никогда не испытаю этого ни с кем другим, кроме нее.

Но мне лучше молчать, потому что я не могу дать ей то, что ей нужно.

Именно потому, что я люблю ее, я должен ее отпустить.

Я хочу, чтобы у нее было самое лучшее, но это не про меня.

Глава сороковая

Изабелла

Тристан держал меня на руках, пока я засыпала.

Я спала, и впервые за много лет я погрузилась в глубокий сон, не шевелясь и не испытывая страха перед кошмаром.

Это произошло вчера вечером, когда Кэндис находилась в больнице и боролась за свою жизнь.

Я только что проснулась, и первое, что пришло мне в голову, было воспоминание об этом ужасе.

Я одинока, и в моей душе чувство пустоты, от которого я не могу избавиться.

Я все еще виню себя. В тот момент, когда Доминик начал говорить, я поняла, что он в ярости из-за меня и Тристана, и у меня снова возникло это прокаженное чувство. Вина по ассоциации с моим отцом.

Потом, когда пуля вылетела из его пистолета в последний раз, я просто знала, что она попадет в кого-то. Я видела все в замедленной съемке. В тот момент, когда первая пуля вылетела из его пистолета, я знала, что впереди меня ждет катастрофа. Я была в этом уверена. А потом Кэндис подстрелили.

Крик, вырвавшийся из ее горла, все еще пронзает меня. Это был крик из глубины ее души и единственный звук, который она издала. После этого она просто замерла. Это был эффект пули.

Теперь пришло время ожидания, и я хотела остаться, но я поняла необходимость в некоторой приватности. Она для меня друг, но для них она как семья, и есть границы.

Поскольку, похоже, уже позднее утро, я встаю и переодеваюсь.

Я решила спуститься вниз, где смогу подождать новостей.

Я не хочу выглядеть так, будто мне здесь комфортно, пока Кэндис в таком плохом состоянии. Я и так чувствую себя дерьмом просто потому, что нахожусь здесь.

Сказать, что мир перевернулся с ног на голову за последние несколько недель, будет преуменьшением. Правильнее сказать, что он перевернулся во все стороны, кроме правильной.

Я спускаюсь вниз и вижу, как прислуга убирается. Несколько горничных делают обход. Старшая горничная спрашивает, хочу ли я завтрак, и я вежливо отказываюсь. Я не голодна, и у меня снова тошнотворное чувство. Я просто чувствую, что меня вырвет, если я выпью что-нибудь, даже воду.

Надеюсь, это чувство пройдет, как только я услышу что-нибудь о Кэндис.

Я выхожу на террасу, ведущую к пляжу, и смотрю, как накатывают волны. Это не похоже на те, что на острове, но так же великолепно. Весь дом великолепен.

Я слышала, что жена Массимо находится в безопасном месте. Глядя на это место, я задаюсь вопросом, что она за женщина и каково это – быть замужем за боссом.

Это не было бы похоже на то, как если бы я вышла замуж за Дмитрия. Круг Теней не похож на итальянскую мафию. Они существуют только для того, чтобы убивать и получать власть. Вот и все. Деньги и власть. История моей жизни. Они безжалостны и бессердечны, дьяволы, каждый из них, и нет жизни там, где они существуют.

Я не знаю, что теперь будет. Сомневаюсь, что Тристан и его братья продолжат, как планировалось, не с Кэндис в больнице. Я не хочу, чтобы они это делали.

Мне почти не хотелось покидать больницу. Я могу себе представить, что они должны чувствовать. Род-Айленд находится на другом конце страны. Далеко-далеко от Кэндис, если она в них нуждается.

Я остаюсь на террасе, пока не начинается дождь, а затем иду на кухню, решив выпить стакан воды.

Я вхожу, и через другую дверь входит человек, который пытал Сашу. Я напрягаюсь, когда вижу его, хотя знаю, что он не желает мне зла.

– Привет, меня зовут Ник, – говорит он.

– Привет, – отвечаю я.

– Тристан послал меня, чтобы сообщить, что с Кэндис ничего не изменилось. Он хотел сообщить тебе, чтобы ты не волновалась.

– Спасибо. Я ценю это, – я киваю и складываю руки вместе.

– Я буду здесь до конца дня. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет. Я просто возьму воды и пойду в свою комнату.

– Просто позвони, если тебе что-то понадобится. Персоналу поручено продолжать работу в обычном режиме, поэтому обед скоро будет приготовлен.

– Спасибо, – отвечаю я. Он кажется таким нормальным. Как будто он никогда не мог причинить вреда кому-либо. Я прекрасно помню, как он без всякого раскаяния применил к Саше электрошокер.

Он наклоняет голову и уходит от меня.

Я кладу руки на столешницу и думаю о том, что я могу сделать сегодня, чтобы не сойти с ума от беспокойства. Похоже, это будет еще один день ожидания. Ожидания и беспокойства. Так же, как на острове.

У меня снова то же самое удушающее чувство, и тошнота, которая поселяется в глубине моего желудка, тоже не помогает. Я действительно чувствую себя больной, настолько больной, что я беру булку из свежеиспеченной стопки хлеба на столе и ем ее. Это немного помогает, но совсем немного.

Сделав глубокий вдох, я беру стакан из шкафа, но шаркающий звук шагов заставляет меня обернуться.

Я думала, что это Ник возвращается, но это не так. Это не Ник, а человек, которого я вижу входящим на кухню, в последнее время только и появляется в моих кошмарах.

Мои глаза расширяются и кажутся готовыми выскочить из орбит, когда я смотрю на итальянца с кривым носом.

– Ты, – выдыхаю я, и стакан выпадает из моих рук, разбиваясь об пол. Он разбивается у моих ног.

Я смотрю на него, и улыбка мелькает на его лице. Он на десять лет старше, выглядит старше, но взгляд у него тот же. Взгляд человека, который слишком долго носил маску и снимает ее, чтобы показать свое истинное лицо.

– Ты меня помнишь, – замечает он.

– Что ты здесь делаешь? – выдыхаю я. Если он здесь, то мой отец не может быть слишком далеко. Они нашли меня. Это значит, что меня нашли.

– Дорогая, у меня много лиц. Это лишь одно из них. Альфонсо, доверенный советник семьи Д'Агостино. Настолько верный, что Тристан просил меня охранять тебя, потому что я был единственным человеком, которому он мог доверить такую информацию. Но я связан клятвой крови. Kruv' omertà.

Я готовлюсь бежать. Я добегаю до двери, через которую прошел Ник, и врезаюсь в Дмитрия. Рядом с ним стоит мой отец.

Ник вбегает на кухню с другой стороны, и Альфонсо стреляет ему прямо в грудь.

У меня нет возможности кричать.

Дмитрий закрывает мне рот тряпкой с резким запахом, который заглушает мое сознание.

Когда моя голова откидывается назад, я вижу холодный, жесткий взгляд отца. Он смотрит на меня с разочарованием, гневом, яростью, смертью.

Глава сорок первая

Тристан

Мы с Массимо только что вышли выпить кофе, оставив Доминика у постели Кэндис.

Она в комнате, теперь подключенная к трубкам и всяким аппаратам. Все, что я слышу в своей голове, это монитор сердца.

Пока я слышу этот звук, у меня появляется надежда, что она выкарабкается.

Может быть, именно благодаря кому-то, кого я знаю, у Кэндис сильное сердце – и физически, и эмоционально.

Врачи посоветовали нам давать ей перерывы, чтобы не перегружать ее разум, но в то же время разговаривать с ней, чтобы она знала, что мы рядом.

Я и Массимо. Доминик – нет, и это, наверное, к лучшему. Как бы сильно ее сердце ни было, я не уверен, что она будет чувствовать по отношению к Доминику после этого. Не знаю, поможет ли услышать его голос, даже если он выразит его скорбь.

Массимо и я покупаем кофе в маленьком магазинчике и садимся на скамейку у главного входа в больницу. Мы не планируем отсутствовать слишком долго.

Массимо выглядит так, будто ему нужен перерыв и сон, поэтому я собираюсь предложить остаться здесь, пока он идет домой. У меня был перерыв, когда я был с Изабеллой, я ушел через несколько минут после того, как она уснула. Это было несколько часов назад.

– Эй, как насчет того, чтобы ты пошел домой через некоторое время? Иди, а я займусь, – предлагаю я.

– Нет, мне нужно остаться, даже если я посплю час в машине. Я не чувствую, что могу оставить ее. Я не думаю, что она хотела бы, чтобы я это сделал, особенно сейчас.

Он, вероятно, прав. – Массимо, тебе нужно немного поспать. Мы не знаем, что произойдет и какой она будет. – Это подводит меня к другой мысли, которая у меня на уме. – Я не знаю, смогу ли я отправиться в Род-Айленд с ней в таком состоянии.

Он смотрит на меня и кивает. – Я знаю, но я скажу тебе сделать это, брат. Тебе нужно. Это должно произойти. Не рискнуть – это как оставить рану открытой, чтобы она гноилась. Я просто размышляю, стоит ли мне идти. Но это не та миссия, которую я могу возложить на тебя, потому что вместе мы будем сильнее.

– Вместе? А как насчет Доминика. Я не думаю, что нам стоит его брать. Массимо, я знаю, что вчера вечером был несчастный случай, но это показало серьезность его проблемы. Ему нужна помощь.

– Я согласен, и поэтому я собираюсь предложить, чтобы мы не брали его. Я едва узнал его вчера вечером. Я всегда хочу быть тем парнем, который заботится обо всем и обо всех, но это слишком распыляет меня. Когда вы так делаете, это означает, что вы просто теряетесь и не совсем расставляете приоритеты. Мы можем чувствовать, что мы были рядом с ним, но он так не чувствует, и он прав, что мы не говорили о Па. Мы не говорили. Я не могу. Па умер у меня на руках, Тристан. Это не то, что я хочу помнить.

Я понимающе киваю. – Я не могу поверить, что мы здесь. В этот момент Кэндис в больнице, потому что Доминик застрелил ее.

Это не похоже на правду. Это похоже на какую-то сумасшедшую чушь, которую я выдумал, потому что когда я думаю о них, я вспоминаю, как они выглядели как пара, когда гуляли по пляжу. Я думаю о том, как ее глаза светились каждый раз, когда он говорил с ней.

– Если она выкарабкается, это изменит их. Это изменит и ее.

Я вздыхаю от разочарования.

Он допивает свой кофе, а я делаю глоток своего. Я больше не могу пить, поэтому я ставлю чашку обратно на столик.

Массимо встает через несколько минут. – Ну, давай вернемся.

Я киваю и выливаю остатки кофе.

Мы возвращаемся в комнату. Доминик все еще в том же положении.

Разумеется, возникли вопросы о том, что и как произошло. Все были настолько расстроены вчера вечером, что объяснений того, что Кэндис была застрелена случайно, хватило на вчерашний вечер, чтобы врачи могли сделать свою работу. Но я ожидаю, что скоро приедут и полицейские. В нашем мире все скрывается, и мы, преступники, уходим от ответственности за всякое дерьмо. Но за такие вещи приходится отвечать, особенно когда дело касается людей, которых мы знаем.

Когда мы заходим внутрь, он смотрит на нас, и в его глазах отражается беспокойство.

Кажется, он хочет нам что-то сказать, но сдерживается из-за Кэндис.

Я думаю, нам лучше не говорить слишком много при ней, на всякий случай, чтобы это не переросло в спор, но мы молчали уже несколько часов. Нелегко будет молчать вечно.

– Мне жаль, – говорит Доминик. – Мне жаль за все и за это. Я не могу начать извиняться достаточно. Я знаю, что просто сказать – извини недостаточно, и она последний человек, который должен быть здесь. Кэндис – единственный человек в моей жизни, которого я просто… она так много для меня значит. Вчера вечером я не знал, что, черт возьми, я делаю. Я не могу поверить, что я здесь с ней в таком состоянии. Я поговорю с копами, когда они начнут допрашивать.

Я бросаю взгляд на Массимо, который смотрит прямо на него. – Мы поговорим об этом позже.

– Я пойду, Массимо. Да, конечно, это был несчастный случай, но это чушь собачья. Все остальное, что произошло, не было. Я был под кайфом. Я принял больше… – его голос затихает, и я вижу, что он с трудом пытается с нами разговаривать.

– Расскажи нам, – говорю я. – Расскажи нам, что с тобой, Доминик.

– Сначала это было просто для того, чтобы снять напряжение. Я принял несколько таблеток, чтобы помочь себе уснуть. Потеря Па и Андреаса глубоко ранила меня. Я думал, что как братья мы доверяем друг другу, но Андреас работал с другой стороной, чтобы уничтожить нас. Это как-то повлияло на нас, когда мы стали сомневаться друг в друге. Сначала я перестарался, чтобы убедиться, что вы, ребята, можете мне доверять, потом это стало слишком, и я потянулся к более крепким вещам, и это свело меня с ума. Это свело меня с ума так, что я не мог остановиться или думать дальше, чем понюхать, чтобы почувствовать, что я могу справиться.

– Тебе следовало прийти к нам, Доминик, – говорит Массимо.

– Я знаю, что должен был. Из-за своих проблем я чувствовал себя чертовски слабым, а слабость – это не то, что связано с нами. Мы были на пути мести, и я чувствовал, что схожу с ума. Это было неважно. Мне не нужно говорить, что я был неправ, я знаю, что я был неправ. Я знаю, что принимать наркотики было не выходом. Я прекращаю. Уверяю вас. Мне так стыдно за себя, и теперь мой ангел лежит здесь и страдает. – Он снова смотрит на Кэндис и берет ее за руку.

Ее рука прикреплена к трубкам, но он целует кончики ее пальцев.

– Мой ангел, ты не представляешь, как много ты для меня значишь, – хрипло говорит он, проводя по кончикам ее пальцев. – Я люблю тебя.

Я ничего не могу сказать. Нет ни одной чертовой вещи, которую я не мог бы сказать, потому что он меня потряс. Он потрясен и восстановил что-то внутри меня, потому что он тот же парень, которого я знаю. А не тот человек, который изменился за последние несколько недель.

Он склоняет голову, кладя ее около руки Кэндис.

Это изменение писка на кардиомониторе отвлекает мое внимание от него. Он быстрее. Паника заставляет меня оглянуться на Кэндис, и мое сердце взлетает, когда я вижу, как ее рука пробегает по голове Доминика.

Ее глаза открываются и закрываются, и она оглядывается вокруг.

Мы бросаемся к ней. Ее губы раскрываются, и она смотрит на каждого из нас, но сосредотачивается на Доминике.

– Не надо, не уходи. – Ее голос звучит слабо, но я так рад его слышать. Она сжимает его руку, и он удерживает ее взгляд.

– Прости меня за все, Кэндис.

– Просто не уходи.

– Я здесь, – уверяет он ее. – Я прямо здесь.

– Я пойду за врачами, – говорит Массимо.

Он вбегает в дверь и зовет врачей.

Через несколько мгновений у меня звонит телефон. Я отвечаю, потому что знаю, что это может быть только Ник.

Да. Я попросил его связаться со мной, если он давно не слышал от меня ничего. Таким образом, мы могли бы поддерживать хороший поток общения.

Я отвечаю, и он звучит так, будто только что проснулся. Он стонет, как будто его ранили, и вот тогда я понимаю, что что-то происходит.

– Ник, что случилось?

– В меня стреляли. Они забрали Изабеллу. Мортимер и Дмитрий забрали Изабеллу. Альфонсо работал с ними, – объясняет он в одной фразе.

Я почти роняю телефон, когда кровь отливает от моего лица. Я испытываю то оцепенение от шока, которое испытывает человек, когда слышит что-то, чего не может быть, и его мозг не может это обработать.

– О чем ты говоришь? Альфонсо?

– Альфонсо… Kruv' omertà. – Вот что я услышал от него. Kruv' omertà.

И вдруг все становится понятно. Он был итальянцем.

Он был настоящим предателем все это время. Когда мой мозг все обдумывает, я понимаю, что все, что когда-то не имело смысла, теперь имеет смысл.

Альфонсо был человеком, игравшим на стороне задолго до нашего рождения, идеальным кандидатом на предательство.

Мы бы никогда его не заподозрили.

Глава сорок вторая

Изабелла

Моя голова…

Господи, моя голова сейчас взорвется, а все тело в огне.

Тошнота только усилилась, и я чувствую себя намного хуже, чем раньше.

Я медленно открываю глаза по одному и обнаруживаю, что смотрю на белый потолок с закрученными узорами, похожими на крошечные водовороты, закручивающиеся в небо.

Пока я моргаю и пытаюсь осознать, где я нахожусь, я вспоминаю, что со мной произошло, и по моему телу пробегает холодок.

Боже мой, Боже мой. Я точно помню, что произошло.

Ужас движет мной, но когда я пытаюсь встать, ограничения удерживают меня на месте. Я шаркаю и понимаю, что лежу на больничной кровати. Мои запястья связаны, как и мои ноги. Обе связаны, как будто я застряла в фильме ужасов. Я отчаянно пытаюсь освободиться, но знаю, что это бесполезно. Нет смысла. Человек, который связал меня, точно не дал бы мне возможности сбежать. Не снова.

Дверь распахивается, и входит человек, которого я боюсь больше всего.

Мой отец.

Я замираю, когда вижу его. Я не двигаюсь, настолько замираю, что мое сердце замедляет свой ритм и я боюсь, что оно остановится в моей груди от его вида.

Этот взгляд смерти все еще таится в его глазах, напоминая о том, кто он такой.

– Изабелла… Я никогда не думал, что мы дойдем до этого. Не ты и я. Определенно не ты и я. Ребенок, о котором я так заботился, – заявляет он.

Я хочу поспорить и сказать ему, что его версия заботы не является человеческой. Я сомневаюсь, что животные относятся к своим детенышам так, как он относился ко мне. Но я держу язык за зубами. Я его знаю. Он не связал меня, чтобы помешать мне сбежать. Не поэтому. Кнуты – это больше его стиль или что-то с немедленной болью.

Я не знаю, что это. Это что-то другое. Что-то, чего я не могу предположить, потому что никогда не видела, чтобы он делал это раньше. Если я что-то и знаю о своем отце, так это то, что его злое сердце не имеет границ. Нет предела.

– Ты худший из предателей. Я знаю все, что ты сделала. Все, что ты сделала с врагом. Слава Богу за мои союзы.

– Боже… ты благодаришь Бога? Как ты вообще можешь говорить о Боге? – спорю я. Слова слетают с моих губ неконтролируемо.

Он отвечает смехом. Жестоким смехом, который разносится по всей комнате.

– Полагаю, ты права. Я полагаю, это была оговорка. В любом случае, какая-то высшая сила должна была быть на моей стороне, указывая путь к единственному человеку, который мог бы разрушить все, ради чего я так усердно работал. К тебе.

– Что ты собираешься со мной сделать? Я хочу перейти к сути. Я хочу прекратить эту чушь. Я знаю, что я сделала, и я бы сделала это снова, если бы пришлось.

– Мы еще дойдем до этого. Я еще не закончил с тобой говорить. Считай это моим последним поступком в этой жизни в качестве твоего отца. Выговор перед наказанием.

– Я бы предпочла, чтобы ты просто наказал меня. Я не хочу слышать, что ты говоришь. Ты зло, – бросаю я, обретая голос. Годами я существовала как эта бесхребетная оболочка человека, которая делала то, что ей говорили. Я была тем, с чем он думал, что может обращаться как с ничтожеством. Недели свободы наполнили меня силой, чтобы высказаться.

– Я злой. Конечно, я злой, но ты меня услышишь. Я так зол на тебя. Пока я послал людей, которые искали тебя повсюду, ты была занята тем, что помогала врагу в заговоре против меня. Они похитили тебя, и вместо того, чтобы найти способ связаться со мной, ты увидела свой путь к бегству от меня. Ты увидела шанс освободиться от меня, а затем ты помогла им спланировать мое уничтожение.

– Ты говоришь так, будто не уничтожил меня, – отвечаю я. – Ты убил мою мать и Эрика. Ты убил всех, кто когда-либо был рядом со мной или пытался мне помочь. Ты считал, что мне стоит выйти замуж за Дмитрия.

– Какая наглость. Здесь нет никаких рассуждений. Мне все равно, что ты чувствуешь. Ты мне противна, по-настоящему и полностью противна. Как ты смеешь подвергать сомнению мои действия? Я делаю то, что делаю, по причинам. Дмитрий возглавит эту группу и проследит за тем, чтобы мои планы были выполнены, а моя миссия достигнута.

– Ты так высоко отзываешься о своей миссии, почему бы тебе не заняться ею самому? Какого черта ты уходишь на пенсию?

– Потому что я умираю. – Он бросает слова, ошеломляя меня и заставляя замолчать. – Я умираю. Это будет единственной причиной, по которой я не сделаю это сам.

– Что с тобой? Я хочу знать. – Он смотрит на меня, и я вспоминаю, как я была ребенком. Раньше я боялась, что с ним что-то случится. Теперь мне говорят, что это так, и я не чувствую ничего, кроме любопытства узнать, что же заберет его из этого мира.

– Опухоль мозга, – говорит он, постукивая по виску. – Сейчас я выгляжу хорошо, но сомневаюсь, что через восемь месяцев буду выглядеть хоть как-то похоже. Я хотел разобраться со всем этим, пока у меня еще были силы.

Я смотрю на него и не могу ничего сказать.

Я ничего не чувствую. Никакого сострадания. Даже естественного семейного сочувствия, которое человек вынужден испытывать, потому что он мой отец.

– Ты почти погубила меня, Изабелла. Это почти поэтично: мое собственное творение обернулось против меня, как чудовище Франкенштейна.

– Ты думаешь, я такая? – отвечаю я, вырываясь из пут. – Я не монстр здесь. Это ты.

– Для меня монстры – это все, кто поддерживает Синдикат. Вот что ты сделала. Независимо от того, существует ли Синдикат как один человек или как множество людей, он представляет угрозу из-за своей власти. Это слишком. Я приветствовал союз, который я заключил с другими, чтобы искоренить их, и в то время я верил, что Риккардо Балестери будет у меня по правую руку. Я верил, что у меня будет контроль. Но этого не произошло. По крайней мере, теперь я знаю, что они замышляют, и поверь мне, я планирую дать отпор. Но сначала я разберусь с тобой.

– Я не выйду замуж за Дмитрия, – возражаю я.

– Брак? О нет, боюсь, это уже в прошлом. Ты больше не достойна быть частью моей жизни, даже если от нее осталось немного, и моей группы. Единственное, на что ты сгодишься, – это пример, который я собираюсь из тебя сделать. Ты получишь такое же наказание, как и твоя мать. Ты в точности как та шлюха, и история повторилась.

– Ты… убьешь меня, – выдыхаю я, едва в силах вымолвить хоть слово.

– В сговоре с врагом, в постели с врагом и, как твоя мать, в ношении ребёнка врага.

Мой рот открывается, и шок сотрясает мое тело, заставляя голову казаться легче, чем она была.

– Что? Что ты сказал?

– Ты беременна. Мы проверили тебя, чтобы убедиться, что на тебе нет никаких следящих устройств, и вот что мы обнаружили. И насколько я знаю, Тристан Д'Агостино не насиловал тебя. Ты добровольно отдалась человеку, который планировал убить твоего отца. Я не допущу такой мерзости. Ты умрешь, как и твоя мать.

– Именно поэтому ты ее убил? – Теперь я ошеломлена этим больше, чем своей собственной ситуацией.

– Я любил эту женщину больше всего на свете. Больше жизни. Она была для меня самым важным в мире, а ты была результатом этой любви. Потом она предала меня. Альфонсо Бельмонд был тем человеком, который сообщил мне о ее предательстве. У нее был роман с Джеймсом Маццоне-старшим, членом синдиката. Она забеременела. Поэтому я убил ее и его тоже.

Мое сердце сжимается, когда все встает на свои места. Теперь у меня есть ответы на все. На все, что было в прошлом.

– Как и ее, я убью тебя, – добавляет он. – Мы вернемся в Род-Айленд, и завтра в полдень я приглашу старших членов Тени посмотреть, как я вырежу из тебя ребенка. Я убью собственную дочь в знак своей преданности нашему делу, а затем Дмитрий сожжет то, что от тебя останется, будь ты жива или мертва, когда я закончу с тобой. Мы покажем, что непослушание не потерпят в Круге Теней. Тебе это не сойдет с рук.

Слезы текут по моим щекам, затуманивая зрение. Барабанная дробь в моем сердце овладевает моими мыслями и страхами.

Он оглядывает меня и уходит, а когда дверь закрывается, тьма охватывает меня изнутри и снаружи. Я мертва.

Я умру здесь.

Я беременна, и мой отец собирается меня убить.

Тристан…

Он никогда не узнает.

Я уверена, что теперь он должен знать, что я ушла, и он не подумает, что я сбежала. Не с Ником, который следит за этим местом. Ника подстрелили. Он найдет его, и я уверена, что первое, что он подумает, это то, что мой отец добрался до меня.

Он поймет, что план провалился. Он сработал только благодаря элементу неожиданности, а я была их рычагом. Теперь у них этого нет, а у меня ничего нет.

Он не пришёл бы только ради меня.

Никто этого не сделает.