Текст книги "Мрачный похититель (ЛП)"

Автор книги: Фейт Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава двадцать первая

Изабелла

Моя рука задерживается на ручке двери.

Я так много думала о том, как пройти через эту дверь самостоятельно, что теперь, когда мне это разрешено, мне становится странно.

Но дело не только в этом, или, скорее, в возможности пройти через эту дверь. Это первый раз, когда я смогу свободно ходить без слежки или надзора.

Я взрослый человек, но всю свою жизнь прожила как ребенок.

Всякий раз, когда Саша давал мне свободу, я была как Золушка, знающая, что ей придется вернуться к своей обычной жизни, как только пробьет полночь.

Я полностью осознаю, что если бы у меня был способ покинуть остров, Тристан не позволил бы мне эту маленькую милость, а сам остров – это как одна большая тюрьма. Но возможность ходить – это совсем не то же самое, что быть запертой в своей комнате.

На этой ноте я открываю дверь и делаю первые свободные шаги.

Я проснулась некоторое время назад и собралась идти на пляж. Я просто хочу прогуляться по берегу и посмотреть, как накатывает море.

Я иду тем же путем, что и в прошлый раз, направляясь по коридору, затем вниз по ступенькам. Я смотрю на комнату, в которую меня привели, чтобы увидеть Сашу, и бросаю взгляд мимо нее на кухню. Внутри находятся Кэндис и брат Тристана. Оба смотрят на меня, пока я смотрю на них. Кэндис ободряюще улыбается мне, и я отвечаю ей тем же.

Отвернувшись, я смотрю на открытую дверь впереди меня и прохожу через нее. Солнце целует мою кожу, когда я выхожу на яркий свет.

Погода прекрасная, а глубокое синее море впереди похоже на то, что можно увидеть на заставке.

Живописная сцена манит меня ближе, поэтому я иду к белому песку и сажусь на пляже. Там я остаюсь часами, просто сижу и смотрю, как волны накатывают и откатываются, думая о том, что будет дальше.

Я понятия не имею, какой план теперь у Тристана, ведь я не могу ему помочь. Я предполагаю, это значит, что он все еще нуждается во мне. Он, вероятно, все еще думает, что я рычаг.

Мой отец хочет, чтобы я вышла замуж за Дмитрия, только чтобы продолжить род, но я уверена, что если бы он оказался в ситуации, когда ему пришлось бы спасать меня, я была бы небольшой жертвой.

Так же, как и моя мать. Он любил ее, а потом убил.

Чувствуя на себе взгляд, я оглядываюсь через плечо и вижу Тристана вдалеке, который смотрит на меня. Я не знаю, как долго он там стоит.

Вместо того, чтобы подойти, он поворачивается и уходит. Когда он это делает, у меня возникает ощущение, что он не хочет со мной разговаривать. Может быть, вчера мы перешли еще одну черту, поделившись слишком многим.

Я знаю, что я это сделала. Я открылась ему и говорила об Эрике и моей матери больше, чем с кем-либо.

По крайней мере, после смерти матери у меня были психотерапевты. После Эрика ничего подобного не было. Мне пришлось вернуться и двигаться дальше.

Я смотрю на Тристана, пока он не поворачивает за угол, и я больше его не вижу. Наверное, пора возвращаться в дом. Я уже давно здесь. Я возвращаюсь и натыкаюсь на Кэндис.

– Эй, я как раз собиралась узнать, не хочешь ли ты лазанью, – говорит она.

– Спасибо, звучит здорово.

– Круто, я обожаю готовить. Я убедила служанок позволить мне готовить сегодня, – посмеивается она.

– Могу ли я помочь? – предлагаю я. Было бы неплохо остаться внизу на некоторое время и чем-то заняться. Это помогло бы мне привыкнуть к окружающей обстановке.

– Мне бы это понравилось.

Мы вместе идем на кухню и начинаем собирать ингредиенты.

– Тебе понравился пляж? – спрашивает она. – Он прекрасен, не правда ли?

– Красиво, и да, мне понравилось. Было приятно просто сидеть на песке и смотреть на море. Ты часто сюда приезжаешь?

– Нет, – отвечает она со вздохом и тянется за лозовидной веткой с пухлыми красными помидорами. – Я приезжаю сюда уже второй раз. Это не то место, куда мы часто приезжаем, что весьма прискорбно. Я всегда думаю, что это преступление – позволять такой красоте пропадать зря. Но я понимаю, почему Тристан хочет, чтобы все оставалось так.

Я хочу спросить ее, где мы, но воздерживаюсь. Мне пока не сообщили эту информацию, и если кто-то должен мне ее сказать, так это сам босс. Не Кэндис. Я не хочу использовать свой первый вкус свободы как средство получения информации, особенно бесполезной информации.

Я решила, что не буду пытаться сбежать. Нет смысла думать, что я смогу сделать это так, как я думала. Я не расслабилась и не думаю, что все будет хорошо, потому что мне все еще нужно быть осторожной. Я знаю, что единственный способ покинуть этот остров – это если я буду вести себя хорошо и перейду от одного дня к другому. Таков мой план на данный момент, а все остальное я буду делать по обстоятельствам.

– Правда ли, что никто не может его найти?

Кэндис кивает и улыбается. – Это правда. Я знаю, это звучит неправдоподобно, но у этих ребят есть способ делать всякие вещи. Остров, который никто не может найти, – это всего лишь одна из них. Тристан и Доминик похожи в этом.

– Доминик? – Думаю, это брат Тристана, но я впервые слышу его имя.

Щеки Кэндис вспыхивают. – Да, брат Тристана. – Она понимает, что я тоже раньше не слышала его имени, но она не выглядит обеспокоенной, словно это должно было быть секретом.

Она достает травы и другие приправы и начинает добавлять их в фарш.

– Я могу приготовить соус бешамель, – предлагаю я. Я наблюдала, как моя мама готовит свой соус. Она добавляла в смесь травы.

– Круто. Похоже, у нас есть план.

Я готовлю соус и помогаю ей с салатом. Мы начинаем говорить о готовке, и приятно иметь возможность поговорить с другой женщиной. Мы так увлеклись разговором, что никто из нас не замечает, как приближается Доминик, пока он не оказывается практически рядом с нами. Рядом со мной, и он протягивает мне телефон, чтобы я его взяла.

– Привет, Тристан хотел, чтобы ты поговорила с Сашей, когда ему станет лучше, – говорит он мне, и мое сердце подпрыгивает при мысли о разговоре с Сашей. – Ему лучше.

– О, боже мой, спасибо, – выдыхаю я, беря трубку.

– Если хочешь, можешь выйти и поговорить с ним наедине, – он указывает на задний двор.

– Спасибо, – говорю я и выхожу на улицу.

Я прижимаю телефон к уху, и эмоции берут верх. Не могу поверить, что в последний раз, когда я видела Сашу, я обещала ему, что не сделаю ничего глупого. Посмотрите, что случилось потом.

– Саша, – говорю я в трубку и слышу, как он вздыхает.

– Моя дорогая Изабелла, – отвечает он слабым голосом.

Так приятно слышать его голос. Я не осознавала, как сильно я скучала по нему, пока не испугалась, что больше никогда его не увижу. Это самое долгое время, которое я когда-либо была без него, и самое далекое, куда я когда-либо заходила.

– Мне так жаль, Саша. Мне так жаль. Это все моя вина. То, что произошло, это все моя вина.

– Нет, – говорит он. – Никогда не вини себя. Это вина твоего отца. Я даже не могу приукрашивать это для тебя, как раньше. Мы находимся в ситуации, когда каждый чувствует себя плохим парнем. Но… есть только один дьявол, и это он. Он – причина того, что это происходит.

Я никогда не слышала, чтобы он так говорил о моем отце.

– Что нам теперь делать? – Я знаю, что ответ на этот вопрос не в его руках. Не ему решать.

– Дорогая, я не знаю. Мы просто соглашаемся с тем, что они говорят, и надеемся на лучшее. Я все еще с ними, но подозреваю, что это не плен. Больше для защиты. Если твой отец снова меня увидит, я мертв.

У меня перехватывает дыхание. Это просто один большой беспорядок, но я постепенно вижу проблески настоящего мужчины под суровой внешностью, которую Тристан Д'Агостино показывает миру.

Он сказал, что позаботится о том, чтобы Саше не причинили вреда. Вот что он сделал. Он охраняет его. Для меня.

– Прости, Саша, – говорю я, поднося телефон ближе.

– Больше никаких извинений, моя любовь. Я молюсь, чтобы увидеть тебя снова как можно скорее. Ты сказала, что я для тебя как отец. У меня так и не было возможности сказать тебе, что ты всегда была для меня как дочь. Мне бы хотелось сделать для тебя что-то большее. Мне бы хотелось дать тебе более прекрасную жизнь. Жизнь, в которой ты могла бы быть счастлива.

– О, Саша, я так благодарна тебе. Спасибо, что желаешь мне этого. У меня нет никого другого, кто бы любил меня так.

– Я чувствую, что нам придется многое пережить, прежде чем мы снова увидимся. Я знаю твоего отца. Я знаю, какой он. Охранники думают, что ты сбежала, но я думаю, он тоже знает, что тебя забрали. Так же, как и меня. Я знал, что ты не сбежишь и не подвергнешь меня риску и он это знает.

Холодок пробегает по моей спине. Он прав. Мой отец не дурак.

– Ты думаешь, он знает?

– Я думаю, у него есть серьезные подозрения, но он ждет. Больше похоже на то, что ты сбежала, что, если честно, хорошо для всех на всех фронтах.

– Что ты имеешь в виду? – Это глупый вопрос. Ясно, что он хочет, чтобы моего отца остановили.

– Я имею в виду, что было бы неплохо, если бы эти люди добрались до твоего отца. Это правда. Я был связан с твоим отцом через своего собственного. Это был не мой выбор, и я считаю себя счастливчиком, что моим долгом было защищать тебя. Но то количество зла, которое мне пришлось видеть и наблюдать, делает с человеком многое.

– Я понимаю.

– Поэтому я думаю, что произойдет многое, что определит нашу судьбу.

Я тоже в это верю.

– Да поможет Бог моему ребенку, пожалуйста, будь осторожна, – добавляет он.

– Обещаю, – говорю я. – Пожалуйста, будь осторожен.

– Конечно, – отвечает он, и на этом мы вешаем трубку.

Я закрываю глаза на несколько мгновений и думаю о том, что сказал Саша.

Я верю ему, когда он говорит, что многое изменит нашу судьбу.

Но я ненавижу то, что не могу это контролировать.

Я поворачиваюсь, чтобы вернуться внутрь, но останавливаюсь, когда обнаруживаю, что смотрю на Тристана, идущего через рощу деревьев в теплице. Он без рубашки и, кажется, чем-то занят. Он не может видеть, как я за ним наблюдаю.

Я хочу поблагодарить его за то, что он позволил мне поговорить с Сашей, но я не решаюсь подойти к нему.

Он проходит через арку из плюща, и, как и ранее на пляже, я больше его не вижу.

Он все еще вызывает у меня любопытство, и я все еще чувствую его вкус.

Я все еще чувствую желание, и не уверена, что оно исчезнет.

Какова будет его судьба, когда все это закончится?

Неужели в конце мы просто уйдем, как будто ничего не произошло?

Он мой темный похититель, но он также может быть моим темным рыцарем.

Глава двадцать вторая

Изабелла

Мне уже поздно выходить. Уже около десяти.

Возможно, я сошла с ума от этой идеи, но поскольку Тристан, похоже, снова избегает меня, я почувствовала необходимость попытаться увидеться с ним.

Может быть, это худшая идея, и мне просто следует смириться с тем, что происходит, и избегать его. Однако то, что влечет меня к нему, выманило меня из постели и поманило меня направиться сюда.

Я не знаю, где его комната, и я не спрашивала. Я не собираюсь, потому что уверена, что мое разрешение ходить не распространяется на то, что ему вдруг стало комфортно быть со мной.

Я все еще дочь врага, и я сомневаюсь, что со мной можно спать, поэтому я держу рот закрытым в этом отношении.

Я направляюсь в теплицу.

Я мельком увидела его там, когда присоединилась к Кэндис на ужине. Она сказала, что иногда он находится здесь часами.

Я надеюсь, что он все еще здесь.

Когда я спускаюсь по ступенькам, ведущим в теплицу, вижу его.

В большей части дома темно, за исключением того места, где он находится.

Я тихо подхожу ближе, но остаюсь за веерной пальмой, откуда могу наблюдать за ним и решать, стоит ли его беспокоить.

Он снова без рубашки и выглядит сосредоточенным, когда он грациозно вращает руками. Он удивляет меня. Он выглядит таким сдержанным и дисциплинированным.

Я видела, как тренируются люди моего отца, но они не похожи на Тристана. Они больше занимаются боксом.

Что бы Тристан ни делал, это выглядит как боевое искусство, в котором есть красота. Красота, которой он владеет, и его сила, чтобы она выглядела исключительной.

Наблюдать за этим увлекательно. Но и он тоже. На днях, когда я увидела его без рубашки, мне пришлось сдержаться и не уставиться на него. Я хорошо постаралась, хотя он недолго был без рубашки.

Я снова вижу его шедевр. Теперь у меня есть возможность посмотреть, я позволяю себе думать о нем как о человеке. В тот момент, когда у меня текут слюнки, я вспоминаю, как безжалостно он прижал меня к стенке на прошлой неделе.

Мой взгляд скользит по его широким, мощным плечам, по четкому определению мускулов, очерчивающих его руки, и по выступам мышц, спускающимся вниз по его прессу. Это совершенство. Что добавляет красоты, так это изящные кельтские завитки и арабские буквы, вытатуированные на выступах.

Одна из татуировок исчезает за поясом его брюк. Похоже на пару кинжалов. Это единственный предмет, который у него есть при себе. Это, возможно, единственный, который я могла бы увидеть, когда мы занимались сексом, но он был в одежде, и я даже не успела ее разглядеть.

Не то чтобы я уделила время тому, чтобы посмотреть на него в тот день. Я была так напугана.

Он останавливается и выпрямляется. Повернувшись ко мне спиной, он оглядывается через плечо.

– Уже поздновато для осмотра достопримечательностей, тебе не кажется? – говорит он, и мои нервы сдают.

Я не осознавала, что он мог чувствовать мое присутствие. Я не думала, что он вообще знает, что я здесь.

– Извини, – быстро извиняюсь я, когда он поворачивается ко мне лицом. – Я не хотела тебя беспокоить. И да, уже поздно для осмотра достопримечательностей. – Я уверена, он знает, что я не осматриваю достопримечательности в общепринятом смысле.

Румянец на моих щеках также выдает меня, давая понять, что я не только сбита с толку тем, что смотрю на него, но и тем, что откровенно пялюсь на его тело.

Он приковывает свой взгляд к моему и медленно осматривает меня, словно пытаясь оценить мои мотивы. Он также смотрит на меня так, как я смотрела на него. Он просто не пытается скрыть тот факт, что открыто смотрит на мое тело.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – спрашивает он, наклонив голову набок.

Я кусаю внутреннюю часть губы. У меня нет причин быть здесь и в этой теплице, кроме как увидеть его. Это не тот человек, которому можно лгать или обманывать. Он видит дерьмо насквозь. Поэтому я решаю признаться, как я это сделала в клубе. Это похоже на то, но с тех пор мы прошли долгий путь.

– Я просто пришла сюда, чтобы увидеть… тебя. – Меня переполняют нервы. Я ничего не могу с собой поделать. Он заставляет меня нервничать, и я все еще боюсь. Он непредсказуем, и я недостаточно его знаю, чтобы попытаться угадать, что он может подумать, услышав мой ответ.

– Правда? – Любопытство наполняет его голубые глаза.

– Да.

Он подходит ко мне, и мое сердце замирает. Он приближается, и я не уверена, что он собирается со мной сделать. Намеренно он наклоняется на расстоянии вдоха от моих губ, и по моему телу разливается жар.

Он собирается поцеловать меня, или… по крайней мере, он хочет, чтобы я так думала, потому что он этого не делает. Тристан видит мою реакцию и тянется мимо меня, чтобы схватить полотенце для рук, которое было накинуто на стойку.

Раньше я этого не замечала, и самоуверенная ухмылка на его лице говорит о том, что он осознает, какое впечатление производит на меня.

Он отстраняется, но мы все еще близко. Проводя полотенцем по волосам, он вытирает пот, который смачивает его локоны, но не сводит с меня взгляда.

– Зачем ты хотела меня увидеть, Изабелла? – спрашивает он. Глубокий баритон его голоса плавный и такой же захватывающий, как и его взгляд.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты позволил мне поговорить с Сашей. – Возможно, я изначально хотела сделать это вчера, но сейчас мне кажется странным говорить это, даже если он защищает Сашу. Саше не нужна была бы защита, если бы не он.

Я знаю, что это еще не все. Я также знаю, с каким человеком я говорю. Он не из тех, кто легко проявляет милосердие.

– Тебе не нужно было меня за это благодарить.

– Было приятно услышать его голос.

– Я так и думал, – он снова окидывает меня взглядом.

Это часть, где мне следует уйти. Я сказала спасибо и увидела его. Если я останусь здесь еще на секунду, станет очевидно, что я хотела сделать больше, чем просто сказать спасибо.

Станет ясно, что я хочу его видеть, даже после всего, что произошло, и невзирая на тот факт, что он по-прежнему мой похититель.

Проходит секунда, и я ощущаю потребность продержаться еще немного. Это влечение и химия, которая соблазнила меня продолжить говорить, что угодно, чтобы продлить эту встречу.

Магнетизм, который я сейчас чувствую, настолько силен, что я уверена, что он тоже должен его чувствовать. Я не знаю, как он мог этого не чувствовать.

– Что ты делал? – спрашиваю я, и мой голос дрожит от эмоций.

– Тайцзи. Успокаивает душу и помогает мне направлять энергию, чтобы я мог сосредоточиться, – объясняет он.

Поскольку я знаю, что раньше он был сосредоточен только на плане убийства моего отца, я предполагаю, что он сосредоточен на том же.

– У тебя хорошо получается.

Уголки его губ изгибаются в чувственной улыбке. – Спасибо, я занимаюсь уже много лет.

– Это помогает? Я имею в виду, чтобы сосредоточиться.

– Да. Либо это, либо музыка. Музыка – это немного удача и неудача. Нужно найти правильное настроение и время.

Я на самом деле не могу представить, чтобы он слушал музыку. Когда я пытаюсь думать о том, что ему может понравиться, ничего не приходит в голову. Я понимаю, что это потому, что он закрытая книга. Та, которую я не должна открывать, но мне любопытно.

– Какая музыка?

Он усмехается и прищуривается. – Ты уверена, что хочешь это знать, Bellezza?⁴

– Да, – киваю я.

– Старая музыка. Классический джаз. Все, что было в сороковых или раньше.

Я на самом деле очень удивлена, услышав это. – Это то, что тебе нравится?

– Да, и не смей начинать критиковать.

– Нет. Я бы не стала. Мне тоже нравится такая музыка. Я смотрю старые фильмы. Классические фильмы. Мне нравится все с Ингрид Берман и все с Вивьен Ли.

– Да?

– Да, меня в это втянула мама.

Мой распорядок дня, когда все хорошо, обычно включает в себя завершение дня фильмом. Когда я была маленькой, моя мама всегда смотрела пару фильмов в день, и ей тоже нравилась музыка. Чем старше, тем лучше.

– Мои родители тоже приобщили меня к музыке. Они всегда танцевали. Мой папа и его кукла.

Это заставляет меня улыбаться. – Это прекрасно.

– Да. Было время, когда моя семья переживала очень тяжелые времена, и мы потеряли все, но были определенные вещи, которые они продолжали делать, чтобы показать нам, что самое важное, что у нас было – это мы друг у друга. Мой отец безумно любил мою мать и убедился, что его сыновья знают, что ты всегда ставишь свою женщину на первое место, что бы ни происходило. Так что пятничный вечер был вечером свиданий. Тогда они танцевали. Но музыка всегда была в моем доме.

Это совсем другая жизнь, чем та, к которой я привыкла, и мы оба из одного мира. Думаю, не совсем из одного. Моя семья, и мать, и отец, существовали вне всего. Чего мне ожидать, если мой отец – лидер печально известной группы убийц? Неважно, как сильно он любил мою мать, это не имело значения, когда он убил ее.

– Приятно жить в таком доме, с такими родителями. Музыка всегда поднимает настроение. – Я думаю о чем-то, чем я могла бы поделиться, что он мог бы узнать, и мне на ум приходит старая джазовая песня, которую любила моя мама. – У моей мамы была песня, которую она играла практически каждый день. Это была старая песня сороковых годов, с конца войны. Она ей нравилась, потому что напоминала ей об отце. Он служил в армии.

– Как она называлась?

– Она называлась «It's been a long, long time», – отвечаю я, и его глаза сверкают. – Я всегда представляла, что это будет хорошая песня, под которую можно потанцевать.

Я наблюдаю, как он идет в угол комнаты и берет свой телефон. Я не уверена, что он делает, пока он не нажимает несколько кнопок, и внезапно комната оживает, когда начинает играть песня.

Мое сердце тает, когда я слышу ее снова. Прошло некоторое время с тех пор, как я ее слышала. Иногда я могу справиться с вещами, которые напоминают мне о моей матери. Чаще всего я не могу.

Сегодня у меня есть такая возможность, и ощущения будут другими, потому что здесь Тристан.

Я не могу не улыбнуться, когда нежная джазовая мелодия льется в мою душу, и я вижу, как он пристально смотрит на меня.

– Эта песня? – спрашивает он, и я медленно киваю.

Приятно слышать эту песню, но мое внимание полностью приковано к нему, пока он возвращается ко мне.

– Сейчас мы должны танцевать, – говорит он, и я смотрю на него с недоверием.

– Танцевать?

– Да, ты сказала, что это хорошая песня для танцев. Так и есть. Потанцуй со мной. – Он протягивает мне руку, чтобы я ее взяла, и я повинуюсь.

Я улыбаюсь, когда ступаю в его объятия. Одна сильная рука обнимает меня за талию, в то время как он держит мою руку. Я прижимаю свободную руку к его плечу, чувствуя тепло и силу его голой кожи под моими пальцами.

Мы смотрим друг другу в глаза и позволяем музыке двигать нами. Нетрудно снова потеряться в нем и забыть все, что было за пределами этого момента, который мы переживаем.

Мы танцуем так, как будто мы всегда танцевали под эту песню, и когда я смотрю на него, я узнаю момент, когда он становится человеком из парка, но теперь я вижу больше, чем это. Я смотрю немного глубже и снова вижу его настоящего. Сострадание пришло из-за того, что он позволил ему оглянуться на меня и не видеть во мне дочь Мортимера Вигго. Не дочь его врага, а просто меня, Изабеллу.

Я смотрю на него, играет музыка, и я могу сказать все это с одного взгляда. Он моргает, и я почти боюсь, что момент уйдет, как это было раньше, но он все еще там.

Я смотрю на него и вижу настоящего Тристана. Кажется, он тоже понимает, что показывает мне себя. Человека за пределами горя и отчаяния.

Мы прекращаем танцевать, прекращаем двигаться, но он продолжает держать меня. Может быть, это интенсивность его взгляда или притяжение. Я не уверена, что именно рушит мои внутренние стены, и я знаю, что когда он смотрит на меня, он тоже может видеть меня настоящую.

Он видит, как девочка внутри меня кричит о помощи. Она долгое время была заперта внутри меня. Заперта в бездне безнадежности. В самых темных углах всего этого запустения, ищущая свет.

Мой отец поместил ее туда, поместил меня туда. Я была там последние двенадцать лет, с той ночи, когда он убил мою мать. Я была там, ожидая, что кто-то спасет меня, потому что я знаю, что не могу спасти себя сама.

Я отвожу взгляд, когда слеза скользит по моей щеке. Это слишком, и я пока не могу признать эту часть себя. Вот почему я не думаю о том, что происходит изо дня в день. Это потому, что я не знаю, что делать.

При всех связях моего отца я не знаю, достаточно ли сильны Тристан и его люди, чтобы добраться до него, а если они потерпят неудачу, мой отец найдет меня. Я знаю, что он найдет. Тогда я буду заперта во тьме до конца своей жизни.

Мне пора идти. Это неправильно. Я не могу быть здесь, в объятиях этого мужчины, когда внутри меня бурлит конфликт эмоций. И еще одна слеза только что скатилась по моей щеке.

Я, должно быть, выгляжу как сумасшедшая.

Я делаю движение, чтобы вырваться из его объятий, но он останавливает меня и хватает мое лицо.

– Что делает тебя счастливой? – быстро спрашивает он. Вопрос ставит меня в тупик.

Пока я ищу ответ, я понимаю, почему он спрашивает. Он видит меня насквозь. Я могу сказать.

– Ничего…

– Что поднимает тебя по утрам? Что я вижу в тебе, жаждущее свободы и готовое бороться за неё? Именно это побудило тебя сражаться со мной. Если бы я был другим человеком, ты бы боролась до последнего, чтобы сбежать с этого острова. Что это за сила, Изабелла?

– Надежда… – Я почти боюсь произнести это слово, чтобы та малая надежда, что осталась во мне, не разбилась и не сломалась. – Надежда, что однажды будет свет.

Мой пульс учащается, когда он проводит пальцем по моей щеке. Кровь приливает от головы до пальцев ног, и мое сердце трепещет, когда он опускается к моим губам и прижимается своими губами к моим для поцелуя.

Меня охватывает огонь, восхитительное ощущение, которое разогревает мою кровь, когда поцелуй разливается по моим венам.

Его бархатное тепло распространяется, когда спирали экстаза текут по моему телу, касаясь каждой частички меня, каждой клеточки моего бодрствующего существа.

Я упиваюсь сладостью, мягкостью, нежными ощущениями.

Но затем этот момент рассеивается, когда музыка внезапно обрывается, и его телефон начинает звонить, ударяясь о стол.

Мы отскакиваем друг от друга, и он смотрит в свой телефон.

Я пользуюсь этим моментом, чтобы уйти, прежде чем можно будет сказать что-либо еще.

Это было слишком. Этот поцелуй проник слишком глубоко. Я уже знаю, что было бы большой ошибкой начать влюбляться в своего похитителя.

Я не должна этого делать. Я не могу.

Это ухудшит ситуацию.

У меня просто есть привычка делать именно это и усугублять свое положение.

Даже если я знаю, что это принесет мне вред.