Текст книги "Тайна двухколесного экипажа (Роман)"

Автор книги: Фергус Хьюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 17
Суд

Несмотря на все усилия полиции и крупное вознаграждение, предложенное и Калтоном, как представителем обвиняемого, и мистером Фретлби, неуловимая Сал Роулинс так и не была найдена. Все это время миллионер сохранял самые дружественные отношения с Брайаном. Он отказывался верить в его виновность, и когда Калтон рассказал ему о необходимости алиби, которое могла предоставить Сал Роулинс, не задумываясь предложил щедрое вознаграждение, которое само по себе могло подтолкнуть любого человека, имеющего свободное время, заняться поисками пропавшей свидетельницы.

Вся Австралия и Новая Зеландия гудели простым именем «Сал Роулинс», газеты трубили об обещанном вознаграждении, набранные кричащими красными буквами объявления были развешаны по всем вокзалам рядом с рекламой рома «Жидкий солнечный свет» и виски «Ди. Дабл-ю. Ди.». Она стала знаменитостью, не подозревая о том, конечно, если не скрывалась намеренно, но такое было маловероятно, поскольку для этого не существовало никаких явных причин. Если Сал была жива, она непременно увидела бы если не газеты, то хотя бы расклеенные объявления; и даже если она не умела читать, она не могла не услышать того, о чем говорила вся Австралия. Несмотря на все это, Сал Роулинс оставалась исчезнувшей, и Калтон в отчаянии начал подозревать, что она умерла. Но Мадж, хотя время от времени ее и покидало мужество, не теряла надежды.

– Господь не допустит, чтобы суд отправил на казнь невиновного, – заявляла она.

Мистер Калтон, которому адресовались эти слова, в сомнении покачал головой.

– Господь позволял этому случиться раньше, – мягко говорил он, – а о будущем можно судить только по прошлому.

Наконец настал долгожданный день суда. Калтон сидел в своем кабинете, просматривая изложение речи, с которой собирался выступать, когда вошел служащий и сообщил, что его хотят видеть мистер и мисс Фретлби. Когда их провели в кабинет, адвокат увидел, что миллионер выглядит усталым и нездоровым, а во взгляде его сквозит тревога.

Калтон повернулся и в некотором удивлении посмотрел на девушку.

– Да, – встретив его взгляд, сказала она ровным голосом, хотя и была бледна. – Я должна быть там. Я сойду с ума от волнения, если не буду знать, как проходит суд.

– Но подумайте, сколько на вас будет обращено ненужного внимания! – возразил адвокат.

– Меня никто не узнает, – холодно произнесла она. – Одета я просто, а лицо скрою за вуалью.

Вынув из кармана вуаль, она подошла к небольшому зеркалу на стене и приладила ее к шляпке.

Калтон в недоумении посмотрел на мистера Фретлби и сказал:

– Боюсь, придется смириться.

– Хорошо, – сдержанно ответил миллионер, но по лицу его промелькнула тень недовольства. – Поручаю ее вам.

– А вы?

– Я не пойду, – ответил Фретлби и надел шляпу. – Не хочу видеть человека, с которым ел за одним столом, на скамье подсудимых, при всем сочувствии к нему. Всего доброго.

И, коротко кивнув, он ушел. Когда дверь за ним закрылась, Мадж коснулась руки Калтона.

– Есть хоть какая-то надежда? – шепнула она, всматриваясь в его глаза через вуаль.

– Почти никакой, – ответил Калтон, укладывая бумаги в портфель. – Мы сделали все, что в наших силах, чтобы найти девушку, но увы. Если она сама не придет к одиннадцати часам, боюсь, Брайан Фицджеральд обречен.

Мадж со сдавленным вскриком упала на колени.

– Господь всемилостивый, – воскликнула она, поднимая руки молитвенным жестом, – спаси его! Спаси моего милого, не дай ему умереть за преступление другого! Господи…

Она уткнулась лицом в ладони и горько зарыдала. Адвокат положил руку ей на плечо и тихо произнес:

– Идемте. Вы отважная девушка. Оставайтесь такой, мы еще можем его спасти. Никогда нельзя терять надежду.

Мадж вытерла слезы и пошла с адвокатом к кэбу, который уже ждал у двери. До здания суда доехали быстро. Калтон усадил ее в тихом месте, откуда можно было наблюдать за скамьей подсудимых, оставаясь невидимой для находящихся в зале суда. Когда он собирался оставить ее, она шепнула дрожащим голосом:

– Передайте Брайану, что я здесь.

Калтон кивнул и ушел облачаться в парик и мантию, а Мадж окинула быстрым взглядом зал.

Он был заполнен сливками мельбурнского общества, и все здесь вполголоса переговаривались. Известность обвиняемого и помолвка с Мадж Фретлби, вместе с удивительными обстоятельствами дела, подняли общественный интерес до невероятной высоты, и каждый, кто имел такую возможность, пришел увидеть суд своими глазами.

Феликс Ролстон занял место рядом с прелестной мисс Фезеруэйт, к которой был явно неравнодушен, и теперь оживленно с ней разговаривал.

– Мне это напоминает Колизей, – заметил он, вставляя монокль и осматриваясь по сторонам. – Кровавое развлечение на потеху зрителям.

– Не говорите таких ужасных вещей, легкомысленное вы создание! – жеманно улыбаясь, ответила мисс Фезеруэйт и приложила к носу флакончик с нюхательной солью. – Мы все пришли сюда из жалости к бедняжке мистеру Фицджеральду.

Находчивый Феликс, наделенный большим умом, чем ему приписывали люди, недвусмысленно улыбнулся этому совершенно женскому способу прикрыть неуемное любопытство.

– Ах да, – обронил он, – конечно. Я полагаю, Ева съела яблоко только потому, что не хотела, чтобы хорошие фрукты пропадали.

Мисс Фезеруэйт подозрительно посмотрела на Феликса. Она не могла понять, острит он или говорит искренне. И только она хотела ответить в том смысле, что Библия – неподходящая тема для шуток, как вошел судья, и суд встал.

Когда ввели подсудимого, по рядам дам прошел трепет, а некоторые даже, не постеснявшись проявить дурной вкус, достали театральные бинокли. Брайан заметил это и покраснел до корней волос, потому что очень остро чувствовал унизительность своего положения. Он был гордым человеком, и то, что он оказался на скамье подсудимых и что такое количество людей, называвших себя его друзьями, глазели на него из праздного любопытства, как на какого-то актера или дикое животное, было ему крайне неприятно. Одет он был во все черное, казался бледным и уставшим, но все присутствующие дамы сочли его, как всегда, неотразимым и в невиновности его не сомневались.

Присяжных привели к присяге, и королевский прокурор поднялся, чтобы произнести вступительную речь.

Большинство присутствующих знали факты исключительно из газет и слухов, которые сумели собрать. Поэтому им не были известны события, приведшие к аресту Фицджеральда, и они приготовились внимательно слушать.

Дамы прекратили разговоры, мужчины перестали смотреть по сторонам, ряды замерли, напряженно всматриваясь в лицо королевского прокурора, ловя каждый слетающий с его уст звук. Выдающимся оратором он не был, но говорил внятно и отчетливо, поэтому в мертвой тишине было различимо каждое слово.

Он в нескольких словах обрисовал суть преступления – по большому счету, повторил то, что было опубликовано в газетах, – после чего перечислил свидетелей обвинения.

Королевский прокурор хотел вызвать хозяйку дома, в котором жил убитый, чтобы доказать, что между убитым и обвиняемым существовали неприязненные отношения и что обвиняемый заходил к убитому за неделю до совершения преступления и угрожал ему расправой. (Это вызвало большое волнение в зале, и несколько дам даже решили, что этот ужасный человек действительно виновен, но большинство все же по-прежнему отказывалось верить в вину столь привлекательного молодого человека.) Он хотел вызвать свидетеля, чтобы доказать, что в ночь убийства Уайт был пьян и пошел по Рассел-стрит в сторону Коллинс-стрит, – извозчик Ройстон мог поклясться, что обвиняемый остановил кэб последнего, ненадолго отлучился и, вернувшись, сел в кэб вместе с убитым. Также Ройстон указывал, что подозреваемый покинул кэб рядом со школой на Сент-Килда– роуд и что, доехав до перекрестка, он обнаружил у себя в кэбе труп. Извозчик Ранкин мог подтвердить, что отвез обвиняемого с Сент-Килда-роуд на Паулетт-стрит в Ист-Мельбурне, где тот сошел. Королевский прокурор собирался вызвать домовладелицу обвиняемого, чтобы доказать, что обвиняемый квартировал на Паулетт-стрит и что в ночь убийства он вернулся домой в начале третьего. Еще он собирался вызвать сыщика, который занимался этим делом, и врача, который осматривал тело и установил, что причиной смерти стало вдыхание хлороформа. Изложив всю цепочку улик, которые он собирался доказать, королевский прокурор вызывал первого свидетеля, Малькольма Ройстона.

Ройстон, после того как его привели к присяге, повторил показания, которые дал во время дознания, начиная с остановки кэба и заканчивая его приездом в полицейский участок Сент-Килда с трупом Уайта. Во время перекрестного допроса Калтон спросил у него, готов ли он под присягой утверждать, что человек, который остановил кэб, и человек, который сел в кэб с покойным, одно и то же лицо.

СВИДЕТЕЛЬ: Да.

КАЛТОН: Вы в это уверены?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, совершенно уверен.

КАЛТОН: Значит, вы узнаете в подсудимом человека, который остановил вас?

СВИДЕТЕЛЬ (неуверенно): Точно не скажу. У джентльмена, который остановил меня, шляпа была надвинута на самые глаза, поэтому лица его я не видел; но рост и сложение тела у подсудимого такие же.

КАЛТОН: Получается, только из-за того, что человек, севший в кэб, был одет так же, как подсудимый в ту ночь, вы решили, что это одно и то же лицо?

СВИДЕТЕЛЬ: Мне и в голову не приходило, что это могут быть разные люди. К тому же он разговаривал так, будто уже был там раньше. «Вы вернулись», – сказал я, он ответил: «Да, я отвезу его домой». И сел в кэб.

КАЛТОН: Отличия в голосе вы не заметили?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет, разве что в первый раз он говорил громко, а потом, когда вернулся, очень тихо.

КАЛТОН: Я полагаю, вы тогда не были пьяны?

СВИДЕТЕЛЬ (возмущенно): Конечно же нет!

КАЛТОН: Вы не позволили себе сделать глоток хотя бы, скажем, в «Ориентал», который находится, насколько я знаю, рядом со стоянкой кэбов?

СВИДЕТЕЛЬ (нерешительно): Ну, может, один стакан.

КАЛТОН: Может. А может, и не один.

СВИДЕТЕЛЬ (угрюмо): Нет такого закона, чтобы человек не мог выпить стаканчик, когда его жажда мучает.

КАЛТОН: Конечно нет. И вы, надо полагать, решили воспользоваться отсутствием такого закона.

СВИДЕТЕЛЬ (с вызовом): Да.

КАЛТОН: Значит, вы были слегка навеселе.

СВИДЕТЕЛЬ: Да. Я вообще парень веселый. (Смех в зале).

КАЛТОН (строго): Вы здесь для того, чтобы давать показания, а не блистать остроумием, сэр. Вы были или не были пьяны?

СВИДЕТЕЛЬ: Может и был.

КАЛТОН: Значит, ваше состояние не позволило вам внимательно рассмотреть человека, который вас остановил?

СВИДЕТЕЛЬ: Да. А с чего мне было его рассматривать? Я ведь не знал, что убийство произойдет.

КАЛТОН: И вам ни разу не пришло в голову, что это может быть другой человек?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет. Я все время был уверен, что это один человек.

На этом допрос Ройстона был закрыт, и Калтон занял свое место, крайне недовольный тем, что ему не удалось больше ничего из него выудить. Одно было понятно: кто-то, должно быть, оделся так, чтобы напоминать Брайана, и говорил тихим голосом, чтобы не выдать себя.

Клемент Ранкин, следующий свидетель, показал, что подобрал подсудимого на Сент-Килда-роуд между часом и двумя утра пятницы и отвез его на Паулетт-стрит в Ист-Мельбурне. Во время перекрестного допроса Калтон добился от него одной вещи в пользу подсудимого.

КАЛТОН: Подсудимый – это тот самый человек, которого вы отвезли на Паулетт-стрит?

СВИДЕТЕЛЬ (уверенно): О да.

КАЛТОН: Откуда вам это известно? Вы видели его лицо?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет. У него шляпа была низко надвинута, и мне было видно только кончики его усов и подбородок. Но он держался так же, как подсудимый, и усы у него были такого же светлого цвета.

КАЛТОН: Когда вы подъехали к нему на Сент– Килда-роуд, где он находился и что делал?

СВИДЕТЕЛЬ: Он быстро шел мимо школы в сторону Мельбурна и курил сигарету.

КАЛТОН: Он был в перчатках?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, но только на левой руке.

КАЛТОН: На правой руке у него были кольца?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, с большим бриллиантом, на указательном пальце.

КАЛТОН: Уверены?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, потому что я еще удивился, что джентльмен на таком пальце носит кольцо. Когда он расплачивался, я заметил, как блеснул алмаз.

КАЛТОН: У меня все.

Адвокат защиты остался доволен этими сведениями – Фицджеральд не любил колец и никогда их не носил – и сделал пометку у себя в бумагах.

Далее была вызвана миссис Хейблтон, у которой снимал комнату убитый. Она показала, что он квартировал у нее почти два месяца, казался довольно спокойным молодым человеком, хотя нередко приходил домой навеселе. Единственным его другом, насколько она знала, был некто мистер Морленд, который часто бывал у него. Четырнадцатого числа подсудимый наведался к мистеру Уайту, и они повздорили. Она слышала, как Уайт говорил: «Она моя, вы ничего с этим не сделаете!» На что подсудимый ответил: «Я убью вас, если вы женитесь на ней, я это сделаю хоть посреди улицы». В то время она не знала, о какой леди шла речь. В зале эти слова вызвали настоящую бурю, и половина присутствующих восприняли это свидетельство как неоспоримое доказательство вины подсудимого.

Во время перекрестного допроса Калтон не смог поколебать свидетельницу в ее показаниях – она просто снова и снова повторяла одно и то же.

Следующим свидетелем была миссис Сэмпсон, которая, заливаясь слезами, с треском взошла на свидетельскую трибуну и ответы давала полным страдания, пронзительным голосом. Она показала, что подсудимый имел привычку возвращаться домой рано, но в ночь убийства пришел почти в два часа.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР (заглянув в свои записи): Вы хотели сказать «после двух».

СВИДЕТЕЛЬ: Ошиблась я, когда полицейскому, который называл себя страховым агентом, говорила «пять минут третьего», это он мне так подсказал, вот я и согласилась, но больше я так делать не буду, без пяти минут два – и точка.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Вы уверены, что ваши часы идут правильно?

СВИДЕТЕЛЬ: Они отставали, но мой племянник, он у меня часовщик, зашел, когда меня дома не было, в четверг вечером, и починил их.

Миссис Сэмпсон твердо придерживалась этого утверждения, сравнительно с которым остальные ее показания оказались несущественными, и в конце покинула свидетельскую трибуну с гордо поднятой головой. Свидетель Ранкин, который довез подсудимого до Паулетт-стрит, под присягой заявил, что подсудимый вышел из его кэба в два часа.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: Откуда вам это известно?

СВИДЕТЕЛЬ: Я услышал, как пробили часы на почте.

КОРОЛЕВСКИЙ ПРОКУРОР: В Ист-Мельбурне слышно, как они бьют?

СВИДЕТЕЛЬ: Ночь была очень тихая, и я отчетливо услышал сначала звон, а потом бой.

Эти противоречивые свидетельства относительно времени были на руку защите Брайана. Если, как утверждала домовладелица, ссылаясь на кухонные часы, отремонтированные накануне убийства, Фицджеральд вернулся домой без пяти минут два, он не мог быть тем человеком, который вышел из кэба Ранкина в два часа на Паулетт-стрит.

Далее вызвали доктора Чинстона, который под присягой заявил, что причиной смерти было вдыхание хлороформа в больших количествах, за ним последовал Горби, который рассказал о том, как нашел принадлежавшую жертве перчатку в кармане подсудимого.

Роджер Морленд, близкий друг жертвы, был вызван следующим. Он показал, что знал жертву еще в Лондоне, и после встречи в Мельбурне они стали проводить вместе много времени. В ночь убийства он находился в трактире «Ориент» на Берк-стрит. Уайт зашел к нему в сильном возбуждении. Одет он был в вечерний костюм и легкое пальто. Они вместе выпили, отправились в трактир на Рассел-стрит и еще выпили там. И свидетель, и жертва были пьяны. Уайт снял пальто, сказав, что ему жарко, и вскоре ушел, оставив свидетеля, заснувшего в баре. Разбужен он был барменом, который попросил его уйти. Он увидел, что Уайт забыл пальто, и взял его с собой, намереваясь вернуть. Пока он стоял на улице, кто-то выхватил у него из рук пальто и убежал с ним. Он хотел погнаться за вором, но не смог, потому что плохо держался на ногах. После этого он вернулся домой и лег спать, потому что утром собирался уехать в деревню, и ему нужно было рано вставать.

КАНТОН: Выйдя из трактира на улицу, вы видели убитого?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет, но я был слишком пьян и заметил бы его, только если бы он со мной заговорил.

КАЛТОН: Он обрадовался встрече с вами?

СВИДЕТЕЛЬ: Не знаю. Он не говорил.

КАЛТОН: О чем вы разговаривали?

СВИДЕТЕЛЬ: Да мало ли о чем… В основном о Лондоне.

КАЛТОН: Он упоминал о каких-нибудь бумагах?

СВИДЕТЕЛЬ (удивленно): Нет.

КАЛТОН: Вы уверены?

СВИДЕТЕЛЬ: Совершенно уверен.

КАЛТОН: Во сколько вы вернулись домой?

СВИДЕТЕЛЬ: Не знаю. Я был слишком пьян, чтобы запомнить.

На этом заседание суда закончилось, и поскольку время было позднее, продолжение назначили на завтра.

Вскоре возбужденно гомонящая толпа вывалила из зала, и Калтон, просмотрев записи, обнаружил, что первый день слушаний принес два очка в пользу Фицджеральда. Во-первых, несоответствие времени в показаниях Ранкина и домовладелицы миссис Сэмпсон. Во-вторых, свидетельство извозчика Ройстона о кольце на указательном пальце правой руки человека, убившего Уайта, тогда как подсудимый никогда не носил колец.

Конечно, это были слабые доказательства невиновности подсудимого по сравнению с ошеломительной массой свидетельств его виновности. Мнения в обществе разделились: кто-то был за него, кто-то против, но вдруг произошло событие, которое удивило всех.

Были вывешены экстренные объявления, и со скоростью лесного пожара, передаваясь из уст в уста, по всему Мельбурну разлетелась новость: вернулась пропавшая свидетельница, Сал Роулинс!

ГЛАВА 18
Сал Роулинс рассказывает все, что знает

И это действительно случилось. Сал Роулинс появилась в одиннадцатом часу, к искренней радости Кал– тона, который видел в ней ангела небесного, посланного, чтобы спасти жизнь невинного человека.

После судебного заседания он разговаривал с Мадж у себя в кабинете, когда ему принесли телеграмму. Торопливо вскрыв ее, адвокат с довольным выражением на лице передал телеграмму девушке.

Она, как настоящая женщина, была менее сдержанна в выражении чувств, поэтому, прочитав телеграмму, вскрикнула, упала на колени и принялась благодарить Всевышнего за то, что он внял молитвам и спас жизнь ее возлюбленного.

– Отведите меня к ней поскорее, – попросила Мадж адвоката.

Ей не терпелось от самой Сал Роулинс услышать радостные слова, которые спасут Брайана от позорной смерти.

– Нет, моя дорогая, – по-доброму, но твердо ответил Калтон. – Я не могу привести леди туда, где живет Сал Роулинс. Все узнаете завтра. А пока возвращайтесь домой и высыпайтесь.

– Вы скажете ему? – шепнула она, беря Калтона за руку.

– Первым делом, – не раздумывая, ответил он. – С Сал Роулинс я увижусь сегодня же, послушаю, что она расскажет. Отдыхайте со спокойной душой, дорогая, – прибавил он, усаживая ее в экипаж. – Теперь он в полной безопасности.

Брайан выслушал добрую весть с глубоким чувством благодарности, понимая, что теперь его жизнь спасена, а тайну можно не раскрывать. Это был естественный перелом в неестественных чувствах, которые одолевали его со дня ареста. Когда ты молод и полон сил, когда перед тобой открыт весь мир, ужасно осознавать, что тебя ждет скорая смерть. И все же, как он ни радовался тому, что его буквально сняли с виселицы, к радости примешивалось ощущение страха перед той тайной, которую с таким злобным удовольствием поведала ему умирающая женщина.

«Лучше бы она умерла молча, чем передала мне это скорбное наследие».

На следующее утро тюремщик, увидев его изможденное лицо, пробормотал: «Провалиться мне, этот парень, похоже, не рад, что спасся!»

Пока Брайан нервно шагал по камере из угла в угол во время вечернего обхода, Мадж в своей комнате стояла у кровати на коленях и благодарила Господа за его великую милость, а Калтон, эта добрая фея двух возлюбленных, спешил к скромному пристанищу миссис Роулинс, известной в близких кругах под именем матушки Побирухи. С ним был Килсип, и они оживленно обсуждали судьбоносное появление бесценного свидетеля.

– Больше всего мне нравится, – мягким, урчащим голосом говорил Килсип, – что этот Горби сядет в лужу. Он был так уверен в виновности мистера Фицджеральда, что завтра, когда того отпустят, наверняка лопнет от злости.

– А где все это время была Сал? – задумчиво произнес Калтон, не слушая сыщика.

– Болела. Расставшись с китайцем, она поехала за город, упала в какую-то реку, простудилась, и закончилось все это воспалением мозга. Какие-то люди нашли ее, взяли к себе и выходили. Поправившись, она вернулась к бабушке.

– Но почему спасители не рассказали Сал, что ее ищут? Они же наверняка читают газеты.

– Эти не читают, – возразил сыщик. – Они ничего не знали.

– Овощи! – презрительно пробормотал Калтон. – Как люди могут быть такими невежественными? Да по всей Австралии только об этом и говорили. Впрочем, им же хуже – не получат денег. Итак?

– Больше особо рассказывать нечего, – ответил Калтон. – Она вернулась сегодня в пять часов и больше напоминала мощи, чем живого человека.

Зайдя в убогий, грязный переулок, ведущий к дому матушки Побирухи, они увидели, что на порог падает тусклый луч света. Подойдя ближе, они услышали злой голос старухи, которая осыпала своего непутевого отпрыска то проклятиями, то благословениями, и тихий голос отвечающей ей девушки. Войдя в комнату, Калтон увидел, что больная женщина, лежавшая в углу в прошлый раз, исчезла. Матушка Побируха сидела за столом перед надтреснутой чашкой и бутылкой любимого напитка. Она явно собиралась всю ночь праздновать возвращение Сал, и чтобы не терять времени, начала пораньше. Сама Сал сидела на кривобоком табурете, устало прислонившись спиной к стене. Когда Калтон и сыщик вошли, она встала, и они увидели высокую стройную молодую женщину лет двадцати пяти, не дурнушку, но очень бледную и осунувшуюся после недавней болезни. Одета она была в яркое, безвкусное синее платье, грязное и изорванное, а плечи ее согревала старая клетчатая шаль, которую Сал туго затянула на груди, когда в комнату вошли мужчины. Бабушка ее, выглядевшая еще более странно и причудливо жутко, чем обычно, приветствовала Калтона и сыщика истошным воплем и отменной бранью.

– Снова вы! – закричала она, вскинув тощие руки. – Хотите забрать мою девочку у бедной старой бабушки, которая нянчила ее, будь она проклята, пока мамаша шлялась не пойми с кем. Ничего, я на вас управу-то найду!

Килсип, не обращая внимания на этот взрыв старушечьего гнева, повернулся к девушке.

– Этот джентльмен хочет поговорить с тобой, – сказал он, осторожно усаживая ее обратно на табурет, потому что она казалась слишком слабой, чтобы стоять. – Просто расскажи ему, что рассказала мне.

– О Королеве, сэр? – спросила Сал тихим хрипловатым голосом, устремляя затравленный взгляд на Калтона. – Если бы я знала, что нужна вам, я бы раньше пришла.

– Где вы были? – с состраданием в голосе спросил Калтон.

– В Новом Южном Уэльсе, – содрогнувшись, ответила девушка. – Тип, с которым я поехала в Сидней, бросил меня… Да, бросил меня умирать в канаве, как собаку.

– Чтоб его разорвало! – сочувственно проскрежетала матушка Побируха, сделав глоток из надтреснутой чашки.

– Я связалась с одним китайцем, – устало продолжила ее внучка, – и мы вместе немного пожили… Ужас, правда? – тоскливо рассмеялась она, увидев отвращение на лице адвоката. – Но китайцы не такие плохие, бедной девушке с ними куда лучше, чем с белыми. Они не бьют до полусмерти, не таскают за волосы по полу.

– Чтоб их разорвало, – сонно буркнула матушка Побируха. – Я у них сердце вырву.

– Наверное, я немножко сошла с ума, – сказала Сал, убирая спутанные космы с лица. – Потому что я, когда бросила этого китайца, ушла в буш. Я шла, шла, чтобы голову остудить, она горела у меня огнем, пока не пришла к реке. Я сняла шляпу и ботинки и положила их на траву, но тут полил дождь, и я побежала в дом, который был рядом. Они меня приняли. О, такие добрые люди! – всхлипнула она, всплеснув руками. – Они не стали меня расспрашивать, просто впустили и накормили. Я жуть как боялась, что меня Армия разыщет, поэтому назвалась чужим именем. А потом я заболела и несколько недель ничего не помню. Мне сказали, что я немножко умом тронулась. А сейчас я вернулась повидать бабушку.

– Чтоб тебя разорвало! – промолвила старуха, но таким нежным голосом, что это прозвучало как похвала.

– Неужели люди, которые приняли вас, ничего не говорили об убийстве? – спросил Калтон.

Сал покачала головой.

– Нет, это место далеко от города, и они там ничего не знают.

– Это все объясняет, – пробормотал Калтон. – Ну хорошо, – довольным голосом продолжил он. – Расскажите о той ночи, когда вы привели мистера Фицджеральда к Королеве.

– Какого еще мистера? – не поняла Сал.

– Мистера Фицджеральда, джентльмена, которому вы носили письмо в клуб «Мельбурн».

– Ах, этот… – сообразила она. – Я его имени не знала.

Калтон с довольным видом кивнул.

– Я догадался. Поэтому вы не назвали его в клубе.

– Она мне его не говорила, – кивнула Сал в сторону нар.

– Кого же она просила привести? – с интересом спросил Калтон.

– Никого, – ответила девушка. – Да-да. В ту ночь ей совсем плохо сделалось, и я сидела рядом с ней, когда бабушка уже спала.

– Я была пьяная, – негодующе вмешалась старуха. – Не ври! Я напилась до чертиков.

– Она и говорит, – продолжила девушка, безразличная к ее словам, – принеси, говорит, бумагу и карандаш, я напишу записку. Я пошла и взяла, что она просила, из бабушкиного сундука.

– Украла, чтоб тебя разорвало! – завопила старуха, потрясая кулаком.

– Помолчи! – прикрикнул на нее Килсип.

Матушка Побируха разразилась проклятиями, но вскоре исчерпав весь запас, замолчала и насупилась.

– Она написала записку, – продолжила Сал, – и попросила отнести ее в клуб «Мельбурн» и передать ему. Я говорю: «Кому ему?» А она: «Там написано, не задавай вопросов – не услышишь вранья. Передай и жди его на углу Берк– и Рассел-стрит». Ну я пошла и передала письмо человеку в клубе. Потом он вышел и говорит, отведи меня, мол, к ней. Я посмотрела на него…

– Как выглядел этот джентльмен?

– Очень хорошо выглядел, – ответила Сал. – Высокий, со светлыми волосами и усами. На нем парадный костюм был, пальто такое красивое и мягкая шляпа.

– Это Фицджеральд, – кивнул Калтон. – Что он сделал, когда пришел?

– Сразу подошел к ней. Она ему говорит: «Это вы?» Он ей: «Да». Тогда она спрашивает: «Вы знаете, что я хочу вам сказать?» А он: «Нет». – «Это о ней», – говорит она. Тогда он побледнел и говорит: «Как ты смеешь произносить ее имя своими мерзкими губами?» Она приподнялась и на меня кивает: «Выведите девчонку, и я расскажу». Он схватил меня за руку. «Проваливай», – говорит. И я ушла. Это все, что я знаю.

– И как долго он пробыл с ней? – спросил Калтон, слушавший очень внимательно.

– Полчаса где-то, – ответила Сал. – Я отвела его обратно на Рассел-стрит примерно без двадцати пяти два. Я знаю, потому что посмотрела на часы на почте. Он дал мне соверен и ушел.

«Минут за двадцать он дошел до Ист-Мельбурна. Значит, вернулся домой как раз во время, указанное миссис Сэмпсон», – подумал Калтон.

– Он все время был с Королевой, никуда не отлучался? – спросил он, пристально глядя на Сал.

– Я стояла за той дверью, – указала она. – Он не мог выйти так, чтобы я не заметила.

– Хорошо, – сказал Калтон, кивая Килсипу. – Алиби можно доказать без труда. Но скажите, – он снова повернулся к Сал, – о чем они разговаривали?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я была за дверью, а они разговаривали тихо, поэтому я ничего не слышала. Но потом он как закричит: «Боже мой, это ужасно!», а она давай хохотать. Тогда он вышел ко мне, глаза дикие. «Уведи меня из этого адского места», – говорит. Я и увела.

– А когда вернулись?

– Она уже мертвая была.

– Мертвая?

– Как полено, – подтвердила Сал.

– А я и не знала, что со мной в одной комнате покойник лежит, – запричитала матушка Побируха, проснувшись. – Чтоб ее разорвало, она всегда такая была – не знаешь, чего ждать!

– Откуда вам это известно? – спросил Калтон, вставая.

– Я знала ее дольше вашего, – прокаркала старуха, злобно уставившись на сыщика. – И я знаю, что вам хочется узнать, да только не скажу.

Калтон пожал плечами и отвернулся от нее.

– Завтра вы с мистером Килсипом пойдете в суд, – сказал он Сал, – и расскажете там то, что только что рассказали мне.

– Да-да, это все правда! – воскликнула Сал. – Он все время был здесь.

Калтон шагнул к двери, сыщик последовал за ним, но тут поднялась матушка Побируха.

– А где деньги тому, кто ее нашел?

Она ткнула худым пальцем во внучку.

– Учитывая, что девушка нашлась сама, – сухо ответил Калтон, – деньги в банке, где и останутся.

– И у меня отнимут честно заработанное? – взвыла старая фурия. – Да чтоб вам пропасть! Я вас засужу, вы оба будете за решеткой гнить до конца своих дней!

– Еще немного, и ты сама туда попадешь, – пообещал Килсип.

– Да? – выпалила матушка Побируха, тыча пальцем уже в сыщика. – Плевать мне на твою тюрягу! Я в «Пентридже» свое отсидела, и ничего, жива-здоровехонька.

В подтверждение этих слов старая карга сплясала перед мистером Калтоном нечто наподобие воинственного танца, сопровождая свои па щелканьем пальцев и проклятиями. Во время этого выступления ее седые волосы развевались, и причудливая внешность старухи в тусклом свете свечи являла собою поистине устрашающее зрелище.

Калтону вспомнились услышанные когда-то рассказы о парижских женщинах времен революции, как они танцевали «Карманьолу». «Матушка Побируха чувствовала бы себя в своей стихии в этом море крови и неистовства», – подумал он. Но этого вслух не сказал, лишь пожал плечами и вышел из комнаты, когда матушка Побируха, хриплым голосом издав последний вой, в изнеможении повалилась на пол и заорала, что хочет джину.