Текст книги "Тайна двухколесного экипажа (Роман)"

Автор книги: Фергус Хьюм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 11
Адвокат обвиняемого

Брайан Фицджеральд был арестован в самом начале четвертого, а уже в пять весь Мельбурн гудел, обсуждая новость о том, что человек, совершивший ставшее уже знаменитым убийство в кэбе, задержан. Вечерние газеты были полны подробностей дела, а «Геральд» даже отпечатала несколько тиражей, потому что спрос на это издание значительно превысил предложение. В Мельбурне подобного преступления не случалось со времен стрельбы, устроенной Гриером в оперном театре, а тайна, его окружавшая, только подливала масла в огонь. Факт убийства в столь необычном месте, как кэб, был сам по себе поразительным, но то, что убийцей оказался один из самых ярких молодых людей мельбурнского света, вызвало настоящую сенсацию. Оно и не удивительно, ведь Брайан Фицджеральд был хорошо известен в обществе как преуспевающий скваттер и будущий муж одной из самых богатых и красивых девушек Виктории. «Геральд», которая узнала об аресте одной из первых, поспешила опубликовать кричащую статью с заголовками «Трагедия хэнсомовского кэба. Арест подозреваемого преступника. Поразительные открытия в высшем свете».

Нет нужды напоминать, что многие репортеры позволяли себе определенные вольности в описании данного дела, однако читатель склонен верить всему, что появляется в газетах.

На следующий день после ареста Брайана мистер Фретлби имел длительный разговор с дочерью и посоветовал ей удалиться на ферму Ябба Яллук и пожить там, пока не стихнет возбуждение в обществе. Но Мадж наотрез отказалась уезжать.

– Я не брошу его, когда нужна ему больше всего, – решительно заявила она. – Все отвернулись от него, даже не узнав подробностей, но он говорит, что невиновен, и я верю ему.

– Так пусть он докажет свою невиновность, – заметил отец, медленно расхаживавший туда-сюда по комнате. – Если он не садился в кэб, он должен был в это время находиться в каком-то другом месте, поэтому ему нужно предоставить алиби.

– Он легко может это сделать, – сказала Мадж, и лицо ее озарилось лучиком надежды. – В четверг вечером он был здесь до одиннадцати часов.

– Может быть, – сухо ответил отец. – Но где он был в пятницу в час ночи?

– К тому же мистер Уайт вышел из дома задолго до Брайана, – поспешно продолжила она. – Ты должен помнить, это было, когда ты поссорился с мистером Уайтом.

– Моя дорогая Мадж, – сказал Фретлби, с недовольным видом остановившись перед ней, – ты ошибаешься. Мы с Уайтом не ссорились. Он спросил у меня, правда ли, что вы с Фицджеральдом помолвлены, и я ответил «да». Вот и все, после этого он ушел.

– Да, а Брайан ушел только через два часа, – торжествующе заявила Мадж. – Той ночью он вообще не видел Уайта.

– Это он так говорит, – значительно произнес мистер Фретлби.

– Брайану я верю больше, чем кому бы то ни было! – воскликнула девушка, щеки которой заалели, а глаза вспыхнули.

– Но поверят ли присяжные? – усомнился отец.

– Ты тоже против него настроен, – сказала Мадж, и глаза ее наполнились слезами. – Ты веришь, что он убийца.

– Я не готов ни подтвердить, ни опровергнуть его вину, – холодно ответил мистер Фретлби. – Я сделал все, что в моих силах, чтобы помочь ему. Я нанял Калтона защищать его, и если красноречие и опыт адвоката способны спасти его, можешь быть спокойна, он будет спасен.

– Папочка! – Мадж бросилась ему на шею. – Я знала, что ты не оставишь его хотя бы ради меня.

– Милая моя, – дрожащим голосом ответил отец, целуя ее, – ради тебя я сделаю все.

Тем временем сам Брайан находился в камере мельбурнской тюрьмы и с горечью размышлял о своем положении. Он не видел способа спастись, кроме одного, но этим способом он бы ни за что не воспользовался.

– Это убьет ее, это убьет ее! – лихорадочно повторял он, расхаживая по гулким камням от стены к стене. – Пусть лучше последний из Фицджеральдов закончит свой век как преступник, чем она узнает горькую правду. Если я найду себе адвоката, – продолжил он, – первым вопросом, который он мне задаст, будет: где я был в ту ночь, а если я отвечу, все откроется, и тогда… нет… нет… Я не могу этого сделать! Это убьет ее, убьет мою единственную.

Он бросился на кровать и закрыл лицо руками.

Потревожил его звук открывающейся двери камеры, и, отняв от лица руки, он увидел входящего Кал– тона. Адвокат был близким другом Фицджеральда, и то, что он пришел, очень тронуло Брайана.

Дункан Калтон был наделен добрым сердцем и искренне хотел помочь Брайану, но это дело было не лишено для него и личного интереса. Он получил записку от мистера Фретлби с просьбой взять на себя защиту Фицджеральда и без малейших раздумий согласился, потому что увидел в этом возможность получить известность во всех австралийских колониях. Да, он уже был известным адвокатом, но его репутация носила исключительно местный характер, и, предвидя, что суд над Фицджеральдом наделает много шума по всей Австралии и Новой Зеландии, он решил воспользоваться этим как очередной ступенькой к славе, богатству и положению. И вот этот высокий мужчина с чисто выбритым лицом, выразительным ртом и пристальным взглядом вошел в камеру и пожал руку Брайану.

– Спасибо, что пришли меня проведать, – сказал Фицджеральд. – Сейчас для меня настали времена, когда начинаешь особенно ценить дружбу.

– Да, конечно, – ответил адвокат, всматриваясь в осунувшееся лицо заключенного, словно хотел прочитать его мысли. – Я пришел отчасти сам, отчасти по просьбе Фретлби. Он хочет, чтобы я взялся за вашу защиту.

– Мистер Фретлби? – думая о чем-то своем, переспросил Брайан. – Весьма любезно с его стороны. Мне казалось, он считает меня виновным.

– Никого нельзя считать виновным, пока вина не доказана, – уклончиво ответил Калтон.

Брайан, видимо, заметив, насколько осторожным был его ответ, нетерпеливо вздохнул.

– А мисс Фретлби? – запинаясь, спросил он и на этот раз услышал решительный ответ:

– Она отказывается верить в вашу виновность и спорит с каждым словом, сказанным против вас.

– Храни ее Господь! – с чувством воскликнул Брайан. – Она настоящая женщина. Надо полагать, сейчас обо мне много говорят? – добавил он, опустив голову.

– Только о вас и говорят, – подтвердил Калтон. – Ваш арест на время заставил людей позабыть о театрах, крикетных матчах и балах: в клубах и гостиных разговоры только о вас.

Фицджеральд скорчился, как от боли. Он был исключительно гордым человеком, и эта неприятная слава представлялась ему чрезвычайно унизительной.

– Но все это досужие разговоры, – сказал Кал– тон, усаживаясь. – Давайте поговорим о деле. Вы согласны, чтобы я стал вашим адвокатом?

– Бесполезно, – мрачно ответил Брайан. – Петля уже затянута у меня на шее.

– Вздор, – усмехнулся адвокат. – Ни у кого петля не затянута на шее, пока он не стоит на виселице. Не нужно ничего говорить. – Он поднял руку, когда Брайан открыл рот, чтобы ответить. – Я буду вас защищать, хотите вы этого или нет. Мне известно немногим больше того, что пишут в газетах, но там столько преувеличений, что верить им нельзя. Во всяком случае, сердцем я чувствую, что вы невиновны и должны выйти отсюда свободным человеком хотя бы ради этой благородной девушки, которая любит вас.

Брайан не ответил, но протянул руку, которую адвокат с чувством пожал.

– Не стану отрицать, – продолжил Калтон, – мною движет и профессиональное любопытство. Это такое необычное дело, что я просто не могу упустить возможность им заняться. Мне не интересны банальные убийства кочергой и подобные вещи, это случай необычный, а потому интересный. Когда вы будете освобождены, мы вместе займемся поисками истинного убийцы, и удовольствие от поисков будет соразмерно нашей радости, когда мы его найдем.

– Я согласен со всем, что вы говорите, – спокойно сказал Фицджеральд, – но я не буду защищаться.

– Не будете защищаться? Вы же не собираетесь признаться, что это вы его убили?

– Нет, – вспыхнул Брайан, – но есть определенные обстоятельства, из-за которых я не могу защищаться.

– Что за вздор! – воскликнул Калтон. – Можно подумать, есть такие обстоятельства, которые могут помешать человеку спасать свою жизнь! Но ничего, мне нравится, когда не все идет гладко, от этого орешек труднее раскалывать, но ядро становится только слаще. Теперь я хочу, чтобы вы ответили на определенные вопросы.

– Обещать не могу.

– Посмотрим, – сказал адвокат с жизнерадостной улыбкой и, достав записную книжку, положил ее на колено. – Во-первых, где вы были в четверг ночью перед убийством?

– Не могу сказать.

– О нет, можете, мой друг. В одиннадцать часов вы уехали из Сент-Килда на поезде.

– В одиннадцать двадцать, – уточнил Брайан.

Калтон удовлетворенно кивнул и записал это в книжку. «Немного дипломатии, и все в твоих руках», – подумал он, а вслух произнес:

– А после этого куда вы направились?

– В поезде я встретил Ролстона, и мы в кэбе поехали от вокзала на Флиндерс-стрит в клуб.

– Какой клуб?

– «Мельбурн».

– И?

– Ролстон поехал домой, а я зашел в клуб и поиграл в карты.

– В котором часу вы вышли из клуба?

– Почти в час ночи.

– И после этого, надо полагать, отправились домой?

– Нет.

– А куда?

– Вниз по улице.

– Нельзя ли поточнее? Вы говорите о Коллинс– стрит?

– Да.

– Вы шли на встречу с кем-то?

– Я этого не говорил.

– Возможно, но молодые люди не гуляют ночью по улицам без причины.

– Мне не сиделось на месте, и я захотел прогуляться.

– В самом деле? Как странно, что вы решили погулять по улицам пыльного городского района, а не в парке. Фицрой-гарденс находился как раз у вас на пути домой. Нет, вы шли на встречу.

– Хм… Э-э-э… Да.

– Я так и думал.

– С мужчиной или с женщиной?

– Я не могу этого сказать.

– Значит, мне придется узнать это самому.

– Вы не сможете.

– В самом деле? Почему?

– Вы не знаете, где ее искать.

– Ее! – воскликнул Калтон, радуясь тому, что правильно поставил вопрос. – Я знал, что это женщина.

Брайан не ответил и сидел, недовольно покусывая губы.

– Итак, кто эта женщина?

Нет ответа.

– Ну же, Фицджеральд, я знаю, что такое молодость, и вам, конечно же, не хочется рассказывать о таких вещах, но в данном случае придется пожертвовать гордостью, чтобы спасти шею. Как ее зовут?

– Не буду говорить.

– Значит, вы знаете ее имя.

– Да.

– И не скажете?

– Нет.

Однако Калтон узнал две вещи, которые его порадовали. Первое: в ту ночь Фицджеральд с кем-то встречался, второе: это была женщина. Он решил зайти с другой стороны.

– Когда вы в последний раз видели Уайта?

Брайан ответил очень неохотно:

– Я видел его пьяным возле Шотландской церкви.

– Как? Это вы тот человек, который остановил кэб?

– Да, – поколебавшись, ответил Фицджеральд. – Это был я.

На миг в голове Калтона возникло сомнение в невиновности этого молодого человека. Поразмыслив, он вынужден был признать, что положение у того очень скверное.

– Значит, в газетах писали правду?

– Частично.

– А-а… – протянул Калтон. Появился хотя бы лучик надежды. – Вы не знали, что это был Уайт, когда нашли его валяющимся пьяным рядом с Шотландской церковью?

– Нет, не знал. Если бы знал, не стал бы его поднимать.

– Потом вы, разумеется, узнали его?

– Да. А после, как писали в газетах, я бросил его и ушел.

– Почему вы оставили его так быстро?

Брайан в некотором удивлении посмотрел на него.

– Потому что я презирал его, – коротко ответил он.

– Почему вы презирали его?

Нет ответа.

– Потому что он был неравнодушен к мисс Фретлби и, судя по всему, собирался на ней жениться?

– Да, – угрюмо буркнул Брайан.

– А теперь, – значительно произнес Калтон, – то, вокруг чего крутится все дело. Зачем вы сели в кэб вместе с ним?

– Я не садился в кэб.

– Извозчик утверждает, что садились.

– Он ошибается. Узнав Уайта, я ушел и больше не возвращался.

– Тогда кто сел в кэб вместе с Уайтом?

– Не знаю.

– И не догадываетесь?

– Совершенно.

– Вы уверены?

– Да, уверен.

– Он был одет точно, как вы.

– Вполне вероятно. Я могу назвать самое меньшее дюжину своих знакомых, которые носят легкие пальто поверх вечерних костюмов и фетровую шляпу.

– У мистера Уайта были враги?

– Понятия не имею. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он не так давно приехал из Англии с рекомендательным письмом к мистеру Фретлби и имел дерзость просить руки Мадж.

– Где жил Уайт?

– В Сент-Килда, в конце Грей-стрит.

– Откуда вам это известно?

– Это было в газетах, и… и… – Неуверенно: – Я заходил к нему.

– Зачем?

– Чтобы убедить его отказаться от Мадж и сказать, что она помолвлена со мной.

– И что он на это ответил?

– Посмеялся надо мной, будь он проклят!

– Надо полагать, вы поссорились?

Брайан горько усмехнулся.

– Да.

– Вас кто-нибудь слышал?

– Я думаю, хозяйка дома слышала. Я видел ее в коридоре, когда уходил.

– Обвинение выставит ее свидетелем.

Безразличным тоном:

– Пожалуй.

– Вы говорили что-нибудь такое, что могло бы навлечь на вас подозрения?

Фицджеральд отвернулся.

– Да, – ответил он. – Я был тогда очень несдержан и многого наговорил.

– Вы угрожали ему?

– Да. Я сказал, что убью его, если он не откажется от мысли жениться на Мадж.

– А-а… Если домовладелица поклянется, что слышала эти слова, это будет серьезная улика против вас. Насколько я вижу, есть лишь один способ спасти вашу голову, причем простой. Вам нужно алиби.

Нет ответа.

– Вы говорите, что не возвращались и не садились в кэб? – напомнил Калтон, внимательно наблюдая за лицом молодого человека.

– Да, это был кто-то другой, одетый, как я.

– И вы не знаете кто?

– Понятия не имею.

– Тогда куда вы направились после того, как оставили Уайта и прошли по Рассел-стрит?

– Не могу сказать.

– Вы были пьяны?

Возмущенно:

– Нет!

– Значит, вы все помните?

– Да.

– И куда вы пошли?

– Не могу сказать.

– Отказываетесь?

– Да.

– Подумайте хорошенько. За отказ вам, возможно, придется заплатить очень дорого.

– Я готов к этому.

– И не скажете, где находились в это время?

– Нет.

Калтона подобное упрямство начало раздражать.

– Очень глупо, – сказал он, – жертвовать жизнью из ложной стыдливости. Вам нужно алиби.

Нет ответа.

– Во сколько вы вернулись домой?

– Около двух часов ночи.

– Вы шли домой пешком?

– Да… Через Фицрой-гарденс.

– По дороге видели кого-нибудь?

– Не знаю. Я не смотрел по сторонам.

– Вас кто-нибудь видел?

– Этого я не заметил.

– Значит, вы отказываетесь говорить, где находились между часом и двумя ночи в пятницу?

– Наотрез.

Калтон на мгновение задумался, решая, как поступить.

– Вам известно, что у Уайта хранились на редкость ценные бумаги?

Фицджеральд побледнел.

– Нет, я этого не знал, – неохотно сказал он.

И тут адвокат сделал мастерский ход.

– Тогда почему вы забрали их у него?

– Что? Они были у него с собой?

Калтон поспешил развить успех.

– Да, они были у него с собой. Почему вы их забрали?

– Я их не забирал. Я даже не знал, что они были с ним.

– Вот как?! Не могли бы вы рассказать мне, что это за «они»?

Брайан понял, в какую ловушку попал.

– Нет, – молвил он.

– Это было какая-то драгоценность?

– Нет!

– Важная бумага?

– Не знаю.

– A-а, значит, бумага. Я вижу это по вашему лицу. Эта бумага была важна для вас?

– Почему вы спрашиваете?

Калтон впился пронзительными серыми глазами в лицо Брайана.

– Потому что, – медленно начал он, – Уайта убил человек, для которого эти бумаги были очень ценными.

Брайан вздрогнул и побледнел.

– Боже мой! – едва не срываясь на крик, произнес он. – Так значит, это правда!

И, лишившись чувств, упал на каменный пол камеры.

Охваченный тревогой Калтон позвал надзирателя, они вместе положили заключенного на кровать и брызнули ему в лицо холодной водой. Придя в себя, Брайан слабо застонал, и Калтон, поняв, что какое– то время тот будет не в состоянии говорить, покинул тюрьму. Выйдя на улицу, он остановился, обернулся и посмотрел на мрачные серые стены.

– Брайан Фицджеральд, – негромко сказал он, – вы не совершали этого убийства, но знаете, кто убил Оливера Уайта.

ГЛАВА 12
Она была настоящей женщиной

Убийство в хэнсоме взбудоражило весь Мельбурн. До того, как был найден убийца, его воспринимали, как заурядное убийство, заслуживающее внимания высшего общества разве что самим фактом совершения. Но теперь, когда был арестован блестящий молодой человек из высших городских кругов, интерес к этому делу вырос до гигантских размеров. Для великосветского общества это стало ударом, и оно открыто заявило, что пригрело на груди гадюку, которая неожиданно развернулась и ужалила его самого.

Утром, днем и вечером в гостиных Турака и клубах Мельбурна говорили почти исключительно об этом деле. И великосветский обыватель пришел в ужас. Еще бы! Жил себе молодой человек, родом из хорошей семьи («Фицджеральды, дорогуша, это ирландский род, в их жилах течет королевская кровь»), прекрасно воспитанный («изысканнейшие манеры, уверяю вас, и красавец, каких поискать!») и помолвленный с одной из самых богатых девушек в Мельбурне («это, конечно, очень мило, сударыня, но ему была нужна не она, а ее деньги. Подумать только, вот пройдоха!»), и вдруг этот положительный молодой человек, которого дамы любили, а мужчины считали славным парнем, который пользовался успехом как в гостиных, так и в клубах, совершает жестокое убийство! Неслыханно! Куда катится мир, ради чего строятся тюрьмы и сумасшедшие дома, если такие люди, как молодой Фицджеральд, разгуливают на свободе и убивают кого вздумается? Потом, разумеется, все начали спрашивать друг друга, кто такой Уайт и почему о нем никто не слышал раньше. Всех, кто когда-либо встречался с Уайтом, засыпали вопросами про него, и несчастным приходилось объяснять, кем он был, каким он был, за что его убили, и отвечать на остальные безумные вопросы, которые рождались в некоторых головах. Об этом говорили везде: в модных гостиных во время пятичасового чая за бутербродами и сушонгом; в клубах за бренди с содовой и сигаретами; об этом говорили все: рабочие за пинтой пива в обеденный перерыв и их жены в тиши двора за стиркой. Газеты пестрели статьями о знаменитом убийстве, а некоторые даже опубликовали интервью с заключенным, якобы проведенные их специальными корреспондентами, но на самом деле от начала до конца сочиненные этими господами на основании слухов и их собственного богатого воображения.

Что до виновности заключенного, никто в ней не сомневался. Извозчик Ройстон клялся, что Фицджеральд сел в кэб вместе с Уайтом, а когда вышел, Уайт был мертв. Более убедительного доказательства трудно было и придумать, и все сходились на том, что заключенный не станет защищаться и отдаст себя на милость суда. Даже церковь не обошла стороной эта лихорадка, и священники – англиканские, римско– католические и пресвитерианские вместе с представителями более мелких конфессий – сделали убийство в хэнсомовском кэбе основой для проповедей о порочности века и заверений в том, что ковчегом, способным спасти человечество от потопа безбожия и безнравственности, является именно их церковь и никакая другая.

Как заметил Калтон, выслушав пять-шесть проповедников, каждый из которых называл собственную церковь спасительным челном: «Вот так-так! Похоже, у них там целая флотилия ковчегов».

Для мистера Феликса Ролстона, хоть он знал лично всех участников этого дела, то были времена, полные огромного, безграничного счастья. Если появлялись свежие новости, он всегда спешил поделиться ими с друзьями. Иногда он несколько приукрашивал их от себя, но делал это исключительно ради того, чтобы придать своему рассказу более занимательную, если не драматическую форму. Если его спрашивали напрямую, считает ли он виновным подозреваемого, мистер Феликс со значением качал головой, давая понять, что ни он, ни его близкий друг Калтон (он знал, что при этих словах Калтон согласно кивал) еще не сумели составить окончательное мнение об этом деле.

– Дело в том, – супил брови мистер Ролстон, – что это дело глубже, чем кажется, и так далее… Думаю, сыщик напутал. Как по мне, это не Фиц убил Уайта. Я даже уверен, что это не он.

За этим заявлением неизменно следовало хором: «А кто же его убил?»

– Вот! – отвечал на это Феликс, наклоняя голову на бок, как задумчивый попугай. – Сыщики не могут этого выяснить, в том-то и сложность. Уж подумываю, не заняться ли поиском самому.

– Но разве вы что-то знаете о ремесле сыщика? – спрашивал кто-нибудь.

– Господи, конечно! – с легкомысленным взмахом руки. – Я читал Габорио, у сыщиков веселая жизнь!

Несмотря на эти разговоры, в глубине души Рол– стон верил в виновность Фицджерадьда. Но он был из тех людей, которые, имея трепетное сердце или упрямый характер (последнее встречается, пожалуй, чаще), считают своим долгом становиться на защиту попавших в беду. Несомненно, найдутся и такие, кто зовет Нерона приятным молодым человеком, жестокости которого были всего лишь следствием излишней веселости нрава, и видят в Генрихе VIII несчастного мужа, которому не посчастливилось иметь шесть жен. Такие люди получают удовольствие от выражения сочувствия великим негодяям пошиба Неда Келли. Для них это воплощение героизма, жертвы предвзятого и бесчестного отношения со стороны тех, кто понимает законы слишком узко. Если половина мира пинает лежащего человека, вторая половина неизменно утешает распростертого полупенсовиком.

Вот почему, хоть общественное мнение и было настроено категорически против Фицджеральда, находились и такие, кто открыто выражал ему сочувствие. Это успокаивало Мадж. Впрочем, если бы даже вся страна единогласно признала ее возлюбленного виновным, она бы все равно не поверила в это. Логика не является сильной чертой женщины. Ее любви к мужчине достаточно для того, чтобы возвести его в чин полубога. Она наотрез отказывается замечать глиняные ступни своего идола. Когда все отворачиваются от него, она остается верна ему, когда остальные хмурятся, она улыбается ему, а когда он умирает, она чтит его как святого и мученика. В наши дни молодые мужчины склонны принижать достоинства женщин, но горе тому мужчине, который в час испытаний лишен ласковых слов и поддержки женщины. И Мадж Фретлби, будучи настоящей женщиной, отстаивала свои убеждения открыто. Она отказывалась сдаваться перед доводами и внимать уговорам. Он невиновен, и невиновность его будет доказана, повторяла она, ибо что-то внутри нее подсказывало, что он будет спасен в последнюю минуту. Как – Мадж не знала, но в том, что это случится, она не сомневалась. Она бы поехала к Брайану в тюрьму, но отец категорически запретил ей это делать. Поэтому все новости о нем она получала от Калтона, и если ей нужно было передать ему какую-нибудь записку, ей опять же приходилось обращаться к адвокату.

Настойчивый отказ Брайана основывать защиту на алиби порядком раздражал Калтона, тем более что он не мог понять причины, заставлявшие его подзащитного ставить на кон собственную жизнь.

– Если это ради женщины, – говорил он Брайану, – мне все равно, кто она. Это безумное донкихотство. Самосохранение – главнейший закон природы, и если бы на моей шее затягивалась петля, то я бы ради спасения не пощадил ни мужчину, ни женщину, ни ребенка.

– Не сомневаюсь, – отвечал Брайан. – Но в моих обстоятельствах, думаю, вы бы рассуждали по– другому.

Однако в глубине души адвокат питал определенные подозрения относительно упрямого желания Брайана скрыть маршрут своих перемещений в ту роковую ночь. Он признался, что встречался с женщиной. Он был красивым молодым человеком и, вероятно, не отличался нравственными устоями от своих собратьев. Возможно, имела место интрига с замужней женщиной, и он мог той ночью быть с ней, а теперь своим отказом говорить пытался ее защитить.

«Пусть даже так, – рассуждал Калтон, – лучше потерять лицо, чем жизнь. Да и сама женщина не должна молчать. Да, признаю, ей будет трудно, но когда вопрос стоит о жизни и смерти человека, ничто не должно ее остановить».

Охваченный такими мыслями, Калтон отправился в Сент-Килда, чтобы поговорить с Мадж. Он собирался просить ее помочь добыть интересующие его сведения. К Мадж он относился с большим уважением, считая ее по-настоящему мудрой женщиной. Вполне вероятно, решил он, что большая любовь Брайана заставит его рассказать ей все, если она потребует. Мадж дожидалась его в нетерпении.

– Где вы пропадали? – спросила она, когда они сели. – После нашей последней встречи я секунды считала! Как он?

– Все так же, – ответил Калтон, снимая перчатки. – По-прежнему упрямо не желает спасать свою жизнь. Где ваш отец? – неожиданно спросил он.

– Уехал из города, – нетерпеливо ответила она. – На неделю… Но что значит «не желает спасать свою жизнь»?

Калтон подался вперед и взял ее за руку.

– Вы хотите спасти ему жизнь? – спросил он.

– Спасти ему жизнь… – повторила она и, вскрикнув, вскочила с кресла. – Господи, да я умру, чтобы спасти его!

«Вот беда, – подумал Калтон, глядя на ее раскрасневшееся лицо и протянутые руки. – Эти женщины постоянно впадают в крайности».

– Дело в том, – сказал он, – что Фицджеральд может предоставить алиби, но отказывается это сделать.

– Как? Почему?

Калтон пожал плечами.

– Это знает только он сам… Я думаю, какие-то рыцарские порывы. Он отказывается говорить мне, где был той ночью. Быть может, он не откажется рассказать это вам. Если мы с вами вместе наведаемся к нему, возможно, он придет в себя и признается.

– Но отец… – нерешительно промолвила она.

– Разве вы не говорили, что он уехал из города? – спросил Калтон.

– Да. Но он не велит туда ходить.

– В таком случае, – сказал Калтон, вставая и беря перчатки и шляпу, – я не буду упрашивать.

Она прикоснулась к его руке.

– Постойте! Это поможет ему?

Калтон колебался. Если причиной молчания Брайана был, как он подозревал, роман с замужней женщиной, он мог и не захотеть рассказывать об этом девушке, с которой помолвлен, но, с другой стороны, причина могла быть в другом, и оставалась надежда, что Мадж сможет ее узнать. С этими мыслями он развернулся и без тени сомнения в голосе ответил:

– Да, это может спасти ему жизнь.

– Тогда я пойду, – сказала она. – Он для меня значит больше, чем отец, и если я могу спасти его, то сделаю это.

И она выбежала из комнаты.

«Удивительно отважная девушка, – думал сыщик, выглядывая в окно. – Если Фицджеральд не дурак, он обязательно все ей расскажет… Разумеется, если найдет в себе силы… Эти женщины – удивительные существа. Как я понимаю Бальзака, который говорил: не стоит удивляться тому, что мужчина не может понять женщину, если это не удалось и Богу, который создал ее».

Мадж вернулась одетая для выхода, с плотной вуалью на лице.

– Велеть подавать карету? – спросила она, дрожащими пальцами натягивая перчатки.

– Не стоит, – сухо ответил Калтон. – Если только вы не хотите в ближайших газетах увидеть рассказ о том, как мисс Мадж Фретлби навещает мистера Фицджеральда в тюрьме… Нет-нет, мы возьмем кэб. Идемте, моя дорогая.

И, взяв ее под руку, он направился к двери.

На вокзал они успели как раз к отправлению поезда, но несмотря на это Мадж лихорадило от нетерпения.

– Как он медленно едет! – раздраженно бросила она.

– Тише, дорогая моя. – Сыщик накрыл ее руку ладонью. – Вы так себя выдадите… Мы скоро приедем… И спасем его.

– Дай-то бог, – сказала она и крепко сжала кулаки.

Калтон заметил, как под вуалью покатились слезы.

– Нет, так не пойдет, – недовольно произнес он. – У вас скоро начнется истерика. Возьмите себя в руки, хотя бы ради него.

– Ради него, – повторила Мадж и сильнейшим усилием воли заставила себя успокоиться.

До Мельбурна добрались быстро. Взяв хэнсом, они поехали прямиком в тюрьму и после положенных формальностей прошли к камере Брайана. Когда сопровождавший их надзиратель открыл дверь, заключенный сидел на нарах. Подняв голову, он увидел Мадж, с радостным криком вскочил и протянул к ней руки. Она бросилась к Брайану и, всхлипывая, прижалась к его груди. Какое-то время никто ничего не говорил – Калтон стоял в противоположном конце камеры и рылся в бумагах, которые достал из кармана, а надзиратель удалился.

– Бедный мой… – прошептала Мадж, убирая мягкие светлые волосы с его горящего лба. – Ты нездоров.

– Да, – невесело усмехнулся Брайан, – тюрьма – это ведь не курорт, верно?

– Не говори так, Брайан, – ответила она. – Это на тебя не похоже. Давай сядем и спокойно все обсудим.

– Не вижу, что это может дать, – устало ответил он, когда они, держась за руки, сели. – Я обсуждал это с Калтоном столько, что у меня голова разболелась, и все напрасно.

– Естественно, – резко бросил адвокат и тоже сел. – И все это будет напрасно до тех пор, пока вы не одумаетесь и не расскажете нам, где были той ночью.

– Я уже говорил, что не могу рассказать.

– Брайан, милый, – Мадж нежно сжала его руку, – ты должен все рассказать. Ради меня.

Фицджеральд вздохнул. Это было самое серьезное испытание, через которое ему до сих пор доводилось проходить. Он уже готов был поддаться искушению… но одного взгляда на невинное лицо Мадж оказалось достаточно, чтобы это желание исчезло. Что может принести его признание, кроме боли и огорчения, той, которую он любит больше жизни?

– Мадж, – серьезным тоном произнес он, – ты не понимаешь, о чем просишь.

– Понимаю! – не раздумывая, ответила она. – Я прошу тебя спасти свою жизнь, доказать, что ты не совершал этого страшного преступления, и не жертвовать собой ради… ради…

Она замолчала и беспомощно посмотрела на Кал– тона, потому что не представляла, по какой причине Фицджеральд отказывается говорить.

– …ради какой-то женщины, – хладнокровно закончил Калтон.

– Женщины! – выдохнула она, все еще держа возлюбленного за руку. – Это… это… это и есть причина?

Брайан отвернулся.

– Да, – глухо произнес он.

Бледное лицо девушки на миг исказилось от боли, а потом она уронила голову на руки и горько зарыдала. Брайан, упрямо сжав губы, смотрел на нее. Калтон угрюмо взирал на обоих.

– Послушайте, – наконец сердито обратился он к Брайану, – если вам интересно знать мое мнение, то я думаю, что ведете вы себя возмутительно. Прошу прощения, мисс Фретлби, за выражение. Девушка, которая любит вас всем сердцем и готова на все ради вас, умоляет вас спасти свою жизнь, а вы спокойно отворачиваетесь и печетесь о другой женщине.

Брайан вскинул голову, лицо его вспыхнуло.

– Вы не правы! – отчеканил он. – Вот женщина, ради которой я храню молчание.

И встав с нар, он указал на рыдающую Мадж.

Она подняла заплаканное лицо и удивленно прошептала:

– Ради меня?

– Он свихнулся, – пожал плечами Калтон. – Я буду строить защиту на его безумии.

– Нет, я не сумасшедший! – вскричал Фицджеральд и схватил Мадж за руки. – Милая! Милая моя! Ради тебя я молчу и буду молчать, пусть даже это будет стоить мне жизни. Я могу рассказать, где был той ночью, и спасти себя, но если я это сделаю, откроется тайна, которая станет для тебя проклятием, и я не могу пойти на это… не могу.