Текст книги "Тайна двухколесного экипажа (Роман)"
Автор книги: Фергус Хьюм
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Вы так считаете? – усомнился Ролстон. – Я бы сказал, что кэб, если он находится посреди улицы, не самое безопасное место.
– Именно это и делает его совершенно безопасным, – язвительным тоном возразил мистер Кал– тон. – Вы наверняка читали описание убийства Марра в Лондоне Томаса Де Куинси, поэтому должны знать, что чем более открыто и многолюдно место преступления, тем труднее изобличить преступника. В том джентльмене в светлом пальто, который убил Уайта, не было ничего, что могло бы вызвать подозрения у Ройстона. Он сел в кэб вместе с Уайтом, за время поездки не было никакого шума, который мог бы привлечь внимание, потом он сошел. Вполне естественно, что Ройстон доехал до Сент– Килда, не подозревая, что Уайт уже мертв, пока не заглянул внутрь и не прикоснулся к нему. А что касается человека в светлом пальто, он живет не на Паулетт-стрит, нет… И не в Ист-Мельбурне.
– Почему? – поинтересовался Фретлби.
– Потому что он не настолько глуп, чтобы подводить след к собственной двери. Он поступил так, как часто поступают лисы, – сделал петлю. Лично я считаю, что он либо сразу прошел через Ист-Мельбурн в Фицрой, либо вернулся в город через Фицрой-гарденс. В такое раннее время там никого не было, и он мог безнаказанно вернуться в свою квартиру, гостиницу или туда, где живет. Разумеется, это всего лишь предположение, которое может оказаться ошибочным, но понимание человеческой природы, которым наградила меня моя профессия, подсказывает, что я не ошибаюсь.
Все присутствующие согласились с версией мистера Калтона, поскольку казалось, что человек, который хочет скрыться, именно так и должен был поступить.
– Я вам вот что скажу, – обратился Феликс к Брайану, когда они шли к гостиной, – если типа, который совершил это преступление, найдут, ей-богу, ему нужно брать в защитники Калтона.
ГЛАВА 8
Брайан совершает прогулку и поездку
Когда мужчины вошли в гостиную, юная леди играла одну из тех отвратительных morceaux de salon[4]4
Салонных пьес (фр.).
[Закрыть], в которых берется безобидная мелодия и на нее нанизывается столько вариаций, что становится решительно невозможно различить мелодию среди бесконечного грохота восьмых и тридцать вторых нот. Мелодией в данном случае была «За садовой оградой» с вариациями синьора Тумпанини, а исполняла ее юная ученица этого знаменитого итальянского музыканта. Когда мужская часть гостей вошла в гостиную, пьеса игралась на басах с большим напором (то есть с надавленной педалью громкости) и с беспрестанными тремоло, которые своей пронзительностью старались поглотить мелодическую линию.
– Черт возьми, похоже, по садовой ограде лупит град, – сказал Феликс, направляясь к пианино, потому что увидел, что за инструментом сидит Дора Фезеруэйт, наследница, которой он оказывал знаки внимания в надежде убедить ее принять фамилию Ролстон. Поэтому когда прекрасная Дора оглушила аудиторию последним громоподобным аккордом с раскатистым переливом, как будто джентльмен, перелезавший через садовую ограду, споткнулся и рухнул в теплицы, в которых выращивали огурцы, Феликс поспешил выразить свое удовольствие.
– Какая мощь, мисс Фезеруэйт, – сказал он, усаживаясь в кресло и мысленно задаваясь вопросом, все ли струны пианино выдержали последний удар. – Чувствуется, что вы вложили в исполнение все сердце…
«И все мышцы», – прибавил он мысленно.
– Это все благодаря постоянной практике, – скромно ответила мисс Фезеруэйт, краснея. – Я провожу за фортепиано по четыре часа каждый день.
«Господи боже! – подумал Феликс. – Представляю, каково ее семье». Однако замечание это он оставил при себе и, вкрутив монокль в свой левый орган зрения, обронил только:
– Фортепиано повезло.
Мисс Фезеруэйт, не зная, что на это ответить, потупила глаза и покраснела еще больше, а Феликс, наоборот, с простодушным видом поднял взгляд на потолок и вздохнул.
Мадж и Брайан в углу комнаты разговаривали о смерти Уайта.
– Мне он никогда не нравился, – сказала она. – Но ужасно думать, что он умер вот так.
– Ну не знаю, – мрачно ответил Брайн. – Насколько я слышал, отравление хлороформом – очень легкая смерть.
– Смерть не может быть легкой, – возразила Мадж. – Особенно для такого молодого, здорового и полного сил человека, как мистер Уайт.
– Тебе, кажется, его жалко, – ревниво обронил Брайан.
– А тебе не жалко? – в некотором удивлении спросила она.
– De mortuis nil nisi bonum[5]5
О мертвых ничего, кроме хорошего (лат.).
[Закрыть], – заметил Фицджеральд. – Но если я презирал его, когда он был жив, то нельзя ожидать, что я буду жалеть о его смерти.
Мадж не ответила, однако быстро посмотрела на его лицо и впервые заметила, каким нездоровым он выглядит.
– Что с тобой, дорогой? – спросила она, коснувшись его руки. – Ты плохо выглядишь.
– Ничего… Ничего, – торопливо ответил он. – Меня просто в последнее время немного тревожили деловые вопросы. Но давай уйдем отсюда, – предложил он, вставая. – Я вижу, твой отец упрашивает спеть девицу с голосом, которым можно заменить паровозный свисток.
Девицей с подобным паровозному свистку голосом была Джулия Фезеруэйт, сестра дамы сердца Ролстона, и Мадж, сдерживая смех, вышла вслед за Фицджеральдом на веранду.
– Как тебе не стыдно! – рассмеялась она, когда они оказались одни. – Ее учили петь лучшие преподаватели.
– Мне их жаль, – с серьезным видом ответил Брайан, когда Джулия пронзительно затянула «Приходи ко мне снова». – Я бы лучше послушал нашу родовую банши.
Мадж не ответила и, опершись о перила веранды, посмотрела на прекрасное небо, все в ярких звездах. На Эспланаде было много гуляющих, и некоторые останавливались, прислушиваясь к высоким нотам Джулии. Один мужчина, как видно, особенно любивший музыку, так и вовсе подошел к забору и стал смотреть на дом. Брайан и Мадж еще поговорили о разных вещах, но каждый раз, поднимая глаза, Мадж видела наблюдающего за домом мужчину.
– Что ему нужно, Брайан? – спросила она.
– Кому? – не понял Брайан. – А-а, – продолжил он безразличным тоном, когда наблюдавший отошел от калитки и перешел через дорогу на тротуар, – я думаю, он заинтересовался музыкой, вот и все.
Мадж ничего не сказала, но ее не покидало ощущение, что дело было не только в музыке. Наконец пение Джулии стихло, и она предложила вернуться в дом.
– Зачем? – спросил Брайан, который удобно расположился в кресле и курил сигарету. – Нам и здесь хорошо, правда?
– Я должна заняться гостями, – ответила Мадж, вставая. – А ты оставайся и докуривай свою сигарету.
И с жизнерадостным смехом она упорхнула в дом.
Брайан сидел, курил и смотрел на луну. Да, тот человек наверняка наблюдал за домом, потому что он уселся на скамейку и снова уставился на сияющие окна. Брайан отбросил сигарету и нервно передернул плечами.
– Неужели меня кто-то видел? – пробормотал он вставая. – Проклятый Уайт! Лучше бы я с ним вообще никогда не встречался.
Он бросил взгляд на темную фигуру на скамейке и, содрогаясь всем телом, вошел в теплую, хорошо освещенную комнату. На сердце у него было тревожно, и тревога эта была бы куда сильнее, если бы он знал, что человеком на скамейке был один из умнейших сыщиков Мельбурна.
Мистер Горби наблюдал за особняком Фретлби весь вечер и уже начал терять терпение. Морленд не знал, где жил Фицджеральд, а поскольку это был один из основных пунктов, которые хотел выяснить сыщик, он решил проследить за передвижениями Брайана и довести его до самого дома.
«Если он любовник этой милой девушки, я дождусь, пока он выйдет из дома, – убеждал себя мистер Горби, садясь на скамейку. – Он не станет долго оставаться вдали от нее, а когда выйдет из дома, будет нетрудно выяснить, где он живет».
Когда Брайан появился этим вечером, направляясь к особняку Марка Фретлби, на нем был вечерний костюм, светлое пальто и мягкая шляпа.
– Черт меня побери! – воскликнул мистер Горби, когда Фицджеральд ушел с веранды. – Если он не круглый дурак, то я не знаю, кто он. Подумать только, разгуливать по городу в той самой одежде, в которой он отправил на тот свет Уайта, и думать, что тебя никто не узнает! Мельбурн – это не Париж и не Лондон, чтобы можно было позволить себе такую беспечность. Он еще и удивится, когда я надену на него наручники. Что ж… – Он закурил трубку. – Пожалуй, придется дождаться, пока он выйдет.
Терпение мистера Горби ждало тяжелое испытание, ибо шли часы, а никто не появлялся. В ожидании он выкурил несколько трубок, наблюдая за людьми, которые гуляли по Эспланаде в мягком серебристом лунном свете. Вот, держа друг друга за талию, проплыли несколько девушек. Потом появились молодой человек с женщиной, явно влюбленные. Они сели рядом и внимательно посмотрели на мистера Горби, давая понять, что будет лучше, если он уйдет. Но сыщик не внял молчаливой просьбе и продолжал наблюдать за большим домом на противоположной стороне улицы. Наконец влюбленные очень неохотно удалились.
Потом мистер Горби увидел Мадж и Брайана, которые вышли на веранду, и услышал в ночной тиши странный, потусторонний звук. Это было пение мисс Фезеруэйт. Затем Мадж вернулась в дом, а вскоре за ней последовал и Брайан. Последний на миг остановился и посмотрел прямо на него.
«Так-так, – подумал мистер Горби, закуривая очередную трубку. – Похоже, вас гложет совесть, а? Подожди немного, мой мальчик, будешь у меня сидеть, это уж как пить дать».
Потом из дома начали выходить гости, они жали друг другу руки, прощались, и их черные фигуры одна за одной исчезали в ночи.
Вскоре по дорожке прошли Брайан, Фретлби и Мадж, которая держалась за локоть отца. Фретлби открыл калитку и протянул руку.
– До свидания, Фицджеральд, – радушно произнес он. – Надеюсь скоро снова увидеть вас.
– До свидания, милый Брайан, – сказала Мадж, целуя его. – И не забудь насчет завтра.
Потом отец и дочь закрыли калитку, оставив Брайана на улице, и пошли обратно к дому.
«Ах, – вздохнул про себя мистер Горби, – если бы вы знали то, что знаю я, вы бы не были с ним так любезны».
Брайан пересек Эспланаду, прошел мимо Горби и дальше по улице, пока не оказался напротив гостиницы «Эспланада». Там он положил руки на забор, снял шляпу и принялся наслаждаться безмятежной красотой позднего часа.
– Какой милый молодой человек! – с сожалением в голосе пробормотал мистер Горби. – Даже не верится, что это он, но доказательства слишком серьезные.
Тишина стояла полная, даже дыхания ветра не чувствовалось; долетавший раньше с океана бриз давно стих, но Брайан рассмотрел небольшие белые волны, набегающие на песчаный берег. Длинный узкий пирс черной нитью уходил в поблескивающую серебром гладь, а вдали волшебно переливались огни Уильямстауна.
Надо всей этой безмятежной картиной нависло небо, будто сошедшее с картин Доре: огромная масса черных туч, громоздящихся друг на друга, точно камни, собранные титанами, чтобы подняться до Олимпа, и в ней дыра, сквозь которую просматривалось темно-синее небо, испещренное звездами, с плывущей среди них ясной луной, источающей свет на сказочную страну внизу и придающей всему серебристый оттенок.
К некоторому раздражению мистера Горби, который не был ценителем красот природы, Брайан любовался звездами несколько минут, наслаждаясь красотой борьбы света и тени. Наконец он закурил сигарету и спустился по ступеням на пирс.
«A-а, самоубийство! – подумал мистер Горби. – Ну уж нет, этого я не позволю».
Он зажег трубку и пошел следом за ним.
Брайана он нашел в самом конце пирса, где тот стоял, перегнувшись через парапет, и смотрел на искрящуюся воду внизу, которая в сонном ритме плескалась, успокаивая и очаровывая.
– Бедная девочка, бедная девочка, – услышал сыщик, подходя к нему. – Если она узнает все… Если только она…
Тут он услышал приближающиеся шаги и резко развернулся. Сыщик увидел мертвенно-бледное лицо и гневную складку между бровями.
– Какого черта, что вам нужно? – взорвался Брайан, когда Горби остановился. – Почему вы ходите за мной повсюду?
«Заметил, что я слежу за домом», – мысленно отметил Горби.
– Я не хожу за вами, сэр, – сказал он. – Пирс, надо полагать, не является частной собственностью. Я пришел сюда просто подышать воздухом.
На это Фицджеральд не ответил. Он развернулся и стремительно зашагал к берегу.
«Он боится, – пояснил сам себе сыщик, неспешно двинувшись следом и не упуская из виду черную фигуру. – Нужно будет присмотреть за ним, а не то он, чего доброго, еще сбежит из Виктории».
Брайн быстро дошел до железнодорожной станции Сент-Килда и, взглянув на часы, увидел, что как раз успевает на последний поезд. До отправления было еще несколько минут, поэтому, заняв место в вагоне для курящих, который находился в хвосте поезда, он закурил сигарету и откинулся на спинку сиденья, глядя, как на платформу выскакивают припозднившиеся пассажиры. Как только прозвучал последний звонок, он увидел человека, бегущего к поезду. Это был тот самый тип, который наблюдал за ним весь вечер, и последние сомнения в том, что за ним следят, у Брайана отпали. Утешала лишь мысль о том, что этот настырный преследователь может не успеть на поезд. Брайан, находившийся в последнем вагоне, принялся смотреть на поплывшую за окном платформу в надежде увидеть, что его друг с Эспланады стоит на ней разочарованный. Не увидев его, Брайан отвернулся от окна, сокрушаясь о своем невезении, из-за которого не получилось отделаться от соглядатая.
– Черт бы его побрал! – негромко выругался он. – Думаю, он до самого Ист-Мельбурна доедет, чтобы узнать, где я живу. Но нет, я этого не допущу!
В вагоне Брайан ехал совсем один и был рад этому обстоятельству, ибо слушать чью-то болтовню ему не хотелось.
«Убийство в кэбе… – подумал он, зажигая очередную сигарету и выпуская облачко дыма. – Такой сюжет заставил бы позеленеть от зависти и мисс Браддон[6]6
Мэри Элизабет Браддон – британская писательница Викторианской эпохи.
[Закрыть]. И это произошло в действительности. Но ясно одно: он больше никогда не встанет между Мадж и мной. Бедная Мадж! – Он вздохнул. – Если она узнает все, наша свадьба вряд ли состоится. Но она никогда не узнает. И никто не узнает».
Тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Он встал, прошел в другой конец вагона и бросился на мягкое сиденье.
– Какие основания есть у этого человека подозревать меня? – спросил он вслух. – Никто не знает, что в ту ночь я был с Уайтом, и полиция не сможет доказать, что я был с ним. Тьфу! – раздраженно бросил он, торопливо застегивая пуговицы пальто. – Я, как ребенок, боюсь собственной тени. Этот человек на пирсе просто вышел подышать воздухом, как он и говорил… Мне ничего не грозит.
Впрочем, на душе у Брайана было далеко не так спокойно, и выйдя на платформу в Мельбурне, он нерешительно посмотрел по сторонам, как будто ждал, что сейчас ему на плечо ляжет рука сыщика. Но не увидел никого, похожего на человека, встреченного на пирсе в Сент-Килда, и облегченно вздохнул. Однако мистер Горби был недалеко, просто решил следовать за ним на безопасном расстоянии. Брайан медленно прошел по Флиндерс-стрит, явно о чем-то напряженно думая, свернул на Рассел-стрит и не останавливался, пока не оказался рядом с памятником Берку и Уиллсу, на том самом месте, где в ночь убийства Уайта останавливался кэб.
«Так-так… – подумал сыщик, стоявший в тени на противоположной стороне улицы. – Собрался посмотреть, да? Я бы не стал на твоем месте. Это опасно».
Фицджеральд несколько минут постоял на углу и продолжил путь по Коллинс-стрит. Дойдя до стоянки кэбов напротив клуба «Мельбурн» и все еще подозревая, что за ним следят, он взял хэнсом и поехал в сторону Спринг-стрит. Горби этот неожиданный маневр озадачил, и, не теряя времени, он кликнул другой кэб и велел извозчику следовать за первым, пока тот не остановится.
«В эту игру можно играть и вдвоем, – мысленно сказал он, устраиваясь в салоне. – Но я все равно тебя переиграю, каким бы умным ты ни был! А ты умен, – продолжил он восхищенно, осматривая просторный экипаж. – Выбрать такое удобное место для убийства. Никто не помешает, а когда дело сделано, времени, чтобы уйти, более чем достаточно. Для меня удовольствие выслеживать такого приятеля, как ты, а не простофиль, которые сами падают в руки, как перезревшие фрукты, и у которых не хватает мозгов, чтобы провернуть свое дельце, не поднимая шума».
Пока сыщик таким образом разговаривал сам с собой, его кэб, следуя за первым, свернул на Спринг– стрит и быстро покатил по Веллингтон-перейд к Ист– Мельбурну. Потом выехали на Паулетт-стрит, чему мистер Горби обрадовался.
«Не такой уж он умный, как я думал. Показывает свое гнездо сразу, даже не пытаясь юлить».
Но сыщик просчитался. Кэб впереди продолжал катить вперед через бесконечный лабиринт улиц, пока не стало казаться, что Брайан решил ездить всю ночь.
– Эй, сэр! – крикнул извозчик Горби, заглядывая в люк в крыше хэнсома. – Сколько еще мы будем так веселиться? Конь устал, того и гляди с ног свалится.
– Вперед, вперед! – нетерпеливо ответил сыщик. – Я хорошо заплачу.
Это обещание мгновенно подняло настроение извозчику, уговорами и хлыстом он сумел заставить свою старую лошадку развить приличную скорость. К этому времени они уже проезжали район Фицрой, и оба кэба свернули с Гертруд-стрит на Никлосон-стрит, потом проехали по Эвелин-стрит и дальше по Спринг-стрит, пока кэб Брайана не остановился на углу Колинс-стрит. Горби увидел, как Фицджеральд вышел, отпустил извозчика, прошел по улице и скрылся в Трежери-гарденс.
– Проклятье! – выругался сыщик, выйдя из кэба и заплатив извозчику; получилась кругленькая сумма, но торговаться времени не было. – Мы сделали круг. Думаю, он все же живет на Паулетт-стрит.
Горби вошел в парк и увидел в отдалении спешащего Брайана. Луна светила ярко, поэтому он без труда узнал Фицджеральда по светлому пальто.
Пока он шел по величественной аллее среди благородных вязов в зимнем убранстве, луна сияла сквозь их ветви, покрывая гладкий асфальт фантастическими узорами. А по обеим сторонам Горби видел белые расплывчатые фигуры античных богов и богинь: победоносную Венеру с яблоком в руке (которую мистер Горби в блаженном незнании языческой мифологии принял за Еву, искушающую Адама запретным плодом), Диану с псом у ног и Вакха с Ариадной (их сыщик посчитал детьми, которых завели в лес и бросили). Он знал, что у каждой из статуй было свое причудливое название, но полагал, что все они носят всего лишь аллегорический характер. Перейдя по мосту через журчащий ручей, Брайан прошел по ровной желтой дорожке до того места, где с чашей в руке стоит преисполненная жизни Геба, и, свернув направо, вышел из парка через ворота рядом со статуей танцующего Фавна, под которой жертвенным огнем полыхает огромный куст красной герани. Потом он прошел по Веллингтон-перейд и свернул на Паулетт-стрит, где остановился у дома рядом с мемориальной церковью Кернс, к большому облегчению мистера Горби, который был, подобно Гамлету, «тучен и одышлив» и уже порядком выбился из сил. Однако он не выходил из тени и увидел, как Фицджеральд, последний раз посмотрев по сторонам, вошел в дом. После этого мистер Горби, как главарь разбойников в сказке про Али-Бабу, внимательно осмотрел дом и хорошенько запомнил его расположение и внешний вид, поскольку собирался наведаться сюда завтра.
«Первым делом, – размышлял он, бредя обратно в Мельбурн, – я поговорю с хозяйкой, когда его не будет дома, и узнаю, в какое время он вернулся в ночь убийства. Если это совпадет со временем, когда он вышел из кэба Ранкина, я возьму ордер и арестую его».
ГЛАВА 9
Мистер Горби наконец-то доволен
Несмотря на долгую прогулку и еще более долгую поездку, в ту ночь Брайану не спалось. Он постоянно ворочался и метался или же лежал на спине и широко раскрытыми глазами смотрел в темноту, думая об Уайте. На заре, когда первые робкие лучики утреннего света просочились сквозь жалюзи, он забылся беспокойной дремой, полной ужасных сновидений. Ему виделось, что он едет в хэнсоме и вдруг обнаруживает рядом с собой Уайта в белом саване, который начинает улыбаться и что-то рассказывать, охваченный жутким весельем. Потом кэб сорвался с края обрыва, и он полетел в пропасть, ниже и ниже, а в ушах его продолжал звучать насмешливый хохот, пока он не проснулся с криком и не увидел, что уже совсем рассвело. О том, чтоб попытаться снова заснуть, не могло быть и речи, поэтому с усталым вздохом Брайан встал с кровати и пошел в ванную, чувствуя себя разбитым и обессиленным волнением и нехваткой сна. Холодная вода принесла некоторое облегчение.
Он взбодрился и собрался с мыслями. И все же не смог сдержать удивленный возглас, когда увидел в зеркале свое лицо – постаревшее, изможденное, с темными кругами под глазами.
– Хорошенькая жизнь меня ждет, если так будет продолжаться, – горько промолвил он. – Лучше бы я никогда не видел и не слышал об этом Уайте!
Оделся Брайан аккуратно – он был не из тех людей, которые могут пренебречь туалетом, что бы ни творилось у него в душе. И все же, несмотря на все усилия, перемена в его внешности не осталась незамеченной домовладелицей. Это была маленькая хрупкая старушка с морщинистым желтоватым лицом. Кожа ее выглядела совершенно сухой, а каждое движение сопровождалось пощелкиванием и хрустом суставов, и тот, кто находился рядом с ней, пребывал в постоянном страхе, что ее иссохшие конечности того и гляди начнут ломаться, как ветки какого-нибудь мертвого дерева. Разговаривала она голосом твердым и резким, не лишенным сходства со стрекотом сверчка. Когда она (а это случалось довольно часто) облачала свое худосочное тело в выцветшее коричневое платье, сходство с этим подвижным насекомым становилось разительным.
Этим утром она прихрустела в гостиную Брайана с кофе и «Аргусом», и при виде его изменившейся внешности на ее крохотном сморщенном лице появилось беспокойство.
– О боже, сэр, – прострекотала она, поставив свою ношу на стол, – вам нездоровится?
Брайан покачал головой.
– Просто не выспался, миссис Сэмпсон, – ответил он, разворачивая «Аргус».
– A-а, это потому что у вас не хватает крови в голове, – мудро сказала миссис Сэмпсон, у которой имелись свои представления о здоровье. – Нет крови – нет сна.
Услышав это, Брайан посмотрел на нее, потому что в ее собственных жилах, казалось, текло так мало крови, что она вообще не должна была спать.
– У моего отца был брат, это мой дядя, разумеется, – продолжила домовладелица, наливая Брайану кофе, – и у него кровь была просто поразительная. Ее у него было столько, что он не мог проснуться утром, пока из него не выпускали пару пинт.
Брайан поднял повыше «Аргус» и за этим прикрытием беззвучно рассмеялся.
– Кровь из него текла рекой, – продолжала миссис Сэмпсон черпать из богатых запасников своей фантазии. – И доктор, так тот прямо остолбенел, когда увидел такую Нигагару... Но сама я не такая полнокровная.
Фицджеральд опять чуть не прыснул со смеху и подумал, не боится ли миссис Сэмпсон, что ее постигнет участь Анания и Сапфиры, но вслух насчет этого ничего не сказал, только намекнул, что если она уйдет, то он сможет приступить к завтраку.
– А коли вам что нужно будет, мистер Фицджеральд, – сказала она, подходя к двери, – дорожку к звоночку вы знаете не хуже, чем я знаю дорогу в кухню.
И хрустя суставами миссис Сэмпсон вышла из комнаты.
Как только за ней закрылась дверь, Брайан опустил газету и, позабыв о тревогах, разразился хохотом. Он обладал удивительно живым ирландским темпераментом, который позволяет человеку оставить в стороне любые неприятности и от души насладиться настоящим. Хозяйка с ее сказками тысячи и одной ночи служила для него источником постоянного веселья, и странный оборот, который приняло сегодня ее чувство юмора, в значительной степени поднял его настроение. Однако через некоторое время смех его прекратился, и на Брайана снова нахлынули заботы. Он выпил кофе, но отодвинул еду и принялся листать «Аргус» в поисках новостей о расследовании убийства. То, что он прочитал, заставило его побледнеть еще больше.
– Значит, они напали на след. – Он встал и начал беспокойно ходить по комнате. – Интересно, что они нашли? Вчера вечером я отделался от этого человека, но, если он меня подозревает, выяснить, где я живу, не составит труда. Что же это за чепуху я горожу! Я жертва воспаленного воображения. Ничто не связывает меня с этим преступлением, и не нужно мне бояться собственной тени. Я бы уехал на время из города, но если я под подозрением, то это сыграет против меня. О Мадж! Дорогая! – пылко воскликнул он. – Если бы ты знала, как я страдаю, ты пожалела бы меня… Но ты не должна узнать правду! Никогда! Никогда!
И упав в кресло у окна, он закрыл лицо руками. Проведя в таком положении несколько минут, после тяжких раздумий он встал и дернул сонетку. Легкое поскрипывание в отдалений указало на то, что миссис Сэмпсон услышала звонок, а вскоре она и сама вошла в комнату, как никогда похожая на сверчка. Брайан удалился в спальню и крикнул ей оттуда:
– Я еду в Сент-Килда, миссис Сэмпсон, и думаю, что вернусь очень поздно.
– Надеюсь, вам это пойдет на пользу, – ответила она, – вы ведь ничего не съели, а морской ветер так аппетит нагоняет, что просто чудо. Брат моей матери был моряком, и у него был удивительный желудок: когда он ел, после него голый стол оставался, как будто акариды по нему прошлись.
– Что-что? – удивился Фицджеральд, застегивая перчатки.
– Акариды! – ответила домовладелица, удивляясь его невежественности. – Даже в Священном Писании сказано, что Иоанн Креститель их любил. Как по мне, разве ж таким наешься? Но он, сластена, с медом их употреблял.
– A-а, вы имеете в виду акриды, – сообразил Брайан.
– Что же еще-то? – негодующе воскликнула миссис Сэмпсон. – Я хоть и не ученый какой, но говорю по-английски. У моей матери младший двоюродный брат даже первый приз взял на состязании по правильному писанию, хоть и умер ребенком от воспаления мозга из-за того, что голову себе забил разными словами.
– Боже, – механически ответил Брайан, – какая жалость! – Он не слушал болтовню миссис Сэмпсон, потому что вдруг вспомнил уговор с Мадж. – Миссис Сэмпсон, – сказал он, остановившись у двери. – Я в обед приглашу мистера Фретлби с его дочерью на чай, приготовьте, пожалуйста.
– Приму как полагается, – гостеприимно отозвалась миссис Сэмпсон, довольно хрустнув суставами. – Заварю чай и напеку своих особенных пирожков. Это мать научила меня их делать, а ее – одна леди, которую мать выхаживала, когда та болела скарлатиной; она совсем слабенькая была, поэтому подхватывала все болячки, какие только можно.
Брайан поспешно вышел, чтобы миссис Сэмпсон не разразилась новыми замогильными рассказами в духе Эдгара По.
Какую-то часть своей жизни эта маленькая женщина была сиделкой, и поговаривали, что одну из своих пациенток она напугала до нервных припадков, описывая по ночам трупы, с которыми ей приходилось иметь дело. В конце концов эта любовь к кладбищенской тематике поставила крест на ее служебном росте.
Как только Фицджеральд удалился, она шагнула к окну и провожала его взглядом, пока он медленно шел по улице – высокий, красивый мужчина, которым гордилась бы любая женщина.
– Как ужасно думать, что настанет день, и он ляжет в гроб, – весело прострекотала она. – Хотя у такого важного господина будет большой, красивый склеп, а это куда удобнее, чем тесная, душная могила, пусть даже вся в фиалках и с надгробным камнем. О, а это еще что за нахал? – воскликнула она, когда какой-то плотный господин в светлом костюме перешел через дорогу и позвонил в дверь. – Зачем так дергать звонок? Это же не ручка колонки.
Поскольку джентльмен у двери, а это был не кто иной, как мистер Горби, не слышал ее, он, разумеется, не ответил, поэтому она поспешила вниз, негодующе потрескивая суставами от такого грубого обращения с ее звонком.
Мистер Горби, увидев, как ушел Брайан, решил, что настала подходящая минута для разговора с его хозяйкой.
– Вы мне чуть колокольчик не сорвали, – сварливо сказала миссис Сэмпсон, когда явила взору сыщика свою худую фигуру и морщинистое лицо.
– Прошу меня простить, – кротко ответил Горби. – В следующий раз я буду стучать.
– Нет, не будете! – возразила домовладелица, вскинув голову. – У меня нет дверного кольца, а руками вы поцарапаете мне краску на двери, которую только полгода тому покрасил двоюродный брат моей золовки, а уж он-то знает толк в краске, потому как он художник и держит свой магазин в Фицрое.
– Мистер Фицджеральд здесь проживает? – негромко спросил мистер Горби.
– Да, – ответила миссис Сэмпсон. – Но он ушел и вернется только днем, поэтому передать что-то ему я смогу только тогда, когда он явится.
– И хорошо, что его нет, – сказал мистер Горби. – Я бы хотел с вами побеседовать. Вы не уделите мне пару минут?
– А в чем дело? – с любопытством поинтересовалась домовладелица.
– Все расскажу, когда войдем, – ответил мистер Горби.
Она очень внимательно осмотрела его и, не увидев ничего подозрительного, пошла наверх, беспрестанно похрустывая. Это до того удивило мистера Горби, что он задумался над объяснением сего феномена.
«Суставам не хватаем смазки, – было его заключение. – Никогда не слышал ничего подобного, и она до того хрупкая, что того и гляди переломится».
Миссис Сэмпсон привела Горби в гостиную Брайана, закрыла дверь, села и приготовилась слушать.
– Надеюсь, дело не в счетах, – сказала она. – У мистера Фицджеральда есть деньги в банке, и вообще он уважаемый джентльмен; хотя, конечно, может, он и удивится, когда про ваш счет узнает, если просто забыл про него, ведь не у всех же такая хорошая память, как у моей тетушки по материнской линии, которая славилась тем, что помнила все-все даты из истории, не говоря уже о таблице умножения и номерах домов.
– Дело не в счетах, – ответил мистер Горби, который попытался было идти против этого потока слов, но, не преуспев, сдался и спокойно дожидался, когда она сама замолчит. – Я просто хотел узнать что-нибудь о привычках мистера Фицджеральда.
– И зачем это? – негодующе осведомилась миссис Сэмпсон. – Вы что, из тех газетчиков, что пишут статьи о людях, которые не хотят, чтобы про них писали? Я ваши привычки хорошо знаю. Мой покойный муж служил печатником в газете, которая уже закрылась, потому что им не за что было жалованье платить, и они задолжали ему один фунт шесть пенсов и полпенни, которые я, как его вдова, должна получить, хотя я и не жду, что увижу эти деньги на этом свете… О господи, нет! – И она издала пронзительный, какой-то призрачный хохоток.
Мистер Горби, видя, что если не взять быка за рога, он никогда не получит того, что ему нужно, заволновался и ринулся in medias res[7]7
Прямо к делу (лат.).
[Закрыть].
– Я страховой агент, – быстро начал он, чтобы не дать себя прервать, – и мистер Фицджеральд желает застраховать жизнь в нашей компании. Поэтому я хочу узнать, что он собой представляет, ведет ли он размеренную жизнь, поздно ли ложится, в общем, все, что можно.