Текст книги "Тайна двухколесного экипажа (Роман)"
Автор книги: Фергус Хьюм
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 34
Рука правосудия
Голос Калтона, когда он читал последние строки, слегка дрогнул, и рукопись он положил на стол в гробовой тишине, которую первым нарушил Брайан.
– Слава богу! – благоговейно произнес он. – Слава богу, что он оказался невиновен.
– Да, – сказал Калтон с насмешливыми нотками в голосе. – Загадка, которая так долго ставила нас в тупик, разгадана, и сфинкс замолчал навсегда.
– Я знал, что он не способен на такое! – воскликнул Чинстон, который под впечатлением от услышанного до сих пор не мог произнести ни слова.
Килсип же, слушая эти хвалебные замечания в адрес покойного, знай себе урчал довольно, как кот, поймавший мышь.
– Как видите, сэр, – сказал он, обращаясь к адвокату, – я все же оказался прав.
– Да, – произнес Калтон. – Признаю свое поражение, но теперь…
– Я собираюсь арестовать Морленда, – сообщил Килсип.
Несколько секунд все молчали, потом Калтон заговорил снова:
– Полагаю, это необходимо… Бедная девочка, бедная девочка!
– Мне жаль юную леди, – мягким голосом произнес сыщик, – но вы же понимаете, что я не могу из-за своих чувств позволить опасному преступнику разгуливать на свободе.
– Конечно, – твердо сказал Фицджеральд. – Морленда необходимо арестовать как можно скорее.
– Но он во всем признается, – сердито вставил Калтон, – и тогда все узнают об этом первом браке.
– Ну и пусть! – возразил Брайан. – Как только Мадж поправится, мы поженимся и покинем Австралию навсегда.
– Но…
– Я знаю ее лучше, чем вы, – упрямо произнес молодой человек, – и знаю, что она захочет положить конец этому печальному делу. Арестуйте убийцу, и пусть он отвечает за совершенное преступление.
– Что ж, полагаю, это должно быть сделано, – вздохнул Чинстон. – Очень жаль, что случившееся бросит тень на мисс Фретлби.
Брайан побледнел.
– Грехи отцов, как правило, не проходят даром для детей, – горько произнес он. – Но когда первая боль пройдет, на новой земле, в окружении новых лиц она забудет печальное прошлое.
– Значит, решено, Морленд будет арестован, – решительным тоном произнес Килсип. – Последние два месяца я за ним присматривал, и сейчас за ним следят по моему поручению. Поверьте, он и двух шагов не сможет ступить без моего ведома.
– В самом деле? – спросил Калтон. – В таком случае вам должно быть известно, ходил ли он в банк обналичивать чек на пять тысяч, который выписал ему Фретлби.
– Скажу честно, – немного помолчав, ответив Килсип, – вы меня порядком удивили, когда сказали, что он получил чек на такую сумму.
– Почему?
– Потому что она большая, – ответил сыщик, – и если бы я знал, какую сумму он внес на свой текущий счет, то что-то бы заподозрил.
– Значит, он ходил в банк?
– Да, в свой банк. Он зашел туда вчера в два часа, то есть на следующий день после того, как получил чек… Это означает, что чек послали в банк мистера Фретлби и он не вернется до завтра, а поскольку мистер Фретлби за это время умер, я полагаю, он не был одобрен, и значит, мистер Морленд пока что денег не получит.
– Интересно, как он себя поведет? – задумчиво обронил Чинстон.
– Пойдет к управляющему и устроит скандал, – ответил Килсип. – А управляющий, несомненно, посоветует ему поговорить с душеприказчиками.
– Но, друг мой, управляющий не знает, кто стал душеприказчиками, – нетерпеливо вставил Кал– тон. – Вы забываете, что завещание еще не прочитано.
– Значит, он отправит его к адвокатам покойного мистера Фретлби. Я полагаю, они ему известны, – сказал Килсип.
– Тинтон и Тарбит, – задумчиво произнес Калтон. – Но вряд ли Морленд пойдет к ним.
– Почему же, сэр? – быстро спросил Килсип. – Ведь об этом ему ничего не известно, – положив руку на исповедь, добавил он. – И он не захочет лишиться пяти тысяч без борьбы.
– Вот что я вам скажу, – после секундного размышления предложил Калтон, – я зателефонирую Тинтону и Торбиту, и когда он придет к ним, они отправят его ко мне.
– Прекрасная мысль! – сказал Килсип, потирая руки. – И тогда я смогу арестовать его.
– Но как же ордер? – спросил Брайан, когда Кал– тон встал и надел шляпу.
– Он здесь.
Сыщик похлопал себя по карману.
– Вы, похоже, были абсолютно уверены в его вине, – проронил Чинстон.
– Разумеется, – удовлетворенным тоном ответил Килсип. – Когда я рассказал судье, где нашел пальто, и напомнил ему признание Морленда в том, что оно находилось у него перед убийством, то очень быстро сумел убедить его в необходимости ареста.
– Половина пятого, – сообщил Калтон, остановившись у двери и взглянув на часы. – Боюсь, сегодня брать Морленда уже поздно. И все же я проверю, что известно Тинтону и Тарбиту.
И он вышел.
Оставшиеся принялись оживленно обсуждать необычный конец загадки хэнсомовского кэба. Через десять минут в комнату поспешно вернулся Калтон и закрыл за собой дверь.
– Судьба благоволит к нам, – сказал он, как только перевел дыхание. – Морленд, как и предполагал Килсип, зашел к Тинтону и Тарбиту, а поскольку ни того ни другого не оказалось на месте, сказал, что вернется к пяти. Я велел секретарю сразу вести его ко мне, так что он может появиться здесь в любую минуту.
– Это если он настолько глуп, чтобы прийти сюда, – заметил Чинстон.
– О, он придет! – уверенно произнес сыщик, позвякивая наручниками. – Он настолько уверен, что обезопасил себя, что придет прямиком в ловушку.
Начинало смеркаться, и четверо мужчин пребывали в сильнейшем волнении, хотя и скрывали это под напускной беззаботностью.
– Какой сюжет для драмы! – пошутил Брайан.
– Только, – негромко добавил Чинстон, – в этой пьесе все реалистично, как в древние времена в Колизее, когда в конце представления актера, игравшего Орфея, разрывали медведи.
– Это будет его последнее появление на сцене, – сказал Калтон, нужно признать, несколько кровожадно.
Килсип тем временем гудел под нос какую-то оперную мелодию, аккомпанируя себе звоном наручников. Он был чрезвычайно доволен собой, тем более что после этого ареста ожидал возвыситься над Горби. Интересно, что он скажет? Горби, который смеялся над его версией и который ошибался с самого начала…
– Тихо! – Калтон поднес палец к губам, потому что снаружи послышались шаги. – Думаю, это он.
Килсип поднялся, мягко подошел к окну и осторожно выглянул. Потом повернулся, кивнул остальным и спрятал наручники в карман. И только он это сделал, как раздался стук в дверь, и после приглашения Калтона в кабинет шагнул секретарь Тинтона и Тарбита, а за ним – Роджер Морленд. Последний несколько замешкался на пороге, увидев, что Калтон не один, и, похоже, был готов немедленно удалиться, но потом, по-видимому, решив, что бояться нечего, взял себя в руки и прошел в комнату с уверенным и беззаботным видом.
– Этот джентльмен интересуется насчет чека, сэр, – обратился к Калтону секретарь.
– Прекрасно, – спокойным тоном ответил Кал– тон. – Рад его видеть. Вы можете идти.
Секретарь с поклоном удалился, закрыв за собою дверь. Морленд сел напротив Калтона, спиной к двери. Видя это, Килсип, когда Калтон заговорил с Морлендом, с невозмутимым видом прошел по комнате и неслышно повернул ключ в замке.
– Вы хотели видеть меня? – спросил Калтон, усаживаясь на место.
– Да, но без посторонних, – напряженно ответил Морленд.
– О, эти джентльмены – мои друзья, – сказал Калтон. – Вы можете говорить совершенно свободно.
– Мне все равно, чьи они друзья, – пренебрежительно обронил Морленд. – Я хочу поговорить с вами наедине.
– Вы не хотите познакомиться с моими друзьями? – хладнокровно продолжил Калтон, не обращая внимания на его замечание.
– Да к черту ваших друзей! – взорвался Морленд, вставая.
Калтон рассмеялся и представил мистеру Морленду остальных.
– Доктор Чинстон, мистер Килсип и… мистер Фицджеральд.
– Фицджеральд, – задохнулся Морленд, бледнея. – Я… Я… Что это? – вскричал он, увидев в соседнем кресле грязное пальто Уайта и сразу его узнав.
– Это веревка, на которой вас повесят, – глухо произнес Килсип, подходя сзади, – за убийство Оливера Уайта.
– Ловушка! – завопил негодяй и, вскочив, вцепился в горло сыщика.
Оба упали на пол, но Килсип оказался сильнее и после недолгой борьбы защелкнул наручники на запястьях Морденда. Остальные спокойно наблюдали за происходящим со стороны, прекрасно зная, что сыщику помощь не нужна. Видя, что спастись не удастся, Морленд, похоже, смирился и с угрюмым видом поднялся на ноги.
– Вы за это заплатите! – прошипел он с бледным от отчаяния лицом. – Вы ничего не докажете.
– В самом деле? – спросил Калтон и положил руку на исповедь. – Вот признание, сделанное мистером Фретлби перед смертью.
– Ложь!
– Это суд решит, – строго произнес адвокат. – А вы проведете эту ночь в тюрьме.
– А может, мне дадут камеру, в которой вас держали? – рассмеялся Морленд, повернувшись к Фицджеральду. – Я бы предпочел ее.
Брайан отвечать не стал. Он взял шляпу и перчатки, собираясь уйти.
– Стойте! – яростно вскричал Морленд. – Я вижу, что игра проиграна, и не собираюсь трусливо выкручиваться. Я сделал ставку и проиграл, но если бы не свалял дурака, то обналичил бы чек на следующее утро и уже был бы далеко отсюда.
– Это точно было бы разумнее, – согласился Калтон.
– В конце концов, – равнодушным тоном заметил Морленд, – я ни о чем не жалею. После убийства Уайта моя жизнь превратилась в ад.
– Значит, вы признаете свою вину? – спросил Брайан.
Морленд пожал плечами.
– Я же говорю, что я не трус. Да, я это сделал, но Уайт сам виноват. Когда мы встретились той ночью, он рассказал, что Фретлби не разрешает ему жениться на дочери, но он собирался его заставить, и показал мне свидетельство о браке. Я сразу подумал, что если заполучить этот документ, то можно хорошо поживиться за счет Фретлби. Поэтому я позволил Уайту напиваться дальше, а сам не сделал больше ни глотка. Когда он вышел из трактира, я надел пальто, которое он забыл, и пошел следом. Я видел, как он стоит под фонарем, видел, как Фицджеральд подошел к нему, а потом снова ушел. Когда вы шли по улице, – продолжил он, повернувшись к Брайану, – я спрятался в тени и подбежал к Уайту, когда извозчик усаживал его в кэб. Он принял меня за вас, и я не стал спорить, но, клянусь, тогда у меня и в мыслях не было убивать Уайта. Я попытался отобрать у него бумаги, но он не отдавал и еще пригрозил, что закричит. Я вспомнил о хлороформе в кармане его пальто, которое было на мне, вытащил бутылочку и увидел, что пробка в ней держится слабо. Тогда я достал платок Уайта, который тоже лежал в кармане, вылил на него содержимое бутылки и спрятал все снова в карман. Я еще раз попытался отнять бумаги без хлороформа, но не смог, поэтому прижал к его лицу платок, и через несколько минут Уайт уснул, а я получил бумаги. Я думал, что он просто потерял сознание, и о смерти его узнал только из газет. Кэб я остановил на Сент-Килда-роуд, а потом взял другой, который направлялся в город. На нем я доехал до Паулетт-стрит, вышел, снял пальто и перебросил его через руку. По Джордж-стрит я вышел к Фицрой-гарденс, и спрятав пальто на дереве, где вы, надо полагать, его нашли, – повернулся он к Кислипу, – пешком пришел домой… Таким образом, я легко всех перехитрил, но…
– Но сейчас вы в руках закона, – ровным голосом закончил Килсип.
Морленд упал в кресло с видом безграничной усталости.
– Нет человека сильнее рока, – промолвил он. – Я проиграл, вы победили. В конце концов, жизнь – это шахматная доска, а все мы – лишь пешки судьбы.
Больше Роджер Морленд ничего говорить не захотел, поэтому, оставив с ним Калтона и Килсипа, Брайан с доктором вышли на улицу, остановили кэб и подъехали к зданию суда, где находился кабинет Калтона. Морленд, ступая как во сне, вышел и сел в кэб, Килсип последовал за ним.
– Знаете, – задумчиво произнес Чинстон, когда они провожали взглядом удаляющийся кэб, – каким будет конец этого человека?
– Тут не нужно быть пророком, – ответил Кал– тон. – Его повесят.
– Нет, – возразил доктор. – Он покончит с собой.
ГЛАВА 35
Бессмертная любовь
В жизни человека случаются дни, когда кажется, что хуже быть уже не может, и любые последующие удары судьбы воспринимаются с философским смирением, порожденным суровостью предшествующих испытаний. Фицджеральд пребывал в подобном расположении духа. Он был спокоен, но это было спокойствие безысходности – невзгоды прошедшего года, казалось, собрались в одной точке, и он ждал огласки всей этой истории с безразличием, удивлявшим его самого. Его имя, имя Мадж и ее отца будут у всех на устах, и все же он не испытывал ни малейшего беспокойства из-за того, что люди станут о них говорить. Если Мадж выздоровеет, и они смогут уехать на другой конец света, оставив Австралию и связанные с ней воспоминания в прошлом, остальное ему безразлично. Морленд заплатит сполна за свое преступление, а потом об этом деле забудут. Даже лучше, если все откроется, – лучше перетерпеть эту преходящую боль, чем всю жизнь пытаться скрыть бесчестие и позор, которые могут всплыть в любую секунду. По всему Мельбурну уже разлетелась весть о том, что убийца Оливера Уайта пойман и что его признание откроет неожиданные и поразительные факты из жизни покойного Марка Фретлби. Брайан хорошо знал, что общество привыкло смотреть сквозь пальцы на тайные пороки, но обрушивается в гневе на те, которые становятся достоянием гласности, и что среди тех, кто первыми примутся поливать грязью имя покойного, будет немало таких, чья тайная жизнь заслуживает куда большего порицания. Однако вышло так, что общественное любопытство осталось неудовлетворенным, ибо через несколько дней стало известно, что Роджер Морленд повесился ночью в своей камере, не оставив предсмертной записки.
Услышав об этом, Брайан искренно возблагодарил Бога за спасение и отправился к Калтону, которого застал за серьезным разговором с Чинстоном и Килсипом. Все они сошлись на том, что теперь, когда Морленд умер, обнародование исповеди Марка Фретлби ничего не даст, и решили сжечь ее. Поэтому когда Фицджеральд заметил в камине обгоревшие остатки печальной истории, у него как будто груз с плеч свалился. Адвокат, Чинстон и Килсип – все дали слово хранить молчание и с честью выполнили свое обещание. Ни одно из обстоятельств, приведших к смерти Оливера Уайта, так и не было открыто, и предполагалось, что мотивом убийства стала ссора между жертвой и его другом Роджером Морлендом.
Фицджеральд, однако, не забыл помощи Килсипа и выплатил ему сумму, которая позволила сыщику не думать о деньгах до конца жизни, хотя из любви к острым ощущениям он не оставил профессию сыщика. К тому же с тех пор на него всегда смотрели с восхищением – как на человека, раскрывшего знаменитую загадку убийства в хэнсомовском кэбе. Брайан после нескольких разговоров с Калтоном пришел к заключению, что сообщать Сал Роулинс о том, кто ее отец, не стоит, поскольку в завещании было четко указано, что все деньги должны перейти Мадж, и подобное известие не принесло бы никакой конкретной пользы и только не позволило бы Сал занимать нынешнее положение, поэтому был установлен годовой доход, более чем достаточный для ее нужд, и о том, что она является дочерью Марка Фретлби, Сал так и не узнала. Однако влияние прошлой жизни было огромным, и она посвятила себя спасению падших сестер. При своих познаниях в лабиринтах городского дна Сал Роулинс смогла сделать немало добрых дел, и не одна женщина была спасена ее рукой из грязи и убогости нищеты.
Феликс Ролстон стал членом парламента. Речи его были хотя и не слишком глубокими, но по крайней мере занятными, и, находясь на работе, он всегда вел себя как джентльмен, чего нельзя сказать о многих его коллегах-парламентариях.
Мадж выздоровела, и поскольку Марк Фретлби назвал ее наследницей своего огромного состояния, управление всем имуществом отдала в руки Калтона, который вместе с Тинтоном и Тарбитом стал ее поверенным в Австралии. Оправившись от болезни, она узнала о первом браке отца, но Калтон и Фицджеральд умолчали о том, что Сал Роулинс приходится ей единокровной сестрой, поскольку подобные отношения не принесли бы никому пользы и лишь вызвали бы скандал, ведь объяснить это было невозможно, не раскрыв всей правды. Вскоре Мадж и Брайан поженились и были только рады покинуть Австралию с ее горем и тягостными воспоминаниями.
Стоя на палубе парохода компании «Пи энд Оу», взбивающего белую пену на голубых водах залива Хобсона, они наблюдали за тем, как в сиянии заката Мельбурн медленно исчезает из виду. Они видели два величественных купола Выставочного центра и Дом правосудия, а еще резиденцию губернатора с башней, высоко вздымающейся над зеленью деревьев. Фоном им служило багряное небо в черных облаках, и весь город был накрыт дымкой, словно пеленой. Багровые лучи заходящего солнца искрились на кипящей воде, отчего казалось, что пароход плывет по морю крови. Мадж прижалась к мужу, и от вида удаляющихся берегов, на которых она родилась, ее глаза наполнились слезами.
– Прощай, – чуть слышно прошептала она. – Прощай навсегда!
– Ты не жалеешь? – спросил Брайан, опустив голову.
– Жалею? Нет, – ответила она, глядя на него влюбленными глазами. – Когда ты рядом, я ничего не боюсь. В горниле страданий наши сердца закалились, а любовь очистилась и облагородилась.
– В этом мире ничего нельзя знать наверняка, – вздохнул Брайан. – Но после всех мук и горя прошлого давай надеяться, что наше будущее будет спокойным.
– Покой…
Неожиданно с красной воды поднялась белокрылая чайка и принялась стремительно кружить над ними.
– Счастливая примета, – сказала Мадж, нежно глядя в серьезное лицо мужа. – Для твоей жизни и для моей.
Он наклонился и поцеловал ее.
Они стояли, взявшись за руки, соленый ветер обдувал их лица, а пароход медленно выходил в открытое море, унося их в умиротворенную красоту приближающейся ночи, навстречу новой жизни.