Текст книги "Король темных просторов"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

12

– Ну что там? – Вард протер глаза. Вокруг царила кромешная тьма.

– Ветер усиливается, господин капитан.

Офицер сел на койке.

– Хорошо.

Матрос вышел. Вард быстро оделся и вскоре был уже на палубе. Он облокотился о подпорку на юте и долго стоял так, подставив лицо ветру, затем направился в носовой кубрик.

Лоцману выделили место в помещении для солдат – после сражения там было отнюдь не тесно… Капитан нашел его гамак, и чуть погодя оба вышли на палубу.

– Это не «кашель», – сказал лоцман. – Шернь, ничего не понимаю. Штиля не будет. Будет шторм. Но каким образом?

Вард кивнул:

– Именно. Мы думаем об одном и том же.

Не теряя времени, он вызвал вахтенного.

– Будить всю команду! – приказал капитан. – Пусть закрепят все, что движется. Штормовые паруса на мачту, и быстро. Будет буря.

Матрос поспешно ушел. Лоцман молчал, высунувшись за борт, о который с шипением разбивались высокие волны.

Происходило нечто, чего он не в силах был понять. Он почти всю жизнь провел на соленых Просторах и хорошо их знал – пожалуй, лучше, чем кто-либо другой… Он знал течения и ветры, знал время, когда можно было им довериться. «Кашель» никогда не менял направления. Теперь же изменил, хотя и совсем незначительно. Звезд не было, но лоцман каким-то шестым чувством ощущал, что это не корабль сбился с курса, но «кашель» сменил направление. И это был уже не «кашель».

Стало ясно, что штиля на несколько дней не будет. Вместо штиля грядет буря. И притом сильная. Сильная буря. У Раладана это просто не помещалось в голове. «Кашель», который в Армекте называли «ночным ветром», был постоянен, как… сам Шерер. Первый день штиля после «кашля» считался началом гаррийского года и года империи; календарь являлся одним из того немногочисленного, что Армект перенял у Гарры именно потому, что календарь этот был почти идеальным. Год делился на тринадцать одинаковых месяцев по двадцать восемь дней, а возможные отклонения составляли самое большее два-три дня. Теперь же мир внезапно встал с ног на голову. Лоцман не имел ни малейшего понятия о том, что делать с годом, у которого нет начала; впрочем, этого, вероятно, не знал никто во всем Шерере.

Все эти мысли занимали Раладана лишь несколько коротких мгновений, после чего от них не осталось и следа, – календарь не имел сейчас никакого значения. Приближалась буря, сильная буря.

Что можно было предпринять?

– Может быть, успеем, – сказал Вард, словно читая его мысли. – Мы должны увидеть Агары самое позднее вечером. Если ветер не переменится.

– Переменится. Но в нашу пользу. Уже сейчас сильнее дует с запада. Вопрос лишь в том, когда этот ветер превратится в ураган.

На всем корабле, в свете многочисленных раскачивающихся фонарей, уже царила лихорадочная суета. То и дело кто-то подходил к капитану за очередным распоряжением; временно назначенные офицеры не вполне справлялись со своей задачей. Матросы носились по палубе, закрепляя все, что только можно было закрепить.

Время тянулось медленно. Небо на востоке чуть посветлело, ветер же, дувший теперь прямо с запада, еще усилился, став порывистым и резким. Неповоротливый барк с трудом, но все же набирал скорость, все быстрее идя в сторону Агар.

– Действуй, – сказал Вард. – Я буду у себя. Если понадоблюсь, пошли кого-нибудь.

Он сжал плечо лоцмана и пошел на корму. Вскоре он уже сидел в своей каюте, задумчиво чертя пальцем на столе какой-то замысловатый узор. Коптящий фонарь плясал у него над головой.

Превратности судьбы поставили его в нелегкое положение. Прежде всего он остался один. Кровавая битва с пиратской командой унесла немало жизней. Погибли все офицеры, остался в живых только он. Что правда – то правда, он одержал славную победу: пылающий, словно факел, самый грозный корабль Просторов стал достойной наградой за годы тяжкой службы. Он знал, что его назовут героем, тем более что все плоды успеха достанутся ему одному…

Однако в то мгновение, когда он узнал парусник, который им предстояло атаковать, его охватил непонятный страх, предчувствие многих неудач и несчастий. И похоже, действительность подтверждала его опасения.

И в самом деле, с момента той необычной встречи над его кораблем висел некий злой рок. Им чудом удалось избежать судьбы «Белианы», второго корабля эскадры, стройной бригантины, охваченной вырывающимся с пиратского парусника пламенем. С того мгновения злые силы больше их не оставляли в покое. Им не удалось найти ни одной имперской эскадры, хотя пути их патрулей были тщательно нанесены на карту. Потом начала строить козни погода. Теперь же, почти у родного берега, их ожидало сражение с бурей.

В столь нелегкой ситуации у него на корабле не оказалось никого, кому он мог бы довериться. Его помощники, старшие товарищи – все погибли… Остался лишь скользкий Альбар, скорее палач, чем урядник, и уж тем более не моряк и не солдат, человек, которого не выносил никто.

И Раладан.

Вард чуть нахмурился. Он знал лоцмана еще по тем временам, когда тот водил имперские эскадры. С тех пор как они виделись в последний раз, минуло немало лет. Кем, собственно, был этот человек теперь? История о плене на борту пиратского парусника выглядела довольно подозрительно. Но, с другой стороны, он собственными глазами видел резню, которую лоцман устроил своим якобы товарищам… Ни один из его солдат не прикончил в этом сражении больше врагов. Наконец, именно Раладан первым начал резать канаты, связывавшие корабли. Если бы не его молниеносные действия, пожар охватил бы и их барк.

И наконец, эта странная девушка. Она командовала пиратами, все это видели. Вард был удивлен до крайности, поскольку, узнав корабль, полагал, что увидит его капитана – мрачную легенду Просторов. Потом он услышал от лоцмана, что Бесстрашный Демон погиб, а девушка – его дочь…

Он поднялся и вышел на палубу.

Уже наступил день – угрюмый, серый и грозный. По небу ползли большие темно-синие тучи. Брызги волн падали на палубу. Старый, заслуженный корабль тяжело боролся, переваливаясь с борта на борт.

Вард увидел Раладана, который стоял, широко расставив ноги и сунув руки за пояс. Матросы и солдаты вокруг него почти ползали по палубе, хватаясь за все, что давало хоть какую-то опору. Лоцман же стоял, словно его ступни были прибиты гвоздями к доскам.

Капитан взял фонарь и спустился в трюм.

Он не знал, что влечет его туда. Присутствие девушки на корабле вызывало у него какое-то странное беспокойство. Дочь величайшего пирата всех времен… Что еще нужно?

Она лежала на боку, спиной к миске с остывшей едой. Ему показалось, что она чуть вздрогнула, увидев отсвет фонаря. Ноги ее были все еще связаны. Он не удивился. Столь крепко завязанных узлов не распутаешь одними пальцами. Впрочем, она, похоже, даже и не пыталась…

Он подумал, что, если корабль потонет, что представлялось в данной ситуации вполне вероятным, девушка будет биться в путах в затопленном трюме. Правда, если бы они и в самом деле шли ко дну, гибель ожидала бы всех, но перспектива смерти со связанными ногами показалась ему чересчур жуткой. Он достал меч и взял девушку за плечо.

– Сядь.

Она попыталась исполнить требуемое, но столь неуклюже, что он тут же понял, что без его помощи об этом нечего и думать. Его снова потряс вид полубессознательного, горящего в лихорадке лица, а на нем – пустой красной глазницы, очерченной неровными следами шрамов. Он видел его уже не однажды, но на этот раз подумал, что столь изуродованная женщина не должна ходить по земле.

С некоторым трудом удерживая равновесие, он острием меча приподнял край черной тряпки, которая когда-то была юбкой богатого платья, и перерезал веревки. Опухшие ступни казались мертвыми, он был уверен, что ей еще не скоро удастся ими пошевелить.

Дыхание девушки стало более хриплым – видимо, возвращающаяся в сосуды кровь причиняла ей боль. Тело судорожно дернулось. Вард присел на ящик, молча глядя на девушку в мигающем свете пляшущего на крюке фонаря. Покрытое кровью тело продолжала бить дрожь, сквозь жалкие лохмотья одежды виднелись посиневшие от холода груди. В порыве внезапной жалости он снял короткий военный плащ и набросил его на лежащую. Он пытался убедить себя в том, что эта избитая, замерзшая женщина наверняка совершила в своей жизни немало такого, о чем лучше даже не думать… Но разум говорил одно, а глаза – совсем другое. Он видел перед собой лишь измученную, беззащитную девушку, в которой, казалось, едва теплилась жизнь. Сейчас, когда тень скрыла левую половину ее лица, в ее облике не было ничего демонического. Грязная, больная девочка. Сколько ей лет? Не больше шестнадцати…

Вард встал, думая о том, что все возражавшие против того, чтобы доверить ему командование кораблем, знали, что говорят. Он был чересчур мягок. Под внешней жесткой личиной скрывалось мягкое сердце… Однако капитану парусника морской стражи не положено страдать излишней щепетильностью.

У входа в темный трюм вспыхнул свет второго фонаря. Вард чуть наклонил голову и нахмурился, узнав вошедшего. Урядник поднял фонарь повыше и с притворным удивлением воскликнул:

– Капитан Вард! В самом деле капитан и в самом деле думает обо всем, на него всегда можно положиться, вот именно, можно положиться, всегда!

Вард молчал. Альбар подошел ближе, глядя на укрытую плащом девушку.

– Укрыта, заботливо укрыта, – констатировал он. – Капитан, мы успеем до бури? Похоже, нет.

Он сел на ящик, с которого только что встал Вард, и, блуждая взглядом где-то над его плечом, неожиданно по-деловому сказал:

– Господин Вард, я не моряк, но, думаю, от бури нам не уйти. Я прав? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – Господин Вард, я знаю, что ты считаешь меня скотиной. Пусть так. Но сейчас не время для взаимной неприязни, не время, вот именно. Эта пиратка бури не переживет. Должен признаться, я с ней немного перестарался. Качка наверняка ее прикончит, даже если мы не потонем.

Вард наконец раскрыл рот:

– Хочешь ее допросить до того, как она умрет?

– А что в этом плохого?

Барк раскачивался все сильнее. Волны с грохотом били о борта.

– Золото, которое спрятал отец этой девицы, мне не нужно, – сказал урядник. – Ты знаешь закон, Вард. Отобранная у разбойников добыча, если не найдутся ее первоначальные владельцы, предназначается в помощь семьям погибших солдат. Нравится это тебе или нет, но мой бич может сделать доброе дело.

Капитан стиснул зубы. Каким бы человеком ни был Альбар, на этот раз справедливость была на его стороне.

– Ты прав.

Альбар толкнул ногой неподвижное тело, плащ сполз в сторону. Внезапно оба наклонились, глядя на дергающуюся в ритме качки голову. Вард присел и поспешно дотронулся до лица девушки, потом поднял взгляд:

– Ты прав. Но она только что умерла, господин Альбар.

Наверху, на палубе, раздался превосходящий грохот волн дикий вопль, от которого застыла кровь в жилах. Оба бросились к выходу.

Неподвижно стоявший на раскачивающейся палубе Раладан окинул взглядом низко нависшее небо и море вокруг корабля. Его внимание привлекла черная точка на северо-западе. Он нахмурился и напряг зрение.

Корабль содрогнулся от могучего порыва ветра.

Шло время.

Матросы, не обращая внимания на соленые брызги, начали собираться у бакборта. В конце концов все бросили свои дела и сосредоточенно следили за черным пятнышком, поскольку оно уже не было точкой, быстро приближаясь. Слишком быстро для корабля, слишком быстро для морского зверя, намного, намного быстрее…

Растолкав матросов, Раладан вцепился в фальшборт. По спине у него пробежали мурашки. Ему знакома была эта картина. Во имя Шерни! Эта картина была ему знакома!

Неизвестно, кто из команды понял первым, но кто-то закричал, а мгновение спустя его крик подхватили все. На палубе забурлило. В толкотне из-за все усиливавшейся качки кто-то вылетел за борт. Все бежали вниз, под палубу, словно нутро корабля могло защитить от мчащегося, как ураган, черного, выжженного остова. Он несся, не обращая внимания на ветер, быстро, как птица, словно сам был ветром; разбитый нос рассекал волны, расходившиеся двумя огромными гребнями вдоль корпуса. Почти лежа на борту, с обожженными обломками мачт, он летел прямо навстречу несчастному барку.

Палуба опустела. Остался лишь вцепившийся в борт Раладан. Бледные губы его шевелились, шепча уносившиеся ветром слова:

– Я сделал все, что мог, все, что мог, господин…

Под грот-мачтой на обгоревшей палубе мелькнула какая-то огромная, мрачная, зловещая тень, затем барк с ужасающим грохотом тряхнуло, треск ломающихся досок и рвущейся обшивки смешался с пронзительным воем, донесшимся из глубин корабля до палубы. Остов каравеллы разбил корму, словно она была сделана из соломы, развернул обреченный парусник вдоль оси и положил на борт, после чего помчался дальше, оставляя за собой пенящийся белый след. Кровавая молния ударила в разбитый корабль и исчезла где-то в его нутре.

Близился вечер, но из-за черных туч вокруг уже наступила темнота. Глубоко погрузившийся искалеченный корпус старого барка, лишенного руля, с разбитой кормой и сломанной мачтой, каким-то чудом держась на воде, несся в объятиях ветра на восток. На палубе не было ни единой живой души; если на корабле и оставался еще кто-то живой, то прятался глубоко в его трюме, ища иллюзорной безопасности в каком-нибудь темном углу, может быть в объятиях дрожащего товарища. Никто не управлял кораблем – это было просто невозможно, никто, впрочем, не осмелился бы выйти на палубу и взглянуть на море; все боялись смерти, но в сто раз сильнее был страх перед жутким черным призраком. Сама мысль о том, что остов сожженной каравеллы может вернуться, чтобы довершить начатое, повергала в ужас.

Наступил вечер, за ним ночь.

Завывал ветер, массы воды грохотали о доски корпуса. Черные волны вздымали корабль на своих гребнях, чтобы затем с шумом обрушить вниз, пытаясь раздавить его, ввергнуть в смертоносную пучину, но он раз за разом поднимался из бездны. Наконец протяжный треск возвестил о появлении нового, по-настоящему смертельного врага – рифов. Корпус трещал и бился о скалы, в потоках дождя, внезапно хлынувшего в свете молний, по палубе ползали какие-то люди. Вихрь вознес корабль на гребень новой волны, та подхватила его, словно детский плотик из палочек, перебросила через грозные скалы и швырнула на другие, огромные, зубастые. Истерзанный корпус разлетелся в щепки. Ревел ветер, и ревели волны, посреди их рева крик человека был неразличим сквозь треск ломающихся досок, скрежет обломков, ударяющихся о шершавые камни. А потом уже не было слышно ничего, кроме раскатов грома, и белые молнии освещали зажатый среди скал, словно в клещах, нос корабля с остатками надстройки.

Так продолжалось до утра.

Утром буря утихла, ветер еще шумел и завывал, волны остервенело били о черные берега большого скалистого острова, но молний, дождя и грома уже не было. Сквозь тучи струился тускло-серый свет начинающегося дня.

Каменистый берег был устлан обломками разбитого корабля. Всюду валялись доски, какие-то бочки и ящики, опутанные канатами, покрытые водорослями. Волны играли с ними, гоняя туда и обратно по скользким камням. У высокой грязной отмели, из-под которой выступал голый камень, виднелась узкая полоса камней и серого песка, куда вода уже не доставала. Туда море вынесло несколько темных фигур.

13

Она ощутила холод. Тут же до нее дошло, что она лежит на чем-то твердом и неподвижном, и она со всей силы вонзила в песок ногти, раня пальцы о ракушки и камни. Внезапно ее стошнило морской водой, и она громко закашлялась. Потом она перевернулась на спину и лежала так неподвижно, тяжело дыша, без сил.

Сине-серые густые тучи ползли по низкому небу, надвигаясь со стороны моря. Мокрый ветер постепенно приводил ее в чувство. Внезапно перед ее мысленным взором пронеслись события последних дней, и она резко приподнялась на локте, оглядываясь вокруг. Потом, нахмурившись, дотронулась до лица, затем перевела взгляд на запястья, на которых виднелись хорошо зажившие шрамы – следы веревки, еще так недавно впивавшейся в тело… Со все большим удивлением она посмотрела на лодыжки, ощупала бока и спину…

Все раны зажили!

Она вскочила, еще раз окинув взглядом дикие пустынные окрестности. Потом опять села, ничего не понимая. Сжав губы, она погрузила руки в шершавый песок…

Внезапно она увидела его.

Он лежал, наполовину зарывшись в песок, почти такой же серый, как и прочие камни. Она невольно попятилась, глядя на него с изумлением и страхом.

Он был здесь… Каким чудом, каким чудом, о Шернь?!

В первое мгновение она хотела было оставить его и уйти как можно дальше, но неожиданно поняла, что он, подобно судьбе, будет следовать за ней повсюду, раз уж нашел ее здесь. Она протянула руку, выкопала его из песка и поднесла к глазам.

Рубин был серым и мертвым. Хрупким… Она чуть сжала пальцы – и вдруг камень растрескался, и вот уже ветер развеял с ее ладони кучку серого пепла. Чувствуя подступающий к горлу комок, она смотрела, как остатки когда-то могущественного камня сыплются меж ее пальцев.

Прикусив губу, она повернулась в сторону моря.

Произошло нечто необычное. Может быть, опасное, зловещее. Корабль швырнуло на скалы. Но перед этим…

Она помнила только холодный трюм.

Встав, она пошла прямо вперед.

Она медленно двигалась вдоль берега, тупо глядя по сторонам. Негостеприимный пляж и отмели, дальше – верхушки деревьев.

Она поднялась на песчаный холм.

Слева от того места, где она стояла, была небольшая бухта. У воды она заметила какое-то движение – на песке сидели несколько человек. Присев среди желтой травы, она не отрываясь, испуганно смотрела на них.

Людей было трое. Один из них встал и направился к берегу. Он вошел в воду по колено и, не обращая внимания на волны, начал что-то кричать. Слов она не могла разобрать.

Тут же она заметила, что не далее чем в трети мили от берега из воды торчит зажатый между скалами нос корабля. Всмотревшись, она заметила там человека.

Она снова посмотрела на стоявшего в воде. На нем был желтый мундир. Солдат.

Солдат вернулся на берег, разделся, снова вошел в воду и поплыл. Сначала все шло хорошо – в защищенной от ветра бухте волны были не слишком большими. Она невольно восхищалась смелостью пловца. Волны подбрасывали его словно палку, он часто исчезал под ними, и несколько раз она уже была уверена, что он утонул. Однако некоторое время спустя снова появлялись голова и работающие руки. Она смерила взглядом расстояние, отделявшее его от остатков корабля. Он преодолел уже почти полпути.

Зажатый среди скал нос корабля вздрогнул и чуть осел. Внезапно она поняла – прилив.

Маленькая фигурка на корабле лихорадочно заметалась. Движения ее были неловкими… Девушка подумала, что, возможно, тот человек ранен. Она выставила голову из травы чуть выше. На корабле было несколько человек! Теперь она видела нервную, беспорядочную суету.

Она снова спряталась в траве. Они не должны ее увидеть. При одной мысли о новом плене она стиснула зубы. Во имя Шерни, она уже не первый раз думала о том, что эти люди мало чем отличаются от пиратов, которых она столь презирала…

Прав был Раладан.

И тем не менее плывший к товарищам ради их спасения солдат был героем. Он сражался с волнами, ветром и приливом. Прибывающая, хотя еще и незначительно, вода толкала смельчака обратно к берегу. Преодолев три четверти пути, солдат добрался до торчавшей из воды скалы и вскарабкался на нее, прижавшись к камню всем телом. Она поняла, что он очень устал.

Однако нельзя было терять ни минуты, так как нос корабля снова содрогнулся. Скрежет досок о камни достиг даже ее ушей. Солдат снова бросился в воду. Она поняла, что он решил добраться до корабля любой ценой, отчаянно, яростно молотя руками по воде. Ясно было, что если ему не хватит сил, если он ослабеет, то неизбежно утонет между обломками корабля и берегом. Вернуться он уже не мог.

Расстояние было слишком большим, и теперь она лишь изредка замечала пловца. Иногда лишь среди волн мелькали его руки, но она даже не была уверена, не привиделось ли ей.

Приливная волна все дальше накатывалась на берег.

Нос корабля содрогнулся в третий раз, замер, но лишь на мгновение. Стоявшие на берегу начали кричать и размахивать руками. Разбитый корабль опускался в воду. Внезапно он накренился и лег на волны. Она уже никого на нем не видела… Море играло обломками корабля, походившими теперь на груду случайным образом соединенных досок. Обломки несколько раз перевернулись на одном месте, после чего разбились о скалы, между которыми были до этого зажаты.

Пытаясь отыскать взглядом плывущего солдата, она невольно встала. Однако море было пусто. Среди бушующих волн не появлялись ни голова, ни руки.

Солдат утонул.

Она отнеслась к этому со странным безразличием. Посидев немного на песке, она встала и двинулась в сторону от берега. Она не знала, куда идет и зачем. Ей хотелось оказаться как можно дальше от людей на берегу. Ничего больше.

Солдат, однако, не утонул. Отчаянно сражаясь с морем, он добрался до скал, вокруг которых плавали обломки парусника. Услышав крик о помощи, он тут же бросился туда. Среди поломанных досок барахтались люди, судорожно цепляясь за все, что могло помочь в борьбе с пучиной.

Как ни удивительно, в живых после катастрофы остались многие. Корабль-призрак Демона разбил корму барка; все, кто остался жив, искали убежища в носовой части корпуса, а именно нос дольше всего продержался над водой… Теперь горстка людей, которых не унесли ночью волны, отчаянно дралась за жизнь. Их было пятеро: Альбар, двое матросов, лишившийся чувств Вард и лучник со сломанной ногой.

Солдат, явившийся на помощь, считался лучшим пловцом в команде. Благодаря его самопожертвованию появилась возможность спасти раненых. Альбар, удивительно хорошо владевший собой в воде, с неожиданной энергией, таившейся в его худом теле, поплыл ему навстречу. Вместе они начали буксировать к берегу длинную и толстую балку, когда-то бывшую форштевнем.

Среди выступающих из воды скал болтался опутанный канатами кусок бушприта. Из последних сил солдат подтянул его к себе и привязал к балке. Они помогли добраться до этого импровизированного плота раненому лучнику, сломанная нога которого причиняла ему страшную боль при каждом очередном ударе волны. Урядник, с мрачно-презрительной гримасой на бледном лице, привязал его и поспешил на помощь матросам, едва удерживавшим на поверхности все еще не пришедшего в себя капитана. Его тоже привязали к балке. Потом все отдыхали, тяжело дыша, раз за разом захлестываемые волнами, но уже чувствуя себя в относительной безопасности. Чуть позже они начали работать ногами; им помогал прилив, неся их в сторону берега. На полпути было уже ясно, что они спасены.

Они долго отдыхали на берегу, потом прошли чуть дальше в глубь суши.

Ветер не ослабевал; от него немного защищали песчаные холмы, но холод давал о себе знать. Мокрая одежда скорее стесняла движения, чем защищала. У них не было никакой еды, не могли они и развести огонь.

Они знали, где находятся: западный ветер снес их с выбранного курса, дрейфующий парусник миновал с севера Большую Агару и разбился у берегов лежавшей от нее на северо-востоке Малой Агары. Впрочем, один из матросов был именно отсюда родом, ему была знакома каждая пядь земли, и он знал, как добраться до ближайшего рыбацкого селения. Вскоре, немного набравшись сил, он отправился за помощью. Кто-то еще пошел в другую сторону, намереваясь тщательно осмотреть пляж. Однако больше никто не спасся. Раненые лежали на земле. Сломанную ногу лучника зажали между двумя палками и обвязали куском веревки. Варду перевязали рану на голове. Когда он пришел в себя, его вкратце ознакомили с последними событиями; теперь он лежал, обдумывая создавшееся положение.

В первую очередь необходимо было добраться до рыбацкого селения, нанять лодки и плыть на Большую Агару. Буря кончилась, но Вард знал, что времени у них немного. Вскоре начнется новая, которая, возможно, продлится несколько дней. Перспектива остаться на этом острове выглядела весьма мрачно. Столица Агар, Ахелия, находилась не на Малой, а на Большой Агаре. В Ахелии был родной порт их уже не существующей эскадры. В Ахелии были казармы морской стражи. В Ахелии был дом Варда.

Здесь, на Малой Агаре, они могли рассчитывать самое большее на гостеприимство агарских рыбаков, у которых хватало собственных хлопот и без непрошеных гостей. Эти мужественные, суровые люди в течение трех месяцев не могли пользоваться дарами моря, живя благодаря накопленным в течение года запасам сушеной рыбы, которые составляли почти единственную их пищу. Малая Агара была лишь покрытой песком и жесткими травами скалой; на подобном грунте мало что можно было выращивать. Трава с побережья была не лучшим кормом для скота, и на всем острове держали всего несколько коров. Разводили только кур.

Была уже темная ночь, когда посланный в рыбацкое селение матрос вернулся в сопровождении отца, дяди и еще нескольких рыбаков, нагруженных простыми, наскоро изготовленными носилками, провизией и бурдюком, полным местного подобия темного пива.

Ридарета шла среди низкорослых сосен. Она до сих пор не задумывалась о том, где находится и что ей делать. Она не знала, велик или мал остров, на котором она оказалась. Судя по части берега, которую она видела, он был достаточно обширен.

Впрочем, остров ли это? С тем же успехом она могла находиться на континенте Шерера.

Одиночество наводило на неприятные мысли. Она пыталась отбросить их прочь, не желая ничего знать, ничего понимать… Но образ превратившегося в пыль Гееркото навязчиво преследовал ее утомленный разум. Несомненно, она была собой, оставалась собой. Но в какой степени? Что, собственно, произошло? Внезапное исчезновение всех ран скорее пугало, чем радовало. Ее преследовал образ умирающего рубина. Она изо всех сил старалась не замечать чудовищной связи между агонией могущественного камня и ее внезапным исцелением.

Потом она подумала о лоцмане. Раладан… До сих пор она не отдавала себе отчета в том, насколько нуждалась в нем. Теперь, когда она осталась по-настоящему одна…

Она знала, что стражники хотели ее повесить. Она знала, что лоцман каким-то образом этому помешал. В который уже раз она была обязана ему жизнью?

Увидев у ног узкий ручеек, она присела. Странно, но до сих пор она не чувствовала ни голода, ни жажды.

Однако все же напилась.

Если это был остров, в особенности небольшой, то где-то внизу по течению этого ручья должно находиться селение. Ридарете были знакомы острова у побережья Гарры, и она знала, что пресную воду здесь зря не тратили. Где бы этот остров ни находился, сомнительно, чтобы здесь наблюдался избыток питьевой воды.

Она продолжала сидеть, погруженная в раздумья.

Так или иначе, в конце концов необходимо найти какое-нибудь человеческое поселение. Ведь не могла же она питаться воздухом, не могла и ночевать под открытым небом, одетая в одни лишь лохмотья, даже близко не напоминавшие платье. Однако она боялась, что в селении, находящемся неподалеку от места катастрофы, наткнется на потерпевших кораблекрушение. К чему это приведет, она прекрасно знала.

Однако столь же хорошо она знала, что вскоре силы оставят ее. Она подумала, что ей вовсе незачем просить ночлега, может быть, просто удастся украсть какую-нибудь еду и одежду… Она решительно не желала, чтобы кто-либо догадывался о ее присутствии. По крайней мере, пока.

Она пошла вдоль ручья.

Пейзаж был довольно необычен, она никогда прежде не видела ничего подобного. Песчаные отмели соседствовали с голыми серыми скалами, дальше пляж уходил под воду, берег, поросший травой и карликовыми деревьями, становился все выше и круче. Дальше, в глубине суши, чернел редкий сосновый бор. Она с удовольствием забралась бы в него; уже несколько месяцев она не ходила по лесу, а ведь когда-то ей очень нравились долгие прогулки в одиночестве…

Когда-то…

Она шла еще довольно долго. Приближался вечер, когда показался дым над деревней. Она поспешно вскарабкалась на ближайший холм. Невдалеке, может быть в полумиле, лежало рыбацкое селение.

Сердце ее забилось сильнее, ибо вид показался ей странно знакомым. Почти так же выглядели селения гаррийских рыбаков. Так же сушились сети на вбитых в землю кольях, так же лежали дном вверх вытащенные на берег лодки. Ей приходилось видеть много подобных селений, путешествуя в компании бродячего торговца, который сжалился когда-то над бездомной девушкой, а потом погиб от рук пиратов – ему перерезали горло…

Она отбросила причинившие боль воспоминания и сбежала с холма.

Дома стояли довольно далеко от пляжа; она подумала, что – так же как и в других местах – это связано со значительной высотой прилива. Она находилась уже возле первых строений, когда внезапно поняла, что ведет себя крайне неосторожно. Однако было уже слишком поздно – послышался лай собак, который быстро приближался… Прежде чем она успела сообразить, что делать, ее окружили несколько надрывающихся от лая дворняг. Через небольшой пожелтевший луг бежал мальчик лет двенадцати-тринадцати. Увидев ее, он на мгновение остановился, но тут же ускорил шаг, подозвал собак и свистнул. Дворняги оставили ее в покое. Мальчик остановился в нескольких шагах, подозрительно и с некоторым страхом разглядывая девушку. Она подумала о лохмотьях, составлявших всю ее одежду, вспомнила и о том, что на выбитом глазу нет повязки, а растрепанные грязные волосы в дополнение ко всему прочему делают ее похожей на ведьму.

– Ты с нашего корабля? – спросил мальчик. Он пользовался каким-то диалектом, чуждо звучавшим в ее ушах, однако она его прекрасно понимала.

Она кивнула, лихорадочно думая о том, что, если в деревне уже знают о гибели парусника, это может означать лишь одно…

– Где я? – спросила она. – Это… остров?

Мальчик смотрел на нее, казалось, все подозрительнее.

– Это Малая Агара, – ответил он. – А ты откуда?

Она поняла, что он спрашивает не о том, откуда она взялась на острове, но откуда она родом.

– С Прибрежных островов.

Она не стала упоминать о своем гаррийском происхождении: островитяне терпеть не могли гаррийцев, впрочем взаимно.

Мальчик кивнул, хотя она сомневалась, что он знает, где это.

– Идем в деревню. Мой отец с тобой потолкует. Он староста, – небрежно добавил он.

Низкорожденные никогда не отличались особой деликатностью, но ее удивила явная бесцеремонность в его голосе. Правда, она слышала, что Агары, расположенные довольно далеко от Гарры, а от континента еще дальше, были почти что маленьким государством; здешний народ жил в отрыве от остального мира, едва признавая себя подданными императора и уж тем более не склоняя головы перед чистой кровью Дартана или Армекта. Здесь, в рыбацких деревнях и поселениях вольных горняков при рудниках на Большой Агаре, все были равны. Даже солдаты легиона и морской стражи, служившие на Агарах, обычно набирались из местных.