Текст книги "Король темных просторов"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

54

Они возвращались.

«Сейла» ровно шла поперек ветра на юг, чуть отклоняясь к востоку. Они должны были обогнуть Малый Дартан и плыть дальше, вдоль дартанских берегов, а потом на юго-запад, в сторону Гарры.

Лето было в самом разгаре.

Работы на корабле находилось немного; в первый же день после того, как они покинули Дурной край, матросам, не говоря уже о солдатах, выпало немало минут, чтобы обсудить тамошние чудеса. Говорили и о загадке замедления времени, но довольно неохотно, ибо она не поддавалась разумному объяснению и потому попросту пугала. Каждый когда-то слышал об этом феномене; одно дело, однако, слышать, а совсем другое – самому убедиться в том, что это отнюдь не сказка…

Погода царила великолепная, и мало кто торчал под палубой. Все радовались, что опасности таинственной земли остались позади. Дартанское море казалось всем привычным и безопасным.

Они заметили, что косатки их уже не сопровождают…

Лишь двое не показывались в этот день на палубе – капитан и мудрец-посланник. С того момента, когда приняли решение возвращаться, они почти не покидали своих кают.

Из-за присутствия старика на корабле матросы чувствовали себя несколько неуверенно. Кроме того, они везли множество Брошенных Предметов, о названиях и свойствах которых предпочитали не спрашивать. Вполне хватало и тех приключений, которые они пережили на Черном побережье. К тому же они потеряли еще двоих.

Раладан и Таменат много разговаривали. Капитан хотел знать все о своем происхождении; спрашивал он и о содержании пророчества, желая лучше понять, что, собственно, такое законы всего. Прежде всего, однако, он расспрашивал о Ридарете…

Но ответа, который мог бы его удовлетворить, он не получил.

Между тем посланник знал намного больше, чем говорил Раладану. Уже не раз он хотел рассказать обо всем, но всегда вспоминал одну из великих житейских мудростей: несбывшаяся надежда может даже убить…

Он хотел уберечь не себя, но Раладана. И потому молчал. Однако шел год замыкания петли. И события следовали друг за другом быстро, неизбежно и неумолимо.

На следующий день, после полудня, Раладан стоял на носу (сам того не сознавая, он особенно полюбил место, на котором обычно – когда-то – стояла Риолата: в шаге слева от форштевня, на высоте клюза). Ветер утихал, его горячее дыхание слабо шевелило паруса. Небо было чистым, но на востоке, над самым горизонтом, висела, словно приклеенная к голубому небосводу, черная тучка.

– Вахтенный! – скорее сказал, чем крикнул капитан.

Матрос, стуча пятками о доски, тут же подбежал к нему.

– Позови первого помощника. Штормовые паруса – на мачты!

– Есть, капитан.

Раладан пошел к корме, навстречу своему заместителю.

– Бохед, будет буря. Проследи за сменой курса. Идем по ветру к дартанским берегам. Мы должны успеть, но все должно делаться молниеносно! Молниеносно!

Чуть позже капитан вошел в каюту, предоставленную посланнику. Старик спал; Раладан уже знал, что тот не лучшим образом чувствует себя на море.

– Будет буря, господин, – сообщил он, когда старик протер лицо. – Хочу спросить, нужно ли каким-то особым образом обеспечить сохранность Брошенных Предметов? На случай если мы не успеем к дартанским берегам?

– Мы идем в Дартан? – с неожиданным оживлением спросил посланник.

– Это единственное, что можно сделать. Шторм идет с востока. Если мы не найдем безопасного убежища, он погонит нас как раз в сторону дартанских берегов. Ты можешь этого не знать, господин, но во время шторма земля – самый опасный враг для любого корабля.

– Но ведь мы туда и плывем?

– Да, но по собственной воле, а не на крыльях бури. Если мы найдем какую-нибудь бухту, укрытую от ветра и волн, мы бросим там якорь и будем почти в безопасности. Другое дело, если шторм бросит нас на берег.

– Море кажется спокойным, – заметил Таменат.

– Разве ты не слышал, господин, как порой говорят о «затишье перед бурей»? – удивился Раладан. – Проведя полжизни на острове, ты, похоже, мало что знаешь о капризах моря?

Старик чуть улыбнулся.

– Меня всегда забавляло, когда Безымянную землю называли Дурным краем, – сказал он. – Потому что он куда менее дурной, чем все остальное… В Крае не бывает штормов, ураганов, наводнений, не случаются засухи или убийственные морозы. Поверь мне, капитан, за всю свою жизнь я ни разу не видел бури на море! Не говоря уже о том, чтобы пережить ее на палубе парусника.

Раладан, естественно, знал, что отнюдь не все люди на свете – моряки. Однако сам он провел на море всю жизнь, и мысль о том, что кто-то мог не видеть бури, показалась ему чуть ли не забавной.

– Лучше закрепи, господин, – сказал он, – все свои вещи. Пергаменты, перья и, уж конечно, бутылку с чернилами! Возможно, первые порывы шторма застигнут нас в пути. А если даже и нет, все равно «Сейла» будет плясать на якоре как безумная. Еще раз спрашиваю про Предметы: никаких специальных предосторожностей не нужно?

– Если сундуки хорошо закреплены, то нет, – ответил Таменат. – Гееркото не могут соприкасаться с Дор-Орего, это единственное, за чем нужно обязательно проследить, если мы не хотим получить в трюме войну Темных Полос со Светлыми.

– Я все еще раз проверю, – обещал Раладан. – Если тебе что-то потребуется, господин, найдешь меня на палубе.

С этими словами он вышел.

Вскоре они уже мчались к берегам Дартана.

Бухта, которую они нашли, была, с точки зрения Раладана, не самым подходящим местом: она слабо защищала от ветра и почти не защищала от волн. Выбора, однако, у них не осталось.

«Сейлу», крепко вцепившуюся в дно якорями, подбрасывали волны, переваливая с носа на корму. Вода унесла одну из шлюпок со средней палубы, однако пока серьезных повреждений не нанесла. Изящный корабль пренебрежительно, почти с презрением, противостоял морю. Команда была начеку, готовая действовать немедленно, лишь только возникнет такая необходимость.

Усилившуюся качку хуже всего переносил Таменат. Раладан постоянно находился рядом со стариком. В очередной раз он убеждался, что громбелардский мудрец-посланник не обязательно должен быть каким-то удивительным существом, в любых условиях излучающим могущество, благородство и силу. Это был просто человек. Обычно несколько шутливый, даже грубоватый, сейчас тяжко страдающий от морской болезни, день ото дня же предававшийся своему любимому занятию, которое казалось ничем не лучше и не хуже любого другого. Солдат обязан уметь воевать, моряк – ходить по морям, посланник – понимать Шернь. И не более того. Наверняка понимание Шерни давало доступ к силам, которые могли быть использованы во многих обстоятельствах, – в конце концов, именно Шернь правила миром. Однако теперь Раладан понимал, сколь забавным, по существу, кажется именование посланника магом или, в некоторых краях Шерера, почти отождествление его с неким чародеем.

– Разве ты не можешь сделать так, господин, – наконец спросил он, видя смертельную бледность старика, – чтобы страдания твои были не столь тяжки?

Тот слабо улыбнулся:

– Могу, капитан, и притом одним лишь словом. Вернее, мог бы… Но моя сила, так же как и сила каждого среди посланников, проистекает из понимания Шерни. Нам известно могущество Полос, и именно потому мы знаем, когда можно и нужно его использовать. Капитан, если бы тебе дана была власть над ветрами, ты призывал бы их каждый раз, когда нужно задуть свечку?

Раладан кивнул в знак того, что мысль старика ему понятна.

– Так что не удивляйся, что я не использую силу Полос для такой ерунды, как мое недомогание. Если бы мне предстояло от него умереть, будь уверен, я не колебался бы ни мгновения, и Шернь простила бы мне обращение к Полосам.

– Буря не должна долго продлиться, – сказал капитан. – В это время года штормы на Дартанском море обычно довольно внезапны, но кратковременны.

– Хорошо бы! – пробормотал Таменат, уже не бледный, но совершенно зеленый. – Дай-ка мне, братец, эту лоханку и лучше проваливай, поскольку помочь все равно не можешь… а зачем тебе смотреть, как благородный мудрец блюет с усердием, недостойным его почтенного возраста… Ну, проваливай…

Раладан исполнил его просьбу.

Как и предвидел капитан, уже к утру буря начала утихать, а к полудню погода улучшилась настолько, что позволила продолжать рейс. Раладан, однако, не спешил. Повреждения, которые поддавались исправлению в открытом море, он решил устранить немедленно, не снимаясь с якоря. Отправляться решили только утром следующего дня. Всех это несколько удивило, особенно Давародена и Бохеда, которые видели, как он торопился до этого. Правда, день, потраченный в Дурном крае, значил несравненно больше, чем день, потраченный за его пределами, но все же… Тем более что якорь не подняли и утром. Капитан потребовал сначала разыскать унесенную волнами шлюпку (от которой могла остаться в лучшем случае болтающаяся где-то у берега груда поломанных досок), затем – пополнить запасы питьевой воды (в которой, собственно, не ощущалось недостатка, хотя, конечно, она не отличалась приятным вкусом, как любая вода, которую долго держали в одном сосуде). Моряки, хотя и несколько удивленные, отнеслись к предложению сойти на берег с радостью – в конце концов, не они командовали кораблем, а спешить им было некуда. Еще большую радость проявлял Таменат.

Шлюпка отчалила от борта «Сейлы» около полудня. В ней сидели Раладан, Таменат и Давароден, остальную часть экипажа составляли матросы.

Давароден, с недавнего времени решивший ничему не удивляться и ни о чем не спрашивать, изредка бросал взгляды на молчаливого, погруженного в размышления капитана. Раладан, держа румпель, в глубокой задумчивости смотрел на берег, то возникавший над носом лодки, то снова исчезавший под его краем, по мере того как волны поднимали их и опускали. Раз-другой он озабоченно оглянулся на «Сейлу».

Давароден, вооруженный как всегда, то есть с мечом на боку, арбалетом под мышкой и шлемом под другой, не единственный в шлюпке имел при себе оружие: у Тамената, одетого в свою серую мантию, был пояс с мечом, крепко затянутый на талии. Это подчеркивало необычную ширину плеч Посланника; Давароден подумал, что этот однорукий мудрец наверняка сумел бы справиться с двумя его солдатами, и притом безо всяких формул и прочих штучек с Шернью.

Матросы подняли весла. Шлюпка еще немного проплыла по инерции, затем заскрежетала о дно. Гребцы выпрыгнули на мелководье и потащили ее к берегу. Раладан и посланник почти не замочили ног.

Привязав лодку, моряки двинулись вдоль берега. Ясно, что унесенную волнами шлюпку они не найдут; но раз капитан приказал искать…

– Это Дартан, не безлюдная пустыня, – сказал Раладан, оглядываясь по сторонам – Думаю, где-то поблизости должна быть какая-нибудь деревня.

– Наверняка, – кивнул Давароден. – Поищем?

Капитан кивнул в ответ.

Где-то невдалеке послышался стук копыт. Давароден тут же надел шлем и взял на изготовку оружие. Вскоре из-за песчаных холмов донеслось фырканье коня, а в следующее мгновение на поросшем травой бархане появился силуэт всадника, державшего под уздцы вьючную лошадь. Раладан побледнел так, что стоявший рядом Давароден принял это за внезапный приступ слабости и хотел его поддержать. Однако тут же он остолбенел сам… ибо узнал девушку, которую видел связанной, с кляпом во рту на Берегу Висельников…

Девушка закричала. Раладан бросился к ней.

Они бежали навстречу друг другу: он карабкался по сыпучему песку на холм, она, оскальзываясь на склоне, спешила к нему. Он заключил ее в объятия, они покатились по песку, но тут же поднялись, стоя на коленях и держась за руки. Множество чувств охватило Раладана: он боялся поверить, что она снова его нашла (или, может быть, он ее каким-то чудесным образом?); он хотел просить у нее прощения за то, что отдал ее в руки той, боялся вновь услышать из ее уст враждебные слова, искал во взгляде признаки безумия, которое так недавно заполняло ее душу без остатка… Она поняла обуревающие его сомнения, ибо, не отвечая ни на один из невысказанных вопросов, внезапно поцеловала его со слезами на глазах, где-то между носом и небритой щекой, погрузила его ладони в свои волосы и крепко прижала.

Таменат и Давароден переглянулись, потом снова посмотрели на них; арбалетчик почувствовал странный комок в горле. Повернувшись, он пошел к самому берегу моря, туда, где волны омывали песок, посмотрел в сторону «Сейлы», а потом снова вернулся к капитану и девушке. Они все еще стояли на коленях, лицом к лицу, что-то говоря друг другу, о чем-то спрашивая…

– Все прошло, – шептала она. – Прошло. Я помню каждый день и каждое мгновение, все понимаю, но больше всего то, что… я снова стала собой. Стала собой, хотя, наверное, не совсем… Понимаешь? Ты – понимаешь!

Он смотрел на нее, качая головой.

– Я тоже… – беспомощно говорил он. – Я тоже… не знаю. Как ты меня нашла? Что дальше?

– Я знала, Раладан. Я знала, что ты окажешься в этом месте… Я жду уже неделю, готова была ждать всю жизнь. Я видела корабль и лодку… а потом узнала тебя на берегу.

Дрожащими руками он гладил прекрасные густые волосы девушки.

– Идем, – наконец сказал он.

Он не отходил от нее ни на шаг, словно боясь, что снова кто-то или что-то их разлучит. Услышав о том, кто такой великан старик, она подошла и подала ему руку. Потом кивнула арбалетчику.

– Мы не можем здесь оставаться, – сказала она. – Я скрываюсь.

– Давароден, собери людей, – тут же приказал Раладан. – От кого? – спросил он, снова повернувшись к девушке.

– От солдат, они меня преследовали. Я украла лошадей… – Она хотела еще сказать, что убила нескольких человек и сожгла деревню, но пока воздержалась.

Давароден побежал по пляжу, догоняя матросов. Раладан огляделся:

– При лошадях есть что-нибудь, что тебе нужно, госпожа?

– Немного еды и два пледа… Ничего такого, чего нельзя было бы оставить имперцам. Но коней, пожалуй, стоит привести сюда, на пляж. Меньше будут бросаться в глаза.

Раладан взобрался на холм.

– Вижу, Раладан не тратил зря времени, пока я… – сказала девушка, обращаясь к старику. – Не могу дождаться объяснений! Ты знаешь, господин, кто для меня этот человек? – неожиданно спросила она, показывая движением головы на капитана, ведшего с холма лошадей.

– Догадываюсь, – почти тепло ответил Таменат.

– Все! – заявила она с преувеличенной, почти детской серьезностью.

– Значит, вы те двое, – сказал старик, – кому дано иметь все…

Она молча смотрела на него. Потом слегка улыбнулась.

Вскоре они увидели арбалетчика, который вел за собой матросов. Несколько минут спустя лодка под сильными ударами весел плыла к «Сейле».

55

Восстание началось.

Тщательные, уже давно ведущиеся приготовления не прошли даром: сразу же оказалось, что у мятежников почти везде есть свои люди. Двор князя-представителя, пытавшийся координировать действия имперских сил хотя бы в столице, оказался парализован почти тотчас же: распоряжения и приказы либо вообще не доходили по назначению, либо попадали к людям, которые их не исполняли по той простой причине, что давно подчинялись организаторам восстания или были ими подкуплены. Сражения разгорались сразу во многих местах – в Дороне, Багбе, Дране…

В Дране из двух эскадр главного флота только два парусника перешли на сторону повстанцев, несмотря на то что эскадрами командовали люди Ганедорра и Алиды. На четырех кораблях солдаты отказались выполнять приказы командира эскадр. Из этого вышло мало толку, поскольку матросы, все до единого, тут же сбежали, частично перейдя на сторону повстанцев, частично же влившись в толпу мародеров и грабителей, воспользовавшихся всеобщим замешательством на свой манер (вскоре каждый, кому было что терять, бежал из проклятого города сломя голову, унося с собой все, что можно). Так или иначе, в Дране мятежникам удалось заполучить два фрегата вместе с командами, еще один – захватить силой. Остальные, которые не могли выйти в море без моряков, стражники сожгли. Сражения в порту шли ожесточенные и кровавые.

Самой большой проблемой, однако, как и предполагалось, оказался Старый район. Сотня гвардейцев не сдалась без боя превосходящим силам повстанцев, хотя и хорошо подготовленных. Безопасные и спокойные до сих пор улицы оказались залиты потоками крови. Несмотря на то что часть офицеров была обязана своими должностями ее благородию Алиде, лишь несколько из них подчинились новой власти. Большинство пошло за старыми десятниками, которых организаторы мятежа не брали в расчет; у Ганедорра и Алиды, боровшихся за высшие должности и ведомства Гарры, не хватило времени заниматься нижними чинами, кроме того, они не осознавали того значения, которое имели в имперских войсках неприметные с виду десятники. Как это обычно бывает, сотники и подсотники часто менялись, уходили в отставку или на повышение, единственным же вышестоящим начальником, которого солдат хорошо знал и постоянно видел, был бессменный десятник – командир, но вместе с тем и товарищ. Из Драна полсотни отличных солдат вывел – и тем самым спас для императора – не кто иной, как Монаталь, выходец из рыбацкой деревни, рябой служака лет пятидесяти с небольшим, прекрасно помнивший прошлое восстание. Не зная ситуации в других округах и городах Гарры, Монаталь счел первоочередной задачей сохранить хотя бы свой отряд. Уходя от преследования, он повел гвардейцев в Харены, невысокие, но отнюдь не гостеприимные горы, цепь которых образовывала как бы позвоночник острова, тянувшийся вдоль восточного побережья.

Еще хуже, чем в Дране, обстояли дела на юге, в Багбе. Семена, с некоторого времени опекавшая также и этот город, не справилась с задачей. Не хватало Аскара… В Дороне восстание завершилось полной победой, местный гарнизон, командование которым после исчезновения Аскара велось довольно неумело, удалось разбить (хотя и здесь мало кто из солдат перешел на сторону мятежников), дворец же князя-представителя разграбили, а затем сожгли. Потери, однако, оказались серьезными, а ситуация достаточно сложной, чтобы в Багбе командование целиком легло на плечи местных вождей мятежников, людей, не умевших воевать и нерешительных. Человек, посланный Алидой в Багбу, имел в своем распоряжении меньше недели на то, чтобы ознакомиться с положением дел в этом городе, – слишком мало! Солдаты стоявших в Багбе эскадр не только не стали слушать призывов к бунту, но и без особых церемоний повесили подстрекателей, после чего вместе с небольшим отрядом легионеров нанесли удар по бандам мятежников, вышвырнув их из города. Место коменданта гарнизона занял молодой, энергичный командир эскадры армектанец К. С. Элимер, взяв на себя командование всеми имперскими силами на юге. Корабли морской стражи тут же отправились за подкреплением на Южный архипелаг и Даленоры у восточных берегов. Вооруженные патрули принесли вести из Белона, благополучные для империи. Восстания в Белоне не было – видимо, мятежники рассчитывали, что захват Багбы и Дороны позволит им взять этот маленький городок в клещи и подавить небольшой гарнизон Гаррийского легиона позже и без особых усилий. Элимер немедленно усилил гарнизон Белона, после чего, небольшими силами прикрыв Багбу, двинулся на юг и юго-запад, сжигая без лишних рассуждений любую деревню, в которой замечал хотя бы тень сочувствия восстанию, но защищая и охраняя все те, что сохранили верность империи. Через пять дней после начала войны ситуация стабилизировалась; вся Гарра, от северных границ до самого Белона, была в руках повстанцев (если не считать продиравшихся через горы на юге гвардейцев Монаталя, впрочем ожесточенно преследуемых). Южную часть, с Багбой и Белоном, удерживали силы империи. В Багбу начало поступать подкрепление – сначала с Даленор, потом с Сары, из Южного архипелага. Правда, это означало, что оставшиеся без войска острова оказывались под ударом мятежников, однако пока что острова эти не имели никакого значения, и имперским силам не было смысла их удерживать, точно так же как силам мятежников – захватывать.

Корабли главного флота все еще находились вдали от берегов, тревожа поочередно острова Гаррийского моря, потом Закрытого моря, наконец, Прибрежные острова и сам Армект. Первые подтвержденные и проверенные сведения достигли континента…

Однако еще до этого, на четвертый день после занятия Дороны, войска повстанцев начали сосредотачиваться для удара по Белону и Багбе. Не был, однако, решен вопрос о том, кому поручить командование этими силами. План восстания не предусматривал широкомасштабных действий в поле; предполагалось, что быстрый, одновременный захват крупных городов и портов Гарры лишит противника возможности собрать силы, достаточно большие для того, чтобы они заслуживали названия армии… Но все произошло иначе. Нерешенный вопрос о командовании полевыми войсками привел к первым раздорам среди мятежников…

У Семены не было особых причин радоваться. Все шло в явном противоречии с планом… Она не сумела завладеть доронскими эскадрами главного флота, так как ее солдаты безнадежно увязли в затянувшихся сражениях с обреченными на поражение, но упорными солдатами империи. Фрегаты главного флота заняли солдаты Ахагадена, человека Алиды. Четыре старых корабля резервного флота вообще были потеряны, так как за два дня до начала восстания их отправили к Барьерным островам. Ахагаден номинально был подчиненным Семены, однако быстро оказалось, что, ведомый тайными указаниями из Драна или же попросту собственным тщеславием, он не намерен отдавать добычу, несмотря на ясно отданный ею приказ. Она уже собиралась применить силу, но подобная война не сулила ничего хорошего; сидевшие на фрегатах топорники имели хорошее вооружение и неплохих командиров, в то время как ее пищали – на которые она так рассчитывала – себя не оправдали. Возможно, причиной тому послужил особый характер уличных боев, в которых тяжелое оружие, которым можно пользоваться лишь вместе с неуклюжими козлами, показало себя крайне неудобным и не выдерживало никакого сравнения с арбалетом. Кроме того, отряды неизбежно разбивались на небольшие группы по полтора десятка человек… Так или иначе, рассчитывать она могла лишь на своих арбалетчиков, которых у нее насчитывалась неполная сотня, а после сражений с имперским гарнизоном – и того меньше. Теперь она проклинала собственное легкомыслие, из-за которого доверилась неиспытанному в бою оружию. Из трехсот хорошо оплачиваемых солдат двести обслуживали пищали… И это лучшие и самые надежные из наемников, которых она собрала с мыслью об Агарах!

Ахагаден, впрочем, после первых стычек даже не оставил ей шансов; он просто уводил фрегаты и реквизированные торговые корабли в море, ставя их на якорь в миле от берега. Завладеть ими она смогла бы разве что вплавь.

Некоторым утешением было то, что она сохранила собственные корабли. Помогли многочисленные предосторожности, о которых в свое время спрашивал Раладан: о том, кто стоит за Литасом (а позднее за его сыном Меларом), знали только предводители восстания. Но корабли Мелара, «Сейла» и старый барк «Даленор», вышли в море еще зимой – и пропали (на самом деле они находились в Дурном крае). Купленные же недавно три фрегата принадлежали наследникам Э. Зикона, дела у которых шли превосходно, но ничто уже их не связывало с госпожой Семеной. Фрегатов этих в Дороне не было (она распорядилась, чтобы в конце лета они появились сразу на Агарах), однако никто не мог обвинить ее в нелояльности, каковой, несомненно, выглядело бы лишение повстанцев поддержки трех – целых трех! – столь необходимых кораблей…

Что с того? Те три парусника, без солдат на борту, не могли прибыть на Гарру, во-первых, потому, что не хватало времени, во-вторых, их тут же прибрали бы к рукам повстанцы.

План разваливался на глазах.

Появился, однако, некоторый шанс. Шанс, правда, довольно слабый, требовавший множества тщательно продуманных действий.

Силы повстанцев готовились нанести удар на юге. Одновременно штаб мятежников в Дране планировал морское сражение у юго-западных берегов, в окрестностях Багбы. Семена рассчитывала, что независимо от того, кто окажется победителем в этом бою, корабли выигравшей стороны немедленно направятся в Багбу, важнейший в данный момент порт на острове, намереваясь изо всех сил удерживать (или захватить) его. Именно этими кораблями она и собиралась завладеть.

Однако сначала ей предстояло встать во главе повстанческой армии, затем – разбить сухопутные силы империи. Тем временем ни один из планов не предусматривал ее кандидатуры на подобный пост… Единственным козырем была неоспоримая истина, что ее войска единственные из всех добились бесспорного и полного успеха. Однако ей требовались дополнительные, еще более сильные аргументы. Она действовала быстро: после первой же вести о марше гвардейцев Монаталя через горы она послала сорок арбалетчиков и сорок стрелков (для прикрытия) навстречу преследуемому отряду…

Шел восьмой день с начала восстания. Отряды мятежников залегли под Дороной. Силы оказались крайне скудными – полторы тысячи пехотинцев, в том числе чуть больше сотни арбалетчиков и полсотни лучников. К этому добавлялись триста человек Семены. Оказалось, что вожди мятежа не в состоянии оценить, сколько сил придется затратить на то, чтобы занять захваченные порты и корабли (всего несколько десятков фрегатов и парусников морской стражи поменьше, не считая многих реквизированных торговых барков). Немногочисленные перешедшие на сторону повстанцев команды имперских кораблей требовалось усилить своими людьми или заменить вообще, ибо никто не мог ручаться за то, как они поведут себя в сражении с верными императору парусниками. Столь же важной задачей было удержать порты, поскольку не исключались попытки отбить их со стороны моря. Большой отряд преследовал в Харенах гвардейцев, много людей требовали также городские патрули и отряды, сопровождавшие разнообразные транспорты. Это с учетом более высоких, чем ожидалось, потерь и повсеместно распространившегося дезертирства. В Дране оказалось, что почти треть солдат предпочитает грабить вместе с портовым отребьем брошенные купеческие конторы, а не сражаться за святое дело освобождения Гарры с не любившими шутить гвардейцами. Восемнадцать сотен человек, готовых нанести удар по Белону, выглядели тем не менее достаточно впечатляюще.

Снова не хватало Аскара, которого в свое время прочили даже на пост главнокомандующего морскими или сухопутными силами. Когда составлялись первые, примерные планы, Аскар единственный предвидел возможность боевых действий в поле, отметив, что, если сразу не удастся завладеть главными целями, война станет крайне тяжелой хотя бы по причине малой численности тех, кто способен воевать на суше. Однако Аскар пропал без вести, а никто из офицеров в повстанческом командовании не имел опыта подобных сражений и не мог предвидеть их исхода. Прочный мир, царивший в границах Вечной империи, тому не способствовал; лишь в Армекте, у Северной границы, постоянно шла партизанская война с алерскими полузверями. Но ни один из мятежных офицеров не был армектанцем и не служил на Северной границе…

Теперь же еще оказалось, что у этих тысячи восьмисот человек нет командира.

Семена, готовясь встретиться вечером с Алидой, прекрасно знала ситуацию и почти не сомневалась, что победит. У нее имелись все основания так считать.

Встреча состоялась возле тракта, ведшего из Дороны в Дран, примерно на полпути между городами. Выбор места диктовала спешка; несмотря на раздававшиеся со всех сторон замечания и настойчивые советы (несомненно, справедливые), штаб восстания оставался в Дране, по каким-то причинам затягивая перемещение в Дорону, то есть ближе к месту предполагаемых сражений. Впрочем, Дорона, находившаяся на западном побережье, почти в его середине, вообще была лучшим местом для руководства любыми начинаниями. Привязанность к прежнему месту, которую проявляло руководство мятежников, сказывалась на оперативности действий не лучшим образом. Достаточно сказать, что обеим участницам встречи пришлось проделать путь примерно в пятьдесят миль, пользуясь, к счастью, исправно действующими постами со сменными лошадьми, предназначенными для гонцов, постоянно носившихся по тракту в обе стороны.

Семена прибыла первая, усталая и рассерженная, но ее настроение несколько улучшилось при виде изысканной блондинки, еще хуже знавшей таинства верховой езды. Лицо Алиды посерело от пыли, волосы на лбу слиплись от пота, спину же она вообще не могла распрямить. Семена, успевшая уже немного отдохнуть и умыться, чуть не расхохоталась. Алида, скрипя от ярости зубами, отправила своих людей за водой (обе прибыли с сопровождением, этого требовала предосторожность), после чего, молча хлопнув дверью, скрылась в одной из комнат для гостей. Вскоре принесли несколько ушатов воды. Семена наполнила вином два оловянных кубка и без приглашения вошла в комнату. Алида стояла обнаженная, склонившись над лоханкой с холодной водой и разглядывая натертые, покрасневшие бедра. Она подняла взгляд.

– У тебя тоже так? – бесцеремонно бросила она.

Семена поставила кубки с вином, немного постояла, после чего повернулась, задрала юбку, показав синие ягодицы, и оглянулась через плечо. Обе долго смотрели друг на друга и в конце концов расхохотались.

Наконец они замолчали. Алида набрала в горсти воды и вымыла лицо, после чего смочила бедра, шипя сквозь зубы словечки, каких, наверное, не знали даже самые старые матросы.

– Будем беседовать в торжественной обстановке, в тронном зале, или, может быть, начнем прямо здесь? – спросила Семена, опираясь о стену, с кубком в руке. – Нужно было перенести штаб в Дорону, – добавила она, видя, как к Алиде возвращается ярость.

– Думаешь, я этого не хочу?! – рявкнула блондинка, расплескивая ладонью воду в лоханке, над которой сидела на корточках. – Попробуй поговори с этими высокорожденными дурнями! «Старый район – знак древних времен. Лишь здесь может возродиться Гарра». Знаешь, чем плоха Дорона? Тем, что ее перестроили армектанцы!

– Не верю, – сказала Семена.

– Я тоже! Как можно победить в этом восстании? Знаешь, почему я приехала? Потому что иначе явился бы какой-нибудь сотник стражи! Который ездит верхом еще хуже меня, да к тому же и дурак в придачу! Или какой-нибудь старик, которого здесь сняли бы с лошади и тут же закопали! Если он вообще приехал бы верхом! Конь – это чудо Армекта, гарриец же путешествует в носилках. Ну, может, в каком-нибудь из этих проклятых фургонов, или как они там называются. Он ехал бы дня три, – оценила она, мочась в лоханку.

– Не верю, – повторила Семена.

Алида перевела дыхание.

– Однако там дела обстоят именно так, – почти спокойно сказала она. – Они хотят начать освобождение Гарры с выкорчевывания всех армектанских сорняков. Даже армия должна быть одной большой толпой, ибо деление на клинья, полусотни и колонны придумали армектанцы. В штабе думают только о том, кому поручить этой армией командовать. В Дране этого поста домогается комендант гвардии, порядочный человек, которого я с большим трудом вытащила наверх. Впрочем, он едва справляется со своими обязанностями. Второй кандидат – старый и действительно опытный командир эскадры морской стражи. Вот только человек этот почти не умеет ходить, когда земля не раскачивается у него под ногами, словно палуба. Сражение он начнет, наверное, с того, что воткнет в землю мачты и поставит паруса, иначе ему будет чего-то не хватать. Дальше: серьезные кандидаты – господин Кахель Мохабен, старший родственник моего умершего от старости супруга, и, наконец, сам Ганедорр. Последний, по крайней мере, человек достаточно разумный и вовсе не хочет командовать никакой армией. Однако, если иного выхода не будет, он согласится. Кто-то, в конце концов, должен командовать.