Текст книги "Король темных просторов"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

39

У выхода из пещеры Риолата наткнулась на труп солдата. Он сидел, прислонившись к скале, – видимо, сползал вдоль нее на слабеющих ногах, пока не умер. Красные от крови руки сжимали перерезанное горло. Оружие исчезло.

Риолата затоптала дымящийся факел, затем переоделась в одежду сестры, морщась и фыркая от отвращения. Обойдя холм, она увидела корабль Лерены невдалеке от берега. На песке лежала шлюпка, рядом с ней стояли люди.

Она направилась к ним.

Раладан стоял, опираясь о борт частично вытащенной на берег шлюпки, с арбалетом в руках. Окинув его полным безбрежной пустоты взглядом, она коротко сказала:

– На корабль.

Матросы, утомленные долгим сидением на берегу, начали поспешно сталкивать шлюпку на воду. Раладан отошел в сторону, все еще держа поднятый арбалет. Он не избегал ее взгляда, и она неожиданно поняла, что этот человек вовсе ее не пугает! Он и в самом деле размышлял, не послать ли в нее стрелу. Мгновение спустя она могла быть точно так же мертва, как и эти скалы!

Она ощутила некое подобие страха. Верно ли она оценила собственные шансы?

Во имя Шерни, как же глупо могла закончиться ее жизнь, вместе со всеми планами и намерениями… Спусковой механизм арбалета ждал лишь движения пальца Раладана.

Она отвернулась, чтобы он не мог прочитать в ее взгляде страха, ненависти и – приговора себе самой.

«Ты мне за это заплатишь, – подумала она. – Клянусь, ты заплатишь за все. Уже скоро».

Кошмар, однако, пришел с другой стороны. И не Раладан был тому причиной. О конце всех надежд возвестила мрачная тень, мчавшаяся среди золотисто-красных гребней волн, со стороны клонившегося к морю солнца. Матросы, бредшие по пояс в воде вдоль бортов шлюпки, ее не видели. Не видел ее и Раладан, все еще погруженный в угрюмые размышления.

– Нет, – прошептала Риолата.

Снова, в который уже раз за этот день, в ней вспыхнула ярость, на этот раз – горькая, бессильная.

– Убирайся прочь! – хрипло крикнула она, хватаясь за волосы у висков.

Раладан и матросы посмотрели сначала на нее, потом – туда… Риолата бросилась в море, упала среди волн, но тут же поднялась, мокрая с ног до головы.

– За что?! Скажи, за что, ты, дрянь! Я – твоя дочь, слышишь?! Я точно так же твоя дочь, как и она!

Солнце над горизонтом, казалось, потускнело, кроваво-красный свет сменился почти бронзовым. Риолата не слышала и не видела ничего, кроме чудовищного остова, который надвигался неумолимо, зловеще, неудержимо, со скоростью гонимой ветром тучи… С палубы корабля Лерены люди прыгали в волны, плывя в сторону острова.

– Остановись! – крикнула она, колотя кулаками по воде. – Остановись!

Потом опустила руки и в отчаянии произнесла:

– Отец…

Черный остов внезапно куда-то исчез, после чего снова появился словно ниоткуда – уже ближе, с туманными, нечеткими очертаниями. С глухим грохотом, словно брошенный рукой великана камень, он ударил в борт стоящего на якоре барка, швырнув большой корабль к небу, словно пушинку. Время словно замедлило свой бег, она видела каждую деталь – ломающуюся пополам мачту, разлетающиеся во все стороны, словно от взрыва, доски бортов, разорванную палубу, черную яму трюма и подброшенные высоко в воздух фигурки людей. Звук неожиданно исчез, водяные столбы и стены бесшумно падали под тяжестью собственного веса, разбитый парусник рухнул в воду килем вверх; чуть дальше страшный призрак переваливался с борта на борт среди пенящихся волн, снова набирая скорость и уходя прочь.

Звук вернулся.

– Ради всех Полос Шерни! – взвыла Риолата. – Я тебя уничтожу, кем бы и чем бы ты ни был! Клянусь собственным именем, я тебя уничтожу! Во имя всех Темных Полос, да поглотит тебя море!

Небо раскололось, открыв широкую, кошмарную, черную полосу. Рев ветра усилился, но тут же стих, придавленный тенью следующей Полосы, появившейся рядом с первой. Раздался грохот. Нечто подобное черному стилету ударило с неба в уже далекий корабль-призрак. В небо взлетел столб воды; какое-то мгновение еще можно было увидеть разбитый, обожженный остов корабля, тяжко сражавшийся с волнами, прежде чем, поддавшись их мощи, он скрылся в морской пучине…

Она стояла, пока небо не поглотило черные Полосы, а потом опустила поднятые над головой руки и упала лицом вниз в воду.

Раладан еще раз огляделся, но в сгущающейся темноте никого не увидел. Схватив девушку за шиворот, он поволок ее дальше, ко входу в пещеру. Она шаталась, словно пьяная, хватаясь руками за воздух; если бы он ее не держал, она не прошла бы и двух шагов.

Однако у самой пещеры она вдруг начала сопротивляться.

– Нет, – простонала она, – нет…

Раладан уже видел и пережил за этот день столько, что вконец потерял терпение. Швырнув пленницу на землю, он схватил ее за волосы и, опустившись на колени, наклонился прямо к лицу.

– Послушай, ты, – хрипло проговорил он. – Меня не волнует, кто ты – человек, тварь из иного мира или демон… Делай, что я тебе говорю, иначе, ради всех сил, я тебя убью. – Он выхватил нож и поднес к ее глазам.

– Там… она… – выдавила Риолата. – Я ее убила… Понимаешь?

Раладан опустил оружие, тотчас же вскочил и схватился за голову.

– Ради Шерни, – с неподдельным ужасом сказал он, – да есть ли для тебя хоть что-нибудь святое? – Снова упав на колени, он схватил ее за горло. – Тем более, сука… иди туда!

Оторвав ее от земли, он толкнул ее изо всех сил, не особо заботясь о том, переломает она себе кости или нет. Девушка упала среди скал. Раладан поднял под мышки уже окоченевшее тело солдата и, покрываясь потом, втащил его в пещеру. Заметив брошенный Риолатой затоптанный факел, он взял и его.

Он помнил о дыре сразу же за входом. Двигаясь на ощупь, он запихал в нее труп и какое-то время отдыхал.

– Где ты? – бросил он.

– Здесь… – ответила она едва слышно.

Он недвусмысленно подтолкнул ее, и они поползли на четвереньках дальше в глубь коридора, больно ударяясь о камни.

Раладан достал из-за пазухи трут и кресало. Они были сухими – настоящее чудо, поскольку, вытаскивая Риолату из воды, он промок почти насквозь. От усталости и избытка впечатлений руки у него дрожали так, что он никак не мог высечь огонь. При мысли о том, что ему придется просидеть в темноте целую ночь с этой женщиной, он решился вновь добраться до выхода, где нашел убитого и оторвал кусок его мундира. Стиснув зубы, он наконец высек огонек, поджег тряпку и обмотал ею обожженный факел.

Девушка сидела, бессильно прислонившись к стене, но по взгляду, который она на него бросила, он понял, что она приходит в себя. Он вытянул руку с факелом так, что огонь едва не коснулся лица сидящей. Риолата отшатнулась, ударившись головой о камень. Жестом он приказал ей идти в глубь пещеры. Она послушно подчинилась, то и дело оглядываясь на него; лицо ее исказилось от ужаса.

Входя в сокровищницу, Раладан не знал, что там увидит… Услышав о смерти Лерены, он вдруг понял, что нечто связывало его с этой девушкой. Может быть, дело было просто во времени, которое они провели вместе; может быть, старая, закоренелая привычка быть в меру лояльным по отношению к капитану, независимо от того, кем этот капитан являлся… Он никогда по-настоящему не желал смерти Лерены, хотя порой она вызывала у него ярость, граничившую с ненавистью. И теперь наконец не Лерена, но ее сестра оказалась столь отвратительным созданием, что та внезапно показалась ему чуть ли не другом и уж наверняка не врагом.

Он не знал, как она умерла. Неожиданно это показалось ему крайне важным.

Лерена, однако, оказалась жива.

Лерена была жива, и Раладан, которому, возможно, казалось, что все невероятные и кошмарные события этого дня уже завершились, отшатнулся, чуть не выронив факел. Тут же Риолата издала какой-то нечеловеческий звук, бросаясь к выходу; он инстинктивно преградил ей путь и удержал, не в силах, однако, оторвать взгляд от синего, опухшего, чудовищного лица, с которого глядели большие, вытаращенные глаза… Но самым страшным были не лицо и не глаза…

Лерена смеялась.

С вывернутой вбок головой, со все еще связанными руками и ногами, наконец, с неподвижной, лишенной воздуха грудью – она смеялась жутким, беззвучным смехом…

Раладан оттолкнул Риолату и на негнущихся ногах подошел к девушке. Веревка врезалась в шею; лоцман воткнул факел в щель между ящиками и рассек узел, который был единственным доступным для острия ножа местом. Страшный, полузвериный хрип вырвался из гортани, столь давно лишенной дыхания; Раладан разрезал путы и, медленно повернувшись к Риолате, взял факел и, не пряча ножа, сделал два шага. И тут он увидел, что та спокойно улыбается.

– Ну давай, – сказала Риолата, одним движением поднимаясь с земли. – Она жива, дурак ты этакий. А это означает, что нас невозможно убить. Мы с ней одинаковые, Раладан. Ну? Давай!

Раладану внезапно показалось, что все это ему снится. Это наверняка был лишь сон… Долгий, кошмарный сон.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Рубин Дочери Молний

40

Был конец зимы.

Предательская погода – лучшего определения Раладан не в силах был подобрать. После многих недель крепких морозов (замерзли даже порты в Багбе и Дороне, что бывало крайне редко) и беспрестанного снегопада наступила внезапная оттепель. Снег продолжал идти, но к нему прибавился дождь, отчего все вместе превращалось в отвратительную липкую смесь, и смесью этой ветер хлестал по улицам Багбы, словно мокрой тряпкой. Громадные сугробы, сквозь которые нелегко было пробраться во время морозов, теперь стали вовсе непреодолимыми препятствиями – целые завалы густой серо-белой грязи таяли, превращая улицы в холодную трясину из медленно плывущего месива.

Липкий, мокрый снег обладал также и некоторыми преимуществами, хотя и весьма немногочисленными; лоцман наклонился, слепил в ладонях массивный снежок и швырнул в особенно назойливого пса, пытавшегося сожрать его подбитый мехом плащ. Целые десятки подобных тварей бегали по городу в поисках чего-либо съедобного; дошло до того, что солдаты отстреливали их из арбалетов. Псы стали настоящим бедствием. Тем более за городом, где, как слышал Раладан, они объединялись в одичавшие стаи, охотившиеся на крестьянский скот, а нередко и на людей.

Ранний зимний вечер загнал с улицы в дома даже тех, кому по каким-либо причинам пришлось сражаться с сугробами. Улица была пуста, и Раладану, за спиной которого недвусмысленно рычали шесть или семь псов, стало не по себе.

Он сунул руку под плащ, поправив пояс с мечом. Подобного оружия он почти никогда не носил, против людей ему хватало ножа. Меч он взял именно с мыслью о псах. Если уж ему суждено угодить к кому-то на обед, он предпочел бы, чтобы это оказалось какое-нибудь морское чудовище.

Прежде чем он добрался до корчмы, о которой ему сказали два дня назад, сапоги его окончательно промокли. За голенища набился снег. В помещении оказалось тепло, почти жарко, и вода потекла вниз, по лодыжкам. Что ж, в жизни ему приходилось сталкиваться с куда более серьезными неприятностями…

Горячее пиво с кореньями и медом было просто отменным; гаррийский хмель не знал себе равных, да и воду для него брали отборную. Раладан выпил кувшин, за ним другой, наконец решил, что с него достаточно.

Ему сказали правду. Старик был действительно странным.

Он сидел в углу корчмы, серый, согнувшийся, с горбом на левой лопатке. На коленях он держал инструмент – Раладан никогда такого не видел. Он напоминал скрипку, но намного больших размеров, струны же казались необычно длинными. Струн насчитывалось шесть, может быть семь.

Старик, так же как и почти все в этом, зале потягивал пиво. К удивлению Раладана, лежавшую на кувшине руку украшал большой перстень, стоивший на первый взгляд целого состояния. У нищих, сказителей, бродячих музыкантов порой бывали деньги, и притом не столь малые, как обычно считалось, но они никогда не выставляли свое богатство напоказ.

Раладан наклонился к соседу, размахивавшему руками перед носом приятеля, словно и без жестов рассказ об акуле-людоеде не был достаточно красочен.

– Почему он не поет? – спросил лоцман, показывая на музыканта.

Сбитый с ритма повествования, тот на мгновение застыл.

– Что? А, этот… Сам его спроси, сто тысяч молний! Но у него тут, – он показал на лоб, – явно не хватает, так что имей в виду…

– Всякие бредни поет?

– Бредни, говоришь? – Сосед внезапно опустил руки и помрачнел. – Нет, не бредни… Чудеса всякие…

Раладан кивнул.

Чудеса… Что человек, рассказывающий о громадной, как остров, акуле, мог счесть «чудесами»?

Раладан услышал о необычном музыканте два дня назад, совершенно случайно. Кто-то сказал – «странный старик», и Раладан внезапно вспомнил обращенные к нему последние слова Демона: «Есть один странный старик, Раладан. Он скажет тебе больше». С тех пор прошло немало лет, но Раладан так и не встретил «странного старика». Теперь, глядя на горбуна в лохмотьях, с большим камнем на пальце и необычным инструментом в руках, он подумал, что, если этот старик не странный, это значит, что странных стариков вообще не бывает.

Он встал.

Сразу же встал и старик, выжидающе глядя на него.

«Ради Шерни, – подумал лоцман, – пусть это будет именно тот, о ком я думаю».

В голове у него тут же пронеслась сотня вопросов, которые стоило задать человеку, рекомендованному ему самим Демоном. Он направился к музыканту, который крепче сжал свой инструмент, явно ожидая его. Раладан встал перед ним и сказал:

– Старик, кое-кто много лет назад посоветовал мне обратиться к тебе… как к источнику необыкновенных знаний. Скажи, не ошибаюсь ли я?

– Кто-то посоветовал обратиться ко мне? – Голос музыканта был тихим и чуть дрожал. – Кто, господин?

Раладан немного помолчал, затем ответил:

– Великий пират… Король Просторов. Бесстрашный Демон, старик.

Горбун медленно опустил веки, словно размышляя.

– У меня здесь комната, – негромко проговорил он. – Идем, господин.

Раладан внезапно ощутил комок в горле.

Он был у цели.

В далеком громбелардском Лонде существует древний обычай, в соответствии с которым на каждом постоялом дворе есть комната, даже скорее каморка в каком-нибудь углу, часто на чердаке, которую бесплатно предоставляют на ночь нищим и разным бродягам. Обычай этот распространился почти по всем краям империи – может быть, потому, что недорогой ценой позволял проявить щедрость и благородство по отношению к неимущим…

Вскоре они оказались именно в такой комнатке на чердаке.

– Итак? – спросил старик, заботливо ставя инструмент у стены.

Раладан молча стоял на пороге.

– Итак? – повторил горбун, садясь на колченогий табурет, единственный предмет мебели, стоявший возле кучи влажного сена. – У меня есть время, господин, много времени, значительно больше, чем ты думаешь. Но разве тебе так же повезло?

– Нет, во имя Шерни, – ответил лоцман. Он поставил принесенную снизу свечу на прогнивший пол и сел у стены, вытянув ноги в черных от влаги сапогах. – Однако я не могу поверить…

Он замолчал, приложив ладонь ко лбу.

– Скажи, господин, – нарушил тишину старик, – неужели ты в самом деле видел за свою жизнь столь мало странного, что не веришь в нашу встречу?

Лоцман кивнул:

– Ты прав, старик. Мне многое довелось повидать. Но из всего, что я видел, я понимаю столь мало… что именно потому боюсь поверить, что сегодня наконец получу объяснение.

– Попробуй, господин.

– Много лет назад я служил на пиратском корабле. Им командовал человек, о котором до сих пор слагают песни…

Музыкант кивнул.

– Их все больше, – сказал он. – И будут появляться новые, пока тень этого человека будет скользить по морям. А может быть, и после Бесстрашный Демон останется вечной, бессмертной легендой.

– Тени Демона уже нет. Ее поглотило море.

Старик чуть улыбнулся:

– В самом деле?

Раладан пристально посмотрел в глубоко посаженные глаза:

– Я видел, старик.

– Что ты видел, моряк?

– Остов «Морского змея», который шел ко дну.

– Его пробили скалы и внутрь набралась вода? Послушай, господин, почему ты веришь своим глазам, вместо того чтобы верить собственному разуму?

Раладан насторожился.

– Черный Корабль, – продолжал старик, – принадлежит проклятым Полосам Шерни. Именно они позволили ему вернуться в наш мир. И они же стали причиной того, что он исчез, поскольку, судя по всему, воспротивился их воле. Ах, ты думаешь, это из-за девушки? Нет, господин. Нет такой силы, которая сорвала бы Полосы с небесного купола. Это тень Демона призвала их своими деяниями, которые, похоже, противоречили замыслам Полос. Темные Полосы явились затем, чтобы покарать Тень за предательство. Тень Демона еще появится на Просторах, а если этого и не случится, то не по причине могущества твоей подруги. Странным, могучим человеком, должно быть, был Демон… – Старик задумался. – Раз даже после смерти он преследует какие-то свои цели, способный противостоять силе, благодаря которой сам же и существует…

У Раладана перехватило горло.

– Ты все знаешь…

– Нет, моряк. Я знаю ровно столько же, сколько и ты. Я – понимаю…

Наступило молчание – время, чтобы понять.

Старик поднял руку:

– Не спрашивай. Думай. Вспоминай. Я буду объяснять. Итак, имя? Как? Риолата?

Лоцман хотел его остановить, но не успел.

– Это имя проклято… Ты навлек несчастье на свою голову. Моя вина… Значит, Риолата? – спокойно повторил старик.

Раладан внезапно понял, что воздух все так же неподвижен, тени – лишь обычные тени, а огонь свечи даже не дрогнул.

– Ради всех морей, господин… Когда я впервые произнес это имя, оно обожгло мне горло, словно жидкий огонь… Попробовав потом еще раз, я провалялся неделю в лихорадке, как после тяжелых ран.

– Это имя не проклято. Оно могущественно, и только. Действительно, его нельзя употреблять безнаказанно, не зная, что оно означает… Смотри. – Он вытянул руку с кольцом. – Что ты видишь?

– Перстень… рубин?

– Это Гееркото. Рубин Дочери Молний. – Старик поднял руку. Рубин засветился. – Нет, моряк, он вовсе не маленький. Напротив, это большой рубин. Что же делать, если капитан К. Д. Рапис нашел, пожалуй, самый большой из всех? А имя этого рубина – Риолата.

– Это не имя рубина. Это…

Неожиданно его потрясла мысль, от которой он застыл как вкопанный.

– Нет, не верю, – прошептал он побледневшими губами.

– Да, сын мой. Эта девушка – рубин. И не она одна… Все три.

Раладан обхватил руками голову.

«Сила камня, который воплощает в себе две Темные Полосы Шерни, больше не будет мне служить», – вспомнил он слова Раписа. Значит, тогда…

– Нет.

– Да. Сын мой, та девушка умерла… нет, я не скажу тебе когда…

– На пиратском корабле, – с дрожью в голосе сказал Раладан. – Вскоре после этого Демон разговаривал со мной… Ее замучили… или, может быть, она утонула, позже…

– Да, вижу… Может быть.

Лоцман вскочил, сделал несколько шагов, потом снова сел.

– Ради всех сил… Говори, говори, господин!

– Успокойся… Как я могу рассказывать тебе о ста вещах сразу?

Раладан сжал кулаки.

– Эта девушка… стала мне почти дочерью! – хрипло бросил он. – Теперь ты говоришь мне, господин, что она мертва… что она – какой-то камень! Но ведь она жива!.. Она дышит, чувствует!

– Только чувствует, сын мой, но никто на свете не скажет тебе, что и как она чувствует.

– Ест, спит… – голос его внезапно сорвался, – дышит…

Но он уже видел однажды, что дышать ей не обязательно. Как и ее дочери.

– Ей не нужно также и есть, пить, спать… Ее измучит бессонница. Она будет страдать от голода и жажды. Но она не умрет. Даже если не будет есть сто лет.

Раладан, казалось, не слушал.

– Никогда в жизни, – проговорил он, не в силах разжать сведенные судорогой челюсти, – я не любил никого и ничего… кроме моря. Но знай, господин… что сегодня все Просторы… могут превратиться для меня в пустыню!

Старые доски глухо застонали от удара.

Старик молчал.

Раладан снова вскочил и начал кружить по комнате, не в силах произнести ни слова.

– Дальше… дальше, господин, – наконец попросил он. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Но сначала скажи… можно ли что-нибудь сделать?..

Старик чуть наклонился вперед.

– Не знаю, сын мой, – медленно проговорил он. – Я точно так же рад был бы все знать… Короткая жизнь? Ты, видимо, не слушал. Рубин вечен, как Шернь. Он не умирает, его сила не есть жизнь… По порядку, сын мой!

Раладан сел, глядя в угол; старик, однако, знал, что он напряженно слушает.

– Ты меня сначала не слушал, так что я повторю: рубин бессмертен (что не значит, заметь, «неуничтожим»). Сила рубина для дочерей Демона то же самое, что жизнь для тебя. Но сила эта может меняться, и в зависимости от этого время для этих женщин будет идти быстрее или медленнее. Так что тот факт, что младшие дочери Демона сейчас в возрасте их собственной матери, не означает ничего, кроме как то, что сила рубина ускоряет их взросление. Завтра та же самая сила может задержать старение всех трех на десять, сто или тысячу лет.

Старик немного помолчал.

– Что такое рубин? – продолжил он. – Ты же знаешь. Это Гееркото, Темный Брошенный Предмет, ничего больше. Он могуществен, но есть и более могущественные… Да, именно Перо. Однако сила Серебряных Перьев основана на том, что с их помощью легко можно добраться до Полос Шерни. Рубин же ведет всего к двум Полосам, да и то с трудом. Рубин вовсе не Предмет, который служит своему владельцу, напротив, он сам влияет на того, кто им владеет, и притом влияние его намного сильнее, чем какого-либо иного Гееркото. Да, моряк, я вижу, что ты понимаешь, – это именно прилипала, прицепившаяся к днищу корабля, но прилипала гигантская, способная заставить корабль везти ее туда, куда она сама захочет…

Горбун замолчал и долго о чем-то размышлял.

– Первая дочь Демона сопротивлялась его силе, ибо ее создала жизнь, а не мощь камня. Две другие же никогда собственной жизни не имели, от начала до конца они – творение рубина. Они вынуждены нести зло, поскольку ни на что иное не способны. Ты все еще удивляешься, что та, кого ты зовешь Риолатой, могла желать смерти сестры? О, она может желать многого куда худшего, и, будь уверен, то же можно сказать и о двух других. Нет, сын мой, пусть тебя не удивляет, что Риолата, метя в сестру, наносила удар самой себе. Рубин не думает, он – слепая сила, ничего больше. Он… как река: она течет к морю и должна течь, путь же ей обозначают возвышенности и долины. Рубин стремится ко злу, но вслепую. Однако кратчайшим путем, как река. Поэтому дочери Демона так быстро стали взрослыми. У ребенка ведь намного меньше возможностей. Нет, сын мой, не думай так больше. Ведь рубин на самом деле не река. Реке все равно, в какое море она впадает, большое или маленькое; рубин же выбирает зло самое большое, какое только вырисовывается в будущем. Ни ты, ни я можем его не замечать, но поскольку рубин позволяет своим невольницам поступать именно так, а не иначе, это может лишь означать, что в их поступках кроется зерно преступления столь неизмеримого, что невозможно даже догадаться о его сущности. Рубин, ощущая подобное зло в будущем, сделает все, чтобы к нему приблизиться, даже совершит добро. Да, сын мой. Но только если в конечном счете результатом станет зло достаточно большое для того, чтобы перетянуть чашу весов.

– Почему Ридарета… изменилась? – тихо спросил лоцман.

– Я уже говорил. Она сдалась.

– Так неожиданно? Ведь столько лет она сопротивлялась!

– Именно поэтому, сын мой. Внезапность подобной перемены меня не удивляет, скорее удивителен тот факт, что она произошла столь поздно.

Раладан тряхнул головой.

– Не понимаешь? Хорошо, возьмем, к примеру, лук…

Раладан смотрел на старика – угрюмо, без надежды.

– Возьми лук, сын мой, – повторил старик, – и натягивай тетиву. Сильно, но постепенно, все сильнее и сильнее… Теперь рука твоя дрожит, но ты все еще натягиваешь лук. Рука немеет, ослабевает… Но ты все тянешь и тянешь. И наверняка выдержишь еще долго, прежде чем наконец отпустишь тетиву. Полетит стрела. А чем сильнее будет натянута тетива – тем более грозной будет стрела, тем дальше и быстрее она помчится. Теперь поищем причину. Но ты должен мне помочь. Прежде всего – когда ты заметил эту перемену?

– Я вернулся на Гарру…

– Не трать зря слова, моряк. Посмотри сюда.

Перед лицом Раладана появился мерцающий, подвешенный на цепочке кулон. Старец чуть раскачал его.

– Смотри сюда. Смотри сюда… Ты очень, очень устал…

Они плыли на Гарру.

У Раладана, стоявшего у руля, было достаточно времени, чтобы должным образом оценить все свои действия и поступки. Он оказался полным дураком – теперь это было очевидно.

Он пытался строить интриги – а интриган из него был никакой. Он умел добиваться своего хитростью и силой; однако одно дело – хитрость, и совсем другое – целая паутина лжи, обмана, недоговорок, отвлекающих маневров… Он зашел так далеко, как только мог; боясь, чтобы общая картина не выглядела фальшивой, и не веря, что Ридарета сможет включиться в игру, он обманывал даже ее саму, более того – выдавал тайны, которые ему не принадлежали. Быть может, увенчайся его усилия успехом – и средства были бы оправданны… Однако он все испортил.

Да и чего он, собственно, хотел? Сохранить сокровища, упорно веря, что Ридарета ими когда-либо воспользуется; спасти их от рук Риолаты и Лерены; исполнить волю Демона, считая его слова: «Помни, что первая моя дочь всегда будет права» – заповедью, которую невозможно нарушить… Слишком многого он хотел добиться. Следовало же выбрать что-то одно, а сделанный выбор подсказал бы самое простое и лучшее решение. Но нет – он пытался совместить несовместимое…

Все было так, как говорила Риолата: он хотел помешать им завладеть драгоценностями, впоследствии же – отправить сокровища на дно вместе с кораблем, на котором они находились. Теперь, когда он уже ясно видел, что проиграл, он мог взглянуть на собственные поступки хладнокровно, со стороны. Он чуть было не рассмеялся… Если бы он решился уже в Дране сказать Лерене, что знает, где сокровища! Так и следовало сделать, ведь он уже знал о Берере, о чудесном, непостижимом стечении обстоятельств, которое позволило этому человеку (правда, после двух лет скитаний от острова к острову) отыскать сокровищницу Демона… Если бы он тогда сказал об этом Лерене! Они опередили бы Риолату, и теперь сокровища лежали бы на дне моря, вместе со «Звездой Запада»; что может быть проще, чем направить корабль на скалы! Но нет. Он не сумел отказаться, нет… подобное противоречило его ослиной натуре! Он продолжал надеяться даже тогда, когда увидел идущую следом за фрегатом островитян «Сейлу». На что он, собственно, рассчитывал? Что островитяне, а вместе с ними и «Сейла» будут преследовать Броррока до начала осени, а потом штормы помешают добраться до сокровищ, давая ему время? В самом деле… Сколь невероятное везение потребовалось бы, чтобы воплотились подобные головоломные планы!

Ради всех морей, права была Риолата! Он вел себя как дурак. Законченный дурак. А теперь…

Теперь исход битвы за сокровища предрешен.

А может быть, и нет? Может быть, именно теперь он слишком рано сдался? Но, ради Шерни, что он еще мог сделать? Как мог он сражаться с существом, дергающим за Полосы Шерни так, словно это были шелковые ленточки? С существом, отправившим ко дну корабль-призрак, перед которым дрожали все моря Шерера? С существом, которое было воистину бессмертным…

Он в это верил. Да и как он мог не верить?

Сейчас он хотел лишь одного – спасти Ридарету.

После гибели «Звезды Запада», потрясенный и раздавленный масштабами случившегося, он вытащил из моря это нечто и отволок в пещеру. На острове собрались матросы со «Звезды» – те, кто был в шлюпке, и другие, добравшиеся вплавь до берега. Пещера оказалась единственным убежищем, единственным местом, где он мог собраться с мыслями, составить какой-то план… Но в пещере он узнал, что не имеет над чудовищными сестрами никакой власти. Чем он мог им угрожать? Смертью?

Оставалась, однако, Ридарета. Независимо от того, действительно ли она попала в руки Риолаты или нет, он знал, что ей грозит гибель. Раньше или позже. Он должен был ее спасти.

Он не мог убить сестер. Но Риолата в очередной раз просчиталась. Смертные или нет, обе они находились в его власти. Ибо он внезапно понял, что они сами мало что знают о дремлющих в них силах… Он оставил их в сокровищнице – связанных, с кляпами во рту, беспомощных и источающих ненависть ко всему, в особенности же к нему и друг к другу. Теперь он ругал себя за то, что так поступил. «Сейла» рано или поздно вернется. А это означало, что он отдал Лерену – беззащитную – в руки сестры. Судьба пиратки казалась незавидной.

Мог ли он, однако, поступить иначе? Впрочем, ему пришлось действовать в страшной спешке; если он хотел спасти Ридарету, время имело первоочередное значение.

На острове были матросы со «Звезды Запада». Была шлюпка. После недолгих поисков оказалось, что есть и вторая. Это давало возможность добраться до Гарры, давало шанс отыскать Ридарету. Он взял из сокровищницы столько золота, сколько мог унести с собой, после чего начал действовать.

Ему удалось уговорить перепуганных матросов покинуть остров, который всем казался проклятым. Впрочем, ничего другого не оставалось. Черный Корабль погиб – все это ясно видели. И хотя море вдруг перестало быть им домом, они еще раз ему доверились.

Не все. Несколько человек осталось. Они предпочитали умереть с голоду на этих скалах, нежели снова ощутить под собой волны. С этим он ничего не мог поделать.

Шлюпки поплыли в сторону Гарры. Раладан, считавший каждое мгновение, словно золотые слитки, однако, не торопил матросов, ибо они гребли столь поспешно и неистово, что быстрее просто уже не могли.

Шлюпки мчались, словно конные упряжки.

Они высадились на сушу в окрестностях Белона, небольшого городка, расположенного милях в десяти от берега. Измученные греблей матросы возились у лодок. Он оставил их – они больше не были нужны, не имели значения. Значение имело лишь время.

К вечеру он добрался до Белона, купил коня и так быстро, как только мог, поскакал в столицу.

Раладан искал всюду.

Он начал с Дороны; Дран лежал слишком далеко, чтобы ехать туда и проверять, живет ли еще Ридарета на краю леса. Прежде всего он рассматривал самый худший вариант, а именно тот, что Риолата не лгала…

В Дороне он нашел людей, о которых знал, что они как-то связаны с Риолатой. Не особо церемонясь, он расспрашивал, обещал, а чаще всего угрожал – что-что, а угрожать он умел. Если это не помогало, он прибегал к грубой силе.

В течение всего нескольких дней город охватил страх. Ходили слухи о безумце, хладнокровно и умело убивающем и калечащем людей. Нескольких известных купцов нашли замученными насмерть в собственных домах; известного и всеми уважаемого торговца зерном, добродушного и веселого Литаса, трудно было после смерти узнать, жене же его перерезали горло так, что голова едва держалась на шее. Четверо слуг тоже погибли. В соседних домах никто ничего не слышал… Сгорел дом господина Э. Зикона, мелкого дворянина, торговавшего армектанским сукном. Зикон никогда не пользовался хорошей репутацией, товар его был низкого качества, кредиторы же стояли у дверей каждый день. Однако вместе с другими убийствами смерть его семьи и пожар дома казались частью некой цепи событий, о сути которой нелегко было догадаться… Незадолго же до этого погиб еще один мелкий торговец, а за городом нашли повешенного старика, в котором с трудом опознали скупого и ворчливого Бадарра, снабжавшего спиртным почти все постоялые дворы, корчмы и таверны в Дороне. Не составляло тайны, что Литас и Э. Зикон в последнее время вели общие дела, что многих удивляло, поскольку солидному купцу, каковым был Литас, не пристало связываться с мошенником. Однако оставалось загадкой, какое отношение к этим двоим имели остальные. Впрочем, всеми этими убийствами, хотя и самыми громкими, дело не завершилось… В портовых переулках Дороны не раз и не два находили трупы, являвшиеся результатом каких-нибудь матросских разборок или обычных пьяных драк. На этот раз, однако, могло бы показаться, будто сам дух смерти пронесся по улицам: в течение пяти дней обнаружилось втрое больше трупов, чем обычно за неделю. Сразу же после этого вспыхнула война между местными бандами – все поняли, что речь идет о сведении каких-то счетов, в суть которых лучше не вдаваться. Комендант гарнизона взял ситуацию под контроль, усилив патрули, днем и ночью кружившие по улицам. В тавернах и на постоялых дворах появились люди, осторожно расспрашивавшие всех и обо всем. Неизвестно, подействовали ли эти средства, достаточно того, что случаи таинственных смертей постепенно сошли на нет. Продолжалась лишь война в портовых улочках, скрытая в ночном мраке…