Текст книги "Антология Сатиры и Юмора России ХХ века"

Автор книги: Феликс Кривин

Задушевный разговор

Козел горячился:

– Тоже придумали! Слыхано ли дело – не пускать козла в огород?

Баран был холоден.

– Забор поставили, – горячился Козел. – Высокий забор, а посредине ворота…

– Что? – оживился Баран. – Новые ворота?

– Не знаю, какие они там – новые или старые.

– Вы что же – не рассмотрели?

– Отстаньте, – холодно бросил Козел. – Какое это может иметь значение?

– Ну как же не может? Ну как же не может иметь? – горячился Баран. – Ну как же это не может иметь значения?

Козел был холоден.

– Если не ворота, – горячился Баран, – тогда зачем все? И зачем тогда городить огород?

– Да, да, зачем? – загорелся Козел. – Я то же самое спрашиваю.

– Я не знаю, – пожал плечами Баран.

– Нет уж, скажите, – горячился Козел. – Вы мне ответьте: зачем городить огород!

Баран был холоден.

– Вот так – нагородят, – горячился Козел, – не пролезешь ни в какие ворота.

– Ворота?..

Баран горячился – Козел был холоден. Козел горячился – Баран был холоден. И до чего же приятно – встретиться вот так, поговорить о том, что волнует обоих…

Выбор профессии

Было тихо. Было темно. В темноте – сквозь окно – светились желтые зрачки звезд.

В тишине – за окном – притаились какие-то шорохи.

Мышка сказала:

– Когда я вырасту большая, я обязательно стану кошкой…

Жизнь жука

 
Известный миру жук-рогач
Был в молодости жук-прыгач
И прыгал беззаботно.
Хоть утверждают знатоки,
Что вряд ли прыгают жуки,
Но молодому все с руки —
Скачи куда угодно.
В семейной жизни жук-рогач
Был жук-строгач и жук-ругач,
Своих детишек жучил
За то, что дети – рогачи,
За то, что дети – прыгачи.
За то, что эти сморкачи
Отца родного учат!
Теперь состарился рогач.
Теперь он просто жук-брюхач,
Уж тут похвастать нечем.
Он не ругает прыгачей,
Он не ругает сморкачей,
Ругает он одних врачей
За то, что плохо лечат.
 

Муха

Возле зеркала все время крутились какие-то люди, и Мухе захотелось узнать, что они там увидели. Дождавшись, когда все разошлись, Муха подлетела поближе и заглянула в зеркало.

– Подумаешь! – презрительно фыркнула она. —

Обычная муха, я ее даже, кажется, где-то видела.

Муха призадумалась.

– Но что-то они все-таки в ней нашли. На меня небось и внимания не обращают, а на нее…

И Муха еще раз посмотрела в зеркало – теперь уже с уважением.

Зайкины рога

Стащил Зайка в огороде морковку. Идет, а навстречу ему Козел.

– Эй, Заяц, продай морковку!

– А сколько дашь?

– Да у меня, видишь ли, нет ничего – только рога.

Подумал Зайка: рога – это тоже неплохо. Можно и забодать кого при случае.

– Ладно, давай рога.

– Они не снимаются, – объяснил Козел, – но я здесь буду, никуда не уйду.

– Ладно, – говорит Зайка, – сиди здесь. А я побегу, еще себе морковку добуду.

Побежал Зайка в огород, а там Волк. Сидит, нюхает морковку.

– Дяденька, дяденька, – просит Зайка, – продай морковку!

– А сколько дашь?

– Дам рога, – обещает Зайка. – Хорошие рога, крепкие.

Смеется Волк.

– Откуда же у тебя, у Зайца, рога?

– Есть рога, есть! – клянется Зайка. – Они вон там, за кустом. Правда, вместе с Козлом… если не возражаете…

– С Козлом? – оживился Волк. – Ну что ж, это подходит.

Побежал Волк, сожрал Козла, а Зайка остался со своей морковкой. И неловко Зайке, что так получилось, да что поделаешь? Его, Зайкиной, вины здесь нет, он ведь за что купил, за то и продал…

Будни Тушканчика

Орлу нужно небо.

Киту нужно море.

Козлу нужны горы. А Тушканчику нужна норка. Отдельная норка. Остальное его мало интересует.

Правду сказать, на все остальное у Тушканчика просто нет времени. У него в его норке – дел, дел, неизвестно, когда их переделаешь.

С осени до весны – зимняя спячка.

С весны до осени – летняя спячка.

А там начинается осень – и снова зимняя спячка до весны.

Ну, конечно, в перерывах между спячками побегаешь за продуктами, запасешься – надо же как-то жить. Но тут уже торопись, не зевай – как бы не проспать спячку. А так чтобы просто побегать, как говорится, пожить для себя – на это у Тушканчика никогда не хватает времени. Было бы время…

– Эх, было бы время! – вздыхает Тушканчик. – Можно бы столько сделать, горы перевернуть! С зимы до весны – зимняя спячка. С весны до лета – весенняя спячка. А там – летняя спячка, осенняя спячка…

Планы большие, но когда это все успеть?

Времени нет, ни минуты свободного времени!

Славный ты парень Мишка

Все началось с того, что Суслик сказал:

– Славный ты парень, Мишка!

Медведь смутился:

– Ну вот еще! Нашел о чем говорить!

За обедом Медведь сказал жене:

– Ох, этот Суслик! Такой чудак… Ты, говорит, Мишка, славный парень…

Вечером пришли гости. Посидели, поболтали. – Ты про Суслика скажи, – подтолкнула мужа Медведица.

– Ох, этот Суслик! – застеснялся Медведь. – Придумает же такое… Ты, говорит, Мишка, славный парень.

– Так и сказал, – подтвердила Медведица.

Гости переглянулись.

– Я и рта не успел раскрыть, – разговорился Медведь, – а он уже: славный ты, дескать, парень…

Потом было утро, потом был день, а вечером гости Медведя сидели в гостях у Суслика.

– Медведь какой-то стал не такой, – жаловался Суслик. – Встречаю его сегодня, и что же? Вы бы видели, как он на меня посмотрел. Дескать, он выше, а я ниже…

Гости переглянулись.

– Я и рта не успел раскрыть, а он уже посмотрел, – жаловался Суслик. – И подумать только: еще вчера был такой славный парень, а сегодня… С чего бы это?

И опять было утро, и опять был день, а вечером гости Суслика сидели в гостях у Суслика.

Медведь не принимал гостей.

Сказка о веселом попугае

 
В одной веселой клетке,
Где не житье, а рай,
Жил на веселой ветке
Веселый попугай.
Он был со всеми в дружбе
И сам себе не враг.
И у себя на службе
Твердил, что он дурак.
Такое заявление
Разит наверняка.
Смеялось население:
«Видали дурака!»
И каждый кто попало
Спешил послушать, как
Веселый этот малый
Твердит, что он дурак.
Все посмеяться рады,
Такой уж нынче свет.
Мы тоже не Сократы.
Но это наш секрет.
Ведь это же нахальство —
Невозмутимо так
Под носом у начальства
Твердить, что ты дурак.
Начальство понимало
В премудрости своей,
Что честный этот малый,
Конечно, не Эйнштейн,
Но как самокритично,
Бескомпромиссно как
Он заявляет лично
О том, что он дурак!
И, как работник лучший,
А не шалтай-болтай
Продвинут был по службе
Веселый попугай.
Сидит он веткой выше,
И это верный знак,
Что вряд ли кто услышит
О том, что он дурак.
В такой веселой клетке,
Где не житье, а рай,
Нахохлился на ветке
Веселый попугай.
И смотрит туча тучей,
Такой на сердце мрак…
Насколько было лучше,
Когда он был дурак!
 

Курица

– Что ты грустишь? – спросила Курица Травинку.

– Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

– А ты чего голову повесила? Тебе чего не хватает? – спросила Курица Ромашку.

– Дождь, только дождь мне нужен, – ответила Ромашка.

Интересно, кто он такой, этот дождь? Должно быть, красавец, не чета здешним петухам. Конечно, красавец, если все по нем с ума сходят!

Так подумала Курица, а потом и сама загрустила. И когда к ней подошел молодой Петух, который давно добивался ее расположения, она даже не взглянула на него. Она сидела, думала и вздыхала. Жизнь без любви – не жизнь, даже в самом лучшем курятнике.

– Что ты все квохчешь? – не выдержала Наседка. – Спала бы лучше…

– Ох, ты ничего не понимаешь, – опять вздохнула Курица. – Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

Наседка только развела крыльями и опять задремала.

А наутро пошел дождь.

– Эй, хохлатка! Вон и твой долгожданный! – крикнула Наседка. – Беги скорее, пока не прошел!

Курица выскочила из курятника, но тотчас же влетела обратно.

– Да он мокрый! – кудахтала она, отряхивая крылышки. – Какой невежа, грубиян! И что в нем могли найти Травинка и Ромашка?

Когда молодой Петух подошел к ней, чтобы выразить свое сочувствие – он показался ей значительно интересней. «Это ничего, что у него немножко кривые ноги. Это даже красиво», – решила она про себя.

Через несколько дней они поженились и отправились в свадебное путешествие – через двор к дровяному сараю и обратно.

Как это было интересно! Петух оказался очень галантным кавалером и так потешно кричал «Ку-ка-ре-ку!», что Курице не приходилось скучать.

Но вот в пути новобрачные встретили Травинку и Ромашку. Курицыному удивлению не было границ, когда она увидела, что Травинка и Ромашка поднялись, посвежели – одним словом, выглядели отлично. От былой грусти не осталось и следа.

– Ну, как дождь? – спросила Курица не без ехидства.

– Хороший дождь. Такой сильный! Он недавно прошел – вы разве не встретились?

«Какое лицемерие! – подумала Курица. – Радуются они, конечно, не приходу дождя, а его уходу. Я-то знаю, чего он стоит!»

И, подхватив своего Петуха, Курица заспешила прочь: все-таки Петух был недурен собой, хоть у него и были кривые ноги.

Но ему она ничего не сказала об истории с дождем. Во – первых, она слишком любила своего Петуха, чтобы его расстраивать, а во-вторых, в глубине души, Курица рассчитывала как-нибудь, при удобном случае, еще раз выскочить под дождь. Просто из любопытства.

Педагогика

 
Нет у педагогики конца,
У любви родительской – предела.
Высидеть цыпленка из яйца —
Это только половина дела.
Половина первая – не в счет.
Сбросит он скорлупки, как пеленки,
Но ведь надо высидеть еще
Курицу из этого цыпленка.
Высидела.
Можно отдыхать.
Это тоже трудно с непривычки.
Но не время крыльями махать:
Курочка твоя снесла яичко.
 

Физический закон

Великие открытия совершаются чисто случайно.

Чисто случайно встретились в лесу Еж и Лев.

– Приготовься, Еж, – говорит Лев, – сейчас я тебя ударю.

Приготовился Еж: свернулся клубком, не поймешь, где у него душа, а где пятки.

Лев размахнулся и – хлоп! В чем дело? По всем расчетам Ежу бы на три метра отлететь, а он отлетел только на полтора. А на остальные полтора отлетел Лев. Да и этих метров показалось ему мало: поджал хвост – и ходу!

«Интересное явление, – подумал Еж, – надо будет его проверить!»

Стал он проверять, как полагается в научном исследовании. Делал опыты и на волках, и на медведях. Все подтвердилось: чем сильнее удар, тем дальше зверь отлетает. Вот так Еж и открыл закон:

ДЕЙСТВИЕ РАВНО ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ

Это было великое научное открытие. До сих пор в лесу только действовали, а противодействовать никто не решался. Теперь же все воспрянули духом. Зайцы, бобры, суслики – всякая лесная мелкота повылезла из своих нор, прет прямо на Льва.

– А ну, – говорит, – ударь!

Начал Лев ударять. Народу перебил – глядеть страшно.

– Это не по закону! – возмущается мелкота. – По закону действие равно противодействию!

Ударяет Лев. Ему наплевать на законы.

И тут нашелся один Суслик. Подытожил все опыты и – дополнил закон Ежа:

ДЕЙСТВИЕ РАВНО ПРОТИВОДЕЙСТВИЮ – ЭТО ФИЗИЧЕСКИЙ ЗАКОН, НО ТАМ, ГДЕ ДЕЙСТВУЕТ ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА, ФИЗИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ БЕЗДЕЙСТВУЮТ.

В науке этот закон известен под именем закона Ежа – Суслика.

Мустанги

Слух о мустангах обошел весь мир и дошел до Шакала, который, помимо всего, питался также и слухами.

Мустанг… Красивое, стройное животное. Одна голова, одно туловище, четыре ноги…

Шакал посмотрелся в лужу. Ну конечно, не может быть никакого сомнения!

– Кого ты там увидел? – полюбопытствовала Гиена.

– Мустанга, кого ж еще!

Гиена посмотрела на свое отражение.

– Четыре ноги, одно туловище, одна голова, – объяснил Шакал. – Красивое, стройное животное.

– Все правильно, – сказала Гиена. – Но почему ты смотришь в лужу? Разве ты не можешь просто смотреть на меня?

Вот это да! Значит, и она тоже…

– И ты тоже? – спросил Шакал.

– Почему тоже? А кто еще?

Два мустанга стояли над лужей и выясняли свою принадлежность к этому благородному племени.

– Мы очень быстро бегаем, – сообщил Шакал. – Иногда обгоняем курьерский поезд.

– А чем мы питаемся? – коснулась Гиена главного вопроса.

– Мы питаемся травкой, – сказал Шакал. – Ну и вообще… растительностью.

– Ах, как хочется растительности! – вздохнула Гиена.

И они стали щипать траву.

Трава была как трава – совершенно невкусная. Шакал мусолил ее и смотрел на Гиену. У Гиены была голова, четыре ноги и большое мясистое туловище.

– Не понимаю, что со мной, – сказал Шакал. – Когда я смотрю на тебя, у меня появляется аппетит, а когда смотрю на траву, он сразу куда-то пропадает.

Гиена смотрела на Шакала. У Шакала была голова, туловище и целых четыре ноги.

– А скажи, пожалуйста, – сказала Гиена, – мустанги, они не питаются мустангами.

Бочка

Свили две сороки гнездо на пороховой бочке. Это пустая бочка – плохая примета, а полная – примета хорошая. Вот и выбрали сороки бочку, полную доверху, – чтобы к счастью.

– А не взорветесь? – спрашивали осторожные воробьи.

– Ну, нет, мы живем потихонечку. Раньше у нас всякое бывало: то ссора, то скандал, а то, случалось, и подеремся. А теперь мы смирно живем, воздуха не сотрясаем. Если взлетаем, то осторожненько, чтоб на воздух не взлететь.

– Скучно, небось?

– Не без того. Но как вспомним, что могли бы на воздух взлететь, сразу становится весело. Могли бы взлететь – а вот не взлетаем!

– Значит, счастливы?

– Ну, животы приходится подтянуть, чтоб за продуктами не мотаться, воздуха не сотрясать. И по ночам плохо спим – пороховая бочка все-таки… Но в смысле того, что до сих пор не взлетели, конечно, счастливы. Еще как счастливы!

«А мы все воюем! – печально вздохнули воробьи. – Никак между собой не помиримся. А что если и нам бочку завести, натаскать в нее пороху и жить потихоньку… Чем больше пороху, тем меньше шороху…» – вот к какому выводу пришли воробьи.

Общественное мнение

Общественное мнение складывается из множества личных. Мнение мошки ложится рядом с мнением слона, мнение мышки рядом с мнением кошки.

А вот и Муравьишка – сопит, кряхтит: сам-то он махонький, а мнение у него вон какое большое! С таким мнением ни в общественный транспорт, ни в такси, – даже с работы могут, ежели что: не загромождай казенное помещение.

– Спятил дурень на старости лет, – высунулся Жук из-под кустика. – Чтоб я свое кровное да в общую кучу!

– Это не куча. Это общественное мнение…

– Вот именно, общественное. А ты в него кровное, свое… Запомни ты, общественник: общественное мнение не складывают, а делят.

– Как это делят? – прокряхтел Муравей. Совсем его придавило собственное мнение.

– Обыкновенно. Берут самое большое мнение, – допустим, слона. И делят на всех, чтоб каждый его придерживался. У слона, знаешь, какое мнение? Одного его мнения на нас всех хватит.

И спрятался Жук под кустик. И крикнул оттуда, из-под кустика:

– Хотя нельзя не приветствовать мнение мошки рядом с мнением кошки!

Это он высказал общественное мнение. Чтоб свое было целее.

Лев скажи «Р-р-р!»

– Лев, скажи: «Р-р-р!»

– Р-р-р!

– Ты слышал? А теперь ты скажи.

– Ы-ы-ы!

– У тебя не получается.

Лев тоже видит, что не получается, и повторяет наставительно:

– Р-р-р!

Работа у него хорошая. Скажешь «р-р-р» и можешь спать целый день, только на обед просыпаться. И помещение, во-первых, отдельное, а во-вторых, открытое, так что, во-первых, никто за хвост не дергает, а во-вторых, все хорошо видно.

Не сплошь, конечно, а так: немножко видно – немножко не видно, видно – не видно, видно – не видно… В полосочку.

Хорошее место. Сколько тут народу околачивается в надежде, что место освободится. Жизнь такая пошла: многого не имеем, но главное – то, что имеешь, не потерять. А то будешь вот так ходить, на чужие места заглядываться. Потому и стараешься, чтоб не остаться без места.

– Р-р-р!

– Слышишь, как он говорит? А ты как говоришь?

В том-то и дело. Говорил бы ты так, ты бы здесь сидел и говорил, а пока что лев будет говорить, а ты будешь слушать. Подрасти сначала, выработай произношение. И палец вынь из носа. Ты видел, чтобы лев держал палец в носу? Держал бы он палец в носу, разве б его на такое место посадили?

И лев говорит:

– Р-р-р!

Просто так говорит, чтоб не потерять квалификации. Потом лев засыпает, и ему снится кошмарный сон. Будто сидит он на этом уважаемом месте и кто-то говорит ему:

– Лев, скажи: «а-а-а!»

– Лев, скажи: «бе-е-е!»

А он молчит. Ни «а», ни «бе» он не может сказать, потому что умеет говорить только «р-р-р», одно только «р-р-р» из всего алфавита. И он в ужасе просыпается.

Ну и что ж. Свою работу он знает, и больше с него пусть не спрашивают. Когда его сюда брали, от него одно требовалось: чтобы он умел хорошо говорить «р-р-р!». Это в последнее время пошла мода чесать от первой до последней буквы весь алфавит, но спроси у них «р-р-р!», настоящее «р-р-р!», какое в прежние времена говаривали, и они тебе скажут:

– Ы-ы-ы!

Интеллектуалы.

Лев успокаивается. Ничего, без него все равно не обойдутся. Пусть попробуют, кто им будет говорить «р-р-р!»?

Воспоминания в тесном полярном кругу

Долгими полярными вечерами, переходящими в сплошную полярную ночь, старые лемминги любят вспоминать, как они ходили в атаку. Или это была не атака? Некоторые сегодня склонны считать, что это была не атака, а паника: кто-то побежит, а остальные за ним. Следуют? Или преследуют?

Этого не знал даже тот, впереди бежавший. Вроде сначала следовали и вдруг стали преследовать. Но направления не изменили. Для них было все равно – следовать или преследовать, главное – не сбиться с пути. Если кто-то собьется, замешкается, он будет растоптан в один момент.

Но впоследствии может оказаться, что следовали они вовсе не за тем и не туда и преследовали совсем не тех, кого следовало. И тогда они будут вспоминать растоптанных, воздавать им почести, которые не успели воздать при жизни.

Вспоминают старые лемминги… Места у них такие, где никто никогда не ел досыта, какой тут разговор о духовной пище, если элементарно нечего грызть. Остается только вспоминать, как они топтали друг друга на этом славном пути, как ходили в атаку за тем, кто шел впереди, и на того, кто шел впереди…

И вдруг прослышат: где-то что-то грызут – и снова устремятся, даже не уточняя: следуют они или преследуют…

Потом внезапно остановятся, разбредутся по тундре и будут мирно пастись, пока не сработает рефлекс атаки и не превратит стадо в стаю, устремленную в едином броске.

И снова соберутся в своем тесном полярном кругу и будут вспоминать, как они ходили в атаку, и непременно вспомнят тех, кто водил их, кто шел впереди…

И это всегда будут те, которых они растоптали.

Проблемы цивилизации

Когда вырубили лес, не стало прежней дремучести и самые дикие помаленьку цивилизовались. Бросили эту привычку глазами вращать да зубами щелкать друг на друга, поскольку каждый теперь на виду и никуда от народа не спрячешься.

И образ жизни другой. Вместо того, чтоб гонять по лесу, высунув язык, каждый культурно зарабатывает средства на пропитание. Медведь с деревьев шишки трясет, Заяц качает мед, а Белочка сажает капусту. А потом вся эта продукция поступает в магазин, где каждый в порядке очереди покупает, что ему надо. Заяц капусту. Медведь мед, а Белочка сосновую шишечку.

Очередь сближает. Даже самые чужие и незнакомые в очереди, как родные, жмутся друг к другу. И нервную систему укрепляет очередь: кто в ней выстоит, выстоит всюду.

В одном магазине постоишь – в другой побежишь, чтоб успеть до закрытия. Постоишь – побежишь – постоишь – побежишь… Дикого зверя ноги кормят, но они, оказывается, кормят и цивилизованного.

И это уже непонятно: почему так? Раньше, когда каждый добывал себе пропитание, это избавляло его от необходимости ходить на работу. Потом, когда стали ходить на работу, это избавило от необходимости добывать пропитание. А если и работать и добывать… Целый день работать, а потом бегать добывать…

И никуда от этих проблем не спрячешься: леса нет.

Три жизни
(рассказ кролика)

У нас на последнем общем собрании выгнали волка из хищных. В травоядные перевели. За превышение полномочий.

Выгоняли единогласно, при одном воздержавшемся.

Бык воздержался:

– Он, – говорит, – у нас всю траву сожрет.

Записали мнение быка в протокол, чтоб ему при случае вспомнить. А волка перевели в травоядные.

Травы в этом году уродили высокие, но волка, известно, сколько ни корми… В хищных привык, не хочется ему в травоядные.

– Будешь огрызаться, – сказали, – еще дальше переведем. В грызуны.

Тут, конечно, я взял слово для справки.

– Почему, – говорю, – в грызуны – это дальше? Мы в грызунах всю жизнь, и нам, может, неприятно, что наша жизнь для кого-то наказание.

– Плохо, когда своя жизнь наказание…

Записали и эту реплику быка.

Однако все же вынесли на обсуждение вопрос: какая жизнь может служить наказанием? У хищных своя жизнь, у травоядных своя, ну, и у грызунов своя, естественно. Если их между собой сравнивать, то, возможно, одна перед другой проиграет, но если не сравнивать, то вполне можно жить.

Проголосовали единогласно: не сравнивать.

Жить, но не сравнивать. Чтоб можно было жить.

– Ну, если не сравнивать, так он у нас точно траву сожрет!

Это сказал бык. Будто специально для протокола.