Текст книги "Мао Цзэдун и его наследники"
Автор книги: Федор Бурлацкий
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Такие взгляды Мао дополнялись практической деятельностью в гоминьдане. В качестве члена постоянного комитета шанхайской городской организации гоминьдана он работал вместе с одним из лидеров гоминьдана – Ху Ханьминем и даже получил насмешливое прозвище его «секретаря».
На IV съезде КПК в январе 1925 года Мао Цзэдун подвергся критике за прогоминьдановские взгляды. Сам он не только не был избран в новый состав ЦК КПК, но не был даже приглашен на съезд.
Как Мао рассказывал Э. Сноу, в конце 1924 года он заболел и был вынужден вернуться в Хунань на отдых, но его болезнь была скорее всего дипломатической. В это время он оставался объектом критики со стороны тех членов КПК, которые возражали против стремления Мао наладить сотрудничество с гоминьданом даже ценой частичной утраты независимости КПК.
Особенно значительным было «раскачивание маятника» идейных и политических позиций Мао Цзэдуна в середине 20-х годов, когда он в короткий срок проделал путь от крайне правых к крайне левым взглядам.
В период 1925–1927 годов, в пору назревания разрыва сотрудничества между гоминьданом и КПК, Мао оставался ревностным сторонником прогоминьдановской линии. Даже Стюарт Шрам, его биограф, весьма симпатизирующий Мао, не может не отметить этого. Он пишет: «В треугольнике отношений Москва – гоминьдан – КПК позиция Мао Цзэдуна в критические годы (1925–1927) была в общем ближе к гоминьдану… Этот факт является, очевидно, источником чрезвычайных неприятностей для самого Мао и его нынешних историков в Пекине, которые исказили факты, связанные с его деятельностью в этот период» 11 .
Что верно, то верно. Впрочем, Мао в упомянутых беседах со Сноу намекает на то, что он продолжал сотрудничать с гоминьданом, рассчитывая в этой партии найти поддержку своему новому взгляду на роль крестьянства в революции. Но ведь вовсе не гоминьдан, которому были чужды подлинные интересы бедного и среднего крестьянства, обратил взоры КПК к деревне. Напомним, что в октябре 1923 года был основан Крестьянский интернационал (Крестинтерн). Его первый съезд состоялся в Москве в 1924 году. В мае 1924 года Крестинтерн в специальном письме к КПК подчеркнул огромное значение крестьянской проблемы для китайской революции.
Мао Цзэдун же в беседе со Сноу утверждал, будто он изменил свои взгляды на роль крестьянства лишь под влиянием роста его активности, особенно в период 1925 года. «Раньше я не вполне понимал степень классовой борьбы крестьянства. Но после 30 мая и во время большой политической активности крестьянства, последовавшей за событиями 30 мая, хунаньское крестьянство стало очень воинственным. Я… начал проводить организационную кампанию в деревне» 12 . Почему же он умалчивает об упомянутых рекомендациях Крестинтерна?
Зиму и весну 1925 года Мао провел в родной деревне Шаошань в связи с болезнью. А осенью того же года вернулся в Кантон, где стал играть важную роль в аппарате гоминьдана, продолжая участвовать в работе курсов по подготовке руководителей крестьянского движения. Одновременно Мао получил ответственную работу в отделе пропаганды ЦИК гоминьдана. Вначале он был секретарем, а затем заместителем заведующего и, наконец, заведующим отделом. II съезд гоминьдана, состоявшийся в январе 1926 года, принял резолюцию по докладу Мао, представленному им съезду.
12 марта 1925 г. скончался Сунь Ятсен. Его последние слова были обращены к гоминьдану и к ЦИК СССР. Китайскому народу и гоминьдану он завещал сохранить союз с народными массами, сотрудничество с КПК и укреплять дружбу с СССР. Однако руководители гоминьдана очень скоро пренебрегли этими заветами. Внутри гоминьдана усилилось влияние правых элементов, которые добивались разрыва сотрудничества с коммунистами и подавления движения рабочих и крестьян. В марте 1926 года Чан Кайши предпринял первый шаг в этом направлении. Он снял коммунистов с руководящих постов в гоминьдане, отстранил их от политработы в армии, провел аресты. Но коммунистам и другим представителям левых сил в гоминьдане вое же удалось тогда избежать разрыва единого фронта.
Мао продолжает участвовать во многих мероприятиях, организуемых гоминьданом в рамках крестьянского движения, а в конце 1926 и в начале 1927 года проводит обследование организаций крестьян в ряде уездов провинции Хунань. Итогом этой поездки явился «Доклад об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань» (март 1927 г.), написанный после полуторамесячного пребывания в провинции. Доклад был опубликован в гоминьдановских журналах, а затем в виде отдельной брошюры (апрель 1927 г.).
Некоторые биографы дают восторженную оценку этому произведению, называя его «крестьянским манифестом Мао Цзэдуна». Есть ли для этого основания?
«Если дело завершения демократической революции считать за 10/10, то доля участия в нем горожан и армии выразится в 3/10, а доля крестьян, совершивших революцию в деревне, составит 7/10» 13 , – так говорится в докладе.
Кто такие эти «горожане»? Рабочие? Буржуазия? А армия – в чьих она руках? Кто руководитель революции – рабочие, национальная буржуазия, крестьяне-бедняки? Неясно! Что касается идеи об особой роли крестьянства в надвигающейся революции, то напомним, что по рекомендации Коминтерна эта идея была внесена в важнейшие политические документы КПК того времени.
В апреле 1927 года Мао был назначен членом постоянного комитета временного исполкома Всекитайской крестьянской ассоциации, находившейся под влиянием гоминьдана. Даже промаоист Шрам отмечает, что Мао в ту пору продолжал настаивать на сотрудничестве не только с гоминьданом, но и с Чан Кайши.
Между тем 12 апреля 1927 г. Чан Кайши совершил контрреволюционный переворот в Шанхае. Через несколько месяцев представители Компартии были выдворены из гоминьдана. По стране прокатилась волна массовых арестов революционных рабочих и крестьян. Этап существования единого общенационального фронта остался позади. Вспыхнула гражданская война.
Перед коммунистами встала задача формирования своих вооруженных сил. Начало существованию Народно-освободительной армии Китая положило восстание частей гоминьдановской армии 1 августа 1927 г., руководимых Чжу Дэ, Пэн Дэхуаем, Хэ Луном, Е Тином. Одновременно в провинциях Цзянси и Хунань началось формирование крестьянских партизанских отрядов, вкотором (в провинции Хунань) принял участие Мао Цзэдун.
V съезд КПК состоялся в Ухане через две недели после переворота, совершенного Чан Кайши. Мао под предлогом болезни не посещал заседания съезда. Он фрондировал против руководства ЦК КПК, которое незадолго до этого сместило Мао с поста заведующего крестьянским отделом ЦК КПК.
На чрезвычайном совещании ЦК КПК 7 августа 1927 г. руководство КПК взяло курс на организацию вооруженных восстаний. Августовское совещание выработало программу организации серии восстаний в деревне. На этом совещании Мао был избран членом ЦК и кандидатом в члены Временного политбюро ЦК КПК.
В различные провинции, где крестьянское движение в ходе революции 1925–1927 годов достигло наибольшего размаха, для организации восстания, вошедшего в историю КПК как восстание «осеннего урожая», были направлены представители ЦК КПК. Мао отправился в родную провинцию Хунань.
Восстания «осеннего урожая» повсеместно закончились трагически. Ноябрьский пленум ЦК КПК в 1927 году, анализируя причины провала этих восстаний, особо указал на ошибки, допущенные в Хунани. В решениях пленума подчеркивалось, что Мао как особый уполномоченный ЦК в Хунани, по существу, был центральной фигурой в провинциальном комитете. Поэтому он несет наибольшую ответственность за ошибки, совершенные хунаньским провинциальным комитетом. По решению пленума Мао был исключен из числа кандидатов в члены Временного политбюро ЦК КПК.
Какие же ошибки ему вменялись в вину? Главная – установка лишь на военную силу. Пленум подчеркнул, что восстание, цель которого – захват городов, а не проведение аграрной революции в деревне и не мобилизация революционных масс для участия в революции, которое не привлекает их к захвату земли и власти, – такое восстание есть «военный оппортунизм». «Самый опасный пункт – это вера лишь в военные силы и в военную подготовку…» 14 .
Говоря о решениях этого знаменательного пленума, нужно отметить, по меньшей мере, два момента. Первое – указание на мелкобуржуазное происхождение и природу большинства руководящих деятелей КПК и в целом на засилье мелкобуржуазности в партии. Второе – употребление понятия «маоцзэдунизм». Этот новый уклон характеризовался как «военный авантюризм» и «винтовочное движение». Один из делегатов VI съезда КПК говорил: «После 7 августа (т. е. августовского совещания. – Ф. Б.) …начались так называемые восстания „осеннего урожая“. И тогда ЦК КПК говорил, что это есть военный оппортунизм, это есть маоцзэдунизм, потому что Мао Цзэдун все время настаивал, что надо действовать штыками…» 15 .
В результате поражения хунаньского восстания Мао пришлось осенью 1927 года бежать с небольшой группой крестьян и беглых гоминьдановских солдат. Тут-то ему и пригодилось хорошее знание классической литературы о разбойниках прошлого. Местом первой базы стали горы Цзинган (Цзинганшань) на границе провинций Хунань и Цзянси. Эти горы – часть горного хребта Лосяо (Лосяошань) 16 .
Сам Мао рассказывал Эдгару Сноу об одном из эпизодов этого периода. Два бывших бандитских главаря в районе Цзинганшань – Ван Цзо и Юань Вэньцай присоединились к Красной армии зимой 1927 года. Ван и Юань были назначены командирами полков, а Мао стал командующим «армией». Пока Мао находился в Цзинганшане, эти бывшие бандиты были «преданными коммунистами и выполняли приказы партии». Правда, позднее, когда они остались одни в Цзинганшане, они вернулись к своим бандитским привычкам. Впоследствии они были убиты крестьянами, которые к тому времени уже организовались и были в состоянии сами защитить себя.
Любопытный эпизод, не правда ли? Бандиты были «преданными коммунистами», пока находились под руководством Мао, а потом, когда он уехал, снова вернулись к своему разбойничьему ремеслу… О, эта великая вера в самого себя! Поистине, ты можешь двигать не только бандитами из гор Цзинган, но и самими горами…
Позднее, давая объяснение по поводу того, что в его армии очень много деклассированных элементов, Мао заявил, что следует добиваться качественных изменений в характере этих людей путем политического просвещения, поскольку «субъективное создает объективное».
Однако темперамент и воображение Мао играли в этом не последнюю роль. Его увлечение романтическими героями-разбойниками нашло свое отражение в статьях, написанных еще в 1926 году, о классах китайского общества. Там он писал о деклассированных элементах – солдатах, бандитах, разбойниках, нищих и проститутках – как о потенциальных революционерах. С такой же симпатией он относится к разного рода тайным обществам. Он даже выяснил, что два бандита в его армии также принадлежали к тайному обществу, руководители которого участвовали в революции 1911 года. Симпатия Мао к бандитам «вызвала тревогу» в ЦК КПК, который обратился к Чжу Дэ с просьбой вступить в контакт с Мао и выправить некоторые его ошибки. Основная ошибка Мао была сформулирована следующим образом: «Он ведет себя как разбойник из исторического романа „Речные заводи“; отправляется на свершение героических подвигов от имени масс, вместо того чтобы поднимать массы и поручать им проводить вооруженное восстание».
Положение в небольшом, численностью всего в тысячу человек, отряде Мао было спасено приходом в начале 1928 года крупного, хорошо вооруженного 10-тысячного отряда Чжу Дэ 17 . На основе двух этих отрядов был создан 4-й корпус рабоче-крестьянской Красной армии (весна 1928 г.). По примеру других уездов было организовано советское правительство рабочих, крестьян и солдат пограничного района Хунань – Цзянси. Вскоре Мао избрали секретарем вновь созданного Особого комитета КПК пограничного района Хунань – Цзянси.
Политический человекМы не будем здесь останавливаться на всех перипетиях революционной борьбы в Китае под лозунгом Советов (1927–1937 гг.), национально-освободительной войны против японского империализма (1937–1945 гг.) и, наконец, гражданской войны (1946–1949 гг.). Нас интересуют идеологические и политические позиции, которые занимал Мао Цзэдун в различные периоды. Начнем с вопроса о борьбе против левых авантюристов в КПК в 30-х годах.
Заслуживает особого внимания вопрос об отношении Мао к авантюристской линии Ли Лисаня. Напомним некоторые факты. Свои взгляды Ли Лисань – фактический руководитель КПК в тот период – наиболее полно и откровенно изложил на заседании Политбюро ЦК КПК 7 апреля 1930 г. Его тактическая схема выглядела следующим образом. Китай – это страна, в которой противоречия между империалистами достигли наибольшей остроты и в которой силы империализма наиболее уязвимы. Китайская революция даст толчок мировой революции, потому что империализм все свои силы направит на подавление китайской революции, а это усилит революционный взрыв в странах Запада и в колониях Востока. Победа революции в Китае обязательно должна явиться одновременно и началом победы мировой революции.
Что следует отсюда? Отсюда следует, что, начав восстание в Китае, нужно вовлечь Советский Союз в большую войну со странами империализма, которая и послужит началом мировой революции.
На заседании Политбюро несколько месяцев спустя (август 1930 г.) Ли Лисань высказался еще более откровенно: «Когда Ухань будет у нас в руках, мы сможем поговорить с Коминтерном и русской братской партией и скажем им, что теперь наступил момент, чтобы развязать всемирную войну и чтобы советская армия вмешалась…» С его точки зрения, восстание в Маньчжурии должно было явиться прологом к «международной войне», так как Маньчжурия находилась под господством японского империализма. Вследствие этого восстания Япония начнет наступление против СССР, и возникнет «международная война». «Наша стратегия должна заключаться в том, чтобы вызвать международную войну, – говорил Ли Лисань. – Возможно, Коминтерн найдет все это неверным, но я убежден, что я прав. Монголия должна объявить себя частью советского Китая и бросить свои войска на север. Китайцев, проживающих в Сибири, надо вооружить и двинуть сюда… Теперь Коминтерн должен взять наступательный курс. Прежде всего – Советский Союз. Он должен энергичным образом готовиться к войне… Коминтерн должен изменить свою линию и перейти в наступление. Это не троцкизм… Пятилетний план (имеется в виду в СССР. – Ф. Б.)может быть выполнен, только если будет взята такая наступательная линия… В противном случае Коминтерн не выполнит своего долга по отношению к революции». Рассматривая Китай как центр мировой революции, Ли Лисань полагал возможным даже «пожертвовать Советским Союзом в интересах китайской революции» (!).
Как видим, план недвусмысленный. Более откровенного и легкомысленного проявления авантюризма и национализма не сыщешь во всей истории мирового освободительного движения, которое знавало таких авантюристов, как Нечаев и Троцкий.
Как же отнеслось Политбюро ЦК КПК к этому чудовищному плану? Руководство КПК не только не отвергло с негодованием эту авантюру, а приняло ее всерьез и положило в основу практической деятельности партии. Вот наглядное свидетельство уровня и характера политического руководства в КПК!
Конечно, Ли Лисань был выразителем самых крайних тенденций авантюризма в КПК. Но он не был одинок в своих взглядах. Еще до августовского заседания в резолюции Политбюро ЦК КПК от 11 июня 1930 г. «О новом революционном подъеме и завоевании власти первоначально в одной или нескольких провинциях» намечалась организация летом 1930 года восстаний в крупнейших промышленных центрах Китая – Нанкине, Ухане, Шанхае, Пекине, Гуанчжоу и др. То был явно провокационный замысел, поскольку ни организации, способной поднять восстание, ни массового движения в этих городах не имелось. То был расчет на международный конфликт, который должен был. создать условия для победы китайской революции.
Ну, а Мао Цзэдун? Как он отнесся к этому плану? Трудно сказать со всей определенностью о его непосредственной реакции, так как в названных заседаниях Политбюро он не участвовал. Доподлинно известны, однако, два обстоятельства. Первое: никакого подобия протеста или критики с его стороны в этот период не последовало, хотя он получил соответствующие документы и информацию. И второе: он вместе с руководимыми им частями Красной армии включился в осуществление лилисаневской авантюры. Больше того, в основу упомянутой выше резолюции был положен план, предложенный Мао ЦК КПК в апреле 1929 года, – план овладения провинцией Цзянси в течение одного года. Еще одно свидетельство – решение объединенной партийной конференции в Потоу 7 февраля 1930 г., которой руководил Мао Цзэдун. Суть решения – организация наступления на город Наньчан – столицу провинции Цзянси.
Нужно подчеркнуть, что это решение предшествовало циркуляру ЦК КПК № 70, содержавшему призыв ко всем частям Красной армии Китая захватывать крупные города. После получения циркуляра Мао и руководители других армейских частей организовали наступление на крупные города Наньчан, Ухань, Чанша, которое потерпело провал.
Исходя из этих фактов, можно без труда определить подлинную цену утверждений маоистских историков о том, что исправления линии Ли Лисаня особенно требовал Мао Цзэдун, что «он не только никогда не поддерживал лилисаневскую линию, но с исключительным терпением исправлял левацкие ошибки» 1 .
Правда, в этот период он накапливает определенные представления об ошибках, слабостях и трудностях коммунистического движения в Китае. Но такие представления накапливала вся партия, ее руководство. Серьезную критику левого уклона в КПК мы находим в выступлениях Ван Мина, Бо Гу, Чжан Готао и других руководящих деятелей КПК тех лет.
Уместно отметить другое: состояние длительного кризиса в политическом и идеологическом руководстве КПК, который начался с момента создания партии и достиг особой остроты в начале 30-х годов, в период господства левооппортунистической линии Ли Лисаня и в период борьбы за ее преодоление. Этот кризис имел объективную почву.
Становление пролетарского коммунистического движения в такой стране, как Китай, не знавшей капиталистического этапа развития, с полуфеодальным характером отношений и многовековыми традициями имперской власти, не могло не быть делом чрезвычайной сложности. Невероятно трудно было всколыхнуть многомиллионное население Китая и направить все силы на решение задач национально-освободительной и буржуазно-демократической революции. Но еще сложнее было создать организованное пролетарское коммунистическое движение в условиях, когда пролетариат едва насчитывал два процента в составе населения и не имел сколько-нибудь сравнимой с пролетариатом капиталистических стран школы классовой борьбы и классового самоопределения. Невероятно трудно было добиться действенного союза рабочего класса с крестьянством, слить воедино задачи крестьянской войны, национального освобождения, социального переустройства.
Слабость руководства КПК отражала эти объективные трудности. Немаловажное значение имело и то, что социальной базой формирования кадров в КПК стала мелкая буржуазия, а также крестьянство и что, в отличие от России, интеллигенция в массе своей отшатнулась от коммунистического движения. В руководстве КПК нередко оказывались полуинтеллигенты, люди недостаточно образованные, плохо знакомые с международным опытом революционной борьбы, опытом Октябрьской революции, с марксистско-ленинской теорией.
Пусть не покажется странным такой упрек, но значительная часть руководителей КПК плохо разбиралась в специфике условий и самого Китая. В отличие от того, как это было в западноевропейском марксистском революционном движении, становление КПК не сопровождалось углубленным теоретическим анализом особенностей китайской экономики, социальных отношений, традиций власти и управления, генезиса зарождающихся капиталистических отношений.
Если западноевропейское коммунистическое движение располагало трудами К. Маркса, Ф. Энгельса и ряда других теоретиков XIX и XX веков, что предшествовало или шло параллельно созданию революционных пролетарских партий и способствовало их идеологическому самоопределению, если пролетарское движение в России выдвинуло в качестве вождя В. И. Ленина, который еще до создания партии и в период ее становления разработал ее философские, идеологические и политические основы, то революционное пролетарское движение в Китае столь солидной теоретической базы не имело да и вряд ли могло иметь. Слишком неразвито было само это движение. Слишком незначительными были культурные накопления в области революционной мысли и социальной философии. Слишком сильным, было влияние националистической китаецентристской идеологии даже в КПК, не говоря уж о других массовых организациях, участвовавших или примыкавших к китайской революции, и серьезной критики этой идеологии с позиций научного социализма, пролетарского интернационализма в КПК фактически не велось.
Конечно, было бы неверным утверждать, что теоретическая разработка проблем китайской революции отсутствовала вовсе. В решениях Коминтерна, который развивал идеи В. И. Ленина о национально-освободительной борьбе применительно к чрезвычайно специфическим условиям этой страны, во многих документах КПК и выступлениях ее лидеров содержались важные установки по принципиальным вопросам борьбы коммунистов и всего народа за осуществление демократической, антифеодальной революции и перехода к социалистической революции. И все же в отношении многих глубинных проблем стратегии КПК образовался теоретический вакуум, который одновременно касался проблем освоения международного опыта революционного движения и нащупывания специфически национальных особенностей коммунистического движения в Китае. Это было одной из причин и одновременно одним из симптомов определенного кризиса в КПК.
Что касается Мао Цзэдуна, то его теоретический багаж в ту пору ограничивался немногими статьями, докладами и письмами, о большинстве из которых мы упоминали. Он только еще начинал пробовать свои силы в анализе серьезных идеологических и политических процессов жизни Китая и китайской революции. Он только еще приобщался к размышлениям о стратегии и тактике КПК.
Тем более закономерен вопрос: в чем же причина того, что именно Мао Цзэдун выдвинулся в 1935 году на роль руководителя партии, сумел оттеснить других претендентов и за сравнительно короткий срок сосредоточить в своих руках всю полноту власти? Эту причину, на наш взгляд, следует искать как в исторических особенностях момента, в сложившемся соотношении сил внутри КПК, так и в особенностях самой личности Мао Цзэдуна как политического деятеля.
Если к середине 30-х годов Мао Цзэдун еще не сформировался как идеолог КПК, то несомненно, что к этому времени определились основные особенности и черты Мао Цзэдуна как политического деятеля; они-то и обеспечили его продвижение к руководству в КПК. Пожалуй, главную особенность его политического стиля можно было бы обозначить как поистине уникальное мастерство групповой борьбы и интриганства. Он раньше других понял, что для захвата руководства партией нужно иметь свою группировку в ЦК КПК, и стал упорно и настойчиво создавать «опорную базу» в партии.
Когда читаешь материалы и документы КПК этого периода, знакомишься с воспоминаниями соратников и противников Мао Цзэдуна, людей, которых ему удалось привлечь на свою сторону или подчинить себе, людей, которых ему удалось отодвинуть или даже изгнать с политической арены, когда читаешь воспоминания тех, кто наблюдал за ним – с симпатией или антипатией – на рубеже 20-30-х годов, видишь прежде всего это качество Мао Цзэдуна как политика. Одни объясняют это склонностью к интриганству и склокам, другие характеризуют как ловкость и изворотливость, третьи – как удачливость в политических играх. Но все сходятся в одном: Мао Цзэдун обнаруживал незаурядные способности в борьбе за власть, которая постоянно раздирала китайское руководство.
На VI съезде КПК Чжоу Эньлай говорил, что руководящие партийные работники устраивают часто склочную борьбу, поводом для которой служит не обсуждение того или иного политического вопроса, по которому имеются расхождения во взглядах, а только личные интересы. Он говорил, что в партии не было внутрипартийной демократии, партийные комитеты не выбирались, секретари комитетов, как правило, назначались; среди руководящих работников из числа мелкобуржуазных интеллигентов процветали патриархальщина, групповщина, склока, вождизм. «Мы понимаем дисциплину слишком механически и даже нелепо, в результате меры наказания доходили до расстрела своих же товарищей» 2 , – свидетельствовал Чжоу Эньлай.
Другие делегаты говорили о том же. Они отмечали, что в партии бытует «принцип»: «Если кто со мной согласен, тот может жить, а кто со мной не согласен, тот должен умереть». «Фракции возникают в КПК, – говорил один из делегатов, выступая на съезде, – не из-за разногласий, а просто происходит интеллигентская склока за то, чтобы быть на первых местах. Стремление быть вождем имеется внутри партии у многих членов партии» 3 .
Это же признавал в то время Ли Лисань: «История КПК знает многочисленные случаи ожесточенной внутрипартийной групповой борьбы, особенно борьбы беспринципной (нередко просто склочной). Вследствие того, что групповая борьба в КПК носит самый беспринципный, а не политический характер, в партийных документах, в статьях очень трудно найти о ней материалы (за редким исключением). Вследствие беспринципного характера групповой борьбы в КПК все участвовавшие в ней группировки носили бесформенный характер, иногда организуясь, а иногда выступая совсем неорганизованно» 4 .
Одной из главных причин этих болезненных явлений было мелкобуржуазное происхождение и немарксистские взгляды многих партийных кадров. Можно сослаться на достаточно глубокий и самокритичный анализ, который был дан в резолюции ноябрьского пленума ЦК КПК 1927 года «О ближайших организационных задачах КПК». Здесь говорилось, что одним из основных организационных недочетов КПК, имеющих огромное политическое значение, является то обстоятельство, что наиболее радикальные элементы революционной мелкой буржуазии устремились в ряды КПК, занимавшей самое левое крыло на фронте национально-освободительного движения. Эти элементы и составили первоначальное ядро Коммунистической партии Китая.
«Этот слой был в Коммунистической партии Китая главным и основным проводником той оппортунистической, полуменьшевистской линии, которая определяла всю политику партии до контрреволюционного переворота в Ухане и которая наложила свой отпечаток на действия партийного руководства» 5 .
Как раз из такой среды выдвинулся Мао Цзэдун и как раз в ней он чувствовал себя большим специалистом своего дела. КПК дала тогда немало примеров выдвижения вождей мелкобуржуазного толка; Ли Лисань был классическим представителем такого лидера. Но никто другой, пожалуй, не сконцентрировал в себе качества мелкобуржуазного вождя такого типа, как Мао. Мы приведем далее некоторые примеры внутрипартийной борьбы, с помощью которой он пришел к руководству в КПК; они проливают свет на личность Мао и методы его деятельности.
Эпизод первый касается взаимоотношений Мао и Чжу Дэ. Развитие их отношений показывает умение Мао идти на компромиссы и в конечном счете подчинять себе других руководителей.
Первая встреча между ними произошла еще в цзинганшанский период, когда Чжу Дэ пришел к Мао с отрядом, во много раз превосходившим по численности отряд последнего; а в КПК нередко осуществлялся принцип: кто командует армией, командует и в партии. Между ними произошло острое столкновение по ряду военных вопросов, но главным образом речь шла о проблеме власти и подчинения, как это часто бывало в КПК-
Участник этих событий Пэн Дэхуай рассказывал впоследствии, что у Мао Цзэдуна дурной характер, что он любит разводить склоку, что он оскорбил главнокомандующего Чжу Дэ. «Чжу Дэ и Мао Цзэдун не знались друг с другом. Методы Мао Цзэдуна очень жестоки. Если вы не подчинились ему, то он непременно изыщет способ, чтобы подчинить вас: он не умеет сплачивать кадровых работников. Мао Цзэдун чрезмерно подчеркивал роль люмпенов, считая люмпенов авангардом революции; это была люмпеновская линия. Имелись у него ошибки также и в вопросе о кулачестве. Он – узкий эмпирик».
Тем не менее вскоре Чжу Дэ пошел на сотрудничество с Мао и даже согласился признать его руководство. Если учесть, что Чжу Дэ пользовался куда более высоким авторитетом в армии и КПК, можно себе представить, сколько усилий пришлось применить Мао, чтобы привлечь на свою сторону бывалого военачальника.
Показательно, как складывались его отношения с Чжоу Эньлаем, присланным в 1931 году в Центральный советский район в качестве руководителя Центрального бюро ЦК КПК. Это означало для Мао необходимость подчинения Чжоу Эньлаю. Мао тотчас же начал скрытую борьбу против Чжоу.
Один из участников тех событий – Се Линсяо вспоминал впоследствии, что Мао потратил много сил и энергии, чтобы добиться ликвидации нового бюро, но это не так-то легко было сделать, поскольку Чжоу также имел своих приверженцев, располагал военной властью и занимал высокое положение в партии. Это обстоятельство не давало покоя Мао Цзэдуну, и он приказал своим приверженцам и последователям создавать мнение, что организация Центрального бюро ЦК КПК нерациональна и неправильна. «За глаза Мао Цзэдун называл Чжоу Эньлая „красным верховным владыкой“ и „бюрократом“. В душе он мечтал повергнуть Чжоу Эньлая, а в открытую делал вид, что желает, чтобы Чжоу Эньлай стал Генеральным секретарем ЦК КПК. Но очень хитрый и коварный Чжоу Эньлай отвечал на это только улыбкой».
Опираясь на авторитет ЦК КПК, Чжоу Эньлай сумел на расширенном совещании Центрального бюро ЦК КПК в Нинду в августе 1932 года отстранить Мао Цзэдуна от руководящей работы. Любопытно заметить, что наряду с критикой позиции Мао по военным вопросам ему предъявили обвинение в том, что «он не понимает марксизма». Чжоу настаивал на открытой критике ошибочных установок Мао. Однако руководство ЦК КПК, находившееся в то время в Шанхае, не согласилось с этим, поскольку Чан Кайши предпринял в ту пору четвертый поход против китайской Красной армии. В такой обстановке не следовало ослаблять единство (пусть формальное) руководства.
