Текст книги "Мао Цзэдун и его наследники"

Мао Цзэдун не оставил завещания, которое дало бы напутствие новым руководителям, и, судя по всему, не остановил своего выбора ни на ком из них.

Вопрос о преемственности всегда был ахиллесовой пятой режимов личной власти. Не составил исключения и Мао Цзэдун. Вот что он говорил о преемственности руководства в одной из своих бесед, не предназначавшихся для печати.

«Перед своей смертью я хотел создать авторитет „преемников“, я не рассчитывал, что все может получиться наоборот. Первоначально у нас было намерение позаботиться о государственной безопасности; мы создали первую и вторую линии. Я был на второй линии. Другие товарищи – на первой линии. С сегодняшних позиций это было не очень удачно, результатом было большое раздробление. Я был на второй линии и не руководил повседневными делами; я предоставлял другим решать множество проблем, создавая другим людям авторитет, чтобы, когда я предстану перед богом, в нашем государстве дело не дошло до слишком больших потрясений.

Все были согласны с этой точкой зрения. Впоследствии оказалось, что товарищи, которые были на первой линии, не очень удачно уладили кое-какие дела. Отдельные дела, за которые я сам должен был взяться, не были улажены, и за это я несу ответственность. Нельзя все целиком взваливать на них».

Эго говорилось по поводу ухода Мао с поста председателя КНР. В качестве возможного преемника в ту пору выдвигался Лю Шаоци. Нам известно, какая судьба его вскоре постигла.

Затем, несмотря на неудачный опыт Лю Шаоци, на роль преемника выдвинулся Линь Бяо. Мао Цзэдун сам официально заявил об этом всему китайскому народу. Однако и этот кандидат в наследники был повержен, послужил очередным объектом проработок и поношений.

Кто же должен был быть следующим? И рискнул ли кто-либо включиться в эту игру, где шансы выигрыша устремлены к нулю?

Быть может, Мао рассчитывал на установление коллективного руководства после своего естественного ухода с политической арены? Или, быть может, он вообще не задумывался над этим? Трудно сказать. Опыт диктаторов прошлого и современности говорит о том, что это самая невыносимая для них тема, которая вызывает иной раз невероятные сдвиги в сознании и спонтанные решения.

Уж очень это болезненный вопрос – самоограничение диктатора, пускай даже отнесенное к будущему времени. Болезненный для него самого и весьма щекотливый для окружающих. Это значит признать кого-то равным себе, также способным нести великое бремя власти. В пьесе А. К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» есть такая сцена: царь отказывается от трона, грозится принять схиму и уйти в монастырь. Грозит-то грозит, а сам в глаза боярам смотрит, как они реагируют на это: кто соглашается, а кто в ноги валится и молит не оставить народ без великого царя, который один только может удержать народ в повиновении. И вот начинается скольжение бояр вокруг этой темы, как во время гололедицы: пока стоишь на месте – ничего, как сдвинулся – того и гляди поскользнешься, а там и упасть недолго.

Но дело, конечно, не в выборе преемника. Должность председателя КПК отнюдь не равнозначна роли наследственного монарха. Дело в другом – в отсутствии сколько-нибудь отработанного механизма избрания или выдвижения преемника Мао Цзэдуна. Принятые в свое время в КПК нормы избрания руководителей уже давно были растоптаны самим Мао Цзэдуном. Сложилась новая традиция – групповой, верхушечной борьбы за власть, где все средства были хороши. Именно этой традиции и предстояло сказать свое слово в переходный период становления нового руководства партии и страны.

Был ли на самом деле прямой заговор в пользу Цзян Цин после кончины председателя КПК, а если был, то в какой форме? Сообщения китайской и зарубежной печати изобиловали слухами, почерпнутыми из резных источников.

В начале октября 1976 года Хуа Гофэн заявил на заседании Политбюро, что интервью Цзян Цин Р. Уитке привели Председателя в ярость, и с осени 1975 года, когда слухи о гневе Председателя впервые получили международную огласку, его здоровье ухудшилось. Цзян Цин якобы была столь назойливой, что Мао передал ей записку следующего содержания: «Мне уже 80 лет. Несмотря на это, ты беспокоишь меня разными вещами. Почему ты не проявляешь никакого сочувствия? Я завидую Чжоу Эньлаю и его жене».

Хуа сообщил также, что он вынудил Цзян Цин вернуть некоторые документы Мао, которые она будто бы сразу после кончины супруга захватила и фальсифицировала, намереваясь изобразить их в качестве его завещания в пользу Цзян Цин. После этого акта, как пишет Р. Уитке, она якобы позвонила Хуа по телефону и закричала: «Еще не остыл прах Председателя Мао, а вы уже хотите выбросить меня! Неужели вы хотите подобным способом выразить свою благодарность за всю доброту, проявленную к вам Председателем Мао, который выдвинул вас на высокий пост?» Он ответил: «Я никогда не забуду доброту Председателя Мао… И я вовсе не собираюсь выбрасывать вас. Вы можете спокойно жить в собственном доме, и никто не посмеет выгнать вас».

Многие специалисты по Китаю предсказывали, что смерть человека, который сконцентрировал в своих руках всю полноту власти и управлял по принципу разъединения групп, должна резко обострить борьбу среди руководства. Однако вряд ли кто ожидал, что события развернутся так стремительно, что враждующие силы схлестнутся так быстро, что одна из них за короткий срок потерпит поражение.

Основная расстановка соперничающих сил в КПК сложилась еще до кончины Мао Цзэдуна. Борьба за наследие Мао разгорелась уже при жизни слабеющего председателя КПК.

Эта борьба развернулась в основном между двумя группировками. Первая – это «леваки», или экстремисты, знаменем которых явилась идеология «культурной революции»; их лидер – Цзян Цин. Вторая – это «прагматики», выступающие за стабилизацию обстановки в стране и проявляющие заботу о развитии производства. Их духовным вождем был Чжоу Эньлай. Самостоятельную группу составляли военные, которые действовали в своих интересах и чаще всего поддерживали «прагматиков». На роль их лидера еще при жизни Мао выдвинулся член Политбюро, министр обороны Е Цзяньии.

8 января 1976 г. умер Чжоу Эньлай – один из ветеранов китайской Компартии, который с 20-х годов входил в состав высшего руководства. Хотя Чжоу никогда непретендовал на роль человека № 1 в партии, именно он потенциально мог бы стать наиболее вероятным претендентом на наследование руководства после смерти Мао. Потому-то ему была уготована та же участь, что и другим свергнутым или убиенным (Линь Бяо) претендентам на руководство партией.

После смерти Чжоу в зарубежной печати появилось сообщение о том, что Чжоу Эньлай сам отказался от лечения болезни – рака легких. Ему стало известно, что Мао на одном из закрытых совещаний выступил с критикой по его адресу. Лечивший Чжоу врач, приглашенный из-за границы специалист китайского происхождения, за несколько дней до смерти сказал ему, что Мао критикует одного из героев древнего романа «Речные заводи» Суп Цзяна как капитулянта. Зная методы Мао, Чжоу расценил это как косвенные нападки на него самого. В ответ Чжоу сказал: «В Китае самая ужасная болезнь – политическая. Если кто-нибудь болен в политическом смысле, он обречен». Чжоу заметил также, что его болезнь только на 30% физическая и на 70% – политическая. В сообщении также говорилось, что жена Чжоу Эньлая опасалась, ч;о ее мужа отравят. Всю еду, которую приносили ему, она сначала пробовала сама.

В китайской печати последнее время утверждают, что Чжоу пал жертвой «четырех». Больше того, упоминается персонально Цзян Цин, которая будто бы приказала подмешать отраву в его лекарства. Так ли это? Пока неизвестно. Но без>словно, что смерть Чжоу Эньлая объективно означала устранение главного претендента на наследование руководящего поста на политическом Олимпе Китая.

Вскоре скончался еще один представитель «старой гвардии» – Чжу Дэ, герой «великого похода», легендарный командующий армией китайских коммунистов в период гражданской войны. Наиболее видным представителем этой генерации руководителей оставался, в сущности, Дэн Сяопин.

Как выяснилось впоследствии, именно при поддержке Чжоу Эньлая он стал первым заместителем премьера Китая в 1974 году, а во время болезни Чжоу Эньлая фактически исполнял обязанности премьера. Он-то и был избран главной мишенью кампании, которая развернулась после смерти Чжоу Эньлая. Сейчас эту кампанию все чаще приписывают «четверке» и лично Цзян Цин. Он, видите ли, имел неосторожность скептически отозваться о новых китайских операх, сочиненных под ее непосредственным руководством.

Но дело, конечно, не в расхождении эстетических вкусов. Дэн оставался едва ли не единственной крупной фигурой из «старой гвардии», которая могла реально претендовать на роль преемника Мао. Его надо было устранить еще до кончины последнего. И вот 1976 год прошел под лозунгом борьбы против Дэн Сяопина.

Непосредственным поводом для этого послужили беспорядки в Пекине на площади Тяньаньмэнь 5 апреля 1976 г., в день поминовения. В результате этих событий Дэн Сяопин был снят со всех своих постов и отправлен в изгнание.

Совсем недавно стала известна действительная картина того, что произошло во время беспорядков, получивших в то время название «контрреволюционного инцидента». Теперь, по-видимому под давлением Дэн Сяопина, это событие сравнивается с поджогом рейхстага в Берлине в 1933 году, который позволил Гитлеру развернуть кампанию антикоммунистического террора и укрепить свою власть.

В новом гонконгском журнале «Чжэн Мин», который, вероятно, создан по распоряжению нынешних руководителей Китая, опубликована серия статей, озаглавленных: «Я присутствовал при инциденте на площади Тяньаньмэнь» ¹ .

Журнал возлагает вину за беспорядки на «банду четырех», и особенно на Ван Хунвэня. Он также утверждает, что Чжан Чуньцяо наблюдал за ходом беспорядков из осажденного Большого дома народных собраний и помогал их провоцировать.

Один из очевидцев этих событий приводит подробное описание того, как начались беспорядки. Он рассказывает, что он был на площади холодным вечером 4 апреля, после того как целый день толпы мирно настроенных людей несли венки к подножию Памятника жертвам и наклеивали листки стихотворений и дацзыбао, прославляющих покойного премьера Чжоу Эньлая. Неожиданно на площадь с шумом въехал десяток грузовиков, из которых начали выгружаться люди. Приехавшие убирали венки и кидали их в кузова машин. Некоторые из присутствующих на площади стали выражать протест по поводу этого, однако на них не обращали внимания.

Утром следующего дня люди, идущие на работу или возвращавшиеся с ночной смены на велосипедах, с удивлением останавливались, не видя венков. Группа старших школьников положила новый венок на ступеньки монумента, несмотря на противодействие нескольких лиц, одетых в гражданское. Число людей на площади начало расти.

Вскоре приехал пропагандистский автофургон с громкоговорителем и призвал толпу разойтись. Некоторые протестовали, и женщина-милиционер в автофургоне казалась смущенной: «Ничего не поделаешь, у нас приказ». Толпа, приведенная в ярость тем, что ей отказывают в возможности отдать дань уважения Чжоу, опрокинула автофургон.

Группа народных ополченцев во главе с «высоким и худым человеком» попыталась вмешаться. Затем, преследуемый толпой, которая была остановлена цепью солдат у здания, он скрылся в Большом доме народных собраний. Вскоре появились народное ополчение и милиция, вооруженные железными прутьями, среди которых были головорезы, привезенные из Шанхая Ван Хунвэнем. Полилась кровь.

После этого толпа сожгла штаб службы общественной безопасности на площади, а также подожгла несколько автомашин официальных лиц у здания Исторического музея. Мэр Пекина У Дэ выступил с призывом соблюдать спокойствие и осудил Дэн Сяопина как якобы тайного зачинщика этих событий. В то же время министр обороны Е Цзяньин и заместитель премьера Ли Сяньнянь отмежевались от расследования причин беспорядков. Впоследствии, после крушения «банды», все арестованные в связи с беспорядками (около 500 человек) были освобождены, и их приветствовали как героев.

Отстранение Дэн Сяопина в 1976 году оказалось в центре острой борьбы за право наследования Мао Цзэдуну еще при жизни последнего. Оно произошло сразу же после событий 5 апреля 1976 г. Дело в том, что участники митинга не ограничились демонстрацией в пользу Чжоу, а стали выступать также в поддержку Дэн Сяопина, который уже подвергался в то время проработке в печати.

Немедленно после этого инцидента было опубликовано два решения ЦК КПК. По первому решению Дэн Сяопин был освобожден от всех занимаемых постов, хотя и не был исключен из партии. Второе решение объявляло Хуа Гофэна премьером и первым заместителем председателя ЦК КПК. Китайская печать в ту пору сообщала, что Дэн Сяопин имеет шансы остаться в руководстве, если он раскается, но вскоре появились сообщения, что он отказался признать свои ошибки, и тогда кампания развернулась в полную силу, приобретя общенациональные масштабы.

Па роль претендента выдвинулся новый человек – Хуа Гофэн. Его выдвижение поставило в тупик западных синологов. Лихорадочно листались справочники «Кто есть кто в Кигае» в поисках элементарных сведений о новом лидере.

Хуа Гофэн родился в 1922 году в провинции Хунань. Там же работал в партийном аппарате. В 1958–1967 годах был заместителем председателя Народного комитета провинции Хунань. Тогда же выступил в печати с восхвалением «большого скачка» и осуждением сторонников Пэн Дэхуая в провинции Хунань. В 1967 году стал заместителем председателя Революционного совета провинции Хунань. В апреле 1969 года Хуа Гофэн был избран членом ЦК КПК. В декабре 1970 года стал первым секретарем партии в Хунани. В 1972 году был назначен политкомиссаром Кантонского военного округа. С августа 1973 года – член Политбюро ЦК КПК.

В январе 1975 года Хуа Гофэн был назначен заместителем премьера Госсовета и министром общественной безопасности. Это – результат его участия в ликвидации наследника Мао – Линь Бяо. Хуа Гофэн выступил с основным докладом на Всекитайском совещании по распространению передового опыта Дачжая (15 сентября 1975 г.).

Через месяц после смерти Чжоу Эньлая, 7 февраля 1976 г., он стал исполняющим обязанности премьера Госсовета, к величайшему удивлению всех, кто был уверен, что это место будет занято преемником Чжоу Эньлая Дэн Сяопином. 7 апреля 1976 г., после разгона массовых манифестаций, связанных с именем Чжоу Эньлая. Хуа Гофэн выдвинулся на посты, которые занимал Чжоу в государстве и в партии.

В сообщении агентства Синьхуа от 17 мая 1977 г. приводились следующие подробности внутрипартийной борьбы, наступившей вскоре после кончины Председателя Мао Цзэдуна. Здесь говорилось, что на другой день после смерти Мао, то есть 10 сентября, за спиной Хуа Гофэна и других членов Политбюро Ван Хунвэнь незаконно от имени канцелярии ЦК КПК дал приказ местным парткомам, чтобы те обращались по важным вопросам непосредственно к нему, пытаясь таким образом прервать связь ЦК партии с провинциальными парткомами.

4 октября 1976 г. «четверка» опубликовала в газете «Гуанминь жибао» статью, в которой говорилось, что «плохо кончит тот, кто посмеет извратить курс, установленный Председателем Мао Цзэдуном». По словам агентства Синьхуа, это был прямой намек на Хуа Гофэна. В те дни «четверка» отдала приказ своим сообщникам в Шанхае немедленно вооружить ополченцев. Уже на второй день после кончины Мао Цзэдуна они раздали 6 млн. патронов шанхайским ополченцам. 27 сентября Чжан Чуньцяо послал в Шанхай своего человека с устным приказом об организации вооруженного мятежа. «Шанхай перед большим испытанием, – сказал он, – надо готовиться воевать». Если верить сообщениям агентств, в начале октября Чжан в своих тезисах открыто выдвинул план «подавления контрреволюции». Он имел в виду нанести удар по Хуа Гофэну и его сторонникам. Он сосредоточил в своих руках весь пропагандистский аппарат. «Четверка» использовала печать, радио, кино, информационные агентства, телевидение, театр и другие средства воздействия на общественное мнение, нападая на бывшего премьера Чжоу Эньлая, председателя Хуа Гофэна и других партийных, военных, административных руководителей.

«Четверка» самовольно организовала так называемую «авторскую группу» по массовой критике при Пекинском университете, Политехническом институте Цинхуа и «авторскую группу» по массовой критике при шанхайском горкоме партии. Мы уже имели случай разбирать статьи этих авторских групп выше. Теперь выясняется, что они были прямой креатурой «четверки». Агентства сообщают, что авторская группа по массовой критике при Пекинском университете и Политехническом институте Цинхуа опубликовала в печати 168 статей. Среди них по прямому указанию Цзян Цин напечатана была статья «Что за человек Конфуций», где в завуалированной форме содержались нападки на Чжоу Эиьлая, и статья «У Цзэтянь – выдающаяся политическая деятельница Древнего Китая», цель которой состояла в том, чтобы подготовить общественное мнение к возможному переходу власти к Цзян Цин. За несколько дней до разгрома «четверки» ее сообщники в Шанхае самовольно стали перебрасывать войска, создавать командные пункты, разрабатывали «план», формулировали лозунги. По сообщению агентств, они намеревались взорвать мосты, сорвать снабжение и прекратить электроснабжение, пытаясь таким образом инспирировать вооруженный переворот. Однако оперативные меры, принятые Хуа Гофэном и его сторонниками, положили конец всем этим действиям ² .

Через два месяца после кончины Мао в Пекинском университете была вывешена дацзыбао со следующими словами по поводу Цзян Цин: «За свои грехи она заслуживает десяти тысяч смертей, но даже смертью она не смоет своих прегрешений. Она – худший враг».

В Пекине и Шанхае, как и во многих других городах Китая, участники демонстраций с радостными лицами предавались ритуалу казни чучела Цзян Цин и трех ее приспешников. В чем только не обвиняют эту женщину, в течение 37 лет являвшуюся женой и личным секретарем человека, которому до сих пор воздают все почести обожествляемого вождя!

Перед самой кончиной Мао в печати Китая одна за другой стали появляться статьи, имевшие прямой целью подготовить «платформу» для внутрисемейной преемственности власти в стране. Делалось это не прямо, а, как принято в Китае, обиняком, намеками на события древней и новой истории Китая. В официальной печати партии проводились достаточно прозрачные параллели с древними императрицами, которые наследовали своим мужьям и стали верными проводниками их заветов. Печать утверждает, что Цзян Цин примеряла специально приготовленную одежду по образцу той, которую в свое время носила императрица У Цзэтянь.

В Китае любят ссылаться на прецеденты, быть может, больше, чем в английском судопроизводстве. В этом духе официальная печать проводит исторические параллели между Цзян Цин и наложницами, которые незаконным путем узурпировали власть. Приводят пример из истории VII века нашей эры, когда наложница императора Таиской династии Тай Цзуна после его смерти в течение 15 лет правила страной под именем императрицы.

Почему, собственно, Цзян Цин изображается наложницей? Потому-де, что она незаконно заменила прежнюю (уважаемую) супругу Мао.

В полном соответствии с другим стереотипом публикуются материалы о постоянном недовольстве Мао Цзян Цин, а также другими членами ее группы. В редакционной статье, опубликованной в октябре 1976 года в «Жэньминь жибао», приводятся следующие четыре высказывания Мао, адресованные Цзян Цин и ее группе. «Не сколачивайте узкосектантскую четверку», – будто бы говорил Мао 17 июля 1974 г. «Не занимайтесь сектантством. На сектантстве споткнетесь», – повторял он и 24 декабря того же года. В ноябре или декабре 1974 года шла подготовка к созыву Всекитайского собрания народных представителей. Мао как будто заявлял: «У Цзян Цин карьеристские устремления: она фактически хочет сделать Ван Хунвэня председателем Постоянного комитета ВСНП, а себя председателем партии». 3 мая того же года на заседании Политбюро Мао, если верить китайской печати, предупреждал «леваков»: «Не сколачивайте банду четырех! Не делайте этого! Почему вы упорно стремитесь к этому?».

В самом деле, почему? Остается не очень понятным, почему Цзян Цин, несмотря на это, оставалась при жизни Мао одним из самых влиятельных членов высшего руководства и даже выступала в роли главного толкователя его предначертаний?

Как сообщило 20 марта 1977 г. агентство Синьхуа, группа массовой критики при ЦК КПК выступила в столичной печати со статьей, которая «разоблачила и подвергла критике злонамеренные нападки Цзян Цин на доктора Сунь Ятсена» и «отрицание разработанной Мао Цзэдуном политики».

Как реагирует китайское население на нынешние поношения вдовы «великого кормчего»? Судя по сообщениям, идущим со всех сторон, простые китайцы не только удовлетворены, но даже радуются этому. Не исключено, что многие из них таким образом психологически расправляются с надоевшими атрибутами поклонения старым богам…

Личная компрометация Цзян Цин сопровождается острой критикой политических взглядов и деятельности всей злополучной «четверки».

В зарубежной печати был опубликован разосланный ЦК КПК всем партийным организациям на местах служебный циркуляр «чжунфа» № 24 от 10 декабря 1976 г. В этом циркуляре, озаглавленном «Доказательства преступлений антипартийной группы Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо, Цзян Цин и Яо Вэньюаня (сборник документов № 1)», в качестве приложения приводятся отрывки из выступлений, статей «четверки», их личные письма, распоряжения, резолюции на официальных документах, показания личных секретарей Мао Цзэдуна, Чжана, Вана, Цзян и Яо, группы врачей, лечивших Мао, отдельных должностных лиц и др., свидетельствующие о «преступных действиях» этой «банды четырех», а также комментарии к ним ³ .

Цель этих материалов в том, чтобы подтвердить виновность «банды четырех» в стремлении узурпировать власть и се скрытую борьбу против Мао Цзэдуна. Ведь до сих пор остается неясным главный вопрос – действовала ли Цзян Цин и ее группировка в соответствии с его волей или даже в соответствий с его завещанием или она действительно жаждала узурпировать власть, завещанную Хуа Гофэну? Если Мао «завещал» власть Цзян Цин, то, по китайским партийным понятиям, ее борьбу никак нельзя квалифицировать как преступные действия.

Более 30 документов относятся к периоду после смерти Чжоу Эньлая (январь 1976 г.), когда «банда четырех», как утверждается в комментариях, развернула активную подготовку к захвату власти. Основная цель всех включенных в этот раздел документов и комментариев к ним состоит в том, чтобы показать, будто Хуа Гофэна действительно назначил лично Мао Цзэдун своим преемником, а «четверка» пыталась занять место Хуа и выступала против этого решения Мао. В этом разделе приведены также «доказательства» намерения «четверки» расправиться с большой группой руководителей в ЦК КПК и на местах– в партии, государственном аппарате и в армии.

Но все приведенные «доказательства» преступной деятельности «четверки» не могут служить свидетельством действий, направленных против Мао.

В одном из документов, например, рассказано, что спустя лишь месяц после смерти Чжоу Эньлая, в первой декаде февраля 1976 года, было принято решение ЦК КПК о созыве совещания «критики Дэна», на которое приглашались секретари провинций, городов центрального подчинения и автономных районов со всего Китая. Кто дал это указание? Вряд ли могут быть сомнения, что оно могло исходить только от Мао, даже если инициатива принадлежала Цзян Цин.

Мао поручил Хуа Гофэну председательствовать на совещании «критики Дэна», зная, что сопротивление этому решению будет большим. Положение Хуа было сложным. На совещании ему противостояли старые кадры, преисполненные решимости противодействовать критике Дэна. В конечном счете вопрос о критике Дэн Сяопина был решен в том смысле, что эта критика должна носить характер «противоречий внутри народа», а не «противоречий между нами и нашими врагами». Судя по документам, итоги этого совещания вызвали раздражение Цзян Цин и самого Мао. Возможно, тогда и наметился отход Хуа Гофэна от группы Цзян Цин и сближение со «старой гвардией».

Вслед за завершением этого совещания сама Цзян Цин, разумеется, не без одобрения Мао, немедленно собрала руководителей 12 провинций, городов и автономных районов с целью пересмотра решения предыдущего совещания с таким расчетом, чтобы квалифицировать критику Дэна не как «противоречия внутри народа», а как «противоречия между нами и нашими врагами».

В одном из документов приводится следующее критическое высказывание Мао в адрес Цзян Цин: «Цзян Цин слишком много вмешивается, самостоятельно собрала совещание 12 провинций и выступила на нем». Но это малоправдоподобно. Дело в том, что сразу после совещания с участием Цзян Цин Мао Цзэдун лично выступил с критикой Дэна. Как раз в момент, когда шло совещание, созванное Цзян Цин, газета «Жэньминь жибао» выступила с передовой статьей, в заголовок которой были вынесены слова Мао: «Не давать хода пересмотру дела». Сосредоточив огонь на «том, кто следует по капиталистическому пути и не желает раскаяться», газета призывала «сорвать замыслы представителя правоуклонистского поветрия пересмотра дел, которые направлены против Председателя Мао, против революционной линии Мао Цзэдуна». В печати приводились слова Мао о том, что Дэн Сяопин «никогда не говорит о классовой борьбе». Отсюда можно видеть, что Цзян Цин получила прямую поддержку Мао в своих действиях против Дэн Сяопина.

Выдвинув Хуа на пост и. о. премьера, Мао Цзэдун создал условия для того, чтобы Дэн Сяопин сошел со сцены.

Возможно, что значение этого акта состояло не в том, чтобы возвысить Хуа, а в том, чтобы низложить Дэна. Вероятно, назначение Хуа было задумано как переходная мера, которая должна была расчистить дорогу «банде четырех». Иначе, почему Хуа Гофэн сразу же не был назначен премьером и не получил руководящего поста в ЦК КПК? В пользу таких выводов говорит и тот факт, что Цзян Цин в своем выступлении на «совещании провинций» основной упор делала на критике Дэн Сяопина и приветствовала решение о назначении Хуа Гофэна.

Приведенные в сборнике документы говорят как раз о том, что именно Мао начал кампанию против Дэна; показательно, что доклад был поручен не Ван Хунвэню и не Хуа Гофэну, а Цзян Цин. Также неубедительно выглядят и другие документы, которые должны свидетельствовать о недовольстве Мао группой Цзян Цин. Нет, эха группа была проводником его воли, и борьба против старых кадров, несомненно, исходила от самого Председателя КПК.

В статье газет «Жэньминь жибао» и «Цзефанцзюнь бао» от 27 апреля 1977 года сообщались данные о ходе расследования дела участников «группы четырех». Особое внимание уделяется здесь их «контрреволюционному прошлому» ⁴ .

Остановимся на некоторых из этих «сенсационных» разоблачений, которые интересны не сами по себе (их достоверность невозможно проверить), а с точки зрения преемственности методов политической борьбы.

В статье сообщается, что Чжан Чуньцяо – выходец из семьи богатого помещика – еще в начале 30-х годов, обучаясь в средней школе, стал гоминьдановским агентом. Весной 1933 года, когда на его родине была создана первичная фашистская организация, Чжан Чуньцяо был одним из ее основателей. В 1938 году он проникает в Яньань будто бы по прямому указанию гоминьдановских разведчиков. Здесь он «скрыл свое контрреволюционное прошлое и пролез в партию».

Газеты сообщают, что Цзян Цин также происходит из помещиков. Она начала свою «контрреволюционную деятельность» в феврале 1933 года, когда вступила в КПК., однако вскоре утратила связь с партией. В то время Цзян Цин играла роли в пьесах и кинофильмах национального кино и старалась всячески выслужиться перед гоминьданом. В 1937 году она пробирается в Яньань и там «вновь проникает в партию».

Выясняется также, что отец Яо Вэньюаня – Яо Пэнцзю, будучи арестован в 1934 году, предал партию, а выйдя из тюрьмы, действовал под руководством главы контрольной службы гоминьдана, куда постепенно был втяну г и его сын Яо Вэньюань. В 1948 году Яо Вэньюань «скрыл, что знал об отце, о своей деятельности спецагента, о своем буржуазном происхождении и пролез в партию». Газета сообщает, что Ван Хунвэнь, хотя и писал, что он происходит из трудящихся и сам был рабочим, показал себя «с плохой стороны» на заводе. Выясняется, что он «не читал работ Мао Цзэдуна». Будучи в Шанхае, он пировал с самыми отъявленными элементами, братался с ними и проявлял ярко выраженные хулиганские манеры. В период «культурной революции» он сколотил в Шанхае шайку «маленькие братья», затем, пользуясь своим положением спецагента, сколачивал карьеристскую клику.

Нынешние китайские руководители продолжают упорно настаивать на том, что «четверка» – это «правые» элементы. Любопытно рассмотреть, какие доводы они используют для доказательства этих сомнительных утверждений. В этом отношении одну из самых пространных мотивировок высказал Ли Сяньнянь– заместитель премьера в интервью, которое он дал «Таймс ньюспейперс лимитед» весной 1977 года. «Некоторые люди на Западе, – говорил он, – были введены в заблуждение тем, что о „банде четырех“ говорили как об „ультраправой группировке“, а о ее действиях – как об „ультралевых“. Они опирались на поддержку таких людей, как феодалы и богатые крестьяне, контрреволюционеры и правые, так как же о них можно говорить, что они левые?»

Чувствуя шаткость подобного рода аргументов, поскольку хорошо известно, что «четверка» проводила самую экстремистскую, «левацкую» линию, Ли Сяньнянь попытался обосновать официальную оценку их действий методом «от противного».

«Иностранные друзья пришли к странному выводу, – говорил он, – будто они настоящие радикалы и левые, а премьер Государственного совета – умеренный прагматист!» Говоря это, Ли Сяньнянь ударил по ручке кресла: «Я знал Чжоу Эньлая более 20 лет. Если они говорят, что он был умеренным, то они также обвиняют в умеренности Председателя Мао. Председатель Мао и Чжоу Эньлай возглавили революцию, они изгнали капиталистов, выгнали Чан Кайши и феодалов. Как можно называть их умеренными?»

Но кого могут убедить такого рода доводы? Прежде всего известны определенные расхождения во взглядах Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, особенно в последний период, когда Чжоу Эньлай делал упор на необходимость развития производства, а не на шумные политические кампании. Нетрудно также доказать, что и Мао, и Чжоу занимали левую позицию в сравнении с чанкайшистами. Ведь речь идет совершенно о другом: о соотношении политики нынешних руководителей с линией свергнутой «четверки». Речь идет о внутреннем размежевании сил в КПК в последние десятилетия.