Текст книги "По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов"

Автор книги: Ежи Эдигей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 51 страниц)

Ежи Эдигей

О детективных романах Ежи Эдигея

В 1982 году в автомобильной катастрофе погиб Ежи Эдигей, известный польский писатель детективного жанра. Но в Польше до сих пор продолжают выходить его новые книги, уже после его смерти опубликованы романы «Идея в семь миллионов» (1982), «Снимок в профиль» (1984), «Операция „Вольфрам“» (1985), переизданы многие прежние произведения. А всего на счету Ежи Эдигея более пятидесяти книг, главным образом детективов. Эдигею принадлежит и несколько популярных исторических романов с обязательной занимательной интригой – для юных читателей.

Ежи Эдигей – это псевдоним варшавского адвоката и журналиста Ежи Корыцкого. Он родился в 1912 году, учился на юридическом факультете Варшавского университета, после окончания которого был адвокатом, спортивным журналистом. Будущий писатель увлекался спортом: выступал на первенстве Польши по академической гребле, а в 1950–1960 годах работал тренером по гребному спорту. Литературной деятельностью Ежи Корыцкий занялся лишь в начале 60-х годов. Свой первый детективный роман «Чек для «белого ганга»» писатель издал в 1963 году.

Тогда-то он и взял себе звучный псевдоним – Эдигей – по имени древнего татарского рода, от которого, по семейному преданию, пошли Корыцкие.

В последние годы Ежи Эдигей регулярно публиковал на страницах журнала «Литература» «детективные этюды», в которых рассматривал социологические проблемы преступности, описывал приемы и методы расследования преступлений, знакомил читателей с достижениями криминалистики.

Книги Эдигея переведены на семнадцать языков, в том числе на японский, венгерский, монгольский, казахский. Они изданы общим тиражом более трех миллионов экземпляров в Польше и более двух миллионов за рубежом.

Большинство романов Эдигея написано по схеме классического детектива: совершено преступление (убийство, ограбление, кража), ведется расследование, анализируются возможные причины преступления, выявляются потенциальные участники, намечаются ложные следы и наконец дается решение загадки. Но одной из важных отличительных черт детективов Эдигея является то, что расследование преступления в них почти всегда ведется в исторически конкретных условиях, в определенной социальной среде. «Действие моих книг, – отмечал писатель, – развертывается по преимуществу в Польше. В двух из них оно происходит в Швеции, в одной – в Венгрии, но тоже в связи с поляками». Хорошо известно, что многие зарубежные детективы, в том числе и польские, имеют чисто развлекательное назначение, их герои действуют в иллюзорном мире миллионеров, фешенебельных вилл, яхт и прочих аксессуаров жизни «высшего света».

Эдигей идет по другому пути. Его книги прочно привязаны к реальным проблемам сегодняшней Польши, они затрагивают злободневные, часто болезненные вопросы, волнующие польское общество, такие, как, например, распространение буржуазно-собственнической психологии, порождающей стремление к быстрому и незаконному обогащению любой ценой, вплоть до самого тяжкого уголовного преступления.

Писателю Эдигею весьма помогли юридическое образование и адвокатская практика. Автор детективных романов, по глубокому убеждению Эдигея, «обязан хорошо знать гражданское и уголовное право, чтобы не попасть впросак, как это случилось с автором одного польского детективного романа, в котором поручик вызывает к себе прокурора, что невозможно, ибо власть принадлежит прокурору». Для произведений Эдигея как раз характерно глубокое знание правовых основ и техники работы следственного аппарата, внимание к типичным для польских условий преступлениям. Мотивы преступлений в его романах берутся из жизни; по словам писателя, это, как правило, «месть, разоблачение позорящей тайны, подделка документов, понемногу уходящее в прошлое сведение счетов еще со времен гитлеровской оккупации».

Установка на типичность мотивов преступления, а также множество подробностей повседневного городского быта в романах Эдигея повышают к ним читательское доверие, придают им характер реалистического бытописания. «Если через тысячу лет кто-нибудь будет писать о нынешней повседневной жизни в Варшаве либо другом польском городе, – говорил писатель в 1982 году, – лучшим источником описания улиц, трамваев, автомобилей, интерьера, одежды, обычаев будут детективные романы, ведь в них нельзя ошибаться в так называемых малых реалиях».

В своих романах Эдигей широко использует «малые реалии» Варшавы, подробно описывая улицы, дома, рестораны, кафе, указывая точные номера автобусных и трамвайных маршрутов.

Вот один из многих возможных примеров: «Улица Ордынацкая в Варшаве – одна из прилегающих к Новому Святу. Она начинается от Нового Свята, пересекает улицу Коперника и заканчивается тупиком у дворца Острогских, в котором помещается Институт Шопена. Лишь небольшой отрезок Ордынацкой открыт для уличного движения, остальная ее часть служит местом встреч окрестных собак, которые на зеленом газоне Высшей музыкальной школы – к великому огорчению ее директора – занимаются своими собачьими делами…

Отрезок между улицами Коперника и Новым Святом очень оживлен. Там находятся стоянка такси, почтовое отделение, небольшой бар, кафе, правление молодежной организации и большой магазин модной женской одежды» («История одного пистолета»).

В романах Эдигея нередко звучит эхо второй мировой войны, многие его герои участвовали в антифашистской борьбе, в героическом Варшавском восстании 1944 года, истоки ряда преступлений – в тех далеких днях, ставших уже историей, но все еще отзывающихся в судьбах людей.

В романе «Внезапная смерть игрока» одна из версий убийства преуспевающего доцента состоит в том, что ему могут мстить оставшиеся в живых члены подпольной организации, которую, возможно, выдал гестапо будущий доцент.

Эдигей тщательно заботится о том, чтобы его детективные романы давали «особый срез реальной жизни» (эти слова принадлежат большому ценителю детективного жанра – Бертольту Брехту). Его произведения насыщены элементами социального анализа, в них много внимания уделяется психологии героев. Описывая непримиримую и последовательную борьбу польской милиции с уголовными преступниками, с расхитителями народного достояния, писатель стремится к воспитательному воздействию на читателя.

Романы Эдигея заканчиваются победой положительных героев, представителей власти и закона, что вполне естественно, ибо конечное торжество добра и правды – неотъемлемое свойство детективного романа вообще (во всяком случае, его классического типа).

У Эдигея добро и правду олицетворяют представители народной милиции.

Это придает его романам особый, не только познавательный и воспитательный, но и моральный, отчасти даже морализаторский пафос. Поэтому писателя обычно считают одним из главных создателей жанровой разновидности детективного романа – «польского милицейского романа».

В милицейских романах Эдигея следствием, как правило, руководит убеленный сединами полковник – воплощение жизненной мудрости и профессионального опыта (иногда, впрочем, как в романе «По ходу пьесы», вместо полковника выступает прокурор, тоже умудренный жизнью). Таков полковник Немирох – персонаж ряда романов Эдигея. Он обладает «шестым чувством», помогающим ему безошибочно ориентироваться в сложных ситуациях, его подчиненные знают, что «полковник Немирох редко ошибается в своих предположениях» («Внезапная смерть игрока»). Полковник наставляет своих расторопных майоров и менее расторопных капитанов или поручиков. «Надо, Ромек, внимательно слушать, что люди говорят, и еще внимательнее читать материалы следствия. В них почти есть ответ на вопрос», – подсказывает он ведущему следствие поручику Межеевскому из романа «Внезапная смерть игрока». «Я вам советую, поручик, полагаться не на свой нюх, а на материалы следствия», – поучает полковник другого поручика, Чесельского, в романе «Это его дело».

Майоры (Качановский в «Идее в семь миллионов», Маковский в «Истории одного пистолета»), капитаны и поручики Эдигея, пожалуй, недостаточно индивидуализированы, но это целеустремленные и обаятельные люди, которые иногда сомневаются в своих силах, ошибаются, но никогда не отчаиваются, решительно и настойчиво добиваются разоблачения преступников.

Дополняют этих главных героев романов добросовестные и честные подпоручики и сержанты, которым часто не хватает образования и знания всех деталей следствия.

Разумеется, постановка социальных и моральных проблем, реалистическое жизнеописание для произведений детективного жанра не главное. Реальные элементы психологии, общественной жизни, экономики важны в них для создания реалистического фона повествования, выяснения причин преступления и методов его раскрытия. В не меньшей степени, чем о создании такого фона, писатель заботится о том, чтобы была удовлетворена тяга читателя к занимательным приключениям, к напряженности интриги, к размышлениям героя, ведущим к изобличению преступника.

Как и положено в хорошем детективном романе, Эдигей заботится о хитроумных и логичных перипетиях сюжета, о том, чтобы читатель имел равные шансы с героем, ведущим расследование, – и тот, и другой располагают равными сведениями для разгадки тайны преступления, – тщательно монтирует ложные следы, следит за тем, чтобы преступник с самого начала находился в поле зрения читателя, за прочими непреложными требованиями детектива.

Поэтому, как отмечал сам Эдигей, «преступник не может быть болен психически или пьян, не может действовать с помощью сложных технических средств. Ему надо появиться уже в первых главах. Читатель должен догадываться, кто убил, прочитав три четверти романа, но окончательно утвердиться в подозрении лишь на последней странице». Произведения Эдигея оправдывают ожидания читателей и по части занимательности. Во многих из них автор весьма изобретателен.

В романе «По ходу пьесы» убийство совершается публично, на сцене театра во время спектакля. Кто-то подменил холостой патрон в пистолете боевым, и актер, в которого стреляли по ходу пьесы, уже никогда не услышит аплодисментов зрителей. В романе «Это его дело» и без того запутанное следствие осложнено двумя покушениями на жизнь ведущего расследование поручика; в «Истории одного пистолета» описан ряд хорошо продуманных, наглых и жестоких нападений бандитской шайки; во «Внезапной смерти игрока» ловко сконструированы ложные следы.

В романе «Идея в семь миллионов» происходит, по сути дела, поединок интеллектов – преступников, придумавших хитроумный план похищения большой суммы денег, и следователей, оказавшихся тонкими психологами и предугадавших действия преступников.

В романах Эдигея представители закона выигрывают соревнование в находчивости и изобретательности. «Преступник должен быть разоблачен и наказан. Обязательное условие – показать, что преступление себя не оправдывает», – отмечал писатель в интервью о своем понимании детективного жанра, соблюдая эти условия и в своих книгах. Произведения Ежи Эдигея – характерный образец современного польского детектива, в котором сочетаются развлекательное, познавательное и воспитательное начала.

В. Хорев

― ПО ХОДУ ПЬЕСЫ ―

Глава I
КАМЕРА № 38

Они остановились у одного из серых прямоугольников, раскиданных вдоль длинного тюремного коридора, перед дверью с черными цифрами: «38».

Надзиратель вытащил из кармана связку ключей на колечке. Но прежде чем отпереть камеру, прикрепил под номером красную табличку с буквой «И» – знак, что обитателю предписана строгая изоляция: никаких разговоров с другими заключенными, гулять отдельно от прочих, под бдительным надзором тюремной охраны…

Затем под красной табличкой появился еще и белый квадратик, где рукой надзирателя или его помощника из числа заключенных было выведено крупными черными буквами: ЕЖИ ПАВЕЛЬСКИЙ.

А чуть пониже – «225».

В тюрьме все знали, что эти цифры обозначают попросту статью уголовного кодекса. Как известно, 225 статья – это умышленное убийство, за которое могут приговорить к высшей мере наказания – смертной казни (на тюремном жаргоне – «вышке»). Именно числу «225» заключенный был обязан и буквой «И», и таким преимуществом, довольно-таки, впрочем, сомнительным, как отдельная камера.

Ключ заскрежетал в замке, дверь чуть приоткрылась. Надзиратель посторонился и жестом пригласил арестанта в камеру, сам же задержался на пороге.

– Даю вам самую лучшую камеру, – сообщил он. – За такие апартаменты в гостинице выкладывают сто злотых в сутки. А вам – бесплатно, включая питание и услуги.

Таким приветствием надзиратель уже многие годы встречал своих подопечных. И забавляло оно, как правило, лишь его самого. Но наш заключенный, по-видимому, оценил шутку или, быть может, хотел снискать расположение начальства. Как бы то ни было, он тоже усмехнулся, что побудило охранника продолжить беседу с «интеллигентным», как он решил, арестантом.

– Ежи Павельский… – изрек он. – Я читал про вас в газетах. Это вы ухлопали того киноактера… Как его…

– Мариан Заремба.

– Вот-вот. Заремба. Я видел его в фильме «Приключение в Гдыне». И еще где-то… Красивый мужчина.

– Красивый, – согласился узник. – Но я его не убивал. Я невиновен.

Надзиратель только рукой махнул.

– Я в следственной тюрьме служу лет двадцать и до сих пор ни одного виновного не видал. Все говорят, что невиновны, а милиция с прокурором, дескать, ошибаются. А мне-то что? Говорите что угодно. Дело ваше. На суде все выплывает наружу.

– Но я ведь и вправду…

– Ладно, ладно… – Надзиратель перешел на официальный тон. – Запомните, в камере должно быть чисто. Днем, вплоть до вечерней переклички, на койке лежать запрещается. У вас изоляция, значит, газет получать не будете, но можете брать книги из библиотеки, если прокурор разрешит. Я принесу бумагу и карандаш, напишете заявление.

– Большое вам спасибо.

Надзиратель закрыл было дверь, но вдруг задержался и, окинув новичка пристальным, оценивающим взглядом, спросил:

– Долго сидели в предварительном заключении?

– Пять суток.

– Наверное, здорово вымотались. Допросы в милиции и у прокурора… Небось раза два в день?

– Точно.

– Ну, теперь отдохните. Сегодня можете полежать. Но учтите, только сегодня! И чтобы чисто было.

Надзиратель захлопнул дверь и повернул ключ.

Арестант остался один. Осмотрел тесное, скудно обставленное помещение. Кровать, табурет, маленький столик, шкафчик для личных вещей. По сравнению с тем, где он сидел до этого, новое помещение выглядело вполне комфортабельным. Хорошо, что камера невелика, и, главное, он здесь один. Арестованный не сетовал на частые и продолжительные допросы. Он был к ним готов с того момента, когда его арестовали по абсурдному, как ему вначале казалось, обвинению. Он даже рвался на допросы, не сомневаясь, что с легкостью докажет свою невиновность. На допросах с ним обращались вежливо и вполне корректно. Гораздо мучительнее было пребывание в камере предварительного заключения, набитой так называемыми «подонками общества». Решение прокурора о переводе в следственную тюрьму обрадовало его, словно весть об освобождении. Один, наконец-то один!

Он присел на койку и лишь теперь почувствовал неимоверную усталость. Растянулся на узкой тюремной койке и мгновенно заснул. Он не знал, долго ли спал. Разбудил его скрежет ключа. На пороге стоял все тот же надзиратель.

– Выспались? – спросил он. – А что во сне видели? Первый сон на новом месте всегда сбывается.

– Так крепко спал, что ничего не помню.

– Книги и без заявления получите. Прокурор разрешил. А еще прислал вам бумагу и карандаш. Пишите, сколько хотите. Но не вздумайте тайком переправить записку: бумагу отберут, а вас строго накажут.

– Не буду я писать никаких записок.

– Бумага пронумерована. Смотрите, чтоб не пропало ни листочка, ни клочочка! Поняли?

– Понял. Не пропадет.

– Держите. Пятьдесят листов. Можете пересчитать.

– Наверняка все точно.

– Ясное дело, точно, – согласился надзиратель. – Раз в тюремной канцелярии нумеровали, значит, точно.

Заключенный взял стопку белых листов и положил на столик.

– Что писать-то будете? – полюбопытствовал надзиратель.

Он был весьма заинтригован: сам прокурор прислал заключенному бумагу и карандаш! Такая привилегия редко предоставлялась заключенным, да и то, как правило, уже после вынесения приговора.

– Дело было так. Вы знаете, меня арестовали по обвинению в убийстве Мариана Зарембы. Я свою вину отрицал с самого начала. Перед отправкой в следственную тюрьму прокурор еще раз допросил меня и дал подписать бумагу, где сказано, что я обвиняюсь в преступлении…

– Это называется: предъявить обвинение, – подсказал надзиратель.

– Именно. Тогда я тоже не признался…

– А может, лучше было признаться? Суд это учитывает при вынесении приговора.

– Не могу же я признаться в том, чего не совершал! Мне уже сто раз говорили, что благоразумнее сознаться и рассказать всю правду. Иначе, мол, обвинят в умышленном убийстве. А так найдут какие-нибудь смягчающие вину обстоятельства. Но я не убивал Зарембу! Я вообще никого не убивал.

Надзиратель недоверчиво усмехнулся. Газеты много писали о преступлении в театре «Колизей» и не скрывали, что дело окончательно выяснено. Популярный актер театра и кино Мариан Заремба был убит помощником режиссера Ежи Павельским. Хотя убийца, задержанный на месте преступления, и не признает себя виновным, следствие располагает неопровержимыми доказательствами его вины.

– Я не убивал его, – повторил заключенный. – Я это твердил без конца и милиции, и прокурору, а теперь и вам.

– Меня это не касается. Я всего-навсего надзиратель.

– Но вы тоже меня подозреваете. Все меня подозревают. Жена, коллеги, друзья. Все, все! – Арестант все больше горячился.

– Ежели вы невиновны, правда выйдет наружу… – Надзиратель пытался как-то успокоить собеседника.

– Прокурор заявил, что улик у него хватает. Можно писать обвинительное заключение. Мне-де лучше подумать и во всем признаться. А если нет – то подробно описать, как все было в театре и что предшествовало преступлению. Обещал тщательно проверить все подозрения, если они у меня возникнут. Иными словами, если я не убийца – пусть укажу преступника. Я тогда спросил: а как я это сделаю? Я же связан по рукам и ногам, отрезан от мира… Вот прислали мне бумагу и карандаш. Я изложу свои соображения, прокурор с ними ознакомится, а милиция все проверит…

– Очень благородно со стороны пана прокурора, – заметил надзиратель. – Впервые такое слышу.

– Я невиновен, – вспылил заключенный, – а мне никто не верит! Говорят: назовите убийцу! Как я это сделаю? Я ломал над этим голову с той самой минуты, как увидел кровь на рубашке Зарембы. Но я ничего не знаю и не узнаю! Ловить преступников должны милиция и прокурор, а не заключенный, который сидит в одиночке.

– Подозреваемый-то у них есть. Поэтому вы здесь и сидите.

– Я сойду с ума или повешусь!

– Э-э-э… – философски протянул надзиратель, – это всегда успеется.

– Вот-вот, – подхватил заключенный. – Статья двести двадцать пятая. Смертная казнь через повешение.

– Я не то хотел сказать… – Надзиратель сообразил, что чересчур прозрачно намекнул на положение арестанта. – Вы бы лучше отдохнули как следует, выспались – и за работу. Пан прокурор дело говорит. Ну, допустим, не вы преступник. Так, значит, кто-то из вашего же окружения. Вы этих людей лучше знаете, чем прокурор и милиция. Вам легче понять, кто убил и зачем вас в это впутал. Ну а прокурор слово свое сдержит. Он не вас хочет сжить со света, а наказать убийцу Зарембы.

– Но кто-то ведь хочет сжить меня со света, раз впутал в это убийство? Подумать только – убил человека, чтобы упрятать меня в тюрьму! Да еще по обвинению в убийстве.

– Вы пока не обвиняемый, а подозреваемый.

– Какая разница? Я сижу за убийство Зарембы, хотя ни в чем не виноват.

– Что ж, по-вашему, его убили специально для того, чтобы на вас бросить подозрение?

– Прокурор меня о том же спрашивал. Я не знаю. Ничего не знаю!

– Может, тот, кто убил Зарембу, имел с ним какие-то счеты и вовсе не собирался впутывать вас в убийство? Вас задержали, а ему только того и надо. Он теперь будет сидеть тихо. Не пойдет же он к прокурору каяться, чтобы вас освободили.

– С ума сойти, – пробормотал заключенный. – Думаю, думаю и ничего не понимаю. Иногда мне кажется, что засадить меня в тюрьму хотелось только Басе.

– Жене?

– Да. Но ведь она не застрелила бы Зарембу.

– Ясно, – согласился надзиратель, хорошо знавший из газет подробности преступления. – Она не застрелила бы своего… – охранник прикусил язык, сообразив, что такое замечание не слишком тактично.

– Договаривайте, – заключенный махнул рукой. – Конечно, она не смогла бы убить человека, которого любила… Или ей казалось, что она его любит…

– Враги у вас есть?

– Милиция и прокурор тоже этим интересовались. Хоть они и убеждены, что я виновен, но слушали внимательно, старались войти в мое положение…

– Вот прокурор и прислал вам бумагу.

– А что толку? На свободе я мог бы действовать, поговорил бы с людьми.

– Ну и ничего бы у вас не вышло, даже если бы прокурор вас выпустил. Никто вам не поверит и ничего не скажет. Доберись вы хоть до убийцы, он вас попросту выкинет за дверь. Милиция и прокурор – дело другое. Поделитесь с ними своими подозрениями, и они все досконально разведают. Вам такой информации от людей ни за что не добиться.

– Не утешайте меня.

– А зачем мне вас утешать? Я говорю то, что есть.

Отдохните, успокойтесь и беритесь за работу. Трезво, с умом. Времени у вас полно. Спешить некуда.

– Что ж мне еще остается? – вздохнул заключенный.

Надзиратель запер дверь камеры. Часа через два, проходя по коридору, он заглянул в «глазок». Заключенный лежал на кровати и спал как убитый. Надзирателя это не удивило. Обычное дело после ареста и предварительного следствия. Все это нервов стоит, нелегко пережить.

Какой, однако, занятный узник! Почему не хочет признаться? Невиновен да невиновен… Что сделано, то сделано: отомстил и жене, и ее любовнику. Спровадил беднягу на тот свет, да не просто, а с хитростью. Держись с достоинством, признайся… Все против него: и обстоятельства, и люди, даже собственная жена. Все доказано черным по белому, а он заладил свое… Что ж, ему же хуже. Получит «вышку», как пить дать.