Текст книги "По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов"

Автор книги: Ежи Эдигей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 51 страниц)

– А что она говорила о Ягоде?

– Немного. Я понял, что Ягоде он здорово вскружил голову. Подарил ей кольцо, золотое, с рубином. В ювелирном магазине заплатил за него семь тысяч.

– Ну, от этого он не обеднял, – усмехнулся майор.

– Павел обещал осенью, ну самое позднее зимой жениться на Ягоде – она перед Весей хвастала. Потом собиралась уехать к нему в Познань, дескать, там Павел будет учиться, а она работать. Веся считает, что на самом деле он ей ничего не обещал, что Ягода просто перед подругами хвасталась. И вообще, сдается мне, Веся не очень-то жаловала Павла, обозвала его даже заносчивым сопляком.

– А почему так?

– Пан майор, – укоризненно заметил агент, – да разве за такое короткое время узнаешь все? Я и так, считаю, сделал порядочно. И остальное узнаю, только чуть позже. Мы договорились встретиться в субботу, в дискотеку идем.

– Ну, я вижу, ты времени зря не теряешь.

– Берем пример с руководства, – нахально ответил Адам Дзюба, но тут же сам испугался своей наглости и поспешил добавить: – Я ведь только в интересах следствия, вы же мне приказали.

Качановский не обиделся.

– Ну ладно. В конце концов, это твое личное дело. А для меня главное – получить сведения.

– Положитесь на меня, пан майор. В понедельник я вам их добуду.

Тем временем майор установил, что Ягода Олесяк работает продавщицей в одном из частных магазинчиков на Маршалковской. Ее младший брат учится в школе. Отец – железнодорожник, работает на Гданьском вокзале, мать – на фабрике имени Розы Люксембург. Квартира у них хорошая, просторная, оставленная еще родителями отца.

В школе Ягода была одной из лучших учениц. И ученики, и учителя ее любили. Как-то она призналась классной руководительнице, что в этом году выходит замуж за парня, с которым познакомилась в школе. Учительница знала Павла Выгановского, он был ее учеником.

Учителя о Павле Выгановском немного могли сказать. Знали, что он из необеспеченной семьи – об этом можно было судить по его одежде. С товарищами близко не сходился – видимо, из гордости, не желая казаться хуже их. По мнению учителей, и учился он хорошо тоже из честолюбия, хотя особенными способностями не отличался. Держался особняком, никогда не говорил ни о себе, ни о своей семье. В вечерней школе, где разница в возрасте между учениками и учителями невелика и между ними часто возникают приятельские отношения, такое поведение не могло не вызывать удивления.

Шустрый следопыт Адам Дзюба со своей стороны тоже раздобыл кучу сведений о Выгановском. От Веси Косинской, разумеется. По ее словам, деньги были для Павла всем, можно сказать – составляли цель его жизни. Больше его ничто не интересовало. Как-то он хвастался в классе, что работает над изобретением, которое принесет ему славу и деньги. Веся не понимала, как ее подруга могла в такого влюбиться. Пыталась даже отговорить ее, но без толку. Что же касается Павла, то он старался всячески скрывать свои отношения с Ягодой, даже запретил ей рассказывать о нем родителям. И своей матери ничего не говорил, ни разу не свозил ее в Надажин. Об их отношениях знала только Веся.

Все это были мелочи, однако они явились тем материалом, из которого майор лепил портрет молодого человека. Пришло время действовать. Теперь он уже точно знал, где находятся деньги Павла.

Однажды после работы Ягоду Олесяк задержали и доставили во дворец Мостовских. Майор Качановский проводил допрос официально, по всем правилам, в присутствии своего помощника, поручика Смульского. За машинкой сидела сотрудница милиции. И она, и поручик были в форме. На столе стоял наготове магнитофон. Для Качановского было важно, чтобы девушка поняла, насколько серьезно относятся в милиции к ее показаниям, какое большое значение им придается. Пусть дойдет до ее сознания, что дело нешуточное, ложь и увертки могут только повредить.

Записали анкетные данные, предупредили Ягоду Олесяк, что она будет допрошена в качестве свидетеля и что за дачу ложных показаний будет привлечена к ответственности. Затем Качановский спросил:

– Признаете ли вы, что несколько месяцев назад, в сентябре или октябре, Павел Выгановский дал вам сверток, а может быть, папку с просьбой ее спрятать?

Девушка вспыхнула, но постаралась ответить спокойно:

– Нет.

«Лжет», – подумал Качановский, а вслух произнес:

– Вы были невестой Павла?

– Да.

– Вы собирались пожениться осенью или на рождество?

– Да, но Павел умер.

– Вам известно, как погиб Павел?

– Да, я слышала, что его убили какие-то хулиганы.

– Мы знаем, что Павел Выгановский передал вам пакет. В нем, как он сказал вам, находится чертеж замечательного изобретения, которое должно принести ему славу и деньги. Весьма благородно с вашей стороны, что вы и после смерти Павла держите данное ему слово.

Девушка молчала.

– Мне очень жаль, – продолжал майор, – но я вынужден развенчать созданный вами образ любимого человека.

Ягода Олесяк с удивлением посмотрела на майора.

– Павел Выгановский был не изобретателем, а обыкновенным грабителем! – Качановский намеренно выбрал грубую формулировку.

Девушка сорвалась с места и, казалось, вот-вот бросится с кулаками на офицера.

– Это неправда, неправда! – крикнула она, но силы покинули ее, и, тяжело опустившись на стул, девушка разрыдалась.

Поручик Смульский налил воды в стакан и подал его Ягоде. Взяв стакан дрожащей рукой, девушка отпила глоток и вытерла слезы носовым платком.

– К сожалению, это правда, – сказал майор. – Выгановский – один из грабителей, захвативших семь миллионов злотых, принадлежащих заводу точных приборов в Надажине. Шестого сентября прошлого года они напали на машину завода. Потом сообщники убили Павла.

– Почему?

– В Познани Выгановский стал вести образ жизни, привлекающий внимание: снял роскошную квартиру, накупил много дорогой одежды, приобрел машину за триста тысяч злотых. Да и вы сами не могли не обратить внимание во время его приездов в Варшаву, как он изменился. Вам он наверняка рассказывал, что дает уроки, за которые хорошо платят, – это тоже из области мифов, как и разговоры об изобретении. Его сообщники имели все основания опасаться, что такая резкая перемена в образе жизни молодого человека привлечет внимание милиции, а это создаст непосредственную угрозу и для них самих. И они его убрали.

Девушка молчала. Ее пальцы нервно теребили платок в руках.

– В квартире Выгановского в Познани мы нашли спрятанные триста тысяч злотых. Потратил он за это время, по нашим расчетам, около четырехсот тысяч. Если в нападении участвовало три человека, как мы считаем, то после дележа каждому досталось более двух миллионов четырехсот тысяч злотых. Значит, у Павла Выгановского оставалось еще около миллиона семисот тысяч. Эти деньги он попросил спрятать вас.

Девушка молчала.

Качановский выдвинул один из ящиков стола и вынул из него листок бумаги.

– Вот, – протянул он его Ягоде Олесяк, – это ордер на обыск в квартире ваших родителей, где вы проживаете. Как видите, ордер подписан прокурором.

Девушка прочла поданный ей документ. Майор продолжал:

– Подумайте хорошенько. Все равно мы найдем этот сверток или пакет, и тогда вам придется отвечать перед законом за сокрытие краденого. Мы вынуждены будем вас арестовать. Сколько придется пережить стыда и вам, и вашим родителям. Совсем другое дело, если вы отдадите нам этот пакет добровольно, тогда не будет оснований привлекать вас к ответственности. Безрассудным упорством вы можете испортить себе жизнь.

В ответ – молчание. И опять его прервал майор:

– Мне хотелось бы, чтобы вы поверили в наше доброе к вам отношение. Давайте сделаем так. Сейчас вы одна пойдете домой и сами принесете нам этот пакет. Вскроем мы его здесь, у нас. Если там не окажется денег, а будут только какие-нибудь чертежи или описание изобретения, то я обещаю не читать их и тут же верну вам все в целости. Даю честное слово.

– Я… Я и в самом деле не знаю, что находится в той папке, – пробормотала Ягода. – Я никогда не заглядывала в нее. Я поклялась Павлу, что никогда не загляну в нее и никому ее не отдам.

– Вы и не отдадите, вы сами ее откроете, вот в этой комнате. Если в ней окажутся деньги, добытые преступным путем, сами понимаете, их следует вернуть законному владельцу.

Опять воцарилась тишина. На сей раз ее прервала девушка:

– Я верю вам, пан майор. Сейчас я принесу эту папку.

– Для безопасности вас будет сопровождать один из наших сотрудников. В штатском, разумеется.

Ягода Олесяк вышла из кабинета вместе с сопровождающим. Поручик Смульский возбужденно воскликнул:

– Наша взяла! Сейчас она принесет эти деньги.

– Мы бы и так их нашли во время обыска. А ведь девушка ни в чем не виновата, к грабежу она наверняка не имеет отношения, ничего не знала о нем. Я рад, что она согласилась на мое предложение, мне бы не хотелось ее арестовывать.

– А как вы догадались, что деньги у нее? – допытывался поручик.

Качановскому явно польстило искреннее восхищение молодого офицера.

– Опыт, – скромно ответил он. – И я был когда-то молодым…

Через полчаса Ягода вернулась, за ней шел ее страж. Девушка положила на стол довольно потрепанную папку.

– Вот она. Я никогда не трогала ее и не заглядывала внутрь.

– Откройте, пожалуйста.

Ягода Олесяк открыла папку и вынула из нее тонкий пакет из серой бумаги, обвязанный бечевкой и запечатанный красными сургучными печатями.

– Как мы договорились, – сказал Качановский, – вы сами вскроете этот пакет. Если там схемы и чертежи, мы не станем их смотреть. Вот возьмите ножницы.

Девушка разрезала бечевку и оторвала печати. Развернула серую бумагу. В ней находились какие-то бумажки. Когда она взяла их в руки и стала рассматривать с обеих сторон, присутствующие узнали в них шестипроцентные боны Государственного банка. Ягода первый раз в жизни видела подобные ценные бумаги, и ей пришлось несколько раз внимательно прочитать написанное на них, чтобы понять, что она держит в руках целое состояние.

Поручик Смульский взял боны и внимательно пересчитал их. В пакете находилось ровно сто шестьдесят штук. По десять тысяч злотых каждая – это составило в сумме миллион шестьсот тысяч злотых. На сто тысяч меньше, чем предполагал майор Качановский. Павел Выгановский оказался расточительнее.

– Ну вот вы и увидели, как выглядит изобретение Павла Выгановского, – сказал девушке поручик Смульский. – Хотите пересчитать сумму?

Ягода Олесяк не ответила. Рыдания душили ее. Оплакивала ли она бывшего жениха или свои несбывшиеся надежды? Человек, которого она так любила, которому так безгранично верила, оказался подлецом! Никто из присутствующих – ни офицеры, ни сотрудница милиции, которая была немного старше Ягоды, – не пытался ее утешать. Разве утешишь в таком горе? Его можно только выплакать.

Когда девушка немного успокоилась, был составлен протокол, согласно которому Ягода Олесяк обратилась в городское управление милиции с заявлением, что Павел Выгановский передал ей на хранение пакет. Содержимое пакета ей неизвестно. Данный пакет доставлен ею в управление.

Был написан и второй документ – расписка в получении от Ягоды Олесяк ста шестидесяти бон по десять тысяч злотых каждая, на общую сумму в один миллион шестьсот тысяч злотых.

Девушка подписала оба документа, оригиналы которых были ей отданы. Затем майор попросил поручика отвезти девушку домой на служебной машине.

Глава XII
НАЙТИ ПОРТНОГО

Снова, в сотый раз просматривая материалы дела, майор Качановский подумал о том, что до сих пор остается невыясненным, был ли один из преступников милиционером или только носил мундир милиционера. Не удастся ли выяснить этот вопрос в свете новых данных?

Как уже говорилось, следствие по делу об убийстве Павла Выгановского было объединено со следствием о похищении семи миллионов. В обоих случаях преступниками были два парня. Чем могут помочь следствию новые обстоятельства? И майор Качановский принялся размышлять.

Убийцы должны были прозести в Познани как минимум два дня. В первый день по приезде они посетили Выгановского и пробыли допоздна в его квартире. И только на следующий день поехали вместе с Павлом на прогулку. С виллы докторши Вартецкой они отправились около десяти часов утра. До Корницких лесов, где было обнаружено тело Выгановского, можно добраться за час.

Для того чтобы убить, времени много не надо. А вот для того, чтобы перенести или перевезти тело в глубь леса, спрятать в кустах, наломать веток и прикрыть ими труп, могло понадобиться и два часа.

Майор Качановский не сомневался, что убийцами Павла были те же двое молодых людей, которые угнали машину с деньгами. Значит, одним из убийц является настоящий или фиктивный милиционер. Оба бандита наверняка живут в Варшаве или ее окрестностях – ведь они должны быть хорошо знакомы Павлу Выгановскому, иначе он не рискнул бы пойти вместе с ними на преступление.

Корник не связан с Варшавой прямым сообщением. Поэтому, совершив убийство, преступники должны были вернуться в Познань. Скорее всего, на автобусе, ведь познанская милиция установила, что четвертого марта ни одно такси не отвозило двух молодых людей из Корника в воеводский центр.

По расчетам Качановского выходило, что преступники вернулись в Познань не раньше двух часов. Ближайший поезд в Варшаву отходил в пять, значит, в Варшаве они могли быть около десяти часов вечера. Если убийцей Выгановского был милиционер, он должен был отсутствовать на службе два дня: третьего и четвертого марта.

Разумеется, следовало принимать во внимание множество обстоятельств: он мог находиться в отпуске, на больничном, договориться с начальством о замене, взять отгулы… Но все это поддается проверке. Дело облегчало одно обстоятельство, и служащие надажинского завода, у которых похитили машину с деньгами, и хозяйка виллы в Познани, которая тоже видела их, утверждали, что им было не больше двадцати двух – двадцати трех лет.

По приказу полковника Немироха все до одного отделения милиции в громадном Варшавском воеводстве (имеется в виду его территория еще до нового административного деления) обязаны были представить в городское управление сведения, кто из милиционеров и по какой причине не был на службе третьего и четвертого марта.

Этот приказ не вызвал энтузиазма среди работников охраны общественного порядка, но тем не менее был выполнен быстро и четко.

К большому удовлетворению полковника Немироха и большой радости майора Качановского, результат оказался отрицательным. Тем самым было получено весомое доказательство того, что лицо, совершившее преступление на автостраде шестого сентября, не было сотрудником автоинспекции, за которого себя выдавало, и вообще работником милиции.

Тогда возникает новый вопрос: каким образом преступник раздобыл мундир?

Конечно, он мог позаимствовать его у брата или другого родственника, служившего в милиции. Мог купить у вдовы умершего милиционера. Мог одолжить или украсть в костюмерной какого-нибудь театра. Однако, поскольку мундир был совершенно новый и, как заметила кассирша Кристина Палюх, очень хорошо сидел на молодом человеке, следует предположить, что он шился на заказ. А тут уж Кристине Палюх можно поверить – ведь у женщин в этих делах глаз наметанный.

Швейные мастерские таких заказов от неофициальных лиц не принимают. Заказ мог быть выполнен не в мастерской, а частным портным – и тогда мастер должен был знать, с какой целью шьется мундир. Он шил его или для себя, или для своего сообщника.

Логично предположить, что портной был одним из грабителей на шоссе: вряд ли члены шайки рискнули бы кого-нибудь еще посвящать в свои планы. Из двух преступников портным, вероятнее всего, был парень с мотоциклом. Поведение человека в милицейском мундире свидетельствовало о том, что он прекрасно владеет машиной. Профессиональный же портной (а так хорошо сшить мундир мог лишь специалист в этой области) не может много времени проводить за рулем.

Итак, скорее всего, мундир шил тот парень, который сопровождал фиктивного милиционера. Логично предположить, что человек, решившийся участвовать в преступлении, человек, сыгравший роль дорожного патруля с мотоциклом, является владельцем этого мотоцикла.

Решено: ищем портного с мотоциклом. По мнению Качановского, именно он был самым уязвимым звеном в хорошо продуманной преступниками цепи. И пожалуй, самым легким для обнаружения. Наряду с ним среди знакомых Павла Выгановского надо искать молодого человека, имеющего водительские права и возможность постоянно пользоваться автомашиной, своей или чужой, вероятнее всего – родительской.

Начал Качановский с вечерней школы на улице Свентокшиской. Проверялись все учившиеся там за последние три года – и те, что были в одном классе с Выгановским, и те, что были на год моложе или старше. Среди них было много водителей, механиков и автослесарей. А вот таких, которые в рубрике «профессия» написали «портной», – только трое. Их было легко проверить.

Одним из них оказался молодой человек по имени Мирослав Есенек. Закончив профучилище, он стал работать в швейной мастерской. Дело у него пошло на лад, и заведующий мастерской, потратив на это несколько лет, убедил молодого человека, не испытывавшего особой тяги к науке, в том, что нет смысла оставаться всю жизнь подмастерьем. Стоит немного помучиться, чтобы получить аттестат об окончании средней школы, тогда можно рассчитывать ка лучшую должность. С большим трудом Мирослав Есенек, продираясь сквозь дебри науки, дополз наконец в этом году до аттестата.

Если он знал Ягоду, рассуждал майор, то мог знать и Павла Выгановского. Есенека засняли на кинопленку. Просмотрев заснятые кадры, Ян Ковальский сказал: «Может быть, и он». Охранник Балицкий никакого мнения на этот счет не имел, заявив, что совсем не помнит, как выглядели преступники. Кристина Палюх сказала, что фигурой он похож на парня с мотоциклом и цветом волос тоже похож, ко ей кажется, что у преступника были не такие яркие голубые глаза, да и лицо не такое круглое.

Мотоцикла у портного не было, зато у его отца был «фиат». Сын, как выяснили сотрудники милиции, не только водит машину, но и время от времени ремонтирует.

В швейной мастерской оплата была не почасовая, а сдельная. Причем разрешалось работать и дома. Мирослав Есенек частенько пользовался такой возможностью. И третьего марта он тоже появился лишь с утра, чтобы взять несколько пар раскроенных брюк. Готовую работу сдал только девятого марта, а до того в мастерской не появлялся.

К счастью для молодого человека, в вечерней школе очень серьезно относились к успеваемости учащихся. Оказалось, что третьего марта Мирослав Есенек не только присутствовал на занятиях, но и отвечал по истории, о чем красноречиво свидетельствовала двойка в классном журнале. Этот прискорбный случай хорошо помнил и учитель истории. В его блокноте была соответствующая запись – оценка, число, подпись. Все как положено.

Итак, поиски «портного» среди учащихся вечерней школы ни к чему не привели, хотя и отняли у сотрудников милиции достаточно много времени.

Эта неудача не заставила майора Качановского отказаться от своей идеи. Следовало лишь расширить сферу поисков. Может быть, среди школьных друзей в Надажине? Или среди коллег по работе на заводе точных приборов?

В Надажине уже раз искали «портного», вскоре после угона машины с деньгами. Когда эти поиски не увенчались успехом. Но надо учесть, что в тот раз принимались во внимание лишь немногочисленные в этом городке профессиональные мастера иглы. Теперь майор решил подойти к этому делу по-другому. Были взяты на учет портные всего Варшавского воеводства, причем не только портные, но и подмастерья, и ученики. Среди них отобрали таких, которые могли представлять интерес для майора Качановского – по возрасту, месту жительства или месту рождения, – и стали их тщательно проверять.

Подавляющее большинство парней выбыло из конкурса уже в первом туре. И тем не менее оставалось еще много таких, которыми следовало заняться.

Одновременно все государственные и кооперативные швейные мастерские Варшавы посетили комиссии, интересующиеся гигиеной и безопасностью труда на этих предприятиях. Контроль проводился тщательно, хотя и несколько однобоко. Комиссии интересовались преимущественно работниками мужского пола в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Причем проверялось не только состояние здоровья этих людей, но и внимательно изучались их личные дела.

Медленным был этот путь, зато верным. К работе пришлось привлечь большие силы сотрудников милиции. По образному выражению майора Качановского, была заброшена большая сеть с очень мелкими ячейками. И хотя в сеть поймалось немало рыбы, ее было все же меньше, чем в озере. А найти в неводе нужную рыбу как-никак легче, чем в большой воде.

Дни шли за днями, и постепенно Качановского начинали одолевать сомнения – уж слишком много рыбы выскальзывало из рук, никак не удавалось найти ту самую, одну-единственную, золотую.

Но вот однажды к майору пришел сотрудник милиции Дзюба, который к тому времени успел уже стать близким другом Веславы Косинской.

– Пан майор, – сказал он, – у меня для вас важное сообщение. Думаю, стоит того, чтобы вы поставили мне пиво в нашем кафе. Да нет, что там пиво! Не мешало бы немного подбросить к зарплате. Какую-нибудь премию, а? Ну что вам стоит шепнуть пару слов полковнику?

– Хорош! Еще ничего не сообщил, а уже торгуется!

– Так вот, вчера Веся сказала мне, что был у нее парень. Почти два года дружили, даже жениться собирался, но она дала ему от ворот поворот.

– Что так?

– Во-первых, лентяй он был страшный, работать его не заставишь, а во-вторых, ничего на свете не существовало для него, кроме денег. За них он готов был пойти на все. И валютой спекулировал, и билетами в кино «Скарпа». Ничего удивительного, что такая девушка, как Веся, прогнала его.

– И что дальше? – Майора начинала раздражать болтовня Дзюбы.

– Так вот, отец этого Казика Фельчака портной, мать тоже шьет, помогает мужу. И Казика они хотели сделать портным, чтобы потом отец передал ему мастерскую, да ничего из этого не вышло. Сидеть за машинкой? Нет, эта работа не для Казика. Но шить он научился, да оно и понятно, с малых лет крутился в мастерской. Когда еще за Весей приударял, сшил ей английский костюм. Она мне его показывала, сидит идеально. Впрочем, невелика заслуга сшить на ее-то фигурку…

Майор уже не слушал. Схватив ручку, он быстро записал в блокнот: Казимеж Фельчак.

– Его адрес?

– Да там же, при мастерской. Мастерская старого Фельчака находится на улице Окшеи. Это на Праге[19]19
  Прага – правобережный район Варшавы. // «Одиссея», песня 11, строфа 470.


[Закрыть], знаете, одна из улиц, что выходят на Торговую.

– Да я знал эту улицу, как собственный карман, уже тогда, когда ты еще под стол пешком ходил, – раздраженно бросил Качановский. Подумать только, этот молокосос вздумал учить его, старого варшавянина! – Ну ладно, иди. Завтра придешь доложишь, что собой представляет этот Фельчак, где работает.

– Слушаюсь!

Оставшись один, майор задумался. Казимеж Фельчак идеально соответствовал их представлениям о разыскиваемом «портном»: он умел шить, но не работал портным и не был нигде зарегистрирован, а значит, его трудно было обнаружить. Ведь преступники наверняка отдавали себе отчет в том, что милиция будет искать человека, сшившего милицейский мундир.

Два года этот парень настойчиво ухаживал за Веславой Косинской, как раз в то время, когда она училась в вечерней школе, в одном классе с Павлом Выгановским. Через нее они и могли познакомиться. Можно предположить, что парень из состоятельной семьи, к тому же имеющий неплохие «приработки» от спекуляций валютой и перепродажи билетов, нравился Выгановскому. Объединяла их и страсть к деньгам, стремление разбогатеть.

Идея захватить машину, везущую зарплату для рабочих завода точных приборов в Надажине, наверняка принадлежала Выгановскому. Мысль использовать для этого человека в милицейской форме могла прийти в голову Фельчаку как владеющему ремеслом портного. Он сшил мундир, и он же, по всей вероятности, нашел третьего сообщника, того, который так убедительно сумел сыграть роль сотрудника автоинспекции.

Качановский громко рассмеялся. Что это он себе такое позволяет? Недопустимо размечтался, создает заманчивые теории и подгоняет к ним имеющиеся факты, вместо того чтобы строить четкие логические выводы на конкретном материале следствия. Пусть Казимеж Фельчак и не ходячая добродетель, как это следует из донесения Дзюбы, тем не менее он может оказаться совершенно не причастным ни к ограблению, ни к убийству Выгановского. Ведущий следствие обязан считать его невиновным до тех пор, пока не будет располагать бесспорными доказательствами.

Что ж, пришлось снова браться за работу.

По мере расследования доказательств набиралось все больше. Начать с того, что внешность Казимежа Фельчака полностью соответствовала описанию, данному свидетелями. Всех троих потерпевших пригласили во дворец Мостовских и предъявили для опознания несколько фотографий, среди них и фотографию Казимежа Фельчака. Кристина Палюх без колебаний выбрала среди фотографий одну – Фельчака. Ян Ковальский отложил четыре снимка, в том числе и Казимежа Фельчака. Он заявил, что эти четверо больше всего походят на парня с мотоциклом. Анджей Балицкий отложил целых девять фотографий, но среди них тоже была фотография Фельчака.

Выяснилось, что у Казимежа Фельчака был мотоцикл, который он продал в конце осени.

За Фельчаком установили постоянное наблюдение, осуществлявшееся несколькими сотрудниками, сменявшими друг друга так, чтобы молодой человек ничего не заметил. Вскоре майор довольно подробно изучил его образ жизни.

По утрам парень чаще всего крутился у входа в банк на улице Чацкого в толпе подобных ему молодых бездельников. «Боны куплю, доллары…» – приставали они к клиентам банка. Иногда Фельчак подвизался и у того банка, что находится на углу Иерусалимских Аллей и Нового Свята. Это место валютчики предпочитают первому, так как здесь для них условия труда лучше: не приходится мокнуть под дождем или мерзнуть на морозе, здесь к их услугам весь огромный банковский вестибюль, да и в другие помещения банка вход им не возбраняется, хотя вахтеров и дежурных там предостаточно. Так и хочется спросить этих стражей порядка, у которых вдруг что-то случилось со зрением: за сколько?

Во второй половине дня милый Казик, как правило, не работал. Он проводил время или в баре гостиницы «Бристоль», или в кафе гостиницы «Европейская». Реже посещал «Викторию». В злачных местах встречался с друзьями, девицами, попутно обделывая свои делишки.

Когда наблюдался недостаток в покупателях бон или валюты, Фельчак через подставных лиц, главным образом девушек, скупал билеты на кассовые фильмы. Чаще всего в кинотеатре «Скарпа», что на улице Коперника. С пяти до восьми вечера он околачивался перед входом в кинотеатр, предлагая билеты по спекулятивным ценам.

По-видимому, Фельчак зарабатывал неплохо. У него при себе всегда было несколько тысяч злотых, своего рода «оборотный капитал». Если подворачивалось какое-нибудь дельце покрупней и наличных денег не хватало, он обращался к «боссам» черной биржи, которых всегда можно застать при исполнении служебных обязанностей в одном из варшавских кафе. Надо сказать, и расходы Фельчака были немалые. Кафе, рестораны, бары… Покрывали ли доходы расходы – неизвестно.

Кроме того, было установлено, что в распоряжении Казимежа Фельчака находилась однокомнатная квартира в одном из новых домов на Черняковской улице. Ее хозяин, школьный товарищ Фельчака, уехал на несколько месяцев в ГДР, где предприятие, на котором он работал, вело какие-то строительные работы. Казик тем временем не терялся, уже не раз соседи призывали участкового, чтобы утихомирить молодежь, шумно развлекавшуюся в этой квартире.

Знакомых у Фельчака было немало. В основном такие же бездельники, как и он сам. Судимость Казика пока обошла стороной. Правда, его несколько раз задерживали из-за спекуляций валютой, но ему каждый раз удавалось как-то выкрутиться.

В отличие от Казика, отец у него был человек уважаемый, серьезный, честный труженик. Двух других сыновей он воспитал в строгих правилах. Старший сын стал инженером, младший учился на портного в специализированном техникуме. Только вот со средним не повезло старому Фельчаку.

По крупицам собирал майор информацию о Казимеже Фельчаке. Он по всем статьям подходил под все четче вырисовывавшийся образ «инспектора» с автострады. И внешне был похож. Но вот конкретных доказательств в руках пока не было, а милиция не имеет права руководствоваться лишь предположениями.