Текст книги "Леди в красном"

Автор книги: Эйлин Гудж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Не уходи, – прошептала она.

Он покачал головой и мягко сказал:

– Тебе нужно немного отдохнуть. Я посплю на диване.

– Нет. Пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.

Он молча кивнул, сел на край кровати и разулся. Когда он забрался под одеяло и лег рядом, близость его тела согрела ее, словно глоток виски. Он обнял ее и прижал к себе. Его запах напомнил ей о совершенном сегодня вечером преступлении. От него пахло потом, грязью и смолой от сосновых веток, которыми они накрыли могилу Лоуэлла, но это почему-то лишь усиливало ее любовь к нему.

Она прижалась к нему сильнее и нетвердым голосом сказала:

– Странно, правда? Ты и я вместе в постели. Я много думала об этом, но не представляла, что все будет именно так.

– Я тоже.

– Значит, ты тоже об этом думал?

– Даже больше, чем тебе стоит знать.

– Как ты считаешь, с нами что-то не в порядке, если мы вот так общаемся после того, как только что похоронили человека?

– Думаю, мы уже давно живем не по правилам, – сказал он, в темноте поглаживая ее по щеке. Его голос был хрипловатым от усталости, изо рта пахло виски. – А теперь почему бы не поспать? Мы можем поговорить об этом утром.

Она хотела что-то сказать, но Уильям уже спал, слегка похрапывая. Через несколько минут Элеанор тоже задремала.

Она проспала до утра и проснулась от лая собак. И в момент, пока глаза ее были закрыты, она задержалась где-то между блаженным неведением сна и темнотой, в которую было погружено ее сознание. Внезапно воспоминания о событиях вчерашнего дня вторглись в ее полусон. На короткий миг, не успев еще до конца проснуться, она поверила в то, что все это ей лишь приснилось. Но открыв глаза и увидев Уильяма, который лежал рядом в грязной помятой одежде, с отросшей за день щетиной, она осознала, что все было даже слишком реально.

– Это действительно произошло, да? А мне вдруг показалось, что это всего лишь сон, – сказала она.

Он угрюмо кивнул, и она с тихим стоном откинулась назад. Все, что казалось возможным в затуманенном прошлой ночью сознании, при свете дня поразило ее своей абсурдностью. Это никогда не сойдет им с рук. С чего она взяла, что они могут остаться безнаказанными?

– И что мы теперь будем делать?

– То же, что и обычно. Просыпаться, одеваться, завтракать. Если только у тебя нет идеи получше.

– Не думаю, что есть смысл идти с признанием в полицию.

– Точно.

– Но они могут вычислить нас, ты же знаешь.

– Если у них это получится, то арестуют меня. Ты не сделала ничего плохого.

– Кто в это поверит?

Уильям поднял руку и провел пальцем по ее щеке.

– Не волнуйся. Они ни о чем не узнают. Лоуэлл никогда бы никому не рассказал, куда собирается, поэтому никто не знает, что он был здесь, – сказал он, стараясь говорить как можно убедительнее, хотя она чувствовала, что он сам не до конца в это верит.

Элеанор, отчаянно искавшая любую соломинку, за которую можно было бы ухватиться, сказала себе, что он прав. Она должна в это поверить! Только это могло удержать ее от умопомешательства.

– Но даже если мы не попадем в тюрьму, нам прямая дорога в ад, – сказала она. – Люди назвали бы наш поступок грехом.

В ее памяти всплыл образ отца, его праведное выражение лица и руки, лежащие на Библии.

Уильям поймал ее взгляд и провел пальцем по ее подбородку.

– Вчера, нажимая на курок, я думал только об одном: если я промажу, он может причинить тебе боль. Я смогу жить с тем, что сделал, Элеанор, а вот тобыло бы невыносимо.

Она видела любовь в его взгляде, но была слишком слаба, чтобы думать об этом. Горло ее перехватило, и она заговорила сдавленным шепотом:

– Ох, Уильям… Когда я представляю, что могло бы случиться, если бы ты не пришел…

Она спрятала лицо у него на груди. Он нежно поцеловал ее в макушку, а затем, когда она подняла голову, в губы, но уже настойчивее. Прикосновение его губ пронзило Элеанор подобно вспышке молнии, пробудив в ней что-то, чего не выразить словами, и это было сильнее нежных слов.

Позже Элеанор даже не смогла вспомнить, как они разделись. Они одновременно испытали оргазм, и это было настолько естественно, словно они заново родились в объятиях друг друга. В свете утреннего солнца, согревающего их обнаженные тела, они так безудержно и самозабвенно предавались любви, словно она была живым существом, жившим своей жизнью, Элеанор тонула в ее глубинах. Она кусала Уильяма и выкрикивала непристойности, которые шокировали бы Джо.

Кардинальные перемены произошли и в Уильяме. Исчез тактичный, заботливый человек, которого она полюбила, и на смену ему пришел человек, едва сдерживающий себя. Дикое создание, которое не видело ничего зазорного в том, что они делают, и которое даже приветствовало это. Они вцепились друг в друга, словно боялись, что что-то может их разлучить. Их пот смешался, его руки гладили каждый дюйм ее тела, который не был накрыт его телом, его ногти, под которые набилась грязь, впивались в ее плоть, заставляя ее корчиться от удовольствия.

И даже когда все закончилось и Элеанор была утомлена до предела, она все еще не насытилась им. Через несколько минут, очевидно, то же самое почувствовал и Уильям. Теперь они делали это медленно, изучая каждый дюйм тела друг друга, получая удовольствие от любого прикосновения, малейшего движения языка, ощущения губ на обнаженной коже… Скоро Уильяму нужно будет идти, но сейчас они были в собственном мире, потерянные для мира за этими стенами…

В конце концов они больше не могли оттягивать неизбежное. Он поднялся с кровати, и Элеанор неохотно последовала его примеру. Она приготовила завтрак, а он пока принял душ и надел вещи, которые она ему дала: старую рубашку и брюки, принадлежавшие Джо. Рубашка была велика и болталась на нем, словно на вешалке, а брюки едва доставали до лодыжек, но Уильяму, казалось, было все равно. По крайней мере, они были чистыми.

Они съели завтрак в полной тишине, но это было не напряженное молчание, как раньше, а скорее интимное безмолвие любовников, которые понимали друг друга без слов. Да и что можно было сказать? Слова бы ничего не изменили. Вчера на ее глазах был убит человек, а сегодня утром она занималась любовью с женатым мужчиной. Эти события были не из разряда тех, что сулят добро…

Обнявшись, щека к щеке, они стояли в дверях. Уильям медленно и глубоко дышал, словно не мог надышаться ее ароматом.

Он попытался хоть как-то сгладить тягостные мысли:

– Так не будет продолжаться вечно.

Элеанор отстранилась от него, ее глаза наполнились слезами.

– Не надо. Так ты только сделаешь хуже.

– Я мог бы попросить развод, – сказал он как можно беспечнее. – Марте я не нужен. Уже давно.

– А как же твой сын? Ему-то ты нужен.

– Дэнни и так знает, что я его люблю. И ничто не в силах этого изменить. – И все же в его голосе послышалось сомнение.

– Да, и это означает, что ты скорее отрежешь себе руку, чем решишься причинить ему боль, – сказала она, думая о том, на что оказалась способна сама, чтобы защитить Люси. – Так что возвращайся домой, к жене и сыну.

Она оттолкнула его. Возможно, даже сильнее, чем нужно, опасаясь, что еще немного – и она размякнет, не сможет сопротивляться.

– Я еще увижу тебя? – спросил он, вглядываясь в ее лицо.

Элеанор ужасно хотелось сказать ему то, что он мечтал услышать, но она знала, что это будет ложью.

– Я не уверена, что это хорошая мысль, – сказала она.

– Может, и нет, но кого это волнует!

– Меня. И будет волновать тебя, как только у тебя появится возможность все обдумать.

Он покачал головой и почти грубо притянул ее к себе. Он держал ее так крепко, что она едва могла дышать.

– Ты действительно в это веришь? Что мне стоит все хорошенько обдумать? – Он хрипло рассмеялся. – Господи, да я практически уверен, что ты права. Все стало бы гораздо проще. Но разве ты не видишь?.. Уже слишком поздно. Я люблю тебя, Элеанор. Я люблю тебя так сильно, что мне невыносимо даже думать о том, что мы не будем вместе. Я хочу, чтобы мы были вместе всегда.

Больше всего на свете Элеанор хотелось, наплевав на последствия, остаться в его объятиях, но она печально посмотрела на Уильяма:

– Мы не можем позволить себе такую роскошь. Я думаю не только о твоей семье. Если мы не решим все прямо сейчас…

Ему не нужно было напоминать о том, что после случившегося с Лоуэллом они должны были быть очень осторожны. Если поиски увенчаются успехом и его тело найдут, люди могут сложить два и два. И тогда их подозрительное поведение не останется незамеченным.

Они даже не попрощались, когда он уходил. Это был конец. Элеанор заставила себя смириться с тем, что они больше никогда не увидятся, и все же глубоко внутри нее теплился слабый огонек надежды. Если хорошенько выждать, прежде чем подавать на развод, чтобы никто ничего не заподозрил, возможно, у них все получится. Тоненький голосок где-то в глубине ее сознания неустанно повторял: «И не такое бывает».

Он вернулся домой и никого там не застал. Он бродил по комнатам и чувствовал, как в голове умирает так и не произнесенная речь, которую он репетировал по дороге домой, готовясь выслушать долгую тираду от жены. Дэнни и собаки тоже не было видно. Это еще не было основанием для беспокойства – Марта вполне могла уехать куда-то по делу, оставив Дэнни у соседки, – но, вслушиваясь в тишину, царящую в доме, которая словно упрекала его, Уильям чувствовал, что что-то здесь не так.

В конце концов он решил проверить гараж, где обнаружил маленький стильный красный «остин» жены на привычном месте. Озадаченно нахмурившись, он вышел на улицу. Ему пришло в голову, что Марта могла просто пойти прогуляться. Хотя погода не особенно к этому располагала – на улице лил дождь, – но где она еще могла быть? Он проходил по дорожке через сад, когда заметил, что дверь в мастерскую приоткрыта. На мгновение он остановился, ощутив глубоко внутри зарождающееся смутное чувство тревоги. Он был уверен, что закрыл ее, когда уходил вчера. Но с тех пор столько всего произошло, что он едва ли чувствовал себя тем же человеком, который вышел из этой двери менее двадцати четырех часов назад. В голове у него проносились картины вчерашнего, и среди всего этого, как островок спокойствия среди разыгравшейся бури, была мысль об Элеанор.

Он толкнул дверь. Поначалу он разглядел только холсты, прислоненные к стене, и один на мольберте, который был закрыт. Только потом он заметил жену. Она сидела, съежившись в старом кресле, поджав под себя ноги и обхватив их руками, словно брошенный ребенок под дверями чужого дома. В мягком сером свете, падающем с затянутого тучами неба, он увидел, что Марта плакала.

Его первая мысль была о сыне.

– Марта! Что случилось? Что-то с Дэнни? – спросил он, бросаясь к ней.

– С ним все в порядке. Хотя я удивлена, что ты вдруг решил об этом спросить. – Ее голос звучал холодно и твердо, словно дождь, льющийся с неба. – Собственно говоря, я даже не знаю, почему это ты решил заглянуть домой.

– Так, значит, все дело в прошлой ночи. – Он почувствовал, как на его плечи опускается тяжесть, смешанная со странным облегчением оттого, что больше нет нужды скрываться.

– Я знаю, где ты был. – Лицо Марты исказилось. – О, я давно это подозревала, но твердила себе, что это происходит лишь с теми женами, которые не следят за собой и отказывают мужьям в постели. Но после того как ты позвонил вчера ночью, я полезла в твои вещи. И нашла то, что искала. Это ведь она,правда? – Она ткнула пальцем в холст на мольберте, и он только сейчас заметил, что ткань, закрывавшая его, висит неровно.

Он не стал ничего отрицать.

– Мне жаль, что ты такобо всем узнала, – тихо сказал он.

– Значит, ты собирался когда-нибудь обо всем мне рассказать? Думаю, это было бы весьма благородно с твоей стороны, – сказала она, с презрением глядя на него. – Ты, наверное, воображаешь, что любишь ее, и считаешь, что это тебя оправдывает. Великий художник и его муза… – Она с издевкой махнула рукой. – Ну, по крайней мере на всеобщее посмешище ты меня не выставишь. Об этом я позаботилась.

Его охватило плохое предчувствие. Он встал на колени перед креслом и сжал плечи жены, едва сдерживаясь, чтобы не начать ее трясти.

– Марта, что ты сделала?

– Что я сделала? – Она посмотрела на него и коротко, резко хохотнула. – Я доверяла тебе, вот что. Я должна была знать тебя лучше.

Он понимал, что сейчас до нее невозможно достучаться, что она не настроена выслушивать его объяснения, но все равно предпринял неуклюжую попытку все объяснить.

– Я не искал этого, – сказал он. – Все случилось… само собой. – Он хотел рассказать о Йоши, чтобы она знала, что вначале его мотивы были чисты, но это только усугубило бы ситуацию.

– И что теперь? Я полагаю, ты хочешь развода. – Она вскинула голову, и он увидел в ее покрасневших глазах вызов. Она хотела, чтобы он умолял ее о прощении, чтобы пообещал больше никогда не видеться с Элеанор.

Но он не мог этого сделать, и, очевидно, ответ на все ее вопросы был написан у него на лице, потому как она расплакалась.

– Марта…

Он потянулся, чтобы утешить ее, но она оттолкнула его руку.

– Ты трус, Уильям. Ты не способен исполнять свой долг, ты не годишься в мужья. Ты не можешь даже побороться за то, чтобы спасти свой брак.

Что бы она сказала, подумал он, если бы узнала, что прошлой ночью он хладнокровно убил человека? Он мрачно улыбнулся собственным мыслям. Бедная Марта! Она действительно совсем его не знает…

– Я не вижу, что между нами осталось еще что-то, за что можно было бы бороться, – устало сказал он.

Он просто сказал правду, вовсе не задаваясь целью ее ранить. В сущности, он был удивлен, узнав, что Марта считает, что им есть за что бороться. Тем не менее он увидел, что не стоило этого говорить.

Его жена, дрожа от негодования, вскочила с кресла.

– Ты хочешь сказать, что это я тебя до этого довела? Да как ты смеешь! Это все твоявина, Уильям.

Он вздохнул.

– Честно? А вот я уже и не знаю, кого винить. – И в тот момент ему было абсолютно все равно. Голова раскалывалась, и он больше всего хотел просто лечь на ковер и закрыть глаза.

– Зато я знаю. И не собираюсь ждать, пока ты сделаешь из меня еще большую дуру. – Она схватила свитер, который аккуратно висел на спинке кресла – даже в отчаянии Марта бережно относилась к вещам – и накинула его на плечи. – Я уже позвонила родителям. Они с удовольствием предложили нам пожить у них столько, сколько понадобится.

Нам?Уильям мгновенно занял боевую позицию.

– Ты не заберешь Дэнни с собой. – Он был не в том положении, чтобы возражать, но с болезненной уверенностью осознавал, что если не предпримет решительных шагов сейчас, то может потерять сына навсегда.

– Только попробуй меня остановить! Мой адвокат тут же забросает тебя всякими бумагами, да так, что у тебя голова пойдет кругом.

Ее глаза сверкали. Уильям отнюдь не думал, что это были пустые угрозы. Окажись Марта на его месте, война бы давно уже подошла к концу, подумал он.

– Где он? Где мой сын? – спросил он твердо, но в голосе его послышалась нотка отчаяния.

Игнорируя его вопрос, она холодно сказала:

– Я передам ему твое «до свидания». – Она гордо прошествовала мимо него к двери и остановилась на пороге, чтобы нанести последний удар. – Я не стану посвящать его во все грязные подробности, но, будь уверен, Дэнни узнает, что за человек его отец.

После ухода Марты Уильям еще какое-то время не двигался с места, глядя в пустоту и слушая быстрый стук ее каблуков по направлению к дому. Все происходящее казалось ему нереальным. Вчера он выстрелил в человека и убил его, а сегодня утром они с Элеанор занимались любовью. Если бы сейчас ему на голову сбросили бомбу, он бы ничуть не удивился.

Он поднялся, подошел к мольберту и сдернул с него ткань. У него упало сердце, когда он увидел, какМарта отомстила.

Портрет Элеанор было не узнать. Он был изрезан чем-то острым, и от холста остались одни лохмотья. Из груди его вырвался тихий стон, и он медленно опустился на колени, чувствуя, как стало нечем дышать. Она с тем же успехом могла вонзить нож ему в сердце.

16

– Меня не проведешь, деточка. Я знаю, что значит это выражение лица.

Кальперния устремила на нее пристальный взгляд, и это означало не только то, что Эллис была под колпаком, но и то, что ей не стоило даже и думатьо том, чтобы избежать объяснений.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказала Эллис.

Она попыталась пройти мимо Кальпернии к холодильнику, чтобы посмотреть на тесто, которое она оставила подходить, но подруга загородила ей дорогу.

– Черт возьми, все ты знаешь!

На Кальпернии были серые спортивные брюки и теплый жакет, который выглядел так, словно был снят с игрока Национальной футбольной лиги, а ее афрокосички были собраны в хвост, который торчал, словно пучок засушенных цветов. Когда Эллис вернулась домой от Колина, то застала ее здесь. Кальперния предпочитала ресторан, даже когда он был закрыт, своей квартире-студии над гаражом миссис Миган, которая, по ее словам, напоминала о времени, которое она провела в одиночной камере в тюрьме. Внезапно ее свирепое выражение лица сменилось улыбкой.

– Чертова девчонка, да тебя наконец-то оттрахали!

Эллис подняла руки вверх, признавая свое поражение. Не было никакого смысла это отрицать – так или иначе, но Кальперния все равно выдавила бы из нее признание.

– Да, хорошо! Я с ним переспала.

– Ну что я могу сказать, давно пора, – ухмыльнулась Кальперния.

Но Эллис думала о том, какое лицо было у Колина, когда они прощались. Он стоял перед ней, но мыслями был где-то далеко. Может, ей и давно пора было это сделать, но для Колина еще могло быть слишком рано.

– Давай не будем превращать случившееся в событие, о'кей? – сказала она. – Это было весело, мы оба получили удовольствие, вот и все.

Пока Эллис возилась с тестом, вымешивала его и аккуратно лепила булочки, Кальперния, скрестив руки на груди, наблюдала за ней. Когда Эллис только вошла, она как раз резала лук, и сейчас от него слезились глаза.

– Хочешь знать, что я обо всем этом думаю? – спросила Кальперния.

– Не очень, но уверена, что ты все равно скажешь, – ответила Эллис.

Она подняла глаза и увидела, что Кальперния качает головой, словно диагноз был печальным.

– Деточка, да ты не на шутку влипла.

Эллис, не в силах сдержаться, со злостью выкрикнула:

– Откуда тебе знать? Когда в последний раз трахали тебя?

Кальперния надменно вскинула голову, глаза ее сузились.

– Думаешь, только у тебя что-то происходит? Много ты знаешь.

Эллис заулыбалась.

– Ну-ну, Кальперния Кинг. И что ты от меня скрываешь?

– Разве у девушки не может быть секретов? – проворчала Кальперния, притворяясь раздраженной.

Эллис, привыкшая к такого рода ворчанию, с любопытством спросила:

– И кто же этот счастливчик?

Кальперния для виду «поломалась», затем притворно тяжело вздохнула:

– Помнишь того здоровяка, который заходит по нескольку раз в неделю? Всегда заказывает одно и то же: ребрышки и салат из шинкованной капусты с печеным картофелем на гарнир?

Эллис едва удалось скрыть удивление.

– Ральф Дваер?

У Ральфа был собственный магазин шин, «Шины Дваера». Он был милым человеком, вежливым, пожалуй, несколько застенчивым. Но даже если не принимать во внимание то, что он был белым, по возрасту он годился Кальпернии в отцы. Эллис понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя.

– Что ж, говорят, к каждому горшку есть своя крышка. Если она подходит, значит, все правильно.

Кальперния презрительно усмехнулась.

– Это тебе не какая-нибудь «тапперуэровская вечеринка» [31]31
  Рекламное мероприятие, проводимое компанией «Тапперуэр корпорейшн» в форме вечеринки. Хозяйка, предоставившая свой дом для проведения мероприятия и пригласившая гостей – потенциальных покупателей из числа своих знакомых, получает часть вырученной суммы.


[Закрыть]. Я же не сказала, что собираюсь за него замуж. Но если мужчина достаточно глуп, чтобы хотеть то, что я могу предложить, – а я, видит Бог, могу предложить совсем немного! – то почему же от этого отказываться?

Она внимательно поглядела на Эллис, как бы говоря, что и с ее стороны было бы глупо отказываться от того, что мог предложить Колин. Но что конкретно предлагал он? Дружбу и, возможно, что-то еще. Разве он не дал понять, что ему не нужны отношения? Нет, переспать с ним было ошибкой, решила она. Ошибкой, о которой она не жалела. Но все равно ошибкой.

И не только Колин не был готов к отношениям. Она тоже выбрала для этого не самый подходящий момент. Она только начала становиться на ноги, и у нее было полно дел по перестройке уже сложившихся отношений, с сыном, например. Кроме того, чувства сделали бы ее уязвимее, и это пугало больше, чем любая из тех преград, с которыми ей до тех пор приходилось сталкиваться. Если это была любовь, то она была нежеланной.

Она как раз думала об этом, когда зазвенел телефон. Это была Дениз.

Они обменялись дежурными фразами, и сестра заговорила об истинной причине своего звонка.

– Ты, случайно, не видела Гарри? – Дениз пыталась говорить обычным тоном, но Эллис слышала, что она взволнована.

– Со вчерашнего дня нет, – сказала она. – Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось? – спросила она, стараясь говорить спокойно, чтобы еще больше не разволновать Дениз.

– Нет, конечно же, – поспешно ответила сестра. – Все хорошо. Мы просто немного поспорили, не более того. Он ушел около часа назад, ему нужно было остыть. Я подумала, что он мог заглянуть к тебе.

– Хочешь, я приеду? – По напряжению в голосе сестры она поняла, что это было куда серьезнее, нежели обычная размолвка.

– Нет, не глупи. Все отлично, – быстро заверила ее Дениз. – Я уверена, что он вернется с минуты на минуту.

– Ты не звонила в участок?

– Ему там нечего делать. Он сдал смену лишь пару часов назад.

– И все же, возможно, стоит туда позвонить. Просто чтобы не волноваться. – Эллис знала, о чем думала сестра: что Гарри мог попасть в аварию. Но если за последний час или около того поступали вызовы на 911, то диспетчер обязательно будет об этом знать.

Дениз вздохнула:

– Да, ты права. Если его там нет, я могу попросить ребят сообщить, когда он появится.

– Перезвони мне, как только что-то станет известно, – сказала Эллис.

– Договорились.

Через несколько минут телефон зазвонил снова. На этот раз новости были такими, что казалось, будто земля разверзлась под ногами.

Колин услышал шум и, подняв глаза, увидел собаку, которая уселась в дверном проеме гостиной. Вскользь он подумал о том, как она проникла в дом. До этих пор Шеп отказывался покидать свой пост на крыльце, если только не сопровождал его к бухте. Но в нынешнем состоянии Колина эта мысль исчезла, едва успев появиться.

Он уставился на бутылку коньяка, которую держал в руке. «Реми Мартен». Бутылка была не откупорена, вокруг горлышка лежал слой пыли. «Просто позор позволить ей пропасть», – подумал Колин. Он повернул крышку. Когда печать, поддавшись, заскрипела, чувства его обострились. Он плеснул коньяку в стакан, который нашел на верхней полке шкафчика, и, почувствовав знакомый резкий запах, ощутил приятное возбуждение, словно алкоголь уже попал в кровь. Он поднес стакан к губам, когда вдруг снова взглянул на собаку.

Казалось, Шеп смотрит на него с укором.

– Чего ты смотришь? – спросил Колин. – Никогда не видел, как кто-то напивается?

Шеп поднял голову и тихонько заскулил. Колин почувствовал покалывание в шее и на какое-то мгновение отчетливо представил, что это дух его деда забрался в собаку. А что бы в такой ситуации решил Уильям? Несомненно, внук разочаровал бы его не меньше, чем сын.

Взгляд Колина привлек портрет над камином.

– И ты туда же? – спросил он женщину, которая с загадочной улыбкой глядела на него сверху вниз. В мягком свете лампы она казалась живой, и у него возникло ощущение, что если бы он прикоснулся к портрету, то почувствовал бы тепло ее тела.

Призраки… Мир полон их, и лучше смириться с этим, чем быть обреченным всю жизнь спотыкаться, пытаясь пройти мимо. «За тебя, моя дорогая», – молча провозгласил он. Отчетливее всего он ощущал дух своей жены. Да, Надин поняла бы все насчет Эллис. И она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать и то, что этого никогда не будет. Что мог он предложить Эллис, кроме своих профессиональных услуг, когда едва ли знал, что делать с собственной жизнью?

Ободок стакана, который он поднес к своим губам, был для него сладчайшим из поцелуев, а насыщенный аромат, заполнивший его ноздри, манил сильнее, чем любой парфюм. Он закрыл глаза и в состоянии, близком к экстазу, уже готов был опрокинуть содержимое стакана в рот, как вдруг замер. Внезапно он отчетливо увидел все происходящее со стороны, глазами независимого наблюдателя. «Ты можешь находить этому любые объяснения, – сказал другой, трезвомыслящий Колин, – но на самом деле все сводится к тому, что ты просто ищешь оправдание своему пьянству».

Дрожащей рукой Колин медленно опустил стакан. Поспешно, пока не передумал, пошел в кухню и вылил его содержимое в раковину. Потом долго стоял, согнувшись и вцепившись в край стола. Он испытывал слабость, словно после изрядной дозы спиртного. Его переполняло отчаяние. И не только оттого, что он мог полностью разрушить эффект от девяти месяцев воздержания, но и потому, что в душе сожалел о том, что вылил коньяк в раковину.

Испытывая отвращение к самому себе, он отвернулся и поплелся в гостиную, где тяжело рухнул на диван. Он знал, что должен позвонить своему куратору, но у него, казалось, не было сил даже поднять телефонную трубку. Он думал о том, как протянет до следующего собрания анонимных алкоголиков, как вдруг глухой собачий скулеж отвлек его от этих мыслей. Он повернулся и обнаружил, что Шеп стоит рядом, глядя на него полными беспокойства глазами. Пес потерся носом о Колина, и, не дождавшись ответной ласки, положил лапу ему на руку. Колин рассеянно почесал его между ушей и усталым голосом сказал:

– Да, я знаю. Я тоже скучаю по своей жене. Но сейчас остались только ты и я. Друзья по несчастью, ведь так?

С ворчанием, которое можно было расценить как знак согласия, собака устроилась на коврике. Мысли Колина обратились к Эллис и тому, как здорово они провели сегодня время, особенно в постели. Пока размышления не испортили ему настроение.

Он чуть не подскочил от неожиданности, когда внезапно зазвонил телефон. Он подумал, что это могла быть Эллис, и его настроение поднялось, пока он шел к телефону.

Но это была не Эллис. Это был ее сын. Судя по голосу, Джереми находился в состоянии, близком к панике.

– Я не знал, кому еще звонить! Мамы нет дома, а с отцом я не могу связаться. Беда, мистер МакГинти. Настоящая беда…

Его растерянность произвела на Колина, как ни странно, успокаивающий эффект. Он заметил, что говорит хладнокровно и властно:

– Успокойся. И расскажи, что произошло.

На него обрушился целый поток слов:

– Мой дядя Гарри… он… он… он словно сошел с ума или что-то вроде того. Он засел там с пистолетом и сказал, что застрелит любого, кто попытается к нему приблизиться. – Он вздохнул. – О господи… Такое впечатление, что все повторяется снова. Как когда моя мама… – Джереми замолчал на полуслове.

– Хорошо, теперь вдохни поглубже и расскажи мне все с начала. – Колин старался говорить негромко и убедительно.

Колин выслушал искаженную версию случившегося, которую Джереми узнал от Райана. Что-то насчет того, что его дядя пошел в дом к мэру, там между ними возник спор – так, по крайней мере, предполагали, никто не знал ничего наверняка, – и Гарри наставил пистолет на мэра, который в данный момент был заложником. Если бы Колин работал в офисе окружного прокурора на Манхэттене, то ничуть бы этому не удивился – просто еще один отчаянный поступок в городе, полном людей, которые живут так, словно ходят по лезвию бритвы. Но в этой тихой гавани подобное событие было поистине из ряда вон выходящим и слишком нелепым, чтобы в него поверить.

– Ты знаешь, где мама? – спросил он.

– Они с тетей Дениз едут сейчас к дому мэра.

– Если я приеду и заберу тебя, ты сможешь меня туда отвести?

– Конечно. Я знаю дорогу. Только быстрее, пожалуйста.

Первым, что заметила Эллис, когда они свернули на частную дорогу, огибающую владения мэра по периметру, была перекрывшая проезд патрульная машина. В ней трещало радио, и синий свет мигалки падал на деревья и кусты. Серьезного вида молодой офицер вышел из машины. По тому, какон к ним подошел – одной рукой подавая знак остановиться, а вторую положив на кобуру, – было похоже, что он посмотрел слишком много фильмов о копах.

Дениз опустила стекло и выглянула наружу.

– Все в порядке, Тони. Это я.

Он вытянул руки по швам и покраснел.

– Миссис Элкинс? Простите. Я не знал, что это вы. – Несколько сконфуженно он сообщил: – Боюсь, мне все же придется попросить вас развернуться и уехать. Шеф приказал никого не пропускать.

– Но, как видишь, я не просто кто-то. – Голос у Дениз удивительно спокойный, подумала Эллис, учитывая то, насколько она расстроена. – Так ты пропустишь нас, или мне позвонить шефу самой?

Через несколько минут, после кратких переговоров с шефом, офицер съехал на обочину и махнул им, чтобы проезжали.

Где-то через четыреста метров дорога заканчивалась. Еще несколько патрульных машин были припаркованы вдоль заросшей травой лужайки, за которой начинался аккуратно подстриженный газон владения Уайтов. Вокруг бродили около полудюжины полицейских, и хотя кто-то однозначно должен был всем этим руководить – она узнала начальника полиции Лена Чемберса, седого мужчину с большим животом, который облокотился на дверцу машины, ведя по сотовому какой-то напряженный разговор, – тем не менее чувствовалось всеобщее замешательство. В резком свете прожекторов, которые были расставлены по периметру, Эллис видела напряженные взгляды офицеров, которые, выдыхая облачка пара, о чем-то переговаривались между собой. Эти ребята, очевидно, никогда раньше ни с чем подобным не сталкивались, по крайней мере на острове. Их походка казалась неуклюжей и движения угловатыми, поскольку даже жилеты из кевлара [32]32
  Волокнистый материал на основе полиамидов (прочность в пять раз превышает прочность стали).


[Закрыть], которые они надели поверх формы, были еще как следует не разношены.

Дениз, должно быть, тоже это заметила. Она потянулась к руке Эллис и крепко сжала ее. От волнения морщины у нее на лбу стали глубже.

Закончив разговор по телефону, Лен поспешил к ним.

– Это Гарри, – сообщил он Дениз, и его лицо с квадратной челюстью приняло суровое выражение. Лен, обрюзгший от возраста и в основном сидячей работы на должности, которую он сейчас занимал, напоминал боевого ветерана, который в память о былых подвигах был еще раз призван на службу. – Радует, что он говорит спокойно и последовательно, поэтому, я думаю, в настоящий момент опасности нет. – Он накрыл своей рукой руку Дениз и сказал хрипло, но уверенно: – Поверь, мы делаем все, чтобы никто не пострадал.

– Позвольте мне с ним поговорить, – сказала она. Это была даже не просьба, а скорее приказ. Лен молча передал ей телефон. Дениз нажала на повторный вызов и секунду постояла с трубкой у уха, затем тихо выругалась. – Черт, меня оборвали! – Качество сотовой связи еще никогда так ее не раздражало. Она сунула телефон Лену и сказала: – Я иду в дом.