Текст книги "Леди в красном"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– А что относительно еерепутации? Найдутся же люди, которые подтвердят, что она вовсе не Дева Мария.
– Уверен, что так оно и есть, но нам от этого пользы никакой. Окружной прокурор будет ходатайствовать в суде, чтобы все свидетельские показания относительно половой жизни девушки были признаны недействительными. По крайней мере, я на его месте поступил бы именно так.
Внезапно Эллис словно накрыло ударной волной.
– То есть Джереми могут посадить?
– Такая возможность есть всегда.
Их взгляды встретились, и она увидела у него на лице сострадание, смешанное с горькой правдой, – он знал, что для нее так будет лучше, поэтому не стал церемониться. Но Эллис не требовалось напоминать, чтопоставлено на кон.
«Все повторяется, – подумала она. – Только на этот раз с моим сыном».
Колин говорил, и его голос долетал до нее словно издалека.
– Но я все же надеюсь на лучшее. Не забывайте, за это время все еще может измениться. – Он понизил голос: – Вам удалось разузнать что-нибудь у зятя?
– Ничего интересного, – ответила она. Когда она заговорила на эту тему с Гарри, он посмотрел на нее как на сумасшедшую – из-за того, что она заподозрила нечестную игру. Но дело было не столько в том, что он тогда сказал, сколько в том, чего несказал. Он не спросил, чем вызваны ее подозрения. И вообще говорил уклончиво, казался издерганным и избегал смотреть ей в глаза. Что это было – ложь или просто она своим вопросом поставила его в неудобное положение?
Будто в ответ на ее мысли Колин спросил:
– Думаете, ему что-то известно?
– Я не совсем уверена, но складывается впечатление, что он со мной не до конца откровенен.
Она осторожно подбирала слова, не желая возводить на зятя напраслину.
– Может, вашей сестре удастся что-то у него узнать?
Эллис нахмурилась, не желая втягивать во все это еще и Дениз.
– Я не хочу, чтобы она думала, будто я обвиняю его в утаивании информации.
– Извините, – сказал Колин, кладя свою руку на ее. – Я понимаю, что это может быть для вас не совсем удобно.
– Это вы меня извините. Но раз уж дело касается моего сына, я готова сделать все, что потребуется.
Даже если необходимо будет доставить кое-какие неудобства любимой сестре…
Колин допил воду, отодвинул стул и встал из-за стола.
– Пора идти. Ко мне скоро должен приехать биолог из западного Вашингтона. Он считается одним из ведущих специалистов в стране по двухстворчатым моллюскам.
– Кстати, как ваши успехи? – спросила она, провожая его до двери.
– Я постепенно продвигаюсь вперед, но еще не скоро смогу наладить собственное производство. Главное, я чувствую себя при деле. – Взгляд его был чистым и светлым, как у человека, глядящего в будущее, а не погрязшего в прошлом. И пусть кто-то счел бы разведение устриц неподходящим занятием для успешного адвоката из мегаполиса, для него это было как раз то, что требовалось. – И хотя устрицы сами по себе простые существа, сложностей с ними хватает. Вы бы удивились, узнав, сколько есть всего, что может пойти не так.
– Я тоже никогда бы не подумала, что держать ресторан – такое неблагодарное занятие, – пожаловалась она. – Если людей станет еще меньше, нам нет даже смысла открываться.
– Надеюсь, до этого не дойдет. Мне определенно будет не хватать приготовленных вами блюд.
– Кроме вас, таких наберется от силы пятеро, – сказала она насмешливо.
По лицу Колина было видно, что он искренне ей сочувствует.
– Если б я знал, чем вам помочь… Как по мне, то вы все делаете правильно.
– В том-то и проблема, что только этого недостаточно. Нам нужно придумать что-нибудь для привлечения посетителей.
Кальперния, расставлявшая столы, наверняка подслушивала, потому что в тот же миг появилась перед ними. Она была одета в широкую юбку и шелковый топ с глубоким вырезом. Волосы ее были собраны в затейливый узел, уши оттягивали массивные сережки, размерами напоминавшие люстру. Кальперния вполне могла сойти за свергнутую с престола королеву какой-нибудь возжелавшей демократии африканской страны.
– Я не потерплю, если зазывалами будут темнокожие в национальных костюмах, – категорически заявила она, скрестив руки на груди.
– Да у меня и в мыслях подобного не было. Но если у тебя есть какие-нибудь гениальные идеи, я готова их выслушать, – сухо заметила Эллис.
Кальперния на секунду задумалась, сосредоточенно морща лоб. И внезапно оживилась, с досадой хлопнув себя по лбу.
– Черт! Придумала! Даже не знаю, как мне это раньше не пришло в голову. А вот дедушка с истоков Миссисипи додумался бы до этого в считаные секунды. И это с его-то двумя классами образования!
И она рассказала им свою идею.
11
Джереми купался в лучах обрушившейся на него славы. Ребята, с которыми он был едва знаком, теперь, встречая его в школьном коридоре, сочувственно подмигивали и показывали большие пальцы. А однажды Джимми ДеЛоренци, качок, который до этого обращался к нему один-единственный раз, и то чтобы попросить конспект по истории, отвел его в сторону на пару слов и, дружески похлопав по спине, сказал:
– Держитесь, приятель. Все вокруг знают, что Кэрри Энн – шлюха. Мы тебя прикроем, если что.
Даже девушки стали к нему добрее. Он перестал быть для них неприметным, бесполым существом. Теперь от него веяло опасностью, искусом совершить что-то недозволенное. Одного прискорбного пьяного эпизода хватило, чтобы из человека-невидимки превратить его в крутого парня. В то время как Кэрри Энн превратилась в изгоя.
Джереми мог бы этому радоваться, но на самом деле его это только огорчало. Ему было жаль Кэрри Энн. Он знал, что должен ненавидеть ее за то, как она с ним поступила. Но с каждым днем ему все сильнее казалось, что они вместе вляпались в передрягу – как в фильмах, где герой и героиня оказываются вдвоем в обвалившейся угольной шахте или на плоту в открытом море. Может, для нее это и не было ложью. Может, она искренне верила в то, что рассказала полиции. На пьяную голову воспринимаешь все по-другому – уж кому как не Джереми было об этом знать. А она той ночью вообще ничего не соображала. Как, впрочем, и он. И если бы Джереми не запомнил все отчетливо – как бы паршиво ни было, но это был его первый раз, а такое не забывается, – то, может, и поверил бы ее словам, что именно так все и произошло.
Большую часть времени, свободного от встреч с адвокатом и посещений зала суда, он об этом даже не вспоминал. Проходил час-другой, и до него внезапно доходило: его обвиняют в изнасиловании. Его. Джереми Кесслера. Который до этого даже ни разу не прикасался к женской груди. Это было нелепо, и невозможно было поверить, что все это происходит с ним.
Однажды в начале декабря он мчался по школьному коридору, чтобы попасть на урок химии до звонка, как вдруг краем глаза заметил нечто такое, что заставило его остановиться. Это была Кэрри Энн. Она исступленно рыдала и терла влажными салфетками одно-единственное слово, небрежно намалеванное маркером на дверце ее шкафчика. ШЛЮХА. Примерно секунду он наблюдал за ней, испытывая легкое чувство вины. Хотя в этом вывернутом наизнанку мире, где все человеческие законы были попраны, ее унижение должно было бы стать для него отрадой.
Она была так поглощена этим неистовым оттиранием, что, казалось, не заметила Джереми. Но только он собрался сделать вид, что ничего не видит, как вдруг она резко повернулась к нему.
– Чего уставился? – прошипела Кэрри Энн, покраснев и скривившись от злости.
Он почувствовал, как у него горят щеки.
– Н-ничего, – произнес он, запинаясь. Мистер МакГинти и родители неоднократно предупреждали, что следует держаться от нее подальше. До сегодняшнего дня это не составляло труда. Они посещали разные классы. Но Джереми должен был предвидеть, что рано или поздно они столкнутся. К этому нужно было подготовиться заранее.
– Это ты во всем виноват. Во всем этом! – Она махнула рукой, захватывая не только испорченный шкафчик, но и все здание. Она дрожала, горло сдавили рыдания. – Ты на меня клевещешь. Говоришь, что это я все подстроила. Разве не так? И не вздумай отрицать.
Она наступала на него, сжимая в руке охапку влажных салфеток, превратившихся в потемневший слипшийся комок, и выкрикивая обвинения.
– Клянусь, я и слова никому не сказал! – выпалил Джереми, защищаясь от ее нападок. «Как-то все неправильно. Ведь ядолжен ее во всем винить», – подумал он.
– Ну да, конечно, – сказала она с иронией. – Я видела, как ты разговаривал с Джимми. С каких это пор ты стал его лучшим другом? Да он до этого и знать не знал о твоем существовании.
Она решительно вытерла слезы, что текли по покрасневшим, опухшим щекам. И он вспомнил, как в ту ночь Кэрри Энн выкрикивала имя Джимми. Вспомнил он и то, что Кэрри Энн и Джимми ДеЛоренци раньше встречались, пока Джимми не бросил ее, потому что заподозрил в измене.
– Кстати, готова поспорить, что ты все ему рассказал. Чтобы мне насолить.
– Зачем мне это делать? – Неподдельное удивление в голосе Джереми заставило Кэрри Энн притихнуть. Злость на ее лице сменилась недоверием.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Я не думаю, что ты шлюха, – сказал он. Его лицо начало гореть еще больше – он смутно помнил, как сплелись их обнаженные тела на матрасе в доме Майка Диммока.
– Но ты все равно меня ненавидишь. – Она сказала это так, словно констатировала факт.
Он пожал плечами:
– Да уж, наверное, должен был бы ненавидеть.
Ее глаза расширились.
– Ты хочешь сказать, что не испытываешь ко мне ненависти?
Он на секунду задумался, перебирая свои ощущения и прислушиваясь к ним, как кончиком языка пробуют больной зуб. Наконец с легким изумлением в голосе, словно с трудом веря в то, что говорит, он ответил:
– Нет, похоже, что не испытываю.
– Ого. – Она недоверчиво уставилась на него.
Теперь, когда у них завязалось нечто похожее на разговор, Джереми осмелел настолько, что решился продолжить:
– Послушай, я наверняка был бывзбешен, если бы знал, что ты таким образом сводишь со мной счеты. Но мне кажется, ты на самом деле веришь во все, что рассказываешь полиции. Иначе зачем тебе проходить через все это? – Он указал на исписанный шкафчик.
Он ожидал нового приступа злости, ведь только что практически обвинил ее в том, что это она заварила всю эту кашу. Но Кэрри Энн смотрела на него задумчивым взглядом, словно видела впервые. Когда она наконец заговорила, ее голос был на удивление спокойным:
– Знаешь, а я ведь не должна с тобой разговаривать. Родители меня убьют, если узнают.
– Да уж, и меня тоже.
Джереми неуверенно улыбнулся уголком рта. Он не воспринимал Кэрри Энн как своего мучителя. Скорее как ребенка, который играл со спичками и нечаянно разжег пламя, которое уже невозможно погасить.
– Тебе помочь?
Он поглядел на дверцу шкафчика, где первые нацарапанные в спешке буквы были кое-как стерты и уже превратились в размытые серые пятна. Оставались еще X и А.
Она недовольно нахмурилась.
– А если тебя кто-нибудь увидит? Это будет выглядеть странно, не находишь?
Он равнодушно пожал плечами.
– Но сейчас здесь никого нет.
Джереми принес из мужского туалета еще бумажных полотенец и помог ей оттереть оставшуюся часть надписи. За это время оба не проронили ни слова. Они как раз заканчивали, когда прозвенел звонок с урока. Именно тогда он с ошеломляющей ясностью осознал, что прогулял биологию, помогая девушке, которая собирается упечь его в тюрьму.
Он поспешил на следующий урок, на бегу размышляя об этом. У него было ощущение, что он поступил правильно, пусть даже в глазах окружающих это могло выглядеть нелепо. К тому же родителям или мистеру МакГинти совсем необязательно знать об этом. Они все равно не поймут. Джереми и сам до конца не мог этого понять. Ему было ясно одно: впервые за последнее время он смог наконец выбраться из дерьма и почувствовать себя лучше. Даже не то что бы лучше, а просто иначе,более ответственно.
Он даже попытался представить случившееся с Кэрри Энн. Наверняка в ту ночь на пороге ее поджидали родители, и она заплетающимся голосом выдала первое, что пришло в голову, лишь бы их разжалобить. А как только к делу подключились взрослые, события начали развиваться с нарастающей скоростью, как снежный ком обрастая все новыми деталями. Да взять, к примеру, хотя бы его родителей. Еще месяц назад они друг с другом почти не разговаривали, а теперь созваниваются практически каждый день. Джереми все не мог решить, как на это реагировать. С одной стороны, он был рад, что родители наконец-то стали ладить между собой, с другой – его это пугало. Все эти годы они с отцом прекрасно обходились без Эллис. Ладно, пусть не прекрасно. Но лучше бы все оставалось на своих местах, чем снова испытывать ту боль, если мать вдруг опять слетит с катушек.
К счастью, четвертым уроком у него была физкультура. Джереми сомневался, что сейчас сможет сосредоточиться на каком-то более интеллектуальном занятии, чем гонять мяч по футбольному полю. Он был так погружен в роящиеся в голове мысли – о Кэрри Энн, о матери, об уроке биологии, который прогулял, – что не заметил Руда, пока буквально не врезался в него.
– Привет, парень. Ты-то мне и нужен. – Руд говорил так, будто они были закадычными друзьями и это не он с дружками умыл руки, бросив Джереми на произвол судьбы. – Мы с Чаки после школы валим к Майку заценить его новый мотоцикл. Хочешь с нами?
Джереми уставился в пол и промямлил:
– Не знаю… У меня есть кое-какие дела.
Он был ошарашен столь резким наплывом внимания. В последнее время Руд все чаще старался его увидеть, хотя раньше приглашал Джереми, только если тот оказывался поблизости в момент, когда они всей гурьбой набивались в машину. Либо Руд чувствовал себя виноватым в том, что тогда не поддержал его, либо Джереми, в свете своей новой дурной славы, стал достойным его внимания.
– Парень, речь идет о совершенно новом «Харлее». «Харлее»,чувак. – В уголке его рта торчала, словно приклеенная, незажженная сигарета, и когда Руд подошел вплотную, Джереми почувствовал затхлый запах табака и какой-то слабый цветочный аромат – наверное, духи его девушки. – Да стоит только оседлать этого красавца, как мигом забудешь о всей прочей дребедени. Доставь себе радость, парень.
Джереми старался не смотреть на него. Он знал, что стоит только взглянуть Руду в лицо и увидеть там дружескую симпатию – а в том, что она там была, он даже не сомневался, – и он не сможет сопротивляться. Мало кто из людей, не входивших в окружение Руда, знал о том, что, несмотря на плохую репутацию, Руд, стоило ему только захотеть, мог быть чертовски обаятельным. И хотя это была всего лишь маска, действовала она безотказно. И Джереми ужасно захотелось окунуться в исходящее от Руда тепло, поверить, что тому не наплевать на всех. Казалось, ничто еще не давалось ему так сложно, как эта фраза:
– Извини. Я бы с удовольствием. Вы… вы там повеселитесь без меня.
– Расслабься, чувак. Это ты много теряешь, а не я.
Руд отступил на шаг. Его водянисто-голубые глаза смерили Джереми презрительным взглядом, давая понять, что он совершил грубейшую ошибку, посмев даже предположить, что от него может зависеть, повеселится Руд или нет. Джереми сразу же страшно пожалел о сказанном. И только мысль о том, каким ничтожеством он себя почувствует, если даст слабину, не позволила ему передумать и принять приглашение Руда – если, конечно, оно все еще было в силе. Джереми поплелся в спортзал, чувствуя, как душевный подъем, который он испытал, помогая Кэрри Энн, куда-то испарился, оставив лишь ощущение одиночества и подавленности.
Через пару минут в раздевалке он наткнулся на своего кузена.
– Эй, Джерм, как дела? – приветствовал его Райан, с довольной ухмылкой называя Джереми его детским прозвищем [26]26
Jeremy – germ (от англ.:зародыш, эмбрион, бактерия, микроб, микроорганизм).
[Закрыть].
Кузен только что вышел из душа – с повязанным на бедрах полотенцем и торчащими, как иголки, мокрыми волосами. При любых других обстоятельствах Джереми не преминул бы отметить про себя очевидное физическое превосходство брата и прийти к неутешительным выводам, сравнивая его с собой. Он бы обязательно оценил накачанные объемные бицепсы, рельефный пресс, густую поросль на груди (у себя Джереми заметил лишь пару жалких волосков), не говоря уже о непоколебимой уверенности в себе, с которой Райан обнаженным разгуливал по раздевалке, набитой парнями, которые в уме производили аналогичные сравнения. Но сейчас Джереми был так далек от всего этого, что даже не обратил ни на что внимания.
– Нормально, – солгал он. – А ты как?
– Нас только что сделали, как детей. Счет 4:0, а тут еще Резник в последнем тайме пропускает пас. Черт, если бы не это, мы бы вытянули! – несмотря на недовольную мину, жизнерадостно сообщил Райан. Но даже если бы это была финальная игра, а не обычная тренировка, и то бы его это сильно не задело. Райан был оптимистом, и мало что могло поколебать его уверенность в том, что все будет хорошо. Раньше Джереми завидовал этой его черте, но сейчас она только раздражала.
В детстве они были очень близки, как родные братья. Но летом после седьмого класса Райан как-то в одночасье вырос и возмужал, в то время как Джереми, тощий юнец с вечно сбитыми коленями, был обречен испытать на себе все «прелести» переходного периода. Он все еще играл в «солдатиков», когда Райан стал интересоваться девочками – причем интерес этот возвращался сторицей. Казалось, каждая вторая девочка в школе была влюблена в Райана. Более того, он добивался успеха во всем, за что брался, – будь то спорт или главная роль в школьном спектакле. В общем, у Райана было все то, что отсутствовало у Джереми.
– Плохо дело, – сказал Джереми равнодушно.
Брат удивленно на него посмотрел:
– Ты в порядке?
Джереми пожал плечами и сказал с сарказмом:
– Конечно! А почему бы и нет? Я только что прогулял урок мистера Джи, и, уверен, он потребует привести чертовски вескую причину, которой у меня, к сожалению, нет. Не говоря уже о том, что меня могут посадить за то, чего я не делал.
Райан медленно кивнул, как бы признавая, что положение у Джереми действительно незавидное, но оптимизма у него при этом не убавилось.
– Я бы на твоем месте так не дрожал. Папа говорит, что при самом плохом раскладе максимум, что тебя ждет, – это условное заключение или общественные работы.
Эти слова разозлили Джереми. Да что Райан вообще может понимать? Ему всю жизнь все достается просто так – преподносится на блюдечке.
– А с другой стороны, все может закончиться тем, что я отправлюсь мотать срок. Яблочко от яблони… Разве не так?
– Успокойся, Джерм. Не дури. – Райан по-прежнему улыбался, но между бровей у него залегла морщинка. – То, что произошло с твоей мамой… это совсем другое.
– Да уж, изнасилование – это еще цветочки по сравнению с покушением на убийство. К тому же я даже не угрожал жертве ножом и не обматывал ее скотчем.
Брат молча схватил его за руку, потащил за шкафы для раздевания, где не было никого, и усадил на лавку.
– Ты не должен говорить о таких вещах, по крайней мере на людях, – предостерег он шепотом. – Я-то знаю, что ты шутишь, но кое-кто из ребят может подумать черт знает что… – Он с опаской огляделся. – Ты же не хочешь вляпаться в еще большие неприятности.
Внезапно события последних нескольких недель обрушились на Джереми как лавина.
– С каких пор тебя это стало волновать? – огрызнулся он. Джереми знал, что несправедливо вымещать злобу на Райане, но был слишком взвинчен, чтобы что-то соображать.
– Я твой брат, дурная ты башка! Конечно, меня это волнует. – Райан выглядел скорее удивленным, нежели оскорбленным, что в его верности усомнились.
– Неужели? А я и не заметил.
Несмотря на накопившуюся злобу, в душе Джереми хотел лишь одного: вернуть те времена, когда они с Райаном катались на скейтбордах и часами торчали в магазине у мистера Кима, листая комиксы и украдкой заглядывая в «Плэйбой», когда никто не видел. Но он понимал, что былого не вернешь. Их пути разошлись. Если бы это были гонки, то Райан сейчас маячил бы где-то у финишной черты, в то время как Джереми остался далеко позади.
Вот и сейчас во взгляде Райана читалась только жалость. Почему-то это задевало Джереми больше всего. Он был таким ничтожеством, что не мог вывести из равновесия даже собственного брата!
– Заметил бы, если б не проводил все время с этим неудачником Рудницки, – сказал Райан совсем не злобно.
Джереми чувствовал, что в словах брата есть доля правды, но это лишь заставило его заступиться за Руда.
– Ты не знаешь его так хорошо, как знаю я.
– А мне этого и не нужно, – ответил Райан, тоном давая понять, что репутация Руда говорит сама за себя.
– Ну а сам-то чего? Что-то я не заметил, чтобы тырвался со мной погулять.
– Если б ты думал головой, а не задницей, то сам бы понял, почему так получается. – И Джереми заметил проблеск злобы в глазах кузена. – Это тывсегда придумываешь отговорки, когда я тебя куда-нибудь зову.
Собрав остатки гордости и обернувшись ею, как изорванным плащом, Джереми заявил:
– Спасибо, но я не нуждаюсь в твоем сострадании.
Он был уверен, что Райан звал его с собой только из чувства семейного долга.
Райан изо всех сил ударил ладонью по открытой дверце шкафа, захлопывая ее с оглушительным грохотом, который эхом отразился от бетонного пола и стен раздевалки, заставив Джереми вздрогнуть.
– Боже мой, до чего дошло! Тебе никогда не приходило в голову, что мне просто нравится«зависать» с тобой? Или ты так увлеченно жалеешь себя, что даже не заметил, каким самовлюбленным придурком стал? – Джереми открыл было рот, чтобы возразить, но Райан только начал входить в раж. – Тебя хотя бы волнует, что происходит со мной?Что моя мать превратилась в буйнопомешанную? Господи, она всерьез собирается приковать себя к дереву! Она ведет себя так, будто это наш дом собираются сносить! Тебя бы сильно напрягло заскочить к нам и просто поболтать с ней? Посмотреть, можешь ли ты чем-то помочь? Она всегда хорошо к тебе относилась, парень. Мы всек тебе хорошо относились.
Джереми поднялся.
– Спасибо за лекцию. Мне теперь уже не так паршиво оттого, что я пропустил урок мистера Джи.
– Ты меня вообще слушаешь? Ты услышал хоть что-нибудь из того, что я говорил?
Райан был заметно удручен, его глаза сверкали, а рот вместо привычной улыбки был растянут в узкую полоску. Джереми почувствовал легкий вкус победы. Ему все-таки удалось вывести брата из себя. А это было кое-что!
Он уже собирался уходить, как взгляд его упал на обнаженный торс Райана. Со всем превосходством, на которое только был способен, голосом, очень похожим на голос Руда, он сказал:
– Эй, чувак, оденься, а то простудишься.
И только когда бушевавшая в нем злость поутихла, Джереми смог признать, что в словах Райана присутствовало зерно истины. А по сути, гораздо больше, чем зерно. Когда в последний раз он ужинал у них или просто заскакивал, чтобы поздороваться? Тетя Дениз постоянно его приглашала, а он только придумывал оправдания. В последнее время ему стало казаться, что они с мамой словно сговорились, заставляя его делать то, что он делать не хотел, испытывать те чувства, которые он не так давно в себе похоронил. А впрочем, он и сам изрядно этому поспособствовал, устроившись работать у матери.
Он ничего подобного не планировал. Эта идея подвернулась как бы сама собой. И пока он завязывал шнурки, стоя перед шкафчиком, внутренний голос нашептывал ему: «Никто тебя за руку не тянул». Но каковы бы ни были причины, толкнувшие его на это, он неожиданно для себя обнаружил, что ему нравитсяработать в ресторане, пусть даже только помощником официанта. К тому же для него это было вопросом чести – доказать ей, что он так же достоин ее любви, как и Дэвид. Чтобы она перестала считать, что не того сына похоронила во дворе епископальной церкви, где покоился Дэвид. Может быть, тогда она не будет так торопиться отсюда уехать. Может быть, она даже захочет взять его с собой. Конечно, он не поедет. Но ему будет приятно, если она это предложит.
И тут же в голову пришла мысль, от которой его бросило в холодный пот. Если кому-то и придется уехать, то, скорее всего, ему – когда его будут забирать в тюрьму.
Плохое настроение Джереми как рукой сняло, когда он приехал в ресторан и увидел, что почти все столики заняты. Траурная атмосфера, царившая здесь последние несколько недель, сменилась бурной деятельностью. Между столиками носилась как угорелая Кэти в клетчатом переднике в стиле сороковых, сшитом бабушкой из отрезков ткани, которая пошла на занавески. Официантка была измотана, щеки ее горели, волосы растрепались. Джереми нашел мать в кухне – она работала в таком же бешеном темпе.
– Удивительно, правда? – воскликнула она, перекрикивая стук молотка для отбивания мяса. – И так весь день!
– Что-то случилось, пока меня не было? – спросил он, нагибаясь, чтобы подобрать кусочек сельдерея, упавшего на пол из-под ножа. Он два дня не выходил на работу из-за визита к стоматологу и из-за не сданной в срок работы по английскому языку, которую спешно заканчивал.
– Это все заслуга Кальпернии, – сказала Эллис. – Помнишь, я рассказывала о ее дяде из Мемфиса?
Джимми кивнул.
– Ага, повар-мангальщик.
Кальперния с матерью всю последнюю неделю только об этом и говорили.
– В общем, он здесь. И уже успел установить мангал на заднем дворе.
– То-то мне показалось, что я слышу запах дыма. – Джереми потихоньку стащил со стола кусочек хлеба, нарезанного для гренков.
– Видимо, ты не один такой. Посетители весь день идут на запах. Это прямо чудо какое-то! И кто бы мог подумать, что в роли неопалимой купины выступит древесина гикори, которую он использует для мангала? – Она рассмеялась. – Мы едва справляемся с заказами. Вот тебе и высокое искусство кулинарии. Похоже, говядине по-бургундски не под силу тягаться с ребрышками по-домашнему.
– Будь осторожнее в своих желаниях, разве не так? – сказал Джереми с улыбкой.
– Без дураков! Никогда бы не подумала, что в моем ресторане станут подавать ребрышки, но какая разница, раз это сработало. – Эллис на секунду оторвалась от мяса и изумленно покачала головой. На ее лице играла легкая ироничная улыбка. Буквально сразу же она перевела взгляд на Джереми. – Если ищешь, чем заняться, то можешь начать вон с тех тарелок, – сказала она, кончиком ножа указывая на гору грязной посуды в раковине. – Эдуардо выбрал самое неподходящее время, чтобы заболеть!
Джереми снял передник с крючка в кладовке. Он не гнушался никакой работой, даже такой примитивной, как загрузка посудомоечной машины. Работа помогала отвлечься от невеселых мыслей, которые слетались, словно вороньё, стоило только у него появиться свободному времени. К тому же он знал, что мать нуждается в нем. С его прошлым начальником все было иначе – мистер Барбор мог уволить его в любой момент, заменив кем-нибудь другим, с такой же легкостью, с какой менял прокладку на двигателе своей автомашины. Мать же едва сводила концы с концами, и даже если дело будет набирать обороты, то пройдет еще немало времени, прежде чем она сможет нанять себе помощника.
Он как раз очищал последнюю тарелку, когда в памяти всплыл разговор с Райаном. Теперь эти слова больно жгли его изнутри. Неужели он и с матерью повел себя как самовлюбленный придурок? Ведь он смотрел на нее глазами обиженного, всеми заброшенного маленького мальчика, в то время как уже превратился в хотя и незрелого, но все равно мужчину. Как он смел наказывать ее за то, в чем она не была виновата?
В другое время он просто посмеялся бы над собственными нелепыми идеями. Но сейчас, находясь под впечатлением от выбившей его из колеи встречи с Кэрри Энн и разноса, который учинил кузен, он смог наконец переосмыслить многое. Нет, он по-прежнему не был готов броситься матери на шею и сказать, что все ей простил. Просто не повредит обращаться с ней помягче.
Джереми закончил загружать машину и пошел выносить мусор. На заднем дворе он повстречал Кальпернию, переговаривающуюся о чем-то со стариком, который наверняка и был тем самым дядюшкой Монро. У него были волосы, похожие на стальную вату, а кожа по цвету и текстуре напоминала вяленое мясо. Они с Кальпернией, как двое заговорщиков, склонились над какой-то затрапезной конструкцией, смахивающей на бочку для бензина, оснащенную замысловатыми деталями, по виду – заимствованными на свалке. Из ее чрева и из торчащей сверху трубы валил дым, словно при неудавшемся эксперименте сумасшедшего ученого. От жара воздух буквально переливался.
– Джереми, голубчик, это дядюшка Монро. Знаю, он выглядит таким дряхлым, что кажется, будто дунешь и рассыпется, но на самом деле он выносливый, как мул, и готовит такие ребрышки, что пальчики оближешь.
– Да уж, язык у нее как помело, но девка она неплохая, – проворчал дядюшка Монро, с обожанием глядя на племянницу. Ему было где-то около восьмидесяти, и он был таким же худым, как большая вилка для мяса в его руках, к тому же во рту его недоставало переднего зуба. Наконец он обратил внимание на Джереми: – Правда, сынок, ну разве она не нечто?
Сначала Джереми решил, что он имеет в виду Кальпернию, но потом увидел, что старик с гордостью смотрит на свою чудо-машину.
– Да уж, это действительно нечто, – подтвердил Джереми, не будучи уверенным, так ли это на самом деле. Но судя по аппетитному запаху, витающему вокруг установки, со своим заданием она явно справлялась.
– Конечно, к ней еще нужно приловчиться, – заявил старик, приподнимая крышку и тыча в шкворчащие на решетке ребрышки вилкой. – Вот так сходу управляться с ней не научишься.
Кальперния повернулась к Джереми и пояснила:
– Это он специально, от меня таится. Не хочет, чтобы кто-то узнал рецепт его секретного соуса. Говорит, что это ноу-хау. Хотя сам, старый дурень, даже не знает, что это такое, – сказала она, посмеиваясь.
Дядюшка Монро принял шутливо-оскорбленный вид:
– А вот и знаю. В словаре посмотрел.
Джереми постоял еще немного, прислушиваясь к их добродушной перепалке. Если попытки Кальпернии выпытать у дядюшки рецепт до сих пор и не увенчались успехом, то Джереми был готов поспорить на недельный заработок, что скоро ей удастся его заполучить. Она была не из тех людей, которые воспринимают «нет» как ответ.
Поначалу он не мог понять, как себя с ней вести. На острове было не так много темнокожих, и уж точно никого похожего на Кальпернию Кинг. В сущности, ему вообще не приходилось раньше встречать таких людей: она была жесткой, закаленной жизнью и ругалась так виртуозно, что Руд по сравнению с ней выглядел невинным младенцем. К тому же ее, похоже, совершенно не интересовало, какого мнения о ней Джереми – хорошего или плохого. Но если поначалу ее манера поведения казалась ему отталкивающей, то впоследствии он был заинтригован. Он даже по-своему ею восхищался. Она ничего не боялась и ни перед кем не оправдывалась. Она отказывалась полагаться на судьбу и всего добивалась сама.
