Текст книги "Сад лжи. Книга первая"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
15
Брайан взял из рук Дэна Петри пинту „Гленливет" и, запрокинув голову, влил в себя изрядную порцию виски. Жидкость приятно обожгла горло. Последние десять дней пребывания на Окинаве показались ему самыми длинными в его жизни: вот он и пытался теперь (пытался, но отнюдь не преуспел в этом!) заглушить нескончаемость дня алкогольным дурманом.
– Отлично пошла! В жарком климате холодненькая – самое оно… – рассмеялся бывалый коротышка австралиец. – В прошлый раз, когда я так же надрался, это было, дай Бог памяти, в Мексиканском заливе. Мы с Фиделем Кастро удили рыбу и накачивались черным ромом. Да, силен этот бородач, сукин сын, по части выпивки. Со мной мог тягаться на равных. Но ты, я смотрю, тоже парень не промах. Беда только, что от твоей беды это ни хрена не спасает.
Брайан в упор посмотрел на сидевшего напротив невысокого человека с копной соломенных волос. Развалившийся на оранжевом пластиковом стуле Петри чем-то напоминал ему тренера студенческой спортивной команды в захудалом городишке. На корреспонденте ЮПИ была синяя свалявшаяся махровая роба; правая рука на перевязи; на голове лихо заломленная морская фуражка, из-под которой выбиваются соломенные пряди. За те полчаса, что они беседовали в холле отеля „Ту Ист", Брайан успел заметить, что за пустой бравадой Петри скрывается железная хватка. Его живые голубые глазки казались накрепко ввинченными; собеседник явно обладал подлинным даром внимательно ловить каждое слово, делая при этом вид, будто совсем не прислушивается к разговору.
– Сегодня мне сообщили, – поделился Брайан, – что меня комиссуют. Вот что значит оказаться без одной почки и трех ярдов кишок. Да еще медаль за отвагу дают.
Дэн отхлебнул из горлышка и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Да, война чертовски расширяет кругозор, но зато сужает… анатомию. А ты, парень, я гляжу, что-то невесел. Не рад, что ли? Да не медали этой чертовой, а возвращению домой! Ты в какой дивизии, говоришь, служил, парень?
– В сто двадцать первой пехотной, – ответил Брайан, вытирая горлышко бутылки рукавом рубахи, прежде чем возвратить виски Дэну. – Мы стояли на полпути между Да Нангом и деревней под названием Тьен Сунг. Артбаза „Альфа".
– А, знаю, – кивнул австралиец. – Как не знать… Я ж там был. Адское месиво. Похоже, ты вовремя оттуда выбрался.
Брайан почувствовал, как его тело напряглось. Горло сдавили спазмы.
– Был там, говоришь? – глухо откликнулся он.
Петри кивнул на свою перевязь: правая рука у него была неподвижна, так что бутылку – уже почти пустую – ему приходилось держать левой.
– Еще бы. Там-то судьба и преподнесла мне этот подарочек. Кусок шрапнели был размером с дверной молоток, – улыбнувшись, сказал он. – Локоть разломило надвое. Так что сейчас у меня целых два локтевых сустава вместо положенного одного. Ну ничего, все заживет, – он замолчал, уставившись на Брайана. – Господи, парень, а вот как будет с тобой?Что-то мне твой вид не слишком нравится – как у похоронных дел мастера на собственных похоронах…
Брайан и в самом деле чувствовал себя не в своей тарелке: его мутило, как бывает во время морской болезни. Холл, где они сидели, безобразное помещение без окон с пластиковыми стульями и колченогими столиками, за которыми хмурые больные их госпиталя в халатах или больничных пижамах резались в карты, вдруг поплыл у него перед глазами.
Брайан тут же схватился за сиденье обеими руками, чтобы не грохнуться на пол. Должно быть, он все же накачался больше, чем следовало. Но не настолько, чтобы не ощутить, как в животе растет холодный ком страха.
– Что там произошло? – спросил он в тревоге, ощутив во рту горький вязкий привкус.
– Я был в Да Нанге, писал об одной шишке из СЕАТО – он как раз приехал с инспекцией. Там-то нам и рассказали о том, что произошло. Когда нас туда привезли, костер уже, как говорится, догорал… Чарли перебросил роту из вашей дивизии в горы. К этому времени Вьетконг фактически контролировал всю долину.
В горле у Брайана так пересохло, что он не мог глотать.
– Там… как раз расположен госпиталь. Католический. В Тьен Сунге. „Корпус Кристи". Я там лежал перед тем, как меня перевели сюда. Случайно не знаете, их эвакуировали?
– Честно говоря, не слыхал про них ничего. Но сомневаюсь, чтобы их вывезли. Ты счастливчик, что вовремя слинял. В долине полно раненых вьетконговцев – скорее всего их разместили по госпиталям.
„Господи, – заныло сердце. – Пусть он ошибается. Пусть все будет не так. Только на этот раз!"
Но нет, Петри классный репортер, и если кто-нибудь и знал все, что там произошло, так именно он.
Брайан сразу же подумал о Рэйчел – за те десять дней, что он жил на Окинаве, он помнил о ней каждую минуту. Брайан судорожно сглотнул, чтобы избавиться от кисловатого привкуса виски во рту. Вьетконг… В свое время он досыта наслушался рассказов насчет того, как эти парни ведут себя с белыми женщинами. Господи, чего стоит одна эта история о двух французских монахинях! Их нашли мертвыми в лесу, обе были привязаны к дереву, и у обеих выдраны языки… Одна надежда – Рейчел может понадобиться им в качестве врача, так что, может быть, они не станут измываться над ней.
Подленький голос где-то внутри тут же поспешил с ответом:
„Ну зачем тебе туда соваться? Она прекрасно сумеет за себя постоять. Если что, то наверняка выберется оттуда. Да и вообще, кто тебя просил изображать из себя спасителя?!"
Неожиданно Брайан почувствовал себя совершенно трезвым. Комка в горле как не бывало. Он четко знал, что ему надлежит делать. Холл снова принял горизонтальное положение и больше не плыл под ногами.
– Послушай, Петри, я должен туда вернуться, – проговорил он как можно тише. – Один человек… врач… мне нужно убедиться, что с ней все в порядке. И увезти ее оттуда, если она еще там.
Австралиец насмешливо фыркнул:
– Пошел ты куда подальше, парень, вместе со своими чертовыми вооруженными силами! Извини, дорогой, ты, видать, чересчур много насмотрелся картин с Джоном Уэйном? Ты что, рехнулся? Там же война идет, между прочим!
Брайан выждал минуту. Убедившись, что с лица репортера исчезла циничная ухмылка, он заключил:
– Учти, времени у меня в обрез. Раз. И второе – мне нужна твоя помощь!
Австралиец рассказал ему, как попал в плен к сирийцам на Голанских высотах во время Шестидневной войны, он был военным корреспондентом. Сирийские солдаты чуть было не отрезали ему яйца, но Петри удалось каким-то образом обмануть их бдительность и спастись. Пусть даже половина его истории – вранье, все равно у этого коротышки воображение и находчивость не хуже, чем у Роберта Стивенсона. Так что если бы удалось привлечь его на свою сторону, можно было бы считать, что полдела сделано.
– Господи Иисусе! Что я,по-твоему, один из „зеленых беретов"?!
Брайан почувствовал, как его губы помимо воли складываются в улыбку, хотя в эту минуту ему было совсем не до смеха.
– Тебе и не надо быть „зеленым беретом". Им, кстати, никто еще не давал, как репортерам, Пулитцеровских премий…
Он увидел, как буравчики Дэна впились в его лицо: теперь можно было не сомневаться, что его внимание Брайану обеспечено. Оставалось лишь наилучшим образом им воспользоваться.
– Пойми, это же потрясающая сенсация, – начал он заговорщическим тоном. – Я ведь был практически мертвым, когда она… она вытащила меня из лап смерти. Для этого ей пришлось меня располосовать и массировать сердце руками. Ну, и кроме того… – Брайан замолчал.
„Кроме чего,собственно? – спросил он самого себя. – Что я собирался сказать? – И тут же ответил: – А того, о чем ты уже тысячу раз думал!"
Петри между тем нетерпеливо ждал: он снял фуражку и ерошил свою соломенную шевелюру толстыми короткими пальцами. Голубые глазки ни на секунду не отрывались от лица Брайана, как будто тот готовился произнести по меньшей мере Нагорную проповедь.
– …кроме того, я намерен не только вытащить ее оттуда, но и жениться на ней, – закончил Брайан.
„В самом деле? – тут же спросил он себя и ответил: – Не знаю. Но какое наслаждение произносить эти слова вслух! И потом, такой поворот дела – это же и правда сенсация".
– Вот дерьмо! – хлопнул себя по колену оценивший (об этом говорила его широкая улыбка) идею Дэн. – Это будет материальчик!Может, еще и на киношку потянет. А что, в такой и Джону Уэйну не стыдно было бы сняться. В главной роли. А она симпатичная, эта твоя докторша?
Брайан на секунду задумался, не зная, что ответить. В таком плане он о Рэйчел раньше как-то и не думал. „Симпатичная" – означает девицу в коротком платьице с обнаженными плечами и длинными загорелыми ногами, обгоняющую тебя на улице. Но описывать Рэйчел такими красками – все равно что ничего о ней не сказать.
– Таких женщин ты просто не встречал в своей жизни, только и всего, – наконец произнес он.
Дэн Петри осушил бутылку до дна. Если не считать раскрасневшихся щек и посверкивания в глазах, то виски, похоже, нисколько на него не подействовало.
– Знаешь, сколько тебе потребуется времени, чтобы отменили решение об увольнении, если онивообще на такое пойдут? А получить их согласие – это все равно что мне получить Пулитцера – такая же степень вероятности, – заметил Петри.
– Да я просто удеру без всякого разрешения! Обо мне не беспокойся. Ты-то как? Могу я на тебя рассчитывать в этом деле?
– Меня обвиняли в бесшабашности, это правда. Но в идиотизме – никогда. Чтобы я подставлял свою башку под верную пулю?!
– Хорошо, а на Голанских высотах? Я так понимаю, что там был далеко не пикник!
– Ну, там было другое.
– Что именно?
– Там все-таки пустыня, и видно, по крайней мере, откуда они придут. Не то что здесь, где они пуляют из-за деревьев. Но тебе еще надо сперва до этих деревьев добраться. Отсюда-то ты как выберешься?
– Я прикинул, что бывают вещи и потруднее. Ведь не так много придурков, которые удирают в самоволку обратно… в ад. Так что искать меня там им вряд ли придет в голову. Но, черт побери, не в этом же дело. Мне позарез нужна твоя помощь.
Петри на мгновение задумался, подергав себя за подбородок.
– Что ж, придется воспользоваться кое-какими знакомствами. У меня есть дружок, работает на „Старз энд Страйпс". Он, думаю, сможет нас туда отправить. Впрочем, обещать наверняка не могу.
– У тебя будут эксклюзивные права на этот материал, Петри. Да что там, я сделаю тебя шафером на собственной свадьбе, черт побери. Ну, что скажешь? – Брайан не знал, как задобрить Дэна.
„Господи, – подумал он, – что это я тут несу? Какая свадьба? Нам бы с первым делом справиться, о чем еще можно мечтать".
Ради Рэйчел, однако, он готов был пообещать все, что угодно и кому угодно.
Петри медленно кивнул, но видно было, что он все еще сомневается.
– Ладно, парень, посмотрю, что можно будет сделать.
Юноше, казалось, на вид было лет четырнадцать, от силы пятнадцать. Но на его исполосованном шрамами лице и в черных щелочках глаз Рэйчел увидела то, что никогда прежде не видела.
Ненависть. Ничем не разбавленная. Убийственная.
У нее возникло ощущение, словно она натощак проглотила что-то холодное. В правом виске вспыхнула боль. Руки сразу же покрылись гусиной кожей.
Будь у него побольше сил, поняла Рэйчел, этот мальчишка, лежащий на койке и испепеляющий ее взглядом, преспокойно убил бы ее.
„Я враг. И ему все равно, что без моей помощи он обречен на смерть. Он скорее умрет, чем позволит мне до себя дотронуться", – пронеслось в голове.
Рэйчел непроизвольно вздрогнула, у нее из рук выпал шприц для внутривенного вливания и покатился по бетонному полу.
„Возьми себя в руки, – мысленно скомандовала она себе. – Ты врач, не солдат. Твое дело лечить, и только".
Разорвав целлофановый пакет с новым шприцем, Рэйчел твердо взяла вялое, окровавленное запястье раненого, пытаясь отыскать вену. Ему, возможно, понадобится четыре пинты крови, но, похоже, раны не столь опасны, как ей показалось вначале. Может быть, обойдется и без операции. Просто она все прочистит и хирургически обработает, а затем зашьет. И тогда…
В этот момент она почувствовала на щеке что-то влажное.
В ужасе Рэйчел подняла голову и увидела, что он улыбается с победоносным видом: осклабившийся рот блестел от остатков слюны, смешанной с кровью.
Вся дрожа, Рэйчел схватила чистую марлю и поспешно вытерла плевок.
„Господи, – взмолилась она, – сделай так, чтобы этого как бы не было. Этого ведь не могло быть! Я держу положение под контролем и…"
Она почувствовала, как закружилась голова и все вокруг сделалось волнистым и туманно-серым, словно она глядела сквозь грязную марлевую повязку. Если сейчас же не лечь, решила Рэйчел, то с ней может случиться обморок. Прошло уже больше суток с тех пор, как она в последний раз спала.
Раненый теперь начал что-то кричать – на нее извергался поток брани на непонятном языке.
Рэйчел стала медленно отступать, по-прежнему держа в руке шприц.
В этот момент ее взгляд упал на вьетконговского солдата-часового, стоявшего у входа в палату. Что-то в его глазах заставило ее замереть… У него был вид питона, решающего мучительную проблему: съесть кролика сразу или оставить лакомство на потом.
„Я была полезна для них четыре дня назад, когда реанимация была забита их ранеными… Но сейчас приток новых больных иссякает… К тому же Лили слышала, как командир говорил, что они собираются скоро привезти своих врачей. Кто знает, сколько времени они будут еще во мне нуждаться. И что будет потом?" – пронеслось у нее в голове.
Теперь в действие вступила Лили.
– Йен ланг чо! – прикрикнула она на раненого.
Рэйчел уже знала, что эти слова означают: „Молчи, собака!"
Выхватив шприц из рук врача, она всадила его в руку раненого вьетконговца. Девушка, судя по ее виду, устала не меньше, чем Рэйчел. Пряди блестящих черных волос, выбившихся из пучка, падали на точеную, словно из слоновой кости, шею; глаза казались стеклянными, веки покраснели. Ее белый халат был перепачкан запекшейся кровью.
Интересно, подумала Рэйчел, когда они в последний раз ложились? Четыре дня, после того как Тьен Сунг захватили вьетконговцы, казались вечностью. В деревне сейчас их было полно. Разве могло ей прийти в голову, что так случится, когда она сама отказалась от эвакуации на прошлой неделе? Она не считала себя вправе бросить тех раненых, кто не мог двигаться. Теперь основные бои уже кончились, но стычки все еще продолжались и поступали новые раненые. Хорошо, что Брайан на Окинаве.
Мысль о Брайане придала ей силы. Она снова почувствовала себя полной сил. Какое счастье, что хоть он-то успел вовремя отсюда выбраться!
При мысли о Брайане на Рэйчел серой пеленой опустилось отчаяние. Господи, как ей недостает его! Вот он стоит перед ее мысленным взором: худое лицо с серебристым блеском глаз. Разве можно забыть печаль в его взгляде, когда раненых переносили на вертолет?
Где он теперь? И увидятся ли они когда-нибудь? Скорее всего, никогда. Как можно это перенести! Само слово „никогда" причиняет ей такую боль, с которой ничто не может сравниться.
Но все равно она не может позволить себе даже минутной слабости. По крайней мере сейчас. Вьетконговцы – тоже люди, и всем им необходима помощь. И, утешала она себя, пока эта помощь требуется, они ее не тронут…
Рэйчел подошла к лежащему на носилках мужчине.
– Бак-си. Доктор! – пояснила она, не совсем уверенная, что до раненого, пожилого, с морщинистым лицом, вьетнамца, дошел смысл ее слов, такими невозмутимыми оставались его черные, с серым отливом, глаза.
„То есть я буду тебе помогать. Для этого я здесь. Нравится нам обоим такое положение вещей или нет. Понятно?" – спросил ее взгляд.
Судя по еговзгляду, вьетнамец по-прежнему ничего не понимал. Глаза оставались пустыми. Выглядел он глубоким стариком, лет под сто. Его маленькое, почти обезьянье, личико не выдавало никаких эмоций: казалось, проживи он еще сотню лет, окружающее так же будет ему безразлично.
Его ранения по сравнению с другими пациентами были не слишком серьезными. Глубокий боковой – от колена до бедра – разрез на ноге производил впечатление простого ножевого ранения.
Но это лицо…
– Анх бао нхиеу туои? – спросила она на своем не очень уверенном вьетнамском, что в переводе означало: „Сколько вам лет"?
Голосом, столь же пустым, как и его глаза, вьетнамец ответил:
– Муои чин.
„Девятнадцать!"
„Боже праведный…" – невольно воскликнула про себя Рэйчел.
На нее вдруг напало безудержное желание расхохотаться. С трудом подавив его, она подумала: если отсюда не выбраться, то разума здесь она лишится скорее, чем жизни.
…Брайан что есть силы ухватился за край сиденья, чтобы не съехать на пол, когда их джип с ходу влетел в воронку, где вполне мог уместиться буйвол. Да, подумал он, с трудом приходя в себя после сокрушительной встряски, от которой едва не лопнул позвоночник, вот это дорога! Какой же он был дурак, когда раньше жаловался на качество шоссе, по которому они ехали вначале. По сравнению с этой проселочной дорогой оно – настоящая автострада.
– Ты уверен, что он знает, куда надо ехать? – заорал он Дэну Петри, стараясь перекричать шум мотора, глядя упорно в затылок Нгуена, их водителя-вьетнамца.
Даже младенцу и то было ясно, что их дороги не найдешь на „карте для автомобилистов Рэнда Макнелли". Последние пять километров, если не больше, вокруг не было заметно ни малейших признаков какой-либо цивилизации. Дорфмейер из их взвода называл такую местность „Страной холодного пота". Ничего, кроме упирающихся верхушками в небо тиковых деревьев, опутанных лианами мангров, высоких, по пояс, папоротников и слоновой травы. Для засады места лучше не придумаешь.
– Хрен его знает, – проорал в ответ Дэн с неизменно радостным видом. – Скоро узнаем, чего себе голову зря морочить!
Брайан смотрел, как Нгуен ведет машину, на сей раз лихо объезжая воронку почище прежней. Дорога, или, вернее, просто тропа, была чересчур узка для их джипа, так что объездной маневр вынудил их выскочить на обочину, заложив вираж по траве и оставив вмятину в вязкой придорожной грязи.
Чего себе голову зря морочить! За последние два дня он слышал эти слова от Дэна раз сто, если не больше. Доже мне, остряк, – раздраженно подумал Брайан. – Что мы здесь, на „чертовом колесе" в парке катаемся, что ли? Господи, да нас же могут взять на мушку в любую секунду! Правда, надо отдать Петри должное; до сих пор, тьфу-тьфу, его план срабатывал безотказно".
Первой частью этого плана был перелет в Сайгон. Дэну каким-то образом удалось раздобыть для Брайана фальшивое репортерское удостоверение своего агентства. Вдвоем они втиснулись в „С-130", забитый новобранцами. Как Дэну удалось это провернуть, один Бог знает. „Везуха", – только и прокомментировал Петри со своей обычной ухмылочкой. Все было бы отлично, но тут вдруг один подполковник из дивизии, где раньше служил Брайан, захотел почему-то взглянуть на его бумаги. Господи Иисусе, как же он тогда струхнул! Весь покрылся липким потом. Но офицер, ознакомившись с удостоверением, не нашел в нем ничего предосудительного. Слава Богу, подполковник его не узнал. Брайан потом понял, почему. Да он бы и сам себя,наверно, не узнал! Еще бы, фунтов на сорок, если не больше, похудеть – это кое-что да значит. Из здоровяка, каким он был всего полгода назад, он превратился в изможденного аскета с лицом, прямо как у Хо Ши Мина.
Через шесть часов в офицерскую комнату аэропорта заглянул дружок Дэна из „Старз энд Страйпс" и провел их на вертолет, летевший в Да Нанг. Добираться туда было совсем недолго. Вскоре под ними открылся чудесный, почти открыточный, вид: голубая вода залива и пляжи цвета хаки, окаймленные зеленью джунглей. Глядя с высоты птичьего полета на эту благодать, трудно было представить, что совсем рядом люди заняты тем, что убивают себе подобных.
Потом, однако, с удачей, подумал Брайан, стало как-то туговато. Дэн безуспешно пытался уговорить сержанта, отвечающего за парк вездеходов, одолжить им ненадолго один из его джипов. Когда дело, похоже, совсем застопорилось, Дэн с видом фокусника, извлекающего из шляпы очередного кролика, достал откуда-то парочку свеженьких, в глянцевых обложках, журналов с голыми девочками, пачку сигарет с опиумной добавкой – и джип очутился в полном их распоряжении.
Следующей проблемой было достать шофера: здесь Дэн снова продемонстрировал свои способности, и в результате им удалось заполучить Нгуена… Впрочем, думал сейчас Брайан, такая уж ли это дикая удача?
Удача, решил он, явно изменила им в тот момент, когда они свернули с шоссе. Тогда он согласился с Петри, что безопасней, пожалуй, будет добираться до Тьен Сунга по проселочным дорогам: обычно там мало кто ездит и меньше шансов нарваться на патруль. Сейчас, однако, он склонен был думать, что они едут неверной дорогой…
Эта территория, подсказывало ему чутье, контролируется вьетконговцами. Неожиданно Брайан почувствовал, как у него стянуло кожу на голове. К горлу подступил тяжелый ком.
– Ну что, мучают сомнения, а? – спросил Петри, впиваясь своими голубыми буравчиками в посеревшее лицо Брайана.
– Нет, – ответил тот как можно тверже.
„Пусть, – подумал он про себя, – им суждено быть убитыми, ему все равно надо попытаться любым способом увидеться с Рэйчел".
– Да, – мечтательно протянул Дэн, – эта твоя докторша, должно быть, и в самом деле высший класс.
И Петри принялся насвистывать мелодию из фильма „Мост через реку Квай".
А Брайан сосредоточил все свое внимание на узкой дороге, по которой катил их джип. Ведь каждую минуту они могли подорваться на мине. Или стать мишенью снайпера. Господи Иисусе, как бы ему хотелось, чтобы с ним был его верный друг „М-16". Или, на худой конец, просто пистолет. Но еще в Да Нанге Дэн настоял: никакого оружия! Здесь они выступают как штатские. „Ясно?!" Петри в упор поглядел тогда на Брайана, чтобы тот усвоил его мысль – штатские люди путешествуют без оружия. В этом и состоит их защита, их единственная надежда, какой бы вшивой она ни казалась. Да и потом, резонно заметил он, пара карабинов, учитывая меткость вьетнамских снайперов, не дала бы им и секунды, чтобы успеть помолиться перед смертью.
Слова Дэна натолкнули Брайана на одну идею. Ведь, кроме „пушек", можно запастись и другим оружием! И вот накануне их отъезда из Да Нанга он побывал в местной католической церкви, располагающейся в центре города. Священник, стройный евразиат, говорящий по-английски с явным французским акцентом, провел его по лабиринту узких коридоров с каменными стенами и полом, и они очутились в небольшом саду, огороженном высоким забором. Стены ограды были увиты вьюнком и жимолостью; среди искусно разбросанных камней крохотными бугорками возвышалась похожая на мох трава; в маленьком пруду, как бы окруженном драгоценной оправой сада, плавали водяные лилии. Такого прекрасного сада Брайану еще не доводилось видеть. Вдвоем с отцом Себастьяном они присели на тиковую скамью под сенью развесистого дерева, и священник угостил гостя горьковатым китайским чаем. Потом оба они, опустившись на колени в мягкую траву, стали молиться. Брайан не чувствовал особой близости к Богу, но старые слова и полузабытые мелодические переходы подействовали на него успокаивающе, словно это мать положила ему на лоб свою любящую руку. Потом священник благословил его на совершение правого дела и дал ему то, ради чего он пришел к нему… то, что сможет, как он надеялся, обеспечить их безопасность. Сейчас дар отца Себастьяна был у него под ветровкой. Надежно спрятанный. Кроме Брайана, о его существовании никто не знал. Даже его попутчик и ангел-хранитель Дэн Петри.
После очередного толчка, швырнувшего Брайана на спинку сиденья, шофер внезапно остановился, резко нажав на тормоза.
Ярдах в двадцати от них, преграждая путь, стоял парень в черной ситцевой робе и сандалиях на босу ногу. На вид ему казалось лет шестнадцать: он вполне мог бы быть деревенским жителем, шагавшим на работу в рисовых полях… если бы не винтовка. Притом советская, „АК-47".
– Дунг лай! – скомандовал парень.
Брайан с сознанием своей полной беспомощности, напрягшись, следил за тем, как их водитель проворно выпрыгнул из машины и засеменил навстречу человеку с ружьем, чавкая по грязи плетеными сандалиями.
О чем они там говорят, яростно жестикулируя? Сидящие в машине не понимали ни единого слова из того мелодичного потока вьетнамской речи, который до них долетал.
– Не вздумай пошевелиться, – прошептал Дэн, касаясь ладонью руки Брайана. – Улыбайся. Как будто тебе только что дали второе место на конкурсе „Мисс Америка".
Брайан последовал его совету. Он так растянул рот в улыбке, что ему показалось: его губы никогда уже не смогут вернуться в нормальное состояние.
Застыл, однако, не только рот – казалось, вот-вот лопнут и напряженные мышцы. На лбу выступили капли пота, внутренности сжались узлом от ужаса.
Неожиданно Нгуен закончил свой диалог, повернулся и пошел обратно к джипу. Лицо водителя было угрюмым, щелочки глаз презрительно сузились.
Дэн тихо выругался.
– Черт! Невезуха. Не пропускает. Еще скажи спасибо, что не стрелял в нас, – и, помолчав, мрачно заключил: – Впрочем, он, может, припас это напоследок.
Брайан не слушал. Он думал о Рэйчел. Ему во что бы то ни сталонадо до нее добраться.
И тут внутри него словно подожгли запал: теперь действовать следовало без малейшего промедления.
Освободив руку из цепко державших ее пальцев своего спутника, он выпрыгнул из машины. Черт, сообразил Брайан, к сожалению, уже чересчур поздно, надо было бы действовать менее стремительно! Вспышка оранжевого пламени… шипящий звук водяных капель, попавших на раскаленную плиту… горячая струя воздуха, обжегшая щеку возле самого уха.
Теплая грязь пахла навозом. Он лежал на животе, прикрывая руками голову, ощущая у затылка все еще горячее дуло полуавтоматической винтовки.
„Вот сейчас я погибну. После всего, что со мной было. Меня пристрелят на дороге, как кролика. Господи Иисусе! Пройти большую часть пути – и все зря…" – крутилось в мозгу.
Несколько мучительных мгновений, когда Брайан не знал, лежа в липкой грязи, что сделает человек, стоящий над ним. Что чувствует человек в момент смерти? Впрочем, решил Брайан, смерть, похоже, откладывается… по крайней мере на какое-то, пусть самое короткое время.
Он убрал руки и поднял голову. Прямо перед глазами – грязные ноги в сандалиях. Брайан медленно поднялся на колени, подняв руки, ладонями наружу, чтобы продемонстрировать свое миролюбие. Приглядевшись к круглому смуглому лицу своего стражника, он понял: парень перепуган не меньше его самого.
Жестом Брайан попытался показать, что хочет расстегнуть свою куртку. Парень поднял винтовку и прицелился прямо ему в лоб… потом кивнул в знак согласия.
Брайан расстегнул молнию на штормовке.
Под ней была черная рубашка священника с узкой белой полоской по вороту.
Осенив стоявшего перед ним вьетконговца крестным знамением, Брайан с неиспытанным доселе ужасом – а ведь столько раз стоял перед алтарем великомучеников у себя в церкви! – обратился к Богу с молитвой: о, пусть этот парень окажется не буддистом, а католиком… Пусть раньше, в прошлом, но католиком!
Стук его сердца отдавался в ушах, пот градом струился по носу и подбородку. Гудящее полчище москитов окружило его, впиваясь в лицо и руки. Однако он не решался отогнать их и оставался совершенно неподвижным. Вот с высокого дерева сорвался зимородок – на его крыльях заиграл солнечный луч, превратив перья в радужный веер…
Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем парень наконец-то медленно опустил ружье, словно задеревеневшее в его руках. Жестом он разрешил Брайану подняться с колен. С осторожностью, даже с благоговением, вьетнамец протянул руку и дотронулся указательным пальцем до медали Святого Кристофора, висевшей у Брайана на груди.
Сняв медаль с шеи, Брайан протянул ее парню, улыбкой показывая, что это подарок ему в знак дружбы и мира. С желтовато-смуглого лица вьетнамца сошло выражение суровости, и он улыбнулся.
Может, все еще и обойдется, – подумал Брайан.
Его охватило чувство огромного облегчения. От слабости ноги перестали его слушаться, и он смог выпрямиться в полный рост только со второй попытки.
Обращаясь к Нгуену, он быстро произнес, не поворачиваясь в его сторону:
– Скажи ему, что я должен добраться до госпиталя. Там есть доктор… Это женщина… Она нужна нам, чтобы… помочь священнику в Да Нанге, который очень болен. Скажи ему, что священник умрет, если мы не привезем этого доктора с собой в Да Нанг.
Нгуен быстро перевел сказанное своим высоким мелодичным голосом.
Через пять минут их джип уже взбирался по крутой горной дороге в Тьен Сунг. На подножке, держа винтовку в правой руке, ехал их сопровождающий. Лицо его выражало восторг и гордость от сознания важности своей новой миссии.
Дэн повернул к Брайану обезьянью физиономию, расплывшуюся в восхищенной улыбке:
– Господи Иисусе! Ну и нервы у тебя, черт побери! Это было самое шикарное представление со времени „Тайной Вечери".
– Но тогда участникам не подавали свадебного пирога, – ухмыльнулся в ответ Брайан.
Рэйчел заперла медицинский шкафчик и повернула к лестнице на второй этаж. В руках она держала поднос с чистыми шприцами и четырьмя ампулами морфия с пенициллином. Она с опаской поглядела на часового-вьетнамца, облокотившегося о стену в противоположном конце коридора: держа ружье наперевес, он настороженно следил за ее движениями. Впрочем, теперь она его уже не так боялась, как раньше. Честно говоря, ей было все равно – пусть стреляет, скорее бы наступил конец этой муке.
Три дня она не смыкала глаз. Силы ее на исходе: если бы не Кэй, она бы просто не выдержала. Та тоже была на грани да и выглядела бледной как смерть, а вот поди ж ты – откуда-то у нее брались и силы, и воля. Но и у нее внутренние резервы не беспредельны. Утром Рэйчел увидела, как ее подруга едва не свалилась от усталости, чуть не выронив из рук пачку чистых бинтов.
Боже, как бы им отсюда выбраться!
„Я же совсем как умирающий от голода, чье тело постепенно начинает сжирать собственную плоть, – подумала она. – В моем случае, однако, пожирать себя начинает мозг. Мозг, который жаждет сна. Жаждет побыстрее покончить со страданиями".
Мысли Рэйчел бежали все по тому же замкнутому кругу:
„Брайан, любовь моя! О, если бы нам можно было любить друг друга открыто. Хотя бы на какой-нибудь час! Тогда не страшно было бы и умереть…"
Она уже смирилась с существованием Розы. Прочитав дневник Брайана, Рэйчел поняла природу взаимоотношений Брайана с Розой – даже лучше, чем если бы он сам ей рассказал. Да, конечно, ему надо будет вернуться к ней. Они поженятся, нарожают кучу детей, как хотел Брайан. Детей, которых она никогда не сможет ему родить. Все будет так, как должно быть. От этого понимания все равно больно. Больно и пусто. И холодно, так холодно.
