Текст книги "Прямой эфир (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– Зачем ты привез меня сюда? Тебе доставляет удовольствие осознавать, что я лежу на простынях, на которых когда ты развлекался с другой? – Лиза переходит на крик, с нескрываемой болью во взгляде сканируя мое лицо.
Сжимает руки в кулачки, не обращая внимания на поток слез, уже оставивший мокрые кляксы на свободной футболке, и ждет, пока я найдусь с ответом.
– У всех нас есть прошлое… – начинаю оправдываться, но замолкаю, когда она зло прерывает мою речь.
– Но не каждый мужчина дарит своей девушке кольцо, которое когда-то покупал для другой! – вскакивает, бросая в меня подушку, и топает ногой как ребенок, задетый бессердечностью взрослого. – Это мерзко! Мерзко носить на пальце эту чертову безделушку, зная, что она никогда тебе не предназначалась!
– Лиза, – порываюсь ее обнять, и чудом уворачиваюсь от пощечины, которая наверняка вышла бы звонкой. Под стать моему поступку.
– Я хочу домой! Ты испортил мою жизнь, Игорь! Использовал, чтобы пережить Янин уход. Не удивлюсь, если ты до сих пор ее любишь!
– Не говори ерунды!
– А для меня это не ерунда Громов. Забери это чертово кольцо и больше никогда ко мне не приближайся!
Она сломлена. Отравлена горечью моего предательства, и вряд ли когда-то найдет в себе силы меня простить. Да и стоит ли? Смотрю, как безжалостно срывая одежду с плечиков, Лиза заполняет свою сумку простыми платьями – лен, ситец, и трикотаж неброских цветов, так хорошо подходящий к ее лицу, даже сейчас, несмотря на красноту щек, милому и заставляющему мое сердце пропустить удар.
Сейчас за ней закроется дверь, и я навсегда потеряю возможность касаться ее волос – они стали короче и, кажется, темнее, и сейчас беспорядочно спадают за спину, порождая во мне дикое желание собрать эту рассыпавшуюся копну и втянуть носом аромат цветочного шампуня. Больше никогда не смогу набрать ее номер, забыться в ее объятиях и похороню свою веру в лучшее – с ее уходом солнечные лучи навсегда покинут мою жизнь…
– Лиза, – подхожу, все еще не решаясь коснуться ее напрягшейся спины, и обещаю самому себе во что бы то ни стало оставить ее в своей жизни. – Не уходи. Я не хотел.
– Но сделал, Гоша! Сделал и даже не подумал о том, какого будет мне, – надрывно, словно каждое слово дается ей с трудом. – Я хочу домой. Здесь я больше ни на минуту не останусь!
– Тогда уедем вместе. Дай мне шанс все исправить, – прижимаю Лизу к себе, не в силах отпустить и ее.
– Зачем? – разворачивается и что-то пытается отыскать в моих глазах. Роняет на пол свою кофточку, и упирается ладошкой в мою грудь, собираясь оттолкнуть как можно дальше…
В тот день он впервые признался мне в любви. В любви, которой не было и в помине в его окаменевшем сердце. Помню, как судорожно била его по спине, пока он осыпал поцелуями мои щеки, целовал руки и умолял поверить, что в его мыслях нет места для других женщин. Сейчас понимаю, чего он боялся больше всего – одиночества. Громов не тот человек, кто может справиться с собственным безумием самостоятельно, а я, как показало время, не та, кто способна его излечить.
Но в чем-то мы с ним были похожи: я так остро нуждалась в его руках, что легко поверила в ту иллюзию, что он для меня создал – радовалась, когда наутро он перевез меня в свою квартиру, а вечером открыл бархатную коробочку и вновь попросил моей руки, стоя на коленях посреди моих не разобранных коробок…
– Мы не укладываемся в эфирное время, – девушка редактор отрезает меня от Славиного взгляда, загораживая спиной единственного, кто не предал меня в тяжелую минуту. – Без второго выпуска не обойтись.
Я предчувствовала. Догадывалась, что они захотят растянуть передачу, ведь узнать подробности из жизни миллионера Громова удается нечасто.
– После рекламы немного поговорим о свекрови, о свадьбе, а завтра перейдем непосредственно к детям, – словно это давно решенный вопрос, ставит меня в известность девушка, не забывая добродушно улыбаться.
– С чего вы взяли, что я соглашусь? – подаюсь вперед, жестко спуская ее с небес на землю. Их рейтинг – последнее что меня интересует. Свою часть договора я выполнила – поведала миру о том, что никогда не должно было стать достоянием общественности и теперь жду ответных действий. – Уговор был лишь на один выпуск. Вы даете мне шанс увидеться с адвокатом, я на протяжении сорока пяти минут отвечаю на ваши вопросы…
– Но мы не обещали, что он возьмется за ваше дело. Так что, предлагаю пересмотреть условия – еще один выпуск и Егоров решит вашу проблему с детьми. Уж поверьте, после такой рекламы, когда вся страна обсуждает ваш развод, нам не составит труда заставить его вам помочь…
ГЛАВА 16
Слава
Самое страшное в жизни – опоздать. Не успеть вовремя произнести важные слова и, стоя на перроне, наблюдать, как дорогой вам человек запрыгивает в вагон, махая на прощание изящной ладошкой. Улыбается, даже не подозревая, что мчащийся на всех парах состав никогда не довезет его до пункта назначения…
Жизнь наказывает меня ежедневно: с той самой секунды, когда Лиза вручила свое сердце моему лучшему другу, я только и делаю, что борюсь с собой, усилием воли заставляя себя оставаться в стороне. На расстоянии вытянутой руки, которое никогда не сократится, ведь этот метр по моим меркам больше походящий на пропасть – непреодолимая дистанция на пути к женщине, принадлежащей другому.
– Во сколько обошлось торжество? – блиц – опрос от Смирнова надоел даже мне. Не удивительно, что Лиза не пытается скрывать свое раздражение, сухо отвечая на нескончаемый поток глупых утомительных вопросов: «Платье какого дизайнера было на вас надето?», «Кто из членов вашей семьи присутствовал на празднике?», «Кто из звезд выступал на свадьбе?». Бред. Очередная порция горячих подробностей из жизни олигарха, чтобы вечером утомленным домохозяйкам было чему позавидовать, сидя на своих кухнях, размером со спичечный коробок. Запомнят лишь цифры, под которыми и потонут все переживания матери, отчаянно стремящейся отстоять свои права.
– Это уже давно не является секретом, – опускает глаза в пол, вновь принимаясь крутить кольцо на своем пальце. Ее свекровь любит кичиться подобными вещами – ее воля, непременно создала бы блог, в котором расписывала каждую свою трату.
– Порядка двух миллионов, – устало выдает Лиза, стараясь незаметно взглянуть на часы, уже порядком устав от всего, через что ее заставили сегодня пройти. Через что заставил ее пройти Громов, загнав в угол единственную женщину, сумевшую вопреки здравому смыслу пронести через года свои чувства.
– Рублей? – Филипп и сам посмеивается над абсурдностью своего вопроса, и уже привлекает внимание зала к свадебным снимкам. Боже… Я и забыл, насколько красива она была, в этом кружевном платье с оголенной спиной. Горячая нежная кожа, которой мне так хотелось коснуться, когда я кружил с ней по залу, наконец, получив давно обещанный мне танец.
– Вы были свидетелем на их свадьбе, – ведущий, постоянно мечущийся по студии, все больше поражает меня своей неспособностью оставаться на одном месте больше минуты. Он крутит в руках планшет с логотипом программы и становится рядом, вынуждая меня повернуться и перестать смотреть на Лизу. А я делаю именно это – смотрю здесь и сейчас, как быстро сменяются эмоции на ее лице, заставляя меня сжимать кулаки, когда щеки женщины становятся мертвенно-бледными, и выдыхать, когда уголки ее губ еле заметно ползут вверх, давая понять, что это воспоминание ей приятно. Смотрю. Ведь в этом мне нет равных, у меня большой стаж наблюдения со стороны.
– Что вы подарили молодоженам?
Важный вопрос, не поспоришь. Боюсь, зрители не смогут уснуть без такого ценного знания.
– Оплатил месяц проживания на вилле на одном из Сейшельских островов, – наверняка поражаю умы зевак, прильнувших к экрану, своей щедростью, хоть сам никогда не придавал значения деньгам. Возможно, это слишком дорогой подарок для друга, но ничтожно малый для любимой женщины. Я бы отдал все, что имею, если бы это гарантировало ее счастье.
– Почему у меня нет таких знакомых? – Филипп смеется, отвернувшись к оператору, но едва сдержанный смех в зале сходит на нет, продолжает свой перекрестный допрос.
– Вы с мужем оценили такой щедрый жест?
– Конечно, – отзывается Лиза, завладев вниманием Смирнова, и это тот редкий случай, когда ее взгляд теплеет. Так бывает с каждым, перед чьим взором проносится один из самых светлых периодов в жизни. – Мы вернулись раньше, но те две недели для меня стали особенными.
А для меня они стали откровением. Я вдруг осознал, что пусть и не рядом со мной, но если ее глаза сияют, мои загораются в ответ.
С самого утра валит снег. Белые, мягкие снежинки мгновенно усыпают коротенький полушубок, наброшенный на Лизины плечи, оседают в ее волосах, и отчетливо виднеются на бутонах красных роз, составляющих букет невесты. Она прекрасна. Свежа, решительна и, несмотря на огромное количество гостей, совершенно спокойна. Возможно, уверенности ей прибавляет мужская ладонь, обхватившая ее тонкую талию.
Стоит в дверях загса с кольцом на безымянном пальце, с уже привычной улыбкой, с румянцем, который непременно окрашивает ее щеки в минуты волнения, а я вдруг ловлю себя на мысли, что за год нашего с ней знакомства, я никогда не видел ее такой… Солнечной. Светится изнутри, озаряя улицу, и заставляет зимнюю унылую природу оживать под лучами ее магического блеска…
– Поздравляем! – скандирует толпа, подбрасывая в небо рис и нежные бархатистые лепестки, своим шумом нарушая дневной покой московской улицы.
– Прощай, – так и не слетает с моего языка, но совершенно точно не остается незамеченным – серые глаза уже находят мои, и я еле заметно киваю, поднимая вверх большой палец. Самое странное прощание с девчонкой из лифта, сумевшей забраться в мою голову, обосноваться в мыслях и захватить мою душу.
Нужно улыбаться. Как можно шире, не обращая внимания на ноющую боль за грудиной, чтобы ни у одного человека не возникло сомнений, что я искренне рад происходящему на моих глазах действу… Что мне не хочется ничего громить, и я не мечтаю вырвать ее из чужих объятий, чтобы увезти как можно дальше. Туда, где мой друг никогда до нее не доберется, и единственное, что сможет выбить ее из колеи – поломка чертового каблука на любимых туфельках.
– Где бокалы? – суетливая свидетельница пихает меня вбок, растерянно скользя взглядом по дорогим машинам, припаркованным у входа, и, не в силах скрыть собственных переживаний, вцепляется в рукав моего пиджака, кажется, отчаявшись отыскать желаемое. – Я все испорчу! Лизка меня не простит! У меня все повылетало из головы!
– Расслабься. У тебя должен быть опыт в подобных делах. Разве не для тебя Волкова занималась оригами в обеденные перерывы? – интересуюсь, немного смущая и без того перепуганную девицу своей наглостью – завожу покрытую снегом прядь ей за ухо, и тут же поднимаю руку, жестом подзывая молчаливого водителя, выбравшегося из теплого салона авто, в надежде разглядеть в эпицентре этого безумия своего на редкость улыбчивого босса. Обычно из Гоши и двух слов не вытянешь, так уж его воспитали. Сам никогда не признается, но в глубине души наверняка смирился – он сноб, и чем крепче почва под его ногами, тем меньше внимания он уделяет персоналу, четко разграничивая людей на тех с кем можно дружить, и тех, на чей счет он обязан совершать ежемесячные переводы.
– До загса я так и не добралась, – признается, видимо, до сих пор не смирившись с этим досадным фактом.
Закусывает губу, поправляя пуховик, явно смущаясь своей неброской одежды, но очень быстро берет себя в руки, переводя тему в мирное русло. – Как думаешь, это судьба? Он ведь ее первая любовь.
Скорее ирония. Обман, в который Игорь так тщательно пытается заставить ее поверить. Мы, может, и гуляем на их свадьбе, но он все также далек для этой доверчивой чистой девушки.
– Наверное, – произношу вместо этого, и, отворачиваюсь, отдавая распоряжение мужчине, замершему рядом с нами по стойке смирно.
– Так просто? – когда в Таниных руках оказывается бокал с шампанским, а гости уже поднимают первый тост, ежась на пронизывающем ветру, блондинка, наконец, расслабляется, посылая мне благодарную улыбку. – Лиза всегда хвасталась, что начальник у нее замечательный.
Лучший. Но только в пределах кабинета…
***
– Я должен сказать тост, да? – прячу левую руку в карман брюк, а правой крепче сжимаю микрофон, ожидая, пока зал немного стихнет.
Стою напротив новой ячейки общества и больше не могу отвести глаз от белозубой улыбки своей бывшей помощницы. Она быстро припечатывает поцелуем губы супруга и, склонив голову, устраивает ее на мужском плече. Если когда-нибудь их семейная лодка даст трещину, я вспомню именно этот день, чтобы перед самим собой оправдаться за собственную пассивность. День, когда Волкова светилась счастьем, не оставляя сомнений, что он для нее целый мир.
– Игорь, – прочищаю горло, усилием воли переводя взгляд на друга детства. – Я многое знаю о тебе, и если честно, только благодаря моей способности держать язык за зубами, ты сегодня сидишь здесь, – смеюсь, замечая, как напрягается спина Громова, уловив недвусмысленный намек в моей речи. – Не думаю, что Лиза согласилась бы выйти за тебя, знай она, что в детстве ты щедро намазывал омлет яблочным джемом, уверяя, что так вкуснее. А на посвящении в студенты он купался в фонтане, – обращаюсь уже к гостям, заручившись их смешками. – Эвелина, ты должна помнить.
– Да, он вернулся без рубашки, – поддерживает меня Громова, а Игорь уже демонстрирует кулак.
– Перебрал и, желая произвести впечатление на своих одногруппников, с разбегу сиганул в небольшой фонтанчик. Рассек лоб и потом целый месяц прикрывал огромную шишку челкой. У него была челка, Лиза, – отмеряю ее длину ладонью, и таю от звуков ее мелодичного смеха. – Лет с семнадцати он курил, в двадцать пять возомнил себя истинным ценителем коньяка, и в том же году задался целью прыгнуть с парашютом.
– Потом передумал! – выкрикивает Громов, поглаживая ладошку жены.
– Да. Прямо на борту вертолета. Прыгать пришлось мне, – теперь и я смеюсь, находя в своих воспоминаниях то, что немного успокаивает мое сердце. Игорь мой брат. Названный, но это не умоляет тех мгновений, что мы пережили с ним плечом к плечу.
– Так что, если решишь поддержать его в очередной безумной идеи, будь готова к тому, что энтузиазм Громова может угаснуть в любой момент, – в сотый раз за сегодняшний день изучаю лицо невесты, то и дело теряя мысль. – Зато, за полную чашу в доме можешь быть спокойна. Класса с четвертого он продавал старшеклассницам билеты на премьеры своей мамы.
– Как? – Эвелина искренне удивляется, под дружный смех друзей семьи, театрально хватаясь за сердце. – А мне говорил, что раздаешь одноклассникам!
– Предпринимательская жилка, что поделать? – Игорь пожимает плечами, беспечно вторя общему веселью, всё – также обнимая свою супругу. – И, вообще, завязывай с этой антирекламой. Я ее уже окольцевал, так что шанса сбежать от меня у нее нет.
– А я и не думала, – Лиза касается его подбородка, и нежно целует, подтверждая свою готовность идти с ним по жизни до самого конца.
– В общем, к чему я тут распинаюсь… Игорь, – даже мужчинам свойственно поддаваться моменту, тем более, когда градус в крови повышен под воздействием выпитого. – Каждому человеку рядом нужен тот, кто выбьет из головы всю дурь, тот ради кого захочется становиться лучше. Ты такого человека встретил. Я рад за тебя. За вас. Будьте счастливы и берегите друг друга. Цените то, что имеете и никому не позволяйте разрушить свой мир. А я всегда буду рядом, – салютую бокалом, но прежде, чем водрузить микрофон на стойку, добавляю. – Молодые ведь еще не танцевали? Свидетельница приготовила сюрприз, так что сейчас самое время им растрясти салаты.
Бреду к стулу, когда разносятся первые аккорды неизвестной мне песни, и, устроившись на своем месте, наполняю бокал, не дожидаясь уже спешащего ко мне официанта.
– Она неплохо поет, – тетка Игоря по отцу, лет сорока пяти, принимается за второй кусок торта, явно не придавая внимания своему весу. «Спасательный круг» вокруг ее талии смущает только меня, никак не отражаясь на ее аппетите.
– А вот невеста, – Марина переходит на шепот, тыча вилкой в кружащуюся на танцполе пару, и зачем-то оглядывается по сторонам, явно опасаясь быть услышанной. – Невеста простовата. Какая-то невзрачная. Даже дорогое платье ее не спасает.
– Разве? По-моему, она прекрасна.
– Ты предвзят. Эвелина говорила, что она долго на тебя работала? Вот ведь, действительно, счастливый билет, встретить такого мужчину, как Игорь еще и затащить его в загс. Безбедную старость она себе обеспечила.
– У них брачный контракт, – жена юриста семьи Громовых, случайно уловившая суть женской болтовни, вставляет свои пять копеек. – При разводе она останется с носом.
***
– Так что же случилось с домом, который ваш муж подарил вам при двух сотнях свидетелей?
– Я хотела его продать, – отвечаю неохотно, царапая ногтем обивку кресла, не желая смотреть на ведущего. Приподнимаю голову, всерьез опасаясь, что от света ламп грим на моем лице скоро потечет, и отодвигаюсь от навязчивого луча, бьющего мне в глаза.
– Но Игорь моего желания не разделял.
– По скромным подсчетам, он стоит целое состояние…
– От которого мне не достанется и десятки. Благородный жест моего мужа ничем документально не подтвержден.
– Я могу взять слово? – приняв микрофон из рук своей матери, только что зачитавшей внушительную речь о супружеской верности и значимости брачных клятв, Игорь встает из-за стола, окидывая взглядом своих гостей. Нашими их назвать у меня не поворачивается язык – я не знаю ни одного человека из тех, кто сегодня целовал мою ладонь, вкладывая в пальцы дорогой букет.
– Во-первых, хочу сказать спасибо всем, кто пришел разделить с нами наше счастье. Особенно рад видеть родителей супруги, с которыми мне никак не удавалось встретиться до церемонии, – кивает моему отцу, чьи щеки стали настолько пунцовыми, что даже приглушенный свет в зале арендованного ресторана не способен скрыть этого факта. Он волнуется. Высокий, крупный Борис Волков, с легкостью читающий лекции перед студентами, мгновенно теряется, едва сотни пар глаз прилипают к его лицу. Правой рукой оттягивает вниз узел галстука, левой вытирает испарину со лба так вовремя протянутым мамой платком.
– Борис Ильич, Нина Дмитриевна, – привлекает внимание присутствующих к хрупкой женщине, выглядывающей из-за папиного плеча, – спасибо вам за прекрасную дочь, и за доверие, что оказали мне, приняв в свою семью. Лиза, – теперь вынуждает меня подняться, и я даю голову на отсечение, что жар, в который меня бросает, едва кончиков пальцев касается мужская ладонь, мгновенно отражается на лице, постепенно сходя на нет где-то в области декольте. Краснеть, так как в последний раз, чтоб и шея пылала пунцовым цветом…
– Я бы хотел тебе кое-что подарить, – он что-то ищет во внутреннем кармане своего пиджака, не обращая внимания на перешептывания, прокатившиеся по залу. Извлекает наружу бархатный футляр и протягивает мне, с хитрым прищуром следя за моими действиями.
А я словно и не владею телом. Не могу перестать дрожать, не в силах побороть смущение, а во рту так пересохло, что не промолвлю и слова.
– Ну же, – подначивает меня Петрова, последние десять минут просидевшая рядом со мной, и тут же находит поддержку в лице Эвелины, никогда не смущающейся под прицелом камер. Это ее стихия – внимание, фотовспышки и зрители, с жадностью провожающие взором каждый ее жест.
– Не бойся, – Игорь целует меня в висок, и я, наконец, решаюсь заглянуть под крышку. Приоткрываю рот, не совсем понимая, как нужно реагировать на подобное, и все-таки вынимаю клочок бумаги, который теперь верчу перед своим лицом.
– Ты даришь мне листик? – когда способность говорить все же возвращается ко мне, вперяю недоуменный взгляд в любимого мужчину.
– Это непросто «листик».
– Это адрес, – киваю, еще больше запутавшись в происходящем, не в силах ухватиться за мысль, то и дело всплывающую в моем подсознании, и замираю с открытым ртом, едва Игорь будничным тоном бросает:
– Адрес дома, в котором теперь мы будем жить, – произносит, и вкладывает в мою похолодевшую ладонь металлическую связку ключей, перехваченных красной атласной лентой…
Красный кирпич, мощеная дорожка, ведущая к парадной двери, деревянная беседка, вокруг которой наш садовник Арсен каждое лето возвращал к жизни розовые кусты – райское место, ставшее моей второй любовью. Я привязалась к нему едва ли не больше, чем к этому человеку, чей снимок сейчас красуется на мониторах.
Меня воспитывали иначе – вовсе не готовили к жизни, в которой у тебя будет штат прислуги, личный водитель и пожилая кухарка, чей день будет начинаться в пять утра – едва на горизонте всходил алый диск пробуждающегося солнца, она уже вовсю колдовала у плиты. Наверное, поэтому, единственным, что не давало мне насладиться своими владениями в полной мере, был десяток работников, не оставляющий мне простора для деятельности. Через четыре месяца я уговорила Громова распустить помощниц, и взвалила на свои плечи уход за двухэтажным дворцом, в котором воистину ощущала себя королевой.
– Что заставило вас задуматься о его продаже? – до конца эфира осталась минута, и я не думаю, что этого времени хватит, чтобы покаяться еще и в этом – с той же легкостью, с которой я привязалась к особняку, в конечном итоге я возненавидела собственноручно выкрашенные стены…
– Хотела перебраться в город, – чеканю, и выдыхаю, когда Смирнов отворачивается к камере и прощается с многомиллионной аудиторией, наверняка в этот вечер по привычке прильнувшей к экранам.
– Стоп! Всем спасибо, – девушка – редактор как по волшебству появляется в самом центре съемочной площадки и уверенно двигается ко мне, жестом останавливая мой порыв избавиться от микрофона.
– Я помогу, – встает за моей спиной и отцепляет проводки, наверняка отпечатавшиеся на коже. – Вы молодец. И зря переживали по поводу съемок, камера явно вас любит. Чего не скажешь о вашем друге, – улыбнувшись, шепчет мне на ухо, сматывая аппаратуру, с которой за этот час я успела сродниться. – Он всегда такой хмурый?
Мы синхронно поворачиваемся к Славе, в эту самую минуту о чем-то беседующему с одним из гостей, и я с удивлением подмечаю, что моя собеседница смущается, когда Лисицкий находит глазами нашу парочку и еле заметно кивает, жестом показывая, что освободиться через минуту. Наверное, в этом нет ничего удивительного… Он ведь красивый мужчина, видный…
– Обычно, его не заставишь замолчать. Думаю, на него так подействовала телевизионная атмосфера.
– Надеюсь, завтра он будет более сговорчив. Не хочу загадывать, но в это самое время один из моих сотрудников ведет переговоры с вашим супругом. Так что не исключено, что завтрашний выпуск будет горячим, – для нее важны лишь рейтинги, поэтому мою бледность, она оставляет без внимания. Не видит, как я закусываю губу, как бегаю глазами по залу и с каким усилием воли заставляю себя продолжать стоять на месте.
Неуверенна, что готова к такой очной ставке – на глазах оголодавшей до публичных скандалов толпы…
