Текст книги "Прямой эфир (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 6
– Привет, – я неловко пожимаю плечами, застыв на пороге Таниной квартиры – просторной комнаты в коммуналке на окраине города.
Старые выцветшие обои, круглый стол на резных ножках, за который моя тетка наверняка продала бы душу, питая необъяснимую тягу к антиквариату, шкаф с лакированными дверками, внушительное бра с тряпичным абажуром в центре комнаты, и ковер, с годами потерявший насыщенность красок и теперь брошенный новыми хозяевами под ноги. Раньше он висел на стене, в которой до сих пор торчат гвозди с поржавевшими крючками.
Мне и спрашивать не нужно, как прошел кастинг – красные глаза подруги и мокрые дорожки на ее щеках говорят куда красноречивее слов. Очередная неудача, самая болезненная для Петровой, с чего-то решившей, что эта попытка станет последней.
Девушка отступает, позволяя мне войти внутрь, и прежде чем ее сосед в сальной от грязи и пота тельняшке заплетающимся языком просит занять полтинник, с грохотом захлопывает дверь перед его носом. И это не способ выместить свою злость на весь белый свет, не попытка спустить пар, а острая жизненная необходимость – дверная коробка настолько износилась, что иначе об уединении можно и не мечтать.
– Чего ты такая? – шмыгнув носом, пятится подруга, позабыв о собственных горестях. Морщит свой лоб, прикусив нижнюю губу, и наверняка ломает голову, что же могло со мной приключиться.
– Там ливень, а я, как назло, не взяла зонтик. Дашь мне полотенце? – стягивая с себя импровизированные балетки, насквозь промокшие и теперь совершенно непригодные для носки, даже если лучший сапожник города возьмется за их реставрацию, с мольбой гляжу в голубые глаза блондинки.
Таня мгновенно оживает и уже выдвигает ящик бельевого комода, в попытке отыскать для меня сменку, пока я торопливо расстегиваю пуговки на своей рубашке, желая как можно скорее избавиться от холодной одежды. Вряд ли когда-то я захочу надеть ее вновь.
– Бери, – протягивая мне махровый халат и пару теплых носков, устало командует девушка, присаживаясь на подлокотник дивана. Обнимает себя за плечи и вымучено улыбается, наблюдая за тем, с каким удовольствием я кутаюсь в мягкую пушистую ткань. Чуть дольше задерживает свой взгляд на моих волосах, сосульками спадающими на лицо, и все-таки произносит:
– Я все испортила, Лизка. Не быть мне теледивой, – голос ее дрожит, а пальцы крепко впиваются в рукава толстовки. Нет большего потрясения, чем осознать, что дело, которому ты посвятила всю свою жизнь тебе не по зубам.
– Какие твои года? Кто-то становиться известным после сорока, а ты в двадцать четыре крест на себе ставишь, – говорю как можно жизнерадостней, успев развесить свое влажное барахло на батарее, и достаю чашки для вскипевшего чая. В минуты слабости и бессилия Таня напрочь забывает о гостеприимстве, впрочем, мне ли ее судить? Не улыбнись мне сегодня удача, я бы, пожалуй, не один вечер предавалась самобичеванию, в конечном итоге наплевав на ежедневные хлопоты.
Я передаю подруге дымящуюся кружку и, не сдержав стона удовольствия, отпиваю горячий напиток. Удивительно, как быстро тепло распространяется по моему телу, помогая почувствовать себя лучше.
– Как собеседование?
– Никак, – выдаю, отправляя в рот ложку малинового варенья, и тут же улыбаюсь. – Но место мое!
Хотелось бы мне радостно подпрыгнуть и кружить по комнате, бросая в потрескавшийся потолок стократное «спасибо», но здравый смысл все-таки берет верх. Не в моих правилах ликовать, когда близкий на глазах рассыпается на кусочки, совершенно не представляя, что делать дальше.
– Умеешь ты нагнать жути! – Петрова пихает меня в плечо, успев не на шутку испугаться, что и я сегодня осталась не у дел.
– Я так и не встретилась с этим Лисицким. Провозилась в туалете, пока сушила рубашку, а когда влетела в приемную, секретарша сказала, что я опоздала. Думала, умру от разрыва сердца! – я передергиваю плечами, вспоминая, как успела похоронить свои мечты о престижной работе.
– В общем, думала все, но эта дама в очках велела мне зайти в отдел кадров. Так что с понедельника выхожу.
– С чего бы это? Если с начальником ты так и не встретилась? – не может скрыть своего удивления блондинка, замирая с поднесенной к губам десертной ложкой.
– Кто их знает? Может, остальные кандидаты главного не впечатлили? Мне без разницы! Единственное о чем я думаю, так это о том, что о поисках работы, наконец, можно забыть.
Если жестокая инквизиция моих лодочек была воспринята вселенной, как акт жертвоприношения, я вполне готова смириться с гибелью любимых туфель, в результате обретя долгожданное место в солидной фирме.
– Счастливая, – с завистью взглянув на меня из-под пушистых ресниц, Петрова выдает тяжкий вздох. Пожалуй, самый громкий и протяжный из всех, что я когда-либо от нее слышала. Я отставляю кружку, и делаю то, что умею лучше всего: пододвигаю свой стул к подруге и обнимаю за плечи, устраивая голову на ее плече. Она, как и всегда, пахнет ванилью, немного табаком, ведь наверняка не удержалась и все-таки выкурила сигарету, стянутую у ни о чем не подозревающего Федора, и что самое горькое – разочарованием, тяжелым облаком окутавшим ее ссутулившуюся спину и теперь витающим вокруг нас.
***
Мне дали три дня. Я подготавливала себя морально, немного опасаясь, как вольюсь в коллектив, наверняка разношерстный по возрасту и взглядам на жизнь. Это все же не вуз, где все на равных, и начинают свое соперничество многим позже, чем успевают обзавестись парой-тройкой добрых знакомых. От волнения, я позабыла сон, оставив в своем рационе лишь плиточный шоколад и килограммы песочного печенья. Уплетала за обе щеки сладкое, и листала свои конспекты, всерьез вознамерившись освежить знания. Раз за разом перечитывала лекции, пока случайно не наткнулась на общую тетрадь, исписанную чужой рукой. Сердце пропустило удар, а пальцы уже поглаживали глянцевую обложку с изображением красного байка на фоне огненного заката. «Игорь Громов» – написано не очень-то и разборчиво, но мне ли не знать, кто владел ею до меня?
Сейчас и не знаю как сложилась его жизнь, но не на секунду не сомневаюсь, что об угловатой первокурснице, размазывающей тушь по щекам, он никогда не вспоминал, прекрасно обходясь все эти годы без ее глупых сообщений и краснеющих щек. Но даже осознание собственной ненужности не мешает моему сердцу ускорить свой ритм, когда память услужливо выпускает на поверхность те крохи, что я все же успела сохранить в душе: трепет, окутавший меня в ту секунду, когда парень прижимал меня к груди, желая остановить поток слез, орошающих мои щеки, волнение, что я испытывала, собираясь на премьеру спектакля, и восторг, непременно охватывающий меня всякий раз, когда я получала очередное послание от Гоши. Первая любовь не забывается, и в этом заключается ее прелесть: несмотря на плохой конец, вспоминаешь о ней с каким-то необъяснимым теплом…
– Здравствуйте, – здороваюсь с администратором и демонстрирую свой пропуск крупному охраннику, который беззвучно кивает, сохраняя каменное выражение на квадратном лице, и едва ли не бегу вприпрыжку к лифтам, ощущая, как от радостного предвкушения потеют ладошки. Примыкаю к кучке таких же как и я офисных клерков, незаметно разглядывая каждого, и украдкой касаюсь волос, сегодня, как никогда, аккуратно уложенных в строгий пучок.
– Вижу, собеседование прошло на ура, – слышу позади себя, но не сразу нахожусь с ответом. Я все еще витаю в облаках, осознавая, что говорят именно со мной лишь тогда, когда плечо мое задевает тот самый добряк, вызвавшийся помочь с починкой каблука. Теперь это наше неизменное место встречи?
Повернувшись к высокому брюнету, только сейчас замечаю, насколько он хорош собой, и искренне радуюсь, что все же не зря встала так рано, тщательно поработав над собственной внешностью, больше не желая попадать впросак. Я даже взяла дождевик, не доверяя опытным синоптикам, обещающим теплый солнечный день.
– Не то слово, – улыбаюсь против воли, не в силах скрыть собственной радости. – Так что, спите спокойно. Обвинения с вас я снимаю.
– Приятно слышать, а то бессонница меня порядком замучила, – галантно указывая мне рукой на раскрывшиеся створки уже порядком заполненного трудягами лифта, мужчина предлагает мне войти первой. – Сегодня хоть без эксцессов? Или взяла запасную пару?
– Взяла. Но надеюсь, они мне не пригодятся. Я все-таки не такая неловкая, как вам могло показаться.
– Тебе. Мне казалось, мы перешли на ты?
– Разве? Когда?
– В ту самую секунду, когда ты размахивала средним пальцем перед моим лицом. Это, знаешь ли, сближает, – отсмеивается программист, а на меня накатывает стыд. Горячей волной миллиметр за миллиметром окрашивает мои щеки в пунцовый цвет, и даже прохладные пальцы не помогают унять жар пылающих щек.
– Прости. Это было ужасно.
– Разве что только немного. И наверное, ты была права, с методами я погорячился. Могу возместить убытки, – не знаю, говорит ли он серьезно, но лишь отмахиваюсь от его предложения, беспечно качнув головой.
– Будем считать, что мы квиты? Я забуду о совершенном тобой акте вандализма, а ты пообещаешь никому не рассказывать, что я повела себя как школьница, – прижимаюсь к нему, пропуская вперед пожилого мужчину, и чувствую, как он неосознанно устраивает руку на моем животе, придерживая за талию.
– Об этом можешь не переживать. Не думаю, что проболтаюсь, – странно ухмыляется, когда я отстраняюсь, и достает из кармана мобильный. – У тебя сегодня первый рабочий день?
– Да, – гордо приподнимаю подбородок и расправляю плечи, наверняка святясь, как медный пятак. – И я дико волнуюсь. Через десять минут у меня встреча с генеральным, и я всерьез жалею, что не запаслась валерьянкой.
– Расслабься, он нормальный мужик. Уж точно не съест, – успокаивает меня незнакомец, засовывая руку в карман.
Дальше мы едем молча – я гипнотизирую табло с быстро сменяющимися цифрами, то и дело отступая, чтобы не мешаться под ногами собравшимся на выход людям, а брюнет что-то выглядывает на экране своего смартфона. Сегодня на нем серый костюм и рубашка, на несколько тонов светлее пиджака, на лице никакого намека на щетину – щеки гладко выбриты, и пусть видела я его лишь раз, все же нахожу этот факт досадным. Щетина ему идет больше. Да и не вяжется его солидный образ с выбранной им специальностью – разве не должен он быть долговязым, нелюдимым безумцем, подобным тем, кто одержим программными кодами?
– Не считаешь, что это странно? – выхожу из лифта и семеню следом за единственным человеком в этом огромном здании, с которым успела установить хоть какой-то контакт. Длинный коридор с множеством дверей, за каждой из которых через пару минут закипит работа, и победный цокот моих шпилек, уверенно несущих меня на встречу с начальником, заставляют мое сердце радостно трепетать в груди. – Мы сталкиваемся уже дважды, и если не брать в расчет мои бедные лодочки, довольно мило беседуем, а я до сих пор не знаю твоего имени.
– Слава, – одарив меня широкой улыбкой, он старается идти медленнее, чтобы мне не приходилось бежать. – Только на людях ко мне так не обращайся.
– Это еще почему? – не могу сдержать любопытства, но тут же перевожу тему, заинтересованно разглядывая таблички на дверях. – Здесь буфет?
Я указываю пальцем себе за спину, отчетливо слыша звон посуды, но не решаюсь остановиться и заглянуть внутрь. Не зря же судьба уже дважды посылает мне этого брюнета? Пусть с ролью сапожника он не справился, но побыть моим гидом, думаю, сможет.
– Комната отдыха. На первом этаже есть большое кафе, думаю, все обедают там.
– Думаешь? Сам ты не ешь? Или из дома приносишь?
– Вроде того, – смеется, явно не собираясь передо мной отчитываться, и останавливается у дверей приемной. Ему тоже назначено?
– Не забудешь?
– О чем? – не совсем понимаю Славу, и впервые отмечаю, что что-то от программиста в нем все-таки есть… Вон как странно поглядывает.
– Про субординацию, – говорит и смело открывает дверь, ожидая, пока я войду.
– Вам же сюда, Елизавета Борисовна?
– Откуда? – единственное, что могу выдавить из себя, машинально переступая порог, и сразу же чувствую на себе взгляд все той же неразговорчивой секретарши в круглых нелепых очках с толстыми стеклами, на прошлой неделе сумевшей за две минуты вызвать во мне целый спектр живых эмоций. Женщина тут же оживает, складывая бледно-розовые губы в улыбке, но внутренний голос уже настойчиво подсказывает, что радуется она вовсе не мне…
– Вячеслав Андреевич, – кивает моему сапожнику, привстав со своего нагретого стула и, слава богу, не замечает, как я растерянно присаживаюсь на подлокотник кресла. – В двенадцать у вас встреча с Лихачевым. Он настоятельно просил не опаздывать.
– Помню, – мгновенно став серьезным, мой спутник замирает у стола, бегло взглянув на документы, собранные помощницей в аккуратную стопку. Отвлекается, видимо, вспомнив о моем присутствии, и незаметно для пожилой дамы, уже бросившейся к кофемашине, подмигивает, кивая на свою дверь. Позолоченная табличка с фамилией генерального мгновенно притягивает мой взгляд, а при виде инициалов я забываю, как надо дышать…
– Проходите, – Слава же, кажется, абсолютно спокоен и лишь потешается над моим растерянным видом.
На негнущихся ногах я следую за этим мужчиной, сумевшим обвести меня вокруг пальца, и замираю истуканом посреди его огромного кабинета. Предпочитаю смотреть куда угодно, лишь бы не видеть насмешливых глаз своего работодателя: сначала изучаю глянцевый серый стеллаж, за непроницаемыми дверками которого наверняка скрываются всевозможные папки, безразлично веду глазами по стеклянной поверхности письменного стола с включенным ноутбуком, пестрая заставка которого отражается в окне за спиной владельца, и отворачиваюсь к дивану, настолько белому, что начинаю сомневаться, что на него, вообще, кто-то когда-то садился…
– Удивлена? – беззаботный и абсолютно спокойный Лисицкий, присаживается на краешек столешницы, не на секунду не сомневаясь, что она его выдержит. Расстегивает пиджак, и прячет руки в карманах брюк – спокойный, расслабленный. В отличие от меня.
– Немного, – вру, расправляя плечи, теперь не зная, как себя с ним вести. С парнем из лифта, представившимся программистом, общаться мне было комфортнее. – Но теперь понимаю, почему получила эту должность. Решили искупить вину за отломанный каблук?
– И не думал. У тебя прекрасное резюме…
– С отсутствием опыта, – перебиваю, мгновенно смутившись собственной наглости.
– Зато с подающим надежды на будущие свершения дипломом. Я окончил тот же вуз, поэтому доверяю твоему табелю. Присядешь?
Я послушно устраиваюсь на стуле, подобно прилежной ученице, сложив руки на коленках, и терпеливо жду, пока он обойдет стол и усядется напротив.
– Станете гонять меня по экономическим терминам? – нервно тереблю трикотажную ткань, гадая, для чего, вообще, он сегодня вызвал меня к себе. – Или решили позабавиться над тем, как я сгораю от стыда?
– А тебе есть чего стыдиться? – Лисицкий приподнимает бровь, придвигаясь ближе к столу.
– Я показала вам средний палец, назвала варваром и, если честно, хотела воткнуть свой каблук вам в лоб. Этого мало для угрызений совести?
– Разве мы не решили забыть о том случае? И когда мы вдвоем можешь не выкать.
– Не могу. Субординация, – вызываю у него улыбку, все еще не отойдя от шока. – Так зачем вы меня позвали?
– Хочу предложить тебе новую должность. Елена Юрьевна, – видимо, говорит о своей секретарше, иначе, зачем кивает на дверь, за которой устроилась его помощница, – дорабатывает последнюю неделю, и я буду рад, если ты согласишься занять ее место.
– Я бухгалтер. Не секретарь, – отрицательно качаю головой, даже не думая соглашаться. Не для того я пять лет грызла гранит науки, чтобы виртуозно заваривать кофе для лощеного босса.
– Знаю, и считаю, что тебе будет полезен этот опыт. Ты явно не из робкого десятка, молода и амбициозна…
– Поэтому никогда не соглашусь тратить свое время на сортировку почты. Мне нужен стаж. Три года, чтобы сдать квалификационный экзамен.
– Хочешь стать аудитором? – перебивает, доставая из ящика какую-то папку.
– Да. И не хочу терять свое время понапрасну. С таким же успехом, я могла бы устроиться официанткой – поверьте, в Москве оставляют неплохие чаевые.
– Тогда взгляни на это иначе? Вникнешь в дела фирмы, будешь присутствовать на важных сделках, получишь возможность изучить специфику производства изнутри. Если сработаемся, и ты получишь аттестат, обещаю рассмотреть твою кандидатуру на должность внутреннего аудитора.
– А вам это зачем?
– Затем, что я доверяю своему чутью. Ты ведь отличница по природе, другая бы никогда не решилась явиться к начальнику в помятой рубашке и дырявых башмаках. Женщины уж слишком пекутся о своем внешнем виде, предпочитая сражать мужчин собственной неотразимостью, нежели стремлением к покорению новых высот. Но не ты. Плевать на все, если от этого зависит будущее, так? А я ищу именно это. Думаешь, почему мой секретарше пятьдесят семь? – задает свой вопрос, но не дает и рта раскрыть. – Потому что она не станет строить глазки, а лучше займется делом.
– Теперь я чувствую себя ущербной, – нервно хихикаю, ведь в двадцать один услышать нечто подобное, удовольствие не из приятных. Я все-таки молода, и не прочь словить парочку восторженных взглядов…
– А зря. Мне нужны мозги. Свежая кровь и желание расти.
Я опускаю голову, взвешивая все за и против, а только что обсуждаемая нами Елена Юрьевна уже расставляет на столе посуду – белый керамический чайник, от которого исходит фруктовый аромат, и две небольших чашки, в одной из которых уже налит крепкий только что сваренный кофе.
ГЛАВА 7
– Они встретились на моем дне рождении, – Слава поправляет микрофон, прицепленный к пиджаку, и спокойно обводит взглядом зал. Чуть дольше задерживается на полысевшем и отъевшемся адвокате, в числе еще четырех гостей, явившемся сюда для очередного пиара, и возвращается глазами к ведущему. Знаю, о чем он думает – я рисковала, принимая предложение редактора, ведь мне никто не обещал, что Егоров – один из самых востребованных юристов страны, окажется в числе приглашенных. Я вытянула счастливый билет, пусть и таким странным способом, добившись его внимания, и теперь Лисицкий наверняка не считает мою затею прийти на телевидение такой безумной. Он один из немногих, кому известно, как настойчиво я пробивалась на прием к Юрию Станиславовичу, неделями обивала пороги его конторы, но так и не сумела добиться его внимания. У него десятки выигранных дел за спиной, безбедная жизнь и безупречная репутация – простые бракоразводные процессы в семьях бизнесменов наводят на него скуку, а я, по его мнению, очередная, ничем не отличающаяся от других охотница, решившая отхватить кусочек от огромного пирога…
Я словно и не замечаю огромной бородавки под его носом, блестящей лысины и внушительного брюха – для меня он бог, идол, которому я готова поклоняться и целовать ноги, не видя спасения ни в ком, кроме этого, умудренного опытом человека. Если Егоров только согласится протянуть руку помощи, я смогу вновь обнять своих детей и позабыть этот кошмар, растянувшийся на долгие месяцы, лишенные звонкого детского смеха. Хотя, кого я обманываю? Подобное не забывается – это навеки останется в кошмарных снах, преследующих по ночам, в мыслях, над которыми я не властна и вряд ли смогу запретить им приходить в мою голову так часто, как им того захочется.
Игорь хотел меня уничтожить, заставить себя презирать, ударить меня побольнее, но он даже не подозревает, что этот выстрел стал контрольным. Я отчаялась – от меня прежней ничего не осталось, и чем дольше я буду позволять мужу считать себя победителем, тем больше рискую потерять веру в лучшее, наблюдая за его довольной физиономией.
– Что вы испытали, увидев свою первую любовь спустя четыре года? – Смирнов оставляет Лисицкого в покое, вновь вовлекая меня в разговор.
– Удивление, – вряд ли в одно слово можно уместить тот фейерверк, что взорвался внутри меня, едва Громов опустился на стул. Помню, как он над чем-то смеялся со Славой, наградив меня сухим «здравствуйте», а я уже была бессильна перед его магнетизмом – жадно впитывала в себя изменения, произошедшие в нем с момента нашей последней встречи: голос стал грубее, с небольшой хрипотцой, словно он много курит или часто на кого-то кричит; глаза выразительней, с еле заметными морщинками в уголках, и все такие же темные, словно ночное небо перед грозой; плечи шире, и в тот момент их поглаживала статная брюнетка, прильнувшая к его боку.
– Он вас узнал?
– Не сразу, – тру висок, чувствуя, как начинает болеть голова…
***
Зима.
Нет, ничего я не предчувствовала. Этот день обещал стать одним из многих, в череде размеренных будней: утро было обычным, ничем не примечательным и прошло вполне спокойно, без малейшего намека на маячащее на горизонте потрясение. Мягкий январский снег беззвучно падал на шапки прохожих, видимо, даже не думая прекращаться, и к тому моменту, когда я все-таки дошла до бизнес-центра, меховая опушка моего пуховика покрылась тонким слоем снежной крошки. Сбросила надоедливые кристаллики себе под ноги и уверенной походкой проследовала к лифтам, на ходу избавляясь от обмотанного вокруг шеи шарфа.
Звуковой сигнал, известивший меня о прибытии лифта подействовал отрезвляюще – я быстро проскользнула вглубь кабинки, и, забившись в угол, прижала к себе небольшую коробку со свежими пирожными, переживая, что в ставшей уже привычной утренней давке, не смогу донести их до кабинета. Что делать, уставшие к концу недели работники, не слишком-то милы и обходительны в столь ранний час, и то и дело норовят пихнуть тебя локтем, напрочь забывая о приличиях.
– Чего вы так рано? – сбиваюсь с шага, заметив устроившегося на моем рабочем месте Лисицкого. Немного потрепанный, помятый и совершенно невыспавшийся начальник подпирает кулаком щеку и уже не сводит с меня своих внимательных глаз. Еле заметно улыбается, и, молча, следит за моими движениями: наблюдает, как я неспешно снимаю свой пуховик и прячу в небольшом шкафу; словно прикованный, провожает взглядом мою руку, расстегивающую молнию на сапоге, и отмирает только тогда, когда я встаю с кресла, уже нацепив на ноги туфли.
– Вам нужно больше отдыхать. За то время, что я у вас работаю, вы постарели лет на десять.
– Хочешь сказать, я уже не такой привлекательный? – развалившись, он сцепляет руки в замок, и от скуки начинает раскручиваться на моем стуле, запрокинув голову назад и теперь разглядывая потолок.
– А разве вы когда-то таковым являлись? – не могу его не поддеть, торопливо включая технику. До начала рабочего дня осталось десять минут, и я буду не я, если к этому моменту не подготовлю кабинет к плодотворной работе. – Вставайте. Нечего тут кружиться без дела. Приведите себя в порядок, а я сварю крепкий кофе.
– Разве это не противоречит твоим принципам?
– Немного. Но я готова пойти на уступку, – хитро прищурив глаза, ставлю перед ним картонный короб, перевязанный голубым бантом, и отряхиваю ладошки. – В честь праздника.
– А это, значит, подарок? – Вячеслав Андреевич тянется к ленте, не сумев скрыть от меня восторга. Быстро развязывает и снимает крышку, тут же ее захлопывая.
– Шутишь? Я ожидал, что ты подаришь мне блокнот или на худой конец галстук, – разыгрывая недовольство, Лисицкий сводит брови на переносице.
– Вот еще. Вы слишком мало мне платите, чтобы я могла позволить себе покупку дизайнерской удавки. Да и будем честными, вы даже эти пирожные не заслужили.
– Разве? Я дважды давал тебе отгул, и самостоятельно готовлю себе кофе. Чтобы ты понимала, этот факт бьет по моему самолюбию – даже мой заместитель не знает, как пользоваться кофемашиной.
– А вас никто не заставлял, брать меня на должность помощницы. Так что, даже не рассчитывайте, что я испытаю угрызения совести, – роюсь в своей сумке, отыскивая органайзер, и, наконец, заканчиваю приготовления к работе.
– Ладно, тогда, что не так?
– Вы надули меня, – даже не думаю спрашивать разрешения, воруя капкейк из-под его носа. – Я скоро умру здесь от скуки, в то время как вы обещали мне постоянное движение и возможность присутствовать на важных сделках!
Я отхожу подальше, деловито поправляя ворот рубашки, и откашлявшись, настраиваюсь на произнесение речи, пока мой многоуважаемый босс переваривает услышанное.
– Перейдем к официальной части, – вытягиваясь по струнке, цепляю на лицо улыбку. – Дорогой Вячеслав Аркадьевич, в этот прекрасный январский день, хочу пожелать вам удачи в работе, крепкого здоровья, и что самое важное, наконец, научиться воплощать в жизнь каждое бездумное обещание, что когда-либо слетало с вашего языка.
Знаю, что не получу нагоняй за свою прямолинейность, поэтому отвешиваю шутливый поклон, и обойдя стол, вцепляюсь в спинку принадлежащего мне по праву стула.
– Теперь идите. В отличие от вас, деньги в мой карман не падают, если я позволяю себе бездельничать. И сильно не налегайте на сладкое, в вашем возрасте пора бы подумать об уровне холестерина в крови, – дружелюбно похлопываю его по плечу, вынуждая скорее подняться, и с чувством выполненного долга, запускаю необходимые программы. Слава же топчется у двери своего кабинета, продолжая сверлить мою спину взглядом, еле слышно ухмыляется себе под нос, и все-таки щелкает дверным замком.
– Не забудь про кофе, – раздается из селектора, когда я остаюсь одна в просторной приемной, и от звука его недовольного голоса, улыбка на моих губах становится лишь шире. – Только не вздумай меня отравить. Не в день моего рождения.
Ему двадцать восемь. Не знаю, как к своим годам он сумел обзавестись собственным офисом с таким внушительным штатом, но видя, как он ведет дела, не удивляюсь такому успеху. Я слукавила – начальник он замечательный – с первого дня я впитываю каждое его слово как губка, боясь пропустить мимо ушей даже малейшую деталь, осознавая, что в будущем даже она может сыграть мне на руку. И пусть мне немного обидно, что наобещав золотые горы, Лисицкий запер меня в четырех стенах, что-то подсказывает мне – впереди еще масса всего интересного.
Я обвожу глазами помещение, с удовольствием откидываясь на спинку, и немного морщу нос, ощущая нотки мужского парфюма, впитавшегося в кожаную обивку. Отворачиваюсь к окну, до моего появления здесь завешанному тяжелыми портьерами, что мешало наслаждаться уличным пейзажем, и в который раз убеждаюсь, что решение избавиться от пыльного старья было верным.
– Пожалуйста. Две ложки сахара и щепотка корицы, – водружаю поднос перед Лисицким, уже приступившим к насущным делам. – На сегодня все ваши встречи я отменила. Ресторан заказан на семь, приглашения разослала на прошлой неделе. С выступлением вашей любимой группы вышла заминка – у них гастроли и отменить их уже невозможно, поэтому придется обойтись диджеем.
– Мне плевать, – он отпивает глоток и тут же сплевывает обратно, явно не придя в восторг от темной жижи в кружке. – Что за гадость?
– Видите, вам еще повезло, что я не готовлю его ежедневно. С этим аппаратом я плохо лажу. Если согласитесь на чай, принесу через минуту.
– Нет, уж. Отныне я не возьму от тебя даже стакан воды, – не слишком-то и, стесняясь, босс пялится на мою пятую точку, сегодня обтянутую трикотажной бардовой юбкой. Я знаю, что нравлюсь ему – все мои радары уже успели засечь повышенный интерес к отдельным частям моего тела, поэтому оставляю его выходку безнаказанной. Пока в ход не пошли руки, нынешнее положение дел меня вполне устраивает. Да и, не буду лукавить, любой девушке, не отличающейся сногсшибательными данными, польстит внимание такого красивого успешного мужчины, и я не стала исключением.
Я пожимаю плечами, больше не зная, чем еще смогу быть полезной, и без лишних слов водружаю посуду обратно, намереваясь оставить его наедине с бесконечным ворохом бумаг, когда Вячеслав Аркадьевич застает меня врасплох своим внезапным вопросом:
– Сама-то придешь?
– Что-то не припомню себя в списке приглашенных, – касаюсь своих губ кончиком указательного пальца, разыгрываю усиленную работу мозга. – Или я что-то пропустила?
– Некоторых я предпочитаю приглашать лично.
– А Елена Юрьевна посещала подобные мероприятия?
– Нет, но она и не хамила мне. Так что, можешь считать себя особенной, – сообщает будничным тоном, немного смущая меня подобным заявлением. – Воспринимай это как репетицию. На следующей неделе будешь сопровождать меня на благотворительном вечере, я рассчитываю пересечься там с Григорьевским. Поможешь мне его расположить, у тебя природный дар развязывать людям языки.
– Это комплимент?
– Констатация факта – ты так много болтаешь, что не ответить тебе невозможно. Так что? – и не думает отступать, пока в моей голове судорожно крутятся шестеренки. Смотрю на приятного мужчину перед собой, взвешивая все за и против: что я теряю? Крутить с ним роман меня никто не заставляет, да и он не похож на человека, который станет силой принуждать меня к подобному. Почему бы и нет, тем более что на подготовку этого мероприятия я потратила не один день? Киваю, поворачиваясь к дверям, и уже на пороге интересуюсь:
– Я уйду пораньше? Не в этом же мне идти.
***
Буду краткой: не вдаваясь в подробности своего туалета, могу смело заявить, что выгляжу я вполне неплохо. В последний раз проверяю, не испортила ли прическу, и, сделав глубокий вдох, прохожу в зал, стараясь ничем не выдать собственной обеспокоенности. Я никого здесь не знаю и большинство гостей вижу сегодня впервые, поэтому оставаться невозмутимой не так-то и просто. Крепко сжимаю в руках свой клатч, как и любая на моем месте, успевая подметить, что на фоне здешних дам мой наряд немного проигрывает, но даже не думаю расстраиваться, воспринимая это как данность – кто-то рожден для того, чтобы блистать, а кто-то просто жизненно необходим для создания контраста. Улыбаюсь официанту, снимая с подноса шампанское, но не спешу к нему притрагиваться, прокручивая ножку бокала пальцами.
Такой размах я вижу впервые – большинство именин, на которых мне посчастливилось присутствовать не идут ни в какое сравнение с тем торжеством, что решил закатить Лисицкий. Мне ли не знать, сколько денег он потратил на многочисленные закуски, если я лично вносила залог, раз за разом перепроверяя, не напутала ли с меню, стараясь угодить всем требованиям шефа?
– Подарки складываем сюда, – координатор – миловидная девушка в легком бирюзовом платье, которую опять же наняла я, указывает мне на стол в углу, уже заваленный всевозможными коробками. – Вы подписали?
