Текст книги "Прямой эфир (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
– Мы видим, – задумчиво глядит на старые снимки тех лет Филипп, – он не скрывал вас от общественности, беря с собой на различные мероприятия.
Словно только что сделал важное научное открытие, ведущий кивает, сложив руки на груди.
– Мы были парой, – я соглашаюсь, и, желая расправиться с этой частью как можно быстрее, хитрю, подводя журналиста к разговору о свадьбе. – Спустя шесть месяцев редких встреч и миллиона телефонных звонков, Игорь сделал мне предложение.
– Красивое?
Смотрю на молчаливого Лисицкого, с задумчивым видом изучающего свои руки, и, подавив острый укол в районе груди, тщательно подбираю ответ.
– Спонтанное, – произношу тише, не сопротивляясь ожившим воспоминаниям, и прикрываю веки.
ГЛАВА 13
– Спонтанное, – произношу тише, не сопротивляясь ожившим воспоминаниям, и прикрываю веки. Мысленно переношусь в тот день, и уже сижу за своим рабочим столом, что-то выискивая в кипе распечатанных документов. Так явственно слышу жужжание принтера, что становится не по себе от того, насколько живы картинки в моей голове.
– Скажите, Татьяна Петрова уже была знакома с вашим, на тот момент, еще будущим мужем? – сквозь дымку доносится до меня голос Филиппа, вновь не позволяющего мне как можно быстрее оставить позади эту часть рассказа.
– Нет, – надеюсь, удачно скрываю свое недовольство, уже усвоив за время эфира, что лучше отвечать сразу, ведь мужчина не уймется, не добившись от меня подробностей. Не успокоится, пока не вывернет мою душу…
– В то время Таня переживала не лучший период в своей личной жизни, и мы немного отдалились друг от друга, погруженные каждая в свои заботы…
– Я пришла! – кричу, толкая боком старую потертую дверь, ведущую в скромную комнатку моих друзей, и с облегчением выдыхаю, ставя огромную коробку на пол рядом с обувницей. Сбрасываю балетки, бегло взглянув на свое раскрасневшееся от торопливого шага лицо, и, поправив футболку, скручиваю надоедливые локоны в неряшливый пучок на затылке.
– C чего они понадобились тебе именно сейчас? – суетливо избавляясь от сумки, перекинутой через плечо, и бросая поверх нее легкую кофточку, лучезарно улыбаюсь Петровой, которую не видела полторы недели.
Слава взялся за меня основательно – предложил мне совместную работу над крупной сделкой и теперь все свое время я трачу лишь на изучение документации, всякий раз перепроверяя, не допустила ли ошибку в расчетах. Я лишь помощница и срываться с места в карьер мне никто не позволит, но и те крохи, что доверяет мне Лисицкий – весомый вклад в становление моей личности.
Так что с недавних пор я вливаюсь в бешеный ритм своей новой жизни – учусь совмещать карьеру с чередой вечерних встреч, непременно заканчивающихся для меня в спальне Игоря Громова.
Гордо открываю крышку, демонстрируя персиковые розы, созданные мной из дешевых салфеток, и, важно подбоченившись, терпеливо жду, когда же нервная невеста похвалит меня за проделанную работу. Здесь, в коричневой коробке из-под стиральных порошков, мои многочасовые труды, с десяток пожертвованных на это дело обеденных перерывов и два отмененных свидания с мужчиной моей мечты – с нежным, ненасытным, но всегда принимающим мое желание помочь подруге с организацией главного в ее жизни торжества.
Я жду, как мне кажется, слишком долго, когда Таня разразится восторженными возгласами, и удивленно свожу брови на переносице, понимая, что девушка и не думает проводить инспекцию. Бросает свой взор на часы и под наши вопрошающие с Федей взгляды, срывается с дивана, включая плазменный телевизор на одном из популярных каналов.
– Ты нормальная? – не могу скрыть разочарования, уже ощущая легкий укол обиды, и благодарно улыбаюсь Самсонову, вздернувшему вверх большой палец. – Я в вечер пятницы ехала к тебе через пол-Москвы! Толкалась в метро с этой бандурой, а ты даже не взглянула.
– Прости, Лизок, – молвит тоненьким голоском, увеличивая звук, и тут же тянет меня за руку, заставляя рухнуть на диван рядом с ней. – Я не сомневалась, что они прекрасны. И я посмотрю, обязательно посмотрю, только через пять минут. Все! – хлопает в ладоши, пугая меня своим нездоровым видом – щеки пылают, глаза блестят, и, кажется, она сейчас разрыдается от переполняющих ее чувств…
– Федька, – уже хватает мужскую ладонь, быстро припечатывая поцелуем огрубевшую от бесконечных подработок кожу, – я это сделала!
Мы поворачиваемся с ним синхронно: слаженно, как по команде, открываем рты, видя поющую на экране Петрову, даже, кажется, что-то кричим от радости, пока подруга скачет по полу, довольная собственной победой. Ее мечта – большая сцена, место в телевизионном эфире и мы, с трудом сдерживающие обуревающие нас эмоции.
– Не хотела вам говорить раньше времени. Знаете ведь, как много раз меня отсеивали, – сбивчиво шепчет, пока мужчина беспорядочно целует ее щеки. – Федечка, я смогла! Больше никакого прилавка, надоедливых покупателей и ревизий! Скоро все узнают мое имя!
Он кружит ее, оторвав от пола, чудом не задевая мебель, с трудом умещенную в этом маленьком пространстве, и, когда я настойчиво тяну за рукав его толстовки, нехотя отступает, наполняя комнату грудным смехом.
– Татка! – я едва не душу ее в объятиях, отвоевав у растроганного жениха право, наконец, привлечь к себе будущую звезду. – Я знала! Всегда знала, что ты сможешь!
– Пока еще рано радоваться, это лишь первый этап, но я счастлива! Лизка, как я счастлива!
– И как ты умудрилась не проболтаться? – заглядываю в родное лицо, до сих пор не веря в реальность происходящего: наверное, вселенная решила вознаградить ее за упорство и верность любимому делу.
– С трудом. Ждала звонка от продюсера, и даже специально поругалась с Федей, чтобы лишний раз с ним не говорить. Прости, – шлет воздушный поцелуй довольному парню, и не перестает улыбаться, извлекая из коробки один бумажный цветок.
– Меня берут на шоу, так что через три месяца я проснусь знаменитой, – украсив волосы не лучшим моим творением, девушка лезет в шкаф, доставая припрятанное в нем шампанское.
Наверняка из свадебных запасов – ребята постепенно затаривались спиртным, начав подготовку едва ли не сразу, после подачи заявления. Ждали выгодных предложений в сетевых магазинах, и скупали ящиками крепленные напитки, складируя их подальше от глаз соседей. На подобные вещи у них нюх – стоит услышать характерный звон, уже толпятся под дверью, попеременно жалуясь на здоровье.
– Три месяца? И как будет проходить конкурс? – Федя достает бокалы, отбирая из ее рук бутылку, и сам справляется с пробкой, с глухим хлопком вылетевшей из тонкого зеленого горлышка. Плюет на беспорядок, когда скатерть на столе заливает сладкая пена советского полусладкого, и чокается с нами, быстро осушая фужер. – Аж в горле пересохло.
– И правда, Тань, тебе уже рассказали, что нужно будет делать? – поторапливаю ее с ответом, изрядно подустав от этой таинственности: девушка замирает у телевизора, словно и не слыша нашего вопроса, и, не мигая, следит за конкурсом, наверняка заново переживая растревоженные эфиром эмоции.
– Тань? – не выдерживаю, когда ее молчание затягивается, а от постоянного мельтешения Петровой перед взором начинают плясать черные мушки.
– Ладно, – нехотя сдается она, обреченно вздохнув, но больше не кажется такой счастливой. – Каждую неделю будет концерт, в конце которого зрители будут выбирать худшего. Тот кому не повезет – отправится домой.
– Домой? – не сразу понимаю к чему она клонит, и, почувствовав на себе ее тяжелый взгляд, прячу свой возглас за вовремя поднесенной к губам ладошкой. Это худшее, что могла сделать Танька – отправится на кастинг сейчас, прекрасно понимая, что в случае успеха, она будет жить под прицелами камер, надолго оторванная от реальности.
– Это лишь три месяца. И кто знает, может, я вернусь уже через неделю, – смотрит на Федю, а тот и не думает печалиться, словно и не заметив, как мы напряглись.
– Я смотрел это шоу раньше. Ничего плохого в том, что какое-то время нам придется пожить отдельно я не вижу. Да и я всегда смогу посмотреть выпуск по телевизору, – не унывает, и лишь смеется, прижимая к себе растроганную невесту.
– Брось, малыш, – снимая большим пальцем соленые горошины с ее ресниц, пытается успокоить девушку. – Перенесем свадебное путешествие, и как только выиграешь, полетим куда захочешь!
От его слов даже у меня в горле встает ком, а глаза начинает пощипывать. Он слишком окрылен, чтобы понять, что натворила его возлюбленная…
– Да что с ней? – окончательно теряется Федя, ища у меня поддержки, когда Петрова начинает рыдать навзрыд.
В комнате становится нечем дышать от тяжелого осознания неминуемой драмы, и я инстинктивно вжимаюсь в спинку дивана, желая оказаться как можно дальше от этой парочки, едва с моих губ слетит убийственная фраза:
– Свадьбы не будет, Федь, – отзываюсь севшим голосом, так и не разобравшись до конца в собственных ощущениях: чем ярче загораются глаза Федора, тем сильнее крепнет во мне желание огреть лучшую подругу по голове. Желательно микрофоном, чтобы навеки отбить у нее потребность гнаться за призрачными надеждами, в которых раньше всегда ее поддерживала. До этой самой секунды, пока не стала свидетельницей человеческого горя – порой ради осуществления мечты мы смертельно раним своего ближнего, и остается только гадать, стоит ли заветная победа таких жертв…
– То есть? – почти шепотом, с недоверием во взгляде, переспрашивает мой одногруппник, сейчас совершенно непохожий на уверенного в себе мужчину – мальчишка, не иначе. Ребенок, которого несправедливо прижгли тяжелой ладонью по нежной детской щеке.
– Когда ты должна там быть? – интересуюсь, заметив, что Таня перестала рыдать, и теперь лишь всхлипывает, с благодарностью кивая мне из-за Федькиного плеча. Она позвала меня специально – знала, что сама вряд ли решиться озвучить жестокую правду, а я не смогу смолчать!
– В понедельник.
– Если это шутка такая, то лично мне не смешно. Что значит в понедельник? Свадьба уже через неделю, Тань, – он разворачивается ко мне спиной, к моему счастью, лишая меня возможности видеть, как болезненная судорога изувечила его приятное лицо. Замирает истуканом, повесив руки по швам, и лишь опущенные плечи выдают с головой всю ту гамму эмоций, что сейчас бушует у него внутри.
– Знаю. Федечка, я знаю, – теперь Танина очередь хаотично исследовать губами его бледные щеки. – Мы можем перенести. Это такой шанс!
– Перенести? Гости уже купили билеты. Твои родители приедут во вторник! Ты с ума сошла? А задаток? Один ресторан чего стоит! Я уж молчу о твоем платье! – отстраняется, нервно потирая шею.
– Я все понимаю, но… Я всю жизнь об этом мечтала!
– О пышной свадьбе, мне помнится, ты мечтала не меньше! Я пахал без выходных, чтобы дать ее тебе!
– И я благодарна. Я лишь прошу об отсрочке. Если моя карьера сложится успешно, мы позволим себе торжество в десятки раз лучше!
– Если, Таня! Ключевое слово – если! Так нельзя! – снимает со своего рукава женские пальцы и отходит к окну, шумно выдыхая воздух.
– Предлагаешь мне отказаться? Ты хоть понимаешь, сколько людей боролись за это место?
– Мне плевать! Поговори с руководством, попроси отсрочку!
– Кто станет задерживать реалити-шоу из-за меня? – девушка подскакивает со стула, направляясь к мужчине, который тут же устремляется прочь. Садится за старый стол и, устроив локти на коленях, опускает голову, с силой сжимая виски.
– Сам не понимаешь, какой бред предлагаешь?
– А наплевать на меня и семью, значит, можно? Можно послать все к чертям ради твоей затеи?
– Нет, – трет глаза, явно борясь с желанием подойти ближе, и говорит уже мягче, – я ведь не говорю, что свадьбы не будет. Уверена, родственники поймут…
– Зато я не пойму, почему развлекать толпу для тебя важнее, чем стать моей женой!
– Федя! – кричит, но он уже выходит из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.
Танька бросает на меня затравленный взгляд, полный боли и разочарования, наверняка ожидая, что я скажу хоть что-то, но я и не думаю подходить ближе. Не двигаюсь, все еще пребывая под впечатлением от произошедшего, и пытаюсь решить для себя, хочу ли сейчас обнимать рыдающую подругу, шепча ей слова поддержки…
***
Я нахожу его не сразу: усевшись на грязные обшарпанные ступеньки, ведущие на чердак, Федя спешно утирает глаза рукавом, смущаясь, что я застала его в минуту слабости. Мужчины имеют на это право, поэтому делаю вид, что не заметила, как покраснели белки, и как поблескивает от влаги его правая щека. Подхожу, обнимая широкие плечи Самсонова, и глажу короткие волосы, грубые, и немного растрепанные оттого, что он постоянно запускает в них пальцы.
– Так будет всегда, Волкова. Она не успокоится.
– Наверное, – соглашаюсь, отстранившись, и теперь толкаю его бедром, вынуждая подвинуться. – Мы с тобой всегда знали, что ее не остановить…
– Да, но не в такой ситуации. Это же непросто посиделки с друзьями, это свадьба! Я столько сил вложил… Не хочу набивать себе цену, ведь это нормально, когда мужик к чему-то стремится, но последний год был для меня адским. Я брался за любую подработку, лишь бы купить ей чертово платье, не хуже, чем у ее знакомой, фотографу отдал столько, сколько сам не зарабатываю за месяц! Ради чего все это? Чтобы за неделю до загса, спустить все в унитаз? И этот ее ресторан? Думаешь, она смотрит на ценники? Я простой менеджер, Лиз.
– Федь, – глажу его по руке, робко улыбнувшись, – а вдруг у нее получится? Откажется сейчас и никогда не сможет тебя простить, что упустила такую возможность.
Не знаю, зачем говорю это, все больше убеждаясь, что даже для себя не могу обелить Петрову – она не имела права так поступать с Самсоновым. После всего, что он для нее сделал, низко и подло платить за любовь предательством…
– Ты всегда ее защищаешь. Только когда-нибудь она и через тебя переступит. Ради денег, славы – неважно, раздавит и глазом не моргнет. Набери потом, поделись, как быстро смогла оправдать это ее мечтой, – выдает горько, сплевывая себе под ноги, и натягивает капюшон, пряча от меня свои мысли, так хорошо читаемые во взгляде…
Его слова оказались пророческими. Повисли над моей головой, угрожая в любой момент придавить тяжестью брошенного сгоряча предсказания, и потом еще не раз врывались в мои мысли, отравляя своим ядом душу. Он ее принял, как делал это всегда, не в силах противостоять своим чувствам, но так и не смог до конца простить. Возможно, одержи она победу в том телевизионном конкурсе, такая жертва была бы оправданной, но Таня продержалась лишь три недели. Вернулась, сломленная кем-то более талантливым, и в сотый раз за свою жизнь дала клятву прекратить свой путь на большую сцену. Свадьбу перенесли на декабрь, но уже в ноябре Федя собрал свои сумки и съехал к другу, утратив нечто важное, без чего ни одни отношения не смогут существовать – он больше не доверял ей. Ждал очередного удара в спину и в конечном итоге устал от этого напряжения.
– Я познакомила их лишь на свадьбе, и если вы хотите спросить, понравились ли они друг другу, отвечу сразу – скорее нет, чем да. Игорь занятой человек, так что нам редко удавалось собираться с друзьями, а если это и случалось, они не перекидывались и парой фраз.
– Хорошо. Вернемся к разговору о Громове… Итак, что вы испытали, когда он вручил вам кольцо?
– Счастье, – вздыхаю, наконец, получив разрешение продолжить свой рассказ…
ГЛАВА 14
Игорь
Если Яна была моим знойным летом, яркой осенью, кружащей голову буйством красок, и морозной зимой, сковавшей сердце ледяной коркой, то Лиза вдохнула в меня жизнь. Подобно весне, что ненавязчиво пробуждает ото сна серую землю, она вновь заставила меня улыбаться, неведомым образом вытянув из болота, которое грозилось поглотить меня целиком. Заставляла меня позабыть обо всем на свете и манила к себе, подкупая щедрыми ласками и неиссякаемыми запасами теплоты.
Ей мало что нужно было взамен: я не настолько глуп, чтобы не понимать, отчего ее взгляд сияет, подобно блеску далеких звезд на чернеющем полотне ночного неба, освещая ее лицо особенным светом. Мне это было знакомо. Она уже так смотрела на меня однажды, шепча о любви, которая в то время пришлась совершенно не к месту, но теперь это вовсе меня не пугало. Напротив, заставляло тянуться к этому источнику безграничных чувств.
Нас связывали ночи, непохожие на те, что я проводил в объятиях Яны, немного ванильные и слегка утомляющие многочисленными поцелуями, но уже ставшие неотъемлемой частью моей жизни. Скупое, дурацкое слово «привычка», которым так часто люди объясняют свое нежелание рвать отношения, теперь стало знакомо мне не понаслышке. Она вросла в меня, пустив корни в душе, но так и не затронув сердца, подкупила своими руками, жадными до касаний, обездвижила нежностью, от которой добровольно откажется только дурак.
– Что-то ты невесел, – пропуская в свою квартиру лучшего друга, с порога вручившего мне бутылку виски, терпеливо жду, облокотившись о косяк, когда он расправится с ботинками. – На часы смотрел?
Слава заметно напрягается, выпрямляясь в полный рост, наконец, одолев летние туфли, и подозрительно поглядывает мне за спину, где сквозь дверной проем просматривается гостиная. Растерянно трет затылок, кажется, впервые глянув на часы, стрелки которых давно перевалили за полночь, и интересуется слегка охрипшим голосом:
– Ты один?
– Да, только что выгнал своих подружек, – шучу, но либо Лисицкий чертовски устал, либо настолько озабочен неведомыми мне проблемами, что никак не реагирует на мое заявление.
Уверенно следует в зал, бросая на диван кардиган, и по-хозяйски достает из бара бокалы, щедро наполняя их выпивкой.
– Китайцы слетели. Два месяца работы коту под хвост, – осушает залпом половину, и уже тянется к пачке сигарет, брошенных мной на каменной столешнице.
– Это ведь Лизин проект? – с пониманием отношусь к его желанию напиться, но не тороплюсь сам прикладываться к стакану. Щелкаю зажигалкой, давая ему подкурить, и теперь кручу ее между пальцев, то и дело ударяя об стол металлическим дном.
– Отчасти. Она мне неплохо помогла, но клиент оказался слишком несговорчивым. Так что, дела не к черту.
– Ты ей сказал? – знаю, как ответственно она подошла к делу, несколько раз даже отменив нашу встречу ради пары ночей за своим ноутбуком.
Будь жив мой отец, он наверняка бы восхитился ее упорством, не преминув поставить Волкову мне в пример – в ее возрасте я был слишком ветреным и безалаберным, чем часто выводил из себя Громова старшего.
– Нет. В последнее время она такая окрыленная, что даже жаль расстраивать, – устроившись на высоком стуле, Слава растягивает остатки спиртного, теперь лишь промакивая губы алкогольным напитком. С задумчивым видом отворачивается к окну, любуясь видом ночной Москвы, уже вовсю погруженной в огни, и удивляет меня своим вопросом, в тишине квартиры прозвучавшем подобно летнему грому.
– У вас с ней серьезно? – захмелевший Лисицкий смотрит на меня, не мигая, крепче вцепившись в толстое стекло бокала.
Странно напрягается, втянув голову в плечи, словно от моего ответа зависит то, как он поступит дальше: врежет мне в челюсть, сбивая костяшки пальцев в кровь, или, наконец, выдохнет, растягивая губы в улыбке. И это не может не удивлять…
– С чего такой интерес? – не собираюсь ходить вокруг да около, теперь и сам заметно помрачнев.
– Разве я не могу спросить? Я же твой друг…
– Друг, только что-то подсказывает мне, что волнуешься ты вовсе не из-за меня, – глянув на него с прищуром, и сам не прочь прикончить одну сигарету, в попытке успокоить участившийся пульс.
Славка хмурится, явно не планируя отвечать, а я только сейчас трезво оцениваю ситуацию: он влюблен. Мне и прежде приходилось наблюдать, как он меняется на глазах, стоит ему лишь увлечься симпатичной девушкой, но теперь масштаб разрушений катастрофичен: он не смотрит мне в глаза, и, стиснув зубы, в которых еще дотлевает папироса, так сильно сжимает кулаки, что кожа вот-вот треснет, пугающе побелев от натуги.
– Мне стоит начать переживать? – не могу не спросить, с трудом поборов тягу к никотину – я пытаюсь бросить, уже неделю неплохо обходясь без этой вредной привычки.
– Разве за эти полгода, я сделал хоть что-то, что могло поставить под сомнение мое отношение к тебе? – ухмыляется, при этом став мрачнее тучи. – Ты ведь не мог не замечать моего интереса к ней.
– Не мог. Подозревал, но не думал, что у тебя это настолько серьезно. Ты ведь даже не стал пытаться за нее побороться.
– Потому что был обречен на провал. Видел, как она поменялась в лице, когда ты подошел к столу… Я ее вспомнил – та девчонка с премьеры твоей матери, верно?
– Да, – соглашаюсь, пригубив виски, и морщусь от горечи на языке. Терпеть не могу этот напиток.
– Вот видишь. О какой борьбе может идти речь?
Слава замолкает, сосредоточившись на своих пальцах, выводящих круги по кайме бокала, и устало вздохнув, продолжает откровения:
– Ты мне как брат, Игорь, и я не хочу, чтобы между нами стояла женщина, – тушит окурок о пустую пепельницу, щурясь от дыма. – Но я хочу, чтобы ты знал, что если ты решишь ее обидеть, я не смогу остаться в стороне.
– Тебе не кажется, что это немного противоречит твоим словам? – я смеюсь, желая разрядить обстановку, но прежде, чем успеваю сказать еще хоть слово, друг оглушает меня признанием:
– Я видел Яну, – произносит и внимательно следит за моей реакцией, вновь щелкая зажигалкой. – Она выглядит счастливой.
– Мне плевать. Мне нет до нее дела.
– А так и не скажешь…
– Решил заделаться в психотерапевты? Поговорим о моих чувствах, отыщем корень проблемы? – завожусь против воли, дотянувшись до полупустой пачки, и прокрутив в руках фильтр, нервно бросаю сигарету на стол. – Зачем тебе это? Хотел проверить, забыл ли я ее? Нет. В следующий раз спроси напрямую, без всяких подробностей из ее жизни.
– Тогда перестань пудрить мозги Волковой. Думаешь, я не понимаю, зачем ты ее везде за собой таскаешь?
– Просвети, раз такой умный, – впервые на своей памяти говорю с Лисицким так грубо, в ответ получая не меньшую порцию негодования.
– Хочешь доказать Соловьевой, что не пропадешь без нее. Хотя прекрасно знаешь, что она плевать хотела на то, что с тобой происходит. А теперь ответь мне: разве Лиза заслуживает быть использованной?
– Не переходи граней, Славка, – хватаю его за ворот рубашки, резко поднявшись из-за стола.
Притягиваю к себе, смяв в кулаке плотную материю деловой сорочки, и цежу сквозь зубы, взбешенный его обвинениями:
– В мою кровать я тебе лезть не позволю. Даже несмотря на то, что мы знакомы с пеленок.
– А в этом-то и проблема, – рывком освободившись от захвата моих пальцев, друг настроен не менее решительно. – Она лишь в твоей постели, в то время как девчонка уже давно напридумывала себе невесть что.
Он разворачивается, на ходу хватая свой пиджак, и, замерев в проходе, бросает на меня убийственный взгляд.
– Держи. Привет из прошлого, – бросает на полочку хорошо знакомый мне ключ, глянув на меня с нескрываемым презрением, и голос его не обещает мне ничего хорошего.
– Либо поговори с Лизой сам, либо…
Он молчит, но ему не нужно договаривать, чтобы донести до меня смысл предупреждения. Он только что впервые меня ударил – словом, взглядом, и железными нотками в голосе. Дал под дых и до самого утра я больше ни о чем не могу думать, ощущая себя последним мерзавцем на планете Земля.
***
Славка прав – я недостоин такой любви. Еще толком и не успев начать отношения, я умудрился изгадить наше с Лизой будущее своим предательством. Едва познав ее нежность, подпустил к своему телу чужие руки, не задумываясь о том, что своими действиями могу ранить доверчивую девчонку. Свою юную, наивную Весну, не выдерживающую напора студеного январского ветра…
– Странное место для встречи, – невесомо опустившись на скамейку рядом со мной, Яна забрасывает ногу на ногу, запрокидывая голову вверх.
Смотрю, позабыв о дыхании, как теплые лучи скользят по ее щекам, играют переливами в стеклах солнечных очков и, отражаясь от золотых бусин в мочках ее ушей, вновь устремляются в небо.
Я не видел ее три недели, и с той роковой встречи на пороге моей квартиры, когда Соловьева привалилась к косяку, пошатываясь от выпитого шампанского, она немного изменилась. Наверное, дело в прическе – волосы стали чуть короче, и в них хорошо угадываются коричневые переливы.
– Я покрасилась, – взбив пятерней свои локоны, Яна приветливо улыбается, теперь и сама не отводя взгляда. – А ты какой-то помятый. Проблемы на работе?
– С каких пор ты стала интересоваться?
– Мужчинам нравится думать, что женщинам есть дело до их успехов, – смеется, беззаботно тряхнув головой, а мне хочется сплюнуть себе под ноги, от гадливого чувства внутри – она изменилась не только внешне.
– Зачем передала ключи через Славу? – не желаю и дальше тратить время на изучение всех метаморфоз, произошедших с моей бывшей невестой, и намеренно отворачиваюсь, делая вид, что увлекся стаей голубей, поклевывающих пшено под ногами прохожих. – Могла бы отдать их лично.
– Боялась, что ты неверно истолкуешь мой звонок. Я ведь предупреждала, что та ночь никогда не повторится.
Говорила. Наутро, когда я оставлял ее на смятых простынях в своей спальне, проклиная себя за идею устроить встречу директоров, из-за которой теперь был вынужден бросать любимую женщину на еще неостывшей от наших ласк постели. Все время, что мои умудренные опытом партнеры вещали о делах, я снедал себя мыслями о жгучей брюнетке, всю ночь терзающую меня своими губами. С ней поцелуи мне никогда не надоедают.
– Ключи были лишними, Игорь.
– И все же ты их взяла, – комментирую, отпихивая ботинком черствую корочку белого хлеба, у которой уже толпятся птицы, пощипывая соперников за пернатые тельца.
– Только потому, что не могла оставить квартиру открытой. Игорь, я вернулась к Диме, тебе это известно. Но за ту ночь извиняться не стану – если я перед кем и виновата, то только перед твоей Алисой.
– Лизой, – поправляю, понимая, что ошибку она допустила намеренно.
– Отлично, Лизой, – повторяет, и выводит меня из себя своим высокомерием. – Кстати, отличный выбор. Она, кажется, неглупа. Твоей маме определенно понравится. Ты ведь познакомил ее с Эвелиной?
– По-твоему, ты можешь приходить когда вздумается? – и не думаю отвечать, все больше убеждаясь в том, что допустил непоправимую ошибку, позволив себе надеяться на ее возвращение.
– Нет, – она качает головой, избавляясь от солнечных очков, и теперь смотрит на меня открыто, без темной ширмы, скрывающей от меня ее мысли. – Поэтому ключ у тебя. Живи, как знаешь. Будем считать, что мы попрощались. С небольшим опозданием, но, наконец, отпустили друг друга.
– Отлично. Тогда напоследок могу задать вопрос? – я устраиваю руку на деревянной спинке, теперь сев вполоборота, чтобы видеть ее всю – короткие шорты цвета хаки, легкий свободный топ, оставляющий неприкрытой узенькую полоску загорелого плоского живота, крохотная сумочка на плече, и бесконечно длинные ноги с белыми босоножками на маленьких женских ступнях.
– Когда мы ругались, ты тоже искала утешения в чужих руках? – спрашиваю, хоть и не горю желанием знать правду. Порою неведение – куда приятней. Позволяет сохранить приятные воспоминания, не омрачая прошлое не проходящим привкусом горечи…
– Боже, Громов, – она хмыкает, и проводит своим ногтем по моей скуле, – ты как подросток, ей-богу!
Встает, медленно вышагивая по тротуару, но, пройдя лишь пару шагов, разворачивается, даже не понимая, как она красива сегодня. Легкий шифон просвечивает, заставляя меня напрячься от вида ее стройной талии и округлой груди, и руки против воли сжимаются в кулаки. Но разве это поможет? Разбей я стену и изуродуй свои костяшки, разворотив их в кровь о серый бетон, мое влечение к ней не уменьшится.
– Не вздумай признаваться своей подружке. Я не вернусь. Я счастлива, чего и тебе желаю, – разводит руки в стороны, словно хочет обнять весь мир, улыбается, и, взмахнув на прощание кистью, вновь демонстрирует мне свою спину. Даже с такого расстояния отчетливо различаю небольшого чертенка с копьем на левой лопатке – татуировка, неплохо отражающая ее сущность…
Что мы имеем? Я безвозвратно вручил сердце дьяволице, а раны свои залечиваю в объятия ангела, который даже не ведает, что я успел подпалить кончики его белоснежных крыльев…
Усилием воли отворачиваюсь, больше не в силах отыскивать Янин силуэт в толпе, и еще долго не двигаюсь с места, стараясь решить, что делать дальше. Стучаться в закрытые двери бесполезно, за ними давно никого нет, и вряд ли кто-то провернет ключ…
Разминаю затекшие конечности, стряхивая с брюк пылинки, и уверенно иду к машине. Я слишком хорошо знаю, как мучительно любить безответно, поэтому всерьез намереваюсь освободить Волкову от этой зависимости…
Лиза
– Я заказала обед, – предварительно постучав, просовываю голову в кабинет угрюмого Лисицкого, в последнее время не показывающего носа из своей обители. Прохожу, робко потоптавшись на пороге, и, набравшись смелости, все-таки делаю шаг вперед, так и не встретив сопротивления со стороны молчаливого начальника.
– Сделать вам кофе?
– Лучше уж сразу пристрели, чтобы смерть не была такой мучительной, – еще памятуя о моей неспособности сварить более-менее пристойный напиток, мужчина откидывается в кресле и начинает прокручивать в пальцах шариковую ручку. – И перестань меня жалеть.
– Делать мне нечего. У меня и без переживаний о вас забот хватает, – деловито подбоченившись, продолжаю стоять, толком и не зная, что говорят своему боссу, когда дела у него явно идут по наклонной – бизнес трещит по швам, а энтузиазма в Вячеславе Андреевиче почти не осталось.
– Ладно, – признаюсь, когда молчание затягивается. – Я переживаю. Но лишь потому, что, если вы не перестанете здесь закрываться, при этом совершенно не занимаясь работой, вам нечем будет платить мне зарплату. Вы выпили? – принюхиваюсь, как ищейка, и возмущенно приоткрываю рот, поражаясь такой наглости – он сдается!
– Из-за китайцев? – опускаюсь на стул, теперь осознавая, что не уйду, пока не вытрясу из него душу. – Вы?! Я ведь считала вас едва ли не Богом бизнеса! На кого мне ровняться, если при малейших трудностях, вы опускаете руки?
– От твоего визга у меня начинает болеть голова. Если переживаешь за свою зарплату, можешь выдыхать – на твое выходное пособие я наскребу…
– Не смейте так шутить! Это нечестно по отношению ко мне – вы зарубаете на корню мою мечту!
– Волкова, выйди – уставшим голосом, без намека на улыбку, Лисицкий указывает мне на дверь, но я словно приросла к этому стулу, теперь не на шутку перепугавшись незавидной перспективы оказаться на улице. Боже, я готова варить ему кофе канистрами, если это поможет его хоть немного встряхнуть!
