Текст книги "Прямой эфир (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 5

Я видела это видео раз двадцать. Последние десять из них – месяца три назад, когда по дороге к метро, проходя мимо журнального киоска, наткнулась глазами на кричащий сенсацией заголовок: «Я не уводила его из семьи!». А на обложке моя лучшая подруга, держащая за руку ни кого иного, как главного предателя моих женских надежд. В стильном костюме, при галстучке… Весь из себя порядочный! И если после нанесенного им удара по моему самолюбию я почти сумела собраться, теперь главной целью ставя перед собой возвращение детей, то счастливая улыбка Петровой выбила почву из-под моих ног. Не помню, как добралась до дома, но одно отложилось в памяти на века – дурацкая песня, которую я пересматривала до черных мушек в глазах, пытаясь отыскать ответ на главный вопрос – за что?

– Вам неприятно? – видимо, заметив мою брезгливую гримасу, Филипп отвлекается от царящей на экране монитора идиллии: Громов целует меня в висок, плавно покачивая в танце мое тело, пока еще никому не известная блондинка поет мне о женской дружбе. Песню она написала сама, и так искренне сдерживала слезы, пока я рыдала на плече своего законного супруга, прикрывая лицо фатой, что мне и не верится сейчас – как она могла от меня отвернуться? Или здесь, на этом снимке у загса, с бутоньеркой из белых пионов на правой руке, разве похожа она на беспринципную искусительницу?

– Да, – что юлить? Если смотрит, пусть знает, что я презираю ее едва ли не больше, чем Громова. Он хотя бы не притворялся, никогда не отрицал собственной слабости перед красивым женским телом. А эта? Выждала и ударила исподтишка, наплевав на все, что когда-то нас связывало.

– Я никогда и представить себе не могла, что могу столкнуться с чем-то подобным, – опускаю голову и теперь разглядываю свои руки. Все так же трясутся, только теперь не разобрать – от страха или от болезненной судороги, сковавшей мою душу.

– Вы не пробовали анализировать? Говорить с ней? – подавая мне стакан воды, Смирнов что-то высматривает в своем планшете, отгибая страницы с уже заданными вопросами. Раньше считала, он импровизирует, придумывая вопросы на ходу, а он вон, готовился, чтобы не дай бог ничего не забыть.

– Разве здесь есть над чем размышлять? Бросьте, человеческую подлость нельзя оправдать ни чем – ни любовью, ни стремлением к хорошей жизни. Ты либо остаешься человеком, либо смешиваешь с грязью то, что кто-то считал в тебе ценным, – отвечаю после маленького глотка и терпеливо жду, когда он отомрет и продолжит свой допрос.

Спустя секунду, отыскав в тексте необходимую информацию, он вновь устремляет ко мне свои глаза, и голос его звучит мягче. Очередной ход, чтобы заполучить мое доверие? «Я твой друг, Лиза, главное, будь откровенна», – словно говорят мне его глаза.

– А какой вы ее знаете?

– Сейчас – подлой и не брезгующей влезть в семью. Как бы там ни было, официально мы еще не разведены. А раньше… Да уже и неважно, я все равно заблуждалась на ее счет, – аккуратно подбираю слова, хоть так и не могу удержаться от маленькой шпильки в ее адрес. Добрую, милую, отзывчивую, веселую Таню Петрову я уже давно мысленно похоронила, и носить цветы на ее могилу – последнее, что я стану делать в эфире популярного канала.

– В своем интервью Татьяна Петрова намекнула, что сами вы ни так просты как кажетесь. Цитирую: «Меня удивляет, когда женщина крутившая роман с другом своего бывшего мужа смеет обвинять меня в своих жизненных неудачах». Вам есть, что на это ответить?

– Разве что у нее больная фантазия?

– Речь ведь о Вячеславе Лисицком?

– Видимо. Потому что ни с кем кроме Славы из окружения моего мужа приятельских отношений у меня не сложилось.

– Тогда, думаю самое время пригласить его в студию. Встречайте: близкий друг семьи Громовых, собственными глазами наблюдавший трагедию супругов. Кого он считает виноватым в распаде семьи и почему лучший друг больше не пускает его на порог своего дома?

Раздается характерная музыка, свет на время приглушается, а как только Слава усаживается в кресло, вновь слепит мои глаза, заливая ярким свечением огромное помещение павильона.

– Здравствуйте, – одернув пиджак, Лисицкий приветливо улыбается журналисту, еле заметно подмигнув мне.

– Вы первым узнали, что брак вашего друга затрещал по швам? – с места в карьер бросается ведущий. Эфир нерезиновый, и он явно не намерен ничего упускать.

– Да, – простой ответ без ненужных пояснений. Все четко и по делу – именно так Слава намерен вести диалог.

– А вам Игорь объяснял причины такого внезапного разрыва?

– Нет. Так что его мотивов я вам раскрыть не могу. Да даже если бы знал, считаю, что это его личное дело, и если он решил молчать, не пуская СМИ в эту сферу своей жизни, мы должны уважать его решение.

– И тем не менее вы приняли приглашение на эфир.

– Да, но лишь потому, что хочу поддержать Лизу. Ни одна мать не должна разлучаться с детьми. Дети – это не оружие в войне, и чем раньше Игорь это поймет, тем быстрее вся эта шумиха уляжется.

– Скажите, а это правда, что именно вы свели их вместе? – вновь уводя разговор от главной темы, Смирнов начинает копаться в моем грязном белье. Он, купидон, да хоть черт лысый – какая разница? Как долго он намерен оставлять на закуску действительно важные вещи? Для чего пригласил сюда политиков и известных адвокатов, способных помочь мне в решении моей проблемы, если только и делает, что выясняет подробности нашего с Громовым знакомства?

– Да, – между тем доносится издалека голос Славы, и в то время как он сухо повествует о нашем с ним знакомстве, я словно проживаю свою жизнь заново: секунда за секундой, минута за минутой – словно мне сейчас двадцать два и вот-вот моя жизнь кардинально изменится…

– Какое? Это, – приложив к себе вешалку с ярко-красным мини, спрашивает Таня, – или это?

Пастельные тона ей идут больше, но прекрасно зная, что в конечном счёте она решит надеть красное, указываю на него. Устало снимаю очку, небрежно откинув их на кровать, и тру переносицу, мечтая как можно быстрее провалиться в сон. Этот день был бесконечно долгим.

– Думаешь? – между тем никак не уймется Петрова, недовольно хмуря брови. Вновь прикладывает к себе нежнейший атлас, встает на носочки и придирчиво оценивает свое отражение. – Когда я уже похудею?

– Когда бросишь есть шоколад по ночам. Успокойся уже и перестань мельтешить перед глазами. Мы обе знаем, что наденешь ты именно его.

– Я должна всех сразить!

– Тогда иди так, – киваю на ее тело, прикрытое лишь кружевным комплектом белья, и откидываюсь на подушку, с блаженной улыбкой вытягивая ноги.

Квартира у меня небольшая. Студия со свежим ремонтом, но с минимальным набором мебели: кровать, шкаф и стул, который служит одновременно и журнальным столиком, и рабочей зоной. Негусто, зато сама себе хозяйка – никакой зависимости от настроения соседки, вещи не разбросаны по полу, как в жилище моей тетки, и единственная головная боль – хозяин, зачастивший со своими внезапными проверками. Ходит с важным видом по тридцати квадратам, но так и не найдя к чему придраться, уходит с таким лицом, словно только что съел парочку крупных лимонов…

– Сдурела? Федеральный канал! – смотрит на меня, как на сумасшедшую, и, не дождавшись ответа, возвращается к сумке, из которой торчат ее лучшие наряды.

Петрова любительница кастингов. Готова днями и ночами сидеть в бесконечных очередях дожидаясь, когда же худенький парнишка с внушительным списком имен в руках, наконец, выкрикнет ее номер. Выкладывается, не жалея сил, с наслаждением погружаясь в телевизионную атмосферу, а получив отказ, горько рыдает в голос, орошая подушку своими слезами.

Талант у нее есть – люблю я смотреть на ее репетиции и всегда испытываю гордость, слыша похвалу от членов жюри, но отсутствие музыкального образования, по словам опытных акул шоу-бизнеса, не дает ей использовать его на полную.

– Ты ведь пойдешь со мной завтра? – подруга устраивается в моих ногах, отшвырнув свой сценический костюм, и складывает руки в молитвенном жесте, бесчисленное множество раз повторяя свое «Пожалуйста».

– Я, правда, не смогу. У меня заключительный этап, ты же знаешь. Если не приду, место отдадут кому-то другому, – с сожалением смотрю в потухшие голубые глаза, судорожно пытаясь отыскать в голове выход. – Лучше Федьку возьми!

– У него работа, – становясь мрачнее тучи, Петрова вытягивает из-под меня покрывало, чтобы устроившись рядом со мной на подушке, обмотаться им с головой. Плакать она не будет, знаю ее как свои пять пальцев, но до глубокой ночи я обречена слушать ее полные разочарования вздохи.

– Пообещай, если освободишься пораньше – придешь.

– Обязательно.

– И если я провалюсь, поклянись больше никогда меня туда не пускать, – почти шепотом, выглядывая из-за своего укрытия. – Найду работу в офисе и перестану маяться ерундой. Зря, что ли, диплом получала?

– А как же мечта?

– К черту эти мечты, когда есть нечего. Если б не Федька, с голоду бы умерла… Буду, как все: дом-работа, работа-дом. Станем на свадьбу откладывать, потом и о жилье подумаем, не все же по съемным квартирам кочевать. Так что это мой последний шанс, Лизка.

– Ладно, – соглашаюсь, и устраиваюсь поудобнее, подложив ладошки под щеку. – И потом, ты можешь рассылать свои записи по продюсерским центрам.

– Могу, только, кажется, никому они не нужны.

– Да, брось, это только начало пути. Возьмешь небольшую передышку и вновь ринешься в бой. И кто знает, может, завтра тебе повезет. Вдруг в этот раз в комиссию затесался нормальный дальновидный человек. Я знаю, у тебя обязательно получиться, – подбадриваю ее сквозь сон и тут же отключаюсь, на несколько часов освобождая голову от тягостных дум по поводу Таниного конкурса и собственной карьеры, которую до сих пор так и не успела начать.

Два долгих месяца после выпуска, а найти свое место в этом огромном городе мне так и не довелось. Работать в банке – скучно и бесперспективно, когда все хлебные места уже давно заняты другими, небольшие конторки, владельцы которых готовы оторвать меня с руками и ногами, едва завидят мой красный диплом, предлагают настолько мизерный оклад, что он не покроет даже аренду жилья, а крупные корпорации не спешат связываться с неопытными выпускниками… Завтра – великий день. Если я выдержу собеседование с владельцем небольшой, но довольно успешной фирмы, одной головной болью станет меньше…

***

Утро врывается в мою жизнь трелью телефонного звонка и палящими лучами солнца, проникающими в комнату сквозь тонкий тюль, колышущийся от ветра. Танька уже не спит, разглядывая потолок над своей головой, шевелит губами и беззвучно напевает себе под нос. Покрывало сбито к ногам, вещи все так же разбросаны, а на часах уже начало восьмого.

– Я кофе сварила. Отвратный, – все так же не двигаясь, сообщает мне девушка.

– Отлично. Ничто так не бодрит, как отвратительный завтрак. Почему до сих пор лежишь? Ехать часа два, не меньше, – стараясь не наступить на ее барахло, аккуратно пробираюсь к шкафу. Выуживаю из глубин своего гардероба строгую персиковую рубашку, и бегло глянув на улицу, заменяю приготовленные брюки на юбку-карандаш. Надеюсь, в этом я буду выглядеть достаточно солидно, чтобы, наконец, обзавестись заветной записью в трудовой.

– У меня ритуал. Открываю чакры, освобождаю голову от всего дурного и повторяю текст. Не занимай ванную.

– Как скажешь, – ухмыляюсь такому наглому захвату моей жилплощади, и торопливо оставляю ее наедине со своими переживания.

Протираю ладонью запотевшее зеркало и придирчиво оцениваю смотрящую на меня девушку. Серые глаза, смуглая от загара кожа, мокрые волосы, небрежно заброшенные за спину, доходящие мне до лопаток, губы, прямой аккуратный нос – все как у всех. Превращение гадкого утенка в белый лебедь – выдумки детских авторов. Не стала я роковой обольстительной, перешагнув через черту совершеннолетия. Просто научилась работать с тем, чем наградила меня природа. Четыре года назад дала себе обещание сделать все, что от меня потребуется, чтобы окружающие перестали видеть во мне неразумное дитя, и по сей день продолжаю бороться с собственным отражением.

– Я буду держать за тебя кулачки, – крепко обняв взволнованную Петрову у подъезда, бросаю ей на прощание.

– И я! Срази этого большого босса своим интеллектом, – Таня бегло целует меня в щеку и быстро прыгает в такси, прижимая к груди внушительную сумку со всем необходимым для выхода на сцену.

Волнуется, и даже не пытается этого скрывать, прекрасно зная, что рядом со мной ей претворяться не нужно. Сколько раз я подставляла ей своей плечо, после очередного провала и сколько раз твердила, что на небосклоне еще обязательно зажжется звезда с ее именем? Ведь человеку нужно, чтобы в него кто-то верил, так почему бы не мне вселять в нее эту уверенность? Тем более что и сама я не раз изливала душу, устроив щеку на ее внушительном бюсте. Отказ Игоря Громова, который так долго напоминал о себе ноющей болью за грудиной, бессонные ночи перед сессиями, нервная дрожь на защите… Если и есть что-то, что навеки останется незыблемым, то это наша дружба – крепкая, нерушимая и проверенная годами.

– Куда она опять, – заставляет меня подпрыгнуть на месте голос соседки, уже устроившейся на лавке в тени разросшихся берез. – Опять, что ли, в телевизор ее потянуло?

Женщина шуршит бумажным кульком, отправляя в рот тыквенные семечки, и без малейшего зазрения совести бросает на землю очистки. Я улыбаюсь и подхожу ближе, совершенно уверенная, что пара минут в запасе у меня все же найдется. Недаром же я так рано вышла.

– Ага, – провожу ладонью по лакированному дереву скамьи и, убедившись, что не заляпаю свою юбку, уверенно сажусь рядом.

– Где на этот раз ее искать? – не скрывает усмешки Людмила Алексеевна, делясь со мной своей провизией. Милая бабулька так любит почесать языком, что знает поименно каждого жильца двух ближайших подъездов.

– На этот раз канал федеральный.

– Смски будем слать? – подмигивает, пихая меня локтем, и тут же становится серьезной, отвлекаясь на свою старую, перекормленную болонку, уже развалившуюся в подсохшей луже. – Да что ж такое, Бети! Житья с тобой нет!

– Ну, если отбор пройдет, то, думаю, и до СМС доберемся. Волнуюсь за нее очень, – я не брюзга, но все же не могу удержаться и отодвигаюсь подальше от перемазанной песком Беатрисы. Не хватало еще явиться на собеседование в пропахшей псиной и перегноем одежде…

– Да что за нее переживать, такая без мыла везде залезет. Лучше скажи, куда ты так нарядилась? – отнюдь не по-женски сплюнув себе под ноги, старушка с интересом разглядывает мою шифоновую блузку.

– На собеседование. Так что пожелайте удачи, а то я уже отчаялась найти себе приличное место. Еще неделя и я соглашусь танцевать у шеста.

– Пфф, кто тебя к шесту пустит? Там кости не в цене. Вот Танька твоя могла бы прославиться, все данные для этого есть, а с твоим ростом, разве что пиво в баре разносить! – смеется, хотя ее кряхтение больше похоже на кашель заядлого курильщика.

– А рост в этом деле не главное. Главное, фигура и чувство ритма, – на цыганский манер поведя плечами, еще больше раззадориваю соседку. – Лучше скажите, как я выгляжу?

– Как куколка! Бети! – кричим в один голос, когда псина устраивает свои лапы на моих коленках, оставляя после себя внушительные кляксы на голой коже.

– Ну что за бестолочь! Зря я тебя кормлю, лучше бы усыпила – и мне спокойней, и соседи целы.

– Я вытру. И лучше пойду, пока она окончательно не угробила мою юбку.

Бросив влажные салфетки в урну, я, наконец, оставляю двор позади: болонка жалобно скулит, наверняка получив нагоняй от своей справедливой хозяйки, малышня в песочнице, что-то делит, разбавляя собачий вой своими звонкими голосами, а одинокий мужчина с первого этажа уже врубил на всю громкость свой проигрыватель, всерьез веря, что творчество Гарика Сукачева придется по душе жителям старенькой многоэтажки.

Я быстро сливаюсь с толпой, желая как можно скорее оказаться в спасительной прохладе метрополитена, и старательно отгоняю от себя накатывающие волны беспокойства. В этом вся я – знаю, что смогу произвести впечатление, вряд ли завалюсь на вопросах касающихся моих знаний, но постоянно грызу себя множеством «А что если?». И чем ближе приближаюсь к зданию бизнес-центра, поражающему своим блеском и величием, тем больше начинаю переживать, что и в этот раз потерплю крах. Вновь смотрю на часы, забывая о многолюдности московских улиц и столкнувшись с мальчишкой лет пятнадцати, пячусь назад, едва не свалившись на грязный асфальт.

– Вот черт, – бурчу под нос, угодив каблуком в решетку дождевого слива, и зачем-то начинаю оглядываться по сторонам, в поисках желающего прийти мне на помощь. Только кому какое дело до девушки, без устали дергающей ногой, когда стрелки часов приближаются к полудню?

Солнце, еще минуту назад ощутимо припекающее спину, скрывается за невесть откуда взявшейся тучей, и если я как можно скорее не освобожусь, рискую явиться в солидный офис насквозь пропитавшаяся дождевой влагой.

– Да что ж такое! – что есть силы, дергаю ступней и, наконец, блаженно выдыхаю, а опустив голову вниз, уже балансирую на грани истерики – тонкая шпилька моей лучшей пары обуви теперь сиротливо глядит на меня, все так же оставаясь заложницей поржавевших прутьев…

***

– Что? – нервно бросаю мужчине, стоящему позади, от взгляда которого моя кожа начинает зудеть. Хмыкает, продолжая беспардонно разглядывать мое тело сквозь намокший шифон, и не говоря ни слова, достает платок из кармана своего пиджака.

– Мило. Надеюсь, чистый? – злюсь не на него, а на собственную глупость: могла бы посмотреть прогноз и захватить зонт, не умерла бы от тяжести, лежи в моей сумке запасная обувка и уж точно не рассыпалась бы на части, возьми я с собой косметичку.

– Других не держим. Если не секрет, что с вашими туфлями?

– О, это новое веяние моды, – опускаю глаза к своим ногам, уже без прежнего восторга любуясь поблескивающей от влаги обувью, и как ни в чем не бывало делаю шаг к зеркалу, занимающему всю заднюю стену кабинки. – Не поймешь этих дизайнеров, что там у них на уме?

– Если хотите, могу помочь, – брюнет смотрит прямо перед собой, словно и не со мной разговаривает, с трудом сдерживая улыбку. Уверенна, глаза он отводит намеренно – боится не сдержаться и разразиться истерическим хохотом от моего плачевного вида – мокрая блузка, юбка в дождевых разводах и правая лодочка с горделиво задранным вверх носком. – Я про каблук. Он ведь у вас?

– А вы обувщик? – оттирая тушь со своих щек, призываю себя не поддаваться панике. У меня есть пятнадцать минут, и если мне повезет, этого времени вполне хватит, чтобы просушить одежду в дамской комнате.

– Программист. Но с этим справиться и школьник.

Что мне терять?

– Вам на семнадцатый? – желаю удостовериться, наблюдая, как на табло один за другим сменяются этажи, и отыскиваю в своем саквояже злосчастную пластмассу.

– Да.

Едва двери кабинки открываются, являя нашему взору длинный коридор с кожаными диванчиками, беспорядочно расставленными вдоль стен, незнакомец галантно предлагает мне руку. Вкладываю свои холодные пальцы в его теплую ладонь и все же решаюсь его разглядеть: высокий, подтянутый, пахнущий чем-то свежим и до одури приятным. Короткие волосы, на щеках небольшая щетина и, несмотря на дорогой пиджак и серьезную гримасу, его вряд ли можно считать скучным белым воротничком. Солидный, молодой и в отличие от меня совершенно спокойный.

– Давайте-ка посмотрим, – устроив меня на одном из диванов, он приступает к тщательному осмотру моей лодочки. Вертит ее из стороны в сторону, иногда отвлекаясь и посылая мне улыбку, прикладывает отпавшую деталь к пятке и, сведя брови на переносице, интересуется:

– И все-таки, как вас угораздило?

– Мужчины на здешних улицах не очень-то и любезны. Столкнулась с одним и угодила ногой в решетку.

– Он хотя бы извинился?

– Что вы, даже и не заметил, наверное.

– А сюда зачем пришли? – усевшись рядом, он напрочь забывает о своем деле, с интересом меня разглядывая.

– Ищу работу.

– А как же школа? – ухмыляется, наверняка намекая на мой рост – действительно, не выше девятиклассницы.

– Осталась позади. Впрочем, как и институт.

Он зависает, где-то с минуту концентрируя свое внимание на моих глазах, а когда я не выдерживаю и вопросительно приподнимаю бровь, отмирает командуя:

– Снимайте второй.

– Боитесь без примера не разобраться, куда крепиться каблук? – доверчиво протягиваю ему уцелевший, с беспечным видом отвлекаясь на строгий интерьер этажа.

Любуюсь панорамными окнами, даже со своего места восхищаясь открывающейся взору красотой: город словно на ладони, а уж если подойти ближе… Вот где она жизнь – кипит под ногами могущественных бизнесменов, любующихся величием Столицы с высоты птичьего полета…

– Что вы делаете? – заслышав характерный хруст, ступаю голыми ногами на не самый чистый, несмотря на блеск, кафель, и возмущенно выдыхаю воздух, глядя на разворачивающееся на моих глазах безобразие.

Такой улыбчивый и дружелюбный минутой назад человек, сейчас как ни в чем не бывало удерживает пальцами мои изувеченные башмачки.

– Ты варвар!

– А что прикажешь делать? – вкладывая в мою ладонь каблуки, теперь не кажущийся мне таким приятным мужчина не скрывает озорных огоньков в своих глазах. – Не придется хромать. Скажешь, что это новое веяние моды. У тебя довольно неплохо выходит, я вот почти поверил.

– Шутишь, да? Боюсь представить, как ты обращаешься с компьютерами, – и не думаю благодарить, натягивая изуродованную обувку. Теперь мне приходится задирать голову, чтобы взглянуть в лицо этого вандала – я с трудом достаю ему до груди. Возмущенно хлопаю глазами, не зная, чего хочу больше – воткнуть каблук ему в голову или, наплевав на собственную гордость, поскорее явиться на собеседование. Оставить позади весь этот кошмар, и больше никогда не вспоминать, ни эту чертову решетку, ни этого обманщика, к которому успела проникнуться доверием.

– Мой тебе совет, не предлагай помощь в том, что тебе не под силу! – тычу указательным пальцем ему в грудь, привстав на носочки.

– Будь у тебя клей, я бы, пожалуй, справился. А так, чем мог, тем помог. Спасибо можешь не говорить.

– И не собиралась! – разворачиваюсь, чувствуя себя скоморохом, которому для полноты образа не хватает лишь колпака на голове и, не зная, куда повернуть, вновь возвращаюсь к новому знакомому.

– Где здесь туалет? – как можно выше задрав подбородок, бросаю брюнету.

– В конце коридора. Твоя дверь справа. И если это тебя успокоит, тебе очень идут эти тапки.

– Издеваешься? Чтобы ты понимал, через десять минут у меня собеседование. Решающее! А из-за тебя я похожа на шута!

– Ну, не я же виноват…

– Да, – жестом останавливаю незадачливого альтруиста, прекрасно зная, куда он клонит, – но второй доломал ты. Так что прости, до конца своей жизни я буду винить именно тебя в том, что упустила эту должность!

– Да, брось, уверен, никто и не заметит, – кричит мне вдогонку мужчина, уже не скрывая веселья, а я не могу придумать ничего лучше, как показать ему средний палец на прощанье. Глупо, да и успокоения мне это так и не приносит. Мужской смех за спиной лишь усиливается, а в груди уже разрастается предчувствие – ничего хорошего этот день мне не принесет.

Меня поднимут на смех, и, не задав ни единого вопроса, отправят восвояси, отдав место кому-то более подготовленному и везучему. И мне ли винить руководство, если я не в состоянии дойти без приключений до кабинета начальства?

Добравшись до уборной, я, не теряя ни секунды, стягиваю с себя блузку и, подставив под сушилку влажную ткань, придирчиво рассматриваю свое отражение. Волосы, пусть и мокрые, но все так же аккуратно собраны на затылке, ресницы склеены, но от этого взгляд стал лишь выразительней, немного помады, конечно, не помешает… А что касается юбки – вполне можно счесть что эти темные пятна часть декора. Не для того я проделала этот путь, чтобы сдаваться из-за чертовых каблуков! Торопливо застегиваю пуговицы на груди, заправляю материю под холодную липучую юбку и решительно двигаюсь навстречу судьбе. Одно я теперь знаю точно, заводить знакомства в лифте не мое…