Текст книги "Поцелуй черной вдовы (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 22

Соланж не стала удерживать Гримма, не сказала ни слова о том, что его, конечно же, ищут, а значит, могут поймать, а если поймают его, то и ее будет недолго найти. Он не маленький, сам это все понимает!

И все-таки рвется куда-то...

Куда?

Этот вопрос, как и сотню других она удержала в себе усилием воли.

Особенно мучил один: как он справился с ней, оставшись живым? Как нашел в том лесу и, улизнув от охотников, привез в Лондон, а после омыл ее раны? Неужели совсем не боялся? Отчаянный или безумец?

И, конечно, он видел ее обнаженной...

Каждый раз, как она вспоминала об этом, щеки вспыхивали огнем. Лучше бы она вовсе не знала об этом, но Уильям ее просветил…

– Ты проснулась? – Он сидел в комнате и писал. И подошел, стоило ей пошевелиться.

– Что со мной? – Она коснулась горевшего огнем бока и ощутила под пальцами рану.

– Тебя ранили, так сказал этот парень... Ты ведь знаешь его? – спросил Уилл с беспокойством, поглядев куда-то на пол.

Соланж посмотрела туда же и увидела Гримма, спящего на плаще в компании кочерги. Выглядел он безмятежным и кротким, таким, каким прежде она никогда его не видала.

– Да, это Гримм, – сказала она. – Мой старый... друг.

– Значит, он не солгал, это уже хорошо. – Кивнул молодой человек. – Хотя вел он себя вызывающе.

Соланж с трудом села и попросила воды. И только смочив пересохший язык, спросила, думая о другом:

– Это как же?

На самом деле она мучительно вспоминала, что было в лесу, и представляла, как здесь оказалась. Но ответ собеседника завладел ее безраздельным вниманием...

– Он принес тебя на рассвете, укутанной в плащ... совсем без одежды. Сказал, что вы... – Соланж замерла настороженно, пока говоривший хмыкал в кулак, – обращались где-то в лесу. И вас преследовали охотники за головами... Тебя ранили, а этот Кайл...

– Кайл? – переспросила Соланж.

– Ну да, этот парень, погнав меня прочь, омыл твою рану. Мне пришлось одолжить тебе вещи – твои так и остались в лесу.

Соланж приподняла одеяло, мучительно представляя, как Гримм одевает ее.

Окатило такой волной жара, что нечем стало дышать... Она залпом допила остатки воды и хрипло прокашлялась.

Чертов мерзавец!

И всполошилась мгновенно: он жив вообще? Вдруг...

– Он живой? – вопросила чуть слышно.

– Этот-то? – Молодой человек указал на мужчину. – А с чего бы ему умирать? – удивился он искренне. – Вроде не ранен. Вон какой... настоящий медведь.

Соланж улыбнулась бы, получись у нее позабыть о рассказанном другом. Так же тело будто окаменело, и губы не слушались... Одно дело, что тебя видел в чем мать родила посторонний мужчина, другое – он прикасался к ней, зная о ее даре.

Проклятье, к чему уж лукавить...

И все-таки он еще жив.

– Он был в перчатках?

– Что? – не понял Шекспир.

– Я говорю, он был в перчатках, когда меня... Ну...

– Нет, зачем бы ему?

Соланж в раздражении поднялась с постели и, зажимая рану рукой, опустилась перед Сайласом... или кто он еще на колени.

Прислушалась: дышит.

Сама удивилась тому облегчению, что испытала... Даже ноги ослабли. Захотелось усесться на пол и заплакать... Не из-за Сайласа, ясное дело, – из-за всего, что случилось за последние сутки. Особенно из-за Леса... Он был восхитительным. А она ничего об этом не знала... Долгие годы жила, не имея понятия, каково быть собой.

Быть лисицей.

Лисицей!

Вертким, пушистым зверьком, живущим в такт с пульсом природы.

Сердца Леса и этой лисицы сливались в одно...

Соланж все-таки ткнулась в ладони лицом, и слезы покатились из глаз. Слезы восторга и радости, но Шекспир оценил их иначе: бросился к ней с сострадательным выражением на лице, но она вовремя остановила его.

– Не подходи! – выдала так решительно, что он замер на месте.

И, кажется, даже обиделся...

Соланж вздохнула, поняв, что придется признаться.

– Ты не должен касаться меня, – предупредила она. – Это опасно.

– Да знаю я, точно так же сказал прошлой ночью громила, – он покосился на Сайласа. – Мол, не касайся ее ради собственной безопасности... Намекал, что набьет мне лицо? Так я не из пугливых. К тому же кто дал ему право указывать... Он твой... возлюбленный? – Соланж отрицательно покачала головой. – Тогда почему он...

– Я покажу. – Она поднялась и указала на мотылька, бьющегося в окно. – Сможешь поймать его?

Молодой человек сдвинул брови.

– Зачем?

– Это важно. Принеси мотылька! Только будь осторожнее, не убей его.

Явно в полном недоумении, полагая, что девушка просто над ним насмехается, Уильям все-таки изловил мотылька и принес его, осторожно удерживая за крылья.

– Прости, – прошептала Соланж и коснулась кончиком пальца трепещущего крыла.

В тот же миг мотылек перестал трепыхаться и бездыханным упал на ладонь.

Шекспир все еще недоумевающе посмотрел на Соланж, а та, спрятав руки за спину, поспешно заговорила:

– Это я убила его. Понимаешь теперь? Моя кожа смертельно опасна. Прикасаться ко мне – самоубийство! Вот почему я постоянно в перчатках. И никого не подпускаю к себе... Я как чума, только убиваю быстрее. Достаточно тронуть пальцем...

– Но... – Рот Шекспира открылся, чтобы что-то сказать, да так и остался открытым, хотя он не добавил ни слова.

И пока он стоял в полном оцепенении, Соланж подняла с пола сумку, с которой приехала в Лондон, и, покопавшись в ней, извлекла новую пару перчаток.

Натянула их на руки и сказала:

– Тебе лучше отправиться в «Глобус», не пропускать репетицию из-за меня. Скажи там, что я расхворалась, но постараюсь встать на ноги как можно быстрее... И это, – она замялась, сжав пальцы, – не говори никому. Я не хочу, чтобы люди боялись меня!

Тут Шекспир отмер.

– Я никому не скажу, – запальчиво кинул он. И запнулся: – Н-но как это вышло? Так было всегда?

– Проявилось, когда мне было тринадцать. От отца передалось, по словам матери...

– Я никогда прежде не слышал такого.

– И хорошо: я никому не желаю подобной судьбы, как моя.

Уилл продолжал усиленно думать о чем-то, кивнул, но весьма отстраненно. И вдруг произнес:

– А сэр Аллен... он это... он знал?

– Нет, конечно, – не стала обманывать парня Соланж. – В противном случае он бы не стал прикасаться ко мне...

– А он...

– Да, конечно. Но мне не жалко его! – добавила с вызовом. – Он сек меня плетью и заслужил свою смертью, жалкий боров.

Собеседник смутился, услышав эти слова: ясное дело, сэр Аллен в их маленьком Стратфорде был столпом общества, важным ее представителем. А она убила его...

– Э... я тогда отправлюсь в театр, и так уже опоздал, – промямлил Шекспир. – А ты выздоравливай. Я... Увидимся вечером.

– До свидания, Уилл.

Молодой человек не смотрел на нее, когда выходил, вполне может быть, что уже и не взглянет, как прежде. Что их дружбе конец! И мысль эта расстроила даже больше услышанного вчера от Сайласа Гримма.

В расстроенных чувствах Соланж легла на постель и долго лежала, глядя на спящего Гримма.

Он действительно мог ей помочь на дороге, теперь, в свете новых событий, девушка верила в это, но она стреляла в него и убежала...

А он поплатился за этой свободой.

И всем, что имел...

Почему?

Только лишь потому, что они перевертыши, в сердце которых живет один Лес, или дело в другом? Теперь, обратившись, эту общую связь, о которой лишь слышала краем уха, Соланж понимала яснее. Прочувствовала на собственном опыте, когда бегала с Гриммом по лесу...

Воспоминание оказалось приятным, и она улыбнулась.

Как он забавно схватил ее лапами и усадил себе на живот... Как утробно рычал, будто мурлыкал, и огромное тело медведя вибрировало под ней. Ей бы в жизнь не подумать, что он так умеет... Что Сайлас-Кайл-Гримм умеет дурачиться и быть нежным.

Совершенно не к месту всплыли слова болтушки Жюли: «Даже вы не можете не признать, что мистер Гримм приятный мужчина».

Соланж так и эдак разглядывала мужчину, спящего на полу, и скрепя сердце признала, что что-то в нем есть... Особенно, если он не язвит, а молчит, как сейчас.

В конце концов она задремала и проспала какое-то время, а проснувшись, почувствовала, что голодна. Гримм по-прежнему спал, и Соланж, впившись зубами в сочное яблоко, подхватила забытый Шекспиром исписанный лист.

Что увидишь, как проснешься,

Всей душой тем увлечешься.

Пусть любовь тебя гнетет:

Будь то волк, медведь, иль кот,

Иль с щетиной жесткой боров –

Для твоих влюбленных взоров

Станет он всего милей.

Как придет, проснись скорей! – прочитала она и посмотрела на Гримма.

– «Что увидишь, как проснешься...» – повторила она, отбрасывая лист. – Что у этого парня за глупости в голове? – возмутилась она, имея в виду написавшего эти строчки поэта.

Но рифмованные слова оказались навязчивыми, как мокрый лист, прилипший к подошве, и снова и снова крутились в ее голове до пробуждения Гримма. Она даже невольно на него рассердилась, словно он, а не Уилл, написал эти строки, чтобы ее изводить...

И потому начала их беседу с попреков.

И вообще не решилась спросить, что было ночью...

А Сайлас к тому же заговорил о необходимости отлучиться. И планами с ней не делился...

Может быть, потому ей и пришла в голову дерзкая мысль пойти за ним следом. Выяснить цель его назначения, проникнуть чуть глубже в патлатую голову...

Почему бы и нет?

Рана болела, но уже меньше по сравнению с утром, к тому же, если она собиралась избежать козней преследователей, ей было необходимо держать руку на пульсе. Самой заботиться о себе, как она обычно и делала...

С такими мыслями она и выскользнула из дома за Гриммом.

*Слова Оберона из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь».

Глава 23

Она мешкала не больше минуты, а Гримм, стоило ей выскочить следом, уже заворачивал с их крохотной Сент-Лоренс-Путни-Хилл на главную улицу. Двигался вдоль лотков, с которых продавали еду и всякие сладости, и шел так быстро, что Соланж испугалась, что не нагонит его, потеряет из вида, но, к счастью, Гримм остановился купить пирожки с угрем и тем самым позволил нагнать себя, не привлекая внимания.

Соланж никогда ни за кем не шпионила прежде и теперь опасалась, что, приученный быть осторожным, Сайлас Гримм в два счета заметит ее, но нет, он ел на ходу и, казалось, больше не торопился. Не привлекая внимания стражников, он прошел до собора Святого Павла, обогнул его и направился вдоль реки... Шел недолго, и вскоре свернул в переулок между домами.

Соланж остановилась, прижавшись к стене и гадая, как быть, но все-таки крадучись направилась следом... Выглянула из-за угла и увидела Гримма, спускавшегося к реке. Скользнула следом, надеясь, что плеск воды у самого берега заглушит звук ее торопливых шагов...

И вздрогнула, вдруг услышав из темноты:

– И что ты здесь делаешь, шпионишь за мной?

Мужчина стоял у стены, почти слившись с ней, неразличимый и этим отчего-то пугающий, будто истинный хищник, притаившийся в темном углу, чтобы напасть на добычу.

Но ведь она не добыча? Или отчасти все же?..

– Что, если и так? – Соланж с вызовом вскинула подбородок.

Пугаясь, она всегда делалась дерзкой, тем более в присутствии этого человека.

– Значит, по-прежнему не доверяешь? – он отозвался ответным вопросом. И голос его звучал странно: то ли разочарованно, то ли донельзя утомленно – Соланж стало не по себе. Захотелось обхватить плечи руками и защититься...

Но от чего?

Неужели от неуместной неловкости и... жалости к Гримму?

Жалеть мужчину – последнее дело, к хорошему не приведет, по крайней мере, для такой женщины, как она. Мама всегда ее наставляла: «Не смей жалеть никого, и мужчин в первую очередь. Они, во-первых, и сами не пожалеют тебя, а, во-вторых, это шаг в темную бездну... Поверь, ты не хочешь в нее угодить!» Только с годами Соланж поняла, что «бездной» метафорически именовалась любовь.

– Слепое доверие не в моем характере, Гримм, – сказала она. – Мог бы уже уяснить за годы работы на Сильвиана Дюбуа, моего отца.

Он усмехнулся:

– Я уяснил. – И протянул ей один из двух купленных пирожков. – Ты, должно быть голодная. Для тебя покупал...

От еще теплой выпечки шел умопомрачительный дух, и рот девушки наполнился голодной слюной.

– Так ты знал, что я иду за тобой? – поняла она догадавшись.

– Заметил сразу, как ты появилась.

– Но абсолютно ничем не выдал себя! – возмущенная и восхищенная одновременно отозвалась Соланж. – Я полагала, что была осторожна.

– Наивная маленькая лиса, – почти с нежностью прозвучало из темноты, и она ощетинилась тут же, оттолкнув потянувшуюся к ней руку.

И заявила:

– Будь я наивной, не стояла бы здесь, выслеживая тебя.

И получила в ответ:

– А будь ты к тому же благоразумной, не выслеживала бы меня с раной в боку. Ведь еле стоишь на ногах... Ради тебя мне пришлось превратиться в улитку и чуть ползти, чтобы ты от меня не отстала.

– Мне уже лучше, – из упрямства солгала девушка.

– И завтра будет совсем хорошо, но сегодня стоило бы еще поберечься. Кто-то из стражников мог заинтересоваться еле переставляющей ноги калекой...

– Я не калека! – возмутилась Соланж, и мужская рука вдруг прикрыла ей рот.

– Не стоит нас выдавать своим криком, – произнес наставительно Гримм. – Я не просто так сюда шел. И ты... коли так привязалась ко мне, – он, кажется, улыбнулся, – теперь станешь моей соучастницей... – Гримм убрал руку.

– В чем? – Про обидное «привязалась» Соланж благоразумно решила смолчать.

– В краже со взломом.

Девушке очень хотелось сказать, что он совершенный безумец, что кража со взломом не то, в чем она стала бы добровольно участвовать, но... Красивые губы все так же изгибались в улыбке, а глаза, несмотря на настойку, светились в свете луны – весь вид Сайласа Гримма казался сплошной провокацией, вызовом, и не принять его было бы сложно.

– Отлично, всю жизнь мечтала пробраться в чей-нибудь дом и обокрасть его! – съязвила она. – Поспешим же исполнить мою заветнейшую мечту. – Она подалась было к выходу из переулка, но Сайлас взял ее за руку.

– Не так рьяно, пособница, – усмехнулся в ответ, – там, у дома, нас скорее всего поджидают наблюдатели Эссекса, а, возможно даже, не только они. Мы пройдем здесь...

С такими слова он раздвинул кусты и толкнул неприметную дверцу, через которую, еле-еле протиснувшись, они вошли в сад, спускавшийся прямо к реке и к личному пирсу хозяину дома. Сам дом был кирпичным, почти таким же, как прочие жилые дома в этом районе, но все-таки более элегантным благодаря рядам деревьев, сводчатым окнам и посыпанным галькой дорожкам. При свете луны Соланж хорошо это все рассмотрела – ее зрение, в самом деле, менялось.

– Пойдем.

Сайлас прошел между деревьев, скользя так неслышно, что Соланж поразилась, как такой крупный мужчина способен двигаться настолько беззвучно, и приник к задней двери. Она решила, что он взломает замок каким-то особенным воровским способом, но Гримм неожиданно... постучал. И вот стук-то и оказался особенным: три быстрых, два через паузу, снова три быстрых удара.

За дверью раздались шаги, прогремели запоры замка – и наружу с опаской выглянул нос, длинный старческий нос на сморщенном долгой жизнью лице.

– О, сэр, – выдохнул, расплываясь в улыбке, старик, – как же я рад видеть вас! Проходите скорее. – Он распахнул шире дверь и покосился на девушку подозрительным взглядом, когда она прошла следом за Сайласом. – Где же вы пропадали все это время?

– Долго рассказывать, – сказал Гримм. – Лучше сам расскажи: за домом следят?

– Следят, изуверы. – Закивал старик головой. – Еще как следят, сэр. С утра до ночи здесь отираются. То одни, то другие.

Мужчина кивнул.

– Вот поэтому мне нельзя здесь задерживаться, – произнес он. – Я рискую своей головой. И не только ей... – Он вскользь посмотрел на ошарашенную Соланж. – При случае знаешь, что говорить: мол, не видел, не слышал и все в том же духе.

– Я знаю, сэр, не волнуйтесь, – уверил слуга.

– Спасибо, Катберт, ты настоящий друг. – Сайлас протянул руку и сжал плечо старика. – А теперь я пройду на минуту в библиотеку...

– Да, сэр, конечно.

Сайлас Гримм по-хозяйски прошел по коридору и толкнул одну из дубовых дверей. Соланж, следовавшая за ним по пятам, едва они вошли в полутемную комнату, сразу же зашипела:

– Кража со взломом?! Ты меня обманул. Чей это дом?

– Мой. Ты, похоже, разочарована...

– Твой? – Соланж как-то по-новому посмотрела на Гримма.

Два долгих года он был для нее просто слугой, отцовским Псом, нищим наемником, а теперь он стоял посреди богато обставленной библиотеки, обшитой палисандровыми панелями, и казался среди всего этого таким же естественным, как королева у себя в Уайтхолле. И даже отнюдь не бархатные штаны и сюрко, отделанное соболиным мехом, а простые, неприметные вещи с чужого плеча все равно выдавали его стать и осанку, которые прежде девушка будто не замечала.

– Мой. Удивлена?

– Не то слово. Расскажешь, как это вышло? – Соланж окинула помещение взглядом.

– Как-нибудь после, когда мы уедем из Лондона, – пообещал Гримм. И с толикой тоски в голосе: – Все равно в этот дом я уже не вернусь... – И, потянувшись к одной из полок, принялся снимать с нее книги.

Слуга принес лампу, и в ее тусклом свете Соланж молча следила, как Гримм работает. Его руки с длинными пальцами ловко перебирали корешки книг, будто ласкали их, и она вдруг подумала, что эти же пальцы прикрыли ей рот в переулке... Они были теплыми и приятными.

Стоп!

Теплыми и приятными?

Она снова поглядела на Гримма, на его руки отнюдь не в перчатках...

Когда он их снял?

Плечо слуги он сжимал уже тоже без них. И стучал в дверь, кажется, тоже...

У Соланж как-то странно похолодело внутри, ноги ослабли. Она упала на стул и попыталась взять себя в руки... «Так, успокойся, конечно, он был в перчатках. Наверное, положил их в карман, а ты сходишь с ума».

Но пальцы все-таки были теплыми...

И она в тот момент впитала тепло совершенно бездумно, увлеченная другой мыслью...

– Все, я нашел, что хотел. Пора уходить! – В руках у Гримма оказался увесистый кошелек, в нем что-то звякнуло, когда он опустил его на стол. Должно быть, монеты... – Что с тобой? – заботливо спросил он, заметив ее растерянное лицо. – Рана открылась?

– Нет, с ней все в порядке.

– Но ты выглядишь так...

– Все в порядке, – повторила Соланж и поднялась на ноги. – Это деньги? – кивнула на кошелек, отвлекая тем самым собеседника на другое.

– Да, припас кое-что на такой случай, как этот. Сможем выправить документы и сесть на корабль... Нужно только добраться до Вапинга, до трактира «Морская ракушка» на Нэрроу-стрит. Я уже сговорился с нужным нам человеком!

Он говорил так, словно им предстояло отправиться в Вапинг прямо сейчас, и Соланж сделалось страшно. Ничто, казалось бы, не держало ее, но...

– Мы ведь не отправимся в Вапинг прямо сейчас? – не без страха спросила она. – Я должна проститься с Уиллом. И вообще...

Сайлас строго на нее посмотрел.

– Нас ищут ищейки двух самых влиятельных людей Лондона, а ты собираешься «проститься с Уиллом. И вообще...», – передразнил он ее жестким, по-своему оскорбительным тоном. – Если хотим остаться в живых, уходить нужно прямо сейчас.

Соланж ощутила в себе приступ упрямства, иррационального побуждения пойти против всего, что он говорил, но разум возобладал над эмоциями, и когда Сайлас взял ее за руку и потянул прочь из комнаты, подчинилась. Хотя тоже не понимала, когда дала ему право хватать себя за руки...

– Это тебе, за верную службу. – Слуга ждал под дверью, и мужчина подал ему кошель размером поменьше.

– Благодарю, граф Саут...

– Не благодари, – оборвал его Гримм. – Ты заслужил каждый цент. Пойдем проводи нас и запри дверь!

С такими словами они вышли за дверь и, простившись с верным слугой, выбрались в переулок через спрятанную в изгороди калитку.

Глава 24

Они уже выходили из переулка, когда Гримм различил какие-то звуки, и волосы на затылки поднялись сами собой. Реакция была странной: так его тело реагировало на псов. Выработалась после боев в медвежьем зверинце...

– Стой. – Он тронул Соланж за рукав и прислушался.

– Что случилось?

– Там кто-то есть. – Он кивнул неопределенно в направлении настороживших его звуков.

Не хотел пугать понапрасну, но теперь, с деньгами за пазухой, ощутив почти что свободу, потерять ее было бы во сто крат горше. Лучше быть осторожней!

– Это те, что караулили нас у дома? – очень тихо спросила Соланж. – Возможно, нас не заметят, если мы...

– Тссс. – Гримм призвал к тишине. – Там собаки, а это нехорошо. От них нам не скрыться!

Девушка после дома вела себя подозрительно тихо, будто ушла в свои мысли, и Кайл гадал, что стало причиной. Неужели заметила, что он сделал, забывшись настолько, что прикрыл своей голой ладонью ей рот? После ночного открытия, очень хотелось проверить, не бредил ли он... Может быть, в полусне, измотанный больше, чем ощущал в тот момент, он уже видел сон наяву, тот, который хотел бы увидеть... И понимал, что ошибка равносильна цене собственной жизни, но не мог себя удержать.

Опьяненный успехом, по саду к дому он крался с широкой улыбкой уличного петрушки. Хотелось бы верить, что именно этого Соланж не заметила: посчитала бы за безумца, а он и так у нее не на лучшем счету. А должен добиться доверия, чтобы спасти ее от преследователей...

– И что теперь делать? – прозвучал ее голос. – Не сидеть ведь здесь вечно.

Можно было бы попытаться уйти по одному, но Соланж была ранена, двигалась скованно, а потому подозрительно для ищеек – ее сразу заметят и напустят собак. Нет, это не вариант. Но как тогда быть?

И в голову вдруг пришло...

– Ты останешься здесь, в переулке, спустишься к самой реке и затаишься там, слышишь? Я выйду, пройду через мост, а потом найду лодку и вернусь за тобой.

План показался настолько хорошим, что Кайл воспрянул духом, но девушка очень скептически вскинула бровь:

– Полагаешь, тебя не поймают? – осведомилась она. – Если там затаились ищейки, они проверят любого. И тебя в первую очередь! Ты хоть знаешь, как выглядишь? – Она скользнула по нему взглядом. – Как огромный, косматый медведь. Полагаешь, в Лондоне таких много? Раз-два – и обчелся, – сама же она и ответила.

Проклятье, он не подумал, что в два раза шире в плечах любого из лондонцев! В этом лиса оказалась права. Но и сидеть в переулке, гадая, как быть, с ее собственных слов тоже не было вариантом...

– Тогда что же ты предлагаешь?

– Я пока не придумала.

Чудно! Значит, придется поступить по его.

– И все-таки я попытаю удачу, а ты притаись у реки.

– А если ты не придешь? – вдруг спросила Соланж, и голос ее на мгновение дрогнул.

Кайл хотел бы мечтать, что она волновалась о нем, но скорее всего ей было страшно остаться одной посреди враждебного Лондона. Это правильно: ей нужно жить, и желательно подальше отсюда.

– Тогда выжди время, когда можно будет уйти. Вряд ли эти ищейки настолько усердны, чтобы не спать и не ходить по нужде... А потом беги в Вапинг, в трактир «Морская ракушка» на Нэрроу-стрит. Там спроси Марион... Она поможет с бумагами и билетом на Острова. Запомнила? – Девушка покачнулась, словно ноги ее не держали, и Кайл, повинуясь порыву, сжал ее плечи. – Повтори, – потребовал он.

Соланж повторила, что он просил, и глаза ее вспыхнули в темноте: она волновалась. «Нет, девочка, успокойся, – мысленно прошептал он, – тебе еще нужно добраться до Вапинга, и не с такими глазами».

– Не волнуйся, у тебя все получится, – сказал Кайл, склонившись к ее волосам и ощущая, как короткие пряди щекочут лицо.

– А у тебя... у тебя все получится? – прозвучало в ответ.

– Волнуешься за меня?

Кайл усмехнулся, желая разрядить обстановку, и поглядел ей в глаза. В них застыл ужас. И губы подрагивали. Очень красивые, нежные губы, так изящно очерченные...

Мужчина сглотнул.

И уже вместо плеч осторожно обхватил ее голову.

– Что... что ты делаешь? – пролепетала Соланж сиплым голосом, и в глазах ее растеклось жидкое золото. – Т-ты не должен... это опасно... Гримм... отпусти...

– Не могу.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

Кипятком полыхнуло по коже, закололо в кончиках пальцев, но... он не умер, как прочие до него. Нет, кажется, не в пример этим прочим, наоборот, возрождался: сердце разбухло в груди, заполнив грудное пространство, и в голове ощущалась волшебная легкость... А губы, податливые, как воск, он мог бы целовать целую вечность, настолько вкусными они были, но те вдруг будто окаменели.

А потом обожгло огнем кожу щеки...

Он разжал руки, выпуская Соланж, и коснулся приласканной пощечиной кожи. Ни возмущения, ни обиды Кайл не испытывал, только восторг, а оттого губы невольно изогнулись в улыбке...

– Т-ты... да к-как ты посмел? – возмутилась Соланж и тут же в ужасе распахнула глаза. А увидев эту улыбку, гневно прищурилась... Кайл подумал, что сейчас самое время уйти: жалеть его она точно не будет, а значит, поступит, как надо.

– Поцелуй на прощанье, – сказал он и двинулся к выходу из переулка.

Прошел едва ли шага два или три, как ощутил вибрацию в воздухе, будто кто-то метнул в него меч, готовый в любую секунду пронзить ему спину.

А потом залаяли псы. Так неистово, что Кайл понял: его засекли и вот-вот спустят псов. Он бы мог попытаться сбежать, но что, если злобные твари учуют и девушку...

Он развернулся и рванул назад в переулок.

Соланж так и стояла на том самом месте, где он оставил ее. Ни на шаг не сдвинулась с места... И лицо у нее было странное. Неживое. С застывшим в нем знаком вопроса.

– Собаки! Бежим! – Он схватил ее за руку и потащил за собой по проулку к воде. – Ну же, скорее! Нас спасет теперь только вода. Ты плавать умеешь?

– Немного.

– Тогда держись за меня.

Антрацитовая, с лунным отливом воды уже маячила в шаге от них, Кайл не задумываясь ступил в эту мутную неизвестность и был вынужден обернуться, когда Соланж заартачилась.

– Не могу. Я не могу плавать! Прости.

– Но ты сказала, что можешь.

– Не в Темзе... Она отвратительна. Уходи без меня!

Собаки уже неслись по проулку, у них оставались секунды, чтобы спастись.

– Ну уж нет. – Кайл легко подхватил Соланж на руки и вместе с ней, под ее исполненный ужаса крик плюхнулся в воду. – Греби, слышишь, греби!

– Я не умею, – отплевываясь, отозвалась она, отчаянно молотя по воде своими руками. Ее большие, расширившиеся от страха глаза казались больше сияющей в небе луны...

– Значит, самое время учиться, – сказал Кайл, но все-таки сцепил ее руки в кольцо на своей шее. – Главное, не задуши меня, милая.

Два быстрых гребка – и они отплыли от берега. В этот самый момент к воде выскочили собаки... Ринулись было в погоню, но отступили, как будто бы не решаясь отдаться на волю зловонной и мало ли чем полнившейся воде. Животные оказались разумнее двух отчаянных беглецов...

– Проклятье, они прыгнули в воду. – К реке вышли люди. – Думаешь, переплывут?

– Этот гад точно переплывет, он выносливый и живучий.

– А девчонка?

– Он ей поможет. И если вдвоем не потонут, значит, встретим их там, на другом берегу! Эй, Кайл, – разнесся крик над рекой, – стоит ли рисковать вашими жизнями? Все равно ведь поймаем. Сдай девчонку – и дело с концом! Граф простит тебя. Слово рыцаря!

– Да пошел ты, – сквозь зубы выругался мужчина, не прекращая грести.

Знал он цену обещаниям Грегсона... «Не кипятись, посидишь пару дней под надзором, граф и простит. Он тебя ценит, сам знаешь!»

А его – в медвежий зверинец.

На цепь.

Как животное!

Вот тебе и прощение.

– Как ты там?

– Хорошо.

Голос девушки прозвучал совсем тихо, глухим полушепотом. Вряд ли ей было так хорошо, как она говорит, но, если храбрится, значит, не впала в отчаяние, а это в данном случае благо. Он почувствовал, как она оттолкнула что-то в воде... Это что-то плыло по течению прямо на них и выглядело пугающе. Кажется, дохлый пес или кошка... Судя по запаху. Хотя, надо признать, Темза смердела сама по себе, и проплыть могло даже бревно, а по запаху ты бы решил, что наткнулся на мертвеца. Впрочем, чего здесь только не плавало и без них...

А вода была ледяной. В какой-то момент Кайл почувствовал, как дрожит его тело, странно, что зубы не клацали, понял, однако, что дрожит тело девушки, не его...

– Ты замерзла?

– Чуть-чуть.

– Тебе нужно двигаться. Загребай воду руками и отталкивайся ногами...

– Я знаю, как это делать, просто... не могу здесь...

– Не бойся, я подстрахую.

Он сам ощутил, как от холодной воды сводит ноги. И дышать становится трудно... Берег, казалось бы, был совсем близко, но все-таки не приближался. А мешочек с золотыми монетами тянул так, словно весил несколько стоунов...

– Я не могу больше, Гримм. Кажется, рана открылась. И сил нет, – пожаловалась Соланж.

– Ты сможешь, – уверенно произнес он, подталкивая девушку к берегу. – Осталось немного. А ты сильная, Соль! Очень сильная.

– Соль? – проклацали ее зубы. – Т-ак меня т-только мама звала.

– А отец?

– Он называл меня только Соланж в честь Буржской святой, п-покровительницы города Буржа. Наверное, п-полагал, что хорошее имя перевесит плохое во мне...

– В тебе нет плохого. Если только самую малость... – Кайл попытался ей улыбнуться, но одеревеневшие мышцы не слушались.

Где же берег?

– Т-ты обманываешь меня... Я... – Девушка вдруг закашлялась и вцепилась в него, будто кто потянул ее под воду. Кайл едва ее удержал, и сам не нырнув с головой... Руки дрожали.

– Соль! – Он прижал к себе ее тело. – Мы доплыли... Смотри. Еще пару рывков...

Он действительно героическим усилием воли вытолкнул их обоих на берег и замер, пытаясь привести в норму дыхание. Ледяной ночной воздух вцепился в загривок... Сжал легкие, стиснул виски.

Дыхание, однако, не выровнялось...

Здесь, в мокрой одежде на берегу, было хуже, чем в Темзе.

А рядом могли быть враги...