Текст книги "Поцелуй черной вдовы (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 46

Оставалось три часа до представления, а Уильям не находил себе места от беспокойства. Носился по длинному залу Миддл-Темпл-Холла будто в агонии, путался под ногами актеров, выводил из себя госпожу Люси и Джеймса Бёрбеджа, громыхавшего голосом на всех, подвернувшихся под руку. И на него в первую очередь...

– Переоденься уже, и немедленно. Хватит носиться юлой! Это я ставлю пьесу для королевы – не ты. Выкинь перо! И перестань мять пергамент, он стоит денег.

Уилл, в самом деле, влажными пальцами смявший пергамент, сунул его торопливо в карман.

– Вдруг королеве что-нибудь не понравится? – спросил он. – Вдруг...

– Поздно думать об этом. Пьеса будет такой, какая есть! – рявкнул Бёрбедж. И вдруг смилостивился, признав: – Мне она нравится. И королеве тоже понравится! – заключил вдруг с напором, словно одним утверждением оного мог воздействовать на восприятие Елизаветы. Его рука с силой опустилась на плечо парня и чуть сжала его в знак поддержки, но длилось это не дольше секунды, и он снова взревел в привычной манере: – А теперь облачайся в костюм, ты, сопливая деревенщина! И хватит путаться под ногами.

Уильям, сорвавшись с места, бросился в, так называемую, комнату королевы, отданную под костюмы и декорации.

Миддл-Темпл-Холл являлся одним из четырех главных зданий в квартале под названием Темпл (всего их здесь около дюжины) и использовался законниками-крючкотворами. Его длинный зал, по словам, управляющего, был обычно заставлен стульями и столами, но сейчас стулья расставили вдоль длинных стен в восемь рядов, а сцена из себя представляет всего лишь участок голого деревянного пола, чуть присыпанного тростником. Чтобы ноги актеров, не дай Бог, не скользили. В точности как в «Глобусе».

В зале довольно полутемно, так как панели на стенах и сам потолок оказались такого мрачного цвета, что невольно наводили на мысль о глухой полночи в небе над Корнуоллом. Лишь одинокие свечи в начищенных медных подсвечниках и канделябрах, прикрепленных к стенам, разгоняли гнетущую мрачность этого помещения.

Облачаясь в костюм, Шекспир снова и снова думал о том, что сама королева будет смотреть его пьесу под сводами Миддл-Темпл-Холла, а потому учесть нужно каждую мелочь, вплоть до запаха в зале. А пахло там, надо заметить, не особенно хорошо...

Пылью, затхлостью и... как будто провалом.

Уильям так разволновался, что отодрал пуговицу от костюма. Госпожа Люси будет весьма недовольна, если узнает! Он сжал ее в кулаке и бросился искать помощь.

– Роберт! Эй, Роб, – окликнул он паренька, стоявшего у стены, где их писарь Пэрри вывесил текст пьесы. Кто-то громко зачитывал его вслух, словно освежал сюжет в памяти, и мнимый Роберт не сразу услышал его.

– Что случилось? – осведомился он как ни в чем ни бывало, хотя Уилл знал, что еще этим утром Соланж кусок в горло не лез. Она была такой дерганой все последние дни, что Кайл, утратив надежду словесно успокоить ее, прибегал к самому верному – целовал. Это хоть как-то отвлекало ее от мыслей о постановке...

И вот она совершенно спокойно любопытствует, что случилось.

– У меня пуговица отодралась, – ответил Шекспир. – Поможешь? Госпожа Люси сегодня не в духе.

– Она волнуется. Ее можно понять! – И «паренек» стиснул руки, выдавая себя с головой. – Пойдем пришьем твою пуговицу, Уилл.

Они прошли мимо рабочих, двигавших стулья и носивших ковры, приготовляя декорации к первой сцене, проскользнули мимо госпожи Люси, с булавками во рту носившейся между актерами и засовывавшей их в дублеты и платья. И, наконец, спрятались в тихом чулане, где, если бы не свеча, прихваченная Уиллом, было бы совершенно темно.

– Почему именно здесь? – спросила Соланж. – Ты хотел что-то сказать?

– Я... я и сам толком не знаю, – запнулся Уилл. – Захотелось вдруг спрятаться ото всех, вот и все.

– На тебя не похоже. – Девушка улыбнулась и подступила к нему. Уилл замер. Во рту пересохло. – Ну, – она выставила ладонь, – давай пуговицу...

– Ах да. – Он отдал пуговицу и выдохнул чуть приметно. Сегодня, как никогда, захотелось сказать...

– Расслабься, не уколю я тебя, – улыбнулась Соланж, и Уильям набрал воздуха в грудь:

– Я хотел бы сказать... – начал он. – Давно думал... эм...

– Что-то насчет нынешней пьесы?

– Хм... э... вокруг Холла выставили посты, – выпалил он, раскрасневшись. – На пирсе, в Уайтфрайарс, в южном краю сада, три – вдоль Темпл-бара, Флит-стрит и Миддж-Темпл-лейн. И во дворце, ясное дело, у каждого окна и двери.

Соланж, будто что-то поняв, перекусила нитку зубами и проницательно на него посмотрела.

– Я знаю, Уилл, – сказала она. – Так обычно и поступают, когда куда-то приезжает королева Елизавета.

Уильям кивнул.

– Я просто подумал, что, если бы не лорд-канцлер, и ты, в самом деле, должна была бы... убить королеву... – прошептал он последнее едва слышно.

Соланж взяла его за руку.

– Но ведь не должна.

– И все-таки я опасаюсь коварства Эссекса. И боюсь... за тебя...

– Ты хороший друг, – кивнула Соланж. – И я всегда буду благодарна судьбе, что свела нас, но сейчас ты не должен бояться: Кайл с отцом позаботятся обо мне. А пьеса твоя, вот увидишь, понравится королеве! Это самое главное.

Уилл повторил:

– «Самое главное», – но так обреченно и мрачно, что девушка, лишь немного подавшись вперед и приложив к щеке друга тонкий платок, поцеловала Уилла через него.

– Тебя ждет успех, – уверила убежденно, а потом, отстранившись, распахнула двери чулана и вышла.

Уильям остался один, ощутив себя осчастливленным и брошенным одновременно. Поцелуй горел на щеке – так, должно быть, целует любимчиков муза – и пред глазами, казалось бы, совершенно некстати, мелькнул образ Анны, его любимой жены.

Он любил ее с первой минуты, как только увидел, и не значили ничего шепотки за спиной: «Задурила мальчишке буйную голову, старая дева!» – он и сейчас любил ее тоже.

Но романтический образ Соланж стал для него чем-то больше сердечной привязанности...

– Эй ты, парень, Бёрбедж всех собирает на сцене! Поторопись! – раздалось голосом Филдса. – Он как раз ищет весельчака Пэка.

Уилл подумал, что роль шалопая-эльфа не подходит ему в данный момент, как никогда. Уж лучше бы он играл Деметрия или Лизандра...

Но делать нечего, он невесело улыбнулся, прогоняя тоску, и направился к сцене.

Когда прибыла королева, зал, освещенный тысячей или больше свечей, по ощущениям молодого Уилла вспыхнул в два раза ярче. Он прятался за решетчатым деревянным экраном, заменявшим здесь занавес и отгораживающим публику от суеты за кулисами, и видел, как, разодетая в алое, золотое, зеленое и оранжевое, обвешанная всеми возможными украшениями, королева проследовала к своему месту в первом ряду. Немолодая уже, с сильно выбеленным лицом, подобно одной из актрис их собственной труппы, она тяжело опустилась на стул в сопровождении Сесила, облаченного в черное, и Роберта Деверё, графа Эссекского, разодетого в пух и прах и являвшего яркую противоположность мрачному лорду-казначею.

Фаворит королевы то и дело ей улыбался, о чем-то негромко переговариваясь, и, если бы не знать его тайны, мужчину вполне можно было бы счесть беззаботным прожигателем жизни и лучшим другом Ее величества.

А не коварным заговорщиком, мечтающим занять ее место.

– Чулки подтяни! – оторвала его от раздумий госпожа Люси, подскакивая к Уиллу с кисточками и белилами и окидывая его оценивающим, профессиональным взглядом. Она походила на рассерженную осу, преследующую актеров: подтягивала чулки, поправляла платья и парики, подкалывала камзолы. – Удачи, мальчик! – И унеслась прочь.

Поглядев снова на королеву, Уильям подумал, выпадет ли ему еще эта честь, писать для нее пьесу. Может быть, это первый и единственный раз... Но, по крайне мере, он донесет свою мысль: нет абсолютно хороших ни людей, ни «богов». И те, и другие одинаково совершают как добрые, так и плохие поступки. Все мы неидеальны...

Он посмотрел на Соланж, которой приделали полупрозрачные шелковые крылья. По настоятельному желанию Кайла ей все-таки дали роль феи в первой сцене пятого акта... Тогда-то все и случится.

Почти в самом конце...

Уильям был рад, что не раньше...

Сюжет «Сна в летнюю ночь» пришел ему в голову совершенно спонтанно, под влиянием встречи с новой знакомой и постепенно оформился в замысловатый сюжет. Ему до страстного захотелось сказать, что люди и перевертыши не сильно отличаются друг от друга... Они также любят и также боятся, также борются за свое место под солнцем, как и простые смертные люди.

Поймет ли эту идею Елизавета?

– Кайл тоже здесь, – шепнула Соланж, оказавшись с ним рядом. – Теперь мне спокойней.

Он проследил ее взгляд и увидел среди прочих гостей Саутгемптона – тот улыбнулся в ответ.

– Вы действительно с ним уедете? – спросил он. – Почему бы вам не остаться?

– Нельзя. Только там, на Островах, мы будем свободны по-настоящему! Ты ведь понимаешь?

Уильям кивнул, хотя понятия не имел, как отпустит этих двоих. Он привязался к обоим, они подарили ему целый мир, неизведанный, новый, а теперь собирались отнять... Он не чувствовал, что готов с ним расстаться.

Одна была его музой, другой – неожиданным другом.

– «На радость и печаль, по воле рока, Два друга, две любви владеют мной...», – чуть слышно продекламировал он, и Соланж вскинула брови.

– Ты что-то сказал?

– Хотел спросить, как прошла твоя встреча с братом и мистером Дюбуа?

Его собеседница пожала плечами.

– Мы попрощались, – ответила скупо. – Произошедшее ничему их не научило: они не хотят уезжать. И это их дело!

– Думаешь, Эссекс не знает, что их увели из-под его носа?

– Отец уверяет, что все прошло хорошо, и я ему верю.

– Ты счастлива, что нашла его?

– Да. – Соланж коснулась своих завитых в колечки волос и напряженно ему улыбнулась. – И пусть он тоже остается в столице, я рада, что знаю теперь свои корни. Свои истоки, понимаешь, о чем я?

– Лучше, чем ты представляешь.

В этот момент на сцену потянулись музыканты: барабаны, трубы и тамбурины слились воедино, предвосхищая начало пьесы.

И вскоре началось действо...

Уильям декламирует строчку их своего сонета под номером 144: «На радость и печаль, по воле рока, Два друга, две любви владеют мной: Мужчина светлокудрый, светлоокий И женщина, в чьих взорах мрак ночной». Ученые-шекспироведы до сих пор гадают, кем являлась эта женщина с ночным мраком во взоре, а вот личность светлоокого мужчины вызывает меньше вопросов: им скорее всего являлся красавец граф Саутгемптон, посколько Шекспир в опредленный период времени весьма близко сошелся с этим вельможей.

Кстати, считается, что пьеса «Сон в лютнюю ночь» была создана в промежутке между 1594 и 1596 годами. Шекспир написал её специально к свадьбе некоего аристократа или к празднованию королевой Елизаветой I дня св. Иоанна Крестителя.

Глава 47

Через два часа пятьдесят семь минут после начала пьесы все свечи в зале погасли, погружая его в непроглядную тьму. Устройство Беллов, подручных Эссекса, сработало безупречно...

Именно в этот момент, по плану Роберта Деверё, Соланж и должна была торопливо спуститься со сцены и броситься к королеве... Прижаться ладонями к ее набеленным-напомаженным, словно маска, щекам – и уничтожить ее.

Но теперь план другой, пусть Эссекс этого и не знает, и Соланж, едва погасли все свечи, все так же спустилась со сцены, но направилась не к королеве, а, пройдя вдоль рядов, замерла у стены.

В этот момент вскрикнула женщина.

И застенала от боли... Мучительная агония умиравшего явственно слышалась в этом стоне.

В зале, и без того всполошенном неожиданной темнотой, поднялся испуганный гомон и причитания. Под аккомпанемент этих звуков чье-то тело рухнуло на пол...

Скорее всего «умерла» королева.

Вот теперь, оттолкнувшись от темной стены, с которой буквально слилась, Соланж, торопливо пройдя мимо Эссекса, направилась к створчатой двери в конце темного зала. На самом деле, темным для глаз перевертыша он отнюдь не был: видела девушка преотлично. А потому легко различила, как Эссекс поднялся со стула и направился за ней следом...

В руке его девушка различила кинжал. Острый рондель...

И пусть по спине у нее пробежали мурашки – все шло по плану.

Тому самому, о котором граф Деверё, лорд Эссекский, не имел никакого понятия...

И потому направлялся в ловушку.

– Ваше величество! Ваше величество! – коснулось их слуха испуганное разноголосье придворных. – Доктора, немедленно доктора! Помашите же веером, ей, наверное, стало плохо от духоты. И запалите уже кто-нибудь свет!

В тот момент, когда граф занес руку, готовый обрушить кинжал на Соланж, а Кайл, будучи на чеку, перехватил его руку, у сцены вспыхнул первый фонарь. За ним зажглись еще несколько, осветив две группы людей: склоненных над королевой придворных и Саутгемптона, все так же сжимавшего руку графа с кинжалом.

– Что это значит? – прогремел голос лорда-казначея, эхом отозвавшийся от сумрачных стен Миддл-Темпл-Холла. – Почему вы с оружием, в этом зале, когда погас свет? Это ваших рук дело? – Он буквально сверлил Эссекса взглядом, и даже скудное освещение залы не могло скрыть мертвенной бледности, обесцветившей лицо графа.

Но тот быстро взял себя в руки...

– Что за ересь приходит вам в голову, сэр? – возмутился он так натурально, что распознать в этом ложь, не ведая планов графа заранее, было бы невозможно. – Этот актер напал на королеву, – кивок на Соланж, – я сидел рядом и видел, как он что-то сделал ей... Все случилось так быстро, что я не успел среагировать сразу, но после... едва осознал, что именно происходит, ринулся за ним следом... Чтобы остановить.

Лорд-казначей, надо признать, тоже отлично отыгрывал свою партию.

– Вы видели, как актер направляется к королеве, и ничего с этим не сделали? – возмутился он гневным тоном. – Позволили незнакомому человеку приблизиться к ней?

– Ну... я не то чтобы видел, – заюлил Эссекс, – в зале было довольно темно, как вы знаете...

– Но вы все-таки рассмотрели, что этот актер что-то сделал Ее величеству, так?

– Скорее предположил, услышав вскрик королевы...

– Но вы не бросились ей помочь, а устремились вдогонку за тем, кого толком не видели? Предположив лишь, что этот мальчишка что-то там натворил... Кстати, что именно, на ваш взгляд?

Над королевой продолжали хлопотать фрейлины, маленький доктор щупал ей пульс, попутно веля что-то накапать в стакан. И на фоне происходящего этот допрос можно было б счесть странным, но Эссекс этого не заметил.

– Он напал на нее, – кинул граф холодно, вроде как не понимая твердолобости Сесила. – Королева кричала. Вот я и предположил... – И с еще большим напором: – Это был заговор, разве не ясно? Свет потух неспроста. Я всего лишь хотел остановить душегубца. А вы, вместо того, чтобы сказать мне спасибо, устроили глупый допрос... Эй, стража, схватите мальчишку! – приказал он, ни разу не взглянув на Соланж.

Но стражники не успели даже пошевелиться, как с тихим вздохом «ожила» королева. Открыла глаза и обмахнулась рукой.

– Боже правый, как же здесь жарко! – выдохнула она. – От духоты у меня помутилось сознание.

– Ваше величество, счастье какое! Какая радость, что вы в добром здравии! Мы не на шутку за вас испугались, – наперебой запели придворные.

– Ах, бросьте, – отмахнулась она, – женщине позволительны слабости в виде обмороков. Дайте руку подняться!

Королеве поспешно не только подали руку, но и, подхватив прямо подмышки, подняли на ноги.

– Что случилось со светом? – спросила она. – Он тоже иссяк от недостатка свежего воздуха?

Кто-то сдержанно хмыкнул в кулак, посчитав необходимым поддержать королевскую шутку, пусть даже в таких обстоятельствах, как сейчас: когда Эссекс упомянул заговор.

– Что с вашими лицами? – между тем, задала королева новый вопрос. – Что случилось, пока я лежала в беспамятстве?

Генри Сесил ответил:

– Граф Эссекский посчитал, что против вас сплели заговор, Ваше величество, и ринулся схватить молодого актера, полагая его вашим убийцей.

– Моим убийцей? – удивилась Елизавета. – Право слово, с чего вам пришло это в голову, друг мой? – обратилась она к пораженному сверх всякой меры несчастному Эссексу. – Я жива и здорова, могу вас уверить.

– Н-но этот мальчишка... я был уверен...

Королева, доселе изображавшая мнимую слабость, твердо шагнула вперед.

– В чем вы были уверены, друг он? – вкрадчиво осведомилась она. – В том, что я убита? Мертва? Умерщвлена... Чем? Вы заметили у актера оружие?

– Я... – Эссекс на шаг отступил. И спиной натолкнулся на стражников, заступивших графу дорогу.

– Да? – Королева медленно подступала. Ее жемчуга и браслеты чуть позвякивали в такт каждому шагу.

Тишина оглушала.

– Я, возможно, ошибся... Мне, наверное, показалось... – залепетал заподозривший нечто неладное граф. – Виноват, Ваше величество.

– В чем?

– Помыслил недоброе против этого человека. – Торопливо мазнув по девушке взглядом, ответил мужчина. – Мне очень жаль.

– Так просите прощения у него, не у меня, граф.

Ричард Деверё мазнул по девушке невидящим взглядом и торопливо бросил Соланж:

– Простите, что заподозрил вас в злодеянии. Мне очень жаль. – И повернулся опять к королеве.

– А пожать руку в знак примирения? – сказала она.

Фаворит королевы сглотнул. Кадык его дернулся резко, как будто на плаху скользнуло полотно топора. Черты подвижного прежде лица вдруг омертвели.

– Ваше величество, я... – язык Эссекса замер в гортани.

– Не желаете пожать ему руку... мой друг? – явно с угрозой в чуть хриплом голосе пророкотала Елизавета. – Не думала, что вы такой сноб. – И приказала: – Пожмите мальчику руку. Немедленно!

Эссекс дернулся, с ужасом глядя на маленькую ладонь, совершенно безобидную с виду, протянутую ему.

– Я... я не могу, Ваше величество...

Королева смерила его взглядом, холодным, презрительным, и гаркнула вдруг:

– Взять его! – Да так оглушительно, что позавидовал бы любой генерал на плацу. – И тут же: – Вон все. Вон, я сказала!

Будто подброшенные этим окриком в воздух, придворные и актеры устремились мимо Соланж, Кайла и Сесила прочь из залы. Когда все они вышли, королева поглядела на Эссекса в руках стражи и в лицо ему прошипела:

– Жалкий предатель. Я носила тебя на руках, лелеяла и баловала, вскормила, как добрая мать, собственной грудью, а ты... злоумыслил убить меня. Прямо здесь, в этом зале... Как низко и недостойно. А я не верила... До последнего полагала: тебя оболгали. Защищала тебя!

– Ваше величество...

– Но теперь вижу, как низко ты пал. Хотел убить не только меня, но избавиться от сообщницы! А не вышло... – И улыбнулась вдруг: – Хорошо я тебя разыграла, не так ли... мой «друг»? Оказалась актрисой не хуже, чем ты. Уведите его! – Взмахнула рукой.

Стражники, повинуясь приказу, выволокли несчастного, будто враз утратившего все силы мужчину за дверь.

Елизавета, Сесил, Кайл и Соланж остались наедине. И теперь взгляд Елизаветы обратился на молодого придворного...

– Значит, вот ты какой, – сказала она. – Брат мой. – Кайл молча выдержал ее взгляд. – Знала я, чувствовала подспудно, что история с Екатериной так просто не кончилась. Что ребеночек ее как-то внезапно вдруг умер и был похоронен... – Она обошла Кайла по кругу, как змея, оплетая его если не телом, то своим тихим, вкрадчивым голосом. – А Сесил хорош: знал всю историю и молчал. Ни словечка мне не сказал! Только теперь и сподобился вдруг. Что, страшно? – Королева остановилась и посмотрела Кайлу прямо в глаза. – Боишься меня?

– Я ни в чем перед вами не виноват, Ваше величество, так чего мне бояться? – ответствовал собеседник.

– Так уж ни в чем? – спросила Елизавета. – А как же заговор Эссекса? Ты участвовал в нем. И кабы не ты, он и вовсе не стал бы его раздувать...

Кайл, однако, продолжал глядеть смело в глаза королеве.

– Я лишь хотел справедливости в отношении перевертышей, Ваше величество, – сказал он. – Граф убедил меня, что радеет за наше общее благо. Я не знал ничего ни о планах его на мой счет, ни о том, кто я есть до последнего времени...

– А теперь, зная правду?

– Мечтаю о том же, что прежде: жить в мире и безопасности с любимой женщиной.

– С оборотницей? – Королева оценивающе окинула Соланж взглядом.

– Да, моя королева, Соланж – перевертыш, такой же как я.

Елизавета скривилась, словно ей наступили на нелюбимый мозоль.

И капризно сказала:

– Но ведь она убивает... руками, насколько я слышала. И отец ее точно такой!

– Он теперь в вашей личной гвардии, Ваше величество, – вставил Сесил многозначительно. – Это большое приобретение.

– Слышала. Ты уже говорил, – отмахнулась Елизавета. И снова поглядела на Кайла: – Для тебя, говорят, ее дар не смертелен?

– Не смертелен, Ваше величество. Любовь разрушает любые преграды!

Королева лукаво ему улыбнулась.

– А ты знаешь, что сказать женщине... В этом пошел весь в отца! Он был тираном и тряпкой, но женщины по нему сходили с ума. Что ты хочешь в благодарность за спасение моей жизни? – вдруг осведомилась она. – Сесил мне рассказал, что это ты раскрыл планы Эссекса...

Лорд-казначей улыбнулся молодому мужчине и чуть склонил голову, признавая, что именно это и сделал: не утаил ничего от королевы. Хотя оба знали, что ничего подобного Кайл не делал...

Кайл кашлянул.

– Не сочтите, что прошу слишком много, но на правах вашего младшего брата и к тому же представителя угнетенной группы людей, я хотел бы просить послабления, Ваше величество. Перевертыши – не враги вам, пока их, как загнанных животных, не стесняют жесткими рамками. Отмените браслеты... Позвольте им делать то же, что людям: жить и трудиться во имя процветания нашего королевства. Вот увидите, результаты удивят вас!

Елизавета прикусила губу, будто бы размышляя о чем-то.

– Я подумаю, – неохотно пообещала она. И тут же обратилась к Соланж: – А чего хочешь ты?

Просить для себя показалось Соланж неуместным, к тому же был тот, кто не меньше нее был достоин монаршей благосклонности.

– Ваше величество, вам понравилась пьеса, сыгранная сегодня?

Вопрос удивил королеву, и она вскинула начерненные брови.

– Пьеса была хороша. Жаль, концовку я не увидела... Пэк показался мне милым проказником. Почему вы спросили?

– Ваше величество, написал эту пьесу наш друг, молодой драматург Уильям Шекспир. Он играл того самого Пэка, что вам так понравился... И для него было бы важно услышать, что пьеса понравилась вам. Благосклонность самой королевы, к тому же столько искушенной в театральной науке, была бы огромным подспорьем для молодого, талантливого драматурга, едва начинающего карьеру!

– Другими словами, вы просите о протекции для него?

– Лишь обратить ваше внимание на его безусловный талант, Ваше величество, всего остального Уильям добьется и сам. В его голове еще много прекрасных идей для всеобщего нашего удовольствия!

Елизавета кивнула.

– Ваш друг будет отмечен по заслугам, мисс Дюбуа.

– Благодарю, Ваше величество. О большем и не прошу!

Королева посмотрела на Сесила и сварливо заметила:

– Эти двое просят лишь за других. Либо они абсолютно глупы, либо беспечны как дети! Проследи, чтобы им предоставили лучший корабль до Леруика. И вот, – она обернулась к Соланж, – вам за труды! – Королева сняла с шеи нитку отборного жемчуга и протянула ей. – Ваш будущий муж достаточно обеспечен, чтобы вы ни в чем не нуждались, но этот жемчуг пусть станет семейной реликвией и неизменно напоминает о том, что королева Елизавета проявила к вам королевскую милость. А теперь уходите! – взмахнула рукой.

И Кайл под руку с Соланж, поклонившись своей королеве, молча проследовали за дверь.