Текст книги "Поцелуй черной вдовы (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

– Затем, что королеве, я полагаю, пригодилась бы фрейлина вроде тебя, – ответил Сайлас, пройдясь по комнате из угла в угол. – Защитница с удивительным даром, которой, чтобы убить, не требуется оружие.

Соланж усмехнулась:

– Не думала, что королева испытывает нужду в преданных стражах. Весь Уайтхолл, как я слышала, полон солдат и охраны!

– Это лишь подтверждает тот факт, что королева трясется от страха. Этой стареющей себялюбке с каждым днем все больше кажется, что такие, как мы, захватят власть в Англии, заменив ее на престоле кандидатом получше.

– Мифическим сыном Екатерины Говард? – улыбнулась Соланж. – Я слышала, как о нем говорили в таверне «Кабачок Эссекса», но, признаться, не особо поверила.

– Можно верить или не верить, – пожал Гримм плечами, – но недовольство среди наших растет, а королева отнюдь не глупа и понимает, что ни один мало-мальски достойный козырь не будет лишним.

– И под козырем ты подразумеваешь меня?

Их взгляды встретились.

– Сесил из кожи вон вылезет, чтобы угодить своей королеве, – произнес Сайлас, – а поэтому да, в этом раскладе ты – козырь. Их козырь.

– Но не ваш с Эссексом? Так и не хочешь сказать, для чего я была вам нужна? Вряд ли столько усилий было положено просто так. – И вдруг Соланж будто ударило что-то. – Постой... если меня купил Сесил, тогда выходит, что люди, напавшие на нас на дороге, были из людей Эссекса, то бишь твои приятели, так? – Гримм поджал губы, не опровергая и не подтверждая сделанное ей предположение. – И все-таки ты бился с ними и убил их... – Она дернула головой. – Ты ведь не хочешь сказать, что в этой истории есть и третья сторона?

– Третья только твоя.

– Не понимаю.

И снова ей стало не по себе под пристальным взглядом ярко-сапфировых глаз.

– Помнишь, как ты звала меня?

– Псом.

– И ненавидела, полагая, что я выслуживаюсь перед твоими братом с отцом...

– Ты надзирал за мной, как какой-то тюремщик!

– Скорее, оберегал... и стремился помочь.

– Ты вез меня в Лондон и все равно, к кому из двоих: Сесилу или Эссексу. Кто-то из них в любом случае воспользовался бы мной! Сделал игрушкой в своих непонятных мне играх.

Она выдала это все на едином дыхании, и теперь задохнулась, тяжело и с натугой дыша.

Но Гримм покачал головой.

– Если бы ты не выстрелила в меня, я бы помог тебе скрыться из Англии, мисс Дюбуа. Я бы сказал, куда тебе ехать не стоит: в Лондон. В него в первую очередь. Я бы дал тебе денег и отправил на Острова... Как ты и хотела уже долгое время.

Соланж выдохнула:

– Откуда ты знаешь?

– О твоем сокровенном желании?

– Д-да. – Голос дрогнул невольно.

– Я наблюдательный и провел с тобой рядом так много времени, что догадаться было несложно, – чуть кривовато усмехнулся мужчина. – Именно потому я заколол людей Эссекса: не хотел, чтобы ты стала козырем, все равно чьим. Я готов был помочь! А получил пулю в грудь и... медвежий зверинец. Вот и помогай после этого людям, – заключил он с не меньшей насмешкой.

Соланж стиснула руки, борясь с мучительным нежеланием принимать правду услышанных слов. Сайлас Гримм не мог в самом деле желать помочь ей... Это было как-то неправильно. Странно. Казалось, кто-то большой схватил ее мир и встряхнул его хорошенько, по ошибке поставив с ног на голову.

Гримм ей не друг, но и не враг, как теперь выяснялось.

Он вообще непонятно кто!

Шпион.

Предатель.

Перевертыш, вот что страннее всего.

– Так как все-таки ты оказался в зверинце? – спросила она.

Он хмыкнул:

– Легко догадаться, что Эссексу не понравилось, что я тебя упустил, мало того, сам тому поспособствовал: он, конечно же, догадался, кто заколол его людей на дороге, то есть пошел против своих в угоду тебе, и – вуаля! – я в зверинце в «королевском браслете».

– Ты потому не мог обратиться назад в человека?

– Сама знаешь, серебро крепко нас держит.

– Но в лесу, когда я... – Соланж запнулась на миг, – стреляла в тебя, браслета у тебя на руке не было.

Гримм улыбнулся. Впервые за все это время без иронии и насмешки, а искренне.

– Так ты проверила, да?

Соланж, как бы обороняясь, сложила на груди руки.

– Проверила... из любопытства.

– Тогда признаюсь, удовлетворяя твое здоровое любопытство: я никогда прежде до последнего времени не носил сдерживающего браслета. – Говоря это, Гримм подошел совсем близко и даже понизил звучание голоса, глядя в глаза собеседнице и поверяя ей эту тайну.

Она отчего-то сглотнула.

– Никогда-никогда? – уточнила для вида, хотя поверила ему как-то сразу, безоговорочно.

А сейчас, как ни странно, смутилась, глядя в горящие желтым глаза и вообще будто по-новому собирая давно набивший оскомину образ: рассыпанные по плечам темные волосы, щетину на небритых щеках и жесткую линию губ, смягченную в этот момент чуть приметной улыбкой.

– Никогда-никогда.

– И как это вышло?

– Пожалуй, об этом мне хочется говорить меньше всего, – признался Гримм, отступая на шаг и возвращая ей снова возможность дышать.

Он опять прошелся по комнате, погруженный в себя, свои мысли, и Соланж, наблюдая за ним, невольно подумала, что для большого косматого зверя двигался он чересчур тихо и ловко, скорее как рысь или пантера. А еще вспомнилась травля, которую она видела: каково была Гримму веселить публику своей кровью? У него, верно, все тело в шрамах – и все из-за нее. Если, конечно, он не солгал, говоря, что хотел ей помочь...

– А как ты избавилась от браслета? – прозвучал вдруг ворвавшийся в ее мысли вопрос.

– С чего ты взял, что избавилась?

– Ты избавилась, – совершенно уверенно произнес собеседник. – Я сразу это почувствовал еще в Пэрис-Гарден, когда в первый раз увидел тебя среди зрителей.

– Ты видел меня в Пэрис-Гарден? – удивилась Соланж.

– А почему я, по-твоему, рвал эту чертову цепь и носился дурак дураком по Бэнксайду? – Сайлас сжал кулаки. – Я так надеялся, что тебе хватило ума сбежать куда угодно, только не в Лондон, так нет же, я замечаю среди зрителей тощего паренька, и паренек этот ты, мисс Дюбуа. Что я должен был сделать, по-твоему?

Соланж пожала плечами.

– Позволить Эссексу или Сесилу наконец меня отыскать? – предположила она. – В конце концов ты... отомстил бы за пулю, пущенную в тебя...

– Может быть, так мне и стоило сделать, – как-то зло отозвался мужчина, и глаза его вспыхнули ярче. – Жаль я, дурак, не додумался.

– Еще не поздно это исправить, – съязвила Соланж. – Иди и скажи своему господину, что нашел вашу беглянку. Глядишь, он тебя и простит!

Их глаза снова встретились, будто столкнулись друг с другом – даже искры, кажется, полетели.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – наконец как-то устало, будто истратив весь свой запал, выдохнул Сайлас. – Мало того, что я бы не смог... – Он запустил пальцы в волосы и взъерошил свою шевелюру. – Эти люди... особенно Эссекс, они не из тех, что прощают. И то, что я убежал из зверинца, вскоре им станет известно... Меня станут искать. Как и тебя уже ищут. Так как ты избавилась от браслета? – вернулся он к интересующему его вопросу.

– Тот самый, умирающий на дороге, из твоих дружков, как я теперь знаю, – не удержалась от шпильки Соланж, – схватил меня за руку и, наверно, случайно испортил браслет.

– Черт побери! – выругался мужчина в сердцах. – Нужно было проткнуть его черное сердце три раза подряд. – И заметив ее ошарашенный взгляд: – Конечно, он сделал это нарочно, чертов ублюдок. Знал, что новорожденный перевертыш рано или поздно выдаст себя, вот и сорвал «королевский браслет».

– Что значит «новорожденный перевертыш»? – не без опаски уточнила Соланж.

– Это тот, кто ни разу не оборачивался, но уже на пути к этому.

Осознав смысл его слов, девушка замотала головой.

– Но я отнюдь не собираюсь оборачиваться, – уверенно заверила она собеседника. – Мне это даже не нужно. По крайне мере, не здесь, в Англии, где пики Лондонского моста унизаны головами наших сородичей.

А Сайлас возьми и спроси:

– Тебе уже снился Лес?

– Что, лес?

– Лес, – каким-то особенным тоном повторил Сайлас. – У каждого перевертыша он особенный, свой, но всегда манящий до дрожи. Так ты его видела? Вижу, что да. Сколько ночей после браслета ты провела вне этого Леса?

Сердце Соланж забилось прямо в ушах: так Лес имеет значение, как и медведь в нем.

Как и все остальные странности ее жизни вдруг оказались значительными...

– Только самую первую, – глухо призналась она.

Сайлас, будто только такого ответа и ждал, мотнул головой.

– Твоя звериная суть уже пробудилась, – сказал он, – вот почему Лес манит тебя. Зовет. И в какой-то момент ты просто-напросто обратишься... Против собственной воли. На улице, в доме – где угодно. – И добавил, заметив ее испуганные глаза: – Но так бывает только до первого обращения, потом ты сможешь себя контролировать. Бояться здесь нечего.

– Но я не хочу обратиться на улице или... в театре, – ужаснулась Соланж. – Я найду подпольного мастера, и мне восстановят браслет.

Теперь она и сама заметалась по комнате загнанным зверем, перспектива спонтанного обращения испугала ее больше всего, сказанного сегодня.

– Тебе не нужен браслет. – В какой-то момент Гримм оказался так близко, что она на него налетела. Ткнулась на миг в его грудь, ощутив через плащ жар его кожи и расслышав быстрый стук его сердца... Захотелось остаться так – в дюйме от человека, не опасавшегося ее, – еще на один краткий миг, но она не позволила себе эту слабость.

– Прости, – сказала и отстранилась. – Со мной лучше не сталкиваться, сам знаешь.

Но Сайлас сказал:

– Я знаю лишь, что тебе не нужен браслет, мисс Дюбуа. Ты всего лишь должна обратиться... Сама. Под моим руководством. И в самое ближайшее время мы именно так и поступим... Но для начала мне бы не помешала одежда. Ходить голым как-то не очень приятно!

И то ли он сделал это нарочно, чтобы отвлечь ее мысли от главного, то ли оно вышло случайно, в любом случае, разговор об одежде и обнаженном под плащом теле как-то отвлек Соланж от накрывшего ее было ужаса при мысли о необходимости обращения.

Глава 18

Возвращаясь с одеждой для Сайласа, Соланж очень надеялась, что она ему подойдет: покупать что-то мужчине, особенно этому, было до странного непривычно. Кто бы сказал ей о чем-то подобном неделю назад – не поверила бы, а теперь...

Стояла, отвернувшись к окну, и ждала пока Гримм приоденется. И до страстного жаждала обернуться, чтобы увидеть... метку от пули, которой она «одарила» его на дороге.

Сколько прошло времени с этих пор? Дня три-четыре? А Сайлас выглядел совершенно здоровым.

Как вообще такое возможно? И почему она из глупой стыдливости не рассмотрела его под мостом? Теперь не мучилась бы от любопытства.

– Ты явно обо мне не самого лучшего мнения, – произнес вдруг мужчина, и Соланж, обернувшись, увидела, как он поводит плечами. Рубашка, к слову, затрещала по швам.

– Если не нравится, мог бы сам отправляться к старьевщику, – огрызнулась она, понимая прекрасно, что именно этого сделать Сайлас не мог. – Лучше спасибо скажи, что вообще еще жив. И одет.

– Спасибо, мисс Дюбуа, – охотно отозвался мужчина, чем неожиданно ее очень смутил. И насмехался он или нет, понять было сложно. – А за одежду я деньги верну, дай только время, – пообещал вдруг. – Кстати, ты увела моего берберийца... Где он?

А вот этот вопрос Соланж предпочла бы и вовсе не слышать...

– Кхм... продала...

– Здесь, в Лондоне?

– Да.

Сайлас, как ей показалось, расслабился, но широкие плечи по-прежнему слишком туго натягивали рубашку. И Соланж против воли глядела на них, будто ждала, что не новая уже ткань каждый миг расползется по швам...

– Сколько выручила?

– Пять фунтов.

– Пять фунтов?! – Гримм схватился за голову. – Это чистый грабеж. Я заплатил все пятнадцать.

– Пятнадцать фунтов за лошадь?! – в свою очередь поразилась Соланж.

И получила в ответ осуждающий взгляд.

– Обсидиан – не лошадь, а конь чистокровной породы, – возразил собеседник. – К тому же преданный друг и товарищ.

– Не знала, что... – «Псы заводят друзей» почти сказала она, но прикусила язык.

В конце концов ей не стоило так называть человека, пострадавшего из-за нее... Хотя бы из благодарности и не стоило.

Но Гримм прищурил глаза.

– Чего ты не знала? – осведомился без экивоков. И подступил слишком близко. Хотя в маленькой комнатушке под крышей присутствие Сайласа Гримма в любом случае подавляло собой: он будто занял собой все пространство. Собой и своими плечами в тесной рубашке. И вытеснил воздух.

– Что ты... можешь кого-то любить, – выдохнула Соланж, отступая на шаг. – Вот хотя бы коня.

Она особо не думала о словах, просто хотела отговориться и все, но, ляпнув вдруг о любви, горячо вспыхнула, особенно под внимательным взглядом сапфировых глаз, отчасти осуждающих, отчасти...

– Нет, я понимаю, конечно, что в твоих глазах я всего лишь бесчувственное животное, ты привыкла так думать, но даже животные... умеют любить. И порой не в пример больше людей, – произнес Сайлас Гримм назидательным тоном. И добавил насмешливо: – И Обсидиана я люблю, в чем мне не стыдно признаться. Так в какую конюшню ты его продала? Покажешь?

Ощущая себя провинившимся учеником, Соланж молча кинула, но тут же, будто опомнившись, вскинулась:

– Но ты ведь не станешь выходить с такими глазами? Тебе нельзя.

– Нам нужно в лес. Этим же вечером, – напомнил ей Сайлас. – Или ты позабыла об этом?

Забудешь об этом, конечно.

– Нет, не забыла, но если в Лондоне ищут пропавшего перевертыша, то твои, извини меня, полыхающие глаза станут горящим в ночи маяком для всех охотников за головами в округе.

Сайлас молчал не дольше секунды, прежде чем вопросил:

– У тебя есть бересклет?

– Есть. Но настойка почти на исходе.

– То есть на сегодня мне хватит?

Соланж захотелось по старой привычке огрызнуться на Гримма, назвать его эгоистом и кем-то похуже, но она тут же подумала, что старается он для нее, и сдержалась.

– Полагаю, что да. Но как быть потом?

– А потом я достану нам денег. Мы выкупим берберийца, запасемся настойкой и покинем к чертовой матери этот проклятый Лондон! – в сердцах припечатал мужчина. – А теперь неси бересклет.

Расстаться в итоге пришлось не только с остатками бересклета, но и денег. Было темно, когда они с Сайласом вышли из пансиона и направились к самой ближайшей конюшне. За оставшиеся три фунта ее спутник выторговал у хозяина чахлую лошаденку и повел ее в поводу по лондонским улицам... Уже на окраине он легко вспрыгнул в седло и протянул руку Соланж... Она, долгие годы избегавшая контактов с людьми, в первый момент сжала пальцы в кулак и почти завела руку за спину – иначе уже не умела, – но опять же, пересилив себя, протянула руку в ответ. Сайлас легко, как пушинку, поддел ее в воздух и усадил в седло перед собой.

– Надеюсь, лошадь не издохнет под нами, – сказала Соланж, чтобы скрыть внутреннее волнение, охватившее ее вдруг. И виной всему непонятный мужчина, руки которого, дернув поводья, как бы держали ее с обеих сторон, причем так безбоязненно, словно не знали, кто она есть: убийца, с которой нельзя позволять себе вольностей.

– До леса дотянет, а там будь что будет, – ее спутник как будто бы улыбнулся, но проверить, так ли это действительно, девушка не решилась. Боялась, что, обернувшись, ткнется случайно в загорелую кожу щеки или... Да мало ли куда именно! Ей сейчас ни к чему его убивать.

Ей нельзя его убивать!

Она вообще не убийца.

Наверное...

Брат частенько шутил, что «у некоторых убийство в крови, а у Соланж прямо на коже». Дурацкая шутка, но правдивая, что уж там отпираться...

– Почему ты мне помогаешь? – спросила девушка, радуясь невозможности глядеть в глаза собеседника.

Этот вопрос весьма ее занимал, но спросить было страшно... Почему, она и сама толком не понимала, ведь трусихой никогда не была.

Сайлас молчал и явно не торопился с ответом, и с обострившимся восприятием окружающего ее Соланж болезненно остро ощутила вдруг тепло его кожи у себя за спиной, жар дыхания, саму эту близость, прежде ей недоступную. И стук сердца в груди сделался глуше... Во рту пересохло.

– Мы, перевертыши, должны держаться друг друга, разве не так? – наконец услышала она голос, отозвавшийся внутри ее грудной клетки. – Пусть целый мир восстал против нас, мы не дадим ему нас сломить. Или ты не согласна?

– Согласна.

Кто бы подумал, что три дня спустя после «убийства» Сайласа Гримма она, прежде во всем противореча ему, вдруг согласится с ним. Чудеса! Прежде, конечно, он был для нее человеком, да еще и надсмотрщиком...

– Вот и лес.

Они ехали уже около часа, неспешно трусили на хилой их лошаденке, и хоть еще ощущали «аромат» Лондона (он расползался на несколько миль вокруг), проехали уже несколько деревень и, казалось, попали в другой, незнакомый им мир. Здесь, вне стен шумного Лондона, жизнь как будто застыла в таинственной неподвижности, тишине и внутренней созерцательности... Только луна и казалась живой, глядевшей тебе прямо в сердце.

– Слезай.

Гримм съехал с дороги и, спрыгнув на землю, поставил рядом Соланж. Его руки на ее талии все еще ощущались ожогами, когда он, привязав лошадь к кустам, подхватил ее за руку и потащил за собой под кроны деревьев. Он будто намеренно делал все, чтобы сбить ее с толку, лишить ясности мысли... Бессовестно пользовался ее замешательством. Вот как теперь, когда вел ее через лес, такой темный, что девушка через силу различала силуэт Сайласа впереди, а потому не решалась выдернуть руку, чтобы двигаться самостоятельно. Как он сам ориентировался во мраке, оставалось загадкой, только Гримм ни разу не запнулся о корни деревьев и не столкнулся лоб в лоб со стволом дерева. Сама Соланж потеряла всякое представление, куда идет и откуда пришла... Лес объял ее будто темным, непроницаемым коконом, даже луна не пробивалась сквозь плотные кроны сомкнувшихся сверху деревьев.

– Пришли, – сказал Сайлас и выпустил ее руку.

Соланж сразу же захотелось снова вцепиться в него и хоть в этом обрести пошатнувшуюся основу. Весь этот вечер казался безумной фантасмагорией, игрой света и тени... И она потерялась в ней, заблудилась как в этом лесу.

– Где мы? – спросила она. – Я ничего толком не вижу.

– Это пока... После первого обращения мрак не станет пугать тебя больше. Твое зрение перестроится. Обоняние, слух станут иными. – И совсем другим тоном скомандовал вдруг: – А теперь раздевайся!

– Раздеваться?!

Сайлас хмыкнул.

– Можешь не раздеваться, конечно, но мало ли кто ты в другой ипостаси. Вдруг медведица... Зря испортишь одежду.

Соланж фыркнула.

– Я – не медведица. – Отчего-то показалось ужасным, оказаться именно что медведицей. Вроде как подыграть ему в чем-то, оказавшись той же породы, что он...

– Это как знать. В любом случае, это тебе возвращаться нагой в случае неудачи... Думай сама.

Как же он раздражал, этот Гримм-будь-он-неладен! Выругавшись сквозь зубы, Соланж скинула плащ.

– Отвернись! – рыкнула на него, понимая, что темнота его зрению не помеха.

Гримм отвернулся. По крайней мере, она очень надеялась, что отвернулся, так как сама не видела ничего... Будто барахталась в вязких чернилах, густых и тягучих, как патока. Скинуть мужскую одежду было несложно: сапоги, штаны и рубашка вскоре лежали у ее ног. Плащ же Соланж стыдливо накинула на обнаженное тело...

Несмотря на довольно прохладную ночь, холодно не было. Даже дрожь, сотрясавшая ее тело, была скорее нервической. Было страшно представить, что здесь, прямо сейчас, она обратится в кого-то другого... В кого? И как это будет? Больно ли, когда твое тело делается иным? И каково быть животным с человеческим разумом? Что изменится в ней, кроме зрения, обоняния, слуха? Будет ли она по-прежнему той же Соланж, что была до обращения? А ее убийственный дар... он перейдет и в животного?

От вопросов ломило виски. А мох под ногами непривычно холодил голые стопы...

– Что... что теперь? – спросила она дрогнувшим голосом.

Сайлас Гримм обернулся и сказал четко и ясно:

– А теперь обращайся.

И сердце Соланж запнулось на миг...

Глава 19

Она замерла, тщетно пытаясь представить, как обращается, но никаких изменений в себе не заметила. Глаза все так же глядели в чернильную мглу, а озноб сковывал тело...

И сжатые от напряжения кулаки аж вибрировали как струны.

– Соланж? – Тихий голос прозвучал совсем рядом, участливый, добрый, он коснулся чего-то в душе: захотелось банально заплакать.

Как маленькой...

Вот ведь глупость какая.

И она призналась в сердцах:

– Я не знаю... не знаю, как обращаться... Может быть, я вообще не могу...

Гримм улыбнулся, и она ощутила его горячие руки, опустившиеся на плечи.

– Ты чересчур напряженная, просто расслабься.

– К-как?

– Вспомни Лес. Тот, что видела в своих снах... Опиши мне его.

Соланж, несмотря на окружающий ее мрак, прикрыла глаза и в тот же миг вспомнила зимний, пасмурный Лес, будто принявший ее в свое лоно... Вспомнила яркие нити, пронизывающие его, восторг охоты и мягкость мха под своими легкими лапами. Сотни запахов... Сердце, восторженно бьющееся в груди.

– Лес был зимним и неприветливым поначалу, будто сонным...

– Таким, как этот сейчас?

– Да... отчасти.

– А потом стал другим?

– А потом он ожил...

Тепло от ладоней, лежавших у нее на плечах, вдруг потекло прямо к сердцу и наполнило грудь без остатка. Сердце залипшей в меду маленькой мушкой замедлилось без возможности трепыхаться... Дыхание стало ровнее. А жар, сконцентрировавшийся в груди, вдруг полыхнул по рукам и ногам, да так сильно, что ее бросило в пот... Соланж охнула. Тело же, изогнувшееся дугой, будто подкошенное повалилось на землю... Она вот-вот ждала боли падения, ободранных рук и ушибленной головы, но ощутила... волшебную легкость... А распахнув зажмуренные глаза, на мгновенье ослепла от яркого света: лес ожил, как в том сне. Завибрировал, засветился...

Она, кажется, рассмеялась, но не услышала смеха, только почудилось, кто-то пролаял с ней рядом. Или затявкал...

– Эй, это я, Гримм.

Мужчина оказался высоким, намного выше, чем она его помнила, так что ей пришлось задрать голову, чтобы увидеть его. Он присел рядом с ней и протянул свою руку...

– Нельзя! – завопила она, но снова услышала вместо голоса лай. Хотела было бежать, но рука опустилась ей на загривок, и Соланж сжалась в ужасе...

Ненормальный безумец! Ему жить надоело?

– Эй, все нормально, я жив. У тебя мягкая шерсть! Очень приятная, кстати. Ничего, что я прикасаюсь к тебе?

Не стоило ли спросить об этом заранее? Она извернулась и цапнула Сайласа за руку.

– Рыжая недотрога, – не обиделся тот, потирая прокушенную ладонь. – Но хотя бы не смертельно опасная.

А вот это еще надо проверить! Соланж ощерила острые зубы и зарычала, отступая на шаг. Если не кожа, то зубы ее защитят... Но как странно, что ее проклятый дар не работает в этом маленьком рыжем теле.

Лиса.

Она во второй ипостаси лиса!

Соланж представляла, конечно, кем может быть обратившись, но не думала, что лисой. Может быть, волком... Они одиночки, как и она. Или куницей...

Лисы ей даже нравились.

Живо представилась сцена в таверне, подсмотренная случайно... Пышный хвост рыжей Тары, обвивавшийся вокруг ее ног. Пушистые уши... Неужели у нее точно такие и уши, и хвост? А ведь она даже не рыжая, как Ричардова подружка.

– Слушай, я понимаю, ты полна новых, неизведанных впечатлений, и хочешь все испытать, но лучше не уходи далеко, – предупредил Сайлас. – Это опасно. Мало ли что бродит в этом лесу... Ты и сама еще не совсем владеешь собой. – Он хмыкнул смущенно. – Помню, как сам в первый раз обратился: скакал и резвился, как сущий ребенок, или пьяница, поднабравшийся в кабаке. Это чувство... ну, знаешь, свободы и легкости, бесконечно пьянит. Кажется, ты теперь защищен от всего... Но это не так.

Соланж слушала, а сама медленно отступала. Слова Гримма казались всего лишь словами – ее грудь распирало от счастья. И все, что хотелось, это пуститься бежать вдоль одной из сияющих нитей, распутать ее, выследив маленького зверька, оставившего ее... И наконец испытать чистый, незамутненный восторг настоящего единения со своим вторым «я», так долго ей недоступным.

– Извини, Гримм, но я должна размять лапы, – сказала, как ей казалось, она, хотя, конечно, всего лишь протявкала что-то по-лисьи, и он мало что понял.

А после нырнула в кусты...

– Соланж! – донеслось вслед то ли испуганное, то ли рассерженное. Кто его разберет? Но она и не думала остановиться: лишь припустила быстрее, скользя меж корней по мягкому мху и разинув от удовольствия пасть. Хотелось куснуть переплетение нитей зубами, как бы выпить их волшебство... Впитать в себя эту ночь и остаться в ней навсегда.

Раствориться в этом Лесу...

Но позади послышались хруст ветвей и сопение, они будто взорвали перезвон ночных звуков и шепотков, наполнявших подложку ее дивного Леса, и Соланж инстинктивно припала к земле, отскочив за корягу, замерла наблюдая.

Из-за деревьев появился медведь.

Огромный, матерый, он ловко двигался, перескакивая через поваленные деревья и пни, и шел как раз на нее. Будто знал, где она притаилась! Сайлас Гримм, будь ты неладен, она еще не готова покинуть свой Лес... Не сейчас. Она едва его обрела...

Соланж развернулась, мазнув хвостом по коре ближайшего дерева, и бросилась прочь...

Да так быстро, как никогда в жизни не бегала.

Даже в детстве, играя в салки с друзьями, подобный восторг не распирал ее грудь.

Ну, что же ты, Сайлас Гримм, такой большой и бывалый, не можешь поймать одну маленькую лису?! Не такой ты, оказывается, и ловкий.

Эй, косолапый, я здесь!

Сердце билось о ребра, усы трепетали, уши ловили малейший крохотный звук, а подушечки лап мягко скользили по зеленой траве, мху и палой листве, не перегнившей за долгую зиму, – все казалось прекрасным как сон. Новым. Дивно-чудесным.

И проснуться она не хотела.

Но, наверное, засмотрелась по сторонам, так как медведь, выскочив из-за дерева, враз подмял ее под себя. Она ощутила, как жесткая шерсть с особым мускусным запахом будто плащом накрыла ее... Страшно неожиданно не было, нет, только странное чувство единства с чем-то большим, необъятным, как небо над головой, вдруг пронзило ее до щемящей, ноющей боли в груди.

Она – оборотень. Перевертыш. И этот медведь – ей сородич. Такой же, как и она!

Хотят они того или нет, но эта связь неразрывна...

Соланж протянула ладонь... лисью лапу и зарылась ей в жесткую шерсть.

Впервые за долгие годы коснулась кого-то вот так, без перчаток... Сама. Без боязни убить...

Медведь заревел.

Испугавшись, она отдернула лапу, и в тот же момент две крепких медвежьих лапищи стиснули ее тушку и плюхнули себе на живот... Теперь, когда Лес перестал был чернильной, пасмурной мглой, она отчетливо рассмотрела в сиянии нитей глаза, устремленные на себя.

Медвежьи глаза, так похожие на человеческие.

И какие-то грустные...

– Это было нечестно, – никак не привыкнув к нечленораздельному тявканью заговорила она, – ты меня подловил. Еще и лапы свои распускаешь! – Сердце под ее лапами билось громко и часто. Казалось, она сидит на вулкане, готовом вот-вот взорваться...

А вообще это был не вулкан, а грудь Сайласа Гримма, и сидеть на ней... чересчур. Разве нет?

В эту грудь она целилась только недавно – и стреляла.

Соланж почти собиралась спрыгнуть на землю, когда ее тонкий слух уловил какие-то голоса... Медведь тоже напрягся. Они поглядели друг другу в глаза и прислушались...

По лесу двигались люди.

– Тише-тише, – донеслось едва различимое, – не спугните добычу. Перевертыши здесь, я уверен! Коли уж сняли браслет, эти твари не могут не обращаться... Чертовы выблюдки.

Хрустнула ветка под башмаком, натянулась стрела арбалета...

Соланж испуганно замерла и припала к земле, страх сковал так, что, казалось, вросли в землю лапы. Медведь утробно рыкнул и мотнул головой, должно быть, звал ее за собой, но Соланж не могла двинуться с места...

Охотники за головами крались по лесу.

По ее волшебному Лесу крались убийцы...

Она не могла, не хотела это принять – и вдруг огромная лапа чуть подкинула ее в воздух.

Испуганно тявкнув, она ощерилась на медведя, но он, мотая большой головой, указал направление: беги первой.

И Соланж побежала...

Неслась, едва касаясь земли, будто летела над мягкой подложкой, а громкие голоса преследовали ее...

– Да вот же, слышите, там кто-то есть.

– Лисица, точно лисица! Я видел хвост. И она не одна...

– Два перевертыша разом. Да это удача, друзья! Ату их, ату!

Что-то с шумом взрезало воздух, Соланж показалось, что рой рассерженных пчел пронесся над ней, едва задев ухо.

Что это было?

Где Гримм?

Бежит следом или бросил ее?

Оглянуться бы, а так страшно замедлиться, потерять хотя бы секунду...

– В заведении у мамаши Ардо я сношался как-то с лисичкой. Горячая штучка! Всю спину мне исполосовала. Но оно того стоило! – На бегу переговаривались охотники и скабрезно смеялись.

– Может, и эту опробуем забесплатно? Мамаша Ардо целый фунт требует за ночь. А это, считай, состояние!

Пусть только попробуют ее тронуть, уроды! Пусть только...

Боль полыхнула по ребрам, окатив волной жара, даже в глазах потемнело...

– Я, кажется, ранил ее! Вон в тех кустах. Скорее! Скорее!

Соланж, запнувшись, через голову полетела в куст ежевики. Шипы вонзались ей в кожу, путались в шерсти, но она упрямо ползла, не желая сдаваться...

Пряно пахло ее собственной кровью. Задние ноги не слушались...

– Гримм, где же ты? – простенала она, угасая сознанием. – Гримм...

И окончательно отключилась.

В своей группе я уже показывала свое видение Сайласа Гримма, но для тех, кто не видел, покажу еще раз:

Кстати, присоединяйтесь к нашей дружной компании. Там еще много всего интересного, помимо визцализаций героев!