Текст книги "Поцелуй черной вдовы (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 37

Ужин с Соланж за разговором и вкусной едой прошел для Кайла удивительно хорошо. Он и не помнил, когда еще был так счастлив и умиротворен одновременно... Смотреть на девушку и не видеть в ответ колкого неприятия все еще ощущалось в новинку, и Кайл наслаждался каждой минутой проведенного вместе с ней времени.

Может быть, этот вихрастый поэт не такой уж невыносимый засранец, если оставил их наедине? Нужно сказать ему завтра спасибо.

– Сэр, мне помочь вам раздеться? – материализовался рядом с ним услужливый Катберт.

– Я сам, иди отдыхать, – кивнул Кайл. – Ты, наверное, валишься с ног!

– Я счастлив, сэр, что вы дома, и это придает мне дополнительных сил.

– И все-таки отдыхай. В последнее время я привык сам справляться с одеждой!

– Воля ваша, сэр, но сапоги я почистить возьму.

– Это пожалуйста.

Слуга подхватил сапоги и направился было к двери, но вдруг остановился, словно желая и не решаясь что-то сказать.

– Сэр?

Кайл как раз скинул дублет и теперь вопросительно посмотрел на слугу.

– Что-то еще, Катберт?

– Я... д-да, сэр... – Он обернулся с решительным видом, и его многочисленные морщины, казалось, оплыли, как воск, от сильнейшего переживания.

– Говори же, не бойся, – подбодрил его собеседник. – Что-то случилось?

– Д-да, сэр, случилось и очень давно, я же поклялся молчать, н-но... услышав сегодня, как вы рассказываете молодой мисс о своем появлении в доме, понял, что должен сказать... Неправильно это, что вы не знаете правды.

У Кайла, наверное, тоже вытянулось лицо, он почувствовал, как улыбка стекает с него, превращаясь в неподвижную маску. И сердце, кувыркнувшееся в груди, застопорило дыхание...

– Какую правду? – через силу выдохнул он.

– О вашем появлении в доме, сэр. – Старик стиснул в руках сапоги. – Это было вовсе не в Йоркшире, как говорили вам матушка и отец, и нашли вас отнюдь не в корзине, подброшенной на порог. – Он замолчал было, собираясь с мыслями и словами, и торопливо продолжил, по виду молодого хозяина догадавшись, что медлить с рассказом не стоит. – Я тогда был личным слугой вашего отца и хорошо помню, как посреди ночи как раз в этом доме раздался стук в дверь, да такой сильный, что мы с графом изрядно перепугались. Он был добрым католиком, но от испуга позволил себе скверное слово... И это был первый и единственный раз, когда он ругался. Клянусь, сэр. – Кайл нетерпеливо скрипнул зубами: сквернословие почившего графа интересовало его в данный момент в последнюю очередь. Катберт торопливо продолжил: – Так вот, кое-как натянув панталоны, мы спустились с ним в холл. Там, впущенная служанкой, уже стояла какая-то женщина в темном плаще, под ним у нее на руках угадывался крохотный сверток. Ребенок, как вскоре стало известно. «Граф Саутгемптон?» – осведомилась она. Хозяин ответил: мол, да, это он. А сам уже не рассерженный, коим спускался по лестнице, а скорее подобострастный. Я догадался, что он узнал эту женщину и отчего-то боялся ее. «Вам подарок, – продолжила незнакомка. – Примите его и позаботьтесь как о собственном сыне. Будет лучше, если никто не узнает о времени появления мальчика в вашем доме: завтра же утром отправляйтесь в свое имение за город, а, возвратившись... придумайте, как объяснить нежданное чудо, вас посетившее». С такими словами она откинула полу плаща и переложила на руки оторопевшей миледи крохотного младенца. После этого незнакомка вышла за дверь – и была такова. Могло показаться, что нам померещился призрак, но нет, в тишине ночи прогрохотала карета, а после все снова стихло. Вот так это все и случилось, сэр, – заключил старик свой рассказ.

Кайл всегда понимал, что с его появлением на пороге имения Саутгемптонов связана некая тайна, но о такой, конечно, не думал. Рассказ старого Катберта поразил его несказанно...

– Ты знаешь, кто была эта женщина? – спросил он слугу. – Может, отец называл ее имя?

– Никогда, сэр, ни единого раза. Будто и не было ее вовсе! Коли желаете, хоть на распятии поклянусь, но, видит Бог, я никогда этой женщины больше не видел, а хозяева, как и велено было, сразу же утром укатили в имение и оставались там до самого Рождества.

– До Рождества... – в задумчивости повторил Кайл. – Сколько ж мне было, когда ребенком отдали родителям?

– Да младенчик совсем, вот-вот на свет появились. Крохотный, как котенок, а глазки так и горят. Миледи, конечно, до жути перепугалась, в этом вы угадали, руки аж затряслись, но отец подхватил вас и на жену строго шикнул: мол, думай, что делаешь, не абы что нам доверили. И строго так посмотрел! Как он один и умел, сами знаете, сэр. Миледи и разрыдалась... Долго рыдала, наверное, до утра. Так, плачущей, ее в карету и запихнули служанки. Она и в деревне еще с неделю рыдала, все успокоиться не могла, но ваш отец ее не щадил, твердил: «Бог нам сына послал, а ты слезы льешь, глупая баба». Уж простите, сэр, это его слова, не мои, – повинился слуга. – А потом вам настойку стали давать, чтобы глазки-то скрыть, и миледи со временем успокоилась, стала на руки ребеночка брать... Полюбила вас в общем.

Представить рыдающей мать, неизменно улыбчивую и любящую его, у Кайла получалось с трудом. Значит, не так уж он оказался неправ, предполагая ее реакцию на подкидыша-перевертыша: матери оказалось намного сложнее, чем он полагал. И все-таки она приняла и любила его...

Но почему им пришлось это сделать?

Кем была его настоящая мать? И почему богатые Саутгемптоны не отказались от «дара», преподнесенного таинственной женщиной?

– Я пойду, сэр. Добавить мне нечего... Уж простите, нижайше молю, – вырвал его из раздумий голос слуги.

– Спасибо, Катберт, – откликнулся он. – Я благодарен тебе за рассказ.

Старик кивнул и шаркающей походкой вышел из комнаты. А Кайл заметался по комнате, размышляя об услышанном от него... Как бы хотелось расспросить о той ночи отца с матерью, вызнать, кем была женщина, что явилась в их дом среди ночи и посчитала возможным вверить заботам бездетной четы мальчика-перевертыша. Но теперь уже не спросить – оба мертвы...

А ему мучайся неизвестностью.

Захотелось пойти и поделиться рассказом Катберта с гостьей, Кайл лишь в последний момент себя удержал. Опасался, что если увидит ее, одним разговором дело не кончится, а испортить все раньше времени не хотел... В конце концов рассказать можно утром за завтраком...

Однако, за завтраком поговорить не получилось. Соланж держалась отчужденно и замкнуто, совсем не так, как за ужином накануне... Что за мысли ее тяготили, Кайл так и не понял, и отпускал ее на поруки Шекспира с тяжелым сердцем. Все порывался отправиться следом – метался по дому как зверь, не находя себе места, – но понимал, что в театре до представления ему делать нечего, а значит, следовало занять себя чем-то другим. Например, поиском Обсидиана... Соланж говорила, в какую конюшню его продала, вдруг удастся узнать, кому его перепродал хозяин.

Каково же было удивление Кайла, когда верный четвероногий товарищ оказался запертым в дальнем стойле без еды и питья. Притворившийся покупателем, он нарочно заглядывал в каждый угол, а, услышав знакомое ржанье, почти выдал себя, растянув губы в улыбке.

– А это что за животное? – небрежно по мере возможности осведомился он у хозяина.

Тот рукой махнул.

– Он бешеный, сэр. Никого к себе не подпускает, мальчишке-конюху чуть полруки не оттяпал!

– Вы потому его заперли здесь? Для острастки?

– Так бешеный, говорю ж. Кто купит такого? А усмирить его надо, не даром же содержать.

Кайл выдержал паузу, изображая скупой интерес, и только потом предложил:

– Тогда продай его мне. Авось слажу с животным! Два фунта – и по рукам.

Хозяин, смерив его и коня быстрым взглядом, враз перестроился.

– Так порода, сэр, сами видите. Это вам не тягловая скотина, вон ноги какие – как жердочки. Корпус опять же изящный, копыта крепкие...

– Три фунта – и по рукам, – сказал Кайл. – А не захочешь продать, так я в другую конюшню пойду: в твоей все равно, кроме этого жеребца, выбрать нечего.

– Ну что же вы, сэр, я ведь так, для интереса торгуюсь. Да и конь этот уж много дней на моем иждивении, хоть бы четверть потраченного вернуть!

Обсидиан, между тем, почуяв хозяина, начал дрыгать ногами и фыркать, порываясь разбить загородку денника.

– Пять фунтов, – не стал спорить с пройдохой мужчина. – И это мое последнее слово.

– По рукам, сэр. – Он протянул руку ладонью вверх, и Кайл вложил в нее деньги. – Но вы уж с ним как-нибудь сами, мои конюхи к этому черту и близко не подойдут!

– Справлюсь. – Он смело поддел щеколду калитки и вступил в стойло. – Ну-ну, успокойся, друг мой. – Он потрепал бархатистую морду животного. – Сейчас поедем домой.

– Ишь чудеса-то какие, слушает вас.

– Седло мне, да поживее! – приказал Кайл, и вскоре уже выезжал со двора под удивленные охи конюших. – Славный конь, славный мой мальчик, – гладил он черную шею, направляясь привычно к реке. – Вот мы и встретились снова! Теперь не расстанемся, обещаю.

Обсидиан прядал ушами и танцевал под ним, радуясь встрече, и Кайл, увлеченный животным, не сразу заметил незнакомого человека вдали. Вроде бы нищий, таких в Лондоне много, но в то же время какой-то другой... Он вскоре исчез в переулке, но живо напомнил собой неоплаченный Кайлом долг: тот старик, что помог ему под мостом, сняв «королевский браслет», заслужил много больше простых слов благодарности.

Он решил, что по дороге в театр проедет вдоль берега Темзы, выискивая его.

Так и сделал, но никого, хотя бы отдаленно похожего на того нищего, не нашел. Что ж, в другой раз повезет больше! С такими мыслями он и приехал в театр. Счастливый уже оттого, что увидит Соланж, он к тому же мечтал показать ей Обсидиана... Вот она удивится, увидев его.

Но Соланж удивила его даже скорее: сообщила вдруг, что их пригласили в кабак, и им с Уильямом ну никак нельзя отказаться. А иначе их, чего доброго, заподозрят в неладном...

Кайл скрипнул зубами.

Переборол яростное желание ухватить ее поперек талии, усадить на коня и умыкнуть из театра насильно...

Спокойно сказал:

– Счастливо подебоширить! – А сам выскочил вон как ошпаренный, с чувством отвергнутости и гнева в душе.

Глава 38

Кайл перепугал своим мрачным видом бедного Катберта, когда вернувшись домой, битый час чистил Обсидиана, как какой-нибудь конюх: вроде как нашел в лице старого друга свободные уши, которым и поверял свои беды.

– Я ведь сделал, что мог, – убеждал он то ли себя, то ли черного жеребца, – долгое время обдумывал, как спасти ее и от Эссекса, и от отца с Джеймсом. Да, мог бы просто ей рассказать: мол, есть один человек, имеющий на тебя далеко не благородные цели, если не хочешь сделаться инструментом в его нечистоплотных руках – беги, пока можно. Но поверила бы она мне? Не посчитала бы полным безумцем? А поверь даже, могла ведь и захотеть примкнуть к заговору... По наивности, как когда-то и я. Разве я бы желал ей такого? – Конь всхрапнул, и Кайл продолжал: – Ты прав, не желал. Так страшился тем или иным способом ее потерять, что затянул время – и все пошло прахом. И до сих пор идет! – Он выругался в сердцах. – И вместо того, чтобы это как-то остановить, я беседую с лошадью. Очень по-взрослому, Кайл!

Обсидиан разволновался, ощутил, как бывало, его звериную суть, рвущуюся наружу. Сейчас бы перекинуться в зверя и бежать по лесу, пока сил не останется, упасть полностью изможденным на мох и лежать, ни о чем... ни о ком не мечтая... не думая... Чтобы действительно перекинуться всем существом, а не телом лишь, стать простым как животное, помышляющее о простых же вещах.

Не о заговорах, престолонаследии и... взбалмошных девушках.

Кожа зудела, будто мех зверя уже пробивался через нее... Кайл отбросил прочь щетку и похлопал Обсидиана по крупу.

– Ну-ну, успокойся, это все еще я, – сказал он. – Все еще я, – повторил с грустным лицом. – Знаешь, я часто думал, что если Соланж узнает меня настоящего, – он глянул на дом с красивыми окнами, – то перестанет меня презирать. Проникнется, что ли... И вот она здесь, я дарю ей красивое платье, угощаю лучшими блюдами, а она отвергает меня, как и прежде...

Медведь снова в нем заворочался, неповоротливый, но готовый крушить. – Что я сделал не так?

– Сэр, ужин стынет. Может, хватит уже начищать это животное? – Появился на пороге конюшни озабоченный Катберт. – Друзья ваши, я так понимаю, сегодня в другом месте ужинают.

– В другом, – подтвердил Кайл сквозь зубы. – Но ночевать будут здесь. Ты впусти их, не прогляди уж!

– Не прогляжу, сэр. Вы только сами идите в дом... и это... в общем...

– Что? – не выдержал Кайл.

– Уши, сэр, спрячьте их от греха. Вдруг увидит кто...

Уши?

Мужчина схватился за голову, поняв мгновенно, о чем со смущением предупреждает слуга: эмоции, как у несдержанного подростка, спровоцировали его частичное обращение. Кайл думал, что перерос спонтанные перекидывания, ан-нет, и на старуху бывает проруха...

– Благодаррррю, Катберт, – почти прорычал он в сердцах, злясь, впрочем, лишь на себя.

Соланж с Шекспиром вернулись уже ближе к полуночи. Кайл слышал, как оба прокрались по коридору к своим комнатам и затихли...

А утром на девушке лица не было. Он бы решил, что дело в похмелье, но перевертыши не пьянеют, в чем он лично много раз убеждался, порой до страстного сожалея об этом.

Уильям, к слову, тоже был тихим, как никогда. И трезвым.

Но Кайл все равно осведомился:

– Что это с вами, трактирный эль не пошел вам на пользу? Выглядите...

– … Больными? – подсказал молодой человек. – Так голова просто раскалывается.

– Действительно? – Кайл вскинул брови, переводя взгляд с него на Соланж и обратно.

Девушка ковырялась в яичнице, опустив низко голову.

– Да, вечер был еще тот, – подтвердила она. – Сегодня пить столько не буду.

– Сегодня? – Кайл ухватился за главное для себя. – Так вы опять собираетесь бражничать? – И лицо сделал строгим, выказывая свое отношение к данному факту. – Время ли развлекаться, когда на кону... жизнь королевы? Я думал, мы собирались решить, как нам быть дальше...

Вот тут, наконец, Соланж и вскинула взгляд.

– А что здесь решать? – спросила она. – Я сделаю, что задумано – и дело с концом.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Кайлу отнюдь не понравилась холодная отрешенность, царящая в них. Будто пламя внутри этой девушки присыпали пеплом...

Что происходит?

Даже сердце ее этим утром билось иначе. Рывками и глухо, словно в каком-то неверном стоккато...

– Пойдем, Уилл, не станем злить Бёрбеджа опозданием. – Соланж поднялась из-за стола, а Кайл так ничем и не отреагировал на ее последнюю фразу. Смотрел, слушал, впитывал ее всю, пропуская через себя, но совершенно не понимал, что происходит...

А что-то определенно происходило.

И он собирался выяснить что.

С этой целью он снова прибыл в театр на представление, отсидел его, мало вдумываясь в сюжет, все больше блуждал в собственных мыслях, а сразу после спросил у Шекспира, где именно они собираются провести этот вечер. Тот в первый момент как будто напрягся, чем лишь подтвердил опасения Кайла, а потом назвал «Кружку монаха». Кайл знал это место и, переодевшись, уже через час входил в двери шумной питейной... За одним из столов, в самом деле выпивали актеры, но не из «Глобуса» – Кайл прошелся по залу и, убедившись, что ни Соланж, ни Шекспира здесь нет, отправился по другим заведениям Саутворка. Тех было немало, но для того, кто одержим одной целью, время и расстояния не имеют значения.

Вскоре Кайл понял, что ни в каких кабаках Соланж с Шекспиром с приятелями не пили: Ричард, Кемп и остальные актеры из труппы «Глобуса» дебоширили в «Колоколе и короне». Кайл нарочно занял место неподалеку и наблюдал, не объявятся ли здесь те, кого он искал...

Не объявились.

Мало того, они уже были дома, когда он вернулся, и утром вели себя как ни в чем ни бывало. Разве что Соль стала бледнее обычного... И сегодня совсем на него не смотрела. Как и Уильям.

Чем эти двое занимаются вечерами? Может быть, на свидания ходят? Иначе зачем бы так дружно отводили глаза и бегали от него.

На этой мысли Кайл совершенно себя потерял: едва эти двое ушли, перекинулся прямо в столовой и разгромил стол с остатками завтрака. Перепуганный Катберт, вбежав внутрь, прижался к стене, глядя большими, выцветшими за годы глазами, как разъяренный медведь крушит посуду и мебель. Когда миновал первый приступ отчаяния, Кайл, как был, улегся посреди полного хаоса, им же устроенного, и пролежал целый час, ни разу не шелохнувшись.

Слуга, молча ретировавшийся прочь, вернулся позже, когда, шатаясь, как пьяный, хозяин брел в свою комнату.

– К вам приходили, сэр, – сказал он.

– Кто? – без всякого интереса откликнулся Кайл.

– Какой-то мужчина. На нищего был похож. Сказал, по важному делу!

– Нищий? – Кайл отвел волосы от лица. – И где он сейчас?

– Так ушел, сэр. Я сказал, кхм... что вы не принимаете в это время. – Слуга покосился на разгромленную столовую. – Мол, не здоровится вам.

Мужчина кивнул, признавая, что Катберт все сделал верно.

Но добавил:

– Если появится снова – проведи ко мне.

– Будет сделано, сэр.

В этот день Кайл не поехал в театр. Боялся, не сдержится, учинит опасную глупость... Например, вцепится Рутленду в глотку, когда тот снова пошутит насчет «еретичек с пышными волосами» или рыкнет, оскалив острые зубы, на Пемброка, возомнившего себя знатоком человеческих душ, а потому насмехавшегося над его интересом к молоденькому поэту. Мол, в этом есть нездоровое любопытство, кое сгубило не одну уже душу... Одумайтесь, граф!

Совет был хорош, пусть и не к месту, но Кайл решил им воспользоваться: засел дома, перебирая бумаги отца, в надежде вызнать хоть что-то о тайне собственного рождения. Так глубоко закопался в бумажные дебри счетов, бухгалтерских книг, заметок матери по хозяйству, что очнулся уже ближе к вечеру, когда хлопнула дверь.

Кто-то пришел.

Он поднял голову, различая шаги в коридоре, и в проеме открытой двери увидел Шекспира.

– Ты сегодня не приехал в театр, – произнес молодой человек как будто с укором.

Кайл хмыкнул.

– Вы потому вернулись так рано? Прошлые вечера вы не очень-то торопились сюда.

Уильям вспыхнул, даже уши его сделались красными.

– Ну это... ты сам понимаешь... – замялся он вдруг. Но, тут же переменившись, спросил с беспокойством: – А разве Соланж не с тобой?

– Со мной? – Кайл искренне удивился. – Это она от тебя не отходит, а я что, раздражающее препятствие... – И замолк, увидев, как вытянулось лицо собеседника. Он поднялся на ноги. – Так вы не вместе? – спросил в свою очередь. – Вы ж как нитка с иголкой...

Уильям похлопал по своей сумке.

– Я ходил в лавку за перьями, а Соланж собиралась вернуться домой... – И такой он сделался белый, такой дрожащий и перепуганный, что не схвати его Кайл за рубашку и не встряхни хорошенько, тот точно свалился бы на пол на подгибающихся ногах.

– Где, – пугающим тоном процедил он, – где вы с Соланж пропадали последние вечера? Признавайся мне, живо. И не лги, что с актерами по тавернам шатались, я знаю, что это не так.

Взгляд его, наверное, страшный, вперился в молодого поэта.

– Задушишь, – прохрипел тот. – Мавр ревнивый! Мы по театрам ходили... Соланж заработать хотела...

– По театрам? – Рука Кайла ослабила хватку, и Уилл глотнул воздуха полной грудью. Но его визави тут же напрягся: – Какого черта? – выругался в сердцах – Зачем ей деньги? Ну, говори.

– Соланж надумала подкупить кого-нибудь из людей Эссекса и выведать, где ее близкие. Думала, если предложит хорошую сумму, кто-нибудь да расскажет ей правду...

Осознав смысл его слов, Кайл выпустил парня и метнулся по комнате, запустив пальцы в волосы.

– Вот ведь... дурная девчонка! – рыкнул так громко, что звякнули стекла. – Мало того, что идея бредовая – люди Эссекса слепо преданы господину, их деньгами не подкупить, – так еще это... театры... – Кайл подался к Шекспиру: – Ты хоть знаешь, как это опасно? – Собеседник кивнул. – И позволил ей?

– Сам знаешь, уж если Соланж что-то решила, ее не остановить. И лучше я пойду с ней, чем одну отпущу!

Кайл, совершенно раздавленный этой истиной – Соль рисковала собой ради денег, не сочтя нужным посвятить его в свой план – прикрыл на мгновенье глаза. Представил испуганного зверька перед сотней горланящих зрителей! Видел он подобные представления, приходилось. И от мысли, что его соплеменников унижали подобным варварским образом ему делалось тошно до дрожи...

И чтобы Соланж...

– Где она? – спросил он. – Снова в каком-то театре?

Шекспир сглотнул.

– Я не знаю. Она обещала не ходить туда больше... – И снова сглотнул: – Ей одевали ошейник. И вели себя так, что...

– Где она? – прохрипел Кайл, не в силах выслушивать это. – Ты должен что-нибудь знать.

Уильям признался:

– Она подумывала о «Розе». Там платят больше, и публика побогаче... – Кайл выругался сквозь зубы. – Но я заставил ее отказаться от этой идеи, – уверил Шекспир.

– Не очень-то получилось, как я понимаю. Она солгала тебе и отправилась в это место одна!

Слова эти Кайл говорил уже на ходу, направляясь к конюшне за Обсидианом и молясь, чтобы с Соль ничего не случилось.