Текст книги "Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э."
Автор книги: Евгений Максимов
Соавторы: Василий Бидзиля,Ольга Гей,Ростислав Терпиловский,Денис Козак,Ксения Каспарова,Андрей Обломский,Эраст Сымонович,Марк Щукин,И. Русанова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)
Предметы вооружения найдены пока только в Подесенье. Они представлены исключительно плоскими двушипными стрелами, как черешковыми, так и втульчатым, из Синькова и Почепа (табл. XVII, 9, 10).
Наиболее многочисленными категориями украшений являются фибулы, подробно охарактеризованные выше, и античные стеклянные бусы (табл. XII). Прочие изделия представлены металлическими булавками с кольцеобразным завершением (Бобрава) или с окончанием в форме пастушеского посоха (Картамышево 2, Грини 1; табл. XVII, 26). Из Синькова, Приоскольского 1 и Жерновца происходят булавки, сделанные из косточек, очевидно, мелкого рогатого скота и снабженные сквозным отверстием в верхней части (табл. XVII, 29). Изредка встречаются браслеты (табл. XVII, 17, 18, 22, 23). Известны гладкие проволочные (Рахны, культурный слой могильника, и, возможно, Почеп), из перекрученной проволоки (Рахны, погребение 4), из узкой пластины (Рахны, погребения 2, 4). Они изготовлялись как из бронзы, так и из железа. Проволочный браслет с коническими шишечками на концах (Железное), браслет с каплевидными утолщениями и гривна из перекрученного дрота с биконическими шишечками на окончаниях (Рахны, погребения 5, 16; табл. XVII, 19), сделанные из бронзы, являются предметами античного импорта (Арсеньева Т.М., 1977, табл. XXXIII, 4; Античные государства…, 1984, табл. CXVII, 19, 20). Обнаружено несколько колец. Из Марьяновки происходит бронзовое кольцо с выступами-шишечками (табл. XVII, 12), из Железного и Почепа – проволочные и пластинчатые спиральные кольца (табл. XVII, 13, 14). В Почепе, Синькове и Картамышеве 2 известно несколько сплошных колец из железа. Большинство подвесок представляет собой полые бронзовые конусы с прорезями и без них (Марьяновка, Таценки 1, Почеп, Синьково). В Картамышеве 2 обнаружены одна целая бронзовая трапециевидная подвеска и обломок. Подобные изделия происходят и из сборов А.П. Савчука на памятниках поречья Трубежа (Савчук А.П., 1969, рис. 1, 20, 21, 23, 46, 47). Они орнаментированы чеканными узорами (табл. XVII, 11, 15, 16). Изредка встречаются разнообразные по форме бляшки-накладки (Грини 1, Почеп, Приоскольское 1, Терновка 2), обоймы (Синьково, Почеп), а также пластинчатые и спиральные трубочки-пронизи (Рахны, могильник, Синьково, Терновка 2). Из редких изделий следует отметить находки двух проволочных сюльгам из Почепа, имеющих концы, закрученные в колечки (табл. XVII, 20, 21), бронзовый пинцет из того же пункта, набор из 22 округлых, цилиндрических и биконических глиняных бус из постройки 19 Синькова, орнаментированный фрагмент костяной рукояти из Бобравы.
Происхождение и дальнейшие судьбы позднезарубинецких памятников.
Сопоставление наборов нелощеных сосудов поселений типа Лютежа, Почепа, Картамышева 2 – Терновки 2 показано на таблицах XIII и XIV. Основные формы как ребристых, так и округлобоких горшков с памятников этих групп схожи, хотя в комплексе посуды каждого из регионов имеется специфика. Она заключается в различной частоте употребляемости тех или иных форм и в некоторых локальных особенностях орнаментации. Для каждой из культурных групп, кроме того, можно выделить типы горшков, которые не встречаются на поселениях других групп (так, по имеющимся пока небольшим материалам на памятниках Южного Побужья не представлены ребристые и тюльпановидные горшки и сковородки, сковородок и биконических сосудов нет на почепских поселениях). Иными словами, сходство керамики не обозначает ее полного тождества. Близость форм скорее свидетельствует о том, что наборы нелощеных сосудов трех рассматриваемых локальных групп представляют собой три различных варианта развития одного и того же более раннего комплекса. Дополнительно близость памятников типа Лютежа и Почепа подтверждается почти полным совпадением форм распространенных на них лощеных мисок. Среднеднепровские и деснинские округлобокие и чашеобразные, ребристые с прямым венчиком, а также с зигзаговидной верхней частью миски имеют параллели на поселениях типа Картамышева 2 – Терновки 2 (табл. XIV). Сходство между памятниками днепро-донецкого водораздела и Лютежом подчеркивается наличием на селищах обоих культурных типов дисков без бортиков и «хроповатых» сосудов. Во всех трех группах близки по конструкции жилые и хозяйственные постройки.
Отмеченные черты близости в керамическом комплексе и домостроительстве рассматриваемых локальных общностей позволяют предположить, что в их основе лежит единый культурный компонент. Таким компонентом являются традиции среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры. Округлобокие закрытые горшки с яйцевидным туловом и отогнутым наружу изогнутым венчиком распространены повсеместно на зарубинецких классических памятниках Среднего Поднепровья. Здесь же встречаются открытые горшки сходной формы (табл. XIII, 9), сосуды с яйцевидным туловом и прямым вертикальным венчиком (табл. XIII, 17) и округлобокие горшки с прямым венчиком, отогнутым наружу (табл. XIII, 18).
Близкие к позднезарубинецким ребристые биконические формы происходят с городищ Бабина Гора, Щучинка, из Корчеватовского могильника, горшки с вогнутой верхней частью (табл. XIII, 11, 19) найдены на Пилипенковой Горе, Бабиной Горе, в Ходосовке. Для классических зарубинецких поселений весьма характерны находки крышек с полой ручкой и дисков, «хроповатая» керамика, обычай орнаментировать горшки насечками и защипами по венчику, поясом из пальцевых вдавлений, а также налепными валиками по тулову (Максимов Е.В., 1972, с. 85, 86). Среди набора среднеднепровских зарубинецких мисок имеются такие же, как позднезарубинецкие округлобокие чашевидные и с эсовидным профилем (Кухаренко Ю.В., 1964, с. 27, 28), распространены эсовидные ребристые (Максимов Е.В., 1971, рис. 9, 5; 1972, табл. IV, 6, 7; V, 15) и с зигзагообразной верхней частью, изредка встречаются ребристые миски с прямым венчиком (Кухаренко Ю.В., 1964, с. 28), но последние единичны и широкое распространение получают в позднезарубинецкий период.
Близки к позднезарубинецким и среднеднепровские зарубинецкие жилища. Совпадают размеры построек, степень их углубленности, конструкция открытых очагов. Единственным существенным отличием является каркасно-плетневый с применением обмазки способ возведения стен зарубинецких построек. Но уже в классический период в Среднем Поднепровье известны жилища без обмазки, вероятно, срубной конструкции – постройка 7 Пилипенковой Горы (Максимов Е.В., 1971, с. 45, рис. 4, б), жилище 1 городища Ходосовка.
Фактически прямым продолжением среднеднепровского варианта зарубинецкой культуры являются памятники типа Лютежа. Формирование почепской группы было более сложным явлением. Кроме зарубинецких, здесь отмечены некоторые традиции, восходящие к юхновской культуре («длинные дома», отдельные особенности орнаментации керамики, сфероконические грузила) (Амброз А.К., 1964а, с. 62–66; 1978, с. 38, 39). Памятники типа Почепа, таким образом, являются продуктом смешения местного юхновского населения и пришлого зарубинецкого. В наборе традиций памятников типа Картамышева 2 – Терновки 2 преобладают средне днепровские зарубинецкие элементы, однако имеются и иные. Мискообразные лощеные сосуды с зигзаговидным профилем и специфической орнаментацией (табл. XIV, 31, 32) близки к пшеворским, распространенным в раннеримском периоде, но известным и позже (Liana Т., 1970, s. 439). Возможно, среднеевропейскими по происхождению формами были и баночные груболепные горшки из Приоскольского 1 (табл. XIII, 25, 26). Свидетельством миграции какой-то небольшой группы среднеевропейского населения на восток служит погребение из с. Пересыпки под Путивлем (Кухаренко Ю.В., 1970б, с. 33, 34), относящееся к раннеримскому периоду.
Комплекс керамики памятников типа Гриней резко отличается как по набору форм, так и по обработке поверхности от среднеднепровского зарубинецкого, что заставляет сделать вывод об иной подоснове этой культурной группы. Подробно проблема их происхождения проанализирована А.М. Обломским. Поселения типа Гриней являются дальнейшим этапом развития памятников типа Кистени – Чечерск, распространенных в Нижнем и Среднем Посожье, Верхнем Поднепровье и среднем течении Березины. Они представляют собой окраинную группу верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры, находящуюся под сильным воздействием со стороны культуры штрихованной керамики (Обломский А.М., 1983а, с. 16–18).
Вопрос о дальнейших судьбах позднезарубинецких памятников рассмотрен в разделе «Киевская культура». Ограничимся поэтому лишь некоторыми дополнениями. Побужская группа, по всей видимости, никакого влияния на возникновение памятников киевского типа не оказала и была поглощена черняховской культурой. Памятники типа Почепа скорее всего не связаны эволюционно с деснинским вариантом киевской культуры, так как типологически последний стоит значительно ближе к древностям типа Картамышева 2 – Терновки 2. Справедливо, по всей вероятности, мнение В.В. Седова о переселении почепских племен на Оку, где в результате смешения их с местным населением возникает мощинская культура позднеримского и последующего периодов (Седов В.В. 1970, с. 43, 44). В целом проблема происхождения киевской и мощинской культур еще очень слабо изучена.
В виде предположения по имеющимся в настоящее время материалам можно представить следующие процессы, происходившие на рассматриваемой территории. В результате не до конца еще понятых событий середины – третьей четверти I в. н. э. зарубинецкая культура как единое структурное целое переживает период распада. Происходит миграция населения ее среднеднепровского варианта в Побужье и, возможно, далее к западу, в Подесенье, на восток Днепровского левобережья, и в этих районах возникают новые культурные общности. При этом в формировании памятников типа Почепа в Подесенье, кроме зарубинецких племен, участвуют и позднеюхновские, а на восток левобережья приблизительно в то же время проникает небольшая группа среднеевропейского населения (вероятнее всего, пшеворского), влившаяся в состав памятников типа Картамышева 2 – Терновки 2. Частично зарубинецкие племена остаются в полесской части Среднего Поднепровья, где в течение раннеримского времени продолжают существовать на поселениях типа Лютежа. Несколько позже на территорию Среднего Поднепровья и Днепровского левобережья с севера проникают группы потомков части верхнеднепровского зарубинецкого населения, оставившие здесь памятники типа Гриней. Впоследствии позднезарубинецкая группировка в Южном Побужье поглощается черняховской культурой; основная масса населения почепской археологической общности переселяется из Подесенья в бассейн Оки, где при его участии вероятно, складывается мощинская культура; памятники типа Лютежа, Гриней, Картамышева 2 – Терновки 2 трансформируются в различные варианты киевской культуры.
Глава третья
Пшеворская культура
(Д.Н. Козак)
Одной из наиболее ярких археологических культур Средней Европы является пшеворская культура II в. до н. э. – начала V в. н. э. Свое название она получила от г. Пшеворск Жешувского воеводства в Польше, близ которого в с. Гаць в 1904–1905 гг. был исследован первый большой могильник этой культуры (Hadaczek K., 1909). Более полно охарактеризовал памятники культуры и дал ей название в 30-х годах Р. Ямка (Jamka R., 1933. 8. 55–62). Пшеворская культура представляет собой южную группу большого этнокультурного массива ямных погребений, северный вариант которого, как предполагалось, составляет оксывская группа (от названия могильника Гдыня-Оксыве на нижней Висле). Начиная с 30-х годов весь массив ямных погребений в польской научной литературе получил название венедской культуры (Kozłowski L., 1939) от этнонима «венеды», под которым впервые упоминаются славянские племена в письменных источниках первых веков нашей эры. Одновременно распространилось мнение о германской, вандальской, принадлежности ямных погребений. Эти диаметрально противоположные точки зрения вызвали горячие дискуссии между их сторонниками. Со временем оказалось, что различия между северной (оксывской) и южной (пшеворской) группами венедской культуры, особенно в римское время, столь существенны, что исследователи стали считать эти две группы памятников отдельными, самостоятельными культурами, но их этническая интерпретация осталась по-прежнему спорной.
Пшеворские памятники занимают земли центральной и южной Польши и западные области Украины (карта 11). В этой главе лишь очень кратко освещаются основные моменты изучения пшеворской культуры в целом, по всему ее ареалу, и более подробно приводятся данные о пшеворских памятниках на территории СССР.

Карта 11. Распространение пшеворских памятников на территории СССР (на врезке – территория распространения пшеворской культуры за пределами СССР). Составитель И.П. Русанова.
а – поселения; б – могильники; в – отдельные погребения; г – территория пшеворской культуры.
Общая характеристика культуры.
Памятники пшеворской культуры довольно хорошо изучены. Широкими полевыми исследованиями охвачены главным образом могильники. Их насчитывается не менее 500. Во многих могильниках открыто более сотни погребений, а в могильнике в Задовицах их насчитывается около 800. Часть раскопанных могильников очень хорошо издана, с подробными описаниями и иллюстрациями всех найденных вещей по комплексам. Поселения исследовались в меньшей степени, и не все их материалы опубликованы. Наиболее систематически раскопаны поселения Пивонице, Вулька Лясецка и Нова Гута под Краковом и ряд поселений на Украине (Козак Д.Н., 1984а).
Для поселений характерны два типа жилищ наземные и полуземлянки столбовой конструкции (Godłowski К., 1969а, s. 306–316). Постройки обоих типов встречаются на одних и тех же поселениях. Наземные жилища имели в основном прямоугольную форму средней площадью 30–35 кв. м, но иногда бывают и более крупные постройки. Как правило, эти жилища однокамерные и лишь в виде исключения встречаются двукамерные. В центре жилищ находились открытые глиняные или каменные очаги. Пол у земля ночные жилища были значительно меньше по площади (до 20 кв. м), в плане имели прямоугольную или овальную форму и отапливались также глиняными и часто каменными очагами. Соотношение наземных и углубленных жилищ показывает, что преимущественное распространение получили полуземляночные жилища (Godłowski К., 1969а, s. 168; Jadczykowa I., 1981, s. 188). На пространстве между жилищами располагались хозяйственные постройки легкого типа и ямы-погреба для хранения продовольственных припасов.
Среди памятников пшеворской культуры есть и крупные производственные центры по добыче и обработке железа, которые снабжали своей продукцией большие районы и экспортировали ее в римские провинции. Известно четыре таких центра – район Свентокжицких гор, Новая Гута около г. Краков, окрестности с. Тархалице в Нижней Силезии и Фаленты недалеко от Варшавы. Начало развития крупного железо добывающего ремесла относится к рубежу и первым векам нашей эры и связано происхождением с кельтской черной металлургией III–I вв. до н. э. Наибольшего расцвета пшеворская черная металлургия достигает в III–IV вв., когда в указанных центрах производились сотни тонн кричного железа, функционировали весьма совершенные шахты по добыче железной руды, имевшие сложную систему деревянных креплений и подъемные приспособления (около с. Рудки близ г. Кельце). Самым крупным центром по железодобыче был Свентокжицкий, занимавший площадь около 1000 кв. м. Здесь открыто несколько тысяч остатков сыродутных металлургических горнов (Bielenin К., 1974, s. 144). Кроме больших специализированных центров по добыче железа, существовали на большинстве поселений и мелкие кустарные мастерские, насчитывающие несколько одиночных сыродутных горнов.
Развитие черной металлургии пшеворских племен создало материально-техническую базу для дальнейшего развития других видов ремесла и привело к совершенствованию земледелия как основной отрасли хозяйства населения. Появляются пашенные орудия с железным сошником, что значительно повысило эффективность и производительность земледелия. Среди выращиваемых культур ведущими были разные сорта пшеницы, рожь, ячмень, просо, овес, гречиха, горох, конопля. Наряду с земледелием развивалось и животноводство, занимавшее важное место в экономике. Успехи в земледелии и ремесле привели к возникновению торговых отношений с соседними племенами и прежде всего с главным потребителем товаров «варварских» племен – Римской империей. Свидетельством торговых отношений с римскими провинциями являются многочисленные импортные дорогие бронзовые и стеклянные сосуды, амфоры, краснолаковая гончарная керамика, стеклянные бусы и другие украшения, некоторые предметы вооружения. С торговыми отношениями связаны многочисленные клады римских монет, найденные вдоль так называемого янтарного пути и насчитывающие иногда по нескольку тысяч монет.
Погребальный обряд пшеворской культуры в ряде элементов продолжает традиции подклешевых погребений предшествующего времени и еще более ранних лужицких памятников. Для этих культур общими являются бескурганные могильники с трупосожжением на стороне и захоронением остатков кремации в ямках без урн или в урнах. На раннем этапе развития культуры господствующим обрядом погребения были безурновые захоронения, а в раннеримское время преобладание получают урновые захоронения (Niewegłowski A., 1981. в. 57; Никитина Г.Ф., 1974, с. 64). Родство между памятниками пшеворской культуры и культуры подклешевых погребений проявляется и в некоторых категориях находок, в частности в керамике (слабопрофилированные горшки с наибольшим расширением в верхней части, яйцевидные сосуды с двумя ушками, кубки с ушками, преднамеренно ошершавленная керамика). В то же время другие детали погребальной обрядности не могут быть связаны с местными традициями и распространились под влиянием соседних синхронных культур. Укажем прежде всего на обычай помещать в погребение оружие – мечи, копья, дротики, стрелы, щиты, режущие орудия (ножи, ножницы и т. п.), а также снаряжение всадника (шпоры). Этот обычай широко представлен в латенской культуре кельтов и нашел затем распространение в среде германского населения, а с момента непосредственного соприкосновения кельтов с населением пшеворской культуры он проник и в пшеворскую среду. С кельтскими влияниями можно связывать появление в могильниках пшеворской культуры трупоположений. У кельтов следует искать истоки и некоторых форм пшеворской керамики, в частности, округлобоких мисок с утолщенными гранеными венчиками, выпуклобоких горшков и ваз, часто украшенных горизонтальными валиками. С германскими влияниями можно связывать такие особенности погребального ритуала, как обычай втыкать оружие в захоронения, помещать, в могилу кости птиц, а иногда и жертвенное мясо диких или домашних животных (частно сожженных). Германское происхождение имеют и определенные категории материалов (вазообразные сосуды, кувшины, орнаментальные особенности керамики в виде меандрового и штампованного узоров, короткие двулезвийные мечи, ножи-секачи, ключи, шкатулки и др.).
По-видимому, пшеворская культура складывалась в течение II в. до н. э. на основе дальнейшего развития древностей местных культур – поморской и подклешевой IV–III вв. до н. э. при сильном влиянии латенской культуры кельтов. По мнению К. Годловского, пшеворская культура прежде всего появилась на территории, подвергавшейся наибольшему влиянию латенской культуры, тогда как в других районах, в том числе к востоку от средней Вислы, еще продолжали существовать поморско-подклешевые памятники (Godłowski К., 1977, s. 163). О непрерывности развития местных культур и образовании на их основе пшеворской культуры писал Й. Костшевский, но для доказательства этого положения он привел лишь отдельные примеры общих в этих культурах бытовых предметов: ножей, топоров, бритв, стрел и немногочисленных сосудов (Kostrzewski J., 1961; 1965). Этот вопрос требует дальнейших исследований так же, как и решение проблемы, предшествовала ли пшеворским памятникам одна поморско-подклешевая культура или на территории Средней Польши существовало две культурные группы – поморская и подклешевая, хотя и перемешанные в значительной степени, о чем до сих пор ведутся дискуссии. В пользу непрерывности развития культур свидетельствуют скопления в одних и тех же районах памятников подклешевой и пшеворской культур, погребения которых часто расположены в одних и тех же могильниках. Распространены в обеих культурах безурновые трупосожжения с остатками погребального костра и обломками вторично пережженной посуды. Близость во многих элементах с германскими культурами особенно усиливается в римский период. С первых веков нашей эры отмечается значительное влияние провинциальноримской культуры Подунавья. Все эти влияния привели к многообразию элементов пшеворской культуры.
Разнокультурные компоненты в составе пшеворской культуры, как местные, так и пришлые, а также данные письменных источников о населении рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. на территории Висло-Одерского междуречья, которые допускают возможность различных толкований (Łowmiański Н., 1963, s. 184, 185), породили противоречивые точки зрения на этническую принадлежность носителей культуры. Различные взгляды зародились в самом начале изучения культуры и продолжают оставаться дискуссионными и в наши дни. Так, уже в конце XIX в. пшеворские древности восточной Галиции В. Деметрикевич считал принадлежащими кельтским племенам и приписывал бастарнам, полагая, что бастарны – кельтское племя (Demetrikiewicz W., 1898, s. 128). К. Гадачек вслед за немецкими учеными отнес материалы исследованного им могильника у с. Гаць (возле Пшеворска) к культуре германских племен, которые, по его мнению, уже с начала эпохи металла занимали пространство между Эльбой и Бугом, Карпатами и Балтикой (Hadaczek К., 1909, s. 20). К германскому племени вандалов относили пшеворскую культуру В. Антоневич (Antoniewicz W., 1928, s. 115), М.Ю. Смишко (Šmiszko М., 1932, s. 69). В предвоенный период германскую принадлежность пшеворских памятников отстаивали немецкие исследователи в лице X. Пешека, Б. Рихтхофена, М. Яна, которые усматривали генетические связи между этой культурой и германскими культурами позднелатенского времени северной Ютландии (Peschek С., 1939; Jahn М., 1940). Значительное влияние на формирование взглядов ученых относительно этнической принадлежности пшеворской культуры оказали работы видного польского ученого Й. Костшевского. С его именем связан поворот в этнической интерпретации этой культуры. Опираясь на лингвистические исследования Т. Лер-Сплавинского и К. Тыменецкого, Й. Костшевский разработал теорию непрерывного процесса развития славянской культуры на землях Польши, попытался выявить генетические связи между пшеворской культурой и культурой раннего средневековья, а также между пшеворскими и позднелужицкими памятниками. Й. Костшевский высказал резкое несогласие с взглядами немецких ученых относительно «бургундского» или «вандальского» происхождения пшеворских племен (Kostrzewski J., 1961, s. 65-101). Большинство польских ученых поддержало Й. Костшевского. Попытка Г. Ловмянского подойти критически к положениям Й. Костшевского и показать, используя археологические источники, разноэтничность носителей пшеворских древностей, встретила резкую критику со стороны К. Яжджевского (Jaždžewski К., 1968). В последние годы польские исследователи вновь склоняются к мысли о германской принадлежности носителей пшеворской культуры. При этом они ссылаются на данные письменных источников, отсутствие прямых связей между пшеворской и более ранними культурами, а также между пшеворскими и раннесредневековыми древностями. По мнению Й. Колендо, который тщательно проанализировал письменные источники первых веков нашей эры, в частности Тацита, Птолемея, памятники пшеворской культуры принадлежали союзу лугиев, в который входило несколько германских племен (Kolendo J., 1981, s. 70–78). Автор допускает возможность существования в этом союзе также других культур и этносов. Это мнение активно поддерживает, дополняя его новыми аргументами, один из ведущих польских исследователей пшеворской культуры К. Годловский. На основе картографирования он осуществил попытку идентифицировать германские племена, известные по письменным источникам на территории Польши, с определенными скоплениями памятников пшеворской культуры (Godłowski К., 1985. в. 140–145).
Еще в 30-х годах была высказана мысль о многоэтничном составе пшеворского населения. Р. Ямка, основываясь на материалах могильника в Копках и рассмотрев материалы других пшеворских памятников, известных в то время на территории Малой Польши, заметил, что, в отличие от урновых погребений, безурновые не содержат оружия, и связал это с наличием двух этнических групп населения – вандальской и славянской (Jamka R., 1933, s. 23–62). Среди советских ученых мнение о полиэтничном составе пшеворского населения превалирует. Так, В.В. Седов дифференцирует пшеворские древности по двум регионам: для восточного, Висленского, региона характерны, по его мнению, могильники с преобладанием безурновых захоронений, в западном, Одерском, регионе большинство составляют могильники преимущественно с урновыми захоронениями. Следуя за Р. Ямкой, В.В. Седов утверждает, что урновые захоронения характеризуются специфическим инвентарем – оружием (копья, мечи, дротики, стрелы, шпоры), ножницами, кресалами, замками, ключами и особыми типами посуды, что обнаруживает параллели в достоверно германских древностях. В то же время в безурновых захоронениях все эти находки попадаются редко, а найденная в них керамика аналогична сосудам подклешевых погребений и сходна со славянскими горшками VI–VII вв. В результате этих наблюдений В.В. Седов приходит к выводу о наличии в пшеворской культуре «двух этнических компонентов и о различной их концентрации в Висленском и Одерском регионах» (Седов В.В., 1979, с. 64–74). Гипотеза В.В. Седова не может считаться достаточно обоснованной, так как по имеющимся данным разные компоненты пшеворской культуры с характерной для них керамикой и специфическим инвентарем расположены чересполосно по всему пшеворскому ареалу, и их концентрация в отдельных районах меняется со временем. Так, в восточном регионе на переломе II и III вв. распространяются памятники вельбарской культуры, для которой характерны безурновые погребения без оружия, но появление которой в Мазовии связывается не со славянским населением, а с продвижением с севера гото-гепидских племен.
На основе подробной типологии керамики, сделанной по единой схеме, и корреляции ее в комплексах с вещевыми находками, особенностями погребального обряда и деталями домостроительства И.П. Русанова выделила группы археологических комплексов, которые, по ее мнению, отражают наличие в пшеворской культуре славянского, кельтского и германского компонентов. При этом подчеркивается, что разноэтничные комплексы располагаются часто на одних и тех же памятниках, что обусловлено передвижениями населения и его смешением. Пшеворские комплексы, сохраняющие традиции предшествующей им подклешевой культуры и имеющие продолжение в раннесредневековых славянских древностях, связываются автором со славянским этносом (Русанова И.П., 1985, с. 43, 44; 1990).
Большое внимание польские исследователи уделяют хронологии пшеворской культуры. Й. Костшевский выделил в ней три периода: позднелатенский, раннеримский и позднеримский (Kostrzewski J., 1949b, s. 184). В дальнейшем каждый из периодов был разделен на фазы и подфазы. По схеме Р. Хахманна, основанной на материалах из могильников Средней и Северной Европы, поздний предримский период подразделен на три фазы, и начало его отнесено предположительно к 120–100 гг. до н. э. (Hachmann R., 1961, s. 257, 258). К. Яжджевский отодвигает его к 150 г. до н. э. (Jaždžewski К., 1948b. s. 63–73), а К. Годловский считает возможным относить сложение пшеворской культуры к началу II в. до н. э. (Godłowski К., 1981, s. 59). Раннеримский период, разделенный на три фазы (В1, В2, В3), наступает раньше в южных и юго-западных районах Европы, а на территории Польши его начало относят к 20-м годам нашей эры или, по Т. Лиане, к 30-40-м годам (Liana Т., 1970, s. 459, 460). Переход к позднеримскому периоду происходит, по К. Годловскому, во второй половине II в. н. э. (150–200 гг.), и в дальнейшем выделяются четыре фазы позднеримского периода, который заканчивается около 350 г., после чего начинается период переселения народов, длившийся до первой половины V в. (Godłowski К., 1970, s. 99, 100). Выделенные периоды и фазы имеют свои наборы фибул, оружия, украшений и в какой-то мере свои особенности керамики. Для уточнения периодизации исследователи применяют горизонтальную стратиграфию могильников. Хронологическая шкала польских исследований широко используется при датировке синхронных древностей на нашей территории.
На протяжении длительного периода существования пшеворской культуры ее территория изменялась. Первоначально она охватывала земли от правобережья Одера на западе до Буга на востоке. Западными соседями «пшеворцев» того времени выступают германские племена нижнего течения Одера, на юго-западе – кельты, носители латенской культуры, продвинувшиеся частично в северо-восточном направлении, в верховья Одера и Вислы, а на юге – фракийские племена гетов и даков, достигших южных склонов Западных Карпат. Северо-восточными соседями пшеворской культуры были балты, а восточными – племена зарубинецкой культуры. К исходу II в. до н. э. в среде населения пшеворской культуры заметна первая активная волна переселенческого движения, что в значительной степени было обусловлено кельто-германскими передвижениями и завоеваниями. Испытывая давление германских племен – в западных и кельтских – в юго-западных пределах своей территории, пшеворские племена начинают расселение в юго-восточном направлении, в область восточноевропейской лесостепи и Полесья, вклиниваясь в западное пограничье зарубинецких племен на их стыке с северо-восточными фракийскими. Во второй половине I в. до н. э. в Верхнем Поднестровье и в западной Волыни появляются наиболее ранние памятники пшеворской культуры. Материальная культура пшеворских памятников Поднестровья выступает сразу в готовом, сформировавшемся виде, принесенном из основной территории распространения культуры, о чем речь пойдет ниже.








