Текст книги "Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э."

Автор книги: Евгений Максимов

Соавторы: Василий Бидзиля,Ольга Гей,Ростислав Терпиловский,Денис Козак,Ксения Каспарова,Андрей Обломский,Эраст Сымонович,Марк Щукин,И. Русанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Имеющиеся на сегодня материалы показывают, что предположение о возможности проникновения за это время отдельных групп кельтов на земли к востоку от Карпат выглядит достаточно реальным, но эти же материалы демонстрируют и другое: группы кельтов не были многочисленными и вряд ли играли решающую роль в процессе латенизации новых культурных образований.

Решение вопроса, почему эти культуры приобрели латенизированный облик, следует, вероятно, искать на другом пути – за счет рассмотрения восточноевропейских культур как части более широкого явления, охватывающего все северо-восточное пограничье кельтского мира, за счет общности протекавших здесь процессов. Конкретизация их – дело будущего.

Глава пятая
Культура Поянешти-Лукашевка

Историография.

(Е.В. Максимов)

Памятники последних веков до нашей эры, находящиеся между Днестром, Прутом и Сиретом и известные сейчас в научной литературе как древности типа Поянешти-Лукашевка, были открыты в конце 30-х годов румынским исследователем К. Чиходару в результате небольших раскопок могильника Поянешти близ г. Васлуй в Румынии (Cichodaru С., 1937–1938, p. 30–59). Однако эти материалы не привлекли тогда к себе внимания. Должным образом их оценил и интерпретировал в 1953 г. Р. Вульпе, который раскапывал в 1949 г. Поянештский могильник и открыл синхронные ему поселения (Vulpe R., 1953, p. 213–506). В 1954 г. появились сведения о раскопках поселения Лунка-Чурей, расположенного в устье р. Жижия, правого притока Прута, затем в 1963 г. стали известны материалы поселения Тирпешти (Marinescu-Bilcu S., 1963, p. 413–417), в 1964–1965 гг. раскапываются поселения Кукорении Ботошани. С. Теодор опубликовала статью о керамике румынских поселений поянешти-лукашевской культуры (Teodor S., 1967, p. 25–45).

С 1969 г. изучением этой культуры занялся М. Бабеш, который провел раскопки крупного могильника Боросешти, а также поселений Гелыешти, Давидени и др. М. Бабеш является автором нескольких статей и обобщающих работ, посвященных рассматриваемой культуре (Babeş M., 1978).

На территории СССР памятники типа могильника Поянешти и поселения Лунка-Чурей впервые обнаружил Г.Б. Федоров, который в 1953–1954 и 1957 гг. раскопал могильник у с. Лукашевка на р. Реут, определил его однотипность с румынскими памятниками и на этом основании предложил объединить в одну культуру под названием Поянешти-Лукашевка (Федоров Г.Б., 1960б, с. 15). Близ могильника Лукашевка были открыты два поселения (Лукашевка I и II), на одном из которых в 1957–1959 гг. были проведены раскопки (Федоров Г.Б., 1957, с. 51; 1960б, с. 240–246). В последующие годы М.А. Романовская раскапывала поселения Ульма, Рудь и Бранешты (Романовская М.А., 1964; Лапушнян В.Л., Никулицэ И.Т., Романовская М.А., 1974, с. 74–85). Из молдавских памятников этого типа большую известность получили погребения с металлическими сосудами из Сипотен, опубликованные Г.П. Сергеевым (1956, с. 135).

На Украине, в Поднестровье памятники типа Поянешти-Лукашевка известны по разведкам и раскопкам, из которых отметим работы в Круглике (Тимощук Б.А., Винокур И.С., 1962, с. 73–76), Кодыне, Соколе (Вакуленко Л.В., Пачкова С.П., 1979), Гринчуке (Пачкова С.П., 1979). С 1977 г. Г.И. Смирнова проводит раскопки могильника у с. Долиняны на Днестре (Смирнова Г.И., 1981), где открыто 44 погребения.

Памятники культуры Поянешти-Лукашевка занимают территорию современной Молдовы, простирающуюся от восточных склонов Карпат до Днестра. Северной границей распространения этих памятников является долина Днестра между Могилевом-Подольским и Залегцинами, а южной – лесостепное пограничье от румынского города Бакэу на р. Бистрица до молдовского города Бендеры на Днестре. Поянешти-лукашевские памятники размещаются неравномерно, их скопления занимают наиболее благоприятные в природно-климатическом отношении районы: такие, как нижнее течение р. Реут близ г. Оргеев (Молдова) или устье р. Жижия в окрестностях г. Яссы (Румыния). В настоящее время на всей территории распространения культуры от восточных склонов Карпат до Днестровского левобережья – насчитывается до 40 достоверных поселений и могильников (карта 16). Правда, некоторые исследователи (М. Бабеш, Ю.В. Кухаренко) указывают значительно большее количество памятников (до 100), включая в число поянешти-лукашевских также древности, относимые другими исследователями к пшеворскому и зарубинецкому типам и расположенные на территории Поднестровья и бассейна Южного Буга (Кухаренко Ю.В., 1978в, с. 142–146).

Карта 16. Распространение памятников культуры Поянешти-Лукашевка по С.П. Пачковой.

а – поселения; б – могильники.

1 – Пуркары; 2 – Калфа; 3 – Машкауцы; 4 – Иванча II; 5 – Иванча IV; 6 – Мана; 7 – Лукашевка I; 8 – Лукашевка II; 9 – Лукашевка, поселение; 10 – Петруха; 11 – Бранешты; 12 – Требушены; 13 – Сипотены; 14 – Пыржолтены; 15 – Ульма; 16 – Вассиены; 17 – Алчедар; 18 – Рудь; 19, 20 – Круглик; 21 – Долиняны; 22 – Гелыешти; 23 – Кодын; 24 – Сокол; 25 – Гринчук; 26 – Икимени; 27 – Ботошани; 28 – Кукорени; 29 – Тырпешти; 30 – Глевенешти; 31 – Бойени; 32 – Лунка-Чурей; 33 – Костулени; 34 – Яссы-Шорогоры; 35 – Боросешти; 36 – Поянешти; 37 – Бухэнешти; 38 – Рэкэтэу.

О времени существования и этносе носителей культуры Поянешти-Лукашевка в научной литературе высказано несколько версий. Так, Р. Вульпе по находкам фибул считал, что материалы Поянештского могильника по времени соответствуют средне– и позднелатенскому периодам (II–I вв. до н. э.) и были оставлены германскими племенами бастарнов, которые переселились сюда из бассейна Вислы (Vulpe R., 1953, p. 501–505). Такая этническая интерпретация нашла поддержку у румынских археологов С. Маринеску-Билку, М. Бабеша и др. М. Бабеш считает могильники Поянешти и Лукашевка в целом синхронными и относит их к 150-70 гг. до н. э. (Babeş M., 1978, p. 15–21). В литературе миграционистское понимание происхождения поянешти-лукашевской культуры имеет широкое распространение. Так, германские археологи Р. Хахманн и К. Такенберг утверждали, что могильники типа Поянештского относятся к памятникам одного из вариантов позднеясторфской культуры и что они принадлежали восточногерманскому населению, переселившемуся в конце II – начале I в. до н. э. (120/110 – 90-70 гг. до н. э.) из Бранденбурга (Hachmann R., 1957, s. 89) или, по К. Такенбергу, из Анхальта и северо-восточной Саксонии (Tackenberg К., 1962–1963, s. 427), но эти переселенцы не были бастарнами, а каким-то другим германским племенем, наименование которого осталось неизвестным античным авторам.

Мнение о более поздней датировке – концом II – серединой или третьей четвертью I в. до н. э. – Поянештского могильника, высказанное Р. Хахманном, поддержал Д.А. Мачинский. Он попытался выделить среди материалов из Поянешти и Лукашевки комплексы раннего («гетского») и более позднего периодов. Комплексы второго периода, по мнению Д.А. Мачинского, были оставлены новым, пришлым с севера (до среднего Одера) населением, культура которого по формам керамики, металлическому инвентарю и погребальному обряду была совершенно не похожа на гетскую культуру предшествующего времени. Это пришлое население, судя по сообщениям письменных источников, могло быть бастарнским, но этническая его принадлежность пока неясна, так как в разных источниках бастарнов относили то к кельтам, то к германцам (Мачинский Д.А., 1966а, с. 80–96). С бастарнами связывал поянешти-лукашевскую культуру Ю.В. Кухаренко (1978б, с. 217). Отличительной особенностью его взглядов, так же как и М. Бабеша, является расширительное понимание культуры, к которой Ю.В. Кухаренко относил не только территорию Молдовы, но и пространства к востоку от Днестра, где, по его мнению, культура существовала вплоть до III в. н. э. К.В. Каспарова, привлекая для доказательств многочисленные археологические данные, пришла к выводу, что культура Поянешти-Лукашевка возникла в процессе миграции в гето-дакийскую среду различных ясторфских групп, главным образом губинской. Она подчеркнула не только этнокультурные контакты между поянешти-лукашевским и зарубинецким населением, но и генетическую близость этих культур, связанную с общей для них основой – памятниками губинской группы (Каспарова К.В., 1981, с. 69–78).

Иное решение этих вопросов предложил Г.Б. Федоров (1960б, с. 54 и след.). Он рассматривал культуру Поянешти-Лукашевка как принадлежавшую местному фракийскому населению – гетам, в среде которых оказались пришельцы – бастарны, носители культуры позднепоморско-раннепшеворского облика, пришедшие сюда на рубеже III–II вв. до н. э. с верховьев Вислы и ассимилированные гетами к рубежу нашей эры. Местной, гетской, была эта культура и по мнению М.А. Романовской (1968) и С. Теодор. Элементы других культур, в том числе ясторфской, поморской, пшеворской и зарубинецкой, исследовательницы объясняют существованием контактов между названными культурами в период II–I вв. до н. э. Позднее М.А. Романовская несколько уточнила свою точку зрения и пришла к выводу, что поянешти-лукашевская культура представляла собой качественно новое явление по сравнению с гето-фракийской культурой предшествующего времени и сложилась в результате взаимодействия различных пришлых компонентов с местным гето-фракийским субстратом. Все же по этническому составу эта культура, по ее мнению, была в своей основе гетской, тогда как пришельцы были разнородны в этническом отношении и среди них могли быть германцы и славяне (Пачкова С.П., Романовская М.А., 1983, с. 68–77). Сравнивая материалы могильников Поянешти и Лукашевка, С.П. Пачкова сделала ряд наблюдений над их хронологией. По ее мнению, в могильнике Поянешти выделяется два хронологических периода, для каждого из которых характерны свои типы керамики и варианты фибул (для первого – фибулы «расчлененные» и гладкие проволочные варианта В по Й. Костшевскому, для второго – фибулы варианта В, D и К). Материалы могильника Лукашевка соответствуют в основном второму, позднему, периоду могильника Поянешти (Пачкова С.П., 1985, с. 19–22).

Поселения и жилища.

(Е.В. Максимов)

Среди поселений выделяются мысовые и равнинные. Первые (Машкауцы, Бранешты, Круглик) расположены обычно на мысах высокого коренного берега рек. Для равнинных поселений (Лукашевка II, Алчедар) характерно размещение в пойме, на надпойменной террасе или на пологом берегу, расчлененном оврагами, фиксирующими границы поселений. Отличительными особенностями поселений, как мысовых, так и равнинных, являются отсутствие на них оборонительных сооружений, небольшая (до 2 га) площадь, незначительный культурный слой, который обычно фиксируется в местах расположения жилых сооружений.

Жилища представлены постройками двух типов – наземными и полуземлянками. Оба типа жилищ известны по ряду поселений (Лукашевка II, Ульма) как одновременно существовавшие. Однако встречаются поселения, где обнаружены лишь жилища наземного типа (Круглик) или только полуземлянки (Сокол). На одновременность этих двух различных типов жилых сооружений указывают не только найденные в них синхронные и аналогичные предметы, в первую очередь керамика, но и совпадающие детали их устройства: форма жилищ, конструкция стен и отопительных систем.

Наземные жилища были прямоугольными в плане сооружениями площадью 25 кв. м, иногда 48 кв. м, расположенными на уровне материка, на глубине 0,2–0,3 м от современной поверхности. Стены делались глинобитными на плетневом каркасе (Круглик, Ульма, Бранешты). Крыша крепилась на столбах, ямы от которых сохранились вдоль стен некоторых жилищ, а иногда – по длинной оси жилища (табл. XXIX, 2). Очаг сооружался непосредственно на полу в углу жилища, у одной из его стен. Устройство очага простое – глинобитный, реже каменный под, ограниченный рядом камней (Круглик, жилище 1; Ульма, жилище 1). Иногда вместо очага ставили печь с глинобитным сводом и каменным подом округлой (Круглик, жилище 3) или прямоугольной (Лукашевка II, жилище 3) формы.

Полу земляночные жилища, прямоугольные или овальные в плане, несколько уступали по площади (до 20 кв. м) наземным сооружениям. Их пол углублен в материк на 0,3–0,5 м. Глиняные, побеленные снаружи стены держались на плетневом каркасе, кровля была тяжелой, земляной, она покоилась на столбах, ямы от которых (диаметр 0,2–0,4 м) расположены вдоль стен и по центру помещения (табл. XXIX, 3). Жилища-полуземлянки отапливались очагами с глинобитным или каменным подом (Лунка-Чурей) или же глинобитными печами (Лукашевка II, жилище 2). Существует мнение (Федоров Г.Б., 1960б, с. 19), что полуземляночные жилища как более теплые выполняли свою функцию в осенне-зимний период.

Были распространены очаги, расположенные снаружи возле жилища, используемые в теплое время года. Здесь же, возле жилищ, размещались хозяйственные ямы диаметром и глубиной до 1 м, горловину которых, вероятно, закрывали крышками. На поселениях известны производственные постройки: в Бронештах открыта печь для обжига посуды, в Ульме раскопана мастерская, связанная с изготовлением бронзовых предметов.

Могильники.

(Е.В. Максимов)

Погребения культуры Поянешти-Лукашевка в настоящее время не имеют никаких наземных признаков, поэтому их обнаружение является делом далеко не простым, чаще всего случайным. Вследствие этого известно всего четыре могильника: Поянешти, где раскопано 152 погребения, Лукашевка – 21, Боросешти – 150 (материалы последнего могильника до сих пор не опубликованы) и Долиняны – 44. Кроме того, в разных местах (Сипотены, Круглик, Гринчук на территории СССР, Бухэнешти, Костулени, Грэдиште-Крейничены, Рэкэтэу, Сату-Ноу в Румынии) открыто несколько единичных погребений, что свидетельствует, возможно, о существовании в этих пунктах могильников. Могильники, как правило, находятся в непосредственной близости от поселений, в сходных топографических условиях. Погребения располагались на расстоянии не менее 0,5 м друг от друга и образовывали отдельные группы (табл. XXIX, 7, 13).

Погребальным обрядом было трупосожжение. Известно единственное трупоположение (погребение ребенка в Грэдиште-Крейничены), которое следует рассматривать как исключение. Трупосожжения производились в определенных местах за пределами территории могильника: так, три кострища были обнаружены в Поянешти в 300 м к югу от могильника. Аналогичная по назначению яма найдена в Боросешти. После кремации пережженные кости обычно отделялись от углей и золы. Лишь в нескольких погребениях (Лукашевка, погребения 4, 10, 15) встречены остатки погребального костра.

Почти все погребения были урновыми (табл. XXIX, 9-12). Урну ставили на чистое дно могильной ямы, однако известны погребения (Лукашевка, погребение 11), в которых урны стояли на остатках погребального костра. Остатки костра в виде золы и кусочков угля фиксировались возле урн и в засыпях ям еще нескольких погребений Лукашевки и Боросешти. Могильные ямы часто бывали неглубокими. Их рыли в черноземном грунте, в таких случаях контуры не прослеживались. Более глубокие ямы (в Поянешти – 0,5–1,1 м, в Лукашевке – 0,65-1,3 м) оказались круглыми (диаметром – 0,5–0,6 м).

Урнами служили чернолощеные столовые горшки, реже – кувшины и миски. В Сипотенах в качестве урн использовались бронзовые ситулы. Урны, как правило, закрывались крышками, которыми в большинстве случаев служили чернолощеные столовые миски (табл. XXIX, 9). В урны клали предметы, побывавшие в огне: фибулы, металлические детали пояса, браслеты, бусы, пронизи, ножи, пряслица, иглы, шилья, бритвы, пинцеты, иногда оружие (Боросешти, погребение 29). Встречаются также захоронения без погребального инвентаря. В могильнике Боросешти в большей части погребений (74 из 117), помимо урн, находились еще и другие сосуды.

Встречаются и безурновые трупосожжения (табл. XXIX, 8, 14, 16), а также кенотафы. В безурновых захоронениях (Поянешти, погребение 344; Лукашевка, погребение 4; несколько погребений в Бранешти; большинство (34 из 44) в Долинянах) пережженные кости были положены непосредственно на дно могильной ямы, также очищены от остатков погребального костра и иногда накрыты крышкой (табл. XXIX, 17). Четыре кенотафа обнаружены в могильнике Поянешти.

Керамика.

(Е.В. Максимов)

На памятниках культуры представлены три группы посуда. К первой группе относится лепная кухонная посуда с шершавой поверхностью. Ко второй – лепная столовая посуда с лощеной поверхностью. Третью группу составляет немногочисленная импортная древнегреческая и кельтская керамика.

Обломки посуды первой группы составляют до 90 % находок керамики на поселениях. Эта керамика представлена горшками, мисками, коническими чашками с массивной ручкой, иногда имеющими пустотелую ножку, кувшинами, крышками для горшков, сковородками-лепешницами в виде дисков, дырчатыми сосудами-«дуршлагами», миниатюрными сосудами. Ведущей формой являются горшки (3/4 керамики этой группы). Корпус у горшков, как правило, округлобокий (табл. XXXI, 48–51). По форме верхней части горшки можно разделить на несколько вариантов: с невыделенной шейкой, с прямой отогнутой наружу шейкой, с изогнутой и отогнутой наружу шейкой. Второе место принадлежит мискам, среди которых выделяется несколько типов: с загнутым внутрь венчиком, с вертикальной шейкой и горизонтально срезанным краем, с эсовидно-изогнутой шейкой. Для крышек характерны конический широкий и относительно низкий корпус и массивная пустотелая ручка. Диаметры венчиков крышек соответствуют диаметрам венчиков кухонных горшков, что указывает на их функциональное назначение. Некоторые исследователи не исключают возможности использования посуды этого типа в качестве светильников (табл. XXXI, 56). Глиняные диски диаметром до 25 см, толщиной до 1 см имели одну сторону шершавую, другую лощеную, иногда орнаментированную. Сковородками их можно называть лишь условно ввиду отсутствия бортика, а в роли лепешниц они известны по материалам этнографии. Подобные лепешницы были широко распространены в соседних культурах – зарубинецкой и пшеворской, синхронных поянешти-лукашевской культуре. Дырчатые сосуды скорее всего служили курильницами, а не дуршлагами. Встречаются обломки днищ горшков с одним отверстием в центре диаметром до 1 см, которые и использовались для приготовления творога. Сосудики высотой 3–5 см повторяют формы горшков. Видимо, они были детскими игрушками.

Орнамент встречается главным образом на горшках. В большинстве случаев это рельефные налепы: шишечки, вертикально и горизонтально расположенные ушки, подковки, горизонтальный валик, расчлененный ямками или насечками, иногда шишечками (табл. XXXI, 48–51). Истоки этого орнамента прослеживаются в местной гетской керамике предшествующего времени – IV–III вв. до н. э. Реже встречаются пальцевые вдавления и насечки по венчику и стенкам.

Небольшое количество горшков (по материалам Круглика – не более 8 %) имело специально ошершавленный, «хроповатый», корпус с подлощенной донной частью и шейкой, отделенной от тулова расчлененным валиком или желобком. Такая керамика ведет свое происхождение от сосудов лужицко-поморских и ясторфских памятников Средней Европы.

Посуда с лощеной поверхностью отличается аккуратной, старательной обработкой. В керамической массе этой посуды нет крупных примесей, она хорошо отмучена, формовка и лощение выполнены очень тщательно, обжиг, как правило, равномерный, скорее всего печной, а не костровый. Наружная поверхность имеет черный или темно-серый цвет. Лощеная керамика представлена в основном мисками и горшками, в меньшем количестве встречаются кувшины. Известны миски двух типов. Миски первого типа имеют эсовидный профиль, выделенную шейку и плавное округлое плечо. Венчики таких мисок, как правило, короткие утолщенные с сильным отгибом, с внутренней стороны у них имеется две-три четкие грани (табл. XXXI, 39–41). Аналогии мискам с граненым венчиком дают материалы пшеворской и ясторфской культур. Миски второго типа не имеют выделенной шейки, венчик у них округлый (табл. XXXI, 38). Эти миски делались более высокими и узкими. Кружки с небольшими Х-видными ручками повторяют профилировку мисок первого типа. Иногда такими ручками были снабжены и сами миски.

Горшки разделяются на четыре типа. К первому типу принадлежат многочисленные горшки приземистых пропорций (высота до 18 см, диаметр венчика до 28 см), часто с граненым коротким, плавно изогнутым венчиком, высоко расположенными плечиками и узким дном (диаметр 6,5-10 см) (табл. XXX, 84). Ко второму типу относятся горшки подобной формы, но с острым плечом, встречаются они редко. К третьему типу принадлежат высокие горшки с низко расположенным плечом, слабоотогнутым венчиком с округлым краем, широким дном (табл. XXX, 27, 43). Четвертый тип – это большие округлобокие сосуды с прямой наклоненной внутрь длинной шейкой, отделенной уступом от тулова (табл. XXX, 62, 63); аналогии им дают материалы позднепоморской культуры и губинской группы ясторфской культуры.

Кувшины одноручные, их корпус имеет вытянутые пропорции, округлое плечо помещено на середине высоты (табл. ХХХ, 58, 71). Венчик у кувшинов короткий, сильно отогнутый и граненый. Ручки плоские ленточные, прикрепленные одним концом к венчику, другим – к плечу. Подобные кувшины были распространены в поморско-ясторфском круге культур.

Импортная керамика представлена обломками античных амфор эллинистических типов и сосудов кельтского производства. Амфорный материал встречен на 27 поселениях, в том числе на 18 поселениях найдены родосские амфоры (Babeş M., 1978, p. 1–21). Доля таких находок невелика, не более 5 % всей керамики. Еще реже встречается кельтская графитированная керамика, найденная на территории Румынии (Бойчени, Боросешти, Ботошани, Лунка-Чурей). Находки импортной керамики ценны тем, что дают основания для установления хронологии поянешти-лукашевской культуры.

Вещевой инвентарь.

(К.В. Каспарова, Е.В. Максимов)

Среди орудий труда в первую очередь выделяются ножи с горбатой и прямой спинками (табл. XXXI, 25–30). Более древние из них – с горбатой спинкой и слегка вогнутым лезвием, длиной 11–14 см. Ножи с прямой спинкой появляются лишь в конце I в. до н. э., размеры их также невелики. Ножи носили в деревянных ножнах, железные и бронзовые обкладки которых встречены в мужских и женских погребениях (Лукашевка, погребения 1, 10) и на поселениях.

Известны наральники (Круглик) и небольшие железные серпы с выступающим крюком для крепления рукоятки (Круглик – 7 экз., Лукашевка II – 1 экз., несколько экземпляров с территории Молдовы). Подобные серпы в то время имели широкое распространение во многих культурах Европы. Встречен небольшой топор с вертикальной втулкой для рукоятки. Топоры этого типа считаются по происхождению латенскими. Шилья длиной до 11 см делались четырехгранными, с двумя заостренными концами, один из них был рабочим, на другой набивалась рукоятка. Железные иглы длиной до 5 см использовались для работы с грубыми тканями. Найдены небольшие долота и пробойники, рыболовные крючки, щипцы и бритвы (табл. XXXI, 24). Туалетные щипцы и серпообразные бритвы имеют аналогии в ясторфских древностях.

Из глиняных орудий труда наиболее многочисленны пряслица (табл. XXXI, 42–44). Размеры пряслиц невелики (высота и диаметр около 3 см), форма разнообразная, чаще всего биконическая, известны и шаровидно уплощенные, и горшкообразные пряслица. Некоторые из них украшены геометрическими узорами из прочерченных линий. Часто встречаются пряслица из стенок сосудов, преимущественно античных, а также лепных кухонных горшков и чернолощеных столовых сосудов. Из глины изготовлялись небольшие конусовидные грузики, вероятно, применявшиеся для ловли рыбы, и довольно крупные (высота до 10–12 см) пирамидальные грузила для ткацкого станка.

Каменные орудия представлены зернотерками, растиральниками и точильными брусками. Зернотерка из Лукашевки – это песчаниковая плита толщиной 5 см с полукруглым углублением, расположенным в центре. Растиральники из твердого песчаника (длина до 10 см) имели коническую форму, верхняя часть орудия служила рукояткой, нижней утолщенной частью растирали зерно. Точильные бруски также делались из плотного песчаника, имели прямоугольную форму.

Проколки изготовлялись из ребер или расколотых костей конечностей животных. Рабочие концы проколок заострены, а поверхность зашлифована. Проколки встречены на многих поселениях.

Предметы снаряжения воина и коня очень редки, поскольку по ритуальным обычаям их не клали в могилы. Известны единичные находки бронзовых наконечников стрел позднескифских типов (Лукашевка II, Алчедар, Машкауцы; табл. XXXI, 31, 32), что указывает на контакты с областью скифской культуры. В основном оружие происходит с территории Румынии. В Молдове обнаружены наконечники копий, характерной особенностью которых были длинные втулки. Найдены один кельтский меч среднелатенского типа (могильник Боросешти, погребение 29) и два германских меча (Рэкэтэу, Корни). Из предметов снаряжения назовем шлем фракийского типа (Бубуечи), прямоугольные кельтского типа умбоны щитов (Боросешти, погребение 29) и круглый умбон из Рэкэтэу. Здесь же найдены фрагменты кольчуги. Встречены удила скифского (Боросешти, Бубуечи) и кельтского (Поянешти, Трушешти) типов.

Украшения изготовлялись из бронзы, железа, серебра, золота, стекла, кости и глины. Часто встречаются литые бронзовые и кованые железные браслеты, почти всегда орнаментированные насечками или бороздками. Известны браслеты с несомкнутыми концами, украшенные несколькими шариками; свернутые в полтора-два оборота, с концами, завязанными в несколько витков; браслеты, средняя часть которых раскована в пластинку и свернута в трубочку (табл. XXXI, 12–14). Реже попадаются бронзовые литые кольца с несомкнутыми, утончающимися концами (диаметр колец около 2 см), бронзовые серьги в виде петельки (могильники Лукашевка и Поянешти; табл. XXXI, 18), очковые подвески из тонкой проволоки, концы которой свернуты в две круглые спирали (табл. XXXI, 21). Одна такая подвеска была встречена в Лукашевском могильнике вместе с железной фибулой среднелатенской конструкции. Бусины бронзовые, стеклянно-пастовые (табл. XXXI, 16), костяные и глиняные найдены как в могильниках (в женских погребениях), так и на поселениях. Форма бусин разнообразна – шаровидная, цилиндрическая, эллипсоидная, плоская. Пастовые бусины белые, синие, полихромные (глазчатые).

Серебряные (4 экз.) и золотая (1 экз.) спирали найдены в Лукашевском могильнике. Они сделаны из тонкой прямоугольной в сечении проволоки, насчитывают от 16 до 32 витков. Такие спирали входили в состав ожерелья. Они характерны для гетских и вообще дунайских древностей этого времени (табл. XXX, 57, 67). Костяная плоская круглая бляшка диаметром около 2 см, орнаментированная двумя врезными несомкнутыми полукруглыми линиями, обнаружена в Лукашевском могильнике.

Наиболее часты железные фибулы, более редки бронзовые, одна – серебряная (Сипотены). Большая часть фибул найдена в погребениях: 39 – из могильника Поянешти, 11 – из Лукашевского могильника, около 20 – из Долинян, одна – из Сипотен. В одном из жилищ на поселении Рудь найдена наиболее ранняя фибула духцовского типа, хотя ее принадлежность именно к поянешти-лукашевскому комплексу не вполне достоверна. По особенностям конструкции фибулы разделяются на средне– и позднелатенские. К среднелатенской схеме относятся «расчлененные» железные фибулы с бронзовыми шариками на ножке и спинке, а также гладкие проволочные фибулы нескольких вариантов с разным изгибом ножки и дужки и различным расположением их скрепления. Большое число фибул принадлежит к варианту B по Й. Костшевскому, имеет плавный или более резкий изгиб ножки (табл. XXX, 16; XXXI, 3–5, 7). Из могильника Долиняны происходят фибулы вариантов D и E по Й. Костшевскому, судя по скреплению, помещенному посредине дужки и по другим деталям конструкции. Все такие фибулы имели широкое распространение на территории Средней Европы, особенно в культурах кельтского и ясторфского круга. Одна фибула зарубинецкого типа с треугольной спинкой найдена на поселении Лукашевка II (табл. XXXI, 6).

Железные фибулы позднелатенской схемы обнаружены в могильниках Поянешти, Долиняны и на поселении Круглик. Среди них фибулы с прямой спинкой, согнутой под прямым углом к головке и ножке, и с прямоугольным приемником (табл. XXX, 52–55) имеют аналогии в Средней Германии и относятся к типу Каммер (Hachmann R., 1961, taf. 2-41). Фибула с поселения в Круглике имеет рамчатый приемник (табл. XXX, 9).

К предметам личного убора относятся пряжки, застежки, пуговицы. Пряжки железные кованые круглые диаметром 2,5–4 см (табл. XXXI, 2).

Характерными находками являются поясные крючки разной формы: в виде длинной узкой пластины с ушком; треугольные с накладкой на конце; трапециевидные из железной пластины, иногда покрытой бронзовым листом (табл. XXX, 21, 22, 34, 35, 48–50; XXXI, 1). Многочисленные аналогии таким поясным крючкам известны среди материалов ясторфской и зарубинецкой культур.

На Лукашевском поселении обнаружена небольшая бронзовая фигурка идола, отлитого в односторонней форме. Фигура одета в длинный кафтан. Голова у нее удлиненная, нос выступающий, прямой. Правая рука согнута в локте, ее кисть положена на живот; левая рука вытянута, кисть – в области паха. Ноги фигурки короткие, согнутые в коленях (табл. XXXI, 23). Г.Б. Федоров (1960б, с. 45) считает статуэтку кочевническим идолом. М.А. Романовская (1969, с. 93) относит идола к кругу кельтских ритуальных изображений. В круг ритуальных предметов входят также очажные подставки из Боросешти и Гелыешти, украшенные меандровым орнаментом и солярными знаками (табл. XXXI, 55).

Импортные предметы занимают очень небольшое место среди материалов поселений и могильников. К ним относятся обломки эллинистических амфор, в том числе с клеймами на ручках конца III – начала и середины II в. до н. э. (табл. XXX, 57, 87, 89), встреченные на 27 поселениях; обломки кельтских тонкостенных графитированных сосудов последних веков до нашей эры, известные на некоторых памятниках Молдовы. Импортными являются пастовые и стеклянные бусины античного производства, которые, как и амфоры, попадали на территорию культуры Поянешти-Лукашевка из античных городов Северного Причерноморья, в первую очередь из Тиры. Некоторые вещи связаны с кельтским миром. Это бронзовые сосуды – ситулы, кратер и котел, деревянные котелки с железной оковкой, железный топор с вертикальной втулкой, фибулы латенских типов, поясные наборы, меч, удила, умбон щита из могильника Боросешти, шлем из Бобуечи. Встречаются также металлические изделия германского круга древностей: фибулы поморского типа, бронзовые ожерелья в виде корон, умбон щита из могильника Рэкэтэу. С зарубинецкой культурой связана фибула из поселения Лукашевка (табл. XXXI, 6), но она могла относиться и к числу «копьевидных» фибул, распространенных в балканских землях (Каспарова К.В., 1981, с. 69).