Текст книги "Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э."

Автор книги: Евгений Максимов

Соавторы: Василий Бидзиля,Ольга Гей,Ростислав Терпиловский,Денис Козак,Ксения Каспарова,Андрей Обломский,Эраст Сымонович,Марк Щукин,И. Русанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Жернова встречены почти на всех поселениях, как в жилищах, так и в культурном слое. Жернова довольно крупные (около 40 см в поперечнике), имеют круглую или прямоугольную форму и коническое отверстие в верхнем камне. К орудиям, связанным с животноводством, относятся пружинные ножницы для стрижки овец (восемь; табл. XXIV, 10) и оковка пастушеского посоха.

С кузнечным ремеслом связаны две крицы весом 3,2 и 2,8 кг, найденные в жилище 3 поселения Галиш-Ловачка. Кузнечный инструмент представлен всем основным набором инструментария кузницы, свидетельствующим о высоком техническом оснащении металлообработки. Большие наковальни, которых найдено три, отличаются массивностью и довольно широкой рабочей площадкой (табл. XXIV, 13, 14). Самая большая изготовлена из цельного куска железа в форме четырехугольной усеченной пирамиды весом 4,75 кг. Малые наковальни с рабочей площадкой 3×2,5 см использовались для слесарно-ювелирных работ. Молотки представлены семью находками (табл. XXIV, 11). Два из них относятся к большим молотам-кувалдам, остальные пять – молоты ручники, по форме близкие к современным молоткам каменщиков. Кроме универсальных орудий кузнеца, на Галиш-Ловачке найден и специальный инструментарий для обработки металла. К ним относятся большие шарнирные щипцы длиной 48 см (табл. XXIV, 17). Известны также два пробойника с заостренным рабочим концом и круглой ударной площадкой, три клинообразных зубила и один напильник в виде прямоугольного в сечении стержня длиной 24 см с косыми насечками у рукоятки.

Ювелирное ремесло представлено двумя графитовыми тиглями конусообразной формы с толстыми (2,5 см) стенками. На поселении найдено также шесть литейных форм из графита, служивших для отливки бронзовых поясных цепочек, височных колец и для монетных заготовок.

С деревообработкой связано большое количество инструментов, среди которых наиболее многочисленны топоры, долота и стамески. Одиночными экземплярами представлены тесла, сверло, клинья. Из поселения Галиш-Ловачка происходит 56 топоров-кельтов с квадратной втулкой, которые по форме лезвия делятся на два тина – узколезвийные топоры-колуны и широколезвийные плотницкие топоры (табл. XXIV, 19). Из 25 долот три отличаются массивностью и достигают длины 25–28 см. Близки к долотам 13 стамесок. Их отличие от долот заключается в более тонкой, вытянутой втулке и относительно широком лезвии. К деревообрабатывающему инструменту относится 10 втульчатых тесел (табл. XXIV, 12).

На всех поселениях находят мелкие орудия труда, связанные с домашними ремеслами и промыслами, среди которых глиняные и каменные грузила конической и полусферической формы, пряслица от веретен, железные шилья, ножи-скребки с полукруглым лезвием для обработки кожи и т. д.

Вооружение и конское снаряжение среди находок составляет относительно малочисленную группу. В Галиш-Ловачке встречены мечи, наконечники копий, стрел и дротиков. Мечи латенских типов характерны для кельтских памятников Европы. Два из них (табл. XXV, 1) относятся к широко распространенному типу длинных (72,5 и 95 см) двулезвийных мечей ромбического сечения с тонким вытянутым черешком. Третий меч принадлежит к сравнительно редкому типу с иксовидной антропоморфной ручкой и широким коротким клинком (табл. XXV, 2). Известны два наконечника дротиков. Среди 28 наконечников копий выделяются три типа: наконечники с узким прямым пером, ребром жесткости по центру и короткой втулкой; наконечники с длинным листовидным пером и короткой втулкой; наконечники с узким лавролистным пером и длинной втулкой. В целом наконечники копий отличаются массивностью и достигают в длину от 20 до 30 см (табл. XXV, 3–5, 10, 11, 17, 18). Найдены также восемь втульчатых наконечников стрел (табл. XXV, 6–9).

Конское снаряжение характеризуется шестью железными кольчатыми удилами и парой железных псалиев, найденных в культурном слое поселения Галиш-Ловачка (табл. XXV, 12–15).

Бытовая утварь представлена большим количеством железного инвентаря, характерного в целом для большинства памятников Закарпатья, но наиболее полно известного по находкам из ремесленного центра Галиш-Ловачка, где эта утварь производилась в массовом количестве. Наиболее яркими предметами бытового назначения являются большие ножи-секачи (12) из поселения Галиш-Ловачка. Целые экземпляры достигают длины до 35 см при ширине лезвия 5–6 см (табл. XXIV, 5, 6). Конец черенка у них оформлен в виде небольшого шарика, кольца или плоского кружка. Подобные ножи широко распространены в латенских древностях Европы и отличаются стабильностью формы. Часто встречаются обычные железные ножи с горбатой спинкой и тонким черешком, имеющим иногда пару железных заклепок (табл. XXIV, 7, 9). Среди бытового инвентаря следует упомянуть железные цепи для подвешивания котлов над очагом. В жилище 6 поселения Галиш-Ловачка найдены две такие цепочки. Один из экземпляров сохранился полностью. Цепь крепилась к потолку при помощи железного крюка. А противоположный конец имел разветвление с крючками на конце, на которые подвешивался котел (табл. XXIV, 20). Инвентарь поселения содержит фрагменты и других железных цепей бытового назначения, а также дву– и трехзубые небольшие железные вилы (табл. XXIV, 18), листовидную железную бритву, пружину трубчатого замка, кресала, множество обойм, костылей, точильных камней, оковок деревянной тары, свидетельствующих о широком применении в быту железных изделий.

Украшения являются наиболее ценными находками, определяющими культурно-хронологическую принадлежность памятников. Генетически они связаны с кельтскими древностями и иногда всецело им соответствуют. Среди них браслеты разных форм из бронзы, железа, стекла и сапропелита, бронзовые и железные пояса-цепи и поясные крючки (характерная деталь кельтского костюма), фибулы. Во избежание повторов все эти категории находок будут подробнее рассмотрены в разделе о хронологии (табл. XXVI).

Бусы – сравнительно мало распространенный тип украшений. На Галиш-Ловачке найдено 12 плоских круглых бусин из синей, черной, коричневой и зеленой пасты, украшенных пересекающимися линиями, зигзагами, глазками. 16 круглых бусин из черной насты найдены в кургане у с. Бобовое.

В фондах Ужгородского музея хранится несколько сот монет из латенских памятников Закарпатья. Часть монет происходит из кладов, а часть представляет собой отдельные случайные находки. В кладе, обнаруженном у с. Великая Гараздовка, найдено более 100 монет, но сохранилось только около 50. Более 30 монет происходит из погребений на горе Ловачка, обнаруженных еще в 1844 г. и не имеющих какой-либо документации. Все монеты чеканены из серебра и являются имитацией македонских тетрадрахм IV–III вв. до н. э., либо монет пеонийского короля Аудолеона. Массивные монеты достигают в диаметре 22–34 мм при весе 12–15 г. Аверс монет выпуклый с изображением мужской бородатой головы в лавровом венке. На некоторых монетах аверс имеет профильное изображение головы Александра Македонского. Реверс всегда вогнутый, имеет изображение всадника с веткой в руках. На некоторых монетах Великогараздовского клада читается легенда «ФИЛИППОУ». Многие монеты имеют дополнительную надчеканку и, кроме того, радиальные надрезы.

Кельтские монеты имеют сравнительно небольшое значение для определения хронологии. В IV–III вв. до н. э. в кельтской среде было широко распространено наемничество. Практически почти все эллинистические династы Средиземноморья содержали на службе отряды кельтских воинов. Они служили даже в Египте фараонам династии Птолемеев. В качестве платы наемники более всего предпочитали деньги Филиппа и Александра. Именно эти монеты начали имитировать в Кельтике и делали это на протяжении нескольких веков, в результате чего кельтские имитации все более утрачивали сходство с оригиналами, изображения на них иногда превращались в набор орнаментальных мотивов. Лишь степень стилистического сходства с оригиналами является определенным хронологическим индикатором. Имитации греческих монет чеканились, вероятно, и в Закарпатье, о чем свидетельствуют находки в Галиш-Ловачке формочек для отливки серебряных кружков, заготовок для монетного чекана.

Что касается находок собственно кельтских вещей к востоку от Карпат, то, как говорилось, наиболее полную и достоверную сводку их составил 3. Возьняк (Woźniak Z., 1974, s. 193–195). Это целая серия духцовских фибул (Залесье, Малая Сахарна, Головно, Липлява, Дубляны), раннелатенская фибула с «фальшивой» пружинкой на ножке (Парканы), среднелатенские с «восьмерками» на спинке (Воронино, Пирогов), среднелатенские мечи (Верхняя Тарасовка, Золотая Балка) и кельто-италийские шлемы (Марьевка, Большой Токмак), бронзовый «рубчатый» браслет (Иване-Пусте) и стеклянные браслеты (Степановка) и др. О контактах античных северопричерноморских городов с кельтским миром свидетельствуют находки терракотовых фигурок воинов, вооруженных характерными кельтскими щитами (Пругло В.И., 1966, с. 205–213), фибулы с «фальшивой» пружинкой из Пантикапея (Амброз А.К., 1966, табл. I, 8, 9) и некоторые другие. Явные черты кельтского искусства несет и бронзовая бляшка-маска из Пекарей (Мачинский Д.А., 1973а, рис. 1, 6).

Список латенских вещей можно пополнить. Появились новые находки духцовских фибул: при раскопках могильника Долиняны в Среднем Поднестровье вне погребений, в слое поселения скифского времени, была обнаружена застежка с «гусеничной» спинкой (Смирнова Г.И., 1981, рис. 4, 2, с. 205), а на гетском городище Рудь – фибула с массивной гладкой спинкой (Лапушнян В.Л., Никулицэ И.Т., Романовская М.А., 1974, рис. 34, 1). Прекрасный экземпляр раннелатенской фибулы с пластическим орнаментом (табл. XXVII, 1) был случайно найден около городища Калфа под Бендерами (Чеботаренко Г.Ф., Щербакова Т.А., Щукин М.Б., 1987). Фотография еще одной духцовской фибулы с расширенной выпуклой спинкой и с раздвоенным концом ножки (табл. XXVII, 6) обнаружена в архиве В.П. Петрова (Научный архив ИА АН УССР. Ф. 16, № 60; фото № 39–40), а две «пауковидные» фибулы (табл. XXVII, 10, 11) – в архиве В.Н. Даниленко. Первая происходит из с. Биевцы Богуславского р-на Киевской обл., а две другие – откуда-то из Надпорожья. Из Надпорожья происходит и кельтская бронзовая гривна с печатевидными окончаниями (табл. XXVII, 9), найденная при раскопках славянского поселения на Макаровом Острове (Приходнюк О.М., 1980, рис. 45, 2). Вторая гривна того же типа из Мельниковки в быв. Чигиринском уезде, опубликованная еще в 1910 г. (Бобринский А., 1910, рис. 38), почему-то прошла мимо внимания исследователей[2]2
  Авторы благодарят Е.Л. Гороховского, обратившего их внимание на находки из Надпорожья, Мельниковки и Биевцев.


[Закрыть]. К числу латенских находок, вероятно, следует отнести и золотую гривну (скорее обломки двух гривен) из клада в Бережанке (Винокур I.С., 1969, с. 14–21). Аналогичные известны среди кельтских древностей III–II вв. до н. э. с территории Венгрии (Szabó М., 1971, Рl. 19–21, p. 53) и Швейцарии (Fruger-Gunti А., 1982, p. 1–47). Остальной комплекс клада не противоречит такому определению. Добавим, что обломок еще одной, третьей, гривны этого клада, свитой из золотой проволоки и имевшей ушко (Винокур I.С., 1969, рис. 3, 5), может оказаться и звеном пояса цепи (Еременко В.Е., 1986, с. 18; Todoroviĉ J., 1974, tab. XXXI). Не исключено, что к латенскому времени может относиться и «волнистая» тонкопроволочная гривна (табл. XXVII, 13) из Пекарей (Ханенко Б.И. и В.Н., 1901, табл. X, 269), Такие гривны достаточно широко представлены на кельтских памятниках горизонта Духцов-Мюнзинген (Kruta V., 1979, fig. 3; Filip J., 1956, tab. XXIV, 6-11), На рубеже позднеримского времени, во II–III вв., в связи с явлением «кельтского ренессанса» они вновь входят в употребление (Щукин М.Б., 1973, рис. 8). Гривна из Лукинского клада, очевидно, относится именно к этому времени. Наконец, обломки браслетов из сапропелита (табл. XXVII, 5) и фрагменты графитированной керамики найдены на поселении Горошова в Среднем Поднестровье (Пачкова С.П., 1983, с. 45).

Керамика присутствует на всех памятниках и представлена гончарной и лепной посудой. Гончарная керамика по технологическим особенностям делится на простую сероглиняную, лощеную, графитированную и расписную. Тесто во всех случаях мелкоструктурное с примесью песка, стенки тонкие. По форме гончарная керамика представлена горшками, мисками, кувшинами, кубками и крупными зерновиками (табл. XXVIII, 1–6, 20, 24). Распространен очень характерный для кельтской посуды орнамент из нескольких горизонтальных валиков, опоясывающих сосуд. С кельтским этносом связано происхождение и распространение гончарной расписной керамики, которая пока известна только из курганного погребения у с. Бобовое. Большие гончарные сосуды для хранения запасов (зерновики) высотой 60–70 см с выпуклобоким туловом и широким (до 10 см) горизонтальным венчиком, украшенным волнистым гребенчатым орнаментом, встречаются почти на всех поселениях. Форма зерновиков фракийская, гетская, они широко распространены на памятниках Румынии, а также в латенских древностях восточной Словакии.

Среди общего количества керамики на долю гончарных изделий приходится не более 40 %. Основную массу изделий представляет традиционная местная лепная керамика, генетически восходящая к комплексам куштановицкой культуры раннего железного века. Среди лепной керамики наиболее распространены горшки с примесью дресвы, шамота и крупнозернистого песка, которые представлены баночными, биконическими и выпуклобокими формами (табл. XXVIII, 16–23). В орнаментальных мотивах преобладают налепной расчлененный валик, шишечки, расположенные симметрично с четырех сторон ту лова, налепные «полумесяцы», пальцевые защипы и т. п. (табл. XXVIII, 16–18, 23). Широко распространены также миски, отличающиеся более тщательным изготовлением, чем горшки. В качестве отощающих примесей использовался мелкозернистый песок. Поверхность мисок сглаженная, ровная, иногда имеет слабое черное лощение. Чаще встречаются большие миски с загнутыми внутрь венчиками, а также строго конические миски с прямыми стенками. Имеются также миски с высоким вертикальным венчиком (табл. XXVIII, 7–9). Среди материалов поселений есть большое количество лепных черпаков, изготовленных из грубого теста с примесью шамота и дресвы. Наиболее часто использовались выпуклобокие черпаки-кружки с небольшим ушком, черпаки приземистой формы, украшенные рядом шишечек (табл. XXVIII, 11–15). Известен также тип гетских черпаков с массивной ручкой, их венчики иногда украшены косыми насечками. Среди лепной керамики много миниатюрной посуды различной формы.

К востоку от Карпат кельтская керамика представлена лишь серией серых гончарных сосудов на поселении Бовшев (Крушельницкая Л.И., 1965, рис. 29), гончарной сероглиняной урной из погребения Залесье (Беляшевский Н., 1904, с. 17) и находками обломков графитированной керамики на поселениях Бовшев, Горошова (Пачкова С.П., 1983, с. 45), в погребении 115 зарубинецкого могильника Велемичи (Кухаренко Ю.В., 1964, с. 29).

Хронология.

Основы европейской хронологической системы эпохи Латена были заложены работами О. Тышлера (Tischler О., 1885) и П. Рейнеке (Reinecke Р., 1902). Предлагались и другие системы членения латенской культуры, базирующиеся по преимуществу на материалах Франции и Швейцарии (Déchelette J., 1908–1914; Viollier D., 1916), но наибольшее распространение получила терминология П. Рейнеке с подразделением на ранний (ступени А и В), средний (ступень С) и поздний (ступень D) Латен. Ступень А датировалась V в. до н. э., ступень В – IV в. до н. э., ступень С – III–II вв. до н. э. и ступень D – I в. до н. э. Затем ступени эти были подразделены еще на B₁ и В₂, C₁ и С₂ и на D₁, D₂ и D₃.

Что касается культур Северной Европы, то для разработки их хронологии до сих пор не утратила значения книга Й. Костшевского о древностях латенского времени на территории Польши (Kostrzewski J., 1919). Предложенная им типология фибул остается неизменной, и терминология повсеместно принята в европейской археологии.

Существенное влияние на дальнейшие хронологические разработки латенской культуры оказал и более поздний труд искусствоведа П. Якобсталя (Jakobstahl Р., 1944), где прослеживались изменения стилей кельтского прикладного искусства – раннего, фантастического, вальдальгесхаймского, пластического (с переходным стилем «чеширского кота» между ними) и гундеструпского.

Принципиально новую систему хронологии латенской культуры предложил Ян Филип (Filip J., 1956). В истории кельтов он выделил ряд периодов – «доисторической экспансии», «исторической экспансии», «среднеевропейской консолидации», «расцвета оппидумов» и период упадка, а на археологическом материале ряд горизонтов совместных находок с вещами того или иного типа – «горизонт духцовских фибул», «горизонт фибул с шаром», «расчлененных и скрепленных фибул» и «выбитых поясов» и т. д. Все даты Я. Филипа оказались выше рейнековских. Духцовские фибулы переместились из IV в III в. до н. э., среднелатенские скрепленные фибулы – из III во II в. до н. э. и т. д. Исследователь не составлял корреляционных таблиц и поэтому не мог учесть частоту совместных находок. Внимание его невольно заострялось на случаях «переживания» вещей, на сочетаниях их с типами следующих ступеней, что и привело при использовании принципа датировки «по самой поздней вещи» к сдвигу всей системы вверх.

Р. Хахманн обработал корреляционным методом огромный материал всех крупнейших могильников латенизированных культур Северной и Восточной Европы (Hachmann R., 1961). От термина «Латен» но отношению к ним он отказался и подразделил весь период «позднего предримского времени» на три фазы – раннюю, среднюю и позднюю. Для некоторых территорий и могильников выявилась возможность и более дробного деления. Работал Р. Хахманн исключительно в ключе относительной хронологии, в его объемном труде почти нет абсолютных дат. И только в самом конце он попытался установить начальную дату всего периода, убедился, что для этого нет твердых оснований, и предложил – «около 120 г. до н. э.» (Hachmann R., 1961, s. 244–258).

Обстоятельность и солидность трудов Я. Филипа и Р. Хахманна произвела большое впечатление. Об оговорках и призывах авторов к осторожности исследователи вскоре забыли, датировками стали широко пользоваться, в том числе и советские исследователи (Кухаренко Ю.В., 1964; Мачинский Д.А., 1963; 1966а; 1966б; Амброз А.К., 1966; Бiдзiля В.I., 1971; Никулицэ И.Т., 1977 и др.). Вскоре, однако, стали ощущаться противоречия хронологии Я. Филипа и Р. Хахманна фактическому материалу и конкретным разработкам локальных хронологических колонок в самых разных частях Европы. Выявились противоречия и в хронологии латенизированных культур Восточной Европы – зарубинецкой и Поянешти-Лукашевка. Хронология могильников, определяемая по фибулам, стала расходиться с датировками поселений, ранняя дата которых определялась по находкам ручек эллинистических амфор со штемпелями. Античная: хронология расходилась с латенской.

Наталкивали на необходимость пересмотра всей системы и работы специалистов по раннеримскому времени в Европе (Motyková-Šneidrová К., 1963; 1965; Rieckhoff S., 1975). При принятии датировок Филипа-Хахманна не оставалось места для целого горизонта совместных находок с прогнутыми позднелатенскими фибулами вариантов М-N-О по Костшевскому. Их нет еще в материалах ступени D₁, с оппидума Манхинг в Баварии, погибшего, как считалось, в 15 г. до н. э. при оккупации римлянами. А на рубеже эр или даже с 9 г. до н. э., когда началось строительство римских воинских лагерей на Рейне и Дунае, наступало уже раннеримское время. На три типологических поколения широко распространенных фибул оставался лишь интервал в шесть-семь лет. Кроме того, выяснилось, что амфоры в Манхинге не августовского и даже не цезаревского, а еще доцезаревского времени. Первым эти противоречия подметил сам Р. Хахманн (Hachmann R., 1961, s. 252, 253), а затем серия специальных работ подтвердила реальность снижения даты Манхинга (Christlein R., 1964; Glusing Р., 1964–1965; Rieckhoff S., 1975).

В Манхинге много наухаймских фибул, служивших индикатором ступени D и датируемых обычно второй половиной I в. до н. э. Но Е. Грау пересмотрел заново материалы кельтских могильников в районе Орнавассо, где в могилах большое число римских монет, и убедился, что фибулы эти представлены лишь на этапе с позднейшими монетами 76–71 гг. до н. э. На следующем этапе с последней монетой 36 г. до н. э. их уже нет (Graue J., 1974). В результате гибель Манхинга и ряда других оппидумов в верховьях Рейна-Дуная стали связывать не с римской оккупацией, а с событиями 60–58 гг. до н. э., тогда теснимые даками Буребисты кельтские племена бойев, теврисков и гельветов были вынуждены двинуться на запад, в Галлию. Одновременно на запад и на юг двигались и германцы-свевы во главе с Ариовистом, проникавшие за Рейн и за Дунай. Эти события и послужили Цезарю поводом для завоевания Галлии.

В 1977 г. итоги начавшейся переработки хронологии, во многом возвращавшейся к позиции П. Рейнеке, хотя и значительно более детализированной и уточненной, подвел К. Годловский (Godłowski К., 1977). Он продемонстрировал также, что позднее предримское время латенизированных культур Северной и Восточной Европы синхронизируется не только в Латеном D, как это было у Р. Хахманна, но начальные фазы его синхронизируются еще с Латеном С₂ и даже С₁. Начало процесса латенизации, таким образом, относится еще к рубежу III–II вв. до н. э., а не к рубежу II–I вв. до н. э. Такая передатировка позволяет снять ряд противоречий, в том числе и расхождение дат, определяемых по фибулам и по амфорам в зарубинецкой культуре.

Позиции К. Годловского, особенно в отношении ступеней В₁, В₂ и С₁ подтвердились и разработками материалов северной Италии. В результате сопоставления находок из юго-западной Чехии, Швейцарии, Италии и Шампани В. Крута выделил особую фазу, или горизонт, Духцов-Мюнзинген, отражающий, вероятно, союз племен, живших на этих территориях и имевших регулярные связи друг с другом (Kruta V., 1979). Основу горизонта составляют духцовские и мюнзингенекие фибулы раннелатенской конструкции с небольшими шариками-утолщениями на ножке (духцовские) и с кружком или диском (мюнзингенские). Последние часто украшены вставками из коралла. Прототипом духцовских фибул, без сомнения, являются похожие по конструкции фибулы типа Марцаботто латена А. В Марцаботто около Болоньи такая фибула найдена в погребении этрусского некрополя, который функционировал, судя по находкам аттических краснофигурных ваз в конце V – самом начале IV в. н. э. Прекращение использования этого некрополя связывается с нашествием тех кельтов, которые угрожали Риму в 387 г. до н. э. На развалинах этрусского городка в Марцаботто было устроено кельтское кладбище, в захоронениях которого уже имелись духцовские и мюнзингенские фибулы. Аналогичная картина наблюдалась и на соседних некрополях Арноальди и Беначчи, где нашлись и переходные формы от фибул Марцаботто к духцовским и мюнзингенским. Начальная дата духцовских фибул, таким образом, скорее соответствует предложенной в свое время П. Рейнеке (начало IV в. до н. э.), чем датировке Я. Филипа (конец IV в. до н. э.). Горизонт Духцов-Мюнзинген составляют, кроме названных, и некоторые другие вещи – «рубчатые браслеты», гривны, с небольшими печатевидными окончаниями и гладкими или «рубчатыми» кольцами, утолщения на них иногда украшены завитками вальдальгесхаймского стиля. В целом он соответствует ступеням В₁ и В₂.

Конец горизонта Духцов-Мюнзинген В. Крута отнес к самому началу III в. (около 290 г.) до н. э., потому что в тех местах, где кельты появились после 290 г. до н. э. (Греция, Фракия, Малая Азия) уже нет вещей горизонта Духцов-Мюнзинген. Думается, однако, что дату эту можно несколько повысить. Во-первых, на гривне из Цыбор-Вароша, найденной во Фракии (Goldschätze…, 1975. № 217), есть элементы вальдальгесхаймского стиля. Во-вторых, более реальна связь прекращения стиля Духцов-Мюнзинген с событиями 283–263 гг. до н. э. В 283 г. до н. э. римляне оккупировали земли кельтского племени сеннонов к юго-востоку от Болоньи. Италийские кельты призвали своих союзников из-за Альп, в частности белгов из бассейна Марны, но были разбиты в 280 г. до н. э. у Вадимонского озера. Одновременно началась их восточная экспансия на Балканах. В 263 г. до н. э. на земли сеннонов римляне вывели свою колонию Аримин, что отрезало кельтов от удобного выхода к Адриатике и, вероятно, лишило мастеров мюнзингенских фибул необходимых им кораллов. Союз кельтских племен по обе стороны Альп существовал, впрочем, несколько дольше. В последний раз они выступали вместе в 225 г. до н. э. и были разбиты римлянами у Таламона. Возможно, до этого времени следовало бы продлить и горизонт Духцов-Мюнзинген, но нужны еще и археологические подтверждения.

Переход от Латена В₂ к С₁, как подметил К. Годловский, был достаточно длительным, и самое начало С₁ польский исследователь отнес к середине III в. до н. э., хотя и не подтвердил это реальными материалами (Godłowski К., 1977, s. 45). Такие материалы оказались в распоряжении Л. Крута-Поппи и В. Круты. Самые ранние вещи в стиле ступени С₁ (меч, умбон, витой железный пояс, бритва) происходят из богатого погребения, открытого в 1878 г. в Черетоло около Болоньи (Kruta-Poppi L., 1979). По бронзовой ойнохойе и всему сочетанию вещей погребение датируется второй третью III в. до н. э. Поскольку здесь есть элементы, характерные для территории сеннонов, можно думать, что захоронение совершено после событий 283–263 гг. до н. э., после отхода на север сеннонов, земли которых заняли римляне. В этом погребении найдена пара фибул (Kruta-Poppi L., 1979, fig. 4, 14, 15), которые можно рассматривать как прототипы самых ранних из среднелатенских, так называемых расчлененных (этим не очень удачным термином Я. Филип обозначал фибулы, ножка которых украшена шариками, утолщениями и т. д., как бы «членится» ими). В могильниках Марцаботто, Беначчи, Делукка в районе Болоньи представлена целая серия погребений с вещами ступени С₁ и относятся они ко второй половине III в. до н. э. Во всяком случае они не моложе 192 г. до н. э., потому что связываются эти могильники с племенем бойев, а бойи в 192 г. до н. э. были вытеснены римлянами и ушли на территорию Чехии-Богемии, принеся, вероятно, новый стиль в Центральную Европу.

Последние существенные уточнения в хронологию Латена внес И. Буйна (Bujna J., 1982). Представив выразительные корреляционные таблицы комплексов из Карпатской котловины, он подразделил ступени В₂ и С₁ на подфазы «a» и «b», а также выделил переходный горизонт В₂/С₁, еще раз подтвердив длительность процесса перехода от ступени В₂ и С₁.

Синхронизацию этапов развития зарубинецкой культуры с Латеном и поздним предримским временем с учетом произошедших изменений хронологии произвела К.В. Каспарова (1984, с. 108–118).

Современное состояние европейской хронологической системы показано на рис. 2. Следует, конечно, иметь в виду, что все границы между ступенями и фазами в действительности значительно более «размыты», чем это получается на таблице. Нельзя их абсолютизировать, они сугубо условны, как условна и привязка их к абсолютному счету времени на основании тех или иных политических событий. Естественно, перемены в материальной культуре не всегда совпадали с ними, чаще запаздывали на какое-то количество лет. Даты – лишь приблизительные ориентиры во времени, скорее всего где-то в рамках жизни одного-двух поколений, принимавших участие в событиях. Большинство обоснований абсолютных датировок приведено в работе К. Годловского (Godłowski К., 1977), и следует остановиться лишь на моментах, позволяющих внести некоторое коррективы.

Рис. 2. Хронология эпохи Латена в Европе. Составитель М.В. Щукин.

АН – строительство храма Афины Никофоры в Пергаме; Вд – Ведерат, погребение 96; Вх – Вальдальгесхайм; ГРМ – горизонт Гроссромштедт; И – Истм (находка браслета пластического стиля, который мог попасть туда при походе кельтов на Дельфы); КлА – Кляйн Аспергль; ЛТ – Ла Тен; М – оппидум Манхинг; П-Л – культура Поянешти-Лукашевка; Тл – мост в Тилле.

Даты, имеющие особое значение для хронологии:

около 450 г. до н. э. – дата краснофигурной аттической керамики из погребения Кляйн Аспергль с вещами Латена А;

387 г. до н. э. – осада кельтами Рима;

380-370 гг. до н. э. – дата тарентского сосуда из Вальдальгесхайма по Г. Цальхаас;

332-320 гг. до н. э. – серия событий этих лет;

283 г. до н. э. – оккупация римлянами земель сеннонов;

280 г. до н. э. – поражение кельтов при Вадимонском озере и захват кельтами Фракии;

279 г. до н. э. – вторжение в Грецию, разгром святилища в Дельфах;

278 г. до н. э. – галаты в Малой Азии;

263 г. до н. э. – основание римлянами колонии Аримин;

241 г. до н. э. – победа Аттала Пергамского над галатами:

229 г. до н. э. – дендродата щита из Ла Тена;

225 г. до н. э. – поражение кельтов у Таламона;

220-180 гг. до н. э. – даты амфорных штемпелей культуры Поянешты-Лукашевка;

208 г. до н. э. – дендродата погребения 96 могильника Ведерат;

192 г. до н. э. – изгнание бойев из Италии;

190-180 гг. до н. э. – строительство храма Афины Никофоры в Пергаме;

179-168 гг. до н. э. – походы бастарнов в Македонию;

120-116 гг. до н. э. – постройка моста в Тилле;

60-58 гг. до н. э. – даки изгоняют бойев и теврисков; гельветы пытаются переселиться в Галлию; начало галльских войн Цезаря, вторжение свевов Ариовиста в Галлию; гибель Манхинга и ряда других оппидумов;

15 г. до н. э. – оккупация Римом Реции и Норика;

6 г. н. э. – попытка римлян разбить Маробода; договор с ним о торговле:

14 г. н. э. – смерть Августа;

19 г. н. э. – Маробод разбит Катуальдой; создание царства Ванния;

50 г. н. э. – Ванний разбит гермундурами и лугиями;

70 г. н. э. – приход к власти династии Флавиев после гражданской войны 68–69 гг.

Сочетание стилистических элементов на всех вещах из богатого погребения в Вальдальгесхайме позволяет считать его переходным от ступени В₁ к В₂, а находка здесь бронзового импортного сосуда позволяет выйти на абсолютную датировку. Г. Цальхаас (Zahlhaas G., 1971, s. 115) увидела в бронзовом сосуде произведение тарентских мастеров 380–370 гг. до н. э. К. Годловский использовал именно эту дату, и в результате его ступень В₁ оказалась исчезающе мала. Дату сосуда из Вальдальгесхайма уточнил В. Ширинг (Schiering W., 1975, s. 90). По его данным, сосуд был изготовлен в 340–320 гг. до н. э., «вряд ли ранее 332 г. до н. э.» Соответственно сдвигается и рубеж B₁ и В_2a.