Текст книги "Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э."

Автор книги: Евгений Максимов

Соавторы: Василий Бидзиля,Ольга Гей,Ростислав Терпиловский,Денис Козак,Ксения Каспарова,Андрей Обломский,Эраст Сымонович,Марк Щукин,И. Русанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

По мнению Д.Н. Козака, в пределах Верхнего Поднестровья и западной Волыни на протяжении фазы B₁ (40–70 гг.) протекали процессы смешения пшеворской и зарубинецкой культур, в результате чего возникла особая волыно-подольская группа памятников. На этой территории прослеживается вторая волна расселения пшеворских племен, которая может быть отнесена к концу II в. н. э. В это время, а также на протяжении III в. н. э. территория пшеворской культуры увеличивается почти вдвое за счет освоения южных, юго-западных и юго-восточных земель. В сфере культуры оказалась территория верховьев Вислы и Одера вплоть до Моравских ворот и восточная Словакия. На юго-востоке пшеворские памятники достигают Подолии. Новообразовавшаяся черняховская культура восточноевропейской лесостепи испытывает на себе влияние пшеворской, что проявилось как в характере материальной культуры, так и в погребальном обряде (Кравченко Н.М., 1967б, с. 101; Никитина Г.Ф., 1974, с. 11–16). Причину расселения в это время пшеворского населения на юго-восток следует видеть, в частности, в активизации вельбарских племен на севере пшеворской культуры и в их продвижении в южном и юго-восточном направлениях.

Пшеворская культура на территории СССР.

Памятники пшеворской культуры распространены в бассейне Буга и в Верхнем Поднестровье, несколько пшеворских поселений обнаружено в Среднем Поднестровье, наиболее восточные памятники этой культуры – это погребение у с. Громовка Хмельницкой обл. и погребение у с. Великая Тарнавка Винницкой обл. В Закарпатье известны пшеворские погребения в Арданове, Сваляве, Станове и Братове (карта 11).

История исследования. Первым обратил внимание на своеобразный характер выявленных случайно еще в конце XIX в. трупосожжений с оружием в восточной Галиции польский ученый В. Деметрикевич. Он датировал их концом I тысячелетия до н. э. и первыми веками нашей эры. Спустя некоторое время К. Гада чек при публикации материалов могильника в с. Гаць возле г. Пшеворск отнес открытые случайно погребения в Верхнем Поднестровье и западном Побужье к типу пшеворских (Hadaczek К., 1909, s. 1–4). Позже он объединил эти памятники в одну группу с могильником в Верхней Липице.

Единичные, случайно обнаруженные погребения пшеворского типа в Закарпатье описал Т. Лехоцкий (Lehoczky Т., 1912, s. 87). В. Антоневич в монографии, посвященной археологии Польши, также отнес памятники на верхнем Днестре и Буге к пшеворской культуре, связав их с германским племенем вандалов (Antoniewicz W., 1928).

Первое обобщение и обработка всех известных к 30-м годам памятников пшеворской культуры в западной части Украины принадлежат М.Ю. Смишко (Šmiszko М., 1932). Он дал полное описание отдельных погребений, провел их хронологическую классификацию, показал, что пшеворские памятники существовали здесь с середины I в. до н. э. до III в. н. э. Влияние этих памятников на местные синхронные, а также последующие культуры, как ему казалось, не прослеживается. Принимая во внимание характер пшеворских памятников (отдельные погребения с оружием) и сопоставляя их с письменными источниками, М.Ю. Смишко поддержал предположение об их вандальской принадлежности.

Новые материалы для изучения пшеворской культуры в западных областях Украины получены в послевоенное время. В 1953–1955 гг. на двух смешанных пшеворско-липицких могильниках возле с. Звенигород Львовской обл. было обнаружено пять погребений пшеворского типа (Свешников И.К., 1957, с. 21–23). Большое значение для определения роли и места носителей пшеворской культуры в историческом развитии Поднестровья и западной Волыни имели материалы, обнаруженные М.Ю. Смишко на поселении в Викнинах Великих, Г.И. Смирновой в Незвиско и В.Д. Бараном в Черепине (Смiшко М.Ю., 1947, с. 111–122; Смирнова Г.И., 1957, с. 101–108; Баран В.Д., 1961; 1964, с. 196–212). Исходя из новых данных, М.Ю. Смишко предположил возможность существования в Поднестровье локальной группы памятников первых веков нашей эры, близких к пшеворской культуре Повисленья, которую он теперь считал возможным рассматривать как один из компонентов раннеславянской культуры в этом регионе (Смiшко М.Ю., 1959, с. 20).

С 70-х годов систематические работы по исследованию пшеворских памятников в Поднестровье и западной Волыни проводятся Д.Н. Козаком. Им впервые выявлен ряд поселений этой культуры и на многих из них проведены широкие полевые исследования: Подберезцы, где открыто 16 жилищ; Сокольники I – шесть; Пасеки-Зубрецкие – восемь; Зубра – два; Давыдов – одно; Чишки – два, а также Боратин I, Горькая Полонка II, Загайи, Хоров (Козак Д.Н., 1983; 1984а; 1985). В Среднем Поднестровье осуществлялись раскопки поселения пшеворского облика возле с. Великая Слобода, где открыто четыре жилища, возле с. Бернашовка (Козак Д.Н., 1983; 1984б). На Волыни исследования поселения пшеворской культуры возле с. Подрижье Ковельского р-на проведены И.П. Русановой и продолжены В.К. Воляником и Д.Н. Козаком (Воляник В.К., 1978). Раскапывались также могильник пшеворской культуры в с. Гринев, где вскрыто шесть урновых трупосожжений и смешанный пшеворско-липицкий могильник в с. Звенигород (Козак Д.Н., 1978а; 1985а). Несколько погребений и случайных находок с материалами пшеворской культуры было обнаружено в последние годы в Закарпатской обл. Около с. Братово исследовано богатое погребение, совершенное по обряду культуры карпатских курганов, но сопровождаемое типично пшеворским инвентарем (Котигорошко. В.Г., 1979а).

Материалы, полученные в результате исследований последних лет, расширили границу пшеворской культуры в южном и юго-восточном направлениях по сравнению с пределами культуры, очерченными Т. Домбровской (Dąbrowska Т., 1973, s. 176–183). В верховьях Буга и в Поднестровье выявлен густой массив поселений пшеворского типа позднелатенского и римского времени, южнее, восточнее и западнее которого известны лишь отдельные находки пшеворских вещей и погребений, расположенных среди памятников других культур, – липицкой, черняховской и культуры карпатских курганов. Д.Н. Козак систематизировал материалы пшеворской культуры на территории северной Подолии и западной Волыни, разработал периодизацию и хронологию памятников, провел их сравнение с пшеворскими материалами, известными на землях Польши, выявил тесные контакты пшеворских памятников на исследуемой территории с синхронными памятниками зарубинецкой и липицкой культур. Д.Н. Козак считает возможным выделить памятники Поднестровья и западной Волыни в отдельную волыно-подольскую группу, тесно связанную с пшеворскими древностями, расположенными в Польше. В дальнейшем, по мнению Д.Н. Козака, местное население стало одним из основных носителей культуры черняховского типа в этом районе (Козак Д.Н., 1984а).

Поселения. Поселения расположены группами на небольшом расстоянии друг от друга. Они находились возле речек и ручьев, на обращенных к солнцу склонах. Со временем топография поселений менялась. В позднелатенское время они наиболее часто возникали на песчаных мысах среди луговых долин и на первых террасах возвышенностей над долинами, в римское время поселения переместились выше, на среднюю часть склонов, на черноземные земли. Это явление объясняется сменой основной формы хозяйства, которое получило в римское время преимущественно земледельческий характер. Размеры поселений установить трудно, поскольку ни одно из них не вскрыто полностью. Однако ряд наблюдений позволил установить, что их площадь увеличивается от 2–4 тыс. кв. м в позднелатенское время до 13–14 тыс. кв. м в III в. н. э. На поселениях открыты жилые постройки, хозяйственные сооружения, ямы, очаги из камня. Четкой системы в расположении жилищ на поселениях не замечено. В Подберезцах, Сокольниках I, Горькой Полонке II, Пасеках-Зубрецких жилища размещались вдоль речки или склона на расстоянии 10–20 м друг от друга. Планировка жилищ устойчива: все они ориентированы стенами по сторонам света, причем длинные стены всегда обращены к солнцу. Большая часть хозяйственных сооружений расположена недалеко от жилищ. Такая застройка соответствует описанию поселений германцев римским историком I в. н. э. Тацитом: «Свои села они размещают не так, как мы…, а каждый из них оставляет вокруг своего дома просторный участок» (Тацит, 1970, с. 360).

Жилищами служили наземные и углубленные в землю постройки. Преобладали полуземлянки. Они были прямоугольной (жилище 7 в Подберезцах имело стены длиной 3,8 и 7,2 м) или чаще квадратной формы (длина их стен 3–4 м). Стены жилищ прямые, пол ровный, хорошо утоптанный, углубленный в материк на 0,2–0,6 м (табл. XVIII, 2-10). В одном углу, как правило с северной стороны, или посредине жилища размещалось отопительное сооружение. Иногда оно расположено в небольшом углублении в полу или на материковом останце. Очаги выложены камнями, обмазанными глиной, или сделаны из глиняных вальков. Иногда на полу прослеживается только скопление углей и золы. В нескольких жилищах обнаружены глиняные печи. В двух случаях (Подберезцы) они устроены на материковом останце, вырезанном в стенке. На поселении в Пасеках-Зубрецких куполовидная печь была вырезана в материковой стенке жилища, и ее устье выходило внутрь помещения. В плане печь имела прямоугольную форму, размеры 1×0,76 м (табл. XVIII, 10). Нередко очаги отделялись от остальной площади жилища перегородкой, от столбов которой сохранились ямки. Вдоль одной из длинных стенок в ряде жилищ шел материковый выступ высотой 30–40 см, который обшивался деревом и подпирался с внутренней стороны столбиками. Это устройство использовалось для хозяйственных надобностей или служило лежанкой (табл. XVIII, 8-10). В полу большей части построек по углам и посредине противоположных стенок обнаружены ямки от столбов (диаметр 0,2–0,3 м), предназначенных служить опорой крыши и стен, имевших каркасно-столбовую конструкцию. Между столбами укладывались друг на друга округлые или затесанные с двух сторон бревна, концы которых впускались в продольные пазы вертикальных опор. Такая конструкция подтверждается наблюдениями, полученными при исследовании жилища 9 на поселении Подберезцы, вдоль северной стенки которого прослежен желобок от бревна, примыкающий к столбовым ямам, расположенным по углам жилища. Аналогичную конструкцию стен пшеворских жилищ отмечает польский исследователь К. Годловский (Godłowski К., 1969а, s. 318). Деревянные стены жилищ обмазывались глиной, что подтверждается значительным количеством глиняной обмазки в заполнениях жилищ. Иногда глиной обмазывалась та часть стены, возле которой размещался очаг, что было необходимо для охраны деревянной стены от пожара. Некоторые данные получены и для реконструкции крыши. На большие столбы, вкопанные посредине коротких стен помещения, укладывалась перекладина, к которой прикреплялась верхняя часть стропил. Нижние концы стропил опирались на плахи боковых стенок. При такой конструкции крыша была двускатной. Сверху деревянный каркас крыши накрывался хворостом, сеном, соломой. Вход в жилище находился в одном из углов при длинной стенке, обычно напротив очага.

Наземные жилища встречаются очень редко, но они есть на всех поселениях II–III вв. Не исключено, что таких жилищ было больше, однако из-за незначительной глубины залегания пола и нарушений слоя при вспашке их не всегда удается проследить. Остатки наземных жилищ представлены скоплением обожженной глиняной обмазки на древней поверхности. Дома имели, как правило, прямоугольную форму и площадь 16–18 кв. м. (табл. XVIII, 1). В одном из северных углов находился очаг округлой формы, выложенный камнями. Судя по опечаткам деревянных конструкций на кусках глиняной обмазки, наземные жилища были построены на деревянной основе. Опора стенок и крыши были вбитые в землю столбы, ямки от которых обнаружены по углам и вдоль стен. Столбы переплетались прутьями (диаметр 3–6 см), которые обмазывались глиной. Следы верхнего перекрытия жилищ этого типа не выявлены, но, очевидно, крыша имела конструкцию, близкую к перекрытию жилищ углубленного типа.

Хозяйственные сооружения опущены на незначительную глубину в землю. Они имели округлую, овальную или прямоугольную в плане форму. В отличие от жилищ, они были небольшими (6-12 кв. м), и в них нет очагов. Внутри построек часто находились одна или две подвальные ямы. Вдоль стенок помещений прослеживаются ямки от столбов, служивших опорой стен и перекрытия. В заполнении построек выявлены завалы обожженной глиняной обмазки с отпечатками деревянных жердей. Очевидно, стенки этих сооружений также обмазывались глиной. Кроме хозяйственных сооружений углубленного типа, были и наземные постройки. Они фиксируются большими столбовыми ямами, которые составляют по периметру прямоугольник площадью 17–18 кв. м. Какие-либо конструкции внутри не обнаружены. Это были легкие сооружения столбовой конструкции, предназначенные для хранения кормов. Могли они служить и загонами для скота. Хозяйственные ямы имели в плане округлую или овальную форму. Стенки сужены книзу или прямые, дно плоское или линзовидное. Глубина ям от 0,7 до 1,6 м. Стенки некоторых из них обмазаны глиной и обожжены. Заполнение хозяйственных сооружений и ям не отличается от заполнения жилищ. Основными находками в них являются фрагменты сосудов, иногда целые горшки и миски, кости животных, реже – орудия труда и украшения. Наиболее вероятно, что эти сооружения использовались для хранения продуктов земледелия и животноводства. О таких сооружениях у германских племен пишет Тацит: «У них принято также устраивать подземные ямы, поверх которых они наваливают много навоза и которые служат им… для хранения съестных припасов, ибо погреба этого рода смягчают суровость стужи» (Тацит, 16).

Погребальные памятники. Несмотря на большое количество погребальных памятников, известных в западных областях Украины, данных для характеристики погребального обряда пшеворских племен этой территории немного. Это объясняется тем, что большинство могильных сооружений открыто случайно в конце XIX – начале XX в. Ни одно из них в дальнейшем не исследовалось планомерно. Систематически раскапывались лишь могильники около Звенигорода, где в трех пунктах было выявлено 15 захоронений, и могильник в Гриневе, где вскрыто шесть погребений, но в этих могильниках, помимо пшеворских, открыты и липицкие погребения. Данные о погребениях показывают, что в основном были распространены единичные трупосожжения, часто сопровождаемые оружием. Такие погребения сосредоточены вдоль левых притоков среднего течения Днестра и в Закарпатье. На более северных территориях открыты преимущественно целые могильники (Добростаны, Червоноград-Кристинополь, Гринев; карта 11). Географическое размещение различных по характеру памятников отражает реальные границы расселения пшеворских племен и движение отдельных их отрядов на юг.

Для могильников выбирались возвышенные места, господствующие над данной территорией. В выборе места для них определенную роль играло естественное ограничение площади оврагами и лощинами. Преобладающее большинство пшеворских погребений представляет собой плоские могилы без следов каких-либо конструкций на поверхности. По мнению польских исследователей, в свое время над могилами в Польше были небольшие насыпи, образованные землей, выбранной из погребальной ямы. Могилы обозначались также отдельными камнями. В двух случаях пшеворские погребения в западных областях Украины были впущены в более ранние курганы (Каменка Великая, Капустинцы). Такого рода захоронения не свойственны пшеворской культуре и могут быть связаны лишь с исключительными обстоятельствами, в которых они осуществлялись (война, поход). В Братове несколько пшеворских захоронений находилось под курганной насыпью, характерной для культуры карпатских курганов.

Все погребения представляют собой трупосожжения, совершенные на стороне. Кальцинированные кости, очищенные от остатков погребального костра, помещены в урны. Лишь в пшеворско-липицком могильнике в Звенигороде было открыто два безурновых захоронения, не характерных для липицкой культуры и, вероятно, относящихся к пшеворским комплексам. В некоторых погребениях косточки помещались, помимо урны, еще и возле нее или на дне погребальной ямы, где они лежали спрессованной кучкой. Урны сравнительно часто накрывались каменной плиткой, фрагментами керамики, умбоном. Покрытие урн редко встречается на пшеворских памятниках территории Польши (Никитина Г.Ф., 1974, рис. 69), и распространение этого обычая в Поднестровье следует объяснять влиянием липицкой культуры, для погребального обряда которой это было одним из характерных признаков (Šmiszko М., 1932, s. 112, 113).

Важным элементом погребального обряда племен пшеворской культуры является сопровождение погребений ритуальным инвентарем. Он помещался в урне, возле нее, а также под урной и над ней. Все же чаще вещи положены в урну и нередко имеют следы пребывания в огне. Не тронуты огнем лишь сама урна и отдельные предметы, добавленные, по-видимому, в процессе захоронения. Состав инвентаря разнообразен. Это посуда, оружие, предметы убора, хозяйственно-бытовые изделия. Керамика, как правило, измельчена, черепки принадлежат многим сосудам, но иногда погребения сопровождались и целыми сосудами (кружками, мисками, кубками). Специфической особенностью погребальных памятников пшеворской культуры в западных областях Украины является присутствие во многих погребениях оружия. Так, из 18 пунктов в Верхнем Поднестровье, где обнаружены отдельные погребения, оружие находилось в 16. Среди найденного оружия много дорогих предметов. Сравнительно часто встречаются мечи (их здесь найдено 13), тогда как в могильниках Польши они попадаются редко. Найдены 20 умбонов от щитов и рукояти к ним. Многочисленны находки шпор (27), которые в польских могильниках находятся лишь в одном погребении из пяти захоронений с оружием. Основное количество (62 %) предметов вооружения относится к концу II–III в. Эти данные свидетельствуют о пребывании в Поднестровье в упомянутое время значительного количества конных отрядов воинов, что связано, как предполагается, с продвижением племен пшеворской культуры на юг. В то же время в могильниках, расположенных в северной части изучаемого района, при стационарных исследованиях оружие найдено в незначительном числе погребений. Из 21 погребения, раскопанного в могильниках в Звенигороде и Гриневе, оружие встречено лишь в четырех случаях (19,5 %). Приблизительно такое же соотношение погребений с оружием и без него наблюдается по всей территории пшеворской культуры.

Типично пшеворским является обычай специальной порчи всех острых предметов и оружия перед помещением их в могилу. В негодность приводились мечи – они переломаны на две-три части или изогнуты вокруг урны (Капустинцы). Разломаны или сплющены умбоны, наконечники копий, ручки щитов, шпоры, кинжалы, ножницы. У кельтов этот обычай отражал определенные религиозные представления, требующие со смертью воина символически умерщвлять и его оружие, предназначенное служить ему в загробном мире (Jahn M., 1916, s. 19). Польский исследователь А. Кемписты объясняет специальную порчу оружия страхом живых людей перед мертвыми, стремлением «разоружить» умершего, свести к минимуму его вредоносные действия против живых (Kempisty А., 1965, s. 152). Страхом живых перед мертвыми можно объяснить также обычай вонзать оружие в останки умершего или в дно погребальной ямы. Такая картина прослежена в одном из погребений могильника в Гриневе. Здесь в дно погребальной ямы были воткнуты три части меча. Аналогичное явление известно в одном из погребений могильника Гаць. Кроме мечей, втыкали в землю наконечники копий, ножницы и другие острые предметы.

По особенностям погребального обряда памятники Верхнего Поднестровья наиболее близки к могильникам юго-восточной Польши (Гаць, Копки). Местной чертой погребального обряда можно считать лишь довольно распространенный здесь обычай накрывать урну.

Керамика. Племена Верхнего Поднестровья и Волыни пользовались в основном лепной посудой, среди которой представлены горшки, миски, кружки, кубки, стопки. Керамика поселений отличается от сосудов, найденных при погребениях. Сопровождающая умерших посуда выполняла религиозно-ритуальную функцию, и для этой цели выбирали наиболее изящную парадную керамику, редко встречающуюся на поселениях и, возможно, специально изготовленную для погребенных. Форма, характер поверхности и орнаментация посуды менялись со временем.

В позднелатенское время керамика снабжалась утолщенными, профилированными венчиками с двумя-тремя гранями и имела мягкие очертания тулова. Поверхность горшков часто комбинирована: верхняя часть выглаженная, нижняя специально ошершавлена. Поверхность столовой посуды (миски, кубки, кружки) черного или светло-коричневого цвета, старательно залощена. Орнамент, как правило, отсутствует. Лишь изредка сосуды украшены резными геометрическими линиями в разных комбинациях (табл. XIX, 32). Горшки хорошо профилированы, имеют отогнутый, часто утолщенный венчик и коническое тулово, расширяющееся в верхней трети или посредине высоты. На поселениях Подберезцы, Пасеки-Зубрецкие, Горькая Полонка есть горшки с высоко поднятыми округлыми плечиками и коротким, слегка отогнутым венчиком (табл. XIX, 36). Близкие по форме горшки известны среди керамики подклешевой культуры, на зарубинецких памятниках Полесья и распространены в раннесредневековых славянских комплексах. Небольшое количество посуды в пшеворских комплексах составляют низкие широкие горшки с загнутым внутрь венчиком. В погребении около с. Бендюга найден так называемый обратно-грушевидный сосуд с высокой цилиндрической шейкой и высоко поднятыми округлыми плечиками (табл. XIX, 40). Высокий сосуд с раздутым ту ловом, валиком под высокой шейкой, имеющий черную лощеную поверхность, происходит из могильника в Гриневе (табл. XIX, 30). Горшки всех этих форм известны в пшеворских позднелатенских комплексах на основной территории их распространения. Миски позднелатенского периода хорошо залощены и имеют черный или темно-коричневый цвет. Выделяется несколько типов мисок: широко открытые миски с узким дном, высоко расположенными плечиками, отогнутым граненым венчиком и глубокие миски со слабо выступающими плечиками и слегка отогнутым граненым венчиком. Среди посуды того же времени выделяются глубокие горшковидные миски с почти цилиндрическим туловом и утолщенным венчиком (табл. XIX, 39). Эти сосуды, возможно, использовались для питья. Все эти формы посуды также характерны для пшеворской культуры (Marciniak J., 1957).

В начале римского периода в I в. н. э. позднелатенские формы посуды еще продолжали существовать и лишь постепенно заменялись новыми формами. В дальнейшем, в римском периоде, керамика на поселениях в значительной степени меняет характер. Изменяется способ обработки внешней поверхности: уменьшается число специально ошершавленной и лощеной керамики и увеличивается количество сосудов с нелощеной, шероховатой поверхностью.

Если в позднелатенских объектах специально ошершавленная керамика составляет 30–40 %, то в III в. н. э. – 6-10 %. Доля лощеной керамики уменьшается соответственно с 20 до 6-10 %. Керамика делается более грубой, утолщаются стенки, исчезает подграненность венчиков. Изменяется количественный состав видов и набор сосудов. Получают большее распространение горшки, доля которых составляет 70–80 % против 50 % в позднелатенское время, тогда как доля мисок уменьшается с 23 % в позднелатенское время до 8 % в III в. н. э. Это касается и кружек. Появляются диски, служившие покрышками и, очевидно, сковородками. В комплексах I–II вв. найдена круговая керамика липицкой культуры, а со второй половины II в. н. э. распространяется гончарная Керамика провинциальноримского типа – амфоры, краснолаковые сосуды. Часть горшков римского времени, имеющих высокое стройное тулово, сужающееся ко дну, и короткий, слабо отогнутый венчик, повторяет формы позднелатенского периода, но отличается другим характером обработки поверхности и отсутствием утолщения на венчике (табл. XIX, 14, 15, 21, 22, 24). Отдельные экземпляры украшены пальцевыми защипами по тулову, расчесами, продольными резными линиями (табл. XIX, 4, 11; XX, 5). Наряду с этими формами распространяются сосуды с отогнутыми венчиками и высоко поднятыми округлыми плечиками, а также горшки с ребристым туловом (табл. XIX, 5, 18). В погребении Монастыри ха найден типично пшеворский черный лощеный сосуд с раздутым туловом, орнаментированный меандром (табл. XIX, 26; XX, 9) и относящийся к раннеримскому периоду. В это же время появляются сосуды, венчики которых украшены насечками, пальцевыми вдавлениями (табл. XIX, 9, 23). Эта посуда близка керамике зарубинецкой и киевской культур. Среди горшков выделяются почти непрофилированные сосуды тюльпановидной формы. Ближайшие аналогии этим сосудам известны в керамических комплексах липицкой культуры (Цигилик В.М., 1975, рис. 21, 12, 15). Некоторые сосуды из пшеворских комплексов имеют характерный для липицкой культуры орнамент в виде налепных шишечек и валиков с вмятинами (табл. XIX, 27). Встречаются миски с эсовидным профилем, но большее распространение получают миски с ребристыми плечиками, известны также миски с почти коническим туловом. Все эти типы мисок широко представлены в комплексах как пшеворской, так и липицкой, и зарубинецкой культур. Типично пшеворской формой являются низкие миски с закругленным дном (табл. XIX, 19).

Гончарная керамика на памятниках Верхнего Поднестровья и Побужья встречается крайне редко и на поселениях составляет 2–5 % всех керамических находок. Часть этой посуды принадлежит липицкой культуре, но большее количество относится к провинциальноримским типам. Для липицких сосудов характерны чаши на высокой ножке, подобные найденной на поселении Подберезцы. Провинциальноримскими образцами являются горшок-урна из погребения в Рудках, имеющий раздутое тулово и высокое горло, опоясанное валиком, а также кувшин из погребения в Гриневе и кувшин с двумя ручками из поселения в Сокольниках I (табл. XIX, 7, 28). Гончарная посуда представлена также мисками с туловом эсовидным, ребристым или почти коническим (табл. XIX, 2, 12, 13). Миски изготовлены из хорошо очищенного теста, имеют лощеную поверхность, иногда орнаментированы зигзаговидными пролощенными линиями. Гончарные сосуды были, очевидно, на данном этапе развития культуры предметами импорта из провинциальноримских областей Северного Причерноморья. Несомненно привозными были амфоры, обломки которых встречаются на поселениях. Позже гончарная керамика уже изготовлялась на месте, о чем свидетельствуют открытые в Поднестровье и западном Побужье гончарные мастерские и обжигательные печи в Неслухове, Луке-Врублевецкой, Сокольниках I, Рипневе 2, принадлежавшие уже черняховской культуре.

Вещевые находки. Кроме керамики, на памятниках пшеворской культуры западных областей Украины обнаружено значительное количество предметов, служивших для производственных целей, а также оружие, украшения. Из глины изготовлялись биконические и конические пряслица, конусовидные грузила, катушки для ткачества, льячки и тигли для ювелирного производства (табл. XXI, 1–9, 18, 25). Из железных изделий, связанных с домашним обиходом и ремеслами, имели распространение кресала, шилья, ножи с прямой и горбатой спинкой, пружинные ножницы, топоры, тесла (табл. XXI, 13–17, 19, 21, 23, 26). На поселениях найдено несколько предметов из кости: два трехчастных гребня с дугообразной спинкой (табл. XXII, 11), проколки, лощило, амулет из клыка кабана с отверстием для подвешивания. К бытовым предметам относятся также ключи и пружина от замка – вещи, широко представленные в пшеворских памятниках по всему их ареалу (табл. XXI, 10–12).

Из украшений наиболее часто встречаются фибулы. Всего их на памятниках Верхнего Поднестровья и западного Побужья найдено 17, из них девять – в погребениях. Наиболее ранней является позднелатенская фибула варианта О по Й. Костшевскому (Kostrzewski J., 1919, s. 47, 48). Более распространены были остропрофилированные фибулы типа 67 и 68 по Альмгрену (Almgren О., 1923) и более поздние фибулы с высоким приемником, подвязные и арбалетовидные (табл. XXII, 1–4, 6–9, 12, 13, 19, 20, 23). Все эти типы фибул характерны не только для пшеворской культуры, но и для широкого круга культур Средней и Восточной Европы.

Многократно найдены украшения пояса. Поясной набор включал в себя пряжки, поясные крючки, скрепы, оковки. Пряжки попадаются круглой и овальной формы, с одной уплощенной стороной, есть также прямоугольные, иногда с вогнутыми длинными сторонами или со сплошным металлическим приемником, принадлежащие к норико-паннонским типам. Одна из оковок пояса, найденная в могильнике Гринев, имела вытянутую треугольную рамку, заполненную ажурным орнаментом (табл. XXII, 5, 10, 14–18, 21–25).

Довольно часто в погребениях встречается оружие, тогда как на поселениях найдены только два копья и стрела. Наиболее многочисленны наконечники копий, среди которых выделяются разные типы, относящиеся к позднелатенскому и римскому времени (табл. XXIII, 1–4, 13, 23). Известны и конусовидные оковки, которые надевались на конец древка копья (табл. XXIII, 15). Две стрелы имеют листовидный и двушипный наконечники. Второе место по количеству занимают шпоры. Все они имеют шишечки на концах и разделяются на типы в зависимости от длины дужек, их изогнутости, формы шипа, наличия дополнительных крючков для крепления (табл. XXIII, 5–7, 17, 21, 22). От щитов сохраняются лишь их металлические части – умбоны и рукоятки. Они делятся на ряд типов, соответствующих классификации М. Яна (Jahn М., 1916). Среди умбонов выделяются конические, части которых имеют длинный шип, встречаются умбоны с цилиндрической шейкой и слегка вогнутой верхней частью, которая завершается пустотелым шипом (табл. XXIII, 11, 12). Рукоятки щитов имеют широкие прямоугольные или трапециевидные пластины для прикрепления к щиту, что соответствует типу IX по классификации М. Яна (табл. XXIII, 8, 9). Мечи – наиболее дорогой вид оружия – встречаются в погребениях довольно редко и почти всегда в сломанном виде или согнутыми в несколько раз. Наиболее ранние из них относятся к типу II по классификации Й. Костшевского (Kostrzewski J., 1919, s. 85, 86). Это мечи двусторонние, с продольными желобками по лезвию и закругленным клинком. Особый тип составляют обоюдоострые мечи с заостренным клинком, отделенным от рукояти уступами. Эти мечи бывают более длинными и короткими (табл. XXII, 10, 18, 19, 20, 24). Совершенно особый тип представляет короткий двусторонний меч, на рукояти которого помещено кольцевое навершие. Этот меч, найденный в могильнике Звенигород-Гоева Гора, имеет аналогии среди сарматских мечей I–II вв. (Кропоткин В.В., 1974б, с. 54). Иногда встречаются остатки ножен мечей.