Текст книги "Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э."

Автор книги: Евгений Максимов

Соавторы: Василий Бидзиля,Ольга Гей,Ростислав Терпиловский,Денис Козак,Ксения Каспарова,Андрей Обломский,Эраст Сымонович,Марк Щукин,И. Русанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

О составе стада можно судить по остеологическому материалу поселения Глыбокая. Среди костей домашних животных почти половина принадлежит крупному рогатому скоту, на втором месте находятся кости лошади, в меньшем количестве найдены кости овцы и свиньи. Несомненно подсобное значение в хозяйстве имели охота и рыболовство.

Кроме повседневных домашних промыслов – ткачества, деревообработки, изготовления предметов из камня, глины и кости, развивалась и ремесленная деятельность. Возможно, выделялись специалисты по добыче железа и его ковке. На ряде поселений найдены железные шлаки, на поселении Глыбокая обнаружена часть глинобитного горна для плавки железа. Но в ремесленное производство выделилось прежде всего изготовление гончарной посуды, требующее известных навыков, приспособлений и возможностей для сбыта продукции. О местном производстве гончарной посуды свидетельствуют довольно широкое ее распространение (она найдена на всех известных в настоящее время памятниках), некоторые своеобразные формы сосудов, не имеющие аналогий на других территориях, и гончарные горны, открытые на ряде поселений (Голынь, Печенежин, Глыбокая). Горны имели двухъярусную конструкцию. Нижняя камера-топка была отделена от верхней глиняным черенем с отверстиями для жара. Черень в центре поддерживался глиняным столбиком. В верхней камере, имевшей полусферическую форму, происходил обжиг керамики. Горны такой конструкции были широко распространены в римских провинциях.

Гончарное производство в сравнительно высоко развитой форме появляется в культуре карпатских курганов с самого начала ее существования. Высокое качество продукции, сделанной на тяжелом гончарном круге и обожженной в специальных горнах, и отсутствие посуды, изготовленной более примитивной техникой, заставляют считать, что в Прикарпатье гончарный круг был принесен в развитом виде скорее всего из придунайских римских провинций (Смiшко М.Ю., 1960, с. 107). Столовую парадную посуду, вероятно, изготовляли в специальных мастерских, откуда она широко распространялась. Это свидетельствует о зарождении товарного производства, для которого было необходимо наличие некоторого прибавочного продукта у местного населения. Однако для дальнейшего развития гончарного ремесла еще не было соответствующих условий, и оно не смогло полностью вытеснить домашнее изготовление лепной посуды.

Благодаря торговле с римскими провинциями, у населения культуры карпатских курганов появились привозные амфоры для вина и масла. Таким же путем сюда попали стеклянный кубок, разные виды бус. Римская монета императора Траяна найдена лишь однажды – в комплексе культуры карпатских курганов на поселении Волосово. Но на территории культуры римские монеты найдены более чем в 80 пунктах, в том числе известно 15 кладов, в некоторых из них насчитывалось по нескольку сотен монет (Брайчевський М.Ю., 1959; Кропоткин В.В., 1961). Монеты в большинстве случаев относятся к двум первым векам нашей эры и, вероятно, служили эквивалентом при торговле с провинциями Рима. В целом импортных предметов на территории культуры сравнительно немного. Как внешняя, так и внутренняя торговля была развита еще слабо.

О развитии общественных отношений у населения, оставившего культуру карпатских курганов, пока судить трудно. По-видимому, это население, ведущее почти натуральное хозяйство, для которого было характерно только зарождение ремесленного производства, находилось на стадии первобытно-общинных отношений. Разложение первобытно-общинного строя еще не ощущается ни в погребальных, ни в жилых комплексах, в которых не заметны признаки имущественного неравенства. Но следует иметь в виду, что изменения общественных отношений находит отражение в материальных памятниках, особенно в погребениях, с большим опозданием. На выделение особой прослойки воинов указывает лишь один курган у с. Братово, в котором по обряду, типичному для культуры карпатских курганов, было захоронено пять воинов с оружием и вещами, характерными для соседней пшеворской культуры (Котигорошко В.Г., 1979а, с. 153–162). Основная масса жителей, вероятно, сохраняла родовые отношения, и именно родственными связями между умершими можно объяснить отдельные скопления курганов в могильниках (Смiшко М.Ю., 1960, с. 141) и захоронения нескольких человек под одной курганной насыпью.

Происхождение и этническая принадлежность.

М.Ю. Смишко рассматривал культуру карпатских курганов как автохтонную, сложившуюся на основе местных традиций. Обряд погребения под курганами, содержащими трупосожжение на месте, он связывал с местными обычаями, характерными для куштановицкой культуры Закарпатья и для западноподольской скифской культуры. Хронологический разрыв между памятниками скифского времени и карпатскими курганами, по его мнению, вызван лишь недостаточной изученностью памятников этого времени. Курганы, аналогичные карпатским, появились на территории Семиградья в Румынии, в Венгрии, в Словакии около рубежа нашей эры, т. е., по мнению М.Ю. Смишко, одновременно с карпатскими на нашей территории, что опровергает предположение о приходе новых групп населения на земли Прикарпатья (Смiшко М.Ю., 1960, с. 131). В целом все памятники с близким обрядом погребения под курганами, относящиеся приблизительно к одному времени и распространенные в сходных природных условиях предгорий, были оставлены, по предположению М.Ю. Смишко, родственными племенами. – В более ранней работе М.Ю. Смишко относил эти племена к позднедакийским (Смiшко М.Ю., 1948, с. 109). Позднее он, основываясь на данных письменных источников о распространении племен в начале I тысячелетия н. э. и привлекая археологические материалы, пришел к выводу, что в северо-восточных предгорьях Карпат и в Семиградье жили родственные между собой племена карпов, оставившие культуру с близкими по обряду погребения курганами. Разбирая вопрос об этнической принадлежности карпов, М.Ю. Смишко учитывал две возможности: карпы могли входить в состав или дакийской, или славянской этнических групп. В Семиградье племена карпов были разбиты в 247 г. римлянами и затем переселились в Панно ни ю. Племена же карпов, живших на нашей территории, к северо-востоку от Карпат и в Закарпатье, даже если они являлись дакийцами, были ассимилированы славянами и стали предками восточной части летописных хорват. Доказывая славянскую принадлежность культуры карпатских Курганов, М.Ю. Смишко указывал на сходство в обряде их погребения со славянскими средневековыми курганами Червенево и Зняцево в Закарпатье и курганами Словакии и Польши, относящимися к VIII–X вв. (Смiшко М.Ю., 1960, с. 129–152). Мнение М.Ю. Смишко о происхождении культуры карпатских курганов и об ассимиляции славянами местного дакийского населения в процессе развития культуры разделял и Э.А. Сымонович (1978а, с. 197–209).

Другой точки зрения о происхождении культуры придерживается Л.В. Вакуленко. Прежде всего она отрицает непосредственную связь культуры карпатских курганов с куштановицкой культурой Закарпатья и западноподольской скифской из-за большого, не менее четырех столетий, хронологического разрыва между ними и территориального несовпадения. Она не согласна и со сближением карпатских курганов и курганов Трансильвании, так как последние имеют ряд отличительных особенностей и в погребальном обряде, и в инвентаре (преобладание гончарной посуды, обычай класть в погребение монету, отсутствие урновых захоронений, отсутствие гето-дакийских элементов в культуре). Она считает, что курганы в Трансильвании, возможно, оставлены не дакийским, а каким-то пришлым населением, так как их культура не имеет местных корней. Близость подкурганного погребального обряда по обе стороны Карпат, на землях Словакии, Трансильвании и украинского Прикарпатья, по мнению Л.В. Вакуленко, может быть связана с каким-то общим источником его происхождения, который пока неизвестен. По ее мнению, население, оставившее культуру карпатских курганов, не могло называться карпами, так как по современным археологическим данным и по письменным источникам с культурой карпов отождествляются памятники типа Поянешти-Виртешкой конца II–III в. По мнению Л.В. Вакуленко, на территории культуры карпатских курганов нельзя поместить ни один из народов, известных по письменным источникам. Исследовательница отмечает сильный гето-дакийский элемент в культуре карпатских курганов и близость с липицкой культурой, оставленной гето-дакийским населением, жившим в верховьях Днестра. Липицкая культура существовала до конца II в. н. э., когда на ее территории продвинулось пшеворское население и часть местных жителей могла переселиться в Прикарпатье. Здесь образовалась новая культура карпатских курганов, в состав которой, помимо гето-дакийского элемента, вошел другой компонент, особенности культуры которого сходны с культурой раннесредневековых славян. Эти общие со славянской культурой черты, по мнению Л.В. Вакуленко, проявляются в близости некоторых лепных горшков, в сходных топографических условиях расположения поселений, в особенностях погребального обряда под курганами, содержащими трупосожжения на месте или на стороне, в ямках или урнах, в распространении жилищ-полуземлянок. Все это приводит Л.В. Вакуленко к выводу, что при возникновении культуры карпатских курганов имело место смешение двух разных компонентов – гето-дакийского и славянского. По мере развития культуры славянские черты становятся преобладающими и связывают эту культуру со славянскими культурами последующего времени (Вакуленко Л.В., 1977, с. 72–89).

Противоположное мнение высказал В.Г. Котигорошко. Корни курганного погребального обряда он вслед за М.Ю. Смишко видит в местной куштановицкой культуре, которая по некоторым данным продолжала существовать до рубежа нашей эры, т. е. до времени появления могильника культуры карпатских курганов Иза II по датировке М.Ю. Смишко. Таким образом, основные черты погребального обряда – подкурганные трупосожжения, совершенные на месте или на стороне, помещенные в ямки и в урны, по мнению В.Г. Котигорошко, существовали в Закарпатье без особых изменений с VI в. до н. э. по IV в. н. э. Сюда же в первых веках нашей эры проникает гончарная посуда кельтского образца и распространяется дакийская керамика, что было связано с продвижением сюда гето-дакийского населения. Позднее сказывается влияние римских провинций. Но в основном в Закарпатье жило местное коренное население, относящееся к одной из групп северофракийской этнической общности (Котигорошко В.Г., 1980а, с. 239–247).

В изучении культуры карпатских курганов еще много пробелов. Не выяснена относительная датировка культуры, не доказаны наличие раннего периода и появление культуры в первых веках нашей эры, не вполне ясен заключительный этап развития культуры и недостаточно обоснована связь с раннеславянскими памятниками. Для решения всех этих вопросов необходимо накопление новых археологических источников, пока же все выводы могут быть только предположительными.

По имеющимся в настоящее время данным существование культуры карпатских курганов можно отнести ко времени не раньше III в. н. э. Соответственно, как бы ни завышалась дата окончания куштановицкой культуры, между ней и временем появления культуры карпатских курганов существовал разрыв в несколько сотен лет. К тому же, куштановицкая культура была распространена только на территории Закарпатья, и предполагаемая связь с ней еще не решает проблему происхождения всей культуры карпатских курганов. Кроме того, сближение с куштановицкой культурой устанавливается только на основании сходства общих черт погребального обряда, которые не являются строго специфическими и имеют широкое распространение в разные периоды.

Гораздо больше оснований для сближения культуры карпатских курганов с местной липицкой культурой, существовавшей по II в. н. э. Между этими культурами нет хронологического разрыва, и наблюдается территориальная близость. Липицкие памятники хорошо известны по верхнему течению Днестра, но они открыты и в пределах Черновицкой обл. по Пруту, где их насчитывается около 20, и в могильнике в Неполоковцах раскопано три липицких погребения (Тимощук Б.О., 1984б, с. 215; Тимощук Б.А., Никитина Г.Ф., 1978, с. 89–94). На юге памятники липицкой культуры доходят до северных областей Молдовы, где они располагаются в Прутско-Днестровском междуречье (Федоров Г.Б., 1960б, с. 20, 21). Находки близкой культуры распространены в юго-восточной Словакии, где наблюдается кельтско-дакийское смешение (Kolnik Т., 1971, s. 525). Вполне возможно продвижение липицкого населения под воздействием пшеворских пришельцев с Верхнего Поднестровья к юго-западу, на р. Прут, где складывалась культура карпатских курганов, как считает Л.В. Вакуленко (1977, с. 72–75). Между липицкой культурой и культурой карпатских курганов много соответствий в домостроительстве (наземные и углубленные жилища с очагами) и в керамическом комплексе. Для обеих культур характерны горшки с расширенным горлом и дном, округлобокие сосуды, конические чаши, часто имеющие массивные ручки, гончарные вазы на пустой ножке, трехручные и двуручные вазы, кувшины (Цигилик В.М., 1975, рис. 20–48), широко представлен орнамент в виде налепных валиков, дужек, шишечек и т. п. Различие между этими культурами в значительной мере может быть объяснено хронологическими изменениями (например, распространение гончарной провинциальноримской посуды в культуре карпатских курганов).

Но в то же время культуру III–V вв. нельзя рассматривать как простое продолжение предшествующей, между ними есть такое существенное отличие в погребальном обряде, как распространение курганного обряда захоронений, которое могло появиться лишь в результате какого-то нового импульса со стороны. Таким новым компонентом, содействующим возникновению культуры карпатских курганов, могла быть группа населения, продвинувшаяся на север из Трансильвании, где курганный обряд погребения был известен в I–II вв. На самом известном там могильнике Кашольц насчитывалось около 300 курганов, большинство которых к настоящему времени раскопано. Размеры курганов и обряд погребения в них очень сходен с ритуалом в карпатских курганах: трупосожжение на месте и изредка на стороне, кости собраны на горизонте, иногда под кострищем вырыта большая яма, на кострище масса черепков битой посуды, много сосудов-приставок, причем характерно помещение меньшего сосуда в больший. Керамика в курганах Кашольца преимущественно гончарная провинциальноримская, но есть много местной посуды с дакийскими чертами, в том числе большие конические чаши (Macrea М., 1959, с. 407–416). В большем количестве дакийская посуда представлена на находящемся рядом поселении того же времени. Курганы в Кашольце имеют ряд особенностей, несвойственных карпатским курганам. Так, в них нет погребений в урнах, встречаются, хотя и очень редко, каменные ящики под насыпью, попадаются римские монеты, но в целом эти отличия не нарушают общей близости памятников Трансильвании и Прикарпатья. Передвижение населения к северу могло быть вызвано римским завоеванием в начале II в. н. э. и созданием провинции Дакия. Свободные даки появились в это время и в Словакии, где еще с I в. до н. э. был силен дакийский компонент. В римское время здесь известны курганные погребения, несомненно родственные карпатским (например, могильник Земплин). В них также открыты трупосожжения на месте, кости оставлены на горизонте или собраны в урны, иногда погребальный костер окружен правильной кольцевой канавкой. В кургане могильника Стреде над Бодрогом оказалось скопление неправильно уложенных камней, образующих как бы ограду кругом погребения, как это бывает и в карпатских курганах. Керамика из курганов юго-восточной Словакии типично дакийская и находит полные аналогии среди материалов культуры карпатских курганов – это чаши на высокой ножке, массивные конические чаши с ручкой, сосуды, украшенные валиком с вмятинами, налепными шишечками (Budinský-Kriča V., 1960, s. 217–223; 1965, s. 309–338).

Таким образом, по современным данным наиболее правдоподобным кажется предположение о том, что культура карпатских курганов сложилась в Прикарпатье на основе местной липицкой культуры и продвинувшихся сюда групп населения из римской Дакии. В целом все предгорья Карпат на северо-востоке, востоке, юго-западе и юге были заняты родственными между собой дакийскими племенами. Все они испытывали сильное влияние римской цивилизации, что отчасти нивелировало местные особенности. Кроме того, во II в. н. э. в Закарпатье так же, как в Словакию, проникают пшеворские памятники, влияние которых ощутимо в местной культуре. Пшеворское воздействие видно на составе инвентаря в кургане Братово в Закарпатье и курганов в Земплине в Словакии, в которых встречены оружие и острореберная пшеворская посуда (Kolnik T., 1971, s. 525–529).

Раскопками последних лет открыты новые материалы, проливающие свет на судьбу культуры карпатских курганов в V в. н. э. Установлено, что рядом с поселениями этой культуры в Горече и Кодыне II в середине V в. н. э. появились славянские поселки, и с этого времени главенствующими становятся черты славянской культуры, сохранявшей ряд традиционных особенностей культуры карпатских курганов. Местные традиции сказались в наличии очагов в ранних жилищах, замененных вскоре печами-каменками; в столбовой конструкции стен хозяйственных построек, сделанных из плетня, обмазанного глиной; в профилировке некоторых сосудов; в обилии конических мисок с массивным дном (Русанова И.П., Тимощук Б.А., 1984а). Вклад местного дакийского (северофракийского) населения в развитие славянской культуры Прикарпатья был достаточно весом, и в таком смысле это население можно рассматривать как непосредственных предков средневековых хорват. О смешении и ассимиляции местного дакийского населения славянами можно с полной достоверностью говорить с середины V в. н. э. Для более раннего времени славянский компонент в местной культуре пока не выявлен.

Глава четвертая
Вельбарская культура
(И.П. Русанова)

Вельбарская культура получила свое наименование, предложенное Р. Волонгевичем и ставшее общепринятым с конца 70-х годов, по большому могильнику Вельбарк-Госцишево в низовьях Вислы. До этого культуру называли то гото-гепидской, то восточнопоморско-мазовецкой, то включали в состав предшествующей оксывской. Памятники вельбарской культуры хорошо известны на землях Польши, где они разделены на две фазы. Первая фаза – любовидзьская – относится ко времени с середины I до конца II (фазы B₁-B₂/C₁) в., и ее памятники занимают территорию среднего и восточного Поморья и северную часть Великой Польши, т. е. земли, почти полностью совпадающие с ареалом более ранней оксывской культуры, некоторые традиции которой сохранились на этой стадии вельбарской культуры. Памятники второй фазы – цецельской – относятся к концу II–IV в., распространены по Висле и Бугу, занимают Мазурию, восточную Мазовию и Волынь, достигают в Белорусском Полесье низовьев Горыни. При этом восточная часть Нижнего Повисленья была заселена вельбарскими племенами на протяжении обеих фаз, тогда как западная часть Повисленья и Поморья была оставлена этими племенами в связи с переселением к юго-востоку.

Для вельбарской культуры на протяжении обеих фаз был характерен биритуализм в погребальном обряде – распространены трупоположения с северной ориентировкой погребенных и трупосожжения урновые и безурновые. До начала III в. н. э. встречались курганы с каменными конструкциями, каменные круги и стелы, имеющие явные аналогии в Скандинавии. Особенностью вельбарских погребений, отличающей их от пшеворских и оксывских, является состав их инвентаря: отсутствие оружия, малое количество сосудов и преобладание предметов из бронзы, в частности, были распространены поясные эсовидные скрепы и браслеты, редкие для пшеворской культуры категории находок. По составу и форме вещей вельбарские памятники обнаруживают близость с кругом культур Центральной и Северной Европы, в том числе с Поэльбьем, Данией, Скандинавией (Prahistoria…, 1981, s. 143–191). Очень характерен набор посуды вельбарской культуры на фазе цецельской – это в основном низкие мисковидные сосуды, часто имеющие угловатый излом профиля или закругленный профиль с наибольшим расширением в нижней части тулова. Сосуды украшались геометрическим узором, прочерченным зигзагом или сочетанием гладкой и «хроповатой» поверхности (Schindler R., 1940, tab. 1-21). Заняв земли к востоку от Вислы, вельбарское население постепенно вытеснило местные пшеворские племена, но в какой-то мере и смешалось с ними, заимствовав некоторые пшеворские формы посуды (Dąbrowska Т., 1981, s. 117–120).

Вельбарская культура имеет узловое значение для истории Средней и Восточной Европы, так как она связана с готской проблемой. Сведения о расселении готов содержатся в труде Иордана, написанном в середине VI в. н. э.: «С этого самого острова Скандзы, как бы из мастерской, изготовляющей племена, или вернее, как из утробы, порождающей племена, по преданию вышли некогда готы с королем своим по имени Бериг. Лишь только сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискандза.

Вскоре они продвинулись оттуда на место ульмеругов, которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем и, сразившись с ульмеругами, вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам.

Когда там выросло великое множество люда, а правил всего только пятый после Верига король Филимер, сын Гадрига, то он постановил, чтобы войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест для поселения он пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум» (Иордан, 25–27, с. 70).

Далее Иордан пишет: «Мы читали, что первое расселение готов было в Скифской земле, около Меотийского болота; второе – в Мизии, Фракии и Дакии; третье – на Понтийском море, снова в Скифии» (Иордан, 38, с. 72). Несмотря на легендарность некоторых сообщений Иордана, многие современные исследователи, как историки (Г. Ловмяньский, Г. Лабуда и др.), так и археологи, признают возможность появления готов на нижней Висле в I в. н. э. и их дальнейшее продвижение к Черному морю. В III в. н. э. готы включились в борьбу варварских племен Подунавья с Римской империей.

Проблемы переселения готов, пути их продвижения и связи с археологическими памятниками по-разному освещаются в литературе и вызывают жаркие дискуссии. В 20-40-х годах XX в. в основном немецкие исследователи (Г. Коссина, Е. Блюме и др.) строго следовали за сведениями Иордана и относили переселение готов из Швеции или острова Готланда к рубежу нашей эры, когда появившиеся на нижней Висле готы победили германские племена вандалов и бургундов, принесли сюда свою культуру и обряд ингумации, заимствовав и местные особенности культуры. Р. Шиндлер, основываясь на керамических материалах, пришел к выводу, что готы в начале нашей эры расселились к западу от низовьев Вислы, а в середине II в., когда прослеживаются изменения керамики, число памятников и количество населения резко возрастает, земли к востоку от Вислы были заняты гепидами (Schindler R., 1940). Й. Костшевский, признавая переселение готов на рубеже нашей эры в Нижнее Повисленье, считал, что они здесь встретились со славянским населением, которому принадлежали лужицкая, поморская и венедская (оксывская) культуры (Kostrzewski J., 1949а, s. 200). Напротив, К. Тыменецкий рассматривал сведения Иордана как легендарные и связывал путь готов к югу не с Вислой, а с Эльбой (Tymieniecki К., 1952, s. 112–122). Е. Кмецинский картографировал элементы культуры Нижнего Повисленья, относящиеся к раннеримскому времени (каменные курганы, круги и стелы, эсовидные скрепы, браслеты, сосуды с орнаментом в виде лощеных и «хроповатых» треугольников), и пришел к заключению, что все эти элементы имели широкое распространение в Поморье и на нижней Эльбе, были характерны для разных культур и нет оснований связывать их с готами и гепидами, прибывшими из Швеции. Раннеримская культура восточного Поморья, по его мнению, являлась продолжением оксывской культуры позднелатенского периода (Kmieciński J., 1962, s. 141–155).

Сложную картину становления и развития вельбарской культуры рисует Р. Волонгевич. Он различает семь регионов, где вельбарские памятники появлялись и исчезали неодновременно, и имели разную местную подоснову. Если в низовьях Вислы, на Дравском поозерье и Словинском побережье наблюдается трансформация оксывской культуры в вельбарскую в одних и тех же могильниках, то в Кашубско-Крайенском поозерье вельбарские могильники типа Одры-Венсёры были заложены заново. Здесь зафиксированы намогильные каменные круги со стелами, аналогичные скандинавским. На цецельской стадии, с фазы В₂/С₁, т. е. с конца II – начала III в., Кашубско-Крайенское поозерье, Словинское побережье и Дравское поозерье запустевают, но зато вельбарские памятники появляются в Мазовии и Подлясье, где часть пшеворских могильников забрасывается, а часть трансформируется в вельбарские. В низовьях Вислы могильники продолжают функционировать непрерывно на обеих стадиях (Wołągiewicz R., 1981, s. 79-102).

Продвигаясь к юго-востоку, вельбарская культура достигла территории западного Полесья и Волыни, где ее памятники относятся в основном к поздней, цецельской, фазе развития (карта 31).

Карта 31. Основные памятники вельбарской культуры. Составитель К.В. Каспарова.

а – ареал на любовидзкой фазе; б – ареал на цецельской фазе; в – наиболее исследованные могильники; г – курганы с каменными конструкциями; д – наиболее исследованные пшеворские могильники, продолжающие существовать на цецельской фазе как вельбарские; е – памятники на Люблинщине; ж – могильники на территории Украины и Белоруссии; з – поселения на территории Украины; и – вельбарско-черняховские могильники; к – вельбарско-черняховские поселения; л – клад вещей вельбарско-черняховский (?); м – вельбарские погребения на зарубинецких могильниках.

1 – Брест-Тришин; 2 – Скорбичи; 3 – Величковичи; 4 – Любомль; 5 – Машев; 6 – Луцк-Гнидава; 7 – Боратин; 8, 9 – Горькая Полонка; 10, 11 – Баев; 12 – Загайи; 13 – Рованча; 14 – Новостав; 15 – Деревянное; 16 – Береги; 17 – Дитиничи; 18 – Рудка; 19 – Боромель; 20 – Великий Олексин; 21 – Городище; 22 – Городок; 23 – Могиляны-Хмельник; 24 – Остров; 25 – Зозев; 26 – Уездцы; 27 – Окнины; 28 – Лепесовка; 29 – Борсуки; 30 – Викнины Великие; 31 – Линев; 32 – Лежница; 33 – Михале; 34 – Федоровцы; 35 – Ромаш; 36 – Свитазев; 37 – Ястребичи; 38 – Демидовка; 39 – Гунька; 40 – Слободка; 41 – Зеньковцы; 42 – Великая Слобода II; 43 – Пересыпки; 44, 45 – Велемичи I, II; 46 – Отвержичи.

История изучения вельбарской культуры на территории СССР.

Памятников вельбарской культуры на нашей территории известно сравнительно немного, к тому же, часть материалов происходит из случайных находок и разрушенных могильников, что приводит к различной их культурной атрибуции у исследователей. Кроме того, некоторые вельбарские материалы близки пшеворским, на цецельской фазе развития наблюдается смешение черт вельбарской и пшеворской культур, и это значительно затрудняет определение культурной принадлежности памятников.

Первый собственно вельбарский памятник был систематически исследован в 1957 г. М.Ю. Смишко и И.К. Свешниковым. Это могильник Дитиничи, сильно разрушенный при позднейших земляных работах. В могильнике удалось вскрыть 21 погребение с трупосожжениями, из них три урновых. Погребения содержали характерный материал и керамику, что дало основание всю группу аналогичных памятников относить к типу Дитиничей. Авторы датировали могильник IV в. н. э., подчеркивали его близость с погребениями в Деревянном, и случайными находками в Городище (Ровенская обл.), отмечали отличие этих памятников от синхронных комплексов пшеворской и черняховской культур и пришли к выводу о появлении в это время на западной Волыни новой группы населения, вероятнее всего гепидов, связанных с южной Прибалтикой (Смiшко М.Ю., Свешнiков I.К., 1961, с. 89–114).

Большую работу по изучению могильников вельбарской культуры проводил Ю.В. Кухаренко. Еще в 1957 г. он обобщил материалы типа Деревянного и отнес их тогда к волынской группе полей погребений (Кухаренко Ю.В., 1958а, с. 219–226). Он же опубликовал материалы этого могильника и данные о погребении в с. Рудка (Кухаренко Ю.В., 1980, с. 80–86). В Деревянном могильник был случайно обнаружен еще в 1935 г. Тогда же здесь были проведены небольшие раскопки, при которых и во время позднейших земляных работ были открыты пять погребений с трупосожжениями в урнах и одно трупоположение. В 30-х годах было исследовано «княжеское» погребение в Рудке, содержащее скелет взрослого человека, помещенного в глубокую яму, ориентированного головой на север и сопровождавшегося богатым набором вещей и посуды. К вельбарским памятникам Ю.В. Кухаренко относил случайно обнаруженное в 1936 г. у с. Пересыпки под Путивлем трупосожжение в урне, характерной для этих памятников (Кухаренко Ю.В., 1970б, с. 33–35). С 1960 до 1977 г. (с перерывами) Ю.В. Кухаренко вел раскопки могильника Брест-Тришин, находящегося на окраине г. Брест. Здесь выявлены 75 урновых и безурновых трупосожжений и восемь больших ям (Кухаренко Ю.В., 1965; 1980). Он же исследовал в 1967, 1968 и 1970 гг. могильник в Любомле, открытый случайно, где в 1963 г. проводили небольшие раскопки В.Д. Баран и В.Н. Цыгылык. Всего в могильнике вскрыто 12 погребений с трупосожжениями в урнах и в ямах и большое число ям, заполненных золой и камнями (Кухаренко Ю.В., 1980, с. 77–80).

В низовьях Горыни, на территории зарубинецких могильников Велемичи I и II, обнаружено 12 захоронений вельбарской культуры (Кухаренко Ю.В., 1961, табл. 45; 46). Десять таких погребений располагалось в западной части могильника I, среди зарубинецких могил; два погребения находилось на северной окраине могильника II. По особенностям погребального обряда (кальцинированные кости ссыпаны в яму с остатками погребального костра) и по инвентарным комплексам (поврежденные огнем и фрагментированные вещи, ошлакованные, разбитые сосуды) эти погребения отличаются от зарубинецких и характерны для вельбарской культуры. Отдельные вещи (фибула и пряжка), аналогичные вельбарским, были обнаружены в зарубинецком могильнике в Отвержичах, вне погребений (Каспарова К.В., 1976а, с. 52).