Текст книги "Стражи Красного Ренессанса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Ну да, – согласился с Черноземовым Роберт, – Запад не плох и не хорош, в нашем субъективном культурном восприятии его более не существует. Он представляет интерес лишь как фигура большой геополитической игры. Именно поэтому мы независимы от него не только политически, не только экономически, но и ментально. Впервые со времен Ивана Грозного… или Петра Первого.

– Гибкости у тебя ни хрена нет, – Марик затушил в пепельнице окурок, – и сто лет назад у целой кучи властвующих придурков тоже гибкости не было. Для них цвет кошки важен был, а не то, что она ловит. Вот и просрали родину. И ты, Лепик, такой же…

– И главный вывод, к которому мы можем прийти, – засмеялся Влад, – нам удалось внедрить новую матрицу в русский менталитет. Ярким тому примером служат два кретина, обвиняющих в развале СССР друг друга, а не проклятых американских империалистов.

– Янычар, бля… – вновь пробубнил Джохар, наливая себе очередную рюмку абсента, – сами вы янычары, суки…

– Иди ты в задницу, Марик! – Леша перешел почти на крик.

– Так мне надоело, – шлепнул по столу ладонью Роберт, глядя то на Верзера, то на Планкина, – заткнулись оба! Я сейчас выйду, сделаю важный звонок, когда приду, чтобы не было слышно никакой ругани. Понятно?!

Звеньевой пройдя общий зал, оказался в коридоре перед выходом на улицу. Здесь, осмотревшись и убедившись, что кроме него тут никого нет, он снова набрал номер Маши. Однако на той стороне провода послышался лишь равнодушный женский голос, оповестивший о недоступности абонента.

«Что‑то все‑таки случилось, – подумал Роберт, – что‑то случилось».

Гордеев сделал глубокий вдох, мысленно отделил от себя заготовку «профессор» и растворил ее в воздухе.

«Тебе так просто от меня не избавиться!» – вспомнились ему слова обгоревшего голема.

С самого начала становления спецшкол ВАСП, часть учеников проходила подготовку по новаторским педагогическим программам, включающим в себя многочисленные психотехники. Именно из таких людей состоял костяк стражей шестого отдела. Почти каждый получал какой‑то особый навык. Влад, например, был безупречным стрелком, обладал феноменальной зрительной памятью, Леша Планкин бегло разговаривал то ли на пятнадцати, то ли на шестнадцати иностранных языках, Марик умел «отключать» рецепторы любой части тела и с легкостью переносить даже самую сильную боль, сам Роберт играл в заготовки, и только у Джохара не было явной сверхспособности. Однако за подобные эксперименты приходилось расплачиваться. Звеньевой знал статистику, согласно которой почти восемь процентов стражей шестого отдела заканчивали карьеру в сумасшедшем доме или суицидом, а каждый третий хоть раз в жизни испытывал нервный срыв. И вот теперь Роберт начал опасаться, что нечто подобное ждет и его. Завтра при встрече с куратором ему придется сознаться в неустойчивом психическом состоянии, пройти обследование и полугодовой курс лечения.

Сделав еще одну неудачную попытку дозвониться до Маши, звеньевой вернулся в зал. Стражи вняли настоятельному совету шефа и перестали препираться. Помрачневший Леша, ковырял вилкой в тарелке, Джохар, что‑то бормоча про янычар, наливал себе очередную порцию абсента, а Марик, уставившись в минипланшет, сказал:

– Нашел, давай, декламируй.

Влад ухмыльнулся, прикрыл веки и заговорил:

– Внимание, начало цитаты: «Было бы большим заблуждением утверждать, что Россия в эпоху Реставрации отставала от Запада. Это весьма распространенная и, к сожалению, зачастую культивируемая ошибка. С таким же успехом можно заявить, что камерный петух отстает в своем развитии от вора в законе. Но вот он сейчас поднатужится, зашьет себе очко и станет самым крутым перцем на зоне. Глупость, не правда ли? Чтобы стать главным, нужно создать свою зону со своими понятиями, а уж потом смотреть, круче ты или нет соседних сборищ урок. В двадцатом веке существовало два лагеря: один с либеральными, другой с социалистическими правилами игры. И СССР действительно отставал от Запада, ибо он был независим. Но когда советская зона распалась, влившись в либеральную, и нашей стране отвели место возле параши с незавидной ролью посасывать трубу ради чужого удовольствия, вопрос о догоняющем развитии стал некорректен, потому как шестерка или тем более петух не способны соревноваться с хозяином. А паразитирующий на постсоветском пространстве класс перерожденцев мог показывать свою суверенность только одним способом: иногда, набравшись храбрости, заглатывать у блатного дяди на пару сантиметров меньше, тем самым как бы проявляя независимую геополитическую позицию вафлера по отношению к международному пахану». Конец цитаты. Кирилл Константинович Кашин. Полное собрание сочинений. Том седьмой. Статья: «Отрицалово на зоне мирового империализма – жизнь по понятиям и без». Страница семьдесят семь.

– Охренеть! – восхитился Марик. – Точь – в-точь до буковки. Слушай, Владонище, ты нереально крут! Как у тебя это только получается.

– Секрет прост: я знаю чит – коды от этой жизни, – улыбнулся Черноземов.

Роберт вдруг ощутил смутное чувство тревоги. Какое‑то подобие дежавю. Да, будто он постоянно слышит и видит одно и то же. Но вот что именно повторяется звеньевой не мог понять.

– Мне пора, – неожиданно выпалил Леша Планкин, поднимаясь со стула. – Мне завтра, точнее уже сегодня в Киев ехать к маме.

– Ты меня только с собой не забудь захватить, – сказал Влад.

– Не забуду, – ответил Леша.

– Слушайте, – Марик закурил, – может и мне с вами до Киева прокатиться?

– Нет! – резко отрезал Планкин. – Тебя я в свою машину не посажу.

– Ой, да ладно, ты что обиделся? – Марик натянуто улыбнулся. – Это из‑за того, что я тебя мудаком назвал? Ну тогда прости, конечно, никакой ты не мудак. Ты самый лучший парень на свете.

– Нет!!! – настойчиво повторил Леша. – Хочется в Киев, садись в самолет или на поезд, или в автобус, а тебя я не повезу!

– Ну дело твое, – Марик нарочито равнодушно пожал плечами, – поеду значит домой в Питер.

Разумеется, упорство Планкина было не случайно. Он совсем не хотел по дороге в родной город стать жертвой перекрестных нападок двух законченных циников.

Роберт решил, что ему тоже пора.

– Пожалуй, я пойду, – сказал он, – у меня завтра дела. Парни, спасибо всем за работу и не забываем, сборы через неделю.

* * *

В отличие от Леши звеньевой не стал вызывать такси, а прошелся до гостиницы пешком. Погода к тому располагала. Ночная прохлада остудила августовский зной, а сквозь легкое неоновое свечение фонарей были видны мерцающие звезды. Роберт любил Южное Бутово – один из самых спокойных районов Советской Конфедерации.

Когда звеньевой после пятнадцатиминутной прогулки вошел в холл гостиницы, за стойкой регистратуры его встретил администратор, худощавый паренек с уродски выпирающим кадыком, который сухо улыбнувшись, поприветствовал клиента:

– Доброй ночи, гражданин.

– Доброй, – сказал Гордеев, – надеюсь, места у вас остались?

– Разумеется, – администратор снова растянулся в дежурной улыбке, – номер какого класса вы желаете?

– Самый дешевый с минимумом услуг, мне только переночевать.

Паренек с грациозной быстротой поводил тонкими пальцами по сенсорной клавиатуре компьютера и, откашлявшись, спросил:

– Номер семь на первом этаже вас устроит? В нем имеются одно спальное место, минихолодильник, кондиционер. Душ и электронный ключ отсутствуют. Нет также встроенного киберкона и доступа к ультранету.

– Устроит.

– Ваш паспорт, гражданин, – администратор протянул костлявую руку к стражу.

Роберт, вытащил из кармана пластиковую карточку и замер. Опять… опять ему показалось, что нечто в его жизни с назойливой регулярностью повторяется. Какой‑то неуловимый символ постоянно преследует стража. Роберт сглотнул тяжелый ком.

– Гражданин, – донесся до Гордеева далекий голос, – с вами все в порядке?

Только сейчас Роберт сообразил, что вцепился мертвой хваткой в паспорт, за другой конец которого держался администратор.

– Да, простите, – страж разжал руку, – ничего страшного. Я просто устал. Все эти ботанические семинары…

– Понимаю, – улыбнулся администратор, положив пластиковую карточку на светло – зеленый квадрат валидатора, – работа на благо отечества всегда отнимает много сил. Вы, – паренек, сощурившись, уставился в монитор, – товарищ Гордеев, как я понимаю, биолог по профессии.

Роберт тяжело вздохнул. Ну вот, не хватало еще лишних расспросов.

– Да, живу в Ростове – на – Дону, приехал на семинар в Москву, а в Южном Бутово оказался, поскольку здесь я и мои коллеги частенько отмечаем встречи, – произнес страж с легким раздражением.

– Вам совершенно необязательно объясняться передо мной, – извиняюще улыбнулся администратор, – это ваше личное дело, гражданин. Какую форму оплаты предпочитаете?

– Снимите с личного счета.

Спустя три минуты Роберт шел по коридору с ключами от номера. Когда он остановился напротив двери с прикрученной к ней семеркой, его неожиданно ослепила догадка. Ну конечно, семерка! В последние дни, его постоянно преследует эта цифра в тех или иных сочетаниях. Ему снился жуткий сон с китайской императрицей У Цзетянь, которая кричала, что ей всего лишь семьдесят семь лет, и не до конца уничтоженная заготовка шипела, почти цитируя Евангелие, о семи по семьдесят семь раз. Ну ладно, это личное, субъективное, можно посчитать игрой бессознательного, но почему, например, Влад, решив козырнуть фотографической памятью, выбрал именно седьмой том и семьдесят седьмую страницу Полного собрания сочинений Кашина? И киберкон в Ростове, на покупке которого настояла Маша. Роберт, не особо вдаваясь в достоинства и недостатки той или иной модели, купил первую попавшуюся – Линда 7–МА77…

Гордеев, устыдившись фантомных страхов, одернул себя. Все это просто совпадения. Глупо бояться теней!

Мысли о покупке киберкона заставили стража вспомнить о возлюбленной. Он достал минипланшет и, решив, что компьютер, возможно, неправильно распознает голос, набрал номер вручную. Но результат оказался тем же: абонент вне зоны доступа.

Когда Роберт открыл дверь, в лицо ему ударил горячий застоявшийся воздух давно непроветриваемого однокомнатного бокса. Страж уже хотел войти внутрь, как вдруг ему показалось, что там, во тьме комнаты, кто‑то есть. Рефлекторно Гордеев схватился за то место, где должна быть кобура с пистолетом, и, пожалуй, впервые он пожалел, что не имеет привычки носить с собой оружие.

«Это паранойя. Это чертова паранойя! – разозлился на самого себя Роберт. – Там никого и ничего нет».

Немного помешкав, страж решительно вошел в удушливую темноту, от спертого воздуха немного закружилась голова.

«Тебе от меня так просто не избавиться», – послышался неразборчивый шепот.

– Дерьмо! – рыкнул страж, судорожно шаря по невидимой стене рукой. – Ты не существуешь!

«Тогда с кем ты разговариваешь?»

– Заткнись!!!

Наконец, Гордеев нащупал выключатель и зажег свет. Разумеется, в помещении никого не было. Окно площадью в два квадратных метра, кровать, холодильник размером с половину человеческого роста и столик, на котором лежал пульт от кондиционера. И никаких призраков. Роберт стер со лба пот. Все завтра сдам полномочия куратору и на полгода отдыхать…

В этот миг в дверь кто‑то резко постучал, отчего Гордеев содрогнулся всем телом.

– Войдите, – прохрипел страж, злясь на свои расшатанные нервы.

В комнату пропихнулась широколицая толстушка с комплектом постельного белья.

– Товарищ Гордеев? – спросила она, глупо улыбаясь.

– Он самый.

– Я вам тут…

– Положите простыни на кровать, я сам застелю, – оборвал Роберт толстушку.

Та выполнила указание клиента, а затем открыла рот, желая что‑то спросить.

– Спасибо, вы свободны, – произнес страж тоном, не терпящим возражений.

Толстушка, покраснев засеменила к выходу, но уже в дверях повернулась и попыталась вновь заговорить:

– Может…

– Спасибо, вы свободны, – терпеливо повторил Роберт.

Когда смущенная женщина исчезла, Гордеев запер на ключ дверь, включил кондиционер, стянул с себя майку и, даже не думая стелиться, рухнул в кровать. Слишком много он пережил за последнее время и потому заснул практически моментально…

Роберту снилась Маша, которая, нежно его целуя, пристегнула наручниками к кровати, а затем, вдруг превратившись в старуху У Цзетянь, принялась сдирать с него одежду. Страж кричал, пытался вырваться, но все было напрасно.

– Тебе так просто от меня не избавиться! – визжала императрица, стягивая с мужчины трусы. – Мне только семьдесят семь и я еще на многое способна!

– Дерьмо! – хрипел Роберт. – Старая сука, ты не существуешь!

Но пожилая насильница никуда не исчезала…

Кошмар длился целую вечность, пока первые лучи солнца не рассеяли кромешную тьму тесного гостиничного бокса…

Глава 5

Считалки Марка Верзера

20 августа 2091 года

Первое, что почувствовал Марик, когда проснулся – это сильнейшая головная боль. С огромным трудом разлепив веки, он очень долго не мог сообразить, где находится. А когда, наконец, понял, что лежит на кровати гостиничного номера люкс, еще какое‑то время пытался вспомнить, чем же закончилась вечеринка. Постепенно память к нему возвращалась.

Ну да, конечно, сперва ушли Роб и Лепик, а три оставшихся стража допили абсент. Потом Влад куда‑то исчез, видимо тоже отправился в гостиницу, а он и Джо продолжили квасить вдвоем.

Марик вспомнил, что Махмудов хоть и пил много, все же не пьянел. По крайней мере, по нему не было особо заметно. Однако Верзер напрочь забыл, о чем они вели разговор, в памяти всплывала только фраза, которую периодически произносил Джо:

– Янычаром… меня считают янычаром… ты тоже думаешь, что я янычар?

Марик же отвечал что‑то вроде: «Хватит херню молоть, забей болт на этих…», а дальше шли варианты оскорблений, самым мягким из которых было «мудаков».

«Хоть что‑то помню, – подумал Марик, – но… блин, как же я попал в гостиницу?»

Страж поднялся с кровати, в висках тут же дала о себе знать пульсирующая боль, а в нос ударил неприятный запах. Пошарив взглядом по полу, Марик обнаружил лужу блевоты и с трудом поборол приступ тошноты.

– Черт, – выдохнул парень, поднимая минипланшет, лежащий возле кровати, – сколько сейчас времени…

Одиннадцать утра. Марик поморщился. Вновь кое‑как справившись с желанием выплеснуть содержимое желудка наружу, он нащупал в заднем кармане брюк пластиковую карточку – паспорт. Пошатываясь, страж направился к выходу. Оставаться здесь больше не имело никакого смысла. Наверняка сотоварищи давно уже поразъехались по своим норам. Лепик с Владом в Киев, Джо вроде бы подался Черные Территории, к какому‑то своему корефану – пограничнику, а Роб… хрен его знает, где он сейчас может быть.

Подойдя к стойке регистратуры, страж узрел неискренне улыбающееся лицо администратора.

– Доброе утро, гражданин, – сказало лицо, – как вам спалось?

– Офигенно, – выдавил из себя Марик и протянул паспорт, – я выписываюсь.

Администратор взял карточку, положил ее на светло – зеленый квадрат валидатора и, сощурившись, принялся пялиться в монитор.

– Товарищ Верзер, – сказал он, растянувшись в улыбке, – с вас снимается тринадцать рублей сорок копеек за неполные семь часов пребывания в номере люкс.

– Махмудов уже выписался? – спросил Марик.

– Да, – кивнул администратор, – два часа назад.

– А Черноземов?

– Этот гражданин покинул отель еще раньше вместе со своим товарищем.

– Ага, – Марик зажмурился, потирая ноющие виски.

– Я так понимаю вы, товарищ Верзер, биолог?

Противный официозный голос администратора вызвал очередной приступ тошноты. Марику захотелось раздавить уродский кадык собеседника или просто хорошенько заехать ему хотя бы один раз по сопатке, чтобы убрать с этой гнусной рожи всю неискреннюю благожелательность.

– А тебя вообще это волнует? – спросил страж.

Он попытался сделать так, чтобы в его голосе звучала угроза, однако получилось сипло и неубедительно. Тем не менее, с лица администратора мгновенно сползла улыбка, и он принялся торопливо оправдываться:

– Я прошу прощения, гражданин. Разумеется, это ваше личное дело. Спасибо что выбрали именно наш отель…

– То‑то же, – сказал Марик, забирая карточку, и поковылял к выходу.

На улице, заметив стоящее возле гостиницы такси, парень запихнулся на заднее сидение автомобиля.

– Поехали в ад… – тут страж икнул, так и не договорив фразу.

– Куда? – удивился толстощекий водитель, рассматривая клиента в зеркало заднего вида.

– В адский Израиль.

– Куда? – переспросил таксист, глаза которого начали округляться.

Осознав, что сейчас придется выдавливать из себя лишние слова, Марик, поморщившись, произнес:

– Посмотри в навигаторе «Ин зовьет раша», это под Питером. Я там мотоцикл оставил.

Видя непонимание на лице таксиста, Марик выругался, взял всю свою волю в кулак и повторил более доходчиво:

– В тридцати километрах от Санкт – Петербурга в сторону Москвы есть развлекательный комплекс In Soviet Russia. Скажи навигатору, как там у вас это полагается… он сам найдет.

– Братело, так тебе ж это… рублей в двести выйдет поездка, – таксист взглянул на Марика как на чокнутого, – может лучше до вокзала подбросить. На континенталке и быстрее и дешевле.

Верзер, глядя то на второй подбородок водителя, то на его пухлый нос, поджал губы, сглотнул горький ком и процедил севшим голосом:

– А тебе не все ли равно. Я плачу. На, снимешь с лички, – страж протянул карточку – паспорт.

Таксист, насупившись, коснулся сарделевидным пальцем монитора, прикрепленного к лобовому стеклу. Тот, вспыхнув, показал спутниковую карту Южного Бутово.

– Место назначения, – произнес сердитый водитель, – зов… зовье…

– Развлекательный комплекс «В Советской России», – терпеливо проговорил Марик, решив, что компьютер, в отличие от безмозглого жиртреста, более сообразителен.

Водитель повторил слова стража, и из навигатора послышался навязчиво сладострастный женский голос:

– Место назначения идентифицировано.

Марика замутило с новой силой. Хряк, оказывается, роется в речевых настройках, и свои сексуальные фантазии выплескивает на бездушную машину. Неудивительно, кто ж ему даст за просто так. Да и сможет ли он взять?..

Автомобиль тронулся.

– А ты, братело, слышал, – водитель, к великому неудовольствию стража, видимо, решил скрасить многочасовую поездку пустой болтовней, – вчера Геру Шизика взяли. Сегодня в утренних новостях показывали.

– Какого Геру? – Марик попытался унять боль в голове с помощью концентрации мысли, но, увы, похмельный синдром и сосредоточение – две вещи несовместные.

– Как какого?! – удивился таксист. – Ты что, Геру Шизика не знаешь?

Марик отрицательно покачал головой, ощущая себя несчастным рокером, которого заставили слушать невменяемый африканский реп на совершенно диком ниггерском сленге, лишь отдалено напоминающем английский язык.

– Да ты что, братело, – почти закричал водитель, – да его все знают, он известней самого Кашина будет, прости господи за богохульство! Он еще и исламистом оказался… ну не Кашин, конечно, а Гера. Мало того, что он в прошлом году нассал в фонтан в ЦУМе, так он еще и с бандитами связался, урод! И почему его раньше не посадили!

Неожиданно нахлынувшее воспоминание о том, как вчера Марик собственной рукой сделал обрезание Гере, стало последней каплей. Открыв окно, страж высунул в него голову и принялся рыгать.

– Э! Э! Ты что делаешь!? – донесся до Верзера сквозь свист ветра и уличный шум возмущенно – удивленный голос водителя, однако процесс извержения рвотных масс на скорости в восемьдесят километров в час был необратим.

Марик закончил как раз тогда, когда таксист остановил автомобиль.

– А ну вылазь! – закричал водитель. – Совсем распоясались, козлы! То в фонтаны ссут, то прям из машины блюют! Когда ж вас, уродов, всех пересажают! Кашина на вас нет!

Вытерев лицо о майку, Марик заглянул в свинячьи глазки таксиста и ледяным тоном произнес:

– Завали хлебальник и слушай меня внимательно. Мне надо в адский Израиль. Когда ты туда доедешь, получишь полтинник сверху налом за труды. И если ты не хочешь, чтобы я тебе обрыгал салон, езжай молча, от твоей болтовни цветы на газонах вянут. Мне сейчас полегчало малость, и я лягу спать, а ты постарайся не будить меня до самого конца. Договорились, братело?

Видимо в глазах не похмелившегося стража мерцало нечто жуткое, поскольку лицо водителя сперва исказилось от возмущения, а затем от страха.

– Да ладно, что ты так взъелся? – заговорил он заискивающе улыбаясь. – Довезу я тебя. Все понимаю, перебрал малехо вчера. Что ж мы, русские люди, друг друга не поймем.

– А я не русский, – злорадно улыбнулся страж, – я еврей, прямой потомок царя Давида.

* * *

Марик пел. Над неистовствующей толпой сквозь вспышки огня мчались голографические танки. Тысячи рук тянулись к солисту и тысячи глаз излучали свет, который с жадностью поглощался певцом. Пламя сердец, вот что ему было нужно. Подобно хладнокровному ящеру, выползающему из затхлой расщелины погреться на камнях жарким летним днем, он собирал тепло чужих душ, потому что своего не имел. И если никакая искра не способна была зажечь давным – давно отсыревшее нутро, так почему же хотя бы не погреться за счет тех, кто в любом случае растратит свою энергию в безудержном рок – экстазе.

Периодически Марик ощущал потребность в выделяемом толпой психическом инсулине, без которого он никак не мог обойтись. Без этого лекарства приходили Тьма и Ужас. Они наступали со всех сторон, окутывали липкими щупальцами страха и тянули в бездну воспоминаний, заставляя снова и снова переживать тот жуткий день, когда маленького мальчика, лишив детства, навсегда изгнали из рая неведенья.

Нет, Марик не мог себе позволить такое и потому пел. Пел, выкладываясь по полной. И люди, окружившие сцену, поддерживали его, отдавая свет. А он хрипел, надрывался, выбивался из сил, истекая горячим потом, чтобы взамен ему воздали сторицею. И вот вскинув голову, закрыв глаза и пропев последние слова, солист поднял кулак вверх. В этот момент поклонники всегда одаривали его бурными овациями и криками одобрения. Но сейчас над сценой повисла давящая тишина. Это безмолвие ошеломило Марика, он открыл глаза и понял, что стоит один одинешенек в безлунной ночи под тусклым фонарем и вокруг ни единой души, никого кто мог бы поддержать его в трудный час жизни. Сердце кольнула острая игла предчувствия. Он осмотрелся. Неяркий свет лампочки утопал в ледяной бездне, чьи владения начинались в каких‑то пяти метрах от фонарного столба. Вся вселенная сморщилась до крошечного мирка, за пределами которого не было ничего кроме дышащей ужасом бесконечной и абсолютной тьмы. Марик почувствовал, как заиндевела его спина, как на лбу выступила холодная испарина, а ноги предательски подкосились. Он опустился на одно колено, на жесткую мертвую землю, которая никогда не плодоносила. Там, в черных глубинах мрака что‑то двигалось навстречу ему. Вначале это были какие‑то неясные шевеления, будто сама тьма дышала и неустанно следила за обреченной жертвой. Потом во мгле образовалось пятно. Сперва размытое, похожее на мутную кляксу, оставшуюся после разлитого молока на черной скатерти, а затем все более и более приобретающее контуры маленького человечка. И когда, наконец, из бездны вышел четырехлетний мальчик, сердце Марика, сжавшись в отчаянной судороге, сорвалось в бездонную пропасть.

Страж увидел самого себя из далекого детства. Противоестественно бледное личико ребенка, будто покрытое толстым слоем мела, отражало тусклый свет фонаря, отчего выглядело еще более безжизненным. Глаза дитя были залиты чернотой, ничем не отличающейся от мрака, что распростерся за ним. Мертвые губы мальчика шевельнулись, и он заговорил, вкрадчиво и тихо:

Раз, два, три,

Зло всегда внутри!

Марик, простонав, схватился за уши. Опять! Опять оно пришло! Он ведь уже почти забыл о нем. И теперь все возвращается на круги своя. Снова придется пережить кошмар погружения в ледяную липкую тьму, которая задушит тебя и заставит увидеть нечто страшное.

Три, четыре, пять,

Тебе не убежать!

И голос, этот жуткий всепроникающий голос, сочился сквозь узкие щели пальцев рук, проникал в ушные раковины и вибрировал в голове тысячекратным эхом, причиняя нестерпимую боль.

Пять, шесть, семь,

Ты здесь насовсем!

Резкие спазмы заставили Марика согнуться и повалиться на землю. Он тяжело дышал. Это все из‑за Роба и из‑за задания. Из‑за них он не допел и не дополучил свой психоинсулин, и вот теперь ломка убивает его, и тьма обступает со всех сторон.

Семь, восемь, девять,

Бросаю адский невод!

Мертвый малыш вскинул руки, будто метнул сеть, и мрак с яростным шипением устремился в атаку. В это момент Марик вспомнил во всех подробностях предыдущий день, как Роб забрал его прямо со сцены, как он встретил на дороге стражей и как проткнул вилкой кадык террористу. И про обрезание и пьянку в Южном Бутово тоже вспомнил. А потом утром он сел в такси и решил поспать…

Конечно – поспать!

– Я сплю! – закричал Марик, проваливаясь в бездонную, удушливо – липкую и ледяную одновременно пропасть, а затем скомандовал, падая в бесконечность сквозь стылые пласты непроглядной мглы:

– Просыпайся! Немедленно!!!

Марик содрогнулся, открыл глаза и выплыл в реальность. Страж судорожно глотал воздух, словно ловец жемчуга, вынырнувший на поверхность моря после трехминутного погружения.

– Приехали, братело, – услышал он голос таксиста, – кажись, твой этот… Израиль.

Марик поднялся, провел ладонью по мокрому от пота лицу и посмотрел в окно. Действительно, машина стояла перед откатными воротами, за которым начиналась автостоянка.

Водитель сунул карточку – паспорт в щель сканера и до омерзения сладострастный женский голос произнес:

«С вашего счета снимается двести двенадцать рублей сорок две копейки».

Водитель вернул паспорт стражу. Марик, ничего не говоря, выбрался из автомобиля и направился к воротам. Все не так уж плохо: голова больше не болит, не тошнит, во рту только сухость, а сон… сейчас не стоит об этом думать, обошлось и ладно…

– Э, братело, – услышал он вдогонку, – а ты полтинник сверху обещал.

Страж повернулся в сторону таксиста. В свинячьих глазках не наблюдалось решимости. Да, именно так, водитель не требовал обещанного, а просил, почти умолял.

– Забыл, извини, – Марик вернулся к автомобилю и просунул в окно паспорт, – на, сними с лички.

– Дык… – замялся водитель, – ты ж говорил, что наличными дашь. А если через сканер, то не получится. Лишние вопросы у диспетчеров возникнут. А мне таких проблем даром не надо.

Страж прикрыл ладонью все еще влажное лицо. Жирный боров снова начинал напрягать.

Тяжело вздохнув, Марик полез в карман, но не нашел в нем ничего кроме монеты достоинством в пятьдесят копеек.

– На свой полтинник. И попробуй только вякнуть, что я не сдержал обещание.

Таксист побагровел, свинячьи глазки стрельнули бессильной яростью. Видимо пару секунд внутри него кипело желание возмутиться несправедливой наглостью клиента. Однако страх быстро погасил огоньки злости. Молча проглотив насмешку и скрипнув зубами, водитель сорвался с места, с жутким скрежетом развернул автомобиль и помчался по шоссе в направлении Москвы.

Пройдя ворота, Марик направился к домику сторожа. Навстречу ему вышел коренастый байкер в красной бандане.

– Привет, Марко, – сказал он сочувственно.

– Привет, Штурм, – ответил страж, удивившись печальным ноткам в голосе охранника.

– Мои соболезнования, – байкер похлопал Марика по плечу.

Верзер не сразу сообразил, о чем толкует охранник. А потом вспомнил, что объяснил свой уход смертью матери. Стражу стало неловко, однако виду он не подал.

– Мы там с камарадами, – Штурм почесал бороду, – скинулись кто сколько может. Деньги у Казаха.

– Глупости, не надо мне ничего, – отмахнулся Марик, окончательно почувствовав себя не в своей тарелке.

– Нет, – строго возразил охранник, – мы так всегда делаем, ты же знаешь.

– Знаю, – согласился страж, – электричка моя в порядке?

– В порядке твой «Урал», – кивнул байкер, – я аккумуляторы ему зарядил.

– Спасибо.

Перекинувшись со Штурмом еще несколькими ничего не значащими фразами, Марик направился в сторону сцен. Адский Израиль оказался практически безлюден. Что и говорить: понедельник. Лишь редкие фигуры охранников – краснобайкеров да уборщиков в серо – малиновых комбинезонах мелькали между опустевшими зданиями. После бурных выходных многие из заведений были закрыты. Но только не бар «Герилья». Именно к нему и устремился страж.

Закусочная оказалась пуста. Интерьер был оформлен в латиноамериканском стиле: сосновый пол, имеющий грубый вид, яркие бра, развешанные по углам, небольшие стенные арки, внутри которых располагались маленькие разноцветные стеклянные бутылочки и резные деревянные фигурки, дубовые столы и стулья на толстых ножках и никакого пластика или другого искусственного материала. Марик подошел к барной стойке, украшенной богатым орнаментом, за которой стоял скучающий смуглолицый каталонец пятидесяти лет от роду.

– Привет, Родриго, – сказал страж, – как дела?

Мужчина вздрогнул, будто его ударили слабым разрядом электрического тока, затем, печально улыбнувшись, ответил:

– Хорросо.

– Налей‑ка мне какого‑нибудь безалкогольного пойла, пить хочется до ужаса.

Родриго вытащил бутылку с желтой жидкостью и наполнил до краев тонкостенный стакан.

– Казах у себя? – спросил Марик.

Бармен кивнул.

– Позови.

Бармен исчез. А страж в несколько глотков осушил стакан. Минуту спустя появился мрачный каталонец и указал на один из столов:

– Касах скоро вудет, садис, Марко.

Марик попросил налить еще сока, а затем сел за один из столов. Страж знал, почему бармен имел столь удручающе грустный вид. Как и большинство белых европейцев – эмигрантов, он получил особый гражданский статус – это лучше чем огр, но все же юридически ниже полноправного члена общества. И вот прожив более семи лет в Конфедерации, три недели назад он прошел собеседование. Каталонец провалил экзамен по русскому языку. Более того специальные тесты показали, что думает он по – прежнему на испанском. Впрочем, сколько Марик помнил Родриго, тот всегда имел хмурый вид.

Связано это было с его женой, изнасилованной и убитой исламистами в Барселоне за то, что посмела выйти на улицу в юбке чуть выше колена. Именно тогда Родриго и решился покинуть землю предков. Теперь, наверное, жалеет, что не подался в какой‑нибудь Уругвай, где уже давным – давно получил бы гражданство. Однако дочь его Изабелла уезжать из Конфедерации в Латинскую Америку никак не хотела. Еще бы, она совершенно ассимилировалась и по окончании трехлетней медицинской практики ей прочили неплохую должность в одном из НИИ Новосибирска.

Историю о своей несчастной судьбе пьяный Родриго излил на не менее пьяного Марика в позапрошлое воскресенье. И страж как обычно отвечал стандартно: «Хватит херню молоть, забей болт на этих…», а дальше шли варианты оскорблений, самым мягким из которых было «мудаков».