Текст книги "Стражи Красного Ренессанса (СИ)"

Автор книги: Евгений Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Евгений Шкиль
Стражи Красного Ренессанса

Все персонажи выдуманы, любые совпадения случайны. Автор не несет ответственности за слова и поступки своих героев, ибо, как и любой уважающий себя творец, даровал им свободу воли.

Действия автора ни в коем случае не направлены на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а ровно принадлежности к какой‑либо социальной группе…

Ну вы поняли…

Наш ответ Фукуяме:

Футуролог в свальной яме!

Рэд – метал группа «Революционный план»,

дебютный альбом «Маригелла», 2069 год.

Глава 1

Первый сон Роберта Гордеева

18 августа 2091 года

Когда Роберт открыл глаза, он обнаружил себя стоящим на коленях перед высоким троном, отлитым из чистого золота, над которым возвышался нереальных размеров шелковый балдахин и перекрытие из четырех гигантских щитов. На троне восседала одетая в желтое платье викторианской эпохи сморщенная старуха, судя по разрезу глаз – китаянка. Вид у нее был надменный и абсолютно неприветливый.

– Что же ты, мерзавец, не смотришь мне в глаза? – спросила высокомерная бабка скверным повизгивающим голоском. – Или ты не желаешь выказать особое почтение благословенной дочери Будды?

Разглядывая серебряного льва возле одной из колонн, поддерживающих щиты, Роберт по какому‑то наитию вдруг сообразил, что перед ним никто иная как императрица У Цзэтянь.

– В глаза мне! – завопила, разбрызгивая слюни, старушенция. – Проклятый отступник!

– Ваше императорское величество, – невероятным усилием воли Роберт поднял взгляд и посмотрел на усеянное бородавками морщинистое лицо, – я всегда рад служить вам словом и делом…

– Твои слова производит твой язык, – заметила У Цзэтянь, губы ее подернулись в похотливой полуулыбке, отчего созерцать перекошенную физиономию старой карги стало совершенно невыносимо, – так пусть же этот самый язык покажет себя и в деле.

– Вы хотите, – Роберта бросило в холодный пот, – чтобы я…

– Да, я хочу, – императрица задрала подол платья, обнажив до самого основания бедер сухие, обвитые синими вздувшимися венами ноги, – чтобы ты, негодяй, почтил лепесток лотоса своим лживым языком.

Роберт, прохрипев что‑то невнятное, дернулся, попытавшись встать, но твердые как сталь руки неизвестно откуда взявшихся стражников, обхватили его за плечи и бесцеремонно потащили к трону. Колени несчастного бились о ступени, покрытые золотой парчой, причиняя адскую боль, однако мужчина не мог вымолвить и слова, он лишь бессвязно мычал. Роберт с мольбой посмотрел на повелительницу, но его ослепил блеск золотого двуглавого орла, прикрепленного к верхушке трона.

– Давай же, мой мерзкий мальчишка, – провизжала в сладострастном предвкушении китаянка, – докажи, что ты умеешь не только болтать!

Кто‑то из стражников схватил Роберта за волосы и с силой воткнул голову несчастного мужчины под задранное платье императрицы. В нос ударила гремучая смесь из запахов мочи и давно немытого старческого тела.

– Мне всего‑то семьдесят семь, – слышался дребезжащий голос самопровозглашенной дочери Будды, – всего‑то семьдесят семь, и я так молода!

Поморщившись и преодолевая подступившую к горлу тошноту, Роберт зажмурился и высунул язык…

* * *

Когда Роберт, вздрогнув от ужаса, снова открыл глаза, он с облегчением понял, что от похотливой императрицы его отделяет как минимум 1350 лет. А, может, и больше. Старая развратная сука жила, конечно, слишком долго, но все же это было очень – очень давно. Однако чувство гадливости никак не могло оставить мужчину.

«Я так и не понял, что это всего лишь сон, – огорченно подумал Роберт, – кажется, я сдаю позиции, совсем расслабился…»

В спецшколах обучают многим вещам, в том числе и контролю над сновидениями. Не ахти какое дело осознать себя спящим. Да и зацепки имелись: императрица времен династии Тан в длинном платье девятнадцатого века на троне с двуглавым орлом… Можно было и догадаться, что это просто игра разума.

– К черту весь Китай! – прошептал Роберт, затем посмотрел на тройное «К», вытатуированное на тыльной стороне ладони, и провел рукой по смятой простыне.

Там, где, по мнению мужчины, должна была лежать Маша, никого не оказалась. Значит, уже принимает душ. Роберт прикрыл веки и потянулся. Приятные воспоминания прошедшей бурной ночи тут же заставили забыть о нелепом сне.

«Маша, Машенька, зайчонок …»

Возможно, Роберт еще долго бы рефлектировал в сладостной полудреме, если бы неожиданно не заиграла приятная музыка и монотонный женский голос, лишенный каких‑либо эмоций не сообщил:

– Роберт, московское время восемь утра. Пора вставать! Пора вставать!.. Роберт, московское время восемь утра. Пора вставать! Пора вставать!..

– Линда, – разочарованно простонал мужчина, – чтоб тебя гадину!

– Роберт, московское время восемь утра, – невозмутимо ответил голос из динамиков, встроенных в стену, – Пора вставать! Пора вставать!.. Роберт, московское время восемь утра. Пора вставать! Пора вставать!..

– Да заткнись ты уже!

– Роберт, московское время восемь утра. Пора вставать! Пора вставать!

Мужчина, недовольно зарычав, сел на кровать. Это все Маша со своими наворотами! Давай, мол, встроим в квартиру киберкон, а то у всех нормальных людей есть, а у нас нет! Не комильфо как‑то получается. Вот на хрен бы сдалась эта тупая машина?

– Роберт, московское время восемь утра. Пора вставать! Пора вставать!

Мужчина глубоко вздохнул и так же, как и автомат, ровно и монотонно произнес:

– Линда 7 МА-77

Музыка моментально стихла. Киберкон больше не подавал голос. Роберт, уставившись в огромное зеркало, прикрепленное к стене, озадаченно потер лоб. В последнее время он решительно не нравился самому себе. Какая‑то эмоциональная неустойчивость. Бросает из стороны в сторону как утлую шлюпку в десятибалльный шторм. Контролировать свой сон не получается, о Маше только что думал с нежностью и благоговением и тут же разозлился на нее. Непорядок.

– Линда 7 МА-77, – решив отвлечься от дурных мыслей, сказал Роберт, – включи ультранет в режиме онлайн, канал SU News.

– На каком языке должно быть вещание? – спросил киберкон все тем же бесцветным женским голосом.

– Бестолочь безмозглая! – выругался Роберт, натягивая трусы. – На каком языке я с тобой разговариваю!?

– Ваш ответ не идентифицирован, убедительная просьба повторить команду.

– Линда 7 МА-77, – терпеливо, почти по слогам принялся выговаривать Роберт, – канал SU News, язык вещания: русский, режим трансляции: онлайн.

Огромное зеркало, на которое смотрел мужчина, подернулось голубоватой рябью, и в следующее мгновение преобразилось в экран, показывающий на фоне полуразрушенного здания мечущихся в ужасе окровавленных людей под противный вой неотложек.

«…во время пятничного намаза. По предварительным данным погибло сорок шесть человек, еще более двухсот с ранениями разной степени тяжести поступили в больницы Парижа и пригородов, – равнодушно возвещал голос за кадром, чем‑то напомнивший Роберту нелюбимую Линду 7 МА-77. – Ответственность за взрыв возле мечети Сен – Дени взяла на себя панъевропейская ультраправая организация „Волки Утойи“. По горячим следам в зоне европейского права после короткой перестрелки вместе со своими сообщниками был задержан профессиональный террорист Фабьен Флуа, более известный как Аэций. В сложившейся чрезвычайной ситуации произошла экстренная встреча между президентом Франции Огюстеном Ромулем и премьер – министром шейхом Мухаммадом аль – Одахри. Стороны договорились о том, что преступники будут судимы по законам шариата, так как теракт произошел в зоне исламского права. Между тем командир французского иностранного легиона, базирующегося на Корсике, бригадный генерал Франсуа Дернье заявил, что в случае…»

– Линда 7 МА-77, прервать трансляцию! – послышался мягкий женский голос.

Экран погас, вновь превратившись в обыкновенное зеркало. Роберт повернул голову и увидел в дверях Марию. Тонкая как тростник, она стояла, опершись на косяк, обернутая в махровое полотенце, босая, с уже высушенными коротко стриженными каштановыми волосами.

– Почему киберкон тебя всегда понимает с первого раза, а меня нет? – спросил мужчина.

– Потому что, – карие глаза девушки озорно блеснули, она сделала два шага по направлению к возлюбленному, – для тебя это бездушная машина, а для меня – умница Линда.

– Неужели… – услышав шлепки босых ног, взглянув на округлые плечи Маши, Роберт с сожалением подумал, что в лучшем случае в ближайшие три недели в этой квартире он будет жить один, – и с этой умницей ты оставляешь меня почти на месяц?

– Такова жизнь… – девушка вплотную подошла к мужчине.

– Новоархангельск, – Роберт, поднявшись с кровати, зарылся лицом в волосах Маши, – подумать только. Это…

С уст мужчины чуть было не сорвалось: «хрен знает где», но он, осекшись и помолчав несколько секунд, лишь тихо с горестью произнес:

– Это очень далеко, на другом краю земли… очень далеко.

– Да, – согласилась девушка, – холодная и неприветливая Аляска. Но кто‑то должен улаживать дела и сидеть на конференциях. Ты ведь тоже в Ростове не останешься.

– Я в Москву если и поеду, то только на недельку… – мужчина, вдохнув полной грудью запах свежевымытых волос, внезапно ощутил желание и крепко обнял возлюбленную, – я не могу насытиться тобой, зайчонок, никак не могу…

– Роб… Ро – об, – попыталась отстраниться Маша, – я только из душа, перестань…

Роберт попробовал сопротивляться неожиданно нахлынувшей страсти, но, борьба эта, как и всегда, скорее была лишь формальностью, нежели серьезной попыткой сказать строгое «нет» собственному вожделению.

– Зайчонок, – прошептал он, – три недели… три недели… вечность…

– Роб, – перешла также на шепот Маша, – я опоздаю в аэропорт, слышишь…

– Полетишь следующим рейсом, зайчонок, – мужчина коснулся губами мочки уха девушки, – никуда не денется твоя Аляска…

Ненавязчивое движение руки и махровое полотенце бесшумно упало на пол.

– Кобель ты ненасытный, – наигранно ласково проговорила Маша, и ее уста раскрылись для сладкого поцелуя.

* * *

Нельзя сказать, что сердце Роберта обливалось кровью, когда он видел рассерженное личико своей возлюбленной, но маленькие раскаленные иголочки все же не давали покоя левой части груди. Мужчина посмотрел на табло: вот – вот будет объявлена регистрация на Машин рейс, а расставаться с дурным осадком на душе совсем не хотелось.

Роберт оглядел пассажиров, готовящихся к отправке, которые сидели в мягких креслах между карликовыми деревьями, причудливыми цветами и вечнозелеными кустарниками из разных географических поясов, поднял голову, посмотрел на синий потолок зала особого обслуживания (когда‑то в эпоху Реставрации такие помещения назывались vip – залами), прислушался к птичьему пению киберкона, ковырнул носком ботинка синтетический пол, потрогал широкий и длинный лист какого‑то тропического растения и сказал сидящей на бледно – желтом диване нахмуренной девушке:

– Неплохо придумано, правда? Как будто в лесу находишься и в то же время в очаге цивилизации, ждешь свой самолет среди живой природы.

– Не знаю, – буркнула Маша, – вам ботаникам, или кто ты там на самом деле, лучше знать.

– Перестань, зайчонок, – Роберт подсел к девушке, – три недели…

– Вот именно, – перебила она мужчину, – три недели! Но вот почему‑то Аляска подождать может, а начальник, звонящий по мобильнику нет! Новый вид сорняка! Подумать только! Какие к черту нежности! Немедленно вылетаем в Москву, это ведь в сто раз дальше Новоархангельска и в тысячу раз важнее конференции по интерактивному сотрудничеству!

Роберт почувствовал раздражение. Он, конечно, мог бы сказать, что его работа и вправду важнее какого‑то там бессмысленного пятисотого по счету сборища ничего не делающих псевдоученых, однако это разозлило бы Машу еще сильнее и тогда пришлось бы забыть о примирении. На ближайшие три недели точно. И тогда Роберт применил психотехнику, которой он овладел на старших курсах спецшколы. Прикрыв веки и сделав глубокий вдох, он почти мгновенно визуализировал одну из многочисленных заготовок: «влюбленного страдальца». Перед его внутренним взором предстал чернявый юнец с увлажненными, молящими о взаимности глазами. На выдохе мужчина почти вплотную приблизился к заготовке, а вновь вдохнув – слился с ней.

– Милая, – как можно нежнее произнес Роберт, взяв узкие кисти девушки в свои ладони, – прости меня, дурака. Прости, пожалуйста…

Он почти с потусторонним трепетом поцеловал ее пальцы и заглянул в темно – карие глаза, прекрасные, глубокие.

– То, что ты дурак, я знаю и без тебя, – сказала Маша, но голос ее заметно смягчился, она улыбнулась.

– Зайчонок, – прошептал Роберт, не обращая внимания на ожидающих вылет людей, – я так тебя…

И тут заиграл мобильник. Мелодия Bandiera Rossa в рок – обработке рэд – метал группы «Революционный план». Значит, звонит Планкин. Роберт выпустил руки любимой, достал из нагрудного кармана тонкую легковесную пластинку, приставил ее к уху.

– Я слушаю, – сухо произнес он.

– Роб, у нас проблема, – послышался из динамика отдаленный голос Леши Планкина.

– Что там еще?

– Марика нигде нет. Номера отключены, на связь не выходит.

Если бы не присутствие Маши, то Роберт, безусловно, позволил бы себе пару крепких словечек в адрес мудака Марика, который своими выкидонами постоянно так и норовит сорвать какую‑нибудь операцию. Но обстоятельства требовали иного поведения.

– Это проблема может подождать, – легкая улыбка тронула губы мужчины, он подмигнул девушке, – мне сейчас важней Аляска.

– Что важней? – не понял Леша.

– Я тебе перезвоню попозже, – Роберт посмотрел на кибертабло, – в четыре дня я буду уже в Домодедово, встретишь меня.

– Хорошо, – в голосе собеседника послышались нотки неудовольствия, – а что делать с…

Роберт, не дослушав вопрос, отключил связь. В этот момент киберкон объявил о начале регистрации на рейс Ростов – на – Дону – Новосибирск.

«Ну вот и все», – сердце мужчины защемило, он крепко обнял возлюбленную.

– Столица ждет, – неожиданно равнодушно произнесла Маша и отстранилась.

Роберт протянул к девушке руку, намереваясь погладить ее по щеке, но она, ловко перехватив ее, спросила, глядя на татуировку в виде тройного «К»:

– Скажи мне, Роб, только без своих вечных отговорок, что значат эти буквы? Мы вместе жили два с половиной года, а я до сих пор не знаю даже самого элементарного о тебе.

– А ты сама как думаешь? – мужчина спрятал руку за спину.

– Почему‑то, – пожала плечами девушка, – мне в голову приходит только одно, это начальные буквы имен женщин, которые оставили след в твоей жизни. Кира, Карина, Кристина или как‑то по – другому… Я угадала?

– Ну тогда, – печально усмехнулся Роберт, – мне впору рисовать огромную на всю ладонь «М».

Маша натянуто улыбнулась и тихо произнесла:

– Не провожай меня, стой тут.

Роберт выполнил просьбу возлюбленной. Он следил за удаляющейся стройной фигуркой девушки, облаченной в пепельные джинсы и такого же цвета футболку. Часто обзор закрывал какой‑нибудь диковинный папоротник, но мужчина и не думал двинуться с места. Сейчас, вот прямо в этот миг кто‑то с хрустом вырывал из его груди окровавленный кусок живой плоти, а ноги приросли к полу тысячелетними корнями, и к горлу подкатил колючий живой ком, из‑за которого не то чтобы закричать, захрипеть от боли невозможно было. По крайней мере, у Роберта возникли именно такие странные ощущения…. Как будто он видел Машу в последний раз.

Нет, конечно, все это ерунда. Ведь она далеко не впервые улетает на край света, и он провожает ее, наверное, в сотую командировку и также сердце его обязательно возрадуется сотому по счету возвращению. А нынешний необъяснимый ступор – это просто нервы, глупое наваждение, которое необходимо немедленно стряхнуть с себя вместе с заготовкой «влюбленного страдальца». Он ведь, в конце концов, не простой ученый – ботаник, как официально считается, а самый настоящий тайный страж революции. Тот, кто находит сорняки и отделяет зерна от плевел, тот, кто не должен цепенеть даже в случае смертельной опасности. А тут какое‑то мальчишество: любимая девушка отправляется в Новоархангельск, а страха столько, будто провожаешь ее не в мирную советскую зону Социальной Республики Аляска, а в какую‑нибудь вечно воюющую народную банановую демократическую республику…

Возле раздвижных дверей Маша вдруг резко развернулась и прокричала:

– Роб!.. Ро – об!!! Гордеев! если я угадала, ну насчет букв, ты обязательно сделай татуировку!

Глава 2

Беспокойство Алексея Планкина

18 августа 2091 года

Леша Планкин очень нервничал, когда что‑то в его жизни шло не по намеченной колее. Внешне это никак не проявлялось, но вот советский минипланшет Буран У-1722, произведенный на базе технологий, похищенных у японцев, определял психическое состояние хозяина безошибочно.

– Маджжаалиуа, – проговорил Леша по слогам, осматривая домодедовский аэровокзал напряженным взглядом поверх темных очков.

– Произношение не соответствует искомому, – донеслось из миниатюрного беспроводного наушника, – правильно majaliwa.

Уже несколько часов кряду молодой страж пытался дозвониться до Марика, но на том конце провода его ставил перед фактом унылый механический голос: «Абонент отключен от мобильной интерсети». Спецсвязь также молчала. Когда же Леша набирал петербургский номер коллеги – разгильдяя, ему отвечал детским торжественно глумливым фальцетом домашний киберкон: «Извините, но Марка Леонидовича сейчас нет, Марк Леонидович не желает никого видеть и слышать, Марк Леонидович изволит отдыхать, а значит, камарад, иди ты в…»

На этом месте Леша отключался, поскольку не хотел знать, куда его посылает натасканный на хамство компьютер. Конечно, можно было бы поднять на уши кое – кого из Комитета Общественной Безопасности и вскорости пьянь эту где‑нибудь да обнаружили бы, но в соответствии с инструкцией за сутки до операции команда входит в режим «внешней тишины», то есть контактировать разрешается только внутри звена, с прикрытием и с непосредственным начальством.

– Мадьжаливва.

– Произношение не соответствует искомому, правильно majaliwa.

Еще Лешу Планкина раздражал пышный цветник, прячущий в своих недрах столики, кресла для отдыха и эскалаторные дорожки. Бесчисленные минидеревья, папоротники, кустики экзотической формы закрывали обзор и росли, казалось, прямо из пола. Это проклятое ноу – хау, пришедшее из Японии, постепенно завоевало все крупнейшие аэровокзалы Советской Конфедерации. Впервые подражать соседям додумались в вольном городе Владивостоке, потом мода перекинулась на Хабаровск, затем бестолковым излишеством заразилась столица – Новосибирск, а теперь дело дошло и до старушки Москвы. Вот оно: тлетворное влияние Востока в действии.

«Это до первого крупного теракта, – подумал молодой страж, – когда бахнет где‑нибудь да с сотней жертв, сразу кусты повырубают».

– Маджалливва, – с усердием отчеканил парень.

– Произношение не соответствует искомому, правильно majaliwa.

Бесила Лешу Планкина также неопределенность и непоследовательность центра. То проводим операцию, то отменяем, то снова проводим, то опять отменяем. А сегодня ни свет, ни заря на тебе, срочная информация: новый гибрид сорняка угрожает пшеничным полям Конфедерации! И встречать звеньевого в экстренном порядке приходится ему как самому молодому.

Вообще‑то Марик на год младше, этому балбесу – недоеврею двадцать семь исполнилось, но разве такому дуралею можно хоть что‑нибудь доверить? Где он вообще шляется? И почему его до сих пор под трибунал не отдали?

– Маджаалиуа, – почти пропел парень.

– Произношение не соответствует искомому, правильно majaliwa.

– Да чертова совковая бандура! – процедил сквозь зубы страж.

– Данное слово в языке суахили отсутствует, – донеслось из наушника учтиво равнодушное замечание минипланшета.

В это время прозрачные двери разъехались и в зал стали проходить пассажиры, прибывшие рейсом Ростов – на – Дону – Москва.

– Буран У-1722, закончить урок, – скомандовал парень, ища взглядом шефа.

Беспокоил Лешу Планкина и сам режим «внешней тишины». Но это было уже личное, не связанное с чужой глупостью или некомпетентностью. Скоро исполнится почти семь лет, как у его мамы обнаружили рак. Человечество до сих пор не сумело одолеть этот недуг, и страж прекрасно понимал, что ни лучшие врачи Конфедерации, ни передовые японские медицинские технологии, если таковые все еще можно называть передовыми, ни элитные больницы Союзной Швейцарии или Закрытой Германии, ни знахари, ни колдуны, ни кто‑либо в мире не способен отменить суровый приговор единственному человеку, которого Леша по – настоящему любил. От него никто никогда не скрывал, что его мать и отец в дни молодости вели либерал – шовинистическую пропаганду на советской территории, за что и поплатились, были лишены всех, в том числе и родительских, прав, и переведены в статус неграждан сроком на десять лет. Трехлетнего Лешеньку после тестирования отдали в спецясли, а оттуда в специнтернат. Так ребенок неблагонадежных социальных элементов получил путевку в жизнь, ведь сын за отца, как говорится, не в ответе.

Страж почти ничего не знал о папе. Известно, что тот эмигрировал в Новую Зеландию, но так и не найдя достойного места под солнцем, покончил с собой. Так ему и надо! Предатель, оставивший жену и сына, – иной судьбы, по мнению Леши, и не заслуживал.

А мама… мама осталась. Она не хотела бросать любимого ребенка, а потому покаялась и через три года ей вернули сперва ограниченное, а затем и полное гражданство, благо к тому времени диктатор Кирилл Кашин ушел в отставку и к врагам советской власти начали проявлять милосердие. Или, если быть более точным, на них просто перестали обращать внимание: кричите себе на здоровье, принципы социалистической демократии такую вольность дозволяют.

Став вновь полноправным членом общества, мама при большом желании могла забрать сына из интерната, но мудрая женщина понимала, что после окончания спецшколы перед ее ребенком будут открыты любые двери на территории Конфедерации и зон советского права в других государствах, потому она ограничилась тем, что ей дозволялось проводить три дня в месяц со своим любимым чадом.

Да, мама, безусловно, тогда поступила правильно, оставив сына на попечение Всемирной Ассоциации Советских Профсоюзов, тем не менее в подростковом возрасте Лешу этот факт очень сильно обижал. Каждый месяц его вырывали из практически спартанской обстановки, кормили мороженным и прочими вкусностями, водили на сенсофильмы, развлекали в парках, катали на аттракционах, возили на горнолыжный курорт или пикник, укладывали спать на мягкой перине под приятную классическую музыку, желали спокойной ночи, целуя в лоб, чтобы потом, утром, три дня спустя, радостного и расслабленного, вновь бросить в стальные объятия специнтерната, где разрешалось только одно: учиться, учиться и еще раз учиться, согласно заветам величайшего вождя двадцатого века.

Да, мама, безусловно, оказалась права. Но вот только что делать, когда самый любимый человек со дня на день может покинуть этот мир, а у тебя наступил режим «внешней тишины»? Леша знал ответ. Нужно работать. Выполнять свой долг. Какая бы черная тоска ни лежала на сердце. Однако иногда ему казалось, что бремя тайного стража для него непосильно…

Планкин, наконец, выцепил взглядом среди прибывших пассажиров Роберта Гордеева. Коротко стриженный сероглазый тридцатипятилетний шатен с накачанной шеей был, как всегда, налегке, без багажа. Одетый в темно – синюю майку и шорты до колен он совсем не походил на стража, или какого‑нибудь другого представителя тайной власти. Однако больше всего Леша поражался тому, что звеньевой почти никогда не брал с собой оружия.

Хотя, действительно, на кой в рейсе Ростов – на – Дону – Москва пистолет? Стюардесс пугать? Его всегда можно получить на месте. Незачем к себе привлекать лишнее внимание.

– Привет, Роб, – сказал Леша, здороваясь за руку с шефом.

– Привет, – ответил ему шатен, – тебе не жарко в пиджаке?

– Это легкий пористый материал, – Планкин поправил костюм.

– А! Ну – ну… – взгляд Гордеева скосился на еле заметный бугорок от кобуры на боку подчиненного, – Джохар на объекте?

– Да, продолжает заниматься исследованием поврежденных тканей растений, – молодой страж сразу же перешел на эзопов язык.

– А Влад?

– Следит за созреванием сорняка, готовится к сбору урожая.

– Хорошо, – кивнул Гордеев, – до Марика дозвонился?

– Спецвязь не отвечает, личный номер тоже, дома его нет, – сказал Леша без всяких обиняков.

– Мудило, – кратко, но метко охарактеризовал пропавшего в загуле товарища по звену Роберт.

С таким определением Леша вполне согласился.

– И что делать? – спросил Планкин, оглядываясь по сторонам. Вдруг кто прислушивается к их разговору! Однако окружающим, по всей видимости, было совершенно наплевать на двух мужчин, обсуждающих какого‑то несознательного урода.

– Завтра с утра мы должны… – Леша замешкался, все‑таки они в аэропорту. Слишком людно вокруг для подобных разговоров.

– Он, скорее всего в адском Израиле, под Питером, – Роберт говорил как ни в чем не бывало, будто на вокзале они находились одни, – там постоянно по субботам кутеж.

– Можно проверить это по каналам…

– Нет, – Гордеев отрицательно покачал головой, – мы сами потратим время и туда съездим. Ты на чем?

– На электромобиле, Хонда отечественной сборки с левым рулем, – сказал раздосадованный Алексей.

Он прекрасно понял шефа, не желающего афишировать прокол одного из своих подчиненных. Гордеев пытался прикрыть от хорошей взбучки или даже от трибунала разгильдяя, который, окончив спецшколу и профильный ВУЗ, почти сразу же забыл о таком понятии как дисциплина. Леша Планкин не мог одобрить решения своего звеньевого. Это было вопиюще неправильно. Не заслуживал Марик снисхождения. Никогда не оценит он того, что делает и делал для него Роб. Давным – давно другой командир плюнул бы на бесшабашного полукровку, подал бы рапорт о несоответствии, и поехал бы Марк Леонидович оленей развлекать на какой‑нибудь Ямал.

По идее Леша имел право сам пожаловаться не только на Марика, но и на Гордеева за то, что тот покрывает злостного саботажника, однако парень слишком уважал своего начальника, чтобы так поступить. Поэтому спустя час два тайных стража революции мчались на советско – японском электромобиле по десятиканальной трансконтинентальной магистрали в сторону Санкт – Петербурга. Честно говоря, Планкин не любил большие скорости и гнал сейчас во всю прыть только потому, что рядом с ним сидел шеф. Но чем дальше он отдалялся от Москвы, тем больше его охватывало странное малопонятное ему самому ликование. Осознание того, что ты движешься по двухэтажной транспортной артерии, словно по кровеносному сосуду гигантского живого существа приводило Лешу в неописуемый плохо скрываемый восторг. Вот именно в такие моменты ему казалось, что все его напряги, как на работе, так и в личной жизни, мелочь по сравнению с грандиозными сооружениями, спасшими от безработицы и, вероятно, от голодной смерти очень и очень многих людей в кризисные шестидесятые, когда диктатура Кирилла Кашина пошатнулась, когда нефть и газ перестали пользоваться былым спросом не только и не столько из‑за новых открытий в области энергетики, а прежде всего потому, что мировую экономику больше нельзя было считать глобальной. Кто знает, быть может, Советская Конфедерация образовалась не благодаря, как преподносится в учебниках новейшей истории, усилиям системщиков из ВАСП, пришедших на смену красному диктатору, а за счет возникновения таких вот артерий, намертво скрепивших почти половину Евразии.

Первый ярус был предназначен для поездов: два тоннеля для товарных и два для пассажирских на магнитных подушках, на втором уровне – шесть полос для автомобилей, защищенных от осадков полупрозрачной крепкой крышей, на которой через каждый километр были установлены вертолетные площадки на случай чрезвычайных ситуаций. Все это невольно восхищало Лешу Планкина, заставляя мыслями отрываться от земли и терять контроль над собой. Именно поэтому он и не любил больших скоростей на трансконтинентальных магистралях.

Несмотря на постоянные разговоры ученых всех мастей о грядущем глобальном похолодании, сегодня, впрочем как и последние два месяца, стояла жуткая жара, августовское солнце ослепительно светило сквозь сверхпрочное оргстекло крыши, но внутри салона исправно работал кондиционер, источая приятный цветочный аромат. Молодой страж украдкой взглянул на шефа. Тот задумчиво смотрел на проносящиеся с бешеной скоростью опоры.

«А все же не так и плохо иногда прокатиться с ветерком», – мелькнула у парня шальная мысль.

– Majaliwa, – прошептал Леша, почему‑то уверенный, что будь сейчас включен минипланшет Буран У-1722, он бы по достоинству оценил его произношение.

* * *

Израилем, или адским Израилем, в простонародье нарекли огороженный сетчатым забором комплекс зданий, расположенных на шоссе в тридцати километрах от Санкт – Петербурга в сторону Москвы и занимающих площадь почти в полторы тысячи квадратных метров, не считая периодически спонтанно возникающих палаточных городков. Здесь имелись четыре сцены, столько же танцплощадок, два бассейна, несколько кафе, сенсобары, бильярдная, автостоянка, полулегальный публичный дом и совсем уж нелегальное казино. Именовался этот вертеп разврата «In Soviet Russia». Складываясь из заглавных букв, получалась аббревиатура ISR, напоминающая название одного маленького государства на побережье восточного Средиземноморья, которое каким‑то чудом все еще не было скинуто в бездонные воды вечности враждебными соседями.

Адский Израиль, после ликвидации казантипской вольницы тридцать с лишним лет назад, получил славу самого злачного места Конфедерации. В Совете народных депутатов не раз поднимался вопрос о закрытии «In Soviet Russia», особенно яростно за это выступали поборники нравственной чистоты социал – менталисты. Однако подобные инициативы всегда спускались на тормозах. И на это имелись очень даже веские причины. Не только тайным стражам и спецслужбам, но и всему руководству ВАСП необходимо было знать настроения, бродящие среди андеграунда и прочих маргинальных групп. И уж легче протестующих ради протеста соединить в одном большом Вавилоне, нежели искать по блатхатам, кустам и подземкам. Пусть ребята отрываются по полной! В конце концов, кто сказал, что Sex & Drugs & Rock & Roll не могут послужить до поры до времени праведному делу социализма точно так же, как когда‑то служили загнивающей буржуазной олигархии? Главное, верно расставить акценты. К тому же в адском Израиле имелись сотни осведомителей и провокаторов из среды байкеров, рокеров, крупье, барменов, ди – джеев и проституток. Многие из постоянных посетителей наверняка смутно догадывались о наличие стукачей на каждой сотке развлекательного комплекса, но подавляющее большинство вольнолюбивых граждан, как это всегда и бывало в истории, хотели свободы без ответственности, то есть всего лишь красивой сытой сказки, иллюзии независимого существования. Потому, сетуя и ругая власти, они делали вид, что вольны в своих поступках и не замечают цепей вокруг себя, а руководство соответственно притворялось глухим, как бы не слыша оскорблений в свой адрес. И все были, в общем‑то, удовлетворенны сложившимся порядком вещей.