Текст книги "Золото на крови"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

ВЛАДЕНИЯ СТАРОГО ОТШЕЛЬНИКА

Андрей вел нас уверенно, лишь иногда сверяясь по компасу, да на вершинах поднося к глазам бинокль. Идущий впереди меня Павел обернулся и спросил:

– Ну как, ты больше ничего не чувствуешь? Отстал этот змей от нас?

– Нет, не чувствую, – мрачно ответил я. – Что тут, к чертям, почувствуешь когда ничего не видно?

Действительно, все мои силы уходили теперь на борьбу с шапкой. Как ни пристраивал я ее на затылок, она неизменно съезжала мне на глаза, так что падал я в тот день гораздо чаще, чем обычно.

Лишь в пятом часу дня Андрей остановился и содрав с головы свою неизменную брезентовую шляпу вымолвил долгожданную фразу:

– Все, кажется дошли.

Мы с Павлом рысцой обогнали его застыли на месте, с упоением разглядывая столь радостную и необычную для таежной глухомани картину. На склоне холма стоял дом. Не слишком большой, приземистый с маленькими окошками. Но зато самый настоящий, жилой дом. Рядом, чуть ниже, у ручья, дымилась небольшая банька, судя по дыму, выходящему через дверь, топившаяся по-черному. А в низине чернел пахотой большой прямоугольник огорода.

– Как Иван это называл? Заимка? – спросил Андрей.

– Да, – подтвердил я.

– Ну что ж, посмотрим, что это за заимка.

Всю оставшуюся дорогу мы летели словно на крыльях. До дома оставалось всего метров тридцать, когда подняла лай большая собака до этого мирно дремавшая на крыльце. По виду это была точно такая же лайка, что и Снежка, но только темно-коричневой масти с черными разводами. Лаяла она не с истерикой, как это делают цепные собаки, а мерно и внушительно, при этом оглядываясь на дверь.

Вскоре дверь открылась, и на пороге появился хозяин здешних мест. В руках он держал ружье, но и без этого его облик внушал уважение. Ростом дед Игнат казался ничуть не меньше покойного Жеребы, да и в плечах так же могуч. Что еще сразу же бросалось в глаза, это длинная седая борода и белоснежные длинные волосы. Выражение суровости его лицу придавали кустистые белые брови и крючковатый орлиный нос. Видно было что он очень стар, но в движениях легок, а спина оставалась прямой. Мы медленно приближались, и я заволновался. Я бы не сказал, что темные глаза деда источали гостеприимство, а морщинистое лицо – доброжелательность.

Андрей поздоровался первым.

– Добрый день, хозяин.

– Добрый день, страннички. Откуда вы это такие, что-то не пойму? На геологов не похожи. Бегуны, что ли?

– Да можно сказать и так, – устало отозвался Андрей, снимая с плеч тяжелую поклажу. Мы тоже разгрузились. А я, кроме того, развязал и бросил на свой рюкзак замучившую меня шапку. И лишь тут я понял, что старик не может оторвать от нее глаз. Она явно была ему знакома.

Андрей перехватил его взгляд и сразу поставил все точки над «и»:

– Нас вел Иван Жереба, но этой ночью на него напал медведь, и он погиб.

Лицо старика дрогнуло и в глазах промелькнула боль, несколько мгновений он стоял неподвижно, явно приходя в себя, а потом указал на дверь и глухим голосом пригласил нас:

– Ну, заходите.

Пройдя небольшие сени, мы оказались в единственной комнате дома. Большую часть ее занимала русская печь. Мебелью таежные хоромы загромождены не были. Для обеденных процедур предусматривался громоздкий, явно самодельный стол, широкая скамейка, и солидный не то трон, не то кресло с высокой спинкой и подлокотниками. Сиденья и спинка этого сооружения были обиты довольно вытертой медвежьей шкурой. Точно такая же шкура, но поновей лежала на большом топчане в углу. Света внутрь дома попадало явно недостаточно. Маленькие окошечки пропускали его очень скудно.

– Вещи сюда сгружайте, – велел дед, показывая в один из углов.

– Это рюкзак Жеребы, – пояснил Андрей, показывая на свою ношу. Игнат только молча кивнул головой.

– Мойте руки, сейчас харчевать будем, – буркнул он, открывая заслонку печи. Оттуда сразу потянуло теплом.

Минут через десять на столе оказался чугунок с теплой картошкой, несколько больших сушеных рыб незнакомой мне породы и большой кусок копченого мяса, жесткого как полено, но очень вкусного. К привычному уже нам таежному чаю дед подал на стол моченую бруснику и деревянную плошку с желтоватым медом. Как раз во время чаевничанья дед и начал свой допрос.

– Как Ванька-то сгинул? – негромко спросил он.

Андрей долго и подробно рассказывал обо всем, что произошло этой ночью. Старика появление медведя-людоеда сильно встревожило:

– Если он перед человеком страх потерял, то его уже только пуля успокоит. И жить с таким рядом нельзя.

Затем Андрей рассказал всю нашу эпопею. Старик слушал внимательно, казалось, что его несильно удивила история артели «Заря», он лишь покачал головой. А вот о цели нашего прихода к нему он сразу отозвался отрицательно.

– Припозднились вы самую малость. Закрылись уже перевалы, снегу там выше головы. Вон, бельки торчат, – он мотнул головой в сторону гор. – Не пройти там сейчас.

– Но ведь сейчас потеплело? – обескураженно воскликнул Андрей.

– Вот это и хреново. Снега подтают, и лавины начнут съезжать как на салазках, – затем он оборвал свои рассуждения: – Ладно, пока в баньку сходите, словно знал подтопил, а уж потом поговорим.

Хозяин вышел на улицу и вскоре вернулся сказать, что баня поспела. Но перед этим они распотрошили с Андреем рюкзак Жеребы. Кроме уже обычных таежных вещей: патронов, рыболовецких снастей, обломков спиннинга и золота, там был еще мешок подарков лично для деда Игната. В нем оказался большой запас патронов к двустволке и карабину, коробка с порохом, двухкилограммовая банка с чаем и новенький армейский камуфляжный комплект. У деда снова дрогнуло лицо.

– Не забыл Ваня, уважил. Царство ему небесное.

Он сидел на скамейке, держа в руках пятнистый костюм, не надевая его и не разворачивая, лишь покачивался из стороны в сторону, и губы шептали что-то сокровенное. Мы потихоньку вышли из дома, оставив старика наедине со своим горем.

За эти два месяца пути и холодные ванны, и небесные души мы принимали неоднократно, но все-таки баня была вне конкуренции. Она у деда оказалась почти такой же, как и у нас в бригаде: очаг из камней, да большой казан с водой на треноге. Я впервые за много дней действительно отогрелся. Не только легкие, но и все тело жадно поглощало огненный жар. После каждого вылитого на раскаленные камни ковшика тугая горячая волна проносилась по всей бане, тычась в закопченные бревна и заставляя нас сгибаться до самого пола и орать, когда она все-таки доставала своим пылающим наждаком наши спины. Березовые веники трещали в руках мужиков, два из них мы свели до голиков – пучка голых березовых веток, годных уже только на растопку. В этот раз и я не уступал своим друзьям, им даже приходилось первыми выскакивать на улицу, чтобы сбить жар и успокоить загнанное сердце.

Для полного расставания с любимой грязью старик расщедрился на кусок хозяйственного мыла.

Выползли мы из бани уже поздно ночью, распаренные и обессиленные. Меня шатало как матроса во время шторма, да и другие были не лучше. Чуть отдышавшись, мы натянули белье, что получше, и побрели в дом.

С порога в лицо мне ударило тепло. Дед колдовал около русской печи. Пламя придавало его лицу красноватый оттенок бога огня.

– Намылись? С легким паром. Присаживайтесь пока, сейчас ужинать будем.

Мы расселись за столом, и я поразился, как тускло освещалась наша хижина. Толстая лучина горела на странном приспособлении из кованого железа, укрепленного на стене. На столе стояли две восковых свечи явно самодельного изготовления.

На этот раз главным блюдом на столе отшельника оказалась та же самая картошка, только с мясом, причем мяса в нем оказалось едва ли не больше картошки.

– С оленинкой, – отрекомендовал это свое произведение дед Игнат. Мы с жадностью набросились на еду. Старик ушел в сени и вернулся с большой литровой бутылью мутной жидкости. Я сразу понял, что это и есть знаменитая самогонка на меду, про которую Жереба вздыхал всю дорогу.

– Помянем Ивана. Рано он… – слово свое Игнат не закончил, только махнул рукой.

Никогда не думал, что самогон может быть таким крепким. Он обжег мне глотку не хуже спирта. Мы все трое начали лихорадочно искать, чем загасить этот огонь. Андрей и я кинулись к деревянному ведру с водой, хитрый Павел жевал моченую бруснику, а дед с усмешкой на губах хрумкал нарезанную ломтями редьку.

– Это ж надо, какая горэлка, – выдохнул Павел, вытирая с глаз слезу.

Хмель ударил мне в голову чуть ли не сразу, мир слегка дрогнул и поплыл куда-то в сторону. Я приложил немало усилий, чтобы вернуть его на место и с третьей попытки выловить очередной кусок нежнейшего мяса.

– Я завтра пойду на место гибели Ивана, – объявил дед.

«Не доверяет все-таки нам старик», – невольно подумал я.

– Давайте и я пойду с вами, – предложил Андрей, – все-таки одному опасно.

– Да нет, отдыхайте, я с Чарой пойду. Она у меня, правда, уже старовата да подслеповата стала, и нюх не тот. Но медведя еще учует. А там уж я его возьму.

– А вы давно здесь живете? – осторожно спросил Андрей. Я не был уверен, что этот суровый старик снизойдет до разговора с нами. Но тот заговорил неожиданно охотно:

– Да почитай уже двадцать три года на этом месте. А всего уже тридцать четвертый год как живу один в тайге.

– И вам не скучно одному? – воскликнул я. Старик как раз разливал по кружкам свое огненное зелье, и с усмешкой посмотрел на меня.

– Нет, не скучно. Мне людишки, знаешь, как надоели? Во! – он провел ребром ладони по горлу. – Двадцать лет как скотину держали, в одном бараке. Во как наобщался, выше головы.

Самогон, похоже, пронял и его. Лицо раскраснелось, глаза заблестели. Увидев, что я его толком не понимаю, второй огненный залп лишил меня возможности доходить до сути даже простых вещей, дед Игнат пояснил:

– Сидел я, почитай, двадцать лет. За собственный язык оттрубил четыре пятилетки. Как-то после работы, а я на леспромхозе тогда пырял, выпивали. Тут по радио забалакали о очередном процессе над этими, троцкистами, что ли. Ну я и брякнул: вот они, то герои революции, совесть партии, а то говно собачье и изменники. Ничего, дескать, не понять. Ну меня и просветили, в ту же ночью забрали. Десять лет лес валил чуть севернее родного дома. В сорок седьмом было выпустили, я обрадовался, дубина, загулял. А они через месяц обратно меня, к топору и на просеку. В пятьдесят седьмом уж окончательно выпустили, а только я им уже не поверил, топор в руки и в тайгу. И так вот втянулся. И тяжело порой, а все равно обратно не хочу.

Он замолчал, мы выпили еще, разговор пошел про перевалы, погоду, но я уже ничего не понимал. Видел только, как Лейтенант вытащил карту, расстелил ее на столе. Почему-то она превратилась в покачивающуюся морскую волну, а затем я услышал голос Андрея: «Смотри-ка ты, сидя отключился», – потом чей-то смех и почувствовал как несколько сильных рук подняли меня и закинули на что-то большое, теплое, пахнущее валенками и пылью.

Среди ночи я проснулся, поднял голову. Рядом храпели Андрей и Павел. В доме царила тьма, только одинокая свечка освещала отрешенное лицо деда Игната. Голова его покачивалась из стороны в сторону, слышно было, что он шептал себе что-то под нос. Я уже собрался слезть с печи, когда голос старика вдруг прорвался рыданиями.

– …Ванечка, сынок мой!.. – только эти слова я и разобрал.

Пришлось задержаться на печи. Но долго терпеть я тоже не мог и вскоре слез и побежал на улицу, благо и дед вроде бы успокоился. Хотя я мгновенно промерз, но вернувшись, решил немного погодить с печкой. Старик по-прежнему сидел за столом, а меня жутко волновал вопрос, как это Жереба оказался его сыном. Судя по рассказу отшельника, он из тайги не вылазил, и на тебе, сына каким-то образом соорудил?

Почему-то я перестал бояться этого большого и сурового на вид человека. Подойдя к нему я устроился рядом, на скамейке.

– Я тут случайно… услышал, – с запинкой тихо начал я, – Но как это может быть, что Иван ваш сын?

– Да, вот так в жизни-то бывает. Бог людей то вместе сведет, то разведет. И не думаешь и не гадаешь.

Игнат чуть помолчал, потом продолжил:

– Я в пятьдесят седьмом-то действительно в тайгу с одним топором ушел, даже ружья не было. Два года петли ставил, ловушки на оленьих тропах рыл, зиму в берестяном балагане перезимовал. По весне оголодал, рыба на нерест шла, руками ловил не хуже медведя, по пояс в ледяной воде. Ну, а с одним медведем я прямо нос к носу повстречался. У меня и спички давно кончились, а дожди еще шли, видно, дымом я не пах, уж очень они этот запах не любят, больше всего. Мишка на дыбы и на меня. Я шапку сорвать успел, да в пасть ему сунул. Пока он шапку жевал, я правой рукой успел нож вытащить да в сердце ему ткнул. Так-то обошлось, да раны загнивать стали… побоялся я, что гангрена пойдет, собрал барахлишко, что было: шкурки собольи, шкуру эту медвежью, да и золотишко имелось, и к людям пошел, в больницу. Врач толковый попался, хоть и молодой. Руку отнимать не стал, почистил все, и через две недели я уже как огурец был. К этому времени все барахло загнал, денег море, а я уйти не могу. Присушила меня одна девка. Ей тогда всего семнадцать лет было, но здоровая деваха, из спецпереселенцев. Отец у них в бендеровцах был, вот их и турнули в Сибирь. Жили бедно, в землянке, мать постоянно болела, работа подвернулась только в больнице, нянькой, больше никуда не брали. На меня она, конечно, и смотреть не хотела: у меня тогда уже борода по пояс была, зверь зверем. А меня распирает, как сокжоя на гону, не могу, и все. Когда уже выписался, пошел я к ней, хлопнул всю пачку денег на стол, тут уж она не устояла. Жадная Наталья до денег, и тогда, и сейчас, прости ее господи. После той ночи опять я с одним топором в тайгу подался. Через два года снова пришел, у ней уже Ванька был. Я подсчитал – выходило что мой парень. Лицом в мать пошел, а статью – в меня. Деньгами она хорошо распорядилась, дом купила, большой, пятистенку, корову приобрела, свиней. Работала как вол. Ну, с таким хозяйством мужик-то уж найдется. Федька Терехов и позарился, Ваньку даже усыновил. Так себе мужичонка, выпивоха, но к Наталье присосался как клещ… Я ей тогда еще предложил: айда, дескать, в тайгу, втроем, с Ванькой. Она мне в лицо расхохоталась. Ты, говорит, леший, но я не лешачиха. Ушел я тогда с родных мест. Пол-Сибири протопал, потом это место нашел. Уж очень мне оно понравилось. Я и не знал что дом свой на тропе бегунов ставлю. Но это даже к лучшему, все хоть какой народ появляется, рассказывают что в мире происходит, а то до ближайшей деревни почти триста километров. А лет восемь назад смотрю, среди бегунов объявился новый парень. Я с расспросами: кто, откуда? Да прямо-таки ахнул: Натальин сын, а значит, и мой. Вот так вот судьба-то повернулась. И не думал даже, что увижу, а вот, еще и похоронить оказывается, придется.

Старик замолчал. Я решился задать еще один вопрос:

– А Иван-то про это знал?

Дед только отрицательно покачал головой. Потом сказал:

– Иди спать ложись. До утра еще далече.

Я покорно полез на печь. Сначала сон упрямо не шел ко мне, мысли крутились вокруг этой странной истории, но потом я сморился и проснулся лишь поздно утром. Спал бы, может быть, и дальше, но Павел, перелезая через меня, зверски оттоптал мне руку.

Чуток поругавшись по этому поводу, мы вышли на крыльцо и увидели Андрея, выходившего из бани.

– Встали? А я баню подтопил, воды нагреть хочу, постираться.

– А где хозяин? – спросил я, оглядываясь по сторонам.

– А он ни свет ни заря убежал в тайгу, искать того медведя.

– И ты что же, с того времени и не спишь? – удивился я.

– Да нет, – Андрей потер помятое лицо и засмеялся. – Это я по нужде встал тогда, проводил деда, да по новой завалился. Вот только поднялся. Надо воды в бак натаскать, а то расплавится. Юрок, ты хочешь заняться этим славным делом?

– Ни чуточки, – разочаровал его я, расстилая на крыльце одну из шкур, притащенных Павлом из дома, и укладываясь принимать скудную осеннюю солнечную ванну.

– Вот и заботься о благе человечества! – разочарованно протянул Лейтенант, наблюдая, как мы, улегшись наподобие двух тюленей на крыльце, полностью пренебрегаем общественным трудом. Потом спросил:

– Так, а как же завтрак?

– Мы доверяем его тебе, – ухмыльнулся Павел. – Надеюсь, это будет не пшенка?

– Вот именно, – поддержал я белоруса. – Нам что-нибудь из французской кухни.

– А из мордовской не хочешь? – съязвил Андрей. – Знаешь это как? Чуть не так и сразу в морду.

Несмотря на все ухищрения, Лейтенанту так и не удалось согнать нас с крыльца и заставить заняться каким-либо трудом. Андрей натаскал в казан воды, притащил дров и растопил в доме печку. Из дома лейтенант вышел с мрачным видом. В руках он держал нож Жеребы.

– Пользы от вас никакой, придется одного пустить на мясо. Добровольцы есть?

– Он! – дружно показали мы с Павлом друг на друга.

– А точнее?

– А точнее, нас-то двое, а ты один. Так что не выступай… – нагло заявил я.

– Хамло, – грустно вымолвил Андрей и отправился к небольшой деревянной двери, вделанной в склон сопки. Открыв ее и зайдя вовнутрь, он минуты через две выскочил оттуда с вытаращенными от удивления глазами.

– Вот это да! – крикнул он и побежал в баню.

Вернулся Лейтенант с первобытным фонарем, состоящим из свечки, помещенной внутри квадратной стеклянной коробки. Еще Андрей прихватил топор и, проходя мимо нас, заявил:

– Если пойдете со мной, то не прогадаете. Бесплатная экскурсия в бункер Гитлера.

Я подозревал, что лейтенант приготовил нам какую-нибудь пакость в отместку за наши лень и наглость, но уж очень у него был интригующий вид, да и тучка, набежав на солнышко, смазала нам с Павлом весь кайф от октябрьского загара.

Нехотя мы поплелись за нашим спутником.

– Дед говорил, что у него в леднике есть мясо, – Андрей кивнул на загадочную дверь. – Но такого я не ожидал.

За дверью оказалась деревянная лестница, круто уходящая под землю. Пройдя все восемнадцать ступенек, я понял, почему Андрей выскочил наружу с такими выпученными глазами. Во-первых, если б не свечка, мы бы ни черта не видели. Белый прямоугольник двери на таком расстоянии выглядел с почтовую открытку.

С каждой ступенькой вниз в этом суперпогребе становилось все холодней, а может, это мне просто так казалось? Лестница привела нас к довольно большой комнате, выложенной срубом из бревен. Холод здесь стоял просто собачий, изо рта шел пар, а стены покрылись слоем инея.

Пол этого морозильного сооружения был выложен большими, толстыми кусками льда. Прямо на льду, в самом углу, лежала большая куча рыбы. Ну, а главное, на двух больших шестах висели здоровущие куски мяса. Судя по всему, при этом целая туша разрубалась на четыре части. Андрей попробовал снять с крючка ляжку какого-то копытного зверя, скорее всего лося, и невольно крякнул:

– Здоров дед! Представляешь, в одиночку все это притащить и подвесить?

После некоторого обсуждения решили отрубить кусок именно этого мяса, по нашему общему мнению, все-таки лосиного.

– Мерзлая как деревяшка, – объявил нам Павел, рубанув топором по гигантской ляжке.

– Руби быстрей, а то мы сами скоро такими же станем, – понукал я его, дуя на замершие пальцы.

– На, погрейся, – попробовал всучить он мне топор, но мы с лейтенантом быстренько его обломали, и, отчекрыжив кусочек килограммов на десять, все трое шустро побежали наверх, поближе к солнцу и теплу.

– Зачем ему такой здоровый подвал? – уже наверху удивился Павел. – У нас в деревне тоже рыли погреба, но не такие же здоровые? Набьют их с зимы льдом, и на все лето хватало.

– На все лето! – передразнил его Андрей. – Тут на сто лет этого льда хватит. Может, дедушка к атомной войне готовился, откуда мы знаем?

– Да он, поди, и про бомбу такую не слыхал. Что у него тут, ни радио, ни телека, – отшутился я.

– Это ты верно заметил. Но что-то жрать охота, – с этими словами коварный Лейтенант всучил мне добытое мясо.

Пришлось покориться, тем более что желудок и у меня начал урчать, и скорее не от голода, а от жадности. Еще бы – столько мяса!

Обед у нас походил на пиршество трех собак. Лосиные кости мы грызли с не меньшим энтузиазмом, чем они. Временами я ловил себя на том, что порой начинал урчать не хуже иного Бобика.

За время отсутствия хозяина его кресло-трон занял выскочка Лейтенант, за что мы с Павлом его постоянно критиковали. Наглые гости позволили себе и по сто грам ядреной медовухи, благо на полке за занавеской в бутылях ее хранилось не менее трех ведер. Я, впрочем, отказался, с содроганием вспомнив вызванное этой жидкостью землетрясение в моем мозгу.

Отвалившись от последней кости, Андрей глянул на свои часы и благодушно заметил:

– Старик, наверное, уже там, на могиле Ивана.

– А он его сын, – не выдержал я. Павел и Андрей с недоверием посмотрели на меня, пришлось поведать им про наш с дедом ночной разговор.

– Да, если это так, то представляешь, с каким чувством он принимал нас? – поразился Андрей. – А он и виду не показал. Кремень дед, матерый мужичище.

– Сколько ему лет? – поинтересовался Павел.

Основываясь на воспоминаниях деда, общими усилиями насчитали ему не менее семидесяти трех лет и еще раз поразились его здоровью и силе.

– А он сегодня придет или нет? – спросил я Андрея.

Тот пожал плечами:

– Да ничего он не сказал.

– Все-таки опасно в тайге ночью, особенно рядом с этим ненормальным медведем, – невольно поежился я.

– Вот-вот, давайтека выпьем за то, чтобы деду повезло в тайге.

Это был лишь первый тост лейтенанта. Каким-то чудом они еще перестирали свои шмотки, но развешивать их для просушки уже пришлось мне, так как мои друзья в упор уже не видели не только собственное белье, но и друг друга. Это не помешало им продолжить «банкет» воспринимая друг друга больше на ощупь, и постоянно признаваясь во взаимном уважении к собеседнику.

К вечеру старик так и не пришел. Пока в печи сохранились угли, я приготовил и ужин. Как часто бывает после долгой голодухи, меня мучило постоянное беспокойство, что нам не хватит еды, и я чуть было сразу же не собрался готовить завтрак. Остановило меня только отсутствие пустой посуды.

Спать завалились рано, горячая печь так и манила к себе, так и звала прилечь и отдохнуть. Правда, мои поддатые друзья долго еще балабонили, наконец сон сморил и их.